Перелистывая страницу за страницей, я постепенно перестал обращать внимание на сам текст, сосредоточившись на замечаниях и сносках, в которых из книги в книгу повторялась одна и та же тема -- о "сущности", "душе" или "жизненной силе", как по разному именовалось это понятие, о возможности обретения новой телесной оболочки путем изгнания оттуда прежней "души" и вселения на ее место иной, чужеродной "сущности". Нельзя сказать, чтобы я был очень удивлен, разбирая дедовские каракули -- в конце концов, мало ли какой еще вздор может прийти в голову престарелому одинокому человеку, находящемуся на самом пороге смерти.
      Я все еще возился с книгами, когда раздался телефонный звонок. Это была Рода, и звонила она из Бостона.
      -- Бостон! -- я был в недоумении. -- Не очень-то далеко ты успела отъехать к этому времени.
      -- Я задержалась здесь, чтобы посмотреть в библиотечных архивах некоторые редкие книги. Это касается твоего покойного родственника.
      -- А книги, наверное, о колдовстве, -- догадался я.
      -- Да. Адам, я думаю, тебе лучше будет уехать из этого дома.
      -- И ни за что ни по что отказаться от целого состояния? Благодарю покорно.
      -- Не будь таким упрямым. Я тут провела небольшое исследование и кое-что выяснила. Только не перебивай, послушай меня серьезно. Твой дед неспроста выдвинул такое условие -- ты был нужен ему для какой-то вполне определенной цели. Добра из этого не выйдет, вот увидишь. Как ты там вообще?
      -- Я в полном порядке.
      -- Ничего ТАКОГО не случалось? Ты понимаешь, о чем я говорю.
      Я в подробностях описал все события этого дня. Она слушала меня молча, а когда я закончил, снова взялась за свое.
      -- Ты должен немедленно уехать оттуда, Адам.
      По мере того, как она говорила, во мне нарастало раздражение. С какой стати она взяла на себя право распоряжаться моими поступками? Она всерьез уверена, будто лучше меня самого знает, что идет мне во благо, а что во вред. Нет, это уж слишком!
      -- Я остаюсь здесь, -- сказал я твердо.
      -- Но, Адам, эта тень в мансарде -- ты разве не понял? Оттуда, из отверстия, появляется что-то неведомое и ужасное. Именно его тень выжжена на стене.
      Я не выдержал и рассмеялся:
      -- Я всегда говорил, что женщины -- создания нерациональные.
      -- Адам, то, что бродит ночью по дому -- это не человек. Я боюсь.
      -- Приезжай ко мне, -- сказал я, -- и не бойся. Я буду тебя защищать.
      Она повесила трубку.
      IV
      Следующая ночь оказалась богатой на то, что я с недавних пор решил считать галлюцинациями. Все началось со звука шагов на лестнице вскоре после того, как я лег в постель. Несколько секунд я прислушивался, а затем, встав, осторожно прокрался к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул наружу.
      Женщина только что миновала мою дверь, направляясь на первый этаж. Я бросился назад к своему чемодану, вытащил из него халат -- которым до сей поры еще не имел случая воспользоваться -- и поспешил вниз, надеясь застать ее за работой.
      Я старался двигаться как можно тише, нащупывая ногами ступени. Лампу я не взял, но лунный свет, проникая в окна, отчасти рассеивал мрак и позволял мне ориентироваться. На полпути вниз я начал испытывать уже знакомое мне ощущение -- как будто за мной следили.
      Я обернулся.
      В темной пропасти позади и чуть выше меня неподвижно висел призрак Урии Гаррисона -- заросшее бородой лицо, горящие глаза, копна густых волос, высокие, туго обтянутые кожей скулы -- ошибиться было невозможно. С минуту мы молча смотрели друг на друга, а затем видение исчезло, сжалось, как проколотый булавкой воздушный шарик; осталась лишь тонкая лента из какого-то темного вещества, которая, змееподобно извиваясь, поплыла вниз по лестнице и растаяла без следа в нескольких метрах от того места, где я стоял.
      Выйдя из оцепенения, я попытался рассуждать здраво и в конечном счете пришел к выводу, что в данной галлюцинации не было ничего неожиданного, поскольку в течение целого дня мои мысли так или иначе вращались вокруг двоюродного деда и его колдовских занятий Странно только, что призрак явился мне наяву -- или это все же был сон? Я долго соображал, как и зачем я очутился на лестнице, и уже направился было обратно в спальню, когда, наконец, вспомнил о ночной женщине. Я должен был ее выследить. Собравшись с духом, я зашагал по ступеням вниз.
      На кухне горел свет -- лампа была зажжена, но светила тускло и как-то неровно. Я подкрался к двери и заглянул, внутрь.
      Женщина была здесь и, как всегда, занималась уборкой. Настал момент заговорить с ней и потребовать объяснений.
      Я уже открыл было рот, но что-то меня задержало. Эта женщина вызывала во мне инстинктивное отвращение. Я вдруг вспомнил прежнюю экономку, с которой однажды встречался в детстве, и, приглядевшись, узнал в нынешней ту же самую женщину. Ее неподвижное, лишенное выражения лицо нисколько не изменилось за двадцать прошедших лет, движения были столь же размеренны и однообразны -- и даже платье ее показалось мне тем же самым! Я уже не сомневался в том, что именно она прошлой ночью была у меня в постели.
      С трудом преодолевая отвращение, я шагнул через порог, с моих губ уже готов был сорваться сердитый окрик.
      Но я не издал ни звука. Она медленно повернула голову, и на несколько мгновений наши взгляды скрестились -- я увидел страшную огненную бездну, глаза, не имевшие ничего общего с человеческими. Это было что-то непередаваемое - голод и похоть, ненасытная, всепоглощающая злоба пылали в ее взоре. В остальном эта встреча точь-в-точь повторяла ту, что запомнилась мне с детских лет -- женщина стояла совершенно неподвижно, лицо ее, за исключением глаз, не выражало ни малейших эмоций. Не в силах более выдержать этот взгляд, я попятился за порог, в спасительную темноту холла.
      Одним духом взбежав вверх по лестнице, я закрыл за собой дверь комнаты и замер, прислонясь к ней спиной. По лицу моему струился пот, мысли были в ужасном смятении - да, конечно, это существо не могло быть обыкновенной женщиной; между ней и покойным дедом существовала какая-то особая связь, в силу которой она до сих пор каждую ночь приходит в дом и механически выполняет свою работу. Но вот откуда приходит -- это оставалось загадкой.
      Я все еще стоял за дверью, когда на лестнице вновь раздались шаги. Сперва я подумал, что она опять -- как в прошлую ночь -- направляется ко мне в спальню, и весь похолодел от ужаса. Но шаги миновали второй этаж и начали подниматься по лестнице, ведущей в мансарду.
      По мере ее удаления ко мне возвращалась былая решимость, и, в конце концов, я отворил дверь и выглянул наружу.
      Повсюду была темнота. Но нет -- наверху, там, где заканчивался лестничный пролет, из-под двери мансарды пробивалось голубоватое свечение. Я медленно двинулся вверх, с каждым моим шагом свечение как будто ослабевало.
      Дойдя до двери мансарды, я прижался к ней ухом. Ни звука. Я рывком распахнул дверь.
      Женщины в комнате не было. И только у самого пола, в том месте, где он смыкался с крышей, разливалось пятно голубого света, который, словно вода из раковины, стремительно вытекал наружу через мышиную нору! В то же время окружавшие ее каббалистические рисунки светились сами по себе, и свет их также медленно угасал.
      Я зажег спичку и огляделся. Женское платье, как и в прошлый раз, лежало на стуле. Здесь же была и маска.
      Подойдя к стулу, я дотронулся рукой до маски.
      Она была еще теплой.
      Спичка догорела и обожгла мои пальцы.
      Теперь меня обступала сплошная стена мрака. Но с той стороны, где была расположена мышиная нора, исходило необъяснимое притяжение, столь сильное, что я невольно опустился на колени и едва не устремился вслед за исчезнувшим голубым сиянием. Вновь Земля подо мной перестала вращаться, время остановилось, и дикий, безумный страх окончательно парализовал мою волю.
      Я замер, не в силах двинуться с места.
      И тогда из глубины мышиной норы в комнату снова хлынул поток яркого голубого света. С его появлением я враз освободился от сковывавших меня незримых пут и, как был, на карачках, бросился прочь из мансарды. В дверях я обернулся, ожидая увидеть преследующее меня по пятам сверхъестественное чудовище.
      Но позади меня была лишь темнота -- неподвижная, непроницаемая темнота.
      Добравшись до своей комнаты, я упал на кровать и уставился в пространство перед собой, ожидая дальнейших событий. Я понимал, что Рода была права -- мне следовало уехать -- но одновременно что-то во мне сопротивлялось отъезду; это была уже не просто боязнь лишиться наследства, а нечто иное, какая-то жуткая связь, возникшая между мной и этим домом.
      Ожидание затянулось, никакие посторонние звуки нс нарушали тишины, если не считать шума ветра за стенами дома и хриплого плача совы где-то в районе старого кладбища.
      В конце концов, я задремал и увидел во сне, как голубое сияние заполняет мансарду, течет вниз по ступеням лестницы, проникает в мою спальню, а из мышиной норы наверху одна за другой вырастают фигуры женщины-экономки -- то одетой и с маской на лице, то в виде безобразной старухи или же полностью обнаженной, ослепительно красивой девушки -- и вслед за ней мой двоюродный дед Урия Гаррисон, заполняющий собою весь дом, мою комнату и, наконец, меня самого. Я проснулся в холодном поту уже на исходе ночи - небо за окнами начинало светлеть.
      А разбудил меня громкий стук в парадную дверь дома. Я чувствовал себя совершенно обессиленным и не без труда спустился вниз.
      На крыльце перед дверью стояла Рода.
      -- Что случилось, Адам?! -- вскричала она. -- Ты выглядишь ужасно.
      -- Убирайся, -- сказал я ей. -- Ты нам не нужна.
      В первый момент я сам удивился своим словам, но я и вправду был возмущен ее несвоевременным появлением - можно было подумать, я не смогу обойтись без ее дурацких назиданий.
      -- Стало быть, я опоздала, -- вздохнула она.
      -- Убирайся, -- повторил я. -- Оставь нас в покое.
      Она оттолкнула меня и вошла в дом. Я последовал за ней. Она сразу направилась в кабинет и вскоре вышла оттуда с моими дневниками и рукописью диссертации о Томасе Харди.
      -- Тебе это уже не понадобится? -- спросила она.
      -- Забирай, -- сказал я. -- Забирай это все.
      Она пошла к двери.
      -- До свидания, Адам.
      -- До свидания, Рода.
      К моему удивлению, она и впрямь безропотно удалилась. Не скажу, что я вовсе не был этим встревожен, но где-то в глубине души я испытал удовлетворение -- такой оборот дела меня устраивал.
      V
      Большую часть дня я провел в полном бездействии, с нетерпением ожидая прихода ночи. Сейчас я затрудняюсь описать тогдашнее мое состояние. Страха не было и в помине, оставалось лишь любопытство и страстное желание новой встречи.
      День тянулся бесконечно. Часть его я проспал; есть совсем не хотелось -- у меня разыгрался аппетит иного рода, но это обстоятельство меня нисколько не тревожило.
      Наконец, наступила ночь. Я заранее предвкушал грядущие события и, не в силах усидеть на месте, долго расхаживал по первому этажу, то и дело бросая взгляд на лестницу, ведущую наверх, пока не сообразил, что мне следует находиться в комнате моего деда и там ждать появления ночных гостей.
      Время шло, часы в холле пробили девять, потом десять, одиннадцать. Я сидел и ждал -- вот-вот на лестнице послышатся шаги, шаги женщины, которую, как я знал, зовут Лилит; но прежде возникло голубое сияние, оно просочилось в щель под дверью и заполнило собой всю комнату, как это уже бывало во сне.
      Только на сей раз я не спал, чувства мои были обострены до предела.
      Голубой свет, становясь все ярче, слепил глаза, и я едва различал фигуру обнаженной женщины, появившуюся в центре комнаты. Рядом с ней обозначились хорошо знакомые черты моего двоюродного деда темная змееподобная лента, плавно изгибаясь, потянулась от него к моей постели...
      Но тут, к моему ужасу и отчаянию, ход событий был грубейшим образом прерван. Я почувствовал запах дыма, а затем характерный треск горящего дерева.
      С улицы донесся голос Роды.
      -- Адам! Адам! -- кричала она.
      Видение начало на глазах распадаться. Последнее, что я успел заметить, было выражение дикой ярости на призрачном лице Урии Гаррисона; его спутница из очаровательной девушки в один миг превратилась в кипящую от бешенства старую каргу. Но мне теперь уже было не до них. Бросившись к окну, я распахнул его настежь и что было силы завопил:
      -- Рода!
      Моя тревога оказалась напрасной -- она позаботилась обо всем. К подоконнику была приставлена садовая лестница.
      Старый дом сгорел дотла вместе со всем содержимым. Пожар, однако, не внес изменений в порядок наследования. Мистер Сэлтонстолл подвел под это дело юридическую базу, пояснив, что я исправно выполнял последнюю волю моего деда вплоть до момента, когда не зависящие от меня стихийные обстоятельства сделали дальнейшее ее выполнение невозможным. Итак, я унаследовал земельный участок, тут же выгодно сбыл его с рук, и вскоре мы с Родой поженились, несмотря на все вполне очевидные недостатки ее характера.
      -- Я сама подожгла дом, -- сказала она мне после. Оказывается, в тот день, прихватив мои записи, она отправилась в библиотеку Мискатоникского университета, знаменитого своей коллекцией редких старинных книг. Просмотрев те из них, которые имели отношение к колдовству и демонологии, она заключила, что призрак, населяющий дом, являлся духом Урии Гаррисона. По ее словам, тот самый пункт был внесен в завещание единственно для того, чтобы какое-то время держать меня в пределах досягаемости потусторонних сил, поскольку старый Гаррисон намеревался -- ни много, ни мало -- завладеть моим телом, изгнав из него мою "сущность" и заменив ее своею собственной. Женщина эта якобы была суккубом, возможно, его повелительницей, а мышиная нора являлась выходом в другое измерение.
      Вот уж воистину -- доверьте дело женщине, и она вмиг состряпает вам романтическую историю даже из такого, казалось бы, совсем не подходящего материала. Суккуб -- это же надо придумать!
      Временами ее рассуждения начинают действовать мне на нервы. А иногда я и впрямь сомневаюсь -- кого я, в конце концов, такой: Адам Дункан или Урия Гаррисон? С Родой на эту тему лучше не заговаривать. Один раз я попробовал, и вот что она мне ответила:
      -- Знаешь, Адам, тебе этот опыт в чем-то даже пошел на пользу.
      Нет, что там не говорите, женщины -- создания нерациональные. Рода упрямо не желает отказываться от этих нелепых суеверий. К сожалению, я не могу предложить ей более разумную, научно обоснованную версию происшедшего. Я все ищу и не нахожу ответа на те вопросы, что порой задаю сам себе, сидя в одиночестве и вспоминая странные события, участником -- или жертвой? -которых мне однажды случилось стать.
      Рассказ опубликован во 2-ом томе полного собрания сочинений Г.Ф. Лавкрафта (МП "Форум" совместно с фирмой No2 "Техномарк", Москва, 1993). Перевод В. Дорогокупли