Едва забрезжил рассвет, как Картер начал долгое восхождение, решив ехать верхом на зебре, пока это полезное копытное сможет карабкаться по горным кручам, но когда лесистый склон стал слишком крутым, он привязал животное к ясеню, после чего продолжил путь наверх в одиночестве. Сначала он двигался через лес, минуя останки покинутых деревень в давно заросших вырубках, а потом по высоким травяным коврам с чахлыми кустами. Он пожалел, что удалился от деревьев, ибо склон был довольно крутой и у него уже начала кружиться голова. Наконец, оглядываясь назад, он стал различать далеко внизу покинутые поселения каменотесов, рощи смолосодержащих деревьев и заброшенные лагеря собирателей смолы и леса, где обитали звонкоголосые и радужноперые птицы мага, и уж совсем далеко - полоску берега Ята и неприступные древние руины города с позабытым названием. Он счел за благо не вертеть головой и продолжал восхождение до тех пор, пока кусты не поредели и ему, дабы удержать равновесие, не пришлось цепляться за тучные травы.
      Потом трава стала редеть, и его подошвы то и дело натыкались на острые обломки камней и гнезда кондоров в узких расщелинах. Наконец его глазам предстали голые скалы, и, если бы они не были все покрыты трещинами и уступами, он не смог бы продолжать восхождение. Каменные отростки, уступы, выбоины служили скалолазу подспорьем, и ему было в радость замечать следы отчаянных собирателей лавы, поскользнувшихся на ломких каменьях, и делать вывод, что когда-то до него в этих местах побывали люди. Еще выше о присутствии человека говорили высеченные в самых труднодоступных местах ступеньки, а, также небольшие раскопы, в недрах которых обнаруживались редкие жилы или лавовые потоки. В одном месте была искусно вырублена узкая щель, ведущая к чрезвычайно богатым залежам далеко правее от основного маршрута. Один или два раза Картер отважился оглядеться, и представший его взору ландшафт поразил его до глубины души. Он увидел весь остров, протянувшийся между ним и морским побережьем, с каменными террасами Бахарны и призрачным дымом из труб вдалеке. А за городом - виднелось бескрайнее Южное море, таящее множество неразгаданных загадок.
      До сих пор его тропа вилась зигзагом по горе, так что дальний склон с высеченным ликом был все еще скрыт от его взора. Но теперь Картер увидел выступ, бегущий вверх и влево, который, похоже, указывал ему верный путь, он и отправился этим маршрутом в надежде, что выйдет в нужное место. Минут через десять он увидел, что это и впрямь не тупик, потому что дорога круто взбиралась вверх к арке, которая, если только там не было глухой стены, через несколько часов тяжкого пути могла вывести его к неведомому южному склону, выходящему на безлюдные утесы и проклятую лавовую долину. Когда перед его взором раскинулся новый ландшафт, он отметил, что здешние места куда более мрачны и дики, нежели те, которые он ранее преодолел. Да и горный склон выглядел совсем по-другому, весь изрезанный угрюмыми трещинами и пещерами, не попадавшимися ему на прямой дороге, с которой он недавно свернул. Иные из этих каменных шрамов зияли над ним, иные под ним, и все они тянулись к почти перпендикулярным утесам, где еще не ступала нога человека. Стало холодно, но восхождение давалось так трудно, что Картер даже и не заметил перемену температуры. Его беспокоила лишь пугающая угрюмость пейзажа, и он подумал, что в силу именно этого обстоятельства прочие путешественники сторонились здешних мест и вдохновлялись на совершенно нелепые россказни про ночных призраков, чьими злодеяниями они и объясняли исчезновение тех отважных скалолазов, которые срывались с непроходимых горных круч в ущелья. Эти предания не слишком-то страшили его, но на всякий случай он вооружился острым ятаганом. Все же прочие мысли были заглушены неодолимым желанием увидеть высеченный на скале лик, который мог указать ему верный путь к обители богов на вершине неведомого Кадата.
      Наконец одолев жуткие льдистые пределы горной вершины, он оказался на противоположном склоне Нгранека и увидел в бесконечных безднах внизу небольшие утесы и девственные поля застывшей лавы - приметы стародавнего гнева Великих. Перед его взором также раскинулась огромная равнина в южной стороне, но то была голая пустыня без малейшего намека на уютные поля или сельские домики, которая тянулась к самому горизонту. На этой стороне он не увидел моря, ибо Ориаб - гигантский остров. Нагие вертикальные утесы были испещрены черными зевами пещер и причудливыми расщелинами, но туда ему было не добраться. Прямо у него над головой нависла каменная глыба, застившая ему обзор, и Картера на мгновение посетило сомнение, не станет ли она для него неприступной преградой. Стоя на продуваемой всеми ветрами скале в нескольких милях над уровнем моря, где с одной стороны его поджидала разверстая бездна и смерть, а с другой лишь теснились скользкие скалы, он вдруг на мгновение ощутил прилив того самого страха, что отвращал людей от невидимого склона Нгранека. Но он уже не мог повернуть назад, ибо солнце стояло низко. Если дальше дороги нет и путь наверх ему заказан, то ночь придется провести тут, свернувшись калачиком, и неизвестно, доведется ли ему увидеть рассвет...
      Но путь все же был - он обнаружил его очень своевременно. Только очень опытный сновидец мог бы воспользоваться столь узкими ступеньками, но Картеру их оказалось достаточно. Вскарабкавшись на отрог скалы, он понял, что идущий дальше склон одолеть куда легче, чем все предыдущие отрезки пути, ибо от таяния огромного ледника осталась довольно широкая полоса глинистой почвы и каменных выступов. Слева крутая стена горы резко обрывалась в неведомые бездны, и на недосягаемой высоте он заметил чернеющий зев пещеры... С другой же стороны гора уходила вверх косой стеной, оставляя путешественнику достаточно места для отдыха.
      Судя по холодному дуновению сверху, можно было предположить, что, вероятно, уже совсем близка область вечных снегов, и он устремил взгляд вверх, чтобы отыскать заснеженную вершину, сверкающую в багровых лучах закатного солнца. И точно, в тысячах футах над головой он увидел снег, а прямо под ним резкий абрис тяжело нависшего отрога, похожего на тот, какой он только что преодолел. И, увидев этот отрог, он задохнулся, и громко вскричал, и в благоговейном порыве схватился за щербатую каменную стену, ибо исполинский скальный вырост явно изменился с той поры, как на заре земной истории его изваяла природа, и теперь в лучах заходящего солнца подернулся багрянцем, полыхавшим на отполированных чертах вырубленного в камне божественного лика.
      Ужасным и грозным казался этот резной лик, озаренный всполохами закатного солнца. Его исполинские размеры были непостижимы, но Картер тотчас понял, что человек никогда бы не сумел высечь в камне ничего подобного. Это было изображение бога, высеченное руками богов, и его очи надменно и гордо взирали с высоты на искателя. Предания утверждали, что каменный лик настолько необычен, что его нельзя ни с чем спутать, и Картер понял, что предания не лгали, ибо длинные узкие глаза, и длинные мочки ушей, и тонкий нос, и выпяченный подбородок - все выказывало принадлежность к роду не человеческому, но божественному.
      От созерцания грозного высокогорного тайника Картера сковал благоговейный ужас, хотя именно это он и ожидал увидеть и за этим пришел; ибо лик бога исполнен большего чуда, нежели можно предположить, и когда божественный лик размерами превосходит самый большой храм, и когда видишь его очи, устремленные вниз на закатное солнце с объятых таинственным безмолвием высот того горнего мира, из чьей черной лавы он был божественным промыслом изваян в стародавние времена, зримое чудо столь велико, что никто не в силах избегнуть его мистического воздействия.
      А тут еще добавилось и чудо узнавания, ибо, хотя Картер и намеревался исходить весь край снов в поисках тех, чье сходство с этим ликом могло бы выдать в них детей бога, он теперь осознал, что в этом нет никакой необходимости. Вне всякого сомнения, в вырубленном на скале исполинском лике ничего необычного не было, и своими чертами он сильно напоминал тех, кого Картер часто встречал в тавернах морского порта Селефаис, что лежит в Оот-Наргае за Танарианскими горами и где правит царь Куранес, кого Картер некогда знал еще по явному миру. Каждый год матросы с похожими лицами прибывали на черных кораблях с севера выменивать свой оникс на нефритовые поделки и золотую проволоку да красных певчих пташек из Селефаиса, и теперь ему было ясно, что они-то и есть полубоги, которых он ищет. А рядом с теми местами, откуда они родом, наверняка и лежит холодная пустыня, где находится неведомый Кадат и ониксовый замок Великих, так что надо идти в Селефаис, а это далеко от острова Ори-аба, и ему вновь придется вернуться в Дайлат-Лин, и вновь пройти вверх по течению Скай к мосту Нир, и вновь войти в Зачарованный лес зугов, откуда его путь будет лежать на запад через сады Украноса к позолоченным шпилям Трана, где ему предстоит найти галеон, направляющийся к Серенарианскому морю.
      Сгустились сумерки, и теперь, подернутый мраком, резной лик приобрел еще более суровое выражение. Ночь нашла путника примостившимся на каменном выступе, и в кромешном мраке он не мог ни карабкаться вверх, ни спуститься вниз. Ему оставалось лишь стоять на узком перешейке, плотно прижавшись к скале, зябко ежиться и дожидаться рассвета, стараясь не уснуть, ибо стоило ему во сне оторвать ладони от каменной стены, как он сорвался бы с узкого выступа и упал с головокружительной многомильной высоты на острые утесы и скалы проклятой долины. Высыпали звезды, но кроме них его глаза увидели лишь чреватую смертью черную бездну, чьему манящему призыву он мог воспротивиться, лишь еще крепче вцепившись руками в каменную стену и подальше отступить от незримого края. Последней земной тварью, представшей его глазам, был кондор, паривший над ущельем в западной стороне, почти рядом с ним, который при приближении к разверстому черному зеву пещеры с испуганным криком улетел прочь.
      И вдруг Картер почувствовал, как чья-то невидимая рука легко вынула у него из-за пояса ятаган. Потом он услышал, как клинок со звяканьем покатился вниз по скалам. И ему почудилось, будто между ним и Млечным Путем возникло какое-то омерзительно тонкое, рогатое и хвостатое существо с крыльями, как у ле-. тучей мыши. А в западной части неба какие-то тени закрыли звезды, словно из неприступной пещеры высоко на дальнем склоне горы безмолвно вылетела стая диковинных крылатых тварей. Потом как будто холодная эластичная рука схватила Картера за шею, и что-то еще обхватило его за ноги, и неведомая сила подняла его в воздух и швырнула в пустоту. Еще мгновение - и звезды исчезли, и Картер понял, что стал добычей ночных призраков.
      Они утащили его в черную пещеру на склоне голой скалы и поволокли по чудовищным внутренним лабиринтам. Поначалу, скорее, инстинктивно, он пытался сопротивляться, и тогда они принялись его щекотать, не издавая при этом ни звука, и даже их перепончатые крылья не зашелестели. Они были пугающе холодными, мокрыми и скользкими, а каждое прикосновение их мерзких лап заставляло Картера содрогаться. Вскоре они провалились в непостижимую бездну, завертевшись головокружительной тошнотворной спиралью в могильном холоде, и Картер почувствовал, что их вот-вот подхватит запредельный вихрь истошных воплей и демонического безумия. Он стал было кричать, но, как только издавал крик, черные лапы принимались его щекотать с изощренно-мучительной лаской. Потом над головой появилось серое сияние, и Картер догадался, что они приближаются к сугубому миру подземных кошмаров, о котором ему доводилось слышать невнятные легенды и который освещен лишь бледным смертным огнем, где носится трупный воздух и клубятся первобытные туманы земного ядра.
      Наконец далеко внизу обозначились бледные очертания серых гигантских вершин, которые, как он сразу понял, были легендарными пиками Трока. Ужасные и зловещие, они высились в мрачном колодце бессолнечной вечной бездны, вздымаясь выше, чем дано постичь человеку, стоя на страже ужасных долин, где ползают и роют свои норы отвратительные долы. Но Картер предпочел бы глядеть на них, а не на своих похитителей - отвратных черных тварей с гладкими лоснящимися, точно китовая кожа, боками, мерзкими изогнутыми внутрь рогами, с перепончатыми беззвучно хлопающими крыльями, с уродливыми цепкими лапами и колючими хвостами, которыми они то и дело угрожающе щелкали, точно бичами. И самое ужасное, что они не проронили ни звука, ни смешка и даже не улыбнулись, ибо у них вместо лиц было лишь блеклое пятно. За все время полета они лишь беззвучно махали крыльями, крепко сжимали его и щекотали - ибо таковы повадки ночных призраков.
      По мере того как стая снижалась, серые пики Трока становились все выше и обступали их плотнее со всех сторон, и сразу было видно, что на этих мрачных гранитных глыбах в краю вечных сумерек никто не живет. В более низких пределах заплясали языки смертного огня и разверзлась абсолютная черная бездна, только в выси виднелись неясные очертания тонких пиков, похожих на гоблинов. Вскоре и пики остались далеко, и Картер уже ничего не ощущал, кроме свистящего ветра, овеянного влажным смрадом адских гротов. Наконец ночные призраки сели на незримый пол, усеянный какими-то невидимыми предметами, похожими на кости, и Картер остался один в черной долине. На этом закончилась миссия ночных призраков, сторожей неприступного Нгранека, и они беззвучно улетели прочь. Картер попытался было проследить их полет, но не смог, ибо даже пики Трока исчезли из виду. Вокруг была лишь кромешная тьма, и ужас, и безмолвие, и кости...
      Теперь Картер понял, что находится в долине Пнота, где ползают и роют норы исполинские долы, но он не знал, чего теперь ожидать, потому что никому из людей не доводилось прежде видеть долов и никто даже не догадывался, что собой представляют эти твари. О долах известно лишь по невнятным легендам: об их присутствии можно догадаться только по шелесту, который они издают, двигаясь между холмов костей, да по липкому прикосновению, когда они проползают мимо. Их нельзя увидеть, потому что они ползают лишь в кромешной тьме, но Картеру и не хотелось встречаться с долом, так что он чутко вслушивался во тьму, пытаясь распознать малейший звук среди безбрежного поля костей вокруг. Даже в этом страшном месте он определил для себя план и цель, ибо многим из тех, с кем ему доводилось беседовать раньше, хоть что-то да было известно о Пноте. Кратко говоря, это вроде бы было то самое место, куда все упыри явного мира сбрасывают объедки своих пиршеств, и, если ему улыбнется удача, он сможет найти огромный утес, вознесшийся даже выше пиков Трока, который отмечает рубеж их владений. А направление поисков укажет ему сброшенная сюда новая порция костей, и, найдя нужный утес, он сумеет окликнуть упыря и попросит сбросить ему веревочную лестницу, ибо, как ни странно, между ним и этими ужасными тварями существовала удивительная связь.
      В Бостоне он знавал одного человека - художника, писавшего причудливые полотна в укромной студии в старинном мрачном переулочке близ кладбища, который подружился с упырями и научил Картера понимать простейшие фразы их отвратительного визгливого лопотанья. Этот художник в конце концов куда-то исчез, и Картеру почему-то подумалось, что именно здесь он сумеет его найти и впервые за все время пребывания в сновидческом мире воспользуется давним английским языком своей прежней жизни наяву. Во всяком случае, ему казалось, что он сумеет убедить упырей вывести его из Пнота, так что лучше уж встретить тут упыря, которого хотя бы можно рассмотреть, чем дола, которого видеть не дано никому.
      Итак, Картер двинулся во тьме, и, когда ему почудился какой-то шорох среди костей, он перешел на бег. Один раз он наткнулся на каменный склон и понял, что это, скорее всего, подножие пиков Трока. Потом он услыхал чудовищный грохот высоко наверху и понял, что подошел к утесу упырей. Он, однако, усомнился, что упыри услышат его голос с вершины утеса, которую от него отделяли многие мили, но ведь ему было известно, что в подземном мире свои особенные законы. Пока он об этом размышлял, падающая кость ударила его да так сильно, точно это был целый череп. Теперь-то, зная наверняка, что он стоит у судьбоносного утеса, Картер, собравшись с силами, издал протяжный визг призывный клич упырей.
      Звук летит медленно, так что прошло немало времени, прежде чем он услыхал ответное лопотание. Но все же он его услышал, и вскоре ему сообщили, что сейчас сбросят веревочную лестницу. Он ждал ее с тревожным нетерпением, ибо не знал, какую мерзкую тварь, притаившуюся в горах костей, мог потревожить его крик. И действительно, очень скоро до его ушей донеслось тихое шуршание вдалеке. И по мере приближения этого пугающего шороха Картеру становилось все тревожнее, ибо ему не хотелось уходить с того места, куда должна была упасть спасительная лестница. Наконец нервное напряжение достигло предела, и он уже собрался в ужасе убежать, как вдруг что-то упало на кучу свеженаваленных костей и отвлекло его внимание от приближающегося шороха. Это была лестница, и после минутной борьбы с непослушной веревкой он крепко в нее вцепился. Но шорох не стихал и преследовал его, пока он лез наверх. Картер уже одолел футов пять, когда грохот внизу стал громче и после того, как он поднялся еще футов на пять, кто-то стал сильно трясти снизу конец веревочной лестницы. На высоте в десять, а то и пятнадцать футов он почувствовал, как по его боку скользнуло что-то длинное, скользкое и извивающееся, которое становилось то выгнутым, то вогнутым... После чего он с утроенной силой стал карабкаться вверх, чтобы избежать нестерпимых прикосновений отвратного объевшегося дола, чей облик не может увидеть ни один из смертных.
      Несколько часов он поднимался вверх, руки у него болели, ладони покрылись волдырями, и вот он вновь увидел серый смертный огонь и страшные пики Трока. Наконец он различил над своей головой нависший край огромного утеса упырей, чью отвесную стену он разглядеть не смог, но несколько часов спустя увидел диковинную морду, свесившуюся через край утеса точно горгулья на соборе Парижской Богоматери. Картер едва не лишился чувств и не выпустил из рук веревочной лестницы, но через мгновение пришел в себя, ибо его пропавший друг Ричард Пикман однажды познакомил его с одним упырем, и он узнал эту собачью морду и неуклюжую фигуру и чудовищные повадки. Так что он сумел сохранить присутствие духа, когда ужасная тварь вытащила его из головокружительной бездны и перетащила через край утеса, и он не вскричал от ужаса при виде кучи обглоданных костей и сидящих кружком упырей, которые, не переставая жевать, вперили в него изумленные взоры.
      Он находился на тускло освещенной равнине, покрытой редкими валунами и испещренной черными норами. Упыри отнеслись к нему уважительно, хотя кто-то из них и попытался его ущипнуть, а прочие оценивающе оглядели его исхудавшее тело. Воспользовавшись своими познаниями в их языке, он спросил их о своем пропавшем друге и узнал, что тот превратился в высокопоставленного упыря и обитал в безднах близ самых границ с явным миром. Зеленоватый старец упырь предложил перенести Картера к нынешнему местожительству Пикмана, так что, невзирая на естественное отвращение, Картер последовал за чудовищем в нору и несколько часов полз следом за ним в вонючей тьме. Они выползли на равнину, где повсюду были разбросаны странные памятники земного мира - старые надгробия, сломанные кладбищенские вазы и обломки древних изваяний, - и Картер с волнением понял, что за все время своих скитаний по миру сновидений с того самого момента, как он одолел семьсот ступенек от пещеры огня к вратам Глубокого Сна, впервые оказался так близко к пределам явного мира.
      И тут, на надгробии 1768 года, украденном с бостонского кладбища "Гранари", восседал упырь, ранее бывший художником Ричардом Антоном Пикманом. Он был голым и скользким, и в чер-тах его лица появились настолько явные черты сходства с упырьим племенем, что его человеческое происхождение стало неопознаваемым. Однако он все еще немного помнил английский и смог вести беседу с Картером, употребляя простейшие слова и помогая себе то и дело упырьим лопотанием. Узнав, что Картер хочет добраться до зачарованного леса, а оттуда до города Селе-фаис в Оот-Наргае за Танарианскими горами, тварь глубоко задумалась, ибо упыри бодрствующего мира не промышляют на кладбищах верхнего сновидческого мира (оставляя их красноногим вампирам, обитающим в мертвых городах), и на пути между их владениями и зачарованным лесом таится много опасных препятствий, в том числе и ужасное царство гугов.
      Гуги, волосатые гиганты, некогда воздвигли те самые круги из камней в лесу и принесли ужасные жертвы Иным богам и ползучему хаосу Ньярлатотепу, но вот однажды ночью их отвратительные стенания достигли ушей земных богов и их изгнали в подземные пещеры. Лишь одна потайная каменная дверь с железным кольцом связывает владения земных упырей с зачарованным лесом, и ее-то гуги и опасаются открывать из-за ниспосланного на них проклятья. И просто непостижимо, что смертный сновидец смог вторгнуться в их тайные пределы и обнаружить эту дверь, ибо смертные сновидцы служили прежде им пищей и они до сих пор помнят рассказы об аппетитном вкусе таких сновидцев, хотя изгнавшие гугов боги ограничили их диету ужасными гастами - омерзительными тварями, которые умирают на свету, живут в подземных склепах Зина и передвигаются по-кенгуриному, прыгая на длинных задних ногах.
      Итак упырь, ранее бывший Пикманом, посоветовал Картеру либо выйти из бездны близ Саркоманда, заброшенного города в долине под Ленгом, где из мира сновидений к нижним пределам ведут черные смрадные лестницы, которые сторожат крылатые львы, либо вернуться через церковный двор в бодрствующий мир и начать свой поиск заново, спустившись по семидесяти ступенькам неглубокого сна к пещере огня и затем к семистам ступенькам, ведущим к вратам Глубокого Сна и к зачарованному лесу. Но это нашего путника не устраивало, ибо он не знал дорогу от Лен-га к Оот-Наргаю и равно не испытывал желания пробуждаться, дабы не позабыть всего того, что он узнал в этом сне. Забвение величественных и божественных лиц тех моряков с севера, которые торговали ониксом в Селефаисе и которые, будучи сынами богов, могли указать ему дорогу к холодной пустыне и к Кадату, где обитают Великие боги, имело бы катастрофические последствия для его поиска.
      После долгих уговоров упырь согласился провести своего гостя за великую стену царства гугов. У Картера была одна лишь возможность проскользнуть в сумеречные пределы круглых каменных башен - в час, когда гиганты, наевшись досыта, будут храпеть внутри, он сумеет добраться до центральной башни со знаком Кота и до лестницы в ней, которая ведет к потайной каменной двери в зачарованном лесу. Пикман даже согласился отрядить ему в помощь трех упырей, чтобы те помогли ему могильным ломом поднять каменную дверь, ибо гуги побаивались упырей и частенько при виде этих тварей, пожирающих мертвецов, улетали прочь.
      Он также посоветовал Картеру самому переодеться упырем - сбрить отросшую бороду (ибо у упырей бороды нет), вываляться голым в глине, чтобы придать телу соответствующий вид, и ходить типичной для упырей неуклюжей походкой, а одежду нести в узелке, точно деликатес, только что выкопанный из могилы. Они доберутся по нужной норе до города гугов - которым и ограничено все их царство - и вылезут наружу на кладбище неподалеку от башни Кота, где и находится та самая лестница. Им только следовало опасаться большой пещеры близ кладбища, ибо то был вход в подземные склепы Зина, где коварные сторожагасты вечно поджидают пришельцев из верхних пределов дольней бездны, которые приходят охотиться на них. Гасты обычно появляются, когда гуги спят, и нападают на упырей равно как и на гугов, ибо они не могут их различить. Это весьма примитивные твари, и они пожирают даже друг друга. Гуги выставляют часового в узком про- ходе в подземных склепах Зина, но он вечно дремлет на посту, а иногда его застают врасплох отряды гастов. Хотя гасты не переносят дневного света, они способны часами выдерживать сумерки дольней бездны.
      Итак, в конце концов Картер пополз по бесконечным норам с тремя помощникаммупырями, прихватив с собой аспидное надгробие полковника Непемии Дерби, почившего в 1719 году и похороненного на сейлемском кладбище на Чартер-стрит. Когда же они вновь вынырнули в сумерки, то оказались в гуще поросших лишайниками гигантских монолитов, чьи верхушки терялись в выси, - то были скромные надгробия гугов. Справа от лаза, в который они протиснулись на поверхность, между рядами монолитов, теснилась неисчислимая толпа циклопических круглых башен, устремивших свои вершины в бесконечность дольних пределов земли. Это был великий город гугов, где дверные проемы поднимаются в высоту на тридцать футов. Упыри часто наведываются сюда, ибо один умерший гуг может в течение года кормить целый поселок упырей, и даже при всех опасностях, подстерегающих их тут, они предпочитают отрыть из могилы гута, чем копаться в людских могилах. Картер теперь понял, откуда взялись те исполинские кости, на которые он натыкался, блуждая во тьме по долине Пнота.
      Сразу за кладбищем вздымалась голая отвесная скала, у подножия которой зиял зев огромной страшной пещеры. Упырь предупредил Картера, чтобы он держался от нее подальше, ибо это был вход в мерзкие склепы Зина, где гуги во мраке охотятся на гастов. И верно, очень скоро это предупреждение подтвердилось, ибо один из упырей медленно приближался к башням - посмотреть, не настал ли час отдыха гугов, и тотчас из мрака исполинской пещеры сверкнула сначала одна пара красно-желтых глаз, потом другая, и это значило, что гуги лишились одного часового и что у гастов вправду отменно острое обоняние. Итак упырь вернулся в нору и жестом приказал своим спутникам замолкнуть. Самое разумное было дать гастам возможность насладиться плодами победы, к тому же они, вполне вероятно, скоро должны были и вовсе уйти, ибо, естественно, они утомились после нападения на часового-гуга в мрачном склепе. Через мгновение какая-то тварь размером с жеребенка выскочила в серые сумерки, и Картеру едва не стало дурно при виде этого гнусного зверя, чья морда странным образом имела сходство с человеческим лицом, несмотря на отсутствие носа, лба и прочих важных черт.
      Потом еще три гаста выскочили из подземелья к своему соплеменнику, и упырь тихо пролопотал Картеру, что отсутствие на их теле боевых шрамов - дурной знак. Выходит, они и не вступали в битву с часовым, а просто прошмыгнули мимо него, пока тот спал, так что ни силы, ни ярости у них не убавилось и не убавится до тех пор, пока они не встретят и не уничтожат очередную жертву. Противно было смотреть на этих грязных и уродливых животных, число которых скоро приблизилось к пятнадцати. Они копались в земле и прыгали по-кенгуриному в серых сумерках близ исполинских башен и высоченных монолитов, но еще омерзительнее гасты становились в те мгновения, когда заговаривали друг с другом кашляющими горловыми выкликами. И все же как ни отвратны они были на вид, куда ужаснее оказалось то, что внезапно вылезло следом за ними из пещеры.
      То была лапа двух с половиной футов шириной с исполинскими когтями. За ней показалась другая лапа, а потом уже покрытая черной шерстью исполинская рука, с которой обе лапы были соединены короткими перешейками. Потом сверкнули два розовых глаза и появилась огромная, как бочка, голова разбуженного гутачасового. Его глаза под костистыми выростами, покрытыми мохнатой щетиной, выпирали в стороны на два дюйма. Но самое отвратительное в этой голове была исполинская пасть. Из пасти торчали желтоватые клыки, а начиналась она от верхушки до самого низа головы, и раскрывалась вертикально, а не горизонтально.
      Не успел жуткий гут вылезти из своей берлоги и встать в полный двадцатифутовый рост, как коварные гасты налетели на него со всех сторон. Картер на мгновение перепугался, что часовой подаст сигнал тревоги и призовет сюда всех своих соплеменников, но упырь тихо сообщил ему, что гуги безголосы и общаются между собой лишь посредством мимики. Разразилась чудовищная битва. Разъяренные гасты бросались со всех сторон на ползающего гута, сопя, ввинчивая в него свои рыла и осыпая его смертоносными ударами тяжелых и острых копыт. И они то и дело возбужденно кашляли и визжали, когда гут время от времени впивался своей вертикальной пастью в одного из бойцов, так что шум боя, без сомнения, переполошил бы весь город, если бы слабеющий часовой не отступал все глубже и глубже в пещеру, увлекая за собой нападавших. Так что вскоре шум утих в подземном мраке, и лишь резкое гулкое эхо злобных воплей свидетельствовало о продолжающейся схватке.
      Потом самый чуткий из упырей сигналом призвал остальных уходить, и Картер последовал за ковыляющей троицей, так что вскоре они вышли из леса монолитов и очутились на зловещей улице жуткого города, чьи циклопические каменные башни устремлялись вверх и терялись из виду. Они бесшумно прошли по мостовой, с омерзением вслушиваясь в приглушенный храп из темных дверных проемов - гуги спали. Понимая, что час отдыха близится к концу, упыри перешли на рысцу, но тем не менее путь им предстоял неблизкий, ибо расстояния в городе гигантов весьма и весьма приличные. Наконец они вышли на открытую площадь перед башней, что была куда больше прочих, и над ее колоссальным входом был укреплен чудовищный символ-барельеф, и от одного только взгляда на него невольная дрожь пробирала тело. Эта была центральная башня со знаком Кота, и огромными каменными ступенями, едва заметными в мрачном чреве башни, начиналась длинная лестница к верхнему уровню мира сновидений и к зачарованному лесу.
      В кромешной тьме они двинулись вверх по лестнице, и из-за исполинского размера ступеней, выложенных для гигантов гугов, по ним было очень трудно подниматься, ведь каждая была в ярд высотой. Картер скоро потерял им счет, ибо очень быстро выбился из сил, и не знавшие усталости проворные упыри были вынуждены прийти к нему на подмогу. В продолжение всего бесконечного подъема их неотступно преследовал страх, как бы их не обнаружили и не пустились за ними в погоню, ибо хотя гуги и не рискуют поднимать каменную дверь в лесу из-за ниспосланного проклятия Великих, ни в башне, ни на лестнице им эта преграда не страшна, и беглых гастов очень часто настигали на этой лестнице даже на самых верхних ступенях. Ибо у гугов настолько острый слух, что они могли услышать даже легкий шорох рук и ступней беглецов, и быстроногим гигантам, за время долгой охоты на гастов в подземных склепах Зина научившимся ориентироваться во мраке, не составляло труда схватить столь ничтожную и тихоходную жертву на этой циклопической лестнице.