Никто не мог заметить происшедшие в ней перемены больше, чем сама Ребекка. Она знала, что этим обязана ненавязчивому воспитанию Космо, его постоянной поддержке и его безупречному примеру. За все это она ему признательна и благодарна, но больше всего ей нравилась его тактичность. Благодаря ей она ни разу не ощутила неловкости, не почувствовала, что каким-то образом не соответствует его представлению о том, какой должна быть его жена. Поэтому она прилагала большие усилия, чтобы стать такой, как он хотел, какой она была ему необходима, хотя он и не говорил ей об этом прямо.

Дело было и в ее имени. Когда они отдыхали на юге Франции, он начал называть ее Рива. Ты больше не похожа на Бекки, сказал он. Рива одна из форм имени Ребекка, более стильная, конечно. Она не сразу привыкла к новому имени, но когда они возвращались домой, решила, что оно ей, пожалуй, даже больше нравится.

В аэропорту их встретил Ноэль, приехавший на лимузине, за рулем которого сидел Джордж. Ноэль был подчеркнуто вежлив. Они знали, что он уехал из Бон Ви и живет в городке Джорджия-Теч, куда перевелся из университета Луизианы на осенний семестр. Решение было неожиданным, но Космо воспринял его без удивления и не пытался переубедить сына.

Рива была рада увидеть Ноэля и застенчиво ему улыбнулась. Он едва перекинулся с ней парой слов, пока они добирались до дома, сосредоточившись, очевидно, на тех переменах в своей жизни, о которых должен был сообщить отцу. Время от времени он оценивающе глядел на нее, но отводил взгляд, как только их глаза встречались.

Ноэль чувствовал себя неловко в ее обществе, поняла Рива. Почему? Она пристально изучала его, стараясь понять, в чем дело. Конечно, она изменилась, хотя и не настолько. На Бурбон-стрите она научилась читать одобрение в глазах мужчин и видела его сейчас в глазах Ноэля. В то же время, подумала она, за этими взглядами стоит нечто более глубокое: то ли усталость, то ли страх. Если так, что-то необходимо предпринять. Ее не устраивала жизнь, при которой она будет постоянно испытывать неловкость в присутствии сына Космо.

Когда они вернулись в Бон Ви, их ожидал обед, состоявший из всех овощей, созревших к тому времени на юге, из разнообразных блюд креольской и кажунской кухни — всего того, по чему они так соскучились за время своего отсутствия. Рива присоединилась к разговору мужчин, сделав над собой определенное усилие, и была вознаграждена за это: обстановка за столом стала непринужденной, а беседа интересной. Они, казалось, на самом деле были одной семьей, по крайней мере пока не закончился обед.

Космо нужно было немедленно решить несколько неотложных вопросов. Теперь, оказавшись дома, он вновь поставил дела корпорации на первое место, чего уже не было несколько месяцев. Он извинился и вышел в библиотеку позвонить, оставив Ноэля и Риву вдвоем. Рива заметила, что дворецкий ждет, когда можно убирать со стола, и поднялась с кресла. Ноэль последовал ее примеру из вежливости. Рива вышла в холл и направилась к задней галерее. Он пошел за ней.

На воздухе было тепло, но приятно, потому что летняя влажность была иссушена жаркой погодой. Полутьма галереи была уютной и располагающей. Рива прислонилась к колонне.

— Как хорошо вновь подышать свежим воздухом, — сказала она просто так.

— В Европе его не хватало?

— Да, конечно. После всех этих самолетов, аэропортов, автомобилей с кондиционированным воздухом.

— Вы получили удовольствие от поездки?

— О, да!

— Медовый месяц прошел удачно?

Она повернулась и поглядела на него, прижав спину к колонне, еще хранившей тепло солнца.

— По-моему, да. Ноэль…

Он не отрываясь глядел на нее, небрежно положив руку в карман брюк. На плечо и часть лица падал свет из холла, но глаза оставались в тени.

— Да?

— Я хочу, чтобы вы знали — вашему положению ничто не угрожает. — Слова были произнесены тихо, но искренне.

— На самом деле? — Его интонация была вежливой, но в ней слышалось сомнение.

— Ничто не изменится в вашей жизни.

— Просто изменения уже произошли.

— Я имею в виду, что не собираюсь присваивать себе ничего из того, что принадлежит вам, никогда не буду претендовать на ваше.

Он очень долго смотрел на нее из темноты. Лицо ею было напряженным, и это отражало то ли сдерживаемую злость, то ли грусть, то ли тоску.

Наконец он сказал:

— Но вы уже присвоили себе нечто.

— Что? — спросила она искренне изумленная.

Он подошел к ней ближе. Протянув руку, он взял нити с жемчугами, лежавшие у нее на груди.

— По традиции эти жемчута принадлежат мне, как старшему сыну. Я должен был бы подарить их своей жене.

— Но у вас еще нет жены.

— А у моего отца есть. Но разве вы расстанетесь с этим украшением, когда я женюсь?

— Конечно, если так велит традиция. — Она говорила искренне, хотя слова его причинили ей боль.

— Какое самопожертвование!

Раздраженная насмешливостью его тона, Рива сказала:

— Я не просила эти жемчута, Космо сам подарил их мне.

— Я уверен, что так оно и было. Вряд ли он мог противостоять искушению.

— Если вам только это и нужно, заберите себе их сейчас же! Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то невыясненные вопросы и претензии.

Быстрым движением он схватил ее за руку:

— Не смешите меня. Я вовсе не жемчуга хочу.

Он стоял так близко, что она почувствовала запах сандала и лимона — запах лосьона, которым он пользовался после бритья. Она ощутила аромат накрахмаленной льняной сорочки и свежесть его мужественного тела. Казалось, она была вся окружена им. он проник внутрь ее, захватил ее. Это ощущение было настолько сильным, настолько знакомым, что она невольно подалась к нему. В испуге она поняла, что ее охватывает желание. Это было так неуместно, что она использовала всю силу воли, чтобы подавить в себе это желание.

— Я только… — начала она. — Я только хочу, чтобы вы относились ко мне с симпатией.

Наступила глубокая тишина, потом раздался звук — то ли приглушенный смех, го ли вздох боли и разочарования. Он отпустил ее, отступил на шаг назад и засунул руки в карманы.

— Уже слишком поздно для этого, — ответил он. — Слишком поздно. Мне пора уезжать, чтобы не опоздать на занятия в понедельник. Я пойду попрощаюсь с папой.

Рядом пищал комар. Она не обратила на него внимания.

— Вы уезжаете сегодня вечером?

— Это самое лучшее, что я могу сделать. — В голосе его звучало напряжение. — Я уезжаю.

Он резко повернулся и пошел прочь, не дав ей даже что-нибудь сказать. Через несколько минут раздался звук мотора на подъездной дорожке. Рива подождала немного и пошла в дом.

Началась повседневная жизнь с Космо. Поначалу Рива в основном оставалась дома, но после нескольких месяцев такой жизни, когда ее единственным собеседником был муж, ощутила скуку. Она начала читать,

сначала брала книги из библиотеки Космо, потом начала посещать городские библиотеки Нового Орлеана. Она наверстывала свое прерванное образование и начинала образование, которое будет продолжаться всю ее жизнь. На несколько месяцев это полностью поглотило ее, но затем чтения стало мало. Рива могла бы начать посещать клубы, ходить на завтраки и обеды, но ее это не привлекало. Казалось, и Космо не хотелось, чтобы она подолгу находилась вдали. Когда он узнал, что она скучает, то освободил одну комнату в своем офисе в «Столет билдинг», и она смогла приходить туда работать.

Первые несколько дней он заходил пару раз в день попить с ней кофе, время от времени они позволяли себе запереться на полчаса. Но постепенно он начал обсуждать с ней разнообразные проблемы, жалуясь на некомпетентных сотрудников, делясь новыми идеями.

У Ривы не было никакой специальной подготовки, да и опыта в сфере бизнеса, но она была сообразительна, обладала здравым смыслом и ненавидела сидеть и плевать в потолок целый день. Кроме того, она умела строить отношения с людьми, обладала безошибочной интуицией и отличала подлинно талантливых от болтунов, честных от лжецов. Уже через несколько месяцев она начала выполнять мелкие поручения Космо: делала телефонные звонки, заполняла списки, составляла памятные записки.

Поначалу возникли небольшие проблемы с давнишней секретаршей Космо. Однако вскоре Рива вынуждена была признать, что печатать и стенографировать она не умеет, не представляет себе, как составляют картотеки, учиться всему этому ей не хотелось, — поэтому мир был восстановлен. Секретарша вскоре начала печатать под диктовку Ривы, записывала ее к парикмахеру и выполняла иные мелкие поручения. Уже через полгода Рива стала общепризнанным личным помощником Космо — если кто-либо желал с ним побеседовать, он должен был сначала обратиться к ней.

Стало общеизвестно, что, несмотря на значительную разницу в возрасте, лучше всего было не делать попыток даже легкого флирта с ней. Она могла на полуслове оборвать любую двусмысленность одним только взглядом, и мужчина считал себя счастливчиком, что только его речь оказалась оборванной. Если кто-либо оказывался настолько безмозглым, что делал попытки ее полапать, благодарил Бога, что пальцы после этого у него оказывались на месте.

Поначалу Рива была огорчена словами секретарши о том, что за ней установилась прочная репутация холодной женщины. Она и не осознавала, насколько это было очевидно. Ей пришлось выслушать за свою жизнь столько соблазнительных и грязных предложений, что она научилась их резко отвергать. Но чем больше об этом размышляла, тем больше начала понимать, что это и неудивительно. Ее на самом деле не волновали чисто сексуальные приключения, не возбуждало неприкрытое мужское восхищение. Внутри у нее был какой-то холод. Иногда она чувствовала этот холод даже в отношении собственного мужа.

Во Франции все было по-иному. Она там ощутила себя женщиной в полном смысле этого слова, женщиной чувственной и отзывчивой. Но долго это не продолжалось. Ей частенько казалось, что Космо занимается с ней любовью механически, как будто выучив однажды что-то в книжке и точно следуя рецепту, не обращая внимания на ее реакцию. Порой, когда она начинала получать особое наслаждение от той или иной ласки, той или иной позиции, Космо сразу переходил на что-либо другое. Он как будто боялся, что она достигнет высшей точки наслаждения слишком быстро, что он потеряет над собой контроль, что она слишком возбудится.

Казалось, что он больше занят тем, что делает, вместо того чтобы полностью погрузиться в переживания, что он слишком пристально за ней следит, слишком озабочен происходящим. Он как будто постоянно тревожился, что не сумеет ее полностью удовлетворить. В конце концов и она начала себя так же вести. Наслаждение отходило на второй план, а недосягаемость экстаза становилась болезненной, оставляла ощущение пустоты и разочарования.

Она пыталась об этом говорить, но напрасно. Предмет разговора, казалось, смущал Космо, как, впрочем, и ее саму. Ему казалось, что она жалуется. Реакцией на подобные разговоры становились отчужденность и неспособность заниматься любовью. Единственное, что ей оставалось — притворяться, что чувствует то, чего не чувствовала вообще или очень редко. Она все больше начинала думать, что в ней самой заключается нечто, что мешает ей достичь полного слияния с мужчиной.

Ноэль приехал навестить их в Бон Ви лишь на Рождество. Он говорил, что упорно трудится над каким-то проектом.

Его самый крупный проект касался управления, а самый маленький — электроники. Очевидно, невозможно было работать над всеми проектами одновременно. Но отец не стал задавать ему никаких вопросов, Рива же, по ее понятию, тоже не имела такого права. Хотя любопытство и раздирало ее.

Краткий его визит прошел спокойно и даже не напряженно. В Сочельник все трое, она, Космо и Ноэль, пошли полюбоваться фейерверком, устроенным на холме. Огромные костры из бревен, старой рухляди, сухого сахарного тростника были очень красочны. Фейерверки были выстроены в форме пирамид и пароходных труб, иногда даже в форме домов довоенного образца. Когда их разжигали, огонь помогал Деду-Морозу найти дома кажунских мальчиков и девочек, чтобы вручить им подарки. Ну а чтобы помощь была более эффективна, вокруг костров устраивали танцы с громкой музыкой, распивали крепкие напитки, чтобы не замерзнуть на пронзительном декабрьском холоде.

Космо нравилось медленно ездить вдоль холма, наблюдая за праздником. Когда они останавливались, к ним подходили друзья, заглядывали внутрь машины, с удовольствием пили виски, извлеченное из бара на заднем сиденье. Он упросил Риву и Ноэля, чтобы они вышли и походили с толпой по дорожкам, выпили бы немного горячего сидра, потанцевали.

Музыка, издаваемая скрипками и аккордеоном, речь с легким французским акцентом вокруг, общая радость — все это было очень заразительно. Запах костра, смешанный с пряными ароматами пищи, языки пламени, отражающиеся в водах широкой, медленно движущейся реки, — они как будто попали в другое время. Это был забавный праздник и полная радости традиция.

Было естественно последовать за Ноэлем, когда он взял Риву за руку и увлек ее к танцующим парам. Она соразмерила свой шаг с его шагами, и они плавно передвигались в танце. Это был вальс, но быстрый вальс. Ноэль двигался так, как будто ритм танца бился в его жилах и музыка, как таковая, ему была не нужна. Они кружились вдвоем, то закручиваясь в вихре, то замедляя ход, положив руки на спину и талию друг другу. Рива глядела в лицо Ноэлю — на нем играла щемящая сердце нежность, открытость и искренность. Свет, исходивший из глубины его лучистых глаз, заставлял ее сердце биться учащенно. Внутри начала подниматься неясная пока дрожь, но она нарастала и вызывала ужас. Она хотела остановить танец, вырваться из его рук и убежать туда, в машину. к Космо, с которым бы она ощутила покой и безопасность. Однако ей ли не знать, что не существует в мире такого понятия, как безопасность.

Ближе к полуночи они поехали к старинной красивой церкви в Греймерси, где продолжались гуляния. Церковь стояла на дороге у реки. Проход массы людей с зажженными свечами был торжествен и трогателен одновременно. Рива встала на колени на скамеечку, крепко закрыла глаза, сцепила руки и помолилась, но это принесло ей мало мира и покоя в душу.

С облегчением она узнала, что Ноэль вновь уехал в Джорджия-Теч. Водоворот чувств, поднятый им в душе Ривы, затих. Она вернулась к своей работе с Космо, училась управлять Бон Ви, постепенно стала частью ново-орлеанского света, с января по март испытывавшего своеобразную лихорадку балов, карнавалов, благотворительных вечеров и коктейлей.

Когда наступило лето. Рива решила, что лучше всего ей и Ноэлю держаться подальше друг от друга. Их дружба, чувствовала она, может быть опасной для обоих. Поэтому все время, пока сын Космо находился в Бон Ви, она была с ним приветлива, но холодна и не прекращала работу в «Столет корпорейшн». Она постаралась как можно меньше оставаться с ним наедине, а если и пускалась в разговоры, то исключительно общего или очень практического характера.

Так прошел еще год. Затем Ноэль окончил учебу. Он решил отдохнуть месяц-другой на Багамах, расслабиться немного перед тем, как он начнет работать в «Столет корпорейшн». Через две недели после его отъезда Космо заявил, что хочет поговорить с ним о его будущем. Лучше, если этот разговор будет проходить вдалеке от повседневной жизни и повседневного окружения. И лучше места для этого, чем остров, не сыщешь. Да и они с Ривой с их медового месяца лишь на день или два уезжали из дома. Им обоим нужны каникулы.

Островной дом был построен в стиле средиземноморских вилл, выкрашен в белый цвет, окружен террасами, которые спускались к морю. Дом не был большим, потому что и задумывался он как место для уединения, а не для приема большого количества людей. В нем были только три спальные комнаты с ванными, кухня и обеденный зал. Была еще и просторная гостиная с раздвигающимися стеклянными дверями, которые открывали вид на нисходящие террасы и пляжи. Дом окружала стена с железными воротами. Внутри по стене вился дикий виноград, какие-то тропические растения. Над головами нависали могучие зеленые кроны пальм. Море лениво накатывало роскошные зеленые и бирюзовые волны на розовый и белый песок, подходя вплотную к нижней террасе. Никаких домов вокруг, ни одного человека в радиусе по крайней мере четверти мили.

Красота острова была коварна — она затягивала, лила на душу бальзам, уносящий заботы, приглашала погрузиться полностью в праздность и наслаждение. Та проблема, из-за которой Космо и Рива приехали на остров, откладывалась с одного дня на другой. Отношения между тремя взрослыми людьми были непринужденны, обстановка давала возможность расслабиться, и Риве начало казаться, что она сама себе придумала все сложности.

Космо не плавал. Не потому, что не умел. Просто ему не нравилось ощущать песок на коже, а соленую воду в волосах. Он говорил, что плавание — никчемное времяпрепровождение. Хотя и отдавал ему должное как возможности поупражнять тело. Поэтому, наверное, он не бывал на вилле уже несколько последних лет. Вилла была куплена для удовольствия первой жены Космо, матери Ноэля. Самому Ноэлю приятно было проводить здесь время, пока он был мальчиком.

Риве нравилось плавать, нравилось ощущать скольжение воды вдоль тела, ощущение невесомости, когда лежишь на воде. Она очень любила наблюдать за тем, как море меняет свои цвета, изменяет свое настроение, она любила бесконечную песню моря, его непрекращаемое ни на минуту движение. Ей всегда хотелось побывать на морском пляже — и она пришла в неописуемый восторг от пляжей Французского Средиземноморья. Но она не знала, на сколько она полюбит песок и море, пока не оказалась на острове.

Однажды утром Ноэль появился с маской и трубкой для подводного плавания. Дальше по берегу есть место, сообщил он, где можно полюбоваться разноцветными кораллами, ярко-синими рыбками-попугаями и дюжиной других чудес. Рива ни разу в жизни не плавала под водой с маской, но открыла в себе вкус к подобным развлечениям. Она едва дождалась момента, когда можно было нырнуть под воду.

Это оказалось на удивление легко. Было безумно привлекательно открыть, что под водой существует множество прекрасных растений и животных, прекрасно видимых в прозрачных глубинах тропических вод, пронизанных яркими лучами горячего солнца. Ну и немалую долю в этом удовольствии играло то, что рядом с ней был молодой человек. Они плыли, иногда касаясь плечами друг друга и показывая друг другу новые и новые открытия. Это удовольствие, заразительная близость, глупые шутки, барахтанье в воде — все это заставило ее ощущать себя такой молодой и беззаботной, какой она не чувствовала себя с тех пор, как покинула дом. Она не желала останавливаться, не желала возвращаться на виллу, даже когда Ноэль сказал ей, что у нее сгорела спина и она будет себя плохо чувствовать, если потеряет бдительность.

Но не только ее обожгло солнце. Он тоже был красным после целого дня купания и пляжных забав. Поэтому их вечернее возвращение стало достаточно комичным. Они морщились от боли, вызываемой каждым прикосновением одежды к обожженному телу, и едва плелись вдоль моря в лучах заходящего солнца.

Космо спал, и двери его спальни были заперты. В доме было тихо. Скоро от прохладного кондиционированного воздуха они почувствовали озноб. Так как Рива не могла попасть в ванную своей собственной спальни, то поспешно приняла душ в ванной комнате для гостей. Она освободилась от одежды, и от одной мысли, что ей придется вновь надевать купальник, полный песка, ей становилось плохо. Она увидела короткую тунику в ванной комнате и надела ее.

Ноэль был чем-то занят. Он едва взглянул на нее, когда она проходила через холл, но, видимо, увидел достаточно, потому что заметил:

— Если хотите, можете взять у меня в комнате рубашку с короткими рукавами и шорты.

— Спасибо, но едва ли я вынесу какую-нибудь одежду, которая плотно прилегает к телу.

— Как хотите. Я смою песок, а потом поищем чего-нибудь поесть. Я ужасно голоден.

Он проскользнул мимо, стараясь не задеть ее, и скрылся в своей комнате. Потом дверь ванной закрылась, послышался шум воды.

Рива прошла на кухню, открыла холодильник и занялась поисками еды. Супруги-островитяне, каждый день появлявшиеся в доме, чтобы навести порядок, полить цветник, приготовить еду, ушли на выходной день. Жена приготовила на обед жареного цыпленка и салат, свеженарезанные ломти ананаса и тарелку с английскими пирожными. Рива поставила все это на поднос с бумажными тарелками и стаканами холодного чая и понесла его в тенистый конец террасы.

Было очень тихо. День шел на убыль. Жара угнетала. Бледно-лиловая мгла появилась на горизонте. Все замерло, и только волны набегали на берег, да иногда ветерок трогал кроны пальм. Песок блестел так ярко, что даже солнечные очки не помогали, и приходилось щуриться. Каждое усилие утомляло, от жары внутри все пересохло.

Рива хотела лишь выпить чего-нибудь холодного, съесть что-нибудь, затем лечь в шезлонге и поспать. Она взяла ломоть ананаса и откусила сочную мякоть. В этот момент из дома вышел Ноэль.

На нем были шорты цвета хаки, а волосы растрепаны, как будто он только пробежал по ним пальцами и не расчесывал совсем. Нос его обгорел, плечи и кончики ушей были красными, но он уже был коричневым от загара после двухнедельного пребывания на острове и, очевидно, скоро станет еще более темным.

Он посмотрел на нее, покачал головой:

— Вы похожи на сваренную лангусту.

— Спасибо вам, добрый человек, — ответила она приторным тоном. — Попробуйте, пожалуйста, цыпленка.

— Не возражаю. Но потом нужно что-то сделать с вашей кожей, иначе вы облезете прямо у меня на глазах.

Она наклонила голову и заглянула себе под платье:

— Неужели все так плохо?

— Вы в три раза краснее, чем когда мы только что вошли в дом.

— На самом деле?

— Не волнуйтесь, у меня есть специальный крем. Если мы разложим его толстым слоем по всему телу, то следы вашей красоты не исчезнут бесследно, когда вы побледнеете.

Она насмешливо поглядела на него:

— Вы меня успокоили.

— Я рад, что вы цените мою помощь.

Она прочла насмешку над самим собой в глазах Ноэля. Но веселье вскоре исчезло. Его взгляд был открыт и уязвим и окрашен каким-то неясным чувством. В горле у Ривы что-то сжалось, а перед глазами зажглись звезды. Она быстро моргнула и пододвинула к нему тарелку с цыпленком.

— Ешьте. — сказала она.

— Да, мачеха, — сказал он низким голосом.

Вновь они поглядели друг на друга и отвели взгляды. Далеко на горизонте, там, где небо сходится с морем, мгла приобрела пурпурно-серый цвет и доносились глухие раскаты надвигающейся грозы.

Они сидели в том же шезлонге, Ноэль склонился над Ривой. которая лежала между его колен, и смазывал ей открытую до пояса спину. В этот момент на террасе появился вставший после сна Космо.

— Что это? — сказал он. и в словах его послышались подозрение и ярость. Поднявшийся ветер вздыбил его волосы. Солнце ушло за поднимавшиеся с моря тучи, и лицо Космо было темным.

Рива убрала с глаз концы растрепанных волос, она автоматически прижала тунику к груди и попыталась улыбнуться:

— Я очень обгорела, и Ноэль нашел крем. Мы слишком долго находились на солнце.

— Держу пари, что у него нашелся крем! Идите-ка оба в дом!

Рива почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Ноэль перестал растирать ей спину кремом и поднялся с какой-то виноватой поспешностью. Она почувствовала холод внутри. В контрасте с пышущей жаром кожей эго вызвало головокружение.

— Идите сейчас же в дом!

Это был приказ. Ноэль не мог подняться, пока не поднялась она. Рива попыталась натянуть тунику, но налетевший ветер задрал полы, открыв длинное изящное бедро. Она наконец завязала пояс и встала на ноги. Космо стоял рядом, а она прошла вперед через раздвигающиеся стеклянные двери. Она не обернулась, хотя знала, что Ноэль следует прямо за ней.

— Пойди оденься, — сказал ее муж, — и потом я хочу с тобой поговорить.

Рива вернулась к себе в спальню и надела платье без тесемок. Она резкими движениями расчесала спутанные волосы, откинув их по обе стороны лица. Услышала, как в холле мужчины говорили на повышенных тонах, но что именно они говорили — не было слышно. Их слова заглушал и нарастающий гром. Но от одного звука их малоприятного разговора ей стало плохо, и она провозилась в два раза дольше, чем требовалось, чтобы наконец выйти к ним.

Когда Рива вернулась в гостиную, стало совсем темно. Серые тучи клубились над тяжелыми морскими водами, вокруг дома кружился с мягким свистом песок.

Оба мужчины повернулись к ней, когда она вошла. Лица их горели, а кулаки были сжаты. Они вдруг стали так похожи, что она на мгновение замерла, в изумлении переводя взгляд с одного на другого.

Наконец заговорил Космо:

— Я думаю, мы согласимся все, что Ноэлю ближайшие года два лучше всего проработать в парижском отделении корпорации. Там он как следует изучит наши дела. Об этом я и намеревался с ним поговорить, за этим, собственно говоря, и приехал сюда, а сейчас мое решение мне кажется вдвойне мудрым.

— Что ты имеешь в виду, говоря «сейчас»? — Гнев ее поднимался медленно, но она ясно ощущала его приметы в себе. — Разве он не сказал тебе, что между нами ровным счетом ничего не произошло?

— Ты забываешь, я кое-что видел.

— Ты ничего не видел.

— Я видел, как мой сын ласкает мою полуобнаженную жену, лежащую у него между ног. Это — ничего?

— У тебя много ерунды в голове, поэтому ты так и говоришь! Он растирал мне кремом спину!

— Я вижу, ты не отрицаешь, что была обнажена. — Слова прозвучали оскорбительно.

— Я была менее обнажена, чем когда ты впервые увидел меня! — закричала она.

— Вот до чего мы дошли!

Она отпрянула:

— Что это значит?

Ноэль сделал шаг вперед:

— Остановитесь! Все это не имеет значения. Я не поеду в Париж.

— Ты сделаешь то, что я тебе скажу, — сказал Космо, резко поворачиваясь к нему.

— Черта с два я поеду!

— Иначе ты вообще не будешь работать в «Столет корпорейшн».

— Кому она нужна? — Его сын замолк, повернулся и ринулся к стеклянным дверям. Он открыл их с видимым усилием и вышел наружу. Через мгновение юноша скрылся в нарастающей буре.

— Ноэль, постой! — позвала Рива, двинувшись за ним.

Космо поймал ее у самой двери, крепко вцепившись ей в руку.

— Куда ты собираешься идти? Вернись!

Она глядела на него, через открытую дверь ворвался ветер, он развевал ее волосы и задирал платье.

— Это твой сын. Ты должен пойти вернуть его.

— Когда он вспомнит, что он мой сын, а не соперник, пусть возвращается. До той поры — видеть его не желаю.

— Ты не можешь этого сделать, — взмолилась она, хватаясь руками за его рубашку. — Это несправедливо и по отношению ко мне.

Он пристально поглядел на нее, и в лице его можно было прочесть жестокую боль.

— Другого выхода нет. Я пытался найти иной путь, но его не оказалось.

— Но выход должен быть! Должен!

Оттолкнув его, Рива бросилась к двери. Она услышала, как он громко звал ее, как побежал за ней. Она знала, когда именно он остановился и, выругавшись, вернулся в дом, хлопнув с силой дверью. Она не оглянулась. Через мгновение она оказалась на берегу, миновав все террасы.

Прищурившись, она оглядела пляж из конца в конец. Ветер рвал на ней платье и волосы, песок застилал глаза. Встав против ветра, она почувствовала, как брызги от набегавших волн обдали ее. Вокруг не было ничего видно, кроме быстро надвигавшейся темноты и пенящихся волн. Потом упали первые капли дождя. Они были крупные, как серебряные монеты, шумно падали вокруг нее, разбивались о поверхность моря с таким звуком, как будто это было не море, а лист жести.

И тут она увидела следы. Они были едва заметны на мягком песке, их почти замел ветер. Следы вели от берега к сараю садовника, стоявшему под пышными пальмами. Среди темных силуэтов стволов деревьев был виден силуэт высокого мужчины.

Рива едва оказалась среди деревьев, как обрушился тропический ливень. Полуослепленная дождем, она не видела Ноэля, шедшего ей навстречу, пока не наткнулась на него и не оказалась у него в руках. Она издала звук, напоминавший не то смех, не то рыдание. Его губы сомкнулись на ее губах. Долго-долго они стояли, плотно прижавшись друг к другу, замерев в поцелуе. Когда они наконец отпустили друг друга и поглядели друта другу в глаза, то увидели в них страх, и желание, и остатки недавнего гнева. Ливень усиливался, и они. не сговариваясь, повернули к сараю в поисках укрытия.

Внутри было темно и пыльно, пахло инсектицидами и машинным маслом. Но ветер, ворвавшийся в сарай следом за ними, вынес вон все эти запахи. В углу, скомканный, лежал навес — напоминание о какой-то давно забытой вечеринке. Ноэль расстелил его на песчаном иолу перед открытой дверью, они опустились на самодельный настил, не выпуская друг друга из объятий. Дождь ударялся о металлическую крышу и сбегал вниз нескончаемыми потоками. Его звуки смешивались с ревом бегущей воды и грохотом разбивающихся о берег волн.

Рива вся дрожала, хотя и не смогла бы точно сказать, чем объяснялась истинная причина ее нынешнего состояния: то ли ссорой с Космо, то ли поцелуем Ноэля, то ли дождем. Ей было хорошо рядом с Ноэлем, было приятно чувствовать его руки, его тело. Она прижалась теснее, взволнованная и смущенная теми чувствами, которые бушевали внутри ее. Тем не менее она могла бы сохранить свои обязательства перед Космо, верность ему, если бы Ноэль не взял ее лицо в свои руки и не поцеловал ее вновь.

Губы его были теплыми, нежными и сладкими. Он властно поцеловал ее, проведя языком по ее губам, мягко обойдя языком всю внутреннюю поверхность ее рта. От него пахло морским ветром, и кремом, и молодостью, в его объятиях чувствовалась сила и воля мужчины, еще достаточно молодого, чтобы быть дерзким, и не слишком утонченного, чтобы быть достаточно порывистым.

— Я хочу тебя, — прошептал он. — Несмотря ни на что, я хочу тебя. Если я так много теряю из-за тебя, то я должен быть как-то вознагражден.

В его словах звучало отчаяние и ярость, направленные как будто бы на нее.

— Что? Что ты сказал? — спросила она в смущении.

— Забудь, забудь об этом. Я не это имел в виду. Я просто ужасно хочу тебя, я готов для этою придумать любую причину.