Глава 11

Средиземное море

На борту “Банту Винд”, в каюте капитана сидел Инди, раздетый до пояса, а Марион, стоя рядом, перевязывала ему раны и мазала царапины йодом. Он разглядывал ее: она переоделась и теперь была в белом с высоким горлом платье, несколько чопорном. Однако он находил, что оно ей к лицу.

— Где ты его достала?

— В чулане, там всего полно. Догадываюсь, что я не первая женщина, путешествующая с этими пиратами.

— Мне оно нравится.

— Я чувствую себя в нем — хм — девственницей.

— Да и выглядишь тоже.

Она с минуту серьезно смотрела на него, не забывая, впрочем, прижигать йодом ссадины. Затем произнесла:

— Девственность, мой друг, ненадежная вещь. Была — и нет, и не жди обратно.

Она покончила с царапинами и ранами, села и налила себе немного рому, отхлебнула, насмешливо глядя на него поверх стакана.

— Не помню, я уже извинялся за то, что сжег твою забегаловку в Непале? — спросил Инди.

— Пока нет. А я поблагодарила тебя за то, что ты вытащил меня из горящего самолета?

Он отрицательно покачал головой.

— Что ж, мы квиты. Может, тогда поставим крест на прошлом?

Марион не ответила.

— Где у тебя болит? — вдруг спросила она.

— Везде.

Она нежно поцеловала его в плечо.

— Здесь?

Инди подскочил от неожиданности.

— Да, здесь.

Марион склонилась ниже.

— А где не болит? — Она поцеловала его в локоть. — Здесь?

Он кивнул. Она поцеловала ему макушку. Он указал на шею — она поцеловала там, потом кончик носа, глаза. Он дотронулся до своего рта, и она нежно прикоснулась к нему губами.

Как она изменилась, стала совсем другой.Это поведение никак не напоминало ее дикие выходки в Непале.

Что-то смягчило ее, но что?

Перемена в девушке поразила Инди.

Ковчег находился в трюме корабля, и корабельные крысы это сразу учуяли: они как безумные носились взад и вперед, дрожа и топорща усы. Тот же самый тихий гул доносился из ящика, но только крысы своим сверхчутким ухом воспринимали его, и было ясно, что он их очень пугает.

Когда неясный свет утренней зари осветил небо, капитан Катанга вышел на мостик и закурил трубку. Он пристально разглядывал поверхность моря, словно пытался взглядом исследовать подводные глубины. Соленые морские капли били его по лицу, а утреннее солнце высушивало их, оставляя на лице беловатый налет. Однако капитан не обращал на это внимания. Он чувствовал, под водой что-то неладно, что — то не так. Он прищурил глаза, но так ничего и не увидел. По-прежнему до его слуха доносился негромкий равномерный шум корабельного двигателя — старая штуковина, несмотря на почтенный возраст, все еще работала без перебоев. Он подумал об Инди и его спутнице, они оба понравились ему, и кроме того, ведь это друзья Саллы.

Но вот ящик — их груз — почему-то сразу насторожил его. Он и сам не мог объяснить себе, что вызвало тревогу, однако чутье подсказывало: чем скорее он избавится от него, тем лучше. Странно, но сейчас, глядя на спокойную поверхность моря, он испытывал то же тревожное чувство. Он чуял опасность с такой же определенностью, с какой его нос вдыхал соленый морской воздух.

Капитан застыл на мостике, не сводя глаз с воды. Он походил на прыгуна с трамплина, которому предстоит опасный и ответственный прыжок.

Инди проснулся и какое-то время разглядывал спящую Марион. Она лежала, слегка повернув набок голову, ее губы немного приоткрылись, а на лице застыло все то же выражение невинности. Инди потер зудящие под повязками раны, которые уже начали подживать. Салла в последний момент вспомнил о его одежде, так что он смог, наконец, переодеться. Он проверил, на месте ли хлыст, потом надел сверху кожаную куртку и повертел в руках видавшую виды фетровую шляпу.

Она всегда приносила мне удачу, подумал он. Без нее — я все равно, что голый.

Марион повернулась и открыла глаза.

— Как мило ты выглядишь, — проворковала она.

— Зато чувствую себя совсем не мило.

Она взглянула на повязки и заметила:

— Ты всегда умудряешься попадать в переделки.

Затем села, пригладила волосы и оглядела каюту.

— Хорошо, что ты переоделся. Несмотря на бурнус, на араба ты все равно не был похож.

— Я старался, как мог.

Она зевнула, потянулась и встала. Ее движения показались Инди обворожительными; хотя он и не отдавал себе отчета, грациозность всегда производила на него большое впечатление. Она взяла его за руку и поцеловала запястье.

— Как ты думаешь, как долго нам еще плыть? — спросила девушка.

— Пока не приплывем. — Он улыбнулся и вдруг насторожился: что-то было не так, как обычно. Он прислушался и, наконец, понял— перестал работать двигатель, судно остановилось.

Он вскочил на ноги и бросился к двери, выбрался на палубу и добрался до капитанского мостика, где стоял Катанга с незажженной трубкой в зубах. Лицо капитана было серьезным и суровым.

— Кажется, у вас очень влиятельные друзья, мистер Джонс.

Инди уставился на море — и поначалу ничего там не заметил. Но затем, посмотрев туда, куда указывал рукой капитан, увидел, что “Банту Винд” был со всех сторон окружен немецкими подводными лодками. Словно молодая красотка ухажерами.

— Вот дерьмо вонючее, — сказал он.

— Вы точно выразили мои чувства, — произнес Катанга. — А теперь вы и ваша девушка срочно прячьтесь. У нас найдется местечко в трюме. Живо! Тащите сюда девушку!

Но было уже поздно: 5 плотов с вооруженными солдатами окружили пароход, уже несколько фашистов начали карабкаться вверх по веревочным лестницам. Он повернулся и побежал, думая только о Марион, о том, что он должен добраться до девушки раньше немцев. Слишком поздно — раздался топот солдатских сапог, послышалась гортанная немецкая речь. Он увидел, как два солдата вытащили Марион из каюты. Остальные, захватив судно, согнали команду на палубу и выстроили там матросов, нацелив на них винтовки. Инди, словно тень, скользнув в дверной проем, растворился в лабиринте корабельных ходов.

Но прежде чем исчезнуть, он услышал, как Марион на чем свет стоит поносит фашистов, и, несмотря на отчаянность ситуации, улыбнулся. Ну что за девушка, подумал он с восхищением. Ничем ее не запугаешь.

Он не мог не удивляться ей, не мог не любить ее.

Дитрих, в сопровождении Беллока, поднялся на палубу. Капитан уже подал команде приказ не оказывать сопротивления. Моряки горели желанием ринуться в бой, но шансы были слишком неравны. Поэтому они хмуро стояли под дулами немецких автоматов, в то время как Беллок и Дитрих выкрикивали команды, приказывая солдатам обыскать корабль.

Беллок подошел к Марион. Как и прежде, внутри у девушки сразу что-то оборвалось, однако на этот раз она твердо решила бороться с этим чувством и ни на минуту не поддаваться влиянию этого человека.

— Моя дорогая, — обратился к ней Беллок, — ты должна поведать мне историю — или это будет эпическая поэма? — как вам удалось выбраться из Колодца. Хотя, об этом позже.

Марион не ответила. Неужели эта цепь событий никогда не прервется? У Инди, кажется, просто талант провоцировать несчастья. Она посмотрела на Беллока, который взял ее за подбородок. Девушка отвернулась, он улыбнулся.

— Потом поговорим, — сказал он и подошел к Катанге. Он собирался что-то сказать, но услышал шум и обернулся: солдаты поднимали из трюма ящик с Ковчегом. Беллок еле справился с нетерпением, досадуя, что как всегда реальность со своей суетой мешает исполнению его желаний. Медленно, неохотно он отвел глаза от ящика; Дитрих приказал доставить Ковчег на борт одной из подводных лодок.

Беллок взглянул на Катангу.

— Где Джонс?

— Мертв.

— Мертв? — переспросил Беллок.

— А зачем он был нам нужен? Мы с ним быстро покончили— бросили за борт. Девчонка — другое дело, это ценный товар на рынке, где я веду свои дела. А Джонс — зачем он нам? Если вам нужен его груз — берите, а девчонку оставьте, это наша добыча.

— Бросьте, неужели вы думаете, что я поверю в то, что Джонс мертв?

— Хотите верьте, хотите нет. Я лишь прошу оставить нас в покое, чтобы мы продолжили плавание.

Подошел Дитрих.

— Вы ни о чем не можете нас просить, капитан. Мы сами решим, что делать — взорвать вашу старую посудину или нет.

— Девушка едет со мной, — сказал Беллок.

Дитрих покачал головой.

Беллок продолжал:

— Считайте ее частью моего вознаграждения. А так как мы добыли Ковчег, Дитрих, то, думаю, фюрер согласится с моим предложением.

Дитрих заколебался.

— А если она не сумеет меня ублажить, разрешаю вам скормить ее акулам, мне плевать.

— Хорошо, — согласился Дитрих и, заметив на лице Беллока тень сомнения, быстро скомандовал, кивнув в сторону Марион:

— Доставьте на подводную лодку.

Инди наблюдал за происходящим из своего укрытия— отверстия вентилятора, где он сидел весь скрючившись. Сапоги топали по палубе в опасной близости от его лица, но его не заметили. Вранье Катанги показалось ему малоубедительным, но, как ни странно, оно сработало, немцы, кажется, поверили. Инди в раздумье разглядывал палубу. Ему надо было попасть на подводную лодку, туда, где Марион, где Ковчег. Но как?

Беллок снова взглянул на капитана.

— А как мне знать, что вы говорите правду о Джонсе?

Катанга пожал плечами.

— Зачем мне врать? — И он уставился на Беллока. Француз ему явно не понравился, и он посочувствовал Инди, что у него такие враги.

— Разве ваши люди нашли его здесь? — спросил он.

Беллок задумался, а Дитрих покачал головой. Затем немец произнес:

— Пошли. Ковчег у нас, и жив Джонс или мертв, уже не имеет значения.

Беллок весь напрягся, но через минуту расслабился и последовал за Дитрихом. Они покинули пароход.

Инди слышал, как их плоты отошли от “Банту Винд”. Он выскочил из укрытия и помчался по палубе.

Беллок вошел в радиорубку на борту лодки, надел на голову наушники, взял микрофон и назвал позывные. Через некоторое время сквозь помехи до него донесся голос. Говорили по-немецки.

— Капитан Молер? Это Беллок.

Голос в наушниках был едва слышен.

— Все подготовлено в соответствии с вашими распоряжениями, Беллок.

— Отлично. — Беллок снял наушники и вышел из радиорубки. Он направился к небольшой каюте в носовой части лодки, куда они поместили Марион. Девушка с мрачным видом сидела на койке и даже не подняла головы. Он протянул руку, взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Какие красивые глаза, зачем же их прятать?

Она резко отдернула голову.

Он улыбнулся.

— Мы можем продолжить наше знакомство.

Она встала и отошла в другой конец каюты.

— Нам нечего продолжать.

— Я так не думаю, — сказал он и попытался взять ее за руку, но девушка решительно выдернула ее.

— Ты против? Раньше, моя дорогая, ты не сопротивлялась. Отчего же такая перемена?

— Обстоятельства изменились.

С минуту он молча ее разглядывал. Затем спросил:

— Все дело в Джонсе, я прав?

Она не смотрела на него, уставя взгляд в пустоту.

— Бедный Джонс, — сказал Беллок. — Боюсь, теперь ему уже никого не победить.

— Что это значит?

Беллок подошел к двери. Уже выходя из каюты, он повернулся и бросил:

— Ты ведь даже не знаешь, моя дорогая, жив он или нет.

Он закрыл дверь и двинулся вперед по узкому проходу.

Навстречу ему шли несколько матросов, а за ними — Дитрих. Немец был чем-то взбешен. Беллок насмешливо смотрел на него: в гневе Дитрих выглядел презабавно, словно разбушевавшийся учитель, который не смеет наказать упрямого ученика.

— Может, объясните мне, что происходит, Беллок?

— Что я должен объяснять?

Дитрих, казалось, боролся с искушением ударить француза.

— Вы отдали капитану лодки приказ направиться к какой-то запасной базе, расположенной на острове у берегов Африки. Я полагал, что мы возвращаемся в Каир и оттуда первым же рейсом везем Ковчег в Берлин. Как вы посмели нарушить план, Беллок? Вы что, вообразили себя немецким адмиралом? У вас, должно быть, мания величия.

— Мания величия, — повторил Беллок, наслаждаясь сценой. — Не думаю. Просто мне кажется, что лучше открыть Ковчег до того, как мы доставим его в Берлин. Разве не ужасно будет, мой друг, если фюрер откроет Ковчег, а он — пуст. Представь себе разочарованное лицо Адольфа!

Дитрих уставился на француза, его гнев прошел, и на лице появилось выражение недоверия.

— Я тебе не верю, Беллок. Я никогда тебе не доверял.

— Благодарю.

Дитрих помолчал, потом продолжал:

— А почему надо везти Ковчег на какой-то там остров, не проще ли доставить его в Каир? Почему, я спрашиваю, нельзя открыть эту чертову коробку в Египте, Беллок?

— Потому что нельзя.

— Может, объяснишь?

— Объяснить я могу, только ты все равно не поймешь.

Дитрих выглядел взбешенным, он чувствовал, что его авторитету нанесен еще один удар. Но у француза в союзниках сам фюрер. Что он может поделать в такой ситуации?

Немец резко повернулся и пошел прочь. Беллок глядел ему вслед, но думал уже не о Дитрихе, а предвкушал событие, которое ожидало его на острове. Конечно, Ковчег можно открыть где угодно, в этом Дитрих прав. Но все же очень важно, чтобы его вскрыли именно там, на острове, в историческом месте, где даже воздух пропитан прошлым. Да, именно там, подумал Беллок. Его надо открыть в подходящем окружении, обстановка должна быть под стать этой священной реликвии.

Он направился в грузовой отсек, где в небольшой каюте хранился ящик с Ковчегом.

Какое-то время он смотрел на него. Какие секреты ты скрываешь, что сможешь мне поведать? Он протянул руку и коснулся ящика. Ему показалось или он действительно почувствовал, что ящик вибрирует? Не снимая руки с деревянной поверхности, он закрыл глаза. Охваченный священным трепетом Беллок вдруг словно скользнул в пустоту, в бесконечную тьму, а где-то там впереди виднелась грань, за которой лежал загадочный мир, существующий вне времени и пространства. Он ощутил покалывание в кончиках пальцев и открыл глаза. Скоро, сказал он себе. Скоро.

Море было холодным. Подводная лодка шла вперед, вспенивая воду и образуя небольшие водовороты; Инди цеплялся за палубные поручни, его мышцы сводило от напряжения, а разбухший в соленой воде хлыст, который он обвязал вокруг себя, впивался в тело. Так и утонуть недолго, подумал он, и стал вспоминать все, что знал об утопленниках. Впрочем, еще неизвестно, что лучше — захлебнуться или вот так висеть, уцепившись за поручень субмарины, которая каждый момент может начать погружение.

Он подтянулся на руках и перебросил себя через поручень на палубу. И вдруг спохватился — а где же шляпа! Ее не было.

Неужели ты веришь в предрассудки, сказал он себе. Сейчас не время оплакивать потерянный талисман.

И тут лодка начала погружаться. Словно гигантская металлическая рыба, она медленно уходила под воду. Инди бросился бежать по палубе — вода уже доходила ему до пояса, — с трудом добрался до боевой рубки и принялся карабкаться вверх по лестнице. Забравшись на рубку, он глянул вниз: лодка, по-прежнему, погружалась. Вздымаясь пенистыми волнами, вода приближалась к нему. Вот уже исчезла боевая рубка, а за ней и радиомачта. Барахтаясь в воде, Инди добрался до перископа и ухватился за него. Однако судно все продолжало погружаться, и перископ все глубже опускался под воду. Пожалуйста, пожалуйста, остановись, молил он подводную лодку.

Замерзший, дрожащий, он из последних сил цеплялся за перископ. Вот как бывает с теми, думал он, кто пытается покататься на немецкой субмарине. Здесь хлебом-солью не встречают.

И вдруг, словно устыдившись, — или это море вняло его мольбам? — лодка перестала погружаться. Перископ высовывался из воды всего фута на 3, но Инди был благодарен и за это: для того, чтобы выжить, 3 футов ему было более чем достаточно. Главное, глубже не ныряй, попросил он и неожиданно понял, что разговаривает с этой немецкой жестянкой вслух. Наверное, в других обстоятельствах он бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Я, должно быть, рехнулся.

Он достал хлыст и привязал себя к перископу, надеясь, что если заснет, то проснется не на морском дне и не в желудке у акулы.

Холод пробирал его до костей. Он постарался не стучать зубами и не обращать вынимания на боль от впивающегося в тело хлыста. Лишь бы не заснуть, Бог знает, что еще может случиться. Но он так устал, что бороться со сном становилось все труднее.

Инди закрыл глаза и решил думать о чем-нибудь, чтобы не задремать, но это было нелегко. Он поразмышлял о том, куда направляется лодка, спел про себя пару песенок, повторил все известные ему телефонные номера, вспомнил Риту, на которой в свое время чуть не женился, и порадовался, что так легко отделался. Мысли его стали путаться, воспоминания сплелись в неясный клубок — и, несмотря на холод и неудобную позу, он заснул.

Когда Инди проснулся, было светло, и он так и не понял, сколько проспал — возможно, целые сутки. Тело совершенно задеревенело, кожа разбухла от соленой воды, а на пальцах побелела. Он поправил хлыст и кинул взгляд вокруг. Впереди виднелся остров — субтропический рай с сочной зеленой листвой, — куда лодка держала курс. Они подплыли и нырнули в какую-то пещеру, где немцы устроили подземный склад и базу для подводных лодок. А на пристани он заметил такое количество фашистов, какое не увидишь и во время нацистских Нюрнбергских сборищ.

Как же ему не дать им себя поймать?

Он высвободился, быстро скользнул в воду и только тут заметил, что не отвязал хлыст от перископа. Хлыст и шляпа — многовато потерь для одного дня. Стараясь оставаться под водой как можно дольше, он поплыл в сторону острова. Лодка в это время уже всплыла и приближалась к пристани.

Наконец он достиг берега и с радостью почувствовал под ногами твердую землю, — хоть бы и принадлежащую фашистам, — потом пересек песчаную полосу и взобрался на дюну, откуда была хорошо видна пристань. С лодки как раз выгружали ящик с Ковчегом. Беллок, наблюдавший за работой, ни на шаг не отходил от солдат, словно опасался, что они могут уронить дорогую его сердцу святыню.

Потом Инди увидел Марион. Девушка сошла на берег, и несколько фашистов в форме погнали ее куда-то.

Он сидел на песке, скрытый от всех зарослями камыша, и думал.

Вдохновение — вот что мне сейчас требуется, наконец, решил он. Вдохновение — и удача.

Глава 12

Беллок встретился с Молером только во второй половине дня. Он был очень недоволен тем, что Дитрих присутствовал при разговоре: этот умник, конечно же, сразу начнет задавать вопросы и дергаться по каждому поводу, выводя этим всех из себя.

— Все подготовлено согласно вашим инструкциям, Беллок, — сказал капитан Молер.

— Ничего не забыли?

— Ничего.

— Тогда немедленно доставьте туда Ковчег.

Молер, бросив быстрый взгляд на Дитриха, повернулся к солдатам, грузившим ящик в джип, и начал отдавать приказания.

Дитрих, молчавший во время разговора Беллока с Молером, вдруг взорвался:

— О чем это он тут говорил? Какие такие приготовления?

— Это тебя не касается.

— Меня касается все, что так или иначе связано с Ковчегом.

— Я хочу открыть Ковчег, — сказал Беллок. — Но необходимы определенные…определенные, так сказать, условия.

— Условия? Какие?

— Не волнуйся об этом, мой друг, ты и так сильно занят. Я не хочу, чтобы по моей вине ты подорвал свое драгоценное здоровье.

— Оставь сарказм при себе, Беллок. Боюсь, ты забываешь, кто здесь главный.

С минуту Беллок глядел на ящик.

— Видишь ли, Дитрих, нам не обойтись без своеобразного ритуала, ведь мы не ящик с ручными гранатами открывать собираемся. Требуется создать подходящие условия…

— Какого еще ритуала?

— Увидишь, увидишь, не волнуйся.

— Если что-то случится с Ковчегом, Беллок, хоть что-нибудь, я тебя лично, вот этими руками, задушу. Понял?

Беллок кивнул.

— Какая трогательная забота! Да не суетись ты, ничего с ним не случится, доставят в Берлин в целости и сохранности, чтобы твой фюрер присоединил его к своей чудо коллекции.

— Надеюсь, что так и будет.

— Не сомневайся.

Беллок еще раз взглянул на ящик с Ковчегом, потом перевел взгляд на зеленеющий тропический лес, расстилающийся вдали, за пристанью. Оно там, это место, где он откроет Ковчег.

— И еще, эта девчонка, — напомнил Дитрих. — Не люблю лишних свидетелей. Что нам с ней делать?

— Оставляю на твое усмотрение, — ответил Беллок. — Она меня больше не интересует.

И все остальное тоже; ничего не интересует, кроме Ковчега. Сейчас ему было непонятно, чего ради он так расчувствовался тогда, даже решил защищать девушку, охранять ее. Чепуха! Что значат человеческие симпатии в сравнении с Ковчегом? Да и вся человеческая жизнь? Будет она жить или умрет, его больше это не волновало.

Радостное предчувствие вновь охватило Беллока, он с трудом отвел глаза от ящика, который солдаты уже погрузили в джип.

Скоро я узнаю, что за секреты ты скрываешь, подумал он. Скоро, очень скоро я все узнаю.

Инди прятался среди деревьев, рядом с пристанью. Он видел, как фашисты затолкали Марион в автомобиль и повезли куда-то в сторону леса. Затем Беллок и немец залезли в другой джип и двинулись в ту же сторону, следуя за машиной, в которой везли ящик с Ковчегом. Куда это они все отправились? Скрываясь за деревьями, Инди начал пробираться в том направлении.

И тут прямо перед ним, словно из-под земли, вырос немец. Увидев Инди, он потянулся к кобуре, но достать пистолет не успел: Инди схватил в руки толстый обрубок сухой ветки и стукнул парня по шее. У того из горла хлынула кровь, и, закатив глаза, он медленно опустился на колени. Инди еще пару раз стукнул его по голове — и немец распластался на земле. Что же теперь с ним делать? — недоумевал Инди.

И тут ему в голову пришла идея. А почему бы и нет? Отличная мысль!

Автомобиль, в котором сидели Белок и Дитрих, медленно двигался сквозь ущелье.

— Не нравится мне этот ритуал, — сказал немец.

Скоро он тебе еще больше не понравится, подумал Беллок. Боюсь, эта процедура, которую ты так прозаично называешь ритуалом, последние мозги у тебя отшибет, мой друг.

— Он очень важен?

— Да.

Дитрих молча уставился на едущий перед ними джип с Ковчегом.

— Успокойся, завтра Ковчег уже будет ум фюрера.

Дитрих вздохнул.

Француз, кончено, спятил, теперь он в этом не сомневался, рехнулся на почве Ковчега. Достаточно посмотреть ему в глаза, чтобы это понять, или послушать, как он говорит — в последнее время его речь стала отрывистой и неестественной. А его движения! Весь дергается, словно на шарнирах.

Скорее бы все закончилось, чтобы вернуться домой, в Берлин!

Джип выехал на открытое пространство. Кругом виднелись палатки, замаскированные укрытия, какие-то сараи, машины, радиомачты; туда и обратно сновали солдаты, кипела работа. Дитрих с удовлетворением рассматривал образцово-показательную немецкую базу, но Беллок, казалось, ничего не замечал. Его взгляд был прикован к каменному возвышению на другой стороне площадки. Это была остроконечная скала с плоской плитой на вершине. Вверх вели ступени, вырубленные, по-видимому, еще в те далекие времена, когда остров населяли представители какой-то древней, давно вымершей цивилизации. Все сооружение напоминало алтарь— это как раз и привлекло к нему внимание Беллока. Где же еще вскрывать Ковчег завета, как не в этом месте, словно специально предназначенном для такого ритуала.

На какой-то момент он потерял дар речи, не отрывая взгляда от жертвенника, пока, наконец, к нему не подошел капитан Молер и не похлопал по плечу.

— Можно начинать?

Беллок кивнул, и последовал за немцем в палатку, по дороге размышляя об исчезнувшем племени, вырубившем в скале ступени и оставившем на острове другие святыни— обломки статуй и различные предметы культа, — и о том, что он очень правильно поступил, остановив свой выбор на этом острове: священное место — достойное священной реликвии.

— Палатка из белого шелка, — произнес Беллок, протянув руку и коснувшись нежной ткани.

— Как вы приказали, — ответил Молер.

— Отлично, отлично. — И Беллок вошел внутрь. Посреди палатки на полу стоял сундук. Беллок откинул крышку и посмотрел на роскошно украшенные ритуальные одежды, лежащие внутри. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть их, затем взглянул на Молера.

— Вы очень точно выполнили все мои распоряжения. Я доволен.

Немец протянул ему инкрустированный жезл из слоновой кости, около 5 футов в длину.

— Чудесно, — вновь похвалил Беллок. — Согласно священным обрядам, Ковчег надо открывать жезлом из слоновой кости, а человек должен быть облачен в подобные одежды, — объяснил он. — Вы все сделали очень хорошо.

Немец улыбнулся.

— Вы не забудете о нашем уговоре?

— Ни за что, — ответил Беллок. — Когда мы вернемся в Берлин, я поговорю о вас с фюрером и представлю в самом выгодном свете.

— Благодарю вас.

— Это я вас благодарю, — сказал Беллок.

Немец с минуту разглядывал роскошные парчовые одежды.