– Это не все, – говорил Корин, просматривая письмо дальше. – Есть иные вещи, они не столь очевидны, поскольку касаются лично меня. Автор пишет:
«Возможно… Вы не помните подробностей истории, связанной с Сергеем Николаевичем Кориным… Возьму на себя смелость…» Кстати, вот опять. Откуда бы у Эммета Уинвуда такое подобострастие?
Но это так, психологический штрих…
«Напомнить основные детали…» И автор вовсю расписывает то, что Стюарт никогда и никак забыть не мог. Я работал в тесном контакте со Стюартом, причем совсем недавно, и миссии мои были достаточно необычными, чтобы их помнить… И разумеется, Уинвуд был в курсе моих взаимоотношений с генералом. Вывод один: письмо писал, во-первых, не Уинвуд и, во-вторых, не для генерала Стюарта. Жаль, что мы не можем провести графологическую экспертизу, она бы поставила точку.
– Вы абсолютно правы, – сконфуженно сказал Уэстбери, убирая пистолет. – Боже, какой я осел!
– У вас не хватало данных, – утешил его Корин.
– Но если письмо написал не Уинвуд, то кто же его написал? И для чего?
– Для чего, по-моему, ясно – направить полицию по ложному пути. Власти в два счета установили бы мое настоящее имя. Занялись бы мной по полной программе. А преступник выиграл бы время.
Полиция, конечно, быстро выяснила бы и то, что автор письма – не Уинвуд, но в данном случае для преступника это не имело никакого значения. Ведь важны высказанные в письме обвинения – независимо от авторства они все равно якобы представляли для меня угрозу. Ято, по замыслу преступника, считал бы автором Уинвуда, вот и убил его… А письмо преступник едва ли писал своей рукой, нанял кого-то постороннего, тут поиски безнадежны.
Уэстбери выпил содовую из стакана, к которому так и не успел притронуться Корин.
– Для меня хуже всего то, – признался он, – что история с письмом неопровержимо доказывает: Уинвуд именно убит, и убийство чертовски хитро подготовлено и спланировано…
– Давайте работать вместе, – предложил Корин. – Берете меня на должность Ватсона?
– Беру, – улыбнулся Уэстбери, – хотя для Ватсона вы чересчур наблюдательны.
– Что ж, тогда даю вводную: в четверть пятого утра Коретту Уинвуд вызвали к телефону…
Уэстбери подскочил.
– Да что же вы раньше… Ах да!.. – Он не скрывал досады.
– Попробуем реконструировать преступление, Джон. Коретта и Эммет спят в разных комнатах – таких, как мои, только выходов в коридор там два, а не один. Между комнатами дверь, но она тонкая. Коретта может услышать шум и помешать задуманному. Сообщник преступника звонит ей в условленное время, слуги зовут ее к телефону в холле… Убийца входит в комнату, вливает тоноксил в рот спящему Уинвуду, передвигает мебель, подкладывает письмо… Ну, как?
– Плохо.
– Что?
– Да все. Сколько времени отсутствовала Коретта?
– Минут пять… Максимум восемь.
– Человек не может умереть от тоноксила за восемь минут, даже от большой дозы. Нужно несколько часов.
– А если в тоноксил был добавлен яд?
– Тогда рушится имитация несчастного случая, а это часть плана – вашего, Корин, согласно легенде преступника.
Зачем тогда громоздить торосы, когда проще было Уинвуда прирезать? И вообще, рискованно это – яд. А если бы Уинвуд не спал?
– Несколько часов, несколько часов, – бормотал Корин. – Джон, мы добьемся большего, если станем рассуждать так, словно преступление действительно совершил я.
Уэстбери развалился в кресле, щелкнул пальцами.
– Попробуйте.
– Начнем, – Корин хлопнул в ладоши. – Сцена первая, я вхожу… Итак – с нуля. Я знаю, что Уинвуд написал изобличающее меня в шпионаже письмо. Я также знаю, что письмо еще не отправлено, так как Уинвуд не отлучался из Везенхалле, но он отправит его не мешкая, например, из Альтшвица. Моя задача: убить Уинвуда так, чтобы это выглядело несчастным случаем, передозировкой лекарства, и похитить письмо. Как человеку, сотрудничающему с ЦРУ, мне известно, что у Уинвуда больное сердце и он принимает сильные средства…
– А на самом деле это было вам известно? – перебил Уэстбери.
– Нет, но это не важно. Могло быть известно. Так как же мне заставить жертву выпить смертельную дозу тоноксила, зная, что она подействует спустя несколько часов?
– Минуту. А откуда у вас тоноксил?
Вы что, ехали сюда с планом убийства?
– Нет, я импровизировал. Готов спорить, что запас тоноксила имеется в аптечке замка и что одного флакона там не хватает… Потом мы это проверим, но ставлю доллар против цента, что так оно и есть. И как же мне отравить Уинвуда?
– Добавить тоноксин в виски, оно отобьет запах…
– Именно. Где?
– На рождественском фуршете!
– Конечно!
Уэстбери и Корин обменялись взглядами.
– Так я и делаю, – продолжал Корин. – Возвращаюсь к себе в комнату, жду четырех часов утра, потому что к этому времени тоноксил наверняка подействует… Жду не раздеваясь – кстати, не разделся я по чистому совпадению, но полиция уцепилась бы за это, я сыграл ненароком на руку нашему преступнику.
Четыре часа. Пора… Но мне страшно идти в комнату Уинвуда, я боюсь разбудить Коретту! И тут мне фантастически везет – ее вызывают к телефону.
– Вот и первый прокол, – вздохнул Уэстбери. – Как вы смогли бы организовать этот звонок? Да никак, тут нужен сообщник – и планировать заранее.
– Подождите, Джон. Мы еще не знаем, что это был за звонок, а узнаем, когда поговорим с Кореттой. Пока просто отодвинем его в сторону и пойдем дальше. Я вхожу в комнату Уинвуда…
– Но этот звонок, – не унимался Уэстбери. – Представим маловероятную случайность… Тогда как бы вы или любой другой догадался, что звонят именно, Коретте?
– Вы нарушаете условия игры, Джон.
Получите штрафное очко. О других ни слова, преступник – я. Услышав звонок, я приоткрыл дверь и увидел, как дворецкий или экономка провожают Коретту по коридору. Я бегу в комнату Уинвуда, убеждаюсь, что он мертв. Ставлю на тумбочку флакон тоноксила, предварительно протерев его платком и приложив к нему пальцы Уинвуда. Рядом ставлю рюмку, капаю туда тоноксил для запаха и принимаюсь искать письмо. Но у меня мало времени, вот-вот вернется Коретта! Не найдя письма, я ухожу. Вскоре раздается вопль Коретты, и я вынужден вместе со всеми выскочить в коридор… Занавес.
Уэстбери сосредоточенно молчал.
– Довольно складно, – признал он наконец. – Но есть два слабых места.
– Какие?
– Во-первых, откуда вы узнали о письме?
– А это мы оставляем за кадром, Джон. Мы же реконструируем только саму картину преступления… Но если это вас смущает, извольте: догадался, наблюдая за Уинвудом.
– Второе серьезнее. Уинвуд и Коретта спали в разных комнатах, как и все семейные пары здесь в Везенхалле. Но они муж и жена. Она могла прийти к нему в постель в любой момент. Задумывая ваше преступление, вы должны были совершенно точно знать, что в эту ночь Уинвуд будет один.
– Да, это так, – согласился Корин. – Быть уверенным в каких-то трениях между Уинвудом и Кореттой… или знать от самого Уинвуда, что по веской причине в эту ночь Коретта не придет…
– Или, с другой стороны, – знать это от Коретты.
– И все равно, стопроцентная уверенность…. Гм… Только один человек мог знать с гарантированной точностью. Сама Коретта Уинвуд.
После этих слов взгляд Уэстбери потемнел.
– Нужно остановиться, Корин. По пути произвольного фантазирования мы можем зайти очень далеко.
Корин открыл новую бутылку содовой.
– Вы правы… Скажите, Джон, каковы симптомы отравления тоноксилом? Мог ли Уинвуд стонать, звать на помощь…
– Попытаюсь порыться в файлах памяти… Все же я не врач, хотя изучал фармакологию на специальных курсах в Лондоне. Ничего такого, о чем вы упомянули. Большая доза тоноксила как будто вызывает сонливость, человек засыпает и… Смерть во сне от паралича сердечной мышцы.
– Черт возьми! Идеальный яд.
– Любое лекарство – яд, дело только в дозировке . Подумайте лучше о том, что убийство Уинвуда мог организовать лишь человек, хорошо знакомый с вашей биографией…
Корин разочарованно поднял обе руки кверху.
– Какую угодно информацию можно купить. А они все люди богатые. Это я в нашей рабочей теории убивал бы Уинвуда спонтанно, на самом деле преступление готовилось ювелирно. Так что – никаких пока комментариев, Джон. Ваши ближайшие планы?
– Пойду посмотрю, можно ли уже говорить с Кореттой.
– Вот и отлично. Если она в норме, пригласите ее в музыкальный салон… А я разыщу дворецкого и проверю аптечку.
Уэстбери вышел первым, Корин за ним Ему не пришлось долго искать Керслейна – дворецкий занимался уборкой в холле, что обыкновенно вменялось в обязанность слугам низшего ранга, но в отсутствие солдат приходится воевать и генералу. Вот истинный дворецкий, выросший и воспитанный в Англии! Убийство, землетрясение, бомбежка – в замке должны быть чистота и порядок.
Корин окликнул дворецкого с лестницы, Керслейн обернулся.
– Слушаю, сэр.
– Где у вас аптечка?
– В кухне, сэр.
– Я хотел бы взглянуть на нее.
Дворецкий сопроводил Корина на кухню, открыл белый шкафчик с красным крестом. Среди прочих медикаментов Корин увидел четыре флакона тоноксила, идентичных тому, который обнаружили в комнате Уинвуда.
– Сколько флаконов тоноксина было здесь раньше? – спросил Корин и получил неожиданный ответ:
– Не знаю, сэр.
– Кгк это? – удивился Корин. – Вы не ориентируетесь в вашем хозяйстве?
– Но это не мое хозяйство, сэр, – невозмутимо произнес Керслейн. – Я не постоянно работаю в замке, леди Брунгильда наняла меня лишь на две недели.
А по истечении срока договора я вернусь в Англию.
Корин прищелкнул языком. Еще одна мудрая предосторожность Уинвуда – не просто сокращение количества слуг, а их замена (ибо с экономкой дело наверняка обстоит так же). Ищи потом Керслейна в Англии, а Франческу Лионну – где-нибудь на Сицилии.
– Ну что ж, спасибо, Джон, – со вздохом проговорил Корин. – Возвращайтесь к вашим занятиям. Впрочем, вот что…
Расскажите мне о ночном телефонном звонке.
Брови дворецкого приподнялись, ни на миллиметр не перейдя грань безупречной вышколенности.
– Будет ли это удобно в отсутствие мистера Уэстбери, сэр? Полномочия в ведении расследования вручены ему…
– Не обращайте внимания, – небрежно сказал Корин. – Я помощник мистера Уэстбери.
Дворецкий полуприкрыл глаза, давая понять, что на этом вопрос исчерпан и он ни за что не позволит себе сомневаться в слове джентльмена.
– Я сплю в маленькой комнатке возле холла, сэр. Телефонный звонок разбудил меня приблизительно в четыре утра…
Я еще, помню, подумал, что звонят из Америки.
– Почему? Из-за разницы во времени?
– Не только, сэр. Сигнал был частый и прерывистый, как бывает при вызове международной связи. А уж потом я сообразил про время и подумал об Америке.
Я встал, накинул халат, вышел в холл и взял трубку. Там что-то шумело, потрескивало, пищало… Звонили явно издалека. Я сказал «Слушаю», и мне ответили по-английски…
– Минутку. Кто ответил? Голос был мужской или женский?
Дворецкий вдруг задумался.
– Голос… – неуверенно проговорил он. – Голос был какой-то странный, сэр.
Как будто женский, но при этом с такими необычными умоляющими интонациями… Возможно, детский голос, сэр. Да, потом я вспоминал и думал, что именно детский.
– Хорошо, продолжайте.
– Меня попросили позвать миссис Уинвуд…
– Как попросили? Припомните точно, что конкретно вам сказали.
– Так и сказали: «Пригласите, пожалуйста, миссис Уинвуд». – «Неудобно будить ее в столь ранний час, перезвоните позже», – ответил я, но голос настаивал: «Это очень срочно». Тогда я положил трубку возле телефона и отправился будить экономку.
– Зачем? Вы что, не могли сами подняться к миссис Уинвуд?
– Я?! Ночью… В спальню леди? – дворецкий был потрясен.
– Да, – усмехнулся Корин. – Явный моветон… Ну, а дальше?
– Дальше Франческа ушла за миссис Уинвуд, а я вернулся в свою комнату и лег спать.
– И вы не слышали, как миссис Уинвуд разговаривает по телефону?
– Я не имею привычки подслушивать, сэр, – с достоинством заявил дворецкий.
– Похвальное качество… А раньше, до этого кто-нибудь звонил в Везенхалле по телефону с момента вашего приезда?
– Насколько мне известно, нет, сэр.
Если и были какие-то звонки, отвечал на них не я.
– Значит, вы никогда не говорили по этому телефону?
– Нет, сэр.
Корин ощутил укол досады. Керслейну не с чем сравнивать, следовательно, его наблюдения не имеют никакой цены.
Телефон в холле замка мог быть отрегулирован таким образом, что любой звонок напоминает международный, а потрескивания и шорохи в трубке, возможно, обычное явление для местной линии.
Ясность может внести только леди Брунгильда.
22
Коррета Уинвуд вошла в музыкальный салон уверенным пружинистым шагом.
Губы ее были плотно сжаты, в глазах – никаких следов недавнего потрясения.
Черное платье невыгодно оттеняло бледность ее лица, и все же, глядя на Коретту, вряд ли кто смог бы догадаться, что эта женщина только что потеряла мужа.
Джон Уэстбери сидел на стуле возле изящного столика со старинной серебряной пепельницей, Корин стоял рядом.
Коретта отчужденно посмотрела на обоих, прошла вперед и села в кресло у рояля, спиной к свету.
– Миссис Уинвуд, – начал Уэстбери, – мистер Торникрофт согласился помогать мне в расследовании…
Коретта резко перебила:
– Мне все равно, кто и что будет расследовать. Прежде чем вы зададите вопросы, я хочу, чтобы вы знали: перед вами не безутешная вдова. Эммет Уинвуд был грязным подонком, его не интересовало ничего, кроме виски, женщин и денег. Не исключаю, что на службе он блистал, а может быть, его терпели потому, что таким проще управлять, но дома…
Она махнула рукой. Корин и Уэстбери быстро переглянулись. Выпад Коретты плохо вязался с ее первой шоковой реакцией на смерть Уинвуда.
– Я понял, миссис Уинвуд, – кивнул Уэстбери. – Но мы не собирались расспрашивать вас о супруге. Нас интересует телефонный звонок… Тот, около четырех утра.
Коретта достала из сумочки пачку «Мальборо», Уэстбери предупредительно наклонился к ней с зажигалкой в вытянутой руке.
– Я спала… Меня разбудил стук в дверь…
– Дверь, выходящую в коридор?
– Ну да… В моей спальне и в комнате мужа раздельные выходы в коридор, хотя есть и внутренняя дверь, как вы видели.
– Это нам известно, – вмешался Корин. – Но из того, что до стука в дверь вы спокойно спали, я заключаю, что в комнате мистера Уинвуда вы ничего тревожащего не слышали?
– Ничего тревожащего или ничего? – пожелала уточнить Коретта.
– Значит, что-то все же там происходило?
– Да, после того, как я вернулась со злополучного рождественского фуршета.
Сначала в его комнате было тихо, потом я услышала голоса. К нему приходил ктото… Мужчина.
– Голос вы не узнали? – спросил Уэстбери.
– Нет.
– И о чем они говорили, вы тоже не слышали?
– Нет. Они говорили негромко.
– Не ссорились?
– Как будто нет, во всяком случае, на повышенных тонах не разговаривали.
– Там был только один человек?
– Кроме голоса Эммета, я слышала голос только одного человека. Если и был еще кто-то, он молчал. Они беседовали с полчаса, потом звук закрывающейся двери, и все. После этого я легла в постель.
– И вы не зашли к мужу пожелать доброй ночи? – поинтересовался Корин.
Коретта изогнулась в кресле, подобно кобре, готовящейся к броску.
– Доброй ночи?! О чем вы, мистер Торникрофт?! О мертвых нельзя говорить плохо, но я ненавидела его! Я застукала его здесь, в этом самом чертовом салоне, когда он целовался с проклятой шлюхой Рамоной Лэдцери!
Уэстбери счел за лучшее погасить вспышку гнева Коретты.
– Миссис Уинвуд, давайте вернемся к телефонному звонку.
– Ах да, звонок… Я встала и отворила дверь. В коридоре была экономка, она сказала, что меня срочно просят к телефону. Я чрезвычайно удивилась, да что там – я была изумлена! Ни один человек на свете, кроме Эммета, не знал, что я поеду в Везенхалле. Уже когда я спускалась за экономкой к телефону, я подумала, что произошла ошибка, слуги просто ослышались: по телефону сказали «мистер Уинвуд», а не «миссис Уинвуд». Тем не менее я взяла трубку…
– И что вы услышали? – подался вперед Уэстбери.
– Сначала ничего… Треск, шумы, какие-то гудки на линии, как если бы звонили очень издалека… Я несколько раз повторила: «Алло! Коретта Уинвуд слушает, говорите!» И тогда ответил очень странный голос, словно бы детский… Он был… печальным, исполненным тоски.
«Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» – и так раз за разом, как некий… Потусторонний зов. Потом пауза и опять: «Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» Я пыталась разговаривать с этим голосом, спрашивала, что ему нужно, – бесполезно.
Только это тоскливое поскуливание, как собака на луну: «Миссис Уинвуд, миссис Уинвуд…» Я решила, что это чья-то идиотская шутка, разозлилась и швырнула трубку.
– Понятно, что вы не узнали этого голоса, – сказал Корин, – но у вас есть хоть какие-то догадки?
– Ни малейших…
– И тогда вы вернулись наверх…
– Да. Вернулась и увидела, что дверь в комнату мужа приоткрыта и там горит свет. Я забеспокоилась… Понимаете, этот загадочный звонок выбил меня из колеи.
Я вошла… Эммет лежал под одеялом лицом вверх. Он казался спящим, но у меня сразу сердце заколотилось… Я никогда не видела у него такого лица… Я подошла… Остальное вы знаете.
Коретта перевела дыхание, глубоко затянулась сигаретным дымом.
– У вас есть еще вопросы, господа? – осведомилась она. – Я устала…
– Пожалуй, только один, – произнес Уэстбери. – У вашего мужа было больное сердце?
– При таком образе жизни у кого угодно будет больное сердце.
– Но он не принимал тоноксил?
– Нет. Он вообще избегал сильных средств.
– Благодарю вас, миссис Уинвуд…
Мы не задерживаем вас больше.
Коретта поднялась, загасила окурок.
У дверей она обернулась, поколебалась, будто хотела что-то добавить, потом решительно толкнула дверь и вышла.
– Ваше мнение, Джон? – спросил Корин.
– Это могла сделать она. Вполне могла. Ревность и вызванная ею ненависть – частый мотив убийств.
– Да, но не таких убийств, Джон! Импульсивных, аффектированных, а здесь – изощренный план.
– Женщин трудно понять… иная может годами таить и вынашивать планы мести… Но оставим общую психологию.
Меня смущает несоответствие между заявлениями Коретты о ее отношении к Уинвуду и непосредственной реакцией на его смерть. Не стыкуется… Но если это она, то понятно, откуда у нее информация о вас. Живя рядом с Уинвудом, женщине не так сложно вытянуть коекакие секреты ЦРУ. Однако у нас появляется и другая подозреваемая – Рамона Лэддери. После того, как Коретта увидела их вдвоем с Уинвудом, Рамоне было легко сообразить, что мистер и миссис Уинвуд вряд ли будут спать в одной комнате.
– Но если Рамона была любовницей Уинвуда, зачем ей убивать его? А трюк с письмом? Я представляю автором письма Коретту, но Рамону? Она могла бы в ярости застрелить любовника из пистолета, такое больше в ее стиле.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Уэстбери, – но остается еще и Огден Лэддери! Вот он вполне мог таким замысловатым образом разделаться с соперником.
– Да, – с сомнением произнес Корин, – есть граф Лэддери, есть и все остальные… И все поймут, что письмо может быть и фальшивкой, запутаются в подозрениях… Джон, вы ведь прибыли сюда из-за лорда Фитуроя. Что вы знаете о нем?
Уэстбери подошел к бару, вынул бутылку виски, вопросительно взглянул на Корина. Тот кивнул. С рюмками и сигаретами они устроились у столика.
– Лорд Фитурой, – пробормотал Уэстбери в раздумье. – Сложный, противоречивый человек. Полагаю, его политические взгляды можно опустить, это не столь существенно… Но есть и такое, что для нас небезынтересно. Видите ли, Корин, при определенных обстоятельствах лорд Фитурой мог бы занять кресло Кэмерона в британском правительстве…
– Министра финансов?
– Да. Но политическая обстановка на Даунинг-стрит изрядно запутана. Как самостоятельная фигура Валентайн Кэмерон мало кого устраивает, однако он в хороших отношениях с американской администрацией, что немаловажно для привлечения в нашу экономику инвестиций США. Лорд Фитурой был бы намного лучшим министром финансов, это признается почти всеми, но одних отпугивает его реакционная позиция, а других – чрезмерная, по их мнению, независимость мышления. Именно это второе заставляет американцев поддерживать на плаву лодку Кэмерона, но и у них нет единства.
Здесь велика роль ЦРУ, для которого Кэмерон – испытанный проводник американского влияния в Англии. И насколько я могу судить, Уинвуд активно поддерживал Кэмерона, создавая тем самым непреодолимые препятствия для карьеры лорда Фитуроя.
– Но почему? – от политических лабиринтов у Корина всегда начинали болеть зубы. – Ведь лорд Фитурой здесь, а значит, он без пяти минут участник их нового финансового союза.
– Да, в этом не так-то легко разобраться. Уинвуд балансировал на проволоке, или, если вам так больше нравится, сидел между двух стульев – ЦРУ с одной стороны, связанные с нацистами банки и финансисты – с другой. И ему хотелось иметь страховку, работая – не создавая видимость, а реально работая – на обе стороны. Таким образом, поддержка Уинвудом Кэмерона выводила его из диссонанса с влиятельными силами в ЦРУ и американской администрации, а лорд Фитурой был для него выгоднее в качестве динамичного финансиста, не связанного официальным постом.
– Понимаю, к чему вы клоните, – Корин наполнил опустевшие рюмки. – Но представить себе лорда, кандидатура которого на пост министра финансов рассматривается всерьез, в роли убийцы… Гм… В романе Агаты Кристи, пожалуй, такое бы прошло.
Не спеша с ответом, Уэстбери взял рюмку, долго рассматривал ее на свет.
– Я расскажу вам одну историю, Корин, – раздельно выговорил он, – а уж выводы – ваша прерогатива. Это случилось восемь лет назад, когда лорд Фитурой и Антония еще не были женаты и лишь изредка встречались на приемах и вечеринках. Тогда лорд Фитурой занимал должность… Впрочем, важно не это, а то, что он был помолвлен с Эмили Гринсдэйл, девушкой из всеми уважаемой аристократической семьи. За две недели до свадьбы машина Эмили, на которой она возвращалась в Лондон из фамильного поместья, на высокой скорости врезалась в ограждение автострады – во всяком случае, так утверждается в полицейском заключении, свидетелей не было.
Девушка погибла. Любопытно то, что, согласно единодушным показаниям членов семьи Гринсдэйл, Эмили всегда водила машину очень осторожно. Спиртного она не употребляла, да и экспертиза показала, что в момент аварии она была трезва.
Полиция посчитала это несчастным случаем еще и потому, что на свете, казалось бы, не существовало человека, которому была бы выгодна смерть Эмили Гринсдэйл…
– Ну и что? – вяло спросил Корин, заранее зная ответ.
– А то, что через год лорд Фитурой и Антония поженились.
23
Уэстбери отправился к леди Брунгильде, чтобы расспросить ее о технических особенностях телефонной линии Везенхалле, тогда можно будет делать обоснованные предположения по поводу того, откуда звонил таинственный абонент.
Следующим шагом, намеченным Кориным, был разговор с Берковским. Корин сообщил Уэстбери, о чем собирается беседовать с русским банкиром, и после увесистой порции сомнений идея получила одобрение. Но допрос Берковского Корин и Уэстбери намеревались провести вместе.
В картинной галерее, по которой Корин направлялся в библиотеку, было холодно и сумрачно. Солнечный свет рассеивался в пыльных портьерах, картины притихли в неосвещенных нишах, будто персонажи портретов спали в сплетенных самим Временем подвесных колыбелях.
Но в конце галереи, за два окна до входа в библиотеку, портьера была отодвинута, и золотой клин яркого света рассекал сумерки пополам. На широком подоконнике, опираясь спиной о витой переплет оконной рамы, сидела графиня Лэддери. Как и тогда в оранжерее, она находилась в обществе квадратной бутылки «Джека Даниэльса». Тихо ступая, Корин подошел ближе. Рамона подняла глаза. Мало сказать, что ее лицо было заплаканным – оно просто-таки утопало в слезах.
Рамона Лэддери попыталась, как сумела, улыбнуться Корину.
– Это судьба, да, Брайан?
Корин не понял, имеет ли она в виду их вторую подряд случайную встречу при похожих обстоятельствах или смерть Эммета Уинвуда.
– Наверное, – ответил он словом, одинаково подходящим для обоих вариантов.
Глаза женщины сузились, словно она вознамерилась проникнуть в самую сердцевину мозга Корина и вытащить оттуда всю правду до конца.
– Я говорила вам о преступлении, Брайан. Свершилось.
– Да, свершилось, – сказал Корин беспомощно. Его вдруг охватила злость на себя, на свою неспособность преодолеть одномерность и зашоренность сознания, увидеть вещи под иным, дающим волшебный ключ углом зрения. Его хваленая логика, которую так ценил полковник Коллинз, оказалась бесполезной побрякушкой в ситуации, когда, кроме нее, и надеяться не на что.
Прорываясь сквозь удушающую пелену злости, Корин брякнул:
– Вы убили Уинвуда, Рамона?
Графиня Лэддери, ничуть не удивившись, глотнула виски из горлышка, зажмурилась на секунду.
– Нет, Брайан. Это сделала Коретта.
Корин молчал, постукивая ногтем по сигаретной пачке. Рамона отобрала ее, извлекла две сигареты, сунула в рот и одновременно прикурила. Потом она протянула одну сигарету Корину, тот машинально взял дымящийся белый цилиндрик.
– Я любила его, Брайан, хотя он и не заслуживал… Если бы вы знали меня близко, вы сказали бы, что эгоистичная и самовлюбленная Рамона Санчес не способна на чувство. Но.. Боже, что с нами происходит, Брайан? – Она принужденно засмеялась.
– Что вам известно о Коретте Уинвуд? – нажал Корин.
Рамона зашлась в приступе неврастенического смеха.
– Ни-че-го! Я хотела вернуть Эммета… Хотела, чтобы все было как прежде.
Он оттолкнул меня, но Коретта думала, что…
– По-вашему, этого достаточно, чтобы обвинить ее в убийстве?
Замороженный тон Корина несколько отрезвил Рамону.
– Это сделала она… или мой муж, какая разница… или они вместе. О, теперь я догадываюсь, что они оба давно обо всем знали! Как вы думаете, зачем он привез меня в Везенхалле? Полюбоваться на труп Эммета, вот зачем…
Бедная Рамона, подумал Корин. Похоже, она и впрямь считает себя центром Вселенной, первопричиной всего сущего.
Нет ни политики, ни денег, ни серьезных поводов к преступлению – только Рамона как основа помыслов и поступков других людей.
Но ведь может оказаться, что она и права… Человек, стрелявший в Рональда Рейгана, не был наемником тайных могущественных сил. Он всего-навсего возжелал произвести впечатление на киноактрису Джуди Фостер… Судьба мира могла измениться из-за того, что свихнувшийся маньяк влюбился в актрису!
И не всегда они промахиваются.
24
В библиотеке появился Джон Уэстбери и с порога начал выкладывать новости.
– Леди Брунгильда утверждает, что телефонная линия надежна и при местных переговорах работает отлично, зато при международных, особенно трансконтинентальных, шумы в трубке – обычное явление.
– Хорошо сделано, командир, – откликнулся Корин. – Положите это в коробку.
– Как! Если мы установили, что звонок шел из другой страны… Леди Брунгильда подтвердила и прерывистый сигнал международного вызова…
– Положите это в коробку, – повторил Корин. – Пусть в ней накопится побольше фактов, прежде чем мы начнем стряпать из них версию.
Дверь открылась, вошел Берковский.
Видно было, как он тщится излучать уверенность и энергию, но получалось у него плохо.
– Вы хотели видеть меня, господа?
Уэстбери указал на кресло. Берковский сел.
– У мистера Торникрофта есть вопросы к вам, – пояснил Уэстбери.
– А почему я должен отвечать на вопросы мистера Торникрофта? – желчно осведомился банкир.
– А вы и не должны… Если, конечно, вас не интересует скорейшее раскрытие преступления.
Берковский вздрогнул.
– Боже упаси! Если вы так это расцениваете…
– Вас подозревают не больше, чем других, – успокоил его Уэстбери.
– Я выпью водки…
– Водка в баре.
Не вставая с кресла, Берковский дотянулся до бара, извлек плоскую флягу «Смирнофф» и щедро плеснул в стакан.
Корин взял слово.
– Мистер Берковский, расскажите, пожалуйста, о беседе, состоявшейся между вами и Эмметом Уинвудом здесь, в библиотеке, в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое.
Берковский едва не поперхнулся водкой.
– Никакой беседы не было, Торникрофт! Да, мы встретились здесь… Случайно… Мне не спалось, я хотел выбрать какую-нибудь книгу… Мы перемолвились с Уинвудом парой слов, не больше.
О погоде, о Рождестве…
– О влиянии лунных фаз на поведение кошек, – подхватил Корин. – Мистер Берковский, зачем вы лжете? Ложь не в вашу пользу.
– Да я говорю вам…
– Послушайте, Берковский. Я спускался в библиотеку в ту ночь и слышал из-за двери обрывок вашего разговора.
Уинвуд сказал, что не может сделать чего-то… Вы ответили, что его доклад погубит не только вас лично, но и нанесет удар по организации. О каком докладе шла речь?
Банкир отставил стакан и процедил сквозь зубы:
– Это не имеет отношения… В общем, не ваше дело, Торникрофт. Поверьте моему слову, если бы вопрос о докладе Уинвуда хоть краем касался возможной причины убийства, я выложил бы все. Но я-то знаю, что это не так!
– Тогда убедите и нас.
– Не могу! – всплеснул руками Берковский. – Эта информация задевает не только мои интересы.
– Без крайней необходимости, – сказал Уэстбери, – мы не станем ее разглашать.
Берковский сосредоточенно размышлял.
– Вот что, господа, – проговорил он спустя минуту. – Ведь важно раскрыть убийство, так? Я дам вам другие сведения, они могут помочь… Ведь если убийца будет найден, вы прекратите расспросы о докладе Уинвуда?