Он протянул руку и поймал ее ладонь.

— Но ты не против того, чтобы выглядеть смешной передо мной?

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Но ты же Булл, ты…

Вдруг она вспомнила. Ее улыбка исчезла. Она посмотрела вниз, на его большую руку, накрывшую ее ладонь, на его длинные пальцы с короткими завитками волос на суставах, на его ногти.

— Ну, что еще?

— Стэн сказал, моя мать призналась ему, что мой отец — ты.

— Ну конечно я. А кто же еще? — Его голос звучал тепло, немного снисходительно.

— Не он?

— Ах, это. Ну, скажу тебе, Джулия. Твоя мать не была святой, но врать она не умела. Она не хотела говорить мне, кто отец ее будущего ребенка, но и не говорила, что он не мой. Я рассчитал шансы; ты знаешь, пара однодневных гастролей против дней и ночей, напролет занятых любовью. У меня никогда не было серьезных сомнений.

Она рассмеялась. Она просто ничего не могла поделать; это было так похоже на Булла, невообразимо практичного, более чем эгоистичного. И еще, поняла она, необыкновенно доброго. Слезы начали собираться в ее глазах. Когда они прорвались сквозь ресницы, она вытерла их краем ладони.

— Ну, ну, зачем же это, — произнес он обеспокоенно.

— Я не буду, — сказала она, — но знаешь что? Я думаю, я бы ценила тебя еще больше, если бы думала, что ты платил за мое образование и обучил меня своей профессии, подозревая, что я могла быть дочерью другого человека.

— Да будь я проклят, — проговорил он, отвалившись на кресле.

— Возможно, — согласилась она и улыбнулась сквозь слезы. — Но знаешь, я не могла не думать об этом. Стэн часто приходил навещать меня. А ты никогда.

Он посмотрел вниз, на стакан пива в руке.

— Я тоже много думал об этом, но я знал, что твоя мать не хочет меня видеть, не хочет, чтобы я расстраивал вас обеих. Кроме того, мне казалось менее болезненным вообще не навещать тебя, чем приходить, а потом уходить. Единственное, от чего я не уклонялся — это от алиментов и денег на твое содержание.

Это последнее, поняла она, было предметом его гордости и, возможно, утешением. Она мягко заметила;

— Да, это ты выполнял.

В тот момент она собиралась сказать ему, что будет работать вместе с ним. Ее удержало воспоминание о кокаине, найденном в фургоне. Ей надо было поговорить с ним об этом, узнать, что это могло значить. Но в эту минуту это было невозможно. Она не могла разрушить теплоту, возникшую между ними, не могла уничтожить появившееся ощущение любви. Это можно сделать в другой день. Конечно, с этим можно подождать.

Они доедали пиццу и подбирали последние остатки грибов, колбасы и лука пальцами. Булл откашлялся.

— Так что ты намерена делать относительно Стэна? — спросил он.

— Я не знаю, — сказала она, взяв в рот кусочек перца и задумчиво прожевывая его. — Попробую поговорить с ним, наверное, скажу ему то, что ты сказал.

— Лучше я поговорю с ним. Мне кажется, настал этот момент.

Она широко раскрыла глаза, повернувшись к нему.

— Если ты хочешь.

— Хуже не будет. Если я не добьюсь успеха, ты всегда можешь прийти на помощь.

— Когда ты встретишься с ним?

— Завтра, наверное. Сегодня начинать что-либо немного поздновато. Кроме того, мне нужно как следует подумать, что ему сказать и как себя при этом вести.

Вскоре Джулия собралась уезжать из мотеля. Она уже выходила из двери, но вдруг обернулась и двумя руками быстро и крепко обняла Булла. В ответ он крепко прижал ее и с неохотой отпустил. Она поцеловала его в щеку, мягко улыбнулась и только после этого повернулась и убежала в дождь.

— Будь осторожна, — крикнул он ей вслед. Он не закрывал дверь до тех пор, пока она не добежала до машины и не выехала со стоянки.

На следующий день возобновились съемки в городе, рано утром отсняли эпизоды в магазинах одежды и обуви, остаток дня посвятили сцене свадьбы. На другой день они должны были работать над эпизодом, где Мадлин и Вэнс посещают Саммер, попавшую в больницу после несчастного случая, который мог бы оказаться вполне реальным. Также им предстояла сцена, где Саммер бежит из больницы и прячется в болотах в попытке заставить родителей прекратить воевать из-за нее и помириться во время ее поисков.

Джулии не хотелось снимать эту сцену. У нее были большие сомнения в необходимости этого эпизода и счастливого конца, который она планировала, исходя из замысла Алисии. Наблюдая, как взаимодействуют актеры, играющие главных героев, и видя, какую опасность представляют собой болота, она понимала, что благополучный финал в этой ситуации казался в высшей степени неправдоподобным.

Джулия никогда не принадлежала к тому течению, в котором счастливый финал автоматически становился менее значимым и менее художественным, чем трагический. Ей нравилась идея, что Алисия берет свою судьбу в собственные руки, что она форсирует события и добивается своей цели. И все же обретение Жан-Пьером и Доротеей любви и желание преодолеть свои трудности казались ей фальшивыми.

Может быть, ей следует придумать что-то другое. Но если она собиралась что-то менять, ей надо было торопиться.

После того как съемки закончились, Джулия вернулась на съемочную площадку. Часа два она совещалась с Офелией и Стэном по поводу завтрашнего расписания, потом, когда они ушли, сидела одна, исписывая желтый блокнот. Она записывала разные мысли, от испытанных и верных решений до свободных ассоциаций, в попытке найти что-то новое для финала. Но не слишком преуспела.

Джулия слышала, как одна за другой покидают стоянку машины, как уезжают грузовики компании. Она знала, что уехал и пищеблок, но продолжала работать. В этот вечер тетя Тин играла в «бинго», а Рей что-то сказал о деловой встрече в Новом Орлеане перед тем, как уйти из дома после завтрака. Никто ее не ждал.

За последние дни Рей часто отлучался на деловые свидания; она почти не видела его. Из-за дождя они не могли снимать оставшиеся трюки, и он был не нужен на площадке. Ее все еще беспокоила его другая жизнь в Новом Орлеане. С самого начала он настолько воплощал для нее образ Болотной Крысы, что она никак не могла от него отвыкнуть.

Часа через два Джулия все-таки додумалась до возможного варианта финала. Быстро записав его и немного приукрасив, она заулыбалась, довольная собой. Получилось хорошо, очень хорошо.

Нет, нехорошо.

Доротея, так, как ее играла Мадлин, была не из тех, кто позволяет себе надолго давать волю чувствам. Для нее найти дочь после побега в болота, а потом отойти в сторону и позволить Жан-Пьеру спасти ее, было бы невозможно.

Джулия вырвала страницы из блокнота, скомкала их в шарик и зашвырнула в мусорный ящик.

Она устала. Резало в глазах, болела шея, все тело затекло так, что было трудно встать. Уже наступила ночь. Может быть, ей придет в голову еще что-нибудь, если она заснёт с этой мыслью.

Она встала с кресла, взяла свою сумочку на ремне, порылась в ней в поисках ключей и направилась к двери. Она заперла свой кабинет, прошла к входной двери, вышла и закрыла ее за собой. Медленно спускаясь по ступенькам трейлера, она глядела вверх на ночное небо. В первый раз за много дней оно было чистым, зато похолодало. Звезды, казалось, были совсем близко, а полная луна, медленно сползающая к горизонту, окрасилась в оранжевый цвет и была похожа на тыкву.

Ее арендованный «бьюик» стоял под ртутным фонарем на краю стоянки в самом дальнем конце от входа. Она пошла туда, озираясь вокруг. Чем дальше она удалялась от офиса-трейлера, тем больше осознавала тишину. Она была рада видеть охранника на своем посту внутри металлической будки с широкими окнами. Он сидел, качаясь на стуле, и читал книжку в бумажной обложке.

Она почти дошла до своей машины, когда услышала нарастающий звук. Остановившись, она вновь задрала голову, всматриваясь в ночное небо, вслушиваясь в ровный гул приближающегося самолета. Она и раньше слышала этот звук, в свою первую ночь в этой стране болот. Это был не пассажирский самолет, не реактивный и вообще не обычный самолет. Это был частный самолет, может быть, «амфибия».

А вдруг это контрабанда наркотиков?

Возможно, это имеет отношение к ее съемочной группе.

Эта мысль давно засела у нее в голове, еще до того момента, как она обнаружила пакет с кокаином. Слишком подозрительными были свидетельства того, что наркотики имеют хождение во время этих съемок, того, что где-то их можно раздобыть очень легко. Съемки на природе представляли собой рабочий муравейник; грузовики и фургоны всех размеров приходили и уходили в любое время суток, кроме того, отсюда в разные стороны расходились большие суммы денег. Все это представляло собой уникальную возможность не только для транспортировки наркотиков, но и отмывания грязных денег.

Конечно, у нее не было никаких доказательств своей догадки.

Самолет летел черной тенью на фоне освещенного луной неба, мигая красными и зелеными огнями. Он делал виражи над вершинами деревьев, медленно приближаясь. Пока она наблюдала за ним, он включил посадочные огни, которые сверкали очень ярко, несмотря на большое расстояние. Джулию переполняли нахлынувшие на нее чувства: сомнение и любопытство, злость и страх. Но сильнее всех была злость.

Вдруг она побежала обратно к трейлеру, на ходу вынимая ключи. Вбежав по ступенькам, она открыла входную дверь и бросилась в кабинет Офелии. Он был незаперт — Офелия никогда не утруждала себя такой ерундой. На доске с внутренней стороны двери висели ключи от лодок и грузовиков компании. Джулия быстро оглядела их, сначала выбрала, но потом отвергла ключ к одному из катеров — слишком большой и шумный, заметив при этом, что на месте не было второго экземпляра. Может, его взял Стэн, — ключ с синей биркой от грузовика компании, который он обычно водил, висел на своем крючке, как будто Стзн был где-то поблизости. Для нее сейчас как нельзя лучше подходит скиф. Она сорвала ключ с доски и выбежала из трейлера, остановившись только затем, чтобы вновь запереть входную дверь.

У причала стоял только один катер с кабиной. Джулия едва взглянула в его сторону и, столкнув лежащий на боку скиф в воду, прыгнула в него. Запустив мотор, она пустила его задним ходом, пока не выбралась из зоны причала, потом развернулась вниз по реке. Сторож, отметила она, так и не выглянул из своей будки. Она покачала головой и вновь стала смотреть в ночное небо.

Самолет исчез из виду, возможно, приземлился. Она ясно представляла себе, где может находиться место его посадки. Ее память сохранила канал, увиденный ею с воздуха, и катер, подплывший к стоянке под навесом на берегу этой длинной полоски воды. Надо было только попасть туда незамеченной.

Раздавшийся рядом всплеск был громкий, сильный, брызги разлетелись футов на двадцать. У Джулии забилось сердце. Она в тревоге оглянулась.

Это был самец-аллигатор. Он нырнул с берега и теперь скользил рядом менее чем в шести футах от нее, как будто соревнуясь в скорости с лодкой. Она перевела дыхание, встряхнулась, покрепче ухватила руль и снова стала смотреть вперед.

Рей затаился и сидел очень тихо, а тем временем туча мелких, неразличимых в темноте комаров плясала вокруг его головы и пировала на его лице и шее. Он неосмотрительно вышел из дома, забыв о защите от насекомых, да еще выбрал пункт наблюдения под низко висящей веткой дерева. К несчастью, спрятаться больше было негде. Если к нему за воротник не заберется паук-«волк», то можно считать, что ему повезло. Но надо продержаться еще несколько минут, пока самолет на канале не разгрузится. Тогда он сможет вернуться домой.

Из-за дождей произошел сбой в ритме снабжения товаром, а тройной вес означал необходимость разгрузки на земле, вместо простого сбрасывания его с борта. Такое случалось и раньше. Организация, дела, однако, была безупречна; все шло как по маслу. Никаких ненужных разговоров и лишних перемещений товара.

Звук моторной лодки заставил его повернуть голову. Этот звук был ему знаком. Он выругался про себя, а когда мотор вдруг замолк, выругался с еще большей энергией. Непрошеные гости были совсем ни к чему; если у кого-то возникли подозрения и желание разведать, в чем дело, это означало катастрофу, смертельную катастрофу.

Рей сбросил свои спортивные ботинки, связал вместе шнурки. Перебросив их через шею, он перевалился за борт скифа, взятого им взаймы. На веслах он подошел к берегу и вышел из лодки. Натянув ботинки, он притаился среди кипарисовых пней и пальметто. Удостоверившись, что никто не мог ни услышать, ни увидеть его, он, медленно шагом пустился в ту сторону, где последний раз раздался звук мотора.

Легкая лодка оказалась ближе, чем он ожидал, она уже свернула в канал, а не остановилась на реке. Причиной тому был электрический моторчик на носу лодки. Но самой большой неожиданностью для него явилось то, что лодку вела Джулия. Некоторое время он пристально следил за ней, потом закинул назад голову и, уставившись в небо, яростно прошептал те слова, что должны были заменить: «Иисус, Михаил Архангел и Дева Мария».

Ответа не было, да он и не ждал его. Так ему и надо. Во всяком случае, выход представлялся только один. Он снова скользнул в воду.

Рей вынырнул с другого борта скифа, не издав ни звука. Он быстро уцепился за планшир, но не навалился на него сразу всем телом, а стал постепенно подтягиваться. Подтянувшись, он одним быстрым движением перевалился через борт, так что неустойчивая лодка не успела потерять равновесие и опрокинуться. Вскочив на ноги, он схватил обеими руками обернувшуюся к нему Джулию. Воздух почти весь вышел из его легких, когда вместе с Джулией он упал на дно лодки. Он глухо застонал. Обширная корка от ожога на плече вновь лопнула, он почувствовал саднящую боль, но все же ухитрился перекинуть ногу на бедро Джулии и рукой зажать ей рот.

— Ни звука, — сказал он ей прямо в ухо, слова звучали грубо от злости и борьбы, — или ты погубишь нас обоих.

Она не сопротивлялась. Он чувствовал, как часто поднимается и опускается ее грудь, слышал тяжелые удары сердца. Тело ее было мягким и податливым, запах волос нежным. У него промелькнула безумная, фантастическая мысль о том, как хорошо было бы заняться с ней любовью прямо сейчас, в лодке, под звездами. Но лодка вращалась по кругу из-за работающего электромотора и момент определенно был неподходящий.

Он немного отодвинулся в сторону и приподнялся на локте. Его плечо намокло и болело, и это не улучшало его настроения.

— Сейчас я отпущу тебя, и мы вернемся тем же путем, каким ты приехала сюда, и с такой скоростью, на какую только способна эта лодка, и без единого звука. Если ты согласна, кивни головой, иначе…

У нее, лежащей на спине в неуправляемой лодке, хватило смелости вопросительно поднять брови при последнем слове. Он чуть не рассмеялся при таком проявлении бесстрашия. Чтобы скрыть свой порыв, он грубо добавил:

— Иначе я проверю, сколько нужно оторвать от твоей майки, чтобы заткнуть тебе рот.

Она еле заметно кивнула головой, но с таким видом, будто одержала над ним победу. С облегчением он произнес:

— Вот и прекрасно.

Отпустив ее, он перешел на нос, поймал рычаги управления, развернул лодку и направил ее в сторону реки. Краем глаза он видел, как Джулия села у кормы, как можно дальше отодвинулась от него.

Он почувствовал острый укол раскаяния, но отмахнулся от него. Он разберется с этим дотом, если это потом вообще когда-нибудь наступит.

Надо было отдать ей должное: пока они не достигли места их съемок, она не пыталась заговорить с ним, да и тогда понизила голос, чтобы он не разнесся по воде.

— Я думала, — сказала она, — что ты в Новом Орлеане.

— Это недалеко. Я мог успеть съездить туда и вернуться обратно. — Он пытался говорить твердо и спокойной, но не был уверен, производило ли это на нее должное впечатление.

— Что ты делал в болотах так поздно?

— Рыбачил, — ответил он.

— Оно и видно.

— Это любимое занятие болотных крыс.

— Помолчи, — сказала она и отвернулась с отвращением.

Он замолчал.

Так в молчании они добрались до причала, освещенного ртутными лампами. Призрачный розоватый свет отражался на поверхности воды, оттенял края свисавших с деревьев мхов и скользил по сверкающему белой краской и хромированными частями катеру, покачивающемуся у деревянного помоста.

Этот свет падал и на тело, свесившееся головой вниз с борта катера, на бессильно упавшие руки, на красный ручеек, стекающий по белому борту в воду.