Меня поразил характер информации, содержавшейся в этих видениях - он далеко выходил за рамки того, что могли мне поведать реально существующие камни. Как я узнал, что этот коридор находится где-то здесь глубоко под землей? Как я узнал, что позади меня должна быть уходящая вверх наклонная галерея? И, наконец, как я узнал, что подземный переход к Большой Колоннаде начинается в левом конце коридора, лежащего на один уровень выше моего?
      Откуда я мог получить представление о том, что машинный зал и туннель, ведущий к Центральным Архивам, расположены двумя уровнями ниже? Каким образом я мог догадаться о наличии запечатанных металлическими полосами люков на самом нижнем подвальном этаже? Столь грубое вторжение мира моих снов в реальную действительность повергло меня в настоящий шок, я обливался холодным потом и никак не мог унять нервную дрожь.
      В следующий миг я уловил слабое дуновение холодного воздуха, струившегося вверх из небольшого углубления в центральной части руин. И вновь мои видения рассеялись, как туман, оставив меня наедине с пустыней, зловещим светом луны и мертвыми камнями вокруг. Теперь я столкнулся со вполне реальным и осязаемым явлением; этот поток воздуха мог означать только одно - внизу под землей находилось какое-то значительное полое пространство.
      Тотчас же мне вспомнились рассказы туземцев об огромных таинственных домах, скрытых глубоко в недрах земли, где рождаются свирепые ветры, несущие гибель всему живому. Затем я почувствовал, как в мое сознание снова начинают проникать образы из моих прошлых снов. Что за место лежало внизу подо мной? Не был ли это и впрямь тот самый источник, из которого некогда возникли древние мифы о Великой Расе, а позднее и мои псевдовоспоминания?
      Сомнения мои были недолгими, ибо не только любознательность и научное рвение, но и что-то еще, какая-то чуждая воля подталкивала меня вперед, заставляла двигаться почти автомагически, преодолевая возраставший с каждой минутой страх. Засунув в карман фонарь, я с силами, каких до сей поры в себе и не подозревал, приподнял и отодвинул в сторону огромный камень, а затем другой - навстречу сильнее потянуло влажным воздухом, резко отличным от сухой атмосферы пустыни. Когда я убрал последний обломок, который мог быть сдвинут с места, открылась темная расселина, достаточно широкая для того, чтобы в нее мог пролезть человек.
      Я включил фонарь и, направив его луч в глубь отверстия, увидел беспорядочное нагромождение камней, уходившее вниз под углом примерно в 45 градусов. Между ним и уровнем земли оказалось обширное пустое пространство, ограниченное сверху полукруглым сводчатым потолком. В это было трудно поверить, но под песками пустыни сохранилась часть грандиозного каменного строения, каким-то чудом пережившего длинную цепь геологических катастроф, сотрясавших нашу планету на протяжении многих сотен и даже тысяч веков.
      Сейчас, оглядываясь назад, я не могу назвать свои тогдашние действия иначе, как безрассудными и безумными. В самом деле, какой здравомыслящий человек решился бы на спуск в неведомую подземную бездну, не приняв хотя бы минимальных мер предосторожности - а ведь в то время никто из членов экспедиции не знал ни о сделанном мною открытии, ни о моем местонахождении вообще. Вновь, в который уж раз я чувствовал себя лишь послушным орудием, направляемым волей судьбы и немеющим права на собственный выбор.
      Протиснувшись в отверстие, я начал спускаться вниз; изредка - дабы не расходовать зря батареи - я включал фонарь и в зависимости от характера очередного участка склона двигался лицом вперед, или же пятился на четвереньках, нащупывая ногой опору. Слева и справа в луче фонаря я на довольно значительном удалении видел сложенные из мощных блоков стены. Впереди луч не встречал никакой преграды, растворяясь в черной пустоте.
      Не могу сказать точно, сколько времени занял мой спуск - все представления о реальных вещах отступили куда-то на задний план под натиском фантастических образов и невозможных, казалось бы, ассоциаций. Физические ощущения напрочь отсутствовали, а ставшее уже привычным чувство страха превратилось в некое подобие застывшей уродливой маски, безучастно взирающей на меня откуда-то извне.
      Но вот наконец я достиг уровня пола, загроможденного отвалившимися фрагментами каменной кладки и покрытого слоем песка и всевозможных мелких осколков. По обе стороны - на расстоянии 30-ти футов друг от друга поднимались внушительные стены, высоко над головой завершавшиеся сводчатым потолком. По всей длине стен тянулись ряды иероглифов, значение и смысл которых я был не в силах постичь.
      Особенно меня впечатлял каменный свод этого помещения. Верхняя его часть оказалась недосягаемой для света карманного фонаря, но я смог разглядеть основание монументальных алчных перекрытий, потрясших меня своим абсолютным сходством с некоторыми деталями моих снов.
      Вверху за моей спиной слабое пятно лунного света обозначало далекий выход наружу. Я мельком отметил про себя, что мне не следует упускать это пятно из виду, дабы не заблудиться потом при возвращении. Медленно и осторожно я продвигался вперед, придерживаясь левой стены - путь по горизонтальному коридору оказался не менее трудным, чем предшествовавший ему спуск. В одном месте я сдвинул в сторону несколько крупных глыб и отгреб ногой каменную крошку, чтобы взглянуть на покрытие пола. Здесь я нашел то, что в сущности и ожидал - пол был вымощен плотно подогнанными друг к другу тяжелыми восьмиугольными плитами.
      Отступив на несколько шагов от стены, я внимательно осмотрел ее при свете фонаря. Поверхность песчаника носила явные признаки многолетнего воздействия воды, которая, однако, не смогла полностью уничтожить резные узоры и надписи. Местами кладка была сильно повреждена и расшатана, поневоле наведя меня на мысль о тех немногих уже веках, что смогут застать это древнее сооружение в его первозданном виде.
      Но более всего меня тревожили иероглифы. Несмотря на разрушительную работу времени и стихий, надписи при близкой рассмотрении были достаточно различимы и полностью, вплоть до мельчайших деталей, совпадали с теми, что я видел в снах. Все прочие совпадения, касавшиеся архитектурных элементов, при их безусловной неординарности все же не выходили за рамки вероятного. Произведя сильное впечатление на наших далеких предков, эти руины вполне могли найти отражение и в их мифологии, впоследствии ставшей предметом моих исследований в период амнезии и породившей всю эту длинную цепь гипнотических воспоминаний.
      Но как объяснить совершенное сходство каждой линии, каждого ее изгиба и завитка, высеченного на стенах подземного здания с соответствующими изображениями из вот уже многие годы преследовавших меня снов? Возможно ли вообще столь полное слияние реальности и мысленных представлений о ней, полученных самым косвенным образом?
      А здесь не могло быть и речи о какой-либо приблизительности. Без всяких сомнений, этот построенный миллионы лет назад коридор был подлинником того, что являлся мне сотни ночей подряд и который я знал не хуже, чем свой собственный дом на Крэйн-стрит в Аркхэме. Правда, в моих снах отсутствовали все имевшиеся здесь следы разрушений, но в данном случае это было не столь уж существенно.
      Важнее всего было то, что я узнал место, где я находился. Знакомо мне было и расположение самого этого дома среди прочих ему подобных в городе моих сновидений. Внезапно я понял, что могу без труда отыскать любое нужное мне помещение как непосредственно здесь, так и в любом другой части погребенного под землей мегаполиса - при условии, разумеется, их теперешней сохранности. Что, в конце концов, это все могло означать? Какая страшная реальность могла еще скрываться за фасадом старинных легенд о существах, некогда населявших эти доисторические лабиринты?
      Слова не в состоянии передать весь жуткий сумбур, творившийся в моей голове. Я знал это место. Я знал, что находится глубоко внизу, и что находилось на верхних этажах огромной башни до того, как она обрушилась, рассеяв свои обломки по земле, которая целую вечность спустя станет частью Большой Песчаной Пустыни. Не без внутреннего содрогания я понял, что теперь не было нужды оглядываться на бледное пятнышко лунного света - заблудиться здесь я не мог.
      Я стоял в нерешительности; чувство самосохранения подсказывало - беги! но лихорадочное любопытство и какая-то странная обреченность толкали меня вперед. Что произошло с этим гигантским городом за миллионы лет, разделившие время моих снов и мое настоящее бытие? Уцелела ли сеть подземных ходов, связывавших между собой все эти громадные дворцы и башни? Что еще могло уцелеть от того невозможно далекого мира Великой Расы? Найду ли я вновь тот дом, где меня некогда обучали письму, или ту башню, на стенах которой С-гг-ха, пленный разум из числа хищных звездоголовых хозяев Антарктики, вырезал свои ни на что не похожие письмена? Не завалилась ли наклонная галерея, ведущая в Зал Пленных Сознаний двумя уровнями ниже этого? Я вспомнил одного из пленников полупластического обитателя внутренних полостей неизвестной нам планеты, лежащей за орбитой Плутона, которому суждено будет жить еще через 18 миллионов лет - он хранил в этом зале свое творение - что-то вроде скульптурной композиции, вылепленной из большого куска сырой глины.
      Я закрыл глаза и сжал руками голову в тщетной попытке изгнать прочь эти безумные обрывки сновидений. Только сейчас я впервые по-настоящему ощутил влажность и холод струившегося навстречу мне воздуха - там внизу должны были находиться обширные пустые пространства, порождавшие этот воздушный поток.
      Воссоздав в памяти череду комнат, переходов и галерей, я подумал и о Центральных Архивах. Интересно, был ли свободен проложенный к ним коридор? Перед моим мысленным взором потянулись ряды прямоугольных ячеек из нержавеющего металла, каждая из которых содержала контейнер с оригинальной рукописью. Там, если верить снам и легендам, хранилась история разумной жизни огромного пространства космоса от момента ее зарождения вплоть до будущего конца, записанная пленниками из всех времен и цивилизаций нашей планетной системы. Безумные мысли, согласен - но я был безумен в той самой мере, в какой был безумен и весь окружавший меня подземный мир.
      Я вспомнил расположение своей личной ячейки на нижнем уровне в секции земных позвоночных. Сколько раз приходилось мне открывать ее после серии нажимов и поворотов круглой металлической ручки! Окажись сейчас здесь эта дверь, я с легкостью мог бы воспроизвести весь замысловатый порядок движений! Это было, похоже, началом полного помешательства. В следующую секунду я уже мчался, спотыкаясь и перепрыгивая через препятствия, по хорошо знакомой дороге в сторону галереи, спускавшейся в глубь земли.
      7
      Начиная с этого момента достоверность моих впечатлений становится проблематичной - сам я очень хотел бы считать это все лишь диким безумным бредом. Находясь в лихорадочном возбуждении, я воспринимал происходящее как сквозь туман, временами совсем застилавший мне взор. Луч моего фонаря метался в темноте, то и дело выхватывая из нее куски стен со странно знакомыми иероглифами. В одном месте часть свода была обрушена и мне преградила путь огромная гора камней, перебираясь через которую я почти достиг потолка, покрытого тяжелыми наростами сталактитов.
      Ночной кошмар, достигший, казалось, своего апогея, усугублялся особенно яркими вспышками псевдовоспоминаний. Одно только было совсем непривычно - мой собственный рост в сравнении с гигантскими размерами помещений. Я постоянно ощущал себя как бы уменьшенным, человеческие размеры никак не согласовывались в моем сознании с окружающей обстановкой. Вновь и вновь я взглядывал на свое тело, каждый раз при этом испытывая нечто похожее на удивление.
      Так продвигался я все дальше по бесконечному коридору, прыгая, спотыкаясь, нередко падая - и однажды едва не разбив свой фонарь. Каждый угол, каждый арочный вход пробуждал во мне какое-либо ответное воспоминание.
      Некоторые из комнат были полностью разрушены, иные же, наоборот, сохранились почти в неприкосновенности. Изредка я попадал в помещения, заполненные массивными металлическими тумбами, в которых я сразу узнал многократно снившиеся мне столы - лишь некоторые из них уцелели, большинство же было разбито, смято и искорежено какой-то воистину чудовищной силой.
      Наконец я добрался до наклонной галереи и начал спуск, но вскоре остановился перед зияющим провалом шириной не менее четырех футов - здесь рухнувшее перекрытие пробило пол коридора насквозь, открыв бездонную черную пропасть. Я вспомнил, что подо мной должны были находиться еще два уровня, на последнем из которых тяжелые, запечатанные металлическими полосами люки перекрывали выходы из смертоносных глубин Земли. На сей раз у люков не могло быть вооруженной охраны, ибо те твари, что обитали внизу, давным-давно совершили свой акт возмездия и за миллионы прошедших с той поры лет постепенно ослабли, деградировали, а, может быть, уже и вымерли. Во всяком случае к эпохе следующей за людьми насекомообразной расы они вымрут наверняка. Рассуждая сам с собой таким образом, я вспомнил рассказы местных туземцев и тут же поспешил отвлечься от внезапно пришедшей в голову зловещей аналогии.
      Преодолеть провал в полу оказалось не так уж легко, поскольку нагромождения камней препятствовали разбегу - но безумие было сильнее страха. Я выбрал самое узкое место ближе к левой стене, где на противоположном краю имелась достаточно просторная площадка для приземления, и прыгнул - все обошлось удачно.
      Спустившись на нижний уровень, я прошел комнату, заваленную разбитыми вдребезги машинами и огромными каменными блоками. Маршрут по-прежнему казался мне знакомым - я уверенно полез на груду обломков, закрывавшую вход в коридор, который должен был привести меня к Центральным Архивам.
      Мне представлялось, что минула вечность, пока я шел, прыгал, полз по бесконечному коридору. Здесь и там я встречал надписи и узоры на стенах иногда смутно узнаваемые, а порой и совсем новые, появившиеся, вероятно, в более поздний период. Поскольку этот подземный переход должен был идти вдоль городской улицы, в нем отсутствовали боковые арочные проемы, за исключением тех, что вели в подвалы близлежащих зданий. Несколько раз я ненадолго отклонялся от основной трассы и сворачивал в боковые ответвления, где лишь дважды нашел существенные отличия от того, что видел во сне - так, один из прежде знакомых проходов оказался наглухо замурован и для верности опечатан металлическими листами.
      Я с трудом превозмог внезапно нахлынувший приступ слабости и нервной дрожи, пересекая подвальное помещение черной базальтовой башни, внутри которой, казалось, пульсировала какая-то невидимая и зловещая энергия. Башня эта имела форму круга футов двести в поперечнике, поверхность ее стен была гладкой и ровной, а в полу, свободном от всяких нагромождений и лишь покрытом слоем песка и пыли, имелось довольно большое отверстие - такое же точно отверстие было и в потолке. Лестницы или наклонные галереи отсутствовали Великая Раса избегала даже прикасаться к этим древним строениям, а те, кто их воздвиг, не нуждались в традиционных средствах для подъема и спуска.
      Я помнил это место по своим сновидениям, но тогда нижнее отверстие было заперто тяжелым люком и находилось под неусыпным надзором часовых. Сейчас же оно было открыто - из черной глубины исходил непрерывный поток холодного влажного воздуха. Я поспешно продолжил свой путь, стараясь не думать о том, что могла таить в себе эта мрачная бездна.
      Коридор становился все менее проходимым, и вскоре я достиг места, где рухнувший участок кровли образовал впереди целую гору, взобравшись на вершину которой, я не увидел над собой ни свода, ни стен, а лишь пустоту, где беспомощно таял свет карманного фонаря. Здесь, по моим расчетам, должен был находиться склад металлических изделий, корпус которого выходил фасадом на Третью площадь, расположенную недалеко от архивов.
      Но уже следующий завал почти полностью перекрыл коридор - между осевшим потолком и поднимавшейся ему навстречу грудой камней, земли и песка лишь местами виднелись небольшие просветы. С упорством и решимостью безумца я начал расшатывать огромные блоки и разгребать песок, ежесекундно рискуя нарушить неустойчивое равновесие и привести в движение всю эту многотонную массу. В конечном счете мне удалось проделать лаз, двигаясь по которому с зажатым в зубах фонарем, я чувствовал спиной острые выступы нависающих надо мной сталактитов.
      Теперь я находился уже совсем близко от подземного комплекса главных архивов. Преодолев опасный участок, я через несколько минут добрался до низкого круглого зала со множеством выходов. Стены зала - по крайней мере в той их части, которую я осветил фонарем - были сплошь покрыты иероглифическими письменами и характерными криволинейными символами - некоторые из них появились уже позднее периода моих снов.
      Не раздумывая долго, я свернул налево и вошел под хорошо сохранившийся арочный пролет. Я почти не сомневался в том, что проходы и галереи дальше будут в куда лучшем состоянии, чем попадавшиеся мне до сих пор - строители громадного подземного сооружения, хранившего летописи всех цивилизаций Солнечной системы, особое внимание уделяли его прочности и долговечности, каковое правило распространялось и на всю прилегавшую к нему систему коммуникаций. Мощные гранитные блоки были тщательно сбалансированы и скреплены сверхпрочным цементом, и сейчас, спустя невероятное количество лет, эти стены и своды сохраняли раз и навсегда приданную им форму, а на полах лишь изредка попадались отслоившиеся мелкие обломки да каменная пыль.
      Отсутствие серьезных препятствий сразу сказалось на скорости моего продвижения. Вырвавшись на простор и подгоняемый лихорадочным нетерпением, я перешел на бег, успевая все же отмечать знакомые - и уже не удивлявшие меня этим - детали отделки. Потолки здесь были ниже, чем в большинстве других коридоров, а по обеим сторонам тянулись ряды металлических книжных шкафов иные были закрыты, иные распахнуты, а некоторые смяты и перекошены давлением прошлых тектонических деформаций. То и дело я натыкался на кучи запыленных фолиантов, высыпавшихся из шкафов после какого-нибудь очередного землетрясения. Затейливые буквы и знаки на отдельно стоявших колоннах указывали на систематическое распределение книг по классам и подклассам.
      Один раз я задержался перед глубокой нишей с несколькими такими шкафами и не без труда снял с полки самую тонкую из книг, заглавие которой было написано все теми же иероглифами, порядок расстановки которых, однако, показался мне необычным.
      Опустив книгу на пол, я уверенно открыл замок, запиравший крышку ее футляра. Страницы, как я и ожидал, были размером двадцать на пятнадцать дюймов, общая же толщина собственно тома вместе с гибкой металлической обложкой составляла около двух дюймов. Материал страниц и сам текст практически не пострадали от времени - я свободно мог разобрать широкие, странно расцвеченные линии письма, не похожие ни на здешние иероглифы, ни на какой-либо другой земной алфавит. Внезапно мне пришло в голову, что это мог быть язык одного из пленных сознаний, встречавшихся в моих снах - оно было перенесено сюда с крупного астероида, сохранившего древние формы жизни первичной планеты, частью которой он прежде являлся. Одновременно я вспомнил, что данный раздел архивов предназначался именно для внеземных цивилизаций.
      Оторвавшись, наконец, от этого пусть уникального, но совершенно нечитабельного документа, я двинулся дальше, предварительно зарядив потускневший фонарь новой батарейкой, которую всегда имел про запас. Звуки моих шагов отдавались несообразно громким, пугающим эхом под сводами древних катакомб, да и сами следы моих ботинок выглядели как-то жутко на этих пыльных полах, по которым ни разу за все миллионы лет их истории не проходил человек.
      Я не отдавал себе отчета в конкретной цели этой безумной гонки; все совершалось помимо и вопреки моей воле, мне же была предоставлена роль свидетеля - или исполнителя - способного лишь воспринимать, но никак не влиять на ход событий.
      Коридор между тем плавно перешел в наклонную галерею и я, не сбавляя скорость, начал спускаться вниз. Один за другим мелькали подземные этажи, на которых я не задерживался ни на секунду. В моем мозгу тем временем все явственнее проступал странный ритм, двигаясь в такт которому кисть моей правой руки непроизвольно совершала какие-то хитроумные нажимы и повороты, словно отпирая секретный замок невидимого сейфа.
      Если все это было лишь сном, то каким образом он - я не говорю уже о подсознательно усвоенных текстах древних мифов - мог выработать во мне столь тонкий и сложный мышечный рефлекс? Я отказывался понимать такие вещи, да они, похоже, и не нуждались в моем понимании - предел разумного был перейден еще в тот момент, когда я только начал "узнавать" окружающую обстановку. Не исключено, что я тогда уже - как и сейчас в редкие минуты просветления - был уверен в иллюзорности описываемых событий, полагая их просто очередным фрагментом все того же многолетнего нескончаемого сна...
      Но вот я достиг самого нижнего уровня и сразу свернул направо. Здесь, повинуясь какому-то смутному инстинкту, я постарался по возможности смягчить шаги, несмотря на то, что скорость моя из-за этого резко упала. Где-то впереди было место, к которому я боялся приближаться, но встречи с которым, вероятно, никак нельзя было избежать.
      Вскоре по дуновению влажного холодного воздуха я догадался о причине своего страха - мне предстояло опять пересечь громадный колодец черной базальтовой башни, где должен был находиться еще один запечатанный и охраняемый - то есть когда-то давно охранявшийся - люк.
      Достигнув башни, я на цыпочках, почти не дыша, миновал отверстие, которое оказалось широко открытым, и вступил в очередной заполненный книжными шкафами коридор. Внимание мое привлекли несколько шкафов, упавших сравнительно недавно, судя по очень тонкому налету пыли на куче рассыпанных книг. В тот же миг меня словно ударило током - я замер на месте, боясь пошевелиться и все еще ничего не понимая.
      Опрокинутые полки, валявшиеся на полу фолианты - подобные вещи здесь отнюдь не были редкостью, учитывая, что за свою долгую историю эти мрачные лабиринты пережили бессчетное множество землетрясений. В данном случае дело было в другом.
      Меня ужаснула не сама по себе куча книг, а непосредственно прилегавший к ней участок пыльного пола. При свете фонаря мне показалось, что пыль лежала не таким ровным слоем, как в прочих местах коридора - на ее поверхности были видны отпечатки нескольких предметов, оставленные не так уж давно, быть может, месяца два-три назад. На сей счет, впрочем, я не был вполне уверен, ибо пятна эти не так уж и выделялись на общем запыленном фоне. Куда больше меня встревожил и озадачил порядок их расположения.
      Эта тревога еще усилилась, когда я опустил фонарь ближе к полу. Я увидел ряд абсолютно одинаковых следов, каждый из которых занимал площадь чуть более квадратного фута и состоял из пяти раздельных круглых отпечатков - один чуть выдвинут вперед, а остальные четыре компактно, почти вплотную друг к другу.
      Следы - если это действительно были следы - вели в двух направлениях, как будто нечто, пройдя по коридору в одну сторону, позднее тем же путем возвратилось обратно. Конечно, я мог бы с не меньшим успехом приписать появление странных пятен каким-нибудь вполне естественным процессам и не впадать по этому поводу в панику, не будь здесь еще одной многозначительной и зловещей подробности. Цепочка следов доходила до груды металлических полок, обрушенных - как я уже отмечал - совсем недавно, после чего следы поворачивали назад и завершались там, откуда брали начало - у самого края черного провала в центре базальтовой башни, провала, дававшего выход рожденным в чудовищной бездне холодным и влажным ветрам.
      8
      Сколь бы ни был велик испытываемый мною страх, но владевшая моим сознанием чуждая воля оказалась сильнее. Никакие доводы разума не могли бы заставить меня идти дальше после того, что я увидел и вспомнил. Но даже в то время, когда я весь трясся от ужаса, моя правая рука не прекращала своих ритмических движений, манипулируя запорами воображаемого замка. Когда же я чуть погодя начал приходить в себя, обнаружилось, что я бегу вперед по безмолвным коридорам все к той же неумолимо притягивающей меня цели.
      В моей голове между тем как бы сами собой возникали вопросы, смысл которых я не успевал даже толком постичь. Смогу ли я проникнуть в хранилище? Справится ли человеческая рука с не рассчитанной на нее хитроумной системой запоров? Не окажется ли поврежденным замок? И что я буду - что я осмелюсь? - делать с той вещью, которую я надеялся и одновременно боялся найти? Станет ли она решающим подтверждением, последней точкой во всей этой безумной и страшной истории или в конечном счете послужит доказательством ее нереальности?
      Внезапно я прервал свой бег и становился перед стеной, состоявшей из многочисленных ячеек, каждая из которых имела отдельную дверцу и была помечена соответствующей надписью на языке иероглифов. Нигде не было видно следов повреждений; из огромного количества ячеек в этой секции лишь три оказались распахнутыми настежь. Та же, что меня интересовала, находилась в одном из верхних рядов, недосягаемых для человеческого роста. Осмотрев стену, я пришел к выводу, что смогу подняться по ней, используя в качестве опор круглые дверные ручки. В какой-то степени мою задачу облегчала раскрытая дверца в четвертом снизу ряду. Фонарь во время подъема я мог бы держать в зубах, как уже делал не раз, преодолевая
      особо сложные препятствия.
      Хуже обстояло дело с обратным спуском - ведь здесь у меня должна была появиться дополнительная ноша. Теоретически я этот вопрос разрешил следующим образом: открыв замок контейнера и зацепив его крюк за воротник своей куртки, я мог бы нести эту вещь на спине наподобие ранца. Более всего меня беспокоила исправность системы, запиравшей дверцу ячейки. Я почти не сомневался в том, что сумею ее открыть, если только не подведет механизм.
      Итак, я взял в зубы фонарь и начал подъем, цепляясь за шарообразные выступы и поминутно рискуя сорваться вниз. Очень помогла - как я и рассчитывал - открытая ячейка четвертого ряда. Воспользовавшись сперва краем отверстия, а затем и самой качающейся дверцей, я в конечном счете утвердился на ее верхнем ребре. Балансируя на этой неустойчивой опоре и отклоняясь как можно дальше вправо, я дотянулся до нужного мне замка. Сперва мои онемевшие от напряжения пальцы никак не могли справиться с гладкой ручкой, но постепенно к ним возвращался задаваемый памятью ритм движений. Сложный порядок нажимов и поворотов все точнее вырисовывался в моем мозгу, а тот уже давал команду мышцам - по счастью, я не встретил здесь особых трудностей, связанных с чисто анатомическими различиями. Замок поддавался довольно легко, с каждой новой попыткой я действовал все увереннее, и не прошло и пяти минут, как раздался сухой щелчок, хорошо знакомый и в то же время совершенно неожиданный, поскольку в отношении его у меня не было никаких подсознательных предчувствий. В следующий миг тяжелая дверь медленно и почти бесшумно - издав лишь слабый скрип - повернулась на своих шарнирах.
      Мое нервное возбуждение, казалось, достигло предела, когда я на расстоянии вытянутой руки увидел край помеченного иероглифами металлического контейнера. Я осторожно извлек его наружу, попутно обрушив вниз целый ливень мелкой песчаной пыли, и замер, переводя дыхание. Все было тихо.
      Мельком осмотрев контейнер, я убедился в том, что он внешне ничем не отличался от других виденных мной по пути сюда. Размером он был примерно двадцать на пятнадцать дюймов при толщине чуть более трех, с рельефным изображением иероглифов на плоской крышке.
      Я довольно долго провозился с его замком, поскольку мог действовать лишь одной рукой, прижав контейнер к поверхности стены. Наконец я высвободил крючок, поднял крышку и перенес тяжелый металлический ящик за спину, зацепив крючком воротник своей куртки. Теперь обе мои руки вновь были свободны, и я начал сползать вниз, что оказалось делом еще более трудным, чем предшествовавший подъем.
      Достигнув пола я тотчас опустился на колени, достал из-за спины контейнер и положил его перед собой. Руки мои тряслись, и я долго медлил, не решаясь его открыть - давно уже догадавшись, что именно я должен там найти, я был буквально парализован этим знанием. Стоило сейчас моей догадке получить реальное подтверждение, и - если все это не было сном - я с той самой минуты не мог бы уже поручиться за целостность своего рассудка. Особенно пугающей была моя все более очевидная неспособность воспринимать себя в атмосфере сна. Ощущение реальности порой странно преломлялось в моем сознании, и мне казалось, что я вспоминаю свои настоящие действия так, словно они были отделены от меня громадной временной пропастью.
      В конце концов я все же достал книгу из контейнера и еще в течение нескольких минут смотрел, как зачарованный, на знакомую комбинацию иероглифов на ее обложке; моментами мне начинало казаться, что я могу их прочесть. Возможно, где-то в глубине моей памяти эта надпись и впрямь ассоциировалась с некими осмысленными звуковыми сочетаниями, но мне не удавалось довести этот процесс до конца.
      Время шло, а я все еще пребывал в нерешительности. Вспомнив вдруг про фонарь, по-прежнему зажатый в моих зубах, я положил его на пол и выключил, дабы не расходовать зря батарею. Оказавшись в темноте, я наконец скрался с духом и перевернул обложку книги. Затем я медленно поднял фонарь, направил его на страницу и щелкнул переключателем.
      Одной секунды мне вполне хватило. Стиснув зубы, я, однако, удержался от крика. В наступившей вновь темноте я, почти лишившись чувств, распластался в пыли и сжал руками горевшую голову. То, чего я так опасался, все-таки произошло. Одно из двух: либо это был только сон, либо пространство и время теряли всякий смысл, обращаясь в жалкую никчемную пародию на то, что мы всегда считали незыблемыми категориями своего бытия.
      Нет, скорее всего это был сон - мой здравый смысл отказывался допускать обратное - но чтобы удостовериться в этом окончательно, я должен был взять эту вещь с собой наверх, и тогда утром в присутствии остальных все сразу встало бы на свои места. Голова моя сильно кружилась - если можно говорить о головокружении в кромешной тьме, где взгляду просто не за что было зацепиться. Фантастические мысли и образы стремительно сменяли друг друга в моем возбужденном сознании, и я уже не пытался провести границу между реальными фактами моей жизни и отголосками безумных сновидений.