Бет спустилась по лестнице во двор замка и, помахав электрику рукой на прощание, безмятежно улыбнулась:
— Не задерживайтесь, когда будете проходить под опускной решеткой, мистер Макбрайд… Вы же не хотите, чтобы я, проснувшись, обнаружила вас придавленным ею к земле, верно?
* * *
Никогда в своей жизни — или, может, правильнее сказать, в смерти — Дункан не слышал, чтобы женщина столько ругалась.
Большую часть утра он не отставал от Бет ни на шаг, пока она носилась по замку как ракета, срывая с окон шторы, заглядывая во все углы и рыская по буфетам и шкафам, словно обезумевшая ищейка. Он внимательно следил за тем, что ей нравится и что раздражает. Следовало признать, что эта девушка знала толк в красивых вещах и умела отличать подлинные произведения искусства от подделки. Но чем больше пыльной, поломанной или рассохшейся мебели она обнаруживала, тем более красочной становилась ее речь.
Все еще чувствуя себя не в своей тарелке, Дункан ушел в свою спальню и плюхнулся на огромную кровать — как обычно, на ее левую сторону.
Когда он сегодня ранним утром пришел в свою комнату, то с облегчением обнаружил, что Бет легла справа.
Усевшись с ней рядом, Дункан коснулся рукой шелковистой пряди волос, разметавшихся во сне, и подумал о проклятии — или пророчестве? — которое вынудило его так долго находиться между жизнью и смертью. Перед глазами вновь, уже в который раз, встали слова, произнесенные этой ведьмой, матерью его третьей жены, выгравированные впоследствии на мемориальной плите его могилы. Прочитав их и поняв, что они оставляют ему надежду на спасение, он испытал такое облегчение, что выучил их наизусть.
«Лишь с помощью символа, трижды благословенного… — должно быть, имеется в виду его обручальное кольцо, — …придет к тебе кто-то, кто изменит твою судьбу».
Неужели эта серая мышка, эта новоиспеченная наследница именно та, кто сможет изменить его судьбу? Хватит ли у нее на это сил? А может быть, он совершает ужасную ошибку, доверяясь первой встречной? По крайней мере та красавица с роскошными рыжими волосами преподала ему ценный урок: он никогда больше не позволит себе потерять голову от любви только потому, что питает слабость к огненным волосам. Дункан до сих пор никак не мог поверить в то, что его угораздило влюбиться в такую ведьму.
Что ж, он не боялся повторить подобную ошибку: мисс Паддинг — особа невзрачная, без слез не взглянешь. Но зато у нее хорошая кожа и очаровательные губы.
Она спала так тихо, не шевелясь, что он был вынужден даже дотронуться до нее дважды в течение ночи, чтобы убедиться, что девушка дышит. Она что-то проворчала спросонья, но, так и не открыв глаз, вновь погрузилась в такой глубокий сон, какого он никогда не видел. Странно…
Но это еще ничего по сравнению с тем, что ждало его утром.
Дункан внимательно оглядел батарею бутылочек и блестящих черных коробочек, теснившихся на столе, — приобретение последнего наследника. Никогда даже в самых своих безудержных мечтах ему не могло привидеться то, чем Бет станет заниматься сегодня утром.
Он понимал, что должен был испытывать угрызение совести, наблюдая за ней, если не этим утром, то по крайней мере сейчас, но когда она начала свои манипуляции, так и не смог отвести от нее потрясенного взгляда. Да и какой мужчина смог бы!
Начать с того, что она вскочила с кровати с улыбкой на губах и мигом разделась догола. Кожа у нее оказалась восхитительная — гладкая, молочно-белая и такая бледная, что розовые соски маленькой высокой груди и треугольник каштановых волос между ногами представляли с ней резкий, захватывающий дух контраст.
Потом она взяла с туалетного столика две бутылочки, чтобы вымыть волосы, еще одну — лицо и еще одну — стройное, гибкое тело. И все это холодной водой, потому что ей не сказали, что можно разжечь внизу камин. А после этого она проделала совершенно потрясающую вещь: провела острой бритвой с голубой ручкой подмышками, по гладким мускулистым ногам и осторожно-осторожно по краям темного треугольника. У Дункана перехватило дыхание.
Когда он наконец отдышался, она уже успела вытереться и теперь начала медленно намазываться густым, пахнущим ванилью кремом.
Чувствуя, что долго так не выдержит, он выскочил из комнаты. Однако любопытство вновь взяло верх, и он вернулся. Бет уже стояла перед зеркалом в пурпурных леггинсах и тяжелом свитере такого же цвета. Ее влажные волосы до плеч были затянуты на затылке небрежным узлом. Скрестив руки на груди и прислонившись к косяку, Дункан наблюдал за ней.
Постояв несколько минут, с грустью глядя на свое отражение в зеркале, девушка потянулась за еще одной бутылочкой, затем взяла в руку одну из блестящих черных коробочек. А потом случилось самое странное за все утро: она принялась рисовать портрет.
Нужно отдать ей должное, с кистями она обращалась ловко, не хуже художника: сначала несколько раз провела по лицу широкой кистью, потерев ее предварительно о какую-то твердую поверхность одной из коробочек, потом, обмакнув тонкую кисточку в баночку с черной краской, стала наносить краску на глаза.
Через некоторое время, когда глаза ее из невзрачных серых превратились в глубокие дымчатые озера, она вновь удивила его, внезапно опустив руку с каким-то приспособлением, с помощью которого делала ресницы угольно-черными.
Дункан смотрел на нее, не отрывая глаз, пока она осматривала комнату. Он тоже начал озираться по сторонам, ожидая увидеть что-то ужасное, и, так ничего и не заметив, подошел к ней с правой стороны, а затем стал ждать, что будет дальше.
Зябко поежившись, девушка прерывисто вздохнула и вновь повернулась к зеркалу. Пока она красила свои полные губы нежно-розовой краской, взгляд ее то и дело скользил по комнате. Однако ничто, похоже, больше не вывело ее из равновесия.
Наконец, приведя себя в порядок, она вышла из спальни, чтобы вновь перевернуть в его доме все вверх дном.
* * *
Стоя во дворе замка, прикрывая рукой глаза от солнца и довольно улыбаясь, Бет спросила:
— Ну и как, Том?
Окна на первом и втором этажах блестели как новенькие. Скоро весь ее замок засияет, как новогодняя елка.
— Восхитительно! Если так и дальше пойдет, к концу недели все моряки, проплывающие мимо замка, ослепнут. Вы уверены, что вам не нужна помощь? Здесь полно людей, которых можно нанять на один день. Я мог бы вам кого-нибудь прислать.
— Не сомневаюсь, — уклончиво отозвалась Бет. После потрясающего открытия — в ее доме живет привидение! — которое она сделала сегодня утром, ей не хотелось ходить по замку, натыкаясь на каких-то посторонних людей, разве что в их присутствии возникла бы крайняя необходимость.
Электрики Барт и Уилл Фрейзеры, которых Том для нее нанял и которые отличались гораздо более покладистым характером, чем прежний, начнут работу завтра утром, и Бет уже точно знала, что ей не слишком легко будет выносить даже их присутствие.
Она улыбнулась Тому. К полудню она не сомневалась в том, что, если решит остаться жить в Блэкстоуне, им нужно откровенно поговорить.
— Почему вы мне солгали?
— Я?! Я бы никогда не осмелился! — смущенно воскликнул Том и покраснел.
— Но вы сказали мне неправду, когда я спросила вас, нет ли в Блэкстоуне привидения.
— Вы спросили, не видел ли я привидения, и я вам совершенно искренне ответил, что нет.
— А вот я его видела, Том.
Сначала она едва различала его. Краешком глаза заметив какое-то движение, Бет круто поворачивалась, но снова ничего не видела. Наконец, поняв, что различает высокую полупрозрачную фигуру только тогда, когда смотрится в зеркало, она начала смотреться во все блестящие предметы в надежде увидеть его.
Постепенно Бет научилась замечать его тотчас же, стоило ему появиться у нее за спиной. С каждым разом ее все больше очаровывали его иссиня-черные волосы и борода, серые, как сталь, глаза, мускулистое тело… Изредка, когда он подходил к ней совсем вплотную, она чувствовала дуновение холодного зловонного воздуха.
— Кто он?
Смущение на лице Тома сменилось обеспокоенностью.
— Он сделал или сказал что-то такое, что вас напугало?
— Нет. Правда, несколько раз мне становилось не по себе, оттого что я чувствовала его присутствие.
Она не собиралась рассказывать Тому о том, что абсолютно уверена: это привидение мужского пола наблюдало сегодня утром за тем, как она моется.
— Хорошо. — Приобняв новую хозяйку замка за талию. Том увлек ее к центру лужайки, расположенной посередине двора Блэкстоуна, окруженного древними стенами. — Давайте посидим на солнышке. Рассказ о Дункане Ангусе Макдугале и обо мне займет некоторое время.
* * *
Дункан опустил странный список — вещей, которые надлежало купить, и дел, которые следовало переделать в замке, — составленный Бет, и, подойдя к окну большого холла, хмуро взглянул на сидевшую на лужайке парочку.
— О чем это они так долго толкуют, черт подери? — буркнул он себе под нос.
У них нет ничего общего, и не может такого быть, чтобы они обсуждали его, Дункана. Говорить о ней запрещалось до тех пор, пока он сам не даст наследнику знать о себе. А он не собирался этого делать, по крайней мере пока.
Если мисс Бет вдруг узнает о его существовании, она сломя голову умчится в свою Америку, чего допустить никак нельзя. Он пока что не проверил, какой у нее характер, не понял, является ли она той самой. Если вдруг она не та, а просто несколько не в себе, что вполне вероятно, уж очень она странная, то может делать все, что захочет: оставаться в замке, уезжать, — ему все равно.
Он вновь пробежал глазами список, озаглавленный: «Попросить прислать из дома». Ну, мыло — это понятно. А вот что такое мягкий скраб? Ага! Должно быть, это то, чем она намыливается, когда купается. Дункан улыбнулся: похоже, по утрам он теперь не будет скучать, и все благодаря новой владелице замка.
Просматривая следующий лист с названием: «Список второстепенных вещей», он снова нахмурился. Ей зачем-то потребовалось десять комплектов простыней из египетского хлопка и в три раза больше полотенец, почему-то белого цвета. Слишком много, даже для женщины, которая купается каждый день. И зачем ей понадобились сотня восковых свечей, двадцать подушек, пять шерстяных шарфов? В замке сколько угодно есть электричества, но только одна кровать.
Странная все-таки женщина. Ну ничего, Силверстейн не даст ей разгуляться. Дункан был в этом абсолютно уверен. Он и прежнего наследника, этого никчемного пижона, держал в ежовых рукавицах, выдавая ему каждый месяц весьма ограниченную сумму денег. Что тот с этими деньгами делал, Дункан понятия не имел. Наверное, пропивал. Но уж точно на нужды замка он не потратил ни пенса.
Дункан вновь взглянул в окно. Бет и Том наконец-то встали. Слава Богу. Сейчас она войдет в дом.
Он вдруг с изумлением понял, что ощущает беспокойство, вызванное не тем, что прочел се списки, а тем, что чувствует себя одиноким. Как странно… Ничего подобного с ним не случалось уже много-много лет.
* * *
— Итак, я надеюсь, вы поняли, что с 1395 года, когда Дункан вырвал Айзека и Рейчел из рук жителей деревни, намеревавшихся сжечь их на костре заживо, мы, Силверстейны, считаем своей святой обязанностью служить ему, даже если он сейчас не человек, а привидение. В каждом поколении Силверстейнов один человек назначается ответственным за выполнение обязанностей, которые первым возложил на себя Айзек: вел строгий учет и контроль финансов наследника замка и, использовав довольно скудные денежные средства, прилагал все усилия к тому, чтобы Блэкстоун не постигла участь большинства замков Шотландии и он не пришел в полный упадок. Пока на свете живут Силверстейны, у привидения будет свой дом. Наш долг перед ним огромен — ведь если бы не мужественный поступок Дункана Макдугала, Айзека и Рейчел не было бы в живых, наш род не пошел бы от них, и я никогда не родился бы на свет. — Том странно усмехнулся. — Каждый из нашего рода, кто служит Дункану, ведет журнал, в котором записывает все сложности, с которыми ему приходится сталкиваться при выполнении своих обязанностей. Бет вздохнула:
— Трудно представить себе, что богобоязненные жители деревни, будучи в здравом уме, обвинили простого человека и его беременную жену в том, что они наслали на них чуму.
Том пожал плечами:
— Они были чужестранцами, Бет, — парижские евреи, которые изъяснялись лишь на ломаном английском. Шотландского Айзек и Рейчел вообще не знали, и поэтому деревенские жители не понимали, что они говорят. В те времена французский был языком, на котором изъяснялись королевская знать и богатые образованные аристократы. Кроме того, не забывайте, что всего за пятьдесят лет до этого численность населения Европы сильно уменьшилась. Половина — я не преувеличиваю — всех живущих в ней людей умерли от чумы. Пышным цветом расцветал религиозный фанатизм. Повсюду бродили флагелланты [2], стегающие себя хлыстами в полной уверенности, что, если они себя накажут, Господь их пощадит. Были и такие, которые во всем винили евреев. Приезд Айзека и Рейчел как раз совпал по времени с очередной вспышкой недовольства… — Том беспомощно развел руками.
— Что ж, если хотите знать мое мнение — я очень рада, что Макдугал привез Айзека и Рейчел в Драсмур. Без вас мне пришлось бы здесь нелегко.
— Благодарю вас, миледи.
— Это я должна вас благодарить. — Бет горела желанием узнать еще что-нибудь о привидении. — А вы не разрешите мне прочитать хотя бы некоторые из ваших дневников?
Том улыбнулся и покачал головой:
— Только Силверстейнам разрешено их читать. Стараясь не показать своего разочарования, Бет спросила:
— Кстати, о Силверстейнах. Как ваша очаровательная жена?
— У нее разламывается спина от боли, а ноги опухли настолько, что стали похожи на подушки. Она даже не в состоянии сама, без посторонней помощи, встать с кровати. В общем, несчастная женщина.
Бет сочувственно вздохнула:
— Передайте, что я желаю ей всего самого наилучшего.
— Спасибо. — Том застегнул пальто на все пуговицы, видимо, собираясь уезжать. — В следующий приезд я привезу вам приходно-расходные книги.
Бет была поражена, хотя и попыталась это скрыть. До сих пор Том не делал тайны из того, что не собирается посвящать ее в финансовые дела, и позволял распоряжаться лишь деньгами, которые предназначались для ремонта замка, — какие-то жалкие шестьсот фунтов в месяц.
Она ухмыльнулась:
— Что заставило вас передумать?
— Окна, миледи. — Том хмыкнул. — И то, что вы не испугались его светлости, даже когда заметили его присутствие, и не умчались прочь, покидав свои вещи в чемоданы.
— Вот как?
Радуясь тому, что он счел ее личностью, заслуживающей доверия, Бет наклонила голову, чтобы Том не заметил румянца, которым начали покрываться ее щеки.
Тому вовсе не обязательно знать, что теперь, когда она увидела постоянно хмурое, но такое очаровательное привидение, ее отсюда никакими силами не выгнать.
Интересно, сумеет ли она завести с привидением что-то вроде дружбы? В конце концов, Дункан не живой человек, так что она вряд ли станет сильно переживать, если у нее этого не получится. Но возможно ли такое, или она мечтает о том, чему никогда не суждено сбыться? Будет ли привидение с ней разговаривать? Составит ли ей компанию долгими зимними вечерами? И если да, то стоит ли как-то подтолкнуть его, чтобы оно поскорее это сделало?
Глава 3
Дункан обнаружил Бет на кухне, где она самозабвенно болтала по мобильному телефону. Нахмурившись, он облокотился о каминную полку и принялся слушать.
— И сколько это будет стоить? — Услышав ответ, Бет тяжело вздохнула. — Тогда пришли самолетом только каталоги. Да. Я уже устала висеть на телефоне. — Она механически переставила специи на полке. — Прямо сейчас? Больше всего я скучаю по тебе, по пирожным, которые готовит Джуниор, и по «Уэст-Уингу» [3].
Дункан озадаченно сдвинул брови. То, что она скучает по своей подруге и по пирожным, можно понять, но как она может скучать по западному крылу? Вот же оно, совсем рядом, в сто футов длиной, в три этажа, нужно только, войдя в замок, повернуть налево.
— Силверстейн не возражает против того, чтобы я начала «Б и Б», но просит, чтобы я подождала полгода. После того как я стану законной наследницей, я могу поступать так, как пожелаю.
Он снова задался вопросом, что означают эти таинственные буквы «Б и Б», а потом решил, что если это не кутеж (binge) и не мужеложство (buggery), то это не имеет никакого значения. В конце концов, это ее дом. Ее и его.
Она хихикнула:
— Конечно, я тебя приглашаю. Может быть, ты сможешь высвободить время на Рождество? — Бет замолчала, слушая, что ей отвечают на другом конце провода, и лицо ее приобрело задумчивое выражение. — Что ж, в таком случае рада буду видеть тебя в июне.
Она попрощалась, и глаза ее вдруг сделались тусклыми и безжизненными. Свет лампы отражался в них, как в расплавленном олове.
Если этот чертов мобильник и впредь будет так ее расстраивать, подумал Дункан, он не позволит ей больше им пользоваться — спрячет куда-нибудь, да и дело с концом. И ему, и ей это пойдет только на пользу. К тому же пронзительный звук, который этот треклятый прибор издавал всякий раз, когда желал привлечь ее внимание, тоже ужасно раздражал его.
Тем временем, стерев со щеки слезинку, Бет спрятала телефон в карман и прошептала:
— Вперед! За дело!
И Дункан с беспокойством взглянул на нее.
* * *
Очутившись в пыльной кладовке, Бет осторожно провела рукой по маленькому, похожему на икону, портрету, который наконец-то обнаружила.
— Пора, — проговорила она.
Деревянную доску, на которой был написан портрет, покрывал толстый слой глубоко въевшейся грязи и плесени — как-никак прошло столько столетий! Однако Бет это мало волновало. Она не сомневалась, что нашла именно то, что искала: портрет призрака.
Прижимая портрет к груди, Бет стала протискиваться сквозь горы старинной мебели, которую свалила как попало у себя за спиной, пока занималась поисками. Выбравшись из кладовки, она еще раз просмотрела другие полотна, которые отложила: великолепно написанные портреты и пейзажи, которые, без сомнения, станут украшением большого холла замка. Приняв ванну, она сверит даты, указанные на портретах, с датами в журналах, найденных ею в библиотеке, — а их обнаружилось более сорока. Интересно будет узнать имена изображенных на них людей. Возможно, за полгода, которые она проведет в замке, ей посчастливится выяснить столько всего, что она сможет поразить своих гостей многочисленными рассказами о любви, рыцарской доблести и войнах.
Вздохнув, Бет вытянула вперед руку с портретом призрака и пристально взглянула на темно-синие глаза и густую бороду.
— Интересно, дорогой призрак, какой подбородок скрывается под этой невероятно густой бородой? Квадратный или какой-то другой? — Почему-то ей хотелось, чтобы он оказался квадратным.
Поскольку Дункан постоянно носил подбитый мехом жилет и широкий кожаный пояс — во всяком случае, когда она его замечала, он всегда представал перед ней именно в этой одежде, — она знала, что плечи и руки у него настолько красивы, что у любой женщины при взгляде на них наверняка голова пошла бы кругом. Да и ноги, затянутые в трико синего цвета, также хороши: длинные, мускулистые, с мощными икрами.
Она невольно вздохнула, внезапно ощутив странное желание — отчего-то ей до боли захотелось, чтобы призрак оказался живым человеком.
* * *
— Слава Богу, — буркнул Дункан, когда электрики, забравшись в свою моторную лодку, отбыли наконец восвояси. Они оказались шумными ребятами и страшно его раздражали, а посему он провел большую часть дня, сидя на парапете замка и изнывая от тоски.
Бет, похоже, присутствие электриков тоже действовало на нервы, поскольку день она провела, бродя взад и вперед вдоль восточной стены замка.
«Интересно, что она будет делать сейчас, когда они уехали?» — подумал Дункан, входя в замок.
— Черт подери, где она это нашла? — недовольно буркнул он, бросив хмурый взгляд на маленький портрет, стоявший теперь у камина в его спальне. Он ведь когда-то давным-давно приказал выбросить это уродство еще до того, как на нем высохнут краски. Неужели его приказ не был выполнен?
Бет могла бы выбрать гораздо лучшие портреты и пейзажи, если уж ей так хотелось освежить комнату. Так почему, черт подери, она выбрала именно этот портрет, который написал его кузен, совершенно никудышный художник. Портрет лишний раз подтвердил то, что Дункан и так давным-давно знал: единственный талант, которым обладал юноша, — это владение мечом. И вот, пожалуйста, бездарная мазня шесть столетий спустя опять тут как тут. Пожалуй, неугомонная наследница довела бы его до смерти, если бы он уже не был мертв.
А кстати, где она?
Пройдя по второму и третьему этажам, заглянув во все комнаты, но так и не найдя ее, Дункан спустился вниз, в холл. Там ее тоже не было, зато обнаружились два его любимых кресла. Очевидно, ей не понравилось, что предыдущий наследник, этот презренный хлыщ, запихнул их в кладовку — в чем Дункан был с ней солидарен, — и она решила это исправить. Он осторожно провел рукой по соколам, вырезанным на высоких спинках из розового дерева, которые Бет совсем недавно смазала маслом.
Эти кресла были привезены в Блэкстоун из Нормандии в числе нескольких трофеев, которые ему удалось раздобыть после сражения при Руане. Кожа на сиденьях потрескалась и обветшала, но тем не менее он обрадовался, увидев эти кресла в большом холле.
Несколько минут спустя он наконец нашел Бет — девушка сидела на корточках перед титаном, а рядом лежала стопка обгорелых спичек. Вид у нее был подавленный.
Дункан заглянул в топку. Щепок она положила достаточно, однако угля слишком много, исключив тем самым всякую возможность появления тяги.
Чиркнув последней спичкой, Бет с надеждой наблюдала, как щепки занимаются огнем. Но уже в следующую секунду огонь погас. Захлопнув дверцу, она в сердцах воскликнула:
— Я не могу так больше жить! — Глаза ее наполнились слезами, и она быстро пошла прочь. — Пусть я умру с голоду, но завтра же закажу нормальный водонагреватель!
От удара тщательно уложенная угольная горка сдвинулась, и Дункан поспешно принялся дуть на едва тлеющие красные угольки. Щепки с шипением занялись огнем, но тут Дункан случайно задел рукой за титан…
Бет быстро обернулась.
Наклонившись, она внимательно взглянула на багровое пламя, потом выпрямилась, посмотрела по сторонам, вытерла слезы и, побарабанив пальцами по подбородку, втянула носом воздух, словно лиса, почуявшая приближение охотников.
— Спасибо. Очень мило с вашей стороны, — внезапно прошептала она.
У Дункана от неожиданности подкосились колени.
* * *
Дожидаясь, пока согреется вода, Бет свернулась калачиком в одном из глубоких, украшенных соколами кресел и раскрыла третий том «Дневников замка Блэкстоун» — самой значимой находки сегодняшнего дня.
Первый том — в деревянном переплете, на очень тонком пергаменте — был написан на латыни, вероятно, рукой самого первого хозяина замка. Даже если бы она знала этот язык и смогла перевести слова, начертанные размашистым почерком выцветшими от старости чернилами, она бы не стала этого делать из опасения, что том рассыплется, когда она будет переворачивать страницы.
Второй том, переведенный в 1640 году, требовал почти такого же осторожного обращения. Просмотрев первую страницу, Бет чуть не выругалась. Только человек, знакомый с языком Шекспира, смог бы понять, что в нем написано.
Открыв третий том на первой странице, она улыбнулась. На вполне понятном английском там было написано: «Дневник Дункана Ангуса Макдугала. Перевод Майлза Болтона Макдугала, 1860 год».
Бет осторожно раскрыла книгу на шестой странице. Из пяти прочитанных ранее она уже знала, что Дункана посвятили в рыцари в четырнадцать лет, а когда он вернулся в Драсмур из военного похода во Францию, то обнаружил, что его отец, братья, а также половина родственников умерли и теперь он — глава клана. Он ждал появления на свет своего первенца вне себя от злости, поскольку люди из соседнего клана недавно сделали попытку увезти его скот, и от беспокойства: до него дошли слухи о том, что в Эдинбурге произошла еще одна вспышка черной смерти.
«Каменщики, разбивая в кровь руки, работают без остановки день и ночь, и все равно я боюсь, что они не успеют. Но ведь если папа Климент V смог спастись от смерти, вызванной ужасной чумой, повелев воздвигнуть вокруг своих апартаментов стену, в то время как все вокруг него погибли, значит, и мы сможем сделать то же самое на этом острове. Молю Бога, чтобы постройка стен Блэкстоуна была закончена, прежде чем нас вновь постигнет Божья кара».
Все ясно! Он попытался отгородиться от чумы. Ввести нечто вроде карантина. Вот почему он построил эту массивную стену посередине гавани, а не на высоких холмах, окружающих Драсмур.
Бет перевернула страницу.
«Наконец-то в стену положен последний камень. Но работы в замке не прекращаются. Женщины запасают еду и воду. У моей Мэри приближается время родов, но она и не думает отсиживаться в замке. Я просил, умолял ее вернуться в замок ее отца. Бесполезно. Она заявила, что терпеть не может вторую жену отца, и отказалась уезжать. А смерть неумолимо приближается».
На следующих десяти страницах Дункан подробно описывал жизнь в замке; одна пронизанная беспокойством тема стремительно сменяла другую: травмы, полученные его людьми, погода, катастрофически уменьшающееся количество денег в сундуках, жена…
На двадцатой странице Бет прочитала:
«Господь отвернулся от меня. Три дня назад я выкопал в промерзшей земле могилу, в которую опустил Мэри с младенцем на руках. Как и ее тезка, она родила нашего сына в яслях, поскольку больше укрыться было негде: в замке пока лишь четыре стены, крыши нет, а черная смерть уже нашла приют в деревнях к югу от нас. Я оплакиваю Мэри, она была храброй и немногословной женщиной. Пора сообщить о ее смерти Кемпбеллу. Наверняка его потрясет смерть любимой дочери и внука, и он обвинит меня — послушавшись Мэри, я не отправил ее к нему в замок Дунстаффнейдж. Если бы я поступил иначе, вполне вероятно, она и мой сын были бы сейчас живы. Когда придет весна, я построю над могилой часовню. Мне больно оттого, что я не сумел облегчить ее путь к Господу папской буллой, но, когда у меня появится возможность, я восхвалю ее бескорыстную преданность мужу бронзовой скульптурой. Я не так уж сильно любил ее, но все равно скорблю по ее доброй душе и по младенцу, жизнь которого закончилась, едва успев начаться».
Резко зазвонил телефон, и Бет вздрогнула. Порывшись в кармане, она вытащила мобильник и откинула крышку:
— Алло?
— Это Том, миледи. Как вы себя чувствуете? У вас какой-то хриплый голос.
Бет откашлялась:
— Чувствую себя великолепно. Просто я читала, и… Внезапно она живо представила себе Мэри Макдугал, которая, замерзая, корчилась в родовых муках на соломенном тюфяке, и вспомнила про жену Силверстейна.
— Как себя чувствует Маргарет? — спросила она.
— Неплохо, только в последнее время ее стало не прокормить. — Том хмыкнул и перевел разговор на другую тему: — Я позвонил вам, чтобы сообщить вот что: из Нью-Йорка прибыли две посылки. Привезти вам их завтра?
— Спасибо, я сама за ними приеду. Хватит уже мне бояться моторной лодки. Нужно не трястись от страха, а просто садиться и плыть.
— По прогнозу, денек предстоит великолепный, так что вы отлично справитесь. Только сперва позвоните мне: я понаблюдаю за вами с пристани.
— Спасибо. Думаю, вам приятно будет узнать, что этот ни на что не годный титан наконец-то заработал.
Том снова хмыкнул:
— Только не забывайте почаще подкладывать в него уголь или дрова, и тогда вы сможете пользоваться теплой водой по утрам.
— О Господи! Как же я ненавижу этот титан! И плита жутко воняет. В буквальном смысле слова.
— Я знаю. Будем надеяться, что цены скоро упадут, у вас появится много денег, и вы сможете купить себе новую технику, какую только пожелаете.
— Вашими бы устами… Том рассмеялся:
— Позвоните мне завтра перед отъездом.
— Непременно. Передайте от меня привет Маргарет.
Бет захлопнула крышку телефона, отрезав себя тем самым от внешнего мира, и призадумалась. Вот она сидит и жалуется на то, что не может подогреть холодную воду, что плита у нее дымит… Какие мелочи! Интересно, что бы она запела, если бы оказалась на месте жены Макдугала, если бы ей пришлось рожать в яслях, одной, без какой-либо медицинской помощи? Смогла бы она вынести все те муки, которые выпали на долю этой женщины, жившей в самом начале пятнадцатого столетия? Бет содрогнулась от ужаса и поблагодарила Бога за то, что позволил ей родиться в нынешнем столетии, где — если ей когда-либо придется рожать — есть больницы, газ и центральное отопление.
А еще она не могла представить себе жизни под эгидой древней католической церкви. Подумать только! Дункану приходилось платить церковную десятину, в обязательном порядке ежедневно молиться и отправлять церковные обряды! Какой ужас! А чувство вины, которое он испытывал, надо сказать, совершенно напрасно, потому что не мог позволить себе папскую буллу! Бет узнала из аннотации, что специальное разрешение, скрепленное свинцовой монеткой, после приобретения у папы давало уверенность, что умерший, минуя чистилище, отправится прямо в рай, и это лишь усилило се отвращение к организованной религии, морочившей головы наивным людям. Она предпочитала общаться с Богом один на один: благодарила его, жаловалась ему, и, бывало — правда, редко, — что он внимал ее мольбам и отвечал на ее молитвы.
Вздохнув, Бет перевернула страницу.
— А это еще что такое? — изумленно воскликнула она, пробегая глазами строки. Да ведь это план убийства! Хитроумный, вне всякого сомнения, и необыкновенно кровожадный.