Шип не снизошел даже до того, чтобы ответить улыбкой на эту дурацкую шутку. Он уже целиком погрузился в разъяснение плана.

– При Летнем Дворе есть один рыцарь. Он может сорвать с тебя ореол. Это будет выглядеть так, словно Зимняя королева захотела принести в жертву одну из фейри – многие поверят, что она способна на такой шаг. – Шип вдохнул поглубже. – Нам нужна твоя помощь.

Кайя прикусила верхнюю губу, елозя по ней зубами в глубокой задумчивости.

– Я сейчас совсем сбита с толку – вы же понимаете, да?

– Если ты нам поможешь, мы будем сво-бо-о-о-одны! – пропела Люти. – Семь лет свободы!

– Так в чем разница между Летним Двором и Зимним Двором?

– Есть много, много Дворов, как Летних, так и Зимних, но почти всегда верно, что Зимние Дворы хуже и что Высшие любого Двора наслаждаются своей властью над простонародьем, а еще больше – над вольными фейри. Мы, не привязанные ни к какому Двору, находимся во власти тех, кто правит землями, с которыми мы связаны.

– Так почему бы вам просто не покинуть эти земли?

– Некоторые из нас не могут этого сделать, например древесный народ. А что касается остальных – куда нам идти? Другой Двор может быть еще хуже, чем этот.

– Почему вольные фейри продают свою свободу за человеческую жертву?

– Некоторые делают это ради крови, другие ради покровительства. Человеческая жертва – это демонстрация могущества. Могущество может принудить нас повиноваться.

– Но почему тогда они просто не могут поработить вас силой?

– Не могут. Они точно так же должны подчиняться соглашению, как и мы. Для них есть свои ограничения. Если жертва не принесена, то мы свободны на семь лет. Никто не может приказывать нам.

– Послушайте, ребята, вы же знаете, что я вам помогу. Я помогу вам сделать все, что нужно.

Широкая улыбка на лице Шипа сразу же прогнала все сомнения Кайи, вызванные его грубостью. Должно быть, он просто беспокоился, что она откажется. Люти радостно порхала вокруг, подцепляя пряди волос Кайи и то ли спутывая, то ли переплетая их, – Кайя не могла сказать точно.

Кайя сделала глубокий вдох и, не обращая внимания на проделки Люти, повернулась к Чертополохе.

– Как это вышло? Если я такая же, как вы, почему я жила у моих… у Эллен?

Чертополоха смотрела в ручей, провожая взглядом покачивающиеся на воде яичные скорлупки.

– Ты знаешь, что такое подменыш? В древние времена мы обычно оставляли в колыбели деревяшку или умирающего фейри, которым чарами придавали облик похищенного младенца. Мы редко бросали так вот кого-нибудь из своих, но когда мы это делали, то постепенно истинную натуру ребенка-фейри становилось все труднее и труднее скрывать. В конце концов все они возвращались в Волшебный Мир.

– Но почему – не почему они возвращались, а почему я? Почему меня-то оставили?

Шип покачал головой.

– Мы не знаем на это ответа и точно так же не знаем, почему нам велено было присматривать за тобой.

У Кайи закружилась голова, когда она осознала, что где-то среди фейри живет другая, настоящая Кайя Фирш.

– Ты говоришь – на мне какая-то штука… ореол. Это значит, что я не выгляжу вот так, как сейчас?

– Это очень сильный ореол. Кто-то набросил его на тебя так, чтобы он держался постоянно, – глубокомысленно кивнул Шип.

– Так как же я выгляжу по-настоящему?

– Ну, если тебе это чем-то поможет, то ты – пикси. – Шип почесал в голове. – Обычно это означает зеленую кожу.

Кайя плотно зажмурилась, тряся головой.

– Как я могу себя увидеть?

– Не советую, – сказал Шип. – Если ты снимешь эту штуку, то никто из тех, кого мы знаем, не сможет набросить ее снова так же хорошо. Просто пусть она на тебе будет до Самэйна – именно тогда платится Десятина. Если будешь мудрить со своей внешностью, кто-нибудь сможет понять, кто ты на самом деле.

– Скоро это все равно закончится и тебе не надо будет притворяться смертной, если ты не хочешь, – прочирикала Люти.

– Если ореол на мне такой сильный, то откуда ты знаешь, кто я такая в действительности?

Ведьма улыбнулась.

– Ореол – это что-то вроде иллюзии, но иногда, если его правильно соткать, он может быть больше, нежели простая маска. В иллюзорных карманах действительно хранят всякие мелочи, иллюзорный зонтик защитит от дождя, а волшебное золото останется золотом, по крайней мере пока тепло рук волшебника не ушло из монеты. Чары, наложенные на тебя, Кайя, одни из самых сильных, которые я когда-либо видела. Они защищают тебя даже от прикосновений железа, которое обжигает плоть фейри. Я знаю, что ты пикси, потому что я видела тебя, когда ты была очень маленькой и мы жили в Летних землях. Сама королева попросила нас присмотреть за тобой.

– Но почему?

– Кто может сказать, каковы прихоти королевы?

– Но что, если я захочу снять ореол? – настаивала Кайя.

Чертополоха шагнула поближе к ней.

– Способов снять чары фейри много. Клевер с четырьмя листками, ягоды рябины, посмотреть на себя через камень с отверстием естественного происхождения. Это уж тебе решать.

Кайя сделала глубокий вдох. Ей нужно было подумать.

– Я отправляюсь обратно в постель.

– И еще одно, – сказала ведьма, когда Кайя поднялась на ноги и стала отряхивать одежду. – Прислушайся к предупреждению сломавшейся скорлупы. Куда бы ты ни пошла, за тобой последуют хаос и разлад.

– И что это значит?

Чертополоха улыбнулась.

– Время покажет. Оно всегда показывает.

Кайя стояла на лужайке перед бабушкиным домом. Темноту рассеивал лишь серебристый свет луны. Сегодня луна не напоминала чье-то лицо – просто холодный камень, сияющий отраженным светом. А вот нагие деревья казались живыми, их узловатые ветви торчали, словно острые стрелы, готовые вонзиться в сердце.

Кайя не могла войти в дом. Она села на росистую траву и начала вырывать пучки стеблей и подбрасывать их в воздух, ощущая смутную вину за свои действия. Какой-нибудь гном обрушит дерево ей на голову за то, что она мучает лужайку.

Пикси. Это слово звучало так… так забавно. Кайя невольно улыбалась, думая о том, что она может колдовать, что у нее, должно быть, есть крылья, как у Люти, или шустрые пальцы, как у бедняжки Хряща…

Однако все внутри сжималось, когда она думала о матери. О матери, которая вечно блевала в туалетах, переезжала из одних номеров в другие, таскалась из бара в бар в погоне за своей неясной мечтой. О матери, которая однажды разбила Кайин плеер, потому что «устала слушать завывания этой бесталанной шлюхи». О матери, которая никогда не называла Кайю странной, заступалась за нее, учила отстаивать свои убеждения и никогда, никогда не говорила, будто Кайя лжет.

Что подумала бы Эллен, если бы узнала, что девушка, которая прожила рядом с ней шестнадцать лет, не ее дочь? Что ребенка Эллен похитили шустрые ловкие эльфы?

Думать об этом было противно.

А если она не была Кайей Фирш, чокнутой смертной девчонкой, то кем она была? Кайя знала, что ее друзья не хотят, чтобы она вмешивалась в придуманный ими план до самого Хэллоуина, но она желала сейчас посмотреть, как выглядит.

Кое-где на лужайке рос клевер.

Наклонившись над делянкой бурого, наполовину увядшего клевера, Кайя стала шарить среди растений. Клевера было много, невзирая на то, что уже наступила осень, но четырехлистного ей не попадалось.

Она долго возилась в темноте, но весь клевер, который ей попадался, был обычным, трехлистным. Кайя пришла в такое отчаяние, что даже разорвала посередине один из сердцевидных листочков, чтобы проверить, является ли вся эта магическая фигня буквальной или все же символической. Похоже, ей нужно даже не найти такой клевер, а просто коснуться его…

А, какая же это глупость! Это ни за что не подействует. А если даже подействует, все равно это глупо.

Кайя бросилась на землю, надеясь, что в этот час никто не проедет мимо и не увидит ее. Она стала кататься по участку, поросшему клевером. Земля была холодной, роса уже превратилась в иней. Девушка каталась взад-вперед, вытянув руки над головой. Ей хотелось смеяться – все это было так абсурдно. Она вся промокла и очень замерзла, но что-то в запахе земли и прикосновении травы опьяняло ее и придавало сил. Кайя засмеялась, и изо рта у нее вырвалось теплое облачко пара.

Она не ощущала себя изменившейся, однако сейчас чувствовала себя лучше, чем несколько минут назад. Она смеялась как дурочка, и глупое нетерпение куда-то ушло.

Лежа на спине, Кайя попыталась вообразить себя фейри – вся в искрах, волосы развеваются на ветру. Однако единственный образ, который появился в ее сознании, – это бледно-зеленое лицо, которое померещилось ей в зеркале, когда она выходила из туалета в забегаловке. Она помнила его в таких подробностях, какие вряд ли могла бы рассмотреть краем глаза. Наверное, это просто был кадр из какого-то кино.

Кайя перевернулась, намереваясь подняться и идти в дом, и тут заметила, что участок кожи на тыльной стороне ее ладони отстает от тела. Когда девушка осторожно коснулась его пальцем, он лопнул, словно пузырь, и под ним оказалась плотная зеленая кожа. Кайя лизнула палец и попробовала стереть пигмент. Он не сошел, зеленый участок лишь сделался больше. На губах остался привкус пыли.

Кайя замерла. Она была испугана до тошноты, но одновременно и спокойна, как никогда. «Держись, – сказала она себе, – ты сама хотела это увидеть».

Глаза у нее чесались, и она потерла их костяшками пальцев. Что-то сползло с выступающих суставов. На ощупь это напоминало контактные линзы, но когда Кайя посмотрела на свои руки, то поняла, что это кожа. Чем сильнее она терла пальцы, тем больше кожи с них снималось.

Подняв взгляд, она отметила, что мир словно стал ярче, он весь переливался светом. На траве плясали разноцветные блики. Бурый цвет листвы играл множеством оттенков, тени были глубокими, как вековые тайны, и столь же прекрасными.

Кайя распростерла руки в стороны. Она вдыхала острый запах зелени, раздавленной ее башмаками, чувствовала резкий холод воздуха, полного автомобильных выхлопов, горечи увядающей листвы, дыма от далеких костров. Кайя ощущала запах гниющего дерева и отбросов, запасенных муравьями на зиму. Она слышала копошение термитов, жужжание электричества в проводах, шорох ветра в сухих, словно бумага, листьях.

Она чувствовала в воздухе привкус химических веществ – железа, дыма, бензина и других, названия которых не знала. Кайя будто ощупывала кончиком языка гармонию этих привкусов.

Это было чрезмерно и ошеломляюще. На нее обрушилось слишком много ощущений сразу, чтобы она могла справиться с ними. Она не смела в таком виде войти в дом, но именно это ей и хотелось сделать. Кайя стремилась зарыться под одеяло и ждать всепрощающего рассвета. Она была не готова к тому, что ее каприз и собственное любопытство приведут к такому результату.

Как же она выглядит по-настоящему?

Ей следовало немедленно вернуться назад, к ручью, сознаться во всем и попросить ведьму объяснить, что случилось. Кайя заставила себя несколько раз вдохнуть и выдохнуть воздух, не задумываясь о том, чем он пахнет. С ней было все в порядке, лучше, чем в порядке, с ней все просто сверхъестественно в порядке. Все, что ей нужно, – это идти к топи и по дороге больше не трогать свою кожу.

Но, едва сделав первый шаг, Кайя поняла, что не может идти. Она бежала. Бежала по задворкам домов, слыша, как лают псы, чувствуя, как промокают ноги в нескошенной траве. Бежать, через парковку, почти пустую, где парень, толкавший тележку, остановился, чтобы посмотреть на нее, и дальше, к сладковатой мусорной вони, где Кайя остановилась, задыхаясь и держась за бок. Вот она, реденькая полоска деревьев и пробирающийся между ними ручеек.

– Шип! Люти! – позвала Кайя, испугавшись, как хрипло и тихо звучит ее голос. – Пожалуйста…

Но лишь тишина была ей ответом.

Пошатываясь, Кайя слезла вниз по склону, ее ботинки вязли в грязи. Яичные скорлупки исчезли, остался лишь запах стоячей воды. Разбитые бутылки сверкали, словно зубастые челюсти: своим новым зрением Кайя отчетливо видела их. Она замерла, потрясенная этой красотой.

– Пожалуйста, Люти… Хоть кто-нибудь…

Ответа не было.

Кайя села в холодную грязь. Она может подождать. Она должна подождать.

Кайя потянулась и повернулась на бок. Листья, упавшие на нее сверху, зашуршали, подхваченные утренним ветерком. Капли холодной воды стучали по щеке и руке. Кайя села. Глаза у нее болели, губы потрескались и распухли.

Повернув одну руку к свету, Кайя увидела зеленое сияние, играющее на коже. Пальцы казались слишком длинными, они гнулись непривычно плавно – на них обнаружился четвертый сустав, и, когда Кайя сжала их в кулак, они свернулись кольцом, похожим на раковину улитки. Кайя подняла вторую руку, ту, с которой ночью начала слезать кожа. Тело под нею было тускло-изумрудного цвета.

Никто не пришел. Еще одна капля ударилась о голую ногу Кайи, и девушка подскочила. Ее ночнушка была вся в грязи, и даже в свитере Кайя изрядно замерзла.

Проглотив слезы, девушка обхватила себя руками и начала ходить взад и вперед. Она не могла пойти домой сейчас, когда она совсем не та девушка, что жила там, но ей нужно спрятаться от дождя. По крайней мере, на этот раз Дженет не скажет, что она врет.

Остановившись на парковке, Кайя развернула зеркальце машины, чтобы рассмотреть себя в профиль. Волосы сбились в сплошной колтун, мокрый от росы, в них запутались сучки и листья; кожа приобрела густой зеленый оттенок болотного мха. Не грязь покрывала кожу, а изменился ее цвет, как будто на нее набросили зеленую вуаль. Уши Кайи стали длиннее, их кончики торчали сквозь волосы. Щеки ввалились, подчеркивая острые скулы, а глаза стали раскосыми и черными – целиком блестяще-черные, с крошечной точкой белого зрачка. Как птичий глаз или бусина.

Подняв руку, Кайя коснулась своего лица. Кожа облезала легко, открывая полоски травянисто-зеленого цвета.

Неожиданно для себя Кайя с такой силой ударила по зеркалу, что оно пошло трещинами. Не обращая внимания на боль в запястье и содранных костяшках, девушка снова бросилась бежать.

Корни прищурился, всматриваясь. Девушка с зеленым макияжем на лице перебежала через улицу под навес заправочной станции. Она подняла глаза, и Корни показалось, что он узнал ее, но когда она подошла поближе, он засомневался.

– Я хотела зайти к Дженет, – произнесла она голосом Кайи, – но только что вспомнила, что она уже в школе.

Однако вблизи девушка совсем не была похожа ни на Кайю, ни на кого-то другого. Ее черные раскосые глаза напоминали капли нефти. Она была чересчур тощей. По обе стороны головы через спутанную массу волос выглядывали острые уши. Кожа словно осыпалась хлопьями, а под ней проглядывало что-то зеленое.

– Кайя? – спросил Корни.

Девушка улыбнулась ему, но улыбка выглядела весьма свирепой. На нижней губе незнакомки лопнула кожа.

Корни застыл, глядя на нее.

Девушка проскользнула мимо него в контору, вытянув гибкие, словно веточки, пальцы. Корни подавил всхлип, стараясь смотреть на кассу, на пыльные бумаги, на освежитель воздуха в полиэтиленовом мешочке – словом, на все привычные вещи. Он чувствовал запах незнакомки, странное сочетание сосновой хвои, мха и опавших листьев. От этого запаха кружилась голова.

Девушка села на груду бумаги и упаковок из-под готовой еды, валяющихся на полу.

– Что с тобой случилось?

Кайя вытянула руку и слегка пошевелила ею на свету.

– Мне плохо, – ответила она. – Мне действительно плохо.

Корни наклонился, чтобы разглядеть ее получше. Кожа ее излучала слабое сияние, неяркое, но усиливающее лихорадочный блеск ее глаз. В самой форме тела было нечто странное – наклон плеч, легкая выпуклость на спине.

Корни взял деревянный брелок с ключом на кольце.

– Пойдем в туалет. Там свет ярче, и ты сможешь смыть с себя эту дрянь.

Кайя поднялась.

– Я могу довезти тебя до больницы, – предложил он.

Она не ответила, и Корни не стал настаивать. Он знал, что в больнице нечего делать, просто чувствовал, что должен это сказать.

Туалетная комната выглядела мрачно. За все время, пока Корни работал здесь, он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь занимался здесь ремонтом или уборкой, максимум – вешали новый рулон бумаги. Когда-то белые, кафельные плитки потрескались и посерели. Здесь едва хватало места на двоих, но Кайя послушно остановилась рядом с унитазом и расстегнула свитер.

– Снимай уж и все остальное. У тебя что-то на спине.

Кайя в раздумье посмотрела на Корни и решила, что или ему все равно, или же ей наплевать. Она сбросила ботинки, стянула свитер и ночную рубашку, оставшись в одних трусиках.

Сунув скомканную ночнушку под кран, Корни намочил ее, отжал и попробовал стереть шелушащуюся кожу на теле Кайи. Кожа на спине была тонкой, как папиросная бумага. Когда Корни провел мокрой тканью по выпуклости между лопаток, эта кожа лопнула.

Непонятная беловатая жидкость потекла из разрыва.

– О-о-х! – Корни отскочил назад.

Кайя оглянулась на него, и по лицу ее стало ясно, что она просто не выдержит больше странностей. Конечно, трудно было понять, правильно ли он прочел выражение ее необычных глаз.

– Все в порядке, – произнес Корни, стараясь говорить как можно увереннее.

Снаружи донесся шум автомобиля, подъехавшего к заправке, но Корни не обратил на это внимания.

– Что случилось?

Что-то двигалось под кожей на спине Кайи, скользкое и переливчатое.

– Держись, – сказал Корни и стер густую жидкость со спины.

То, что открылось, было странным – переливающимся, словно радужная пленка, с белыми прожилками. Неожиданно это «что-то» высвободилось, едва не ударив Корни по лицу, а потом словно влажный парус обвисло вдоль спины Кайи.

– О боже… – едва выдавил Корни. – У тебя крылья.

Мокрые полотнища слабо пошевелились.

От этого зрелища Корни ощутил небывалый восторг, возобладавший даже над страхом. Это не сон, это все по-настоящему!

– Идем к нам домой, – приказал он.