С преобразованием ВВС фронта в 4-ю воздушную армию расширились права командования и штаба, а следовательно, возросли и обязанности, ответственность каждого на своем месте.
Испытания лета и осени 1942 года стали суровой проверкой для 4-й воздушной армии и ее командующего. В условиях непрерывного отхода наших сухопутных войск сначала на рубеж реки Дон, а затем к предгорьям Кавказа действия авиации приходилось организовывать в чрезвычайно сложной обстановке. В первой половине июля в составе воздушной армии в строю было всего лишь около 200 самолетов. Соотношение сил сторон в авиации было 1 к 6 в пользу противника. К тому же армия находилась в непрерывном движении. Летный состав напрягал все силы, чтобы хоть в малой степени противостоять неизмеримо превосходящему ее 4-му воздушному флоту противника, помочь своим сухопутным войскам организованно отойти на очередной оборонительный рубеж. Нередко летчики вылетали на задание под артиллерийским обстрелом, а тыловые подразделения оставляли аэродромы уже при непосредственной угрозе захвата их наступающими вражескими частями.
Управление армией в этих условиях крайне усложнилось. Однако командующий и его штаб сумели, хотя и с потерями, обеспечить организованное перебазирование подчиненных соединений и частей. В тех конкретных условиях это явилось свидетельством больших организаторских способностей Вершинина, слаженности и четкости работы его штаба.
Лишь к середине августа фронт стабилизировался на рубежах рек Терек и Баксан. Завязались тяжелые оборонительные бои в предгорьях Кавказа. Около пяти месяцев 4-я воздушная армия сражалась в составе Северной группы войск Закавказского фронта за удержание подступов к Главному Кавказского хребту.
8 сентября 1942 года Вершинин был назначен командующим ВВС Закавказского фронта. Под его руководством объединялись 4-я и 5-я воздушные армии и авиация Черноморского флота. Хотя командовать 4-й воздушной армией стал Н. Ф. Науменко — прежний заместитель командующего, Вершинин во многих случаях уделял ей больше внимания, чем другим, так как ее соединения и части действовали на главном направлении Закавказского фронта.
Много работал Вершинин в штабах общевойсковых объединений и соединений, где тщательно согласовывал вопросы взаимодействия авиации с другими родами войск. Этого он требовал и от командования авиационных армий и соединений. И потому, как это делалось, он во многом оценивал их работу.
— Мы для них, а не они для нас, — часто повторял он на совещаниях авиационных командиров. — А это не просто: установил связь, уточнил свою задачу и бомби или штурмуй. Надо знать замысел общевойскового командира, разобраться в его задаче. Тогда только поймешь, как наилучшим образом использовать свои силы.
Постоянный поиск нового, наиболее характерного в Соевом применении авиации в интересах наземных войск — одна из важнейшихчерт дарования Вершинина как выдающегося советского военачальника. Во многом именно поэтому выбор пал на Вершинина, когда потребовалось объединить под единым руководством две воздушные армии и авиацию Черноморского флота.
С каждымдном крепла оборона Кавказа, росли боевое мастерстволичного состава, слаженность в действиях различных родов войск. Выматывая противника, объединения и соединения Закавказского фронта все чаще стали наносить мощные контрудары. Противник был разгромлен у Сунженского хребта, затем у Элькотовских ворот. Сокрушительное поражение потерпела вражеская группировка, пытавшаяся захватить Орджоникидзе и прорваться к Грозному. В начале января 1943 года контрудары советских войск, оборонявших Кавказ, переросли в общее наступление.
В обороне и в наступлении наша авиация действовала исключительно активно. А горные условия для авиации особые. На большой скорости здесь маневрировать трудно: мешают горы. А если подняться выше, то снизится эффективность бомбометания и штурмовки. И все же наши летчики бомбили и штурмовали противника, причем точно.
Однако нужно было выбивать врага, прятавшегося в глубоких складках местности. Но как? Этот вопрос не находил ответа. И обидно было: укрывшийся где-нибудь в ущелье, противник подчас оказывался неуязвимым для авиации.
Однажды при посещении одного из аэродромов Вершинин надолго остановился у бомбардировщика И-153 («Чайка»). Эта машина во всех отношениях устарела, и летчики не любили ее главным образом за небольшую скорость. Но было у нее и достоинство — высокая маневренность. «Да ведь эта «Чайка» будто для гор придумана!» — осенило Вершинина. Приказал проверить: «Чайка» свободно облетала горы, забиралась в ущелья.
Вскоре в авиасоединония поступило распоряжение: максимально использовать «Чайки» для штурмовки и бомбежки вражеских войск в горах. Появились и асы этого дела. На тихоходных, но юрких «Чайках» они находили и штурмовали противника в таких местах, которые для других самолетов вообще были недоступны.
Северо-западная группа войск Закавказского фронта была преобразована в самостоятельный Северо-Кавказский фронт. Командующим ВВС нового фронта был назначен Вершинин. Под его руководством сосредоточивались, по сути, прежние авиационные силы, в том числе три воздушные армии и авиация Черноморского флота.
Наступил апрель 1943 года. Штаб ВВС Северо-Кавказского фронта перебазировался из Тбилиси в Краснодар. Освободившись на какое-то время от повседневной вереницы неотложных дел, за которыми некогда оглядеться, получив в связи с переездом небольшую передышку, офицеры штаба теперь особенно остро воспринимали весенние контрасты.
Весна на юге — это всегда ликование света, запахов, звуков. Она постаралась вовсю и на этот раз, обновляя землю, Но теперь земля была истерзана войной, страшные следы ее обнаруживались всюду.
Довоенный Краснодар хорошо был знаком многим авиаторам. Некоторые жили здесь постоянно и начинали свою летную биографию в Краснодарском аэроклубе. Другие были здесь курсантами авиационного училища или работали в нем преподавателями, инструкторами. И у всех в памяти сохранился нарядный южный город с залитыми солнцем улицами, живой, многолюдный… Теперь его нельзя было узнать. Тяжелые раны, нанесенные ему захватчиками, как и множеству других городов, поселков, сел и деревень на нашей земле, совершенно изменили город. Повсюду руины, чернеющие коробки с обугленными отверстиями окон, повисшими лестничными пролетами, груды битого кирпича и обломки на улицах, обгоревшие черные стволы деревьев, которые никогда уже не распустят листьев… И люди, те немногие оставшиеся люди, которым довелось пережить фашистскую оккупацию в родном городе, с печалью во взглядах, от пережитого такие же почерневшие, как обгорелые деревья, изможденные физически и духовно. От всего увиденного при встрече со знакомым городом еще сильнее разрасталось чувство гнева и ненависти к врагу, сеявшему вокруг смерть и разрушение.
Штаб ВВС Северо-Кавказского фронта разместился в одном из пригородов Краснодара. По численному своему составу он походил скорее на оперативную группу. Начальником штаба был назначен полковник М. И. Дремин, начальником оперативного отдела полковник Б. А. Агеев. Другие обязанности в штабе были поручены еще нескольким офицерам. Партийно-политическую работу во всех авиачастях фронта непосредственно организовывал и направлял заместитель командующего ВВС фронта по политчасти генерал Ф. Ф. Веров. Небольшой, но квалифицированный коллектив работников штаба сразу же после переезда в Краснодар дружно включился в дела, помогая командующему организовать управление авиационными частями и соединениями в развернувшихся на Кубани боевых действиях.
Каждый день порождал десятки неотложных вопросов, больших и малых. Вот, к примеру, вскоре после прибытия в Краснодар в штабе ВВС стало известно, что при перебазировании некоторые летчики и штурманы, впервые оказавшиеся в воздухе над разлившейся Кубанью, ошибочно принимали этот необъятный весенний разлив реки за море. Соответственно в курс полета вводилась поправка, фактически приводившая к отклонению на восток от заданного маршрута. Реальной становилась угроза потери ориентировки со всеми вытекающими последствиями. Уже были отмечены случаи посадки отдельных и даже групп самолетов на другие аэродромы вместо указанных.
— Не хватало еще, что мы начнем нести потери от весеннего паводка, — встревожился Константин Андреевич, когда ему доложили об этом.
Командующий приказал немедленно принять надлежащие меры. Прежде всего потребовал обратить внимание командиров авиачастей на то, чтобы на предполетных инструктажах летчиков и штурманов подробно знакомили с особенностями района полетов, приказал обеспечить четкую и бесперебойную работу радиосвязи.
Перемены в природе, связанные с наступлением весны, далеко не всегда были радостными. Из-за распутицы многие аэродромы оказалось невозможно использовать до тех пор, пока грунт не подсохнет. На остальных приходилось размещать большее, чем следовало, количество самолетов. Скученность на аэродроме всегда препятствует делу. И не только потому, что затрудняет организацию летной работы. Возрастает угроза потерь при налетах вражеской авиации. Думы об этом не покидали командующего, и он требовал от своих помощников изыскивать все возможные средства для усиления противовоздушной обороны действующих аэродромов.
В тяжелом положении оказались тыловые подразделения и службы. Некоторые аэродромы находились в окружении залитых водой рисовых полей. В условиях, когда на фронте с каждым днем возрастало боевое напряжение, это обстоятельство переросло в проблему. Бездорожье не позволяло использовать ни автотранспорт, ни тракторы. И солдатам батальонов аэродромного обслуживания пришлось доставлять грузы на аэродромы на своих плечах. А много ли их доставишь таким образом? Между тем именно в марте, когда начался весенний паводок, Вершинин получил от командующего фронтом задачу — организовать переброску грузов в расположение 58-й армии, действовавшей на правом крыле Северо-Кавказского фронта. Выйдя в район Приазовских плавней, ее соединения в результате распутицы оказались отрезанными от баз снабжения и испытывали острую нехватку боеприпасов и продовольствия. Вершинин решил использовать для доставки самолеты По-2, которые не нуждались в больших взлетно-посадочных площадках. Однако нужно было доставлять грузы к этим площадкам. Но как? Выручила солдатская смекалка: появились небольшие плотики, на которых по залитым водой рисовым полям транспортировались грузы на аэродромы.
Однажды Вершинин, в который раз обсуждая с тыловиками вопрос о доставке к аэродромам необходимых грузов, как раз и услышал об этих плотиках. Заинтересовался, стал давать советы, касаясь таких деталей, которые немало изумили собеседников. Увидев недоуменные выражения их лиц, Константин Андреевич объяснил:
— Молодость вспомнил. Я ведь в юности плотогоном был.
Советы Вершинина действительно оказались полезными. «Плотогонный флот», как он шутя говорил, во многом помог транспортировке грузов по залитой весенней топью кубанской земле.
Для воспоминаний о прошлом иногда достаточно внешне схожей ситуации. Проверяя транспортировку грузов на плотах, Вершинин вспомнил себя почти еще юношей, когда довелось ему работать плотогоном.
Детство его прошло в небольшом селении Боркино (по современному административному делению оно находится в Санчурском районе Кировской области). Здесь он и родился 5 июня 1900 года в бедной крестьянской семье.
Когда-то Боркино окружали сплошные леса, боры, от них, видно, и название селения пошло. Но в пору детства Вершинина лесов вокруг уже не было, и боркинцы испытывали нужду даже в дровах. Многодетная семья Вершининых, в которой было семеро, мал мала меньше, жила в постоянной бедности. Принадлежавший ей клочок пахоты да жалкая луговая полоска, сколько на них ни трудись, достатка в семье создать не могли. Мать Константина Вершинина, Афанасия Васильевна, совершенно не знала грамоты. И отец его, Андрей Галактионович, не обучался в школе, хотя и осилил грамоту: умел читать и кое-как писать. Но был он хороший плотник. Этим его ремеслом и существовала главным образом семья.
Боркинские дворы поровну, двумя рядами, расположились вдоль большака Яранск — Царевококшайск (Йошкар-Ола). Одна из немногих картин босоногого крестьянского детства навсегда запечатлелась в памяти: вместе со своими сверстниками ходил сюда Костя Вершинин «слушать, как идут» по проволоке, подвешенной на столбы, депеши. Детям казалось, что провода па телеграфных столбах полые, и тембр звучания их зависит от содержания телеграмм: то раздастся звук начальственно-повелительный, то покорно-просяший, то кротко-печальный. Но чаще, сколько помнил Вершинин, приходилось бывать на большаке ребятишкам вместе со взрослыми: их брали, чтобы помогали вершить мирскую повинность — ремонтировать казенный тракт.
Хотя Константин Вершинин окончил церковноприходскую школу с похвальной грамотой и, по мнению учителя, проявил способности в учении, отец решил, что дальше будет учить сына своему ремеслу: семье нужны кормильцы. Стал одиннадцатилетний Костя Вершинин строгалем в плотницкой артели. Помимо основной обязанности — ошкуривания бревен, выполнял разные поручения артели, помогал хозяйке дома, готовившей для артельщиков еду. Так проходили дни и месяцы — в тяжком труде с рассвета до сумерек. Построила артель в то первое его трудовое лето дом богатею в соседнем селе. Вернулись отец и сын Вершинины домой с дешевенькими подарками для семьи. А потом снова на заработки — в отход, как тогда говорили.
К четырнадцати годам Константина Вершинина считали уже настоящим работником. А там началась первая мировая война, и вскоре остался он единственным кормильцем семьи: отца мобилизовали на фронт. Матери с шестью детьми было впору управляться только по дому. Его заработков не хватало и на хлеб. С другом отца он отправился к лесопромышленнику, нанялся на молевой сплав леса. Для частных предпринимателей, которые хищнически и беспощадно вырубали коренные лесные массивы, молевой сплав представлял собой наиболее дешевый способ транспортировки заготовленного леса. Для сплавщиков это был тяжелейший труд, сопряженный с большим риском и опасностью. Нередко они получали увечья. Хронические простудные заболевания — ревматизм, воспаление легких, а то и туберкулез — неизбежно сопутствовали их труду.
Пришлось Константину быть молевщиком, испытал ледяную купель, был плотогоном, лесорубом-возчиком. Потом снова стал плотничать. Константин взрослел. А главное — крепли его гордость и сознание рабочего. Хорошей трудовой школой стала для него работа в Звениговском затоне (речка Звенига — левый приток Волги) на судоремонтном заводе.
Грянул Великий Октябрь. Летом 1918 года совсем рядом заполыхал огонь гражданской войны. Белогвардейский мятеж шел от Симбирска к Казани, Царевококшайску, Звенигову. В затоне было объявлено военное положение. Часть судов, вошедших в состав Волжской военной флотилии, на заводе переоборудовали и приспособили для ведения боевых действий. Молодой рабочий Константин Вершинин с интересом следил за переменами на заводе. Общение со старшими товарищами-коммунистами все более приобщало к участию в общественной жизни. По просьбе земляков-артельщиков он читал им вслух газеты. Особенно настойчиво просили его читать сообщения о состоянии здоровья Владимира Ильича Ленина после покушения на него правых эсеров.
Артель, в которой был Константин Вершинин, прикрепили к команде парохода «Ориноко». По корабельному расчету стал он подносчиком патронов к пулемету. Довелось ему на «Ориноко» участвовать в походе на Казань. Вместе с десантом, высаженным ночью 10 сентября, Константин тушил пожары, помогал ликвидировать последствия хозяйничанья в городе белогвардейцев. Артель незаметно распалась. А Вершинин, оставаясь подносчиком патронов на судне, в течение всего 1918 года продолжал работать плотником на восстановлении пострадавших от пожара цехов и других помещений Звениговского завода. 24 февраля 1919 года его приняли в члены партии.
Весной 1919 года, после VIII съезда РКП (б), решения которого призывали трудящихся на борьбу против белогвардейцев и интервентов, все больше рабочих уходило в Красную Армию. Возраст Вершинина подлежал мобилизации, но его, несмотря на все просьбы, не отпускали с завода — нужны были плотники. А у Константина одна мечта — самому с оружием в руках защищать революцию. Но как освободиться от брони? Лучшего не придумал — уехал в свое Боркино, оттуда и был призван в армию.
За многие годы службы в авиации Константин Андреевич хорошо усвоил истину — пренебрежение, просчет в любой кажущейся на первый взгляд мелочи неизбежно может обернуться неудачей в главном. В авиации нет мелочей — об этом он постоянно напоминал подчиненным и сам неуклонно следовал этому правилу. Вместе с тем для стиля Вершинина как военачальника характерным было умение выделить в любой проблеме главное и сосредоточиться на нем, не пренебрегая, однако, и второстепенным.
Глазное в ту весну 1943 года заключалось в том, что не только на земле, но и в небе война круто шла на перелом. Его надлежало закрепить и развить во что бы то ни стало.
Чтобы лучше понять характер развернувшихся на Кубани событий, следует вспомнить, что после сокрушительного разгрома под Сталинградом враг был окружен у берегов Волги, потеряв там 330 тысяч своих солдат и офицеров. Вслед за Сталинградом началось изгнание его и из пределов Северного Кавказа. Всю зиму 1943 года наши войска наступали. Пройдя с непрерывными боями от Терека 800 километров, соединения и части Северо-Кавказского фронта в марте вышли в низовья Кубани.
Сталинградский разгром глубоко потряс фашистскую Германию. Но Гитлер и его генералы рассчитывали летом 1943 года взять реванш за поражение. Тотальная мобилизация дала возможность немецко-фашистскому командованию восполнить понесенные потери, а отсутствие второго фронта в Европе позволило ему без особого риска бросить основную массу своих сил на советско-германский фронт, чтобы летом осуществить там крупные наступательные действия. В связи с этим 17-я армия противника получила приказ: любой ценой удержать низовье Кубани и Таманский полуостров как исходный плацдарм для будущего наступления, главным образом для сковывания здесь советских войск.
10 марта командующий группой армий «А» Клейст, командующий 17-й армией Руофф и командующий воздушным флотом Рихтгофен на совещании в ставке Гитлера услышали из его уст задачу: «Желательно, чтобы Новороссийск был удержан нами и включен в состав таманского плацдарма, с одной стороны, из соображений политического влияния на тюрков, и, с другой стороны, в целях удержания русского Черноморского флота вдали от Крыма». 13 марта в приказе верховного главнокомандования вермахта, дававшем указания о ведении боевых действий на Восточном фронте в ближайшие месяцы, относительно группы армий «А» было сказано: «…задачей группы армий является — удерживать во что бы то ни стало таманский плацдарм и Крым». Спустя три дня командование группы армий доносило в ставку Гитлера свои взгляды по поводу перспектив обороны на Тамани: «Преимущества позиции: сковывание большого количества русских войск, ограничение возможностей к активным действиям русского флота, облегчение обороны Крыма, благоприятный политический эффект».
Отступая под ударами советских войск, противник отвел свои части на оборонительный рубеж восточнее станицы Крымская. Приазовские плавни в поймах рек Кубань, Вторая и Адагум сами по себе представляли сложные естественные препятствия для наступающих. Противник постарался, кроме того, всемерно укрепить занимаемые позиции в инженерном отношении, умело используя выгоды местности. В наибольшей степени укреплялся участок новороссийского побережья Черного моря до станицы Крымской. Через эту станицу проходили основные железнодорожные и шоссейные магистрали на Новороссийск, Анапу, Тамань и Темрюк. Главная полоса обороны — так называемая «Голубая линия» — состояла из развитой системы мощных опорных пунктов. Таким образом, немецко-фашистское командование сделало все от него зависящее, чтобы прочно удерживать занимаемый район и отвлечь на себя как можно больше наших сил с центрального участка советско-германского фронта.
Однако именно этого стремилось не позволить врагу Советское Верховное Главнокомандование. По его указанию войска Северо-Кавказского фронта после непродолжительной подготовки начали новую наступательную операцию. Ожесточенные бои, не затихая, продолжались на земле Кубани. А в воздухе?
В планах немецко-фашистского командования на авиацию возлагались большие надежды. С ее помощью противник рассчитывал в первую очередь сорвать начавшееся наступление советских войск. Он намеревался также непрерывными ударами авиации стереть с лица земли наш плацдарм под Новороссийском — небольшой, всего 30 квадратных километров, плацдарм, захваченный воинами 18-й армии и моряками Черноморского флота в районе Мысхако (названный тогда «Малой землей»).
В свою очередь, Военный совет Северо-Кавказского фронта потребовал от командующего ВВС организовать действия подчиненных ему 4-й, 5-й воздушных армии и ВВС Черноморского флота таким образом, чтобы напрочь закрыть небо для врага над нашими войсками. Это требование звучало в устах командующего фронтом в самой категорической форме. Единственное его обещание Вершинину: имея в виду, что сложившееся к началу апреля соотношение сил далеко не в пользу нашей авиации, просить Ставку о ее усилении.
«Усилить-то усилят, — размышлял Вершинин, обдумывая конкретные мероприятия по выполнению требования Военного совета фронта. — Но насколько и когда? Действовать же нужно немедленно. Как? «Не числом, а уменьем», — вспомнились известные слова. И все же: как? Уменье требовалось не только и не столько от летчиков, а от авиационных командиров, прежде всего от него — командующего ВВС фронта. И Вершинин часами сидел над картой, изучал сводки, разведывательные данные.
Подумать было над чем. В общей сложности к тому времени в составе ВВС фронта было около 600 самолетов (250 — в 4-й, 200 — в 5-й воздушных армиях, 70 — в авиагруппе Черноморского флота и 60 самолетов группы дальней авиации). Противник же сосредоточил на стационарных аэродромах Крыма, а также на Таманском полуострове до 1000 самолетов 4-го воздушного флота, что составляло 38 процентов всей его авиации на советско-германском фронте. Для действий на Кубани он мог привлечь еще и часть бомбардировщиков (до 200 самолетов), находившихся в Донбассе и на юге Украины. Противостоять такому превосходству противника — это дело сложное. А нужно было сокрушать его.
Задачи были ясны. Их Вершинин и поставил перед своим штабом, командирами соединений и частей: завоевать господство в воздухе; надежно прикрыть свои сухопутные войска от налетов вражеской авиации; бомбовыми и штурмовыми ударами по противнику помогать действиям наших частей в районе станицы Крымская. Он особо подчеркивал и не уставал повторять: «Все эти задачи взаимосвязаны, решать их нужно комплексно!»
Ключевой из них являлось завоевание господства в воздухе. Только при этом условии становились возможными и надежное прикрытие войск на земле, и эффективная поддержка их наступления на полуострове.
Но как конкретно решать эти задачи? Учитывая недостаток имевшихся в его распоряжении сил, Вершинин продумал немало вариантов использования их с максимальной отдачей. По его указанию штаб ВВС фронта разработал план взаимодействия, в котором указывалось, какие объекты входят в сферу действий каждого из авиационных объединений и какие подлежат совместным ударам, в какое время наносятся эти удары, сколько должно быть выделено сил, когда и какие подразделения истребительной авиации намечено передать в подчинение командующему ВВС Черноморского флота и т. д. В плане старались как можно детальнее предусмотреть характер и способы действий при наиболее вероятном развитии боевых событий. В то же время — и Вершинин это подчеркивал — план — это основа для проявления инициативы и творчества в конкретно складывающейся обстановке. Поэтому в авиационных армиях и соединениях разрабатывались, нередко с участием Вершинина, свои планы и их варианты.
Большое внимание в планах уделялось взаимодействию с общевойсковыми армиями. И здесь Вершинин вместе с командующими армиями старался предусмотреть самые различные повороты событий. Но при любых поворотах необходима была непосредственная и квалифицированная связь наземных войск с авиацией. Поэтому по распоряжению Вершинина были специально подготовлены и направлены в стрелковые дивизии в качестве авиационных представителей офицеры-авиаторы.
Понятие «авиационный представитель» только-только появилось тогда в обиходе. Шаг за шагом отрабатывалпсь основные обязанности таких представителей: квалифицированно докладывать общевойсковому или флотскому начальнику о воздушной обстановке, характере действий и возможностях своей авиации; своевременно доносить в авиационный штаб обо всех изменениях в наземной и морской обстановке. На этой основе оперативно решались и согласовывались возникающие в ходе боевых действий вопросы между общевойсковыми, флотскими и авиационными командирами. Вершинин немало сделал для того, чтобы институт авиационных представителей стал постоянным и действенным фактором в обеспечении четкого взаимодействия ВВС с поддерживаемыми войсками фронта.
Здесь, на Кубани, в боевую практику авиации вводилось и еще одно новшество, рожденное опытом войны. По распоряжению Вершинина в непосредственной близости к линии боевого соприкосновения был развернут пункт управления истребительной авиацией. Впервые в 4-й воздушной армии наведение самолетов на цели по радио с земли применено осенью 1942 года, когда враг подошел к подножию Терского хребта и возникла серьезная угроза для Грозного и Владикавказа (Орджоникидзе). Теперь этот прием вводился Вершининым в боевую практику как неотъемлемый и постоянный элемент управления авиацией над полем боя. На одной из высот у станицы Абинской он приказал развернуть главную радиостанцию наведения.
Выгоды избранного для нее района не исчерпывались только тем, что она была размещена в полосе 56-й армии, которой отводилась главная роль в наступлении. Важно было и то, что неподалеку от главной радиостанции располагался НП командующего войсками 56-й армии А. А. Гречко. И вспомогательный пункт управления командующего 4-й воздушной армией Н. Ф. Науменко, где основную часть своего времени проводил Вершинин, также находился в этом районе. Но в данном случае высота у Абинской, где разместили главную радиостанцию, обладала еще одним бесспорным и очень важным преимуществом, проистекавшим от своеобразного начертания линии фронта на Таманском полуострове.
Соответственно расположению основных группировок противоборствующих сторон сражение развертывалось в сравнительно небольшом пространстве, ограниченном станицами Крымской, Абинской и Киевской. Руководителю пункта наведения возможно было самому зрительно наблюдать фактически за всем, что происходило в воздухе, а значит, наиболее точно и оперативно информировать ведущих групп своих самолетов об обстановке, наводить самолеты на наземные и воздушные цели, предупреждать о подходе к полю боя вражеских бомбардировщиков и истребителей.
Поближе к переднему краю и на флангах действующих войск были развернуты еще четыре радиостанции с вспомогательными функциями. В их задачу входило информировать боевой расчет главной радиостанции обо всем, что происходило непосредственно в зоне каждой из них. Таким образом, объем информации о наземной и воздушной обстановке существенно дополнялся.
Радиолокаторов на пункте наведения в то время не было. Следовательно, своевременно обнаруживать вражеские самолеты на подступах к линии фронта надо было силами самой авиации. В основном воздушную разведку было намечено поручать истребителям, которые, находясь в воздухе, могли наблюдать за ближайшими аэродромами бомбардировщиков противника. При необходимости предполагалось ведение воздушной разведки и над более удаленными от переднего края вражескими аэродромами.
Занимаясь организацией пункта управления самолетами с земли, Константин Андреевич особенно тщательно подбирал руководителя на главную станцию наведения, справедливо полагая, что от этого во многом будет зависеть успех всего дела. Выбор он остановил на командире 216-й истребительной авиационной дивизии генерал-майоре авиации А. В. Бормане.
В какой-то мере это, вероятно, можно объяснить тем, что в начале апреля 216-я дивизия являлась основным истребительным соединением не только в 4-й воздушной армии, но и в ВВС Северо-Кавказского фронта в целом. Истребителям предстояло сыграть главную роль в борьбе за господство в воздухе. Вершинин справедливо полагал, что поскольку Борман будет руководителем пункта наведения, то ему придется управлять действиями прежде всего летчиков своей дивизии, которых он хорошо знает.
Когда командир дивизии прибыл по вызову к командующему ВВС, Константин Андреевич именно так мотивировал свое решение. Однако оно не исчерпывалось только этим обстоятельством, высказанным вслух. Вершинин за время совместной службы успел узнать Бормана как командира, в котором волевое начало, высокая ответственность за порученное дело сочетаются с творческим отношением к нему, с умением своевременно заметить и поддержать рождающееся новое. Управление авиацией с земли как раз и было новым делом.
— Прошу рассматривать данное поручение, — напутствовал Вершинин Бормана, — как одно из самых важных для успеха всего дела. Надеюсь, вы справитесь с ним как нужно.
Получив подробный инструктаж Вершинина, генерал немедленно отправился на главную радиостанцию наведения. Кроме него самого, там находились также расчет радиостанции, офицер-оператор и шифровальщик.
Вершинин же при каждой возможности посещал пункт управления. Он с удовлетворением заключил, что его выбор оказался на редкость удачным. Генерал Борман энергично взялся за порученное дело. Он сразу же ориентировал летчиков, прибывавших в район патрулирования, о складывавшейся обстановке, наводил их на противника, следил за ходом боя, помогал им устранять ошибки, поддерживал правильные решения и действия. Если требовалось, Борман поднимал с аэродромов дежурные самолеты или вызывал истребителей из соседних районов патрулирования для наращивания сил. Сам радиоголос руководителя пункта наведения, отмечал про себя Вершинин, придавал уверенности нашим летчикам, становился неотъемлемым компонентом воздушных боёв, происходивших над Крымской. «Тут его место, и только тут», — твердо решил Вершинин. По его ходатайству Борман был освобожден от командования дивизией и назначен заместителем командующего 4-й воздушной армией, сосредоточиваясь целиком на управлении с земли всеми действиями истребительной авиации ВВС фронта.