ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Решение от 18 августа 1803 года о передаче Луизианы из рук Наполеона во владение Соединенных Штатов подтвердилось вручением Луссату в Вашингтоне письма временным поверенным Франции месье Пирчоном. Передача обошлась в семьдесят пять миллионов франков или в пятнадцать миллионов долларов. Французским и испанским торговым судам предоставлялся режим наибольшего благоприятствования, но это была единственная уступка бывшим хозяевам колонии. В письме также сообщалось, что король Испании Карл IV еще в мае того же года поставил свою подпись на документе об официальной передаче Луизианы Франции.

Однако официальная передача власти над колонией как от Испании – Франции, так и от Франции Соединенным Штатам не могла состояться без получения из Парижа официального сообщения с фактическим разрешением на ее проведение. Поэтому жизнь текла своим чередом, так же неторопливо, как и раньше, с номинальной властью Испании и в присутствии французского префекта колонии.

Луссат, по словам Райана, пребывал в раздраженном состоянии духа из-за вынужденного безделья и из-за того, что все его усилия, связанные с поездкой в Луизиану, пропали даром. Он намеревался создать для Франции богатую колонию, был переполнен планами и идеями, но теперь все его усилия оказались напрасными, и Луссат потратил во Франции большие деньги на то, чтобы законсервировать дом и перевезти всю семью сюда, в Новый Орлеан, где, как предполагалось, его ожидало большое будущее. Переезжая сюда, он подвергал опасности не только собственное здоровье, но и здоровье своей семьи, да и карьера его терпела крах... Теперь он вынужден был находиться в Новом Орлеане до тех пор, пока колеса бюрократической машины не перемелют все необходимые бумаги с прикрепленными к ним печатями и лентами, чтобы засвидетельствовать, что все произведено правильно и законно. Его нетерпение росло. Кроме того, раздраженность Луссата объяснялась летней жарой и перенесенной тяжелой болезнью. Мадам Луссат вскоре забеременела. Префект понимал, что через три-четыре месяца путешествие по морю станет слишком опасным для здоровья его жены. Значит, они застрянут здесь, пока леди не разродится.

В начале сентября Райан сообщил о возможности своего путешествия в Вашингтон. Предложение исходило от Луссата, который ожидал очень важные депеши, подтверждающие продажу колонии и позволяющие произвести двойную передачу Луизианы. Но депеши из Вашингтона не приходили. Луссат нервничал...

– Но почему Луссат полагает, что поедешь именно ты? – спросила Элен. – Ты же не почтальон.

Райан поставил на стол свой десерт и кофе, который они пили после легкого обеда, и откинулся в кресле.

– Луссат считает, что я наделен особым даром оставаться в живых, – грустно улыбнувшись, ответил он.

Конечно, он имел в виду, что Луссат нуждается в смелом, находчивом и предприимчивом человеке, который умеет не только владеть оружием, но и обладает способностью выходить из затруднительных ситуаций.

– Да, но почему ты? – не могла успокоиться Элен. – Он же знает, что ты всегда относился положительно к передаче колонии Соединенным Штатам.

– Это как раз и есть еще одна причина, по которой можно предположить, что я не только сделаю все, что в моей власти, но и вернусь с депешами.

– Значит, ты согласился? – не унималась Элен.

– Это предложение показалось мне стоящей увеселительной прогулкой, – пожав плечами, ответил Райан.

– Это вовсе не увеселительная прогулка, – напряженно произнесла Элен внезапно севшим голосом, в то время как ее руки судорожно цеплялись за подлокотники кресла. – Тебя же могут убить.

– Безусловно, это не самый подходящий вариант для меня.

– Это не предмет для шуток! – возмутилась Элен.

– Отчего же, chere. Можно подумать, что тебе не все равно – останусь я в живых или погибну. – Голос его звучал легко, хотя взгляд был серьезным.

– У меня нет никакого желания видеть тебя мертвым, – тихо возразила она и отвернулась.

– Меня это утешает. В последнее время я часто думал, что все обстоит как раз наоборот.

– О чем ты говоришь? – спросила она, нахмурившись.

Райан немного помедлил с ответом, а затем произнес:

– Ты не производишь впечатления счастливого человека.

– Я... вовсе не несчастна. Просто столько всего произошло... И потом... я чувствую, что я для тебя обуза...

– Я что, когда-нибудь жаловался?

– Нет, но это мне самой не нравится, – ответила Элен, поджав губы.

– Все выглядит довольно естественно.

– Но это еще не значит, что все в порядке. Я бы предпочла идти своей дорогой.

Райан верил в искренность Элен и уважал ее за это. В тот вечер, когда она рассказала о духах, ему удалось удержать ее главным образом силой, но он прекрасно понимал, что не может таким образом удерживать ее всегда. Иногда ему хотелось, чтобы Элен стала такой же, как другие женщины, – плаксивой, нуждающейся в помощи, – но в таком случае это была бы не его Элен.

После ее болезни они стали ближе, ближе, чем ему когда-нибудь удавалось быть с женщиной. И тем не менее в отношениях между ними сохранялась какая-то натянутость. Частично этому способствовал ее отказ примириться с ролью любовницы, но и в нем самом появилось какое-то недоверие к ней.

Когда Элен впервые рассказала ему о духах, он рассмеялся. Но чем больше он думал об этом, тем меньше ее предположения казались ему смешными. Действительно, его страсть к Элен была чрезмерной, он ни к кому никогда не испытывал такого большого чувства. Страсть настигала его в самые неподходящие моменты, например, когда он вел деловые переговоры или проверял свои склады. А уж когда они оставались вдвоем, то он моментально воспламенялся; на него действовало все: ее голос, смех, шелест ее юбок, ее движения, повороты головы и, наконец, аромат, исходивший от нее.

Ее запах вот в чем все дело... думал Райан. Он вспоминал, что в первую их ночь, когда они занимались любовью, этот запах действительно околдовал его... И потом, в Новом Орлеане, что-то заставляло его по два-три раза в день возвращаться домой, чтобы убедиться в том, что Элен все еще там. Поначалу ему казалось – он просто влюблен в Элен, но чувства его оказались такой разрушительной силы, что он не удивился бы, узнав, что родились они под воздействием какой-то магии, какого-то колдовства...

Элен почувствовала, что Райан стал отдаляться. Догадаться о причине этого не составляло труда. По утверждению Дивоты, она поступила опрометчиво, рассказав ему о духах. «Наверное, он начал сомневаться в своих чувствах ко мне», – размышляла Элен.

Но Райан по-прежнему поворачивался к ней в страстном желании, даже после того, как она перестала пользоваться духами. Наверное, она просто оказывалась удобным объектом для его мужских потребностей. Почему бы не воспользоваться ею, если он платит за крышу над ее головой, за еду? Но слов о любви он больше не произносил...

Иногда Элен казалось, что, рассказав ему о тайне духов, она сняла с себя защитный покров и оказалась уязвимой. Мысль, что он может найти другую женщину, ранила ее.

Она ломала голову над тем, где найти деньги, чтобы купить ингредиенты духов, на этот раз для составления запаха, который просто обладал бы прелестным ароматом и ничем больше. Элен была уверена, что это прибыльное дело. Более того, она обнаружила, что получает большое удовольствие от работы с духами измеряя и смешивая жидкости, постоянно вдыхая воздух, насыщенный ароматами природы. Но занималась она духами, пока позволяли средства. Вскоре Элен пришлось продать золотые серьги, но выручка оказалась незначительной, так как рынок был наводнен драгоценностями беженцев с острова Сан-Доминго. Пенни с имущества отца таяли с каждым днем. Просить денег у Райана Элен не хотела.

– Как бы то ни было, – наконец сказал Райан, – возможно, что в ближайшее время прибудут бумаги, которые ждет Луссат, и необходимость посылать специального курьера может отпасть. Луссат хороший человек, но слишком уж европеец, чтобы понять трудности такого далекого путешествия. Нам всем необходимо набраться терпения.

И все терпеливо ждали, но из Вашингтона по-прежнему не поступало никаких сигналов. По-прежнему стояли жаркие и влажные дни. В городе свирепствовала лихорадка, поэтому все общественные увеселения были запрещены. Похоронные процессии стали привычным явлением для города, а черный цвет самым распространенным цветом на его улицах. Алая униформа испанских солдат – у большинства выцветшая и потертая – выглядела вызывающей среди этой унылой одежды.

Элен редко выходила из дому. Покупки провизии полностью легли на плечи Бенедикта, иногда и Дивота ходила вместе с ним за чем-нибудь особенным для Элен. Тем не менее Элен и Райан время от времени прохладными вечерами присоединялись к немногочисленным прохожим, которые, несмотря на угрозу заболеть, отваживались прогуливаться вдоль дамбы, ограждавшей город от реки.

В один из таких вечеров в середине месяца они вдвоем совершали прогулку вокруг Плас-д-Арм, а затем повернули к реке. День выдался не слишком жаркий; казалось, лето теряет свою силу. На улицах появилось намного больше прогуливающихся людей, чем им приходилось видеть раньше в это время.

Приятно освежал ветерок с реки. На ее поверхности, покрытой рябью, отражался угасающий закат, краски которого менялись от оранжевого, голубого и золотого до розового и пурпурного. В долгих сумерках ощущался какой-то покой. Хотелось двигаться медленнее, говорить шепотом. Ястребы в плавном полете описывали в вышине круги над голубятнями, расположенными вокруг города. Кружа, они безошибочно выискивали цель в стае голубей, прежде чем ринуться к земле. Время от времени раздавался собачий лай или ржание лошади. Журчание струящейся воды напоминало нежную музыку.

Элен увидела Флору Мазэн, шедшую им навстречу. Позади нее, словно мрачная тень, следовала Жермена. Когда они поравнялись, Флора кивнула и заговорила о чем-то со своей служанкой, стараясь не глядеть Элен в глаза. Судя по всему, ей не хотелось останавливаться.

Райан обернулся и посмотрел им вслед. Огорчение с примесью раздражения стеснило грудь Элен.

– Что бы это могло означать? – удивленно спросила она. – Она что, всегда свысока относилась к тебе?

– Иногда это случается. По-моему, дочь Мазэна выглядела расстроенной, – ответил Райан.

– Ее натянутость, несомненно, вызвана необходимостью признавать меня.

Он молчал довольно долго, а потом сказал:

– Неужели тебя обижает сознание, что ты падшая женщина?

– Я не падшая женщина, – резко ответила Элен.

– Ну, моя женщина или назови это как тебе нравится. – В его голосе слышалось раздражение.

– Я не это имею в виду.

– Да, но если ты перестанешь с этим считаться, то опять заболеешь лихорадкой.

– Просто я не переношу невежливого отношения. Если бы не твое судно, эта девица скорее всего погибла бы, – заметила Элен, холодно взглянув на Райана.

– Но это вовсе не значит, что теперь она обязана относиться ко мне с расположением или что я должен, черт меня побери, отвечать за то, как она ко мне относится.

– Она должна быть тебе признательна.

– Мне не нужна ее признательность.

– Мне тоже, – сказала Элен с раздражением, – но разве это не означает, что она обязана вести себя подобающим образом, воспитанно... могла хотя бы поздороваться.

Элен не понимала, почему она позволила себе так возбудиться. Наверное, ее обычное спокойствие изменило ей из-за подточившей ее здоровье лихорадки.

– Я согласен с тобой, – спокойно сказал Райан.

Элен, приготовившись отстаивать свою точку зрения, остановилась и уставилась на него:

– Ты?

– Конечно. Флора Мазэн обязана проявлять большее радушие. Но она его не проявляет, она просто невоспитанная. К тебе это не имеет никакого отношения.

– Не относись ко мне снисходительно. Я знаю, что это не моя вина, но это не означает, что я могу ее игнорировать.

– Ни в коем случае не означает, – продолжил он с неожиданным гневом. – Поскольку, что бы я ни сказал, тебе не нравится, мне не остается ничего другого, как только уйти.

Элен смотрела, как он удаляется, смотрела на его прямую спину, на широкие плечи и узкие бедра. И вдруг ее охватило безысходное отчаяние. Она открыла было рот, чтобы окликнуть его, но тут же раздумала. Какой в этом толк? Она не сказала ничего такого, за что нужно было бы извиниться. Если Райан не в состоянии понять, насколько мучительно для нее то положение, в котором она оказалась, тогда она не в состоянии объяснить что-либо ему.

Элен повернула назад и пошла вдоль набережной по той дороге, по которой они пришли сюда с Райаном. Она не обращала внимания ни на реку, ни на дома в Новом Орлеане, которые, зажатые укреплениями, спускались со стороны дамбы, ни на оживленную улицу, которая уходила в сторону Байо-Сент-Джон и плантаций Мариньи. Она шла, глядя себе под ноги на высохшую грязь и пожухлую от солнца траву.

– Элен? Мадемуазель Ларпен? Пожалуйста, не могли бы вы поговорить со мной?

Элен в изумлении подняла глаза. Перед нею стояла Флора Мазэн. Ее глаза с покрасневшими веками выражали крайнее беспокойство. Девушка оглянулась через плечо, словно загнанный заяц, прежде чем повернулась к Элен.

– Что-то не так? – спросила Элен.

– В моем распоряжении всего одна минута. Я отослала Жермену с поручением, но она скоро вернется.

– Возможно, вы предпочли бы пойти домой?

– Нет-нет. Жермена станет ругаться; вы знаете, какие они, эти служанки. Она считает, что мне не нужно с вами разговаривать.

– Что я могу для вас сделать? – спросила Элен.

– Это касается духов... Мне бы хотелось знать, нельзя ли их приобрести?

От неожиданности Элен заморгала. После своей попытки заполучить обратно те духи, которые принадлежали Жермене, она могла ждать чего угодно, но только не этого. Стараясь сохранить в своем голосе теплоту и не теряя здравого рассудка, Элен ответила:

– Мне кажется, вы не понимаете, чего просите.

– Нет-нет, я понимаю. Мне необходимо иметь эти духи... Необходимо!..

– Я больше их не произвожу, и, как мне кажется, я говорила вам об этом накануне. В них оказалось что-то такое, что вызывает появление сыпи...

– Ой, только не говорите мне этого! Я знаю, какое воздействие они могут оказывать, и это как раз то, что мне нужно. Я заплачу столько, сколько вы запросите... назовите любую цену. Но мне они необходимы... сейчас, сию же минуту!

– Это невозможно...

Лицо девушки исказилось, и она сжала пальцы в кулачки.

– Не говорите мне этого! Вы не знаете, насколько это важно для меня, – взволнованно проговорила она.

Элен дотронулась до руки девушки.

– Пожалуйста, успокойтесь, Флора. Я не знаю, что вы там придумали себе, но уверяю вас, духов больше не существует.

– Но у вас-то у самой они должны быть, иначе вы не смогли бы столько времени провести с Байяром!

У Элен перехватило дыхание от внезапной боли, вызванной этими словами. Она подняла подбородок и сказала: