 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Толстой Лев Николаевич :: Чехов Антон Павлович :: Раззаков Федор :: Громов Дмитрий :: Нортон Андрэ :: Грин Александр :: Борхес Хорхе Луис :: Сименон Жорж Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Справочник по реестру Windows XP :: Повесть о Воронихине :: Путь на Грумант :: Амнезия творца :: Гусев :: Том 3. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мертвого дома. :: Gump & Company :: Странник |
Дамеон - Эффект проникновенияModernLib.Net / Фантастический боевик / Быстров Андрей / Эффект проникновения - Чтение (стр. 23)
– Зорин! – крикнул он прямо в лицо хрипящему врагу. – Твой поезд ушел, ты сам понимаешь это. К чему бессмысленное зло? Отдай Ключ! По телу Зорина пробежала молния судороги. – Ты выиграл, Кремнев, – сказал он вдруг почти ясным и чистым голосом. – И ты прав. Я играл грамотно… Но есть еще прикуп, который не виден. – Что? – Возьми Ключ. Он находится… Больше Зорин не мог выговорить ни слова. Его лицо искажали чудовищные гримасы, кисти рук, покрывшиеся сетью морщин, сжимались и разжимались еще с полминуты после того, как сердце его остановилось. – Все, – опустошенно уронил Кремнев, тщетно попытавшись нащупать биение артерии на горле Зорина. Он поднялся с пола и подошел к заплаканной Ире. – Положение наше аховое, девочка. Но ничего, попробуем выпутаться. – Как? – Здесь недалеко машина. Поедем к Двери… – К какой двери? – Ты не знаешь, где мы? – Нет. Ничего не помню, гадость какую-то кололи… – Ладно, потом. Вооружены мы хорошо, у нас и обычный пистолет, и этот… Парализатор. Если кто-то из бессмертных еще жив, эта штука должна произвести впечатление… Мы устроим засаду у Двери. Надеюсь подстеречь там обладателей Ключей. Кто-нибудь ведь может воспользоваться Дверью… Это наша единственная надежда, Ира… – Дядя Саша, у тебя получится… Не может не получиться. – Конечно, получится. Кремнев ободряюще улыбнулся девушке, одними губами. Ни тени этой искусственной улыбки не отразилось в его глазах. 14 Стоя у окна, Андрей Иванович Сретенский смотрел на приближавшуюся к дому машину необычных очертаний. Это не могла быть смена охраны – не время, да и ездили те не на таких машинах. Из автомобиля, похожего на маленький обтекаемый броневик, вышли двое. Первый заговорил с охранниками, а увидев второго, Сретенский издал изумленное восклицание и подозвал Аню. Опасения Олега Мальцева касательно состояния Гордеева не оправдались, хотя тревожные минуты и стоили ему нескольких седых волос. Едва не потеряв сознание у машины, народный комиссар быстро оправился и продолжал обращаться с Олегом, как прежде. Внезапный приступ головокружения не был связан с инъекцией манкуртала, а являлся первым звонком смертельной атаки виталина, о чем Мальцев, разумеется, подозревать не мог. Гордеев и Мальцев вошли в дом, а Сретенский и Кудрявцева кинулись им навстречу. – Олег! – Аня растерянно захлопала ресницами, не зная, как реагировать на неожиданное появление Мальцева. – Тебя, значит, тоже затянуло сюда… – Нет, не затянуло, – сказал Мальцев в ответ. – Я приехал в Фоксхол за вами, и сейчас мы отправимся домой. Народный комиссар товарищ Гордеев любезно согласился освободить нас и помочь покинуть Фоксхол… – Что все это значит? – недоуменно пробормотал Сретенский. – Потом, потом, – торопил Олег. – У нас чрезвычайно мало времени. Идемте! – Нужно сменить машину, – вмешался Гордеев, – если вы не хотите, чтобы мое чудо техники сразу же привлекло внимание… Там, за Дверью. Реквизируем у охранников «БМВ». У подъезда Гордеев отдал распоряжения – доставить броневик обратно в столицу, охрану у дома снять. Он сам сел за руль коричневого «БМВ», а Сретенский, Кудрявцева и Мальцев устроились сзади. Машина мчалась по унылой пыльной дороге, а вскоре откуда-то издалека донеслись тоскливые завывания сирен. – Это сигнал тревоги? – забеспокоился Мальцев. – Да, – не оборачиваясь, ответил Гордеев. – Но мы успеем, мы уже почти у цели… А, черт! Он свернул к обочине и затормозил. – Что такое? – вскинулся Олег. – Видите тот «фольксваген»… Там, дальше? Это машина Зорина. Мальцев и сам узнал синий «фольксваген», и его сердце забилось с силой пойманной птицы. О нет, только не сейчас, когда все, казалось бы, позади… «Фольксваген» пришел в движение, он приближался… Развернувшись поперек дороги у самого бампера «БМВ», он замер. Какой-то человек (не Зорин!), державший в каждой руке по пистолету, выбрался из салона, где кроме него сидела молодая симпатичная девушка. – Вы все, выходите, – скомандовал Кремнев. Гордеев опустил стекло донизу и высокомерно произнес: – Вы что, с ума сошли? Не видите, кто перед вами? Или я должен представиться, показать документы? – Я вижу, кто передо мной, – парировал Кремнев. – Банда негодяев из тех, что размахивают атомными бомбами. Ну, а я – тот, кому это не нравится, и мне до смерти надоел ваш треклятый Фоксхол. Выходите-ка из машины и открывайте Дверь, или… Или я сам открою, без вашего содействия. Он выстрелил под колеса «БМВ». Гордеев внезапно расхохотался. – Мы приняли вас за человека Зорина, – признался он. – Атомной бомбардировки не будет… Слышите сирены? Через семь минут ракеты будут уничтожены, но и вам, и нам нужно спешить покинуть Фоксхол. Вместе с ракетами взлетит на воздух энергетический центр, и мы рискуем застрять здесь навсегда. – Вы остаетесь, Гордеев, – сказал Мальцев, которому вовсе не хотелось иметь дело с товарищем комиссаром по окончании действия манкуртала. – Дайте Ключ и покажите, как им пользоваться. Гордеев и Мальцев вышли из машины. Они занимались Ключом, а на Кремнева с его пистолетами никто не обращал внимания. Некоторое время постояв в растерянности, Кремнев наклонился к дверце «фольксвагена» и что-то сказал Ире. Девушка кивнула и пересела в «БМВ», на переднее сиденье рядом с водителем, а Кремнев, не пряча своего оружия, втиснулся назад бок о бок с Аней. Заполыхали огни рождающейся в пространстве Двери, яркие даже днем. Когда голубой купол стабилизировался, Мальцев опустил Ключ в карман и сел за руль. Машина постепенно набрала скорость. Одинокий человек на дороге, Михаил Яковлевич Гордеев, смотрел ей вслед. Когда машина исчезла в дожде фиолетовых искр, до слуха Гордеева донесся отголосок отдаленного взрыва, а за ним – других, значительно более мощных. Земля дрожала под ногами. После очередного взрыва с куполом произошло что-то необычайное, такое, чего никогда не происходило ни с одной из Дверей. Он плавно изменил цвет с голубого на темно-синий, фиолетовые искры пропали. Купол поднимался вверх, его нижняя часть, окруженная кольцом туманной мглы, сжималась. Он превращался в шар, продолжая изменять цвет – все темнее и темнее, вплоть до абсолютно черного, точно вокруг этого шара замкнулись лучи света, бессильные оторваться от его поверхности. Потом аспидно-черный шар схлопнулся в точку, которая медленно растворилась в воздухе, подобно электронному следу в центре экрана выключенного старого телевизора. Одинокий человек на дороге этого уже не видел, равно как не видел более вообще ничего. Он ослеп; он стоял в пыли на коленях, пытаясь превозмочь страшный приступ головной боли. Он умирал и понимал, что умирает, хотя непереносимая боль мешала ему осмыслить причину. Но зачем ему теперь было осмысливать какие бы то ни было причины и следствия? Игра с Бессмертием закончилась, и финал не мог быть иным. 15 Генерал-лейтенант Антон Вениаминович Зарубин расхаживал по комнате перед сидевшим в кресле Дубровиным и говорил четко, бесстрастно, порой сдерживая порывы раздражения: – Эксперты в тупике, Игорь Борисович… Привезенный вами предмет – Ключ, так вы его называете?.. – Да, – подтвердил Дубровин, не отводя взгляда от лица генерала. – … Оказался и впрямь технологическим устройством невероятной сложности. Но наши эксперты не понимают, для чего такая штуковина может служить и как приводится в действие. Никакого источника энергии, даже батарейки… Они колдовали над вашим Ключом вдоль и поперек, но не смогли открыть его секрета. Позвольте мне быть откровенным, Игорь Борисович. С одной стороны, я подозреваю, что вам известно больше, чем вы рассказали. С другой – вы рисковали жизнью, чтобы доставить Ключ в Москву, а вам изо всех сил пытались помешать. Стало быть, эта вещь и в самом деле исключительно важна. Но какого черта вы молчите? Раз уж привезли ее, сделайте последний шаг. Дубровин вздохнул: – Мне очень жаль, Антон Вениаминович. Я рассказал все. Может быть, назначение вещи лучше меня прояснит ее владелец? – Тейлор? Если вы имеете в виду похищение, мы думали об этом. Но Тейлор как сквозь землю провалился. Наши люди не могут найти его ни в Америке, ни в других странах. Присев к столу, генерал отхлебнул кофе. Дубровин, находящийся во власти собственных размышлений, последовал его примеру. Итак, Ключ не действует, это ясно, иначе его эффекты были бы сразу замечены экспертами. Не важно почему – не выдержал напряжения при включении в самолете, лишен источника внешней энергии или почему-либо еще. А важно то, что при этом условии затевать повествование о путешествии в Фоксхол – верный способ очутиться в уютной палате с белыми стенами под заботливым присмотром врачей. Остается одно – «ждать и надеяться», как любил говаривать граф Монте-Кристо. Надеяться на то, что рано или поздно специалисты раскроют тайны даже бездействующего Ключа. Ведь его изучение будет продолжено… И вот тогда снова обратятся к Дубровину, и тут уж он не промолчит. Пока же – увы! – при всем желании он совершенно бессилен. Он сделал больше, чем мог сделать обычный человек, и следующий ход не за ним. – Я все рассказал, – невыразительно повторил Дубровин. Неловко поставив чашку на стол, он поморщился от боли в раненой руке. – Скажите, Антон Вениаминович, каковы теперь мои личные перспективы? – Личные? – Зарубин посмотрел на Дубровина так, словно тот спросил его о результате футбольного матча между командами Земли и Луны в 2500 году. – Гм… Ничего не знаю пока. Задали вы мне задачку… Впрочем, вот что. Доктора утверждают, что ваша нервная система находится в состоянии полнейшего истощения и физические кондиции ей под стать. Почему бы вам не отдохнуть месяц-другой в одном из наших санаториев? Подлечиться… – В том санатории, что возле Магадана? Зарубин слегка улыбнулся: – Чувство юмора не утрачено, это хорошо… Преувеличивают доктора. И все-таки – как? Поедете? – Поеду, – решительно согласился Дубровин. – Честное слово, сам чувствую, что сейчас для меня это не худший выход. А если ваши… то есть наши гипнотизеры захотят выкачать из меня информацию, которую я скрываю якобы, так они это сделают с равным успехом что в санатории, что в любом другом месте. Улыбка генерала стала шире, искреннее. – Вы совершенно правы. Еще бы, подумал тот, кто был Стивеном Брентом. Он вытянул ноги, устало расслабился в кресле. Затем он медленно, экономными движениями извлек сигарету из пачки, взял со стола зажигалку. Вспыхнул бледный огонек, погас и снова вспыхнул. Не торопясь прикуривать, Дубровин сосредоточенно изучал остроконечный язычок пламени, точно видел подобное впервые. Потом его взгляд скрестился со взглядом Зарубина, и тот покачал головой. 16 В небогатой гостиной отставного генерала КГБ Виктора Дмитриевича Васильева (на кухне присутствующие не поместились) было накурено так, что поиски топора становились актуальными. На столе теснились полупустые чашки с недопитым чаем, переполненные пепельницы, смятые пачки из-под сигарет, апельсиновая кожура, надорванные упаковки чипсов и хрустящих хлебцев, аккуратные хрустальные рюмочки. В опасной близости от края горделиво возвышалась бутылка коньяка. В ней убавилось совсем чуть-чуть, хотя разговор продолжался не первый час Сретенский и Кудрявцева сидели на диване, Мальцев и Кремнев разместились в креслах. Ира Матвеева, поминутно находившая себе новое место, теперь пристроилась на подлокотнике, обняв Кремнева за шею. Сам хозяин квартиры стоял возле окна и в который раз со всех сторон рассматривал Ключ. В течение долгой беседы каждый брал слово неоднократно, либо рассказывая о том, что видел и слышал сам., либо уточняя и дополняя сообщения других. Картина выстраивалась довольно исчерпывающая, и в конце концов Виктору Дмитриевичу не оставалось ничего иного, как сказать: – Несмотря на то что все вы – ответственные и разумные люди, я не поверил бы вам, если бы не знал близко Сашу Кремнева… – В том-то и дело, – незамедлительно откликнулся Кремнев. – Нам НИКТО не поверит. Разве какие-нибудь совершенно свихнувшиеся уфологи (при этих словах Аня и Сретенский переглянулись и синхронно усмехнулись), да толку от них… Потому мы и пришли к вам, а не к кому-то другому. – И вы ждете от меня совета.. – Совета и помощи… Как и прежде, Виктор Дмитриевич. Васильев положил Ключ на подоконник, подошел к столу, налил себе полрюмки коньяка. – Что ж, попробуем. Сначала оценим факты. Непосредственной угрозы со стороны Фоксхола нет… – Пока нет, – вставил Олег с ударением на «пока». – Пока нет, – кивнул Васильев, – и стало быть, мы имеем фору. Но вам действительно не стоит идти куда-то еще. Кроме неприятностей, из этого ничего не выйдет. – Тогда как же быть? – Вопрос Андрея Ивановича прозвучал риторически. – Единственное вещественное доказательство – Ключ. – Васильев снова взял Ключ в руки, словно хотел окончательно убедиться в его существовании. – И я обещаю вам найти способ анонимно передать его туда, где к нему не отнесутся легкомысленно.. Ключ создан не на другой планете и не Высшим Разумом, а нашими русскими учеными. Следовательно, другие ученые раскроют его назначение и принципы действия. Не сразу, но раскроют. – Но Фоксхол не ближайшая проблема, – сказал Кремнев. – Допустим, с ним как-нибудь разберутся. А что насчет заговора Болотова? Проглотив коньяк, Васильев немного подумал. – Я знаком с Болотовым, – произнес он веско, неторопливо. – Способный человек. С фантазиями, к несчастью, но способный. Такой, как он, может принести немалую пользу России… Если его правильно сориентировать. Я встречусь с ним, постараюсь отговорить его от нелепых замыслов. Его ведь пытались подставить, и он это поймет. Зачем – другой вопрос, но пытались. – Вы подвергнете себя опасности, – промолвил Кремнев с беспокойством. – Не думаю… Впрочем, я подготовлю тылы… Оставлю кое-где документы, которые всплывут, если со мной что-то случится, и сделаю так, чтобы Болотов об этом узнал не от меня… Хотя я сомневаюсь, чтобы он сильно упорствовал, особенно после истории с рукописью и гибели Булавина. Он, в общем, нормальный человек. Как только ему станут известны подробности. Нет, Саша, ты напрасно волнуешься за меня. Со мной все будет в порядке, а вот с тобой… – Что со мной? – удивился Кремнев. Васильев помолчал: – Считаешь ли ты гибель Зорина и Булавина достаточной компенсацией за смерть Шатилова? – Нет, – сразу сказал Кремнев. – Вот именно, нет.. Но они – главные виновники. Кроме того, Булавин был косвенно повинен в убийстве твоей жены, а Зорин сыграл трагическую роль в жизни той женщины, Зои Богушевской… Не хватит ли их двоих, Саша? Бегать по Москве, отлавливая шестерок, очень рискованно, а ты отвечаешь не только за себя. – Васильев взглянул на Иру. – Ты просил совета, и вот мой совет– возвращайся в Санкт-Петербург. Ира крепче обняла Кремнева, прижалась к нему. Она молчала, но это молчание было красноречивее слов. И Кремнев понял. Стиснув девушку в ответном объятии, он проговорил, глядя Васильеву прямо в глаза: – Да, Виктор Дмитриевич. Я возвращаюсь. Эпилог ЗОНА ПРОНИКНОВЕНИЯ-2 1 МОСКВА Январь 1999 года Лаборатория №16, помещавшаяся в подвале, уживалась в известном научно-исследовательском институте на птичьих правах. Ее небольшой коллектив, состоявший из молодых энтузиастов, занимался исследованиями торсионных полей, существование коих еще никем не было доказано. Руководство института со скрипом финансировало работы по изучению того, что то ли есть, то ли нет, и грозилось вообще прикрыть лабораторию. Спасали только время от времени появлявшиеся в западных журналах (со ссылками на засекреченные источники) сообщения о подобных работах, успешно ведущихся в США и других странах. Но поди проверь такие источники! И лаборатория №16 балансировала на грани закрытия. Ночью девятнадцатого января, когда произошла авария, в лаборатории корпел над приборами лишь физик-аспирант Юра Гладилин. Он не уходил домой, потому что хотел во что бы то ни стало именно сегодня завершить давно задуманный эксперимент… Собственно, авария была пустяковая, не авария даже, а перегрузка электронных цепей. С треском вылетела пара опытных микросхем, расплавилось несколько проводов, поискрило кое-где – и все. Происшествие никак не отразилось на энергоснабжении института, свет в вестибюле не погас. Поэтому пожилой вахтер, пенсионер Илья Савельевич, стерегущий покой ученых не первый год, мог хорошо разглядеть лицо торопливо прошагавшего мимо него Гладилина. Юра покидал институт без шапки, в распахнутом пальто, а о выражении его глаз старичок-вахтер вспоминал еще долго. В обычно спокойных, немного насмешливых глазах аспиранта метался ужас и стыла беспредельная тоска. Так мог выглядеть человек, внезапно заглянувший в Бездну, куда никому из живых заглядывать не дано. Юра Гладилин имел в институте репутацию рассудительного ироничного скептика – из тех, кто и в реальности телеграфного столба будет сомневаться, пока не потрогает его руками. Невозмутимый, основательный, нечуждый некоторой доли научной романтики (но в строгих рамках экспериментальных доказательств!) – таким знала его и беспредельно влюбленная в него жена. Она была буквально потрясена, когда он предстал перед ней в третьем часу утра со спутанными волосами, в которых искрились тающие снежинки, с безумным блуждающим взглядом. В ту ночь Юра так и не вымолвил ни слова о том, что его испугало и встревожило. Лишь к вечеру следующего дня (на работу он не пошел, отговорился по телефону переутомлением и недомоганием) Гладилин рассказал Тане все. – Ты ведь помнишь, – спросил он, прикладываясь к чашке с обжигающим чаем, – над чем мы с Володей Бажиным работали? Торсионный анализатор молекулярного спектра. – Да, конечно, – неуверенным тоном подтвердила Татьяна. Она не страдала забывчивостью, но для нее, записного гуманитария, слова «торсионный анализатор» звучали шаманским заклинанием. – Так вот… Вчера Бажин ушел домой, а мне очень хотелось одну нашу догадку проверить… Если в экспериментальном генераторе торсионного поля удалить одну микросхему и заменить ее на… Впрочем, это не важно. Я произвел замену и продолжал работу за компьютером. Изредка я поглядывал на экран торсионного приемника, где можно было визуально проконтролировать результат после полной загрузки системы. Но что-то пошло не так… Ошиблись ли мы в расчетах, или я напортачил с монтажом схемы, или… Не знаю. В общем, сначала запахло горелой изоляцией, потом послышались резкие щелчки – знаешь, как у автоматических предохранителей, хотя у нас в лаборатории таких нет. Искры посыпались… Я повернулся к распределительному шиту, чтобы прекратить подачу электрического тока. Таня, я точно помню, что вырубил этот проклятый ток, черт побери! Да и тумблер потом оказался в нижнем положении! Это я заметил, когда уходил, хотя мне было крепко не до тумблера… – Успокойся, – нежно сказала Таня. – Ну, вырубил, и дальше что? – А ничего! В смысле, ничего не изменилось, все так же щелкало и искрило – в обесточенной-то схеме! Ну а потом я посмотрел на торсионный монитор. Здесь Гладилин надолго умолк и только после новой чашки чая заговорил снова: – Там было изображение… Но не совсем там. Когда ты смотришь на экран телевизора или компьютера, все происходит за стеклом и ты четко осознаешь это, верно? А тут стекло будто растворилось. То, что я видел, было очень ярким и рельефным, объемным. Я будто бы находился и перед монитором, и внутри него, и там, где… Словом, был как бы среди этих событий, участвовал в них. – Как в стереофильме? – Намного реальнее. Я даже запахи помню. Ну, насчет запахов, может быть, это моя фантазия, но в лаборатории-то воняло горелой изоляцией! А такой аромат перебить… Гм… – Но что ты видел? – Таня придвинулась к Гладилину, ощущая, как ей передается его возбуждение. – Сначала – город… Или что-то похожее, словно с высоты, метров с тридцати. Ряды одинаковых домов, очень унылых, типа бараков. Правильная геометрическая планировка. Город под сумеречным небом, таким тоскливым, точно там никогда солнца и не бывает. И вся картина невыносимо тоскливая, печальная. Пейзажи вокруг вроде бы осенние, но осень эта какая-то окончательная, про такую Пушкин не написал бы «Очей очарованье». Деревья неподвижные, как из гипса, ни ветерка. Листья мрачных, пугающих тонов. Вот там и пахло как-то жутко, словно в операционной или даже в морге… А в городе – никого на улицах, ни единого человека. Изображение двигалось, как если бы я летел над городом. Иногда видел внизу перевернутые, разбитые машины, одна машина горела… Потом я увидел другой город, или, может быть, другую часть того же города, с широкими проспектами, красивыми особняками, фонтанами… Но и здесь царило полнейшее запустение. Разбитые окна, взломанные двери, мусор на улицах… И тоже нигде никого. А затем картина как-то быстро сместилась – там вообще все менялось очень быстро, будто я сидел внутри летательного аппарата, перемещавшегося порой с огромной скоростью, почти мгновенно. Появились горы или скалы под тем же давящим небом и темнота между ними. В эту темноту шли люди… Много людей, наверное, человек двести. Я смотрел на них с высоты, сзади и под углом. Они были одеты в какие-то серые балахоны с капюшонами, полностью закрывающими головы. Толпа брела в едином медленном ритме, с низко опущенными головами, и темнота поглощала людей. О господи! Это было похоже на сошествие в ад. Гладилин перевел дыхание и продолжал: – Потом я очутился в каком-то зале, вероятно подземном, расположенном на большой глубине, – почему-то у меня сложилось именно такое впечатление. Тусклое освещение, много непонятной аппаратуры, разобранной на части или просто покореженной. К стене жались люди, их лица были искажены ужасом, рты раскрыты. Вероятно, они кричали от страха, но я не слышал криков. На них надвигались громадные, черные безголовые фигуры с вытянутыми вперед руками. Тут снова быстрый полет, смещение изображения – и я вновь оказался под открытым небом, в местности, где, по всей видимости, произошла какая-то катастрофа. Там были руины, развалины, так изуродованные, что не представлялось возможным понять, от каких объектов они остались. И вот здесь я увидел совсем рядом черную фигуру без головы. Она состояла точно из плотного сгустка клубящегося черного тумана, ее очертания были как бы не совсем реальными. И этот туманный монстр, это порождение мрака… Он тянул руки к моему горлу! Схватившись за чашку, Гладилин судорожно глотнул. – А дальше? – спросила Таня с замиранием сердца. – Почти все. Я – тот виртуальный я, который находился внутри этого странного мира, – метнулся прочь от чудовища. Промелькнули еще какие-то картины – толпы людей с бессмысленными улыбками, показывающих пальцами вверх… И все погасло. Я сидел перед темным монитором в лаборатории. Плохо помню, как я выбежал оттуда, как домой добирался… Таня, ты литератор, твое воображение богаче моего. Эти картины погибающего мира… Скажи, к какому каналу я мог подключиться, что мог видеть? Другую планету? Ужасное будущее нашей Земли? – Ты говоришь, там были машины, дома, люди – все, как у нас? – Не знаю. Я не рассматривал подробно. На беглый взгляд – все, как у нас… Но не поручусь. После непродолжительного молчания Таня осторожно произнесла: – Юра, в вашей лаборатории, наверное, хватает разных излучений… Даже домашний компьютер создает сильный фон, а у вас… – Ты о чем? Ах да… Знаешь, может быть. Об этом я как-то не подумал. Ну да! В момент разрыва цепи мог возникнуть кратковременный мощный высокочастотный импульс, около 415 мегагерц… Такая частота черт-те как воздействует на человеческий мозг… И потом, когда я выключил ток, просто-напросто галлюцинировал у пустого монитора… Да, такое очень возможно. Эту чепуху Гладилин излагал ради Тани. Он-то прекрасно знал, что ни при каких условиях в лаборатории не могло появиться подобных излучений. Но он любил Таню, и он видел, что ей легче примириться с мыслью о кратковременном помешательстве мужа, чем о контакте с непонятным жутким миром в иных измерениях. Юра Гладилин не нашел в себе сил ни поведать о своих видениях кому-то еще, ни повторить эксперимент. Много позже его самостоятельно, проверяя ту же догадку, повторил коллега Юры, Володя Бажин. Хотя опыт и не дал ожидаемых результатов, он прошел вполне гладко, без каких бы то ни было непредвиденных эффектов. 2 В конце осени – начале зимы девяносто восьмого года, а также в январе девяносто девятого в разных частях света при различных обстоятельствах обнаруживали тела людей, умерших загадочной смертью. Эти люди, по документам и свидетельствам достаточно молодые, выглядели после ухода из жизни как глубокие старики. Вскрытие всегда показывало характерные старческие изменения в организме. Возникло предположение, что эти люди были отравлены неизвестным ядом, действующим таким образом, но присутствия посторонних химических соединений во внутренних органах выявлено не было. Правда, в домах некоторых жертв таинственной эпидемии были найдены ампулы с бесцветной жидкостью и шприцы, а локтевые сгибы покойных хранили следы уколов. Анализ вещества в ампулах, состав которого оказался исключительно сложным, позволил, однако, установить, что оно не является ни ядом, ни наркотиком. Но этот вывод экспертизы был единственным… Назначение препарата осталось тайной, и не было доказано, что умершие делали себе инъекции содержимого этих ампул. Если такое и происходило, препарат бесследно распадался в крови, а стало быть, и доказать что-либо было нельзя. Среди вещей погибших обнаруживали также предметы, вызвавшие большой интерес специальных служб (спецслужбы подключались практически в каждом случае, ибо жертвы, как правило, занимали в своих странах высокие и ответственные посты. Если это было не так, расследование все равно засекречивалось и передавалось в руки спецслужб – по аналогии). Эти предметы, представлявшие собой прямоугольные пластины с прозрачными кристаллами по углам и рубиновыми полушариями в центре, покрытые сеточками тонких серебристых проводов, пристально изучались в лабораториях. Увы, эксперты были бессильны сказать о них что-либо конкретное, кроме того, что эти устройства, судя по отсутствию внутренних источников энергии, являлись частью неких более сложных технологических комплексов. В руки экспертов попали и другие аппараты, внешне похожие на портативные радиостанции. Но если они обеспечивали связь, любой из исследователей дорого дал бы за информацию о том, с кем и на каком принципе. Той же осенью и зимой в различных регионах планеты резко возросла активность так называемых аномальных явлений – по традиции в это понятие включались НЛО, необъяснимые световые спектакли в атмосфере, наблюдение миражей неясной природы, сообщения о встречах со странными существами и объектами, массовые вспышки временных психических отклонений у жителей какой-либо местности и даже иногда загадочные исчезновения самолетов и судов, хотя следы таких катастроф обычно рано или поздно отыскивались. Аномальные явления во множестве отмечались в американском штате Огайо, в Западной Европе, в центральных районах Южной Америки, на юго-западном побережье Австралии, а в России – в Хабаровском крае и в Подмосковье. Тому, кто принимал эти сообщения всерьез, могло показаться, что перегородки, отделяющие наш мир от мира Неведомого, стали совсем тонкими и готовы вот-вот рухнуть.. Уфологи били тревогу Так, например, известный исследователь аномальных явлений Алексей Константинович Прийма писал в одной из своих работ: «Поразительно, что мы не испытываем никакого страха перед Чужими.. Местоимение „мы“ я использую здесь в широком смысле, не включая в него себя лично. Я-то хорошо осознаю весь специфический колорит ситуации, в которой все мы находимся перед устрашающими силами и потенциальными возможностями Чужих. Таинственные эти Чужие неуловимы и непобедимы. Мотивы их поступков всегда непроницаемо загадочны для человеческого сознания, а последствия их действий катастрофичны для людей». Итак, уфологи беспокоились, уфологи предупреждали… Но только они одни. Ибо кто из людей солидных и основательных, будь то ученый, военный или политик, мог поверить в угрозу, таящуюся за однажды открытой Дверью? Кто мог поверить, что на Землю надвигается неописуемый кошмар Фоксхола, переставшего уже именоваться так, ибо иные силы завладели им и пришло время иных имен? А когда-то, не столь давно, молодой человек (его звали Олег Мальцев) сидел за письменным столом и вспоминал книгу американского автора о вампирах, которые захватили Лос-Анджелес… Потому что в них никто не верил. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23 |
|||||||||