Лавкрафт Говард Филипс
Герберт Уэст, реаниматор
Говард ЛАВКРАФТ
ГЕРБЕРТ УЭСТ, РЕАНИМАТОР
Глава 1
О Герберте Уэсте, моем университетском друге, я до сих пор не могу говорить без содрогания. Прежде всего из-за его необыкновенного пристрастия, которому он посвятил свою жизнь, а также из-за зловещего его исчезновения, происшедшего недавно.
Сейчас он мертв, и я не испытываю больше его губительного воздействия. Но мой страх не ослабевает и по сей день. Воспоминания нередко таят в себе нечто более волнующее и зловещее, чем реальность.
Его исследования начались семнадцать лет назад. В то время мы оба были студентами третьего курса медицинского факультета Маскатоникского университета... Я был его близким другом и мы почти не разлучались, бывали повсюду вместе. Его дьявольские опыты завораживали меня.
Во время нашей учебы Уэст уже был достаточно известен благодаря своей странной теории о природе смерти. Он полагал, что смерть можно искусственно победить.
Свои гипотезы, вызывавшие насмешки, а порой и негодование со стороны преподавателей и студентов, Уэст основывал на понимании жизни, как некоего механического процесса. Он намеревался воздействовать на человеческий организм химическим препаратом сразу же после прекращения жизненных процессов.
В ходе своих опытов Уэст истребил бесчисленное количество кроликов, морских свинок, кошек, собак и обезьян, что было настоящим бедствием для университета. Многократно наблюдая за угасанием жизни умирающих животных, он понимал, что для совершенствования его методов потребуется целая жизнь, и был готов к этому.
Затем экспериментируя, Уэст обратил внимание на то, что один и тот же прием вызывает различную реакцию подопытных существ. Чтобы продвигаться вперед, ему необходим был человеческий материал и именно по этой причине он впервые открыто столкнулся с университетскими светилами. Декан медицинского факультета Алан Хэлси, чьи работы в защиту паралитиков снискали всеобщее признание, запретил ему продолжение опытов. Я же всегда проявлял исключительную терпимость к занятиям моего друга, и мы часто обсуждали с ним его гипотезы, забираясь в такие дебри, что наши разговоры продолжались бесконечно.
Я разделял его мнение о том, что жизнь представляет собой физический и химический процессы, и так называемая "душа" не более, чем миф. Мой друг полагал, что искусственное оживление зависит лишь от функционирования состояния тканей, и до тех пор пока не начался процесс разложения, мертвое тело благодаря принятию соответствующих мер можно вернуть в то состояние, которое мы называем жизнью.
Уэст полностью отдавал себе отчет в том, что даже малейшее повреждение клеток мозга, возникшее вследствие короткого периода смерти, может оказать самое пагубное воздействие на интеллектуальное и физическое состояние человеческого существа.
Поэтому он начал искать экземпляры, после смерти которых прошло минимальное время, чтобы ввести растворы сразу же после прекращения жизненных процессов. Именно эта деталь вызывала протест преподавателей, считавших, что настоящая смерть наступает не сразу. Они не спешили находить, рациональное зерно в его теории. И некоторое время спустя после того как университетское руководство запретил Уэсту проведение опытов, последний посвятил меня в свои планы добывать тела любыми способами и тайно продолжать исследования.
Это услышанное мною "любыми способами", звучало достаточно зловеще, так как в университете было налажено снабжение анатомическими образцами. Каждый раз, когда морг не мог удовлетворить потребности студентов-медиков, два негра выполняли эту обязанность. И никто не задавал им лишних вопросов.
Уэст был худощавым и невысоким молодым человеком, с тонкими чертами лица, светлыми волосами, бледно-голубыми глазами за стеклами очков и мягким голосом. Такая интеллигентная внешность как-то не вязалась с его странными рассуждениями о кладбище для бедных Крист Чеч и его общих могилах. Эта тема постоянно звучала в наших разговорах. Ведь все трупы перед захоронением обычно подвергались бальзамированию, а это делало опыты Уэста бесполезными. В то время я был полон энтузиазма и активно помогал ему не только в поисках необходимых экземпляров, но и нашел место, вполне подходящее для нашей работы. Именно я предложил заброшенную ферму в Чепмене, что за Мидоу Хил, на первом этаже которой мы устроили операционную и лабораторию. Тертые шторы на окнах должны были оставлять в тайне наши ночные деяния. Мы приняли многочисленные меры предосторожности, чтобы какой-либо случайный прохожий не смог заметить даже узкой полоски света. Любая неосторожность могла привести нас к катастрофе.
На случай неудачи мы условились говорить, что устроили на ферме химическую лабораторию. Мало-помалу мы оборудовали наше убежище приспособлениями и инструментами как купленными в Болтоне, так и "заимствованными" в университете. Мы добыли также несколько лопат и кирок, которые могли понадобиться нам для захоронений трупов. На факультете в таких целях обычно использовался специальный аппарат для кремации, но нам он был не по карману. Необходимость избавления от трупов была нашей постоянной заботой. Как вампиры следили мы за местной статистикой смерти. Нам требовались экземпляры особого качества. Это должны были быть трупы, погребенные сразу же после смерти, без специальной обработки, замедляющей процесс разложения. Нам больше подходили физически здоровые тела, без врожденных недостатков, со всеми органами. Исходя из этого, мы отдавали предпочтение жертвам несчастных случаев.
В течение долгих недель мы оставались без объектов исследования, несмотря на наши переговоры с руководством и обслуживающим персоналом больницы, к которым мы обратились от имени университета. И поскольку мы заявили, что университет нуждается в особых экземплярах, нам не оставалось ничего другого как находиться в Аркане даже в период летних каникул.
И наконец, удача улыбнулась нам, предоставив возможность получить почти идеальный экземпляр. Молодой рабочий крепкого телосложения, утонувший накануне утром в Саммарском болоте, был захоронен на средства города сразу же и без бальзамирования.
После обеда мы осмотрели свежую могилу и решили приняться за работу после полуночи. Предстоящее занятие было не из приятных, но тогда мы еще не испытывали того страха, в который нас ввергли последующие опыты. Мы взяли лопаты и лампы и начали копать землю. Это была долгая и грязная работа с налетом мрачной поэзии, которая, что, возможно, понравилось бы поэту, но отнюдь не ученому. И мы очень обрадовались, почувствовав, что наши лопаты наткнулись на дерево. Когда гроб был полностью откопан, Уэст спустился в яму, поднял крышку и вытащил тело. Я тоже спрыгнул в могилу, и мы вытолкнули труп наверх. Все это сильно било по нервам, особенно негнущееся тело и застывшие черты лица нашей первой добычи. После этого мы затратили много усилий, чтобы придать месту первоначальный вид. Необходимо было уничтожить все следы нашего пребывания. И нам это удалось. После того, как последний ком земли лег на свое место, мы затолкали труп в мешок и направились к старой ферме.
На импровизированном хирургическом столе при мощном свете лампы нашему взору предстал крепкий широкоплечий молодой человек, явно плебейского происхождения. На его застывшем лице не было даже намека на какой-либо интеллект. Типичное здоровое животное без видимых отклонений и, возможно, с самой простой и здоровой физиологией. Сейчас, с закрытыми глазами, он казался спящим, но осмотр, проведенный моим другом, не оставлял сомнений в его смерти.
У нас было, наконец, то, о чем Уэст мечтал все это время: мертвое тело, в которое предстояло впрыснуть раствор, приготовленный в соответствии с его теорией.
Наши нервы были напряжены до предела. Мы сознавали, что у нас было очень мало шансов на полный успех и, конечно, боялись неожиданностей, которые могли возникнуть в случае удачи и были непредсказуемы. У нас появилось беспокойство относительно умственного состояния существа и его возможных действий, так как в момент смерти могли быть повреждены несколько очень чувствительных клеток мозга. Лично у меня представление о "душе" в ее традиционном понимании находило определенный отклик, и я испытывал волнение при мысли, что кто-то вернувшийся с того света раскроет мне его секреты.
Я спрашивал себя, что мог видеть этот отлетевший в иной мир молодой человек, витая в недоступных для нас сферах, и что он сможет нам рассказать, если вернуть его к жизни. К счастью, эти вопросы не занимали меня слишком долго, так как я в основном разделял материализм моего друга. Он был спокойнее меня, хотя именно он вводил в вену на руке трупа большое количество приготовленной им жидкости. Затем он сразу же наложил шов.
Ожидание становилось тягостным, но Уэст не сдавался. Время от времени он брал в руки стетоскоп и констатировал отсутствие малейшего проявления жизни. По прошествии трех четвертей часа, разочарованный, он заявил, что ошибся в расчетах, но решил все же извлечь пользу из предоставившегося случая попробовать изменить формулу раствора, прежде чем мы избавимся от трупа. После обеда мы вырыли в погребе могилу, а закопать труп решили на рассвете. Следовало соблюдать все меры предосторожности, учитывая, что труп вскоре начнет разлагаться.
Выключив свет и оставив таким образом нашего молчаливого гостя в темноте на столе в операционной, мы занялись приготовлением нового раствора. Уэст составлял его с почти фанатической тщательностью.
Неожиданно произошло нечто ужасное.
Я как раз наливал жидкость в пробирку, а Уэст склонился над спиртовкой, заменявшей ему при отсутствии газа в доме горелку Бансона, когда из темной комнаты, которую мы покинули, раздались дьявольские крики, - ничего подобного мы не слышали за всю свою жизнь. Даже хаос ада, наполненный жуткими криками агонизирующих грешников, не был бы ужаснее, чем эта непостижимая какофония, вобравшая в себя величайшее отчаяние и сверхъестественный страх живого существа. Это был нечеловеческий крик - ни один человек не в силах был издать подобные звуки - и, забыв о нашей работе, мы бросились к окну как звери, попавшие в ловушку, опрокидывая пробирки и реторты, и исчезли во мраке ночи.
Обезумев от ужаса, мы мчались к городу и только достигнув предместий, смогли, наконец, взять себя в руки, чтобы придать себе вид гуляк, возвращающихся с ночной попойки. Мы проскользнули в комнату Уэста, где шепотом проговорили до самого рассвета. У нас было время, чтобы немного успокоиться, тщательно взвесить и обсудить все происшедшее. Наконец, когда совсем рассвело, мы уснули и уже не попали в тот день на занятия. Но вечером две заметки в газете, никак не связанные между собой, опять не дали нам уснуть. Старый заброшенный дом в Чепмене был сожжен дотла. Скорее всего это произошло из-за опрокинутой нами спиртовки. Вторая новость: кто-то пытался раскопать свежую могилу на городском кладбище. Земля, казалось, была взрыхлена ногтями без применения какого-либо инструмента. Нам это было непонятно. Мы прекрасно помнили, что тщательно разровняли землю и не оставили никаких следов.
В течение семнадцати лет после этого Уэст часто оглядывался через плечо, заявляя, что он слышит шаги у себя за спиной. И вот недавно он исчез.
Глава 2
Демон чумы
Я никогда не забуду то ужасное лето шестнадцать лет назад, когда, словно демон, покинувший дебри Эбиса, Аркан посетила эпидемия тифа. Это была какая-то сатанинская напасть. Все думали, что ее принесли летучие мыши на своих перепончатых крыльях, скопище которых многие видели над кладбищем Крист Чеч.
Но для меня это время было отмечено другим страхом, овладевшим мною. Тогда я ничего не понимал. Это теперь я многое знаю и связываю те ужасные события с исчезновением. Уэста. Мы учились вместе с ним на медицинском факультете университета. Благодаря своим зловещим экспериментам мой друг приобрел определенную известность.
После многочисленных лабораторных убийств подопытных животных его странные исследования были прерваны по приказу нашего декана. Но Уэст все же продолжал секретные работы в своей лаборатории. Однажды, тот ужасный день я не могу забыть до сих пор, мы вытащили из могилы на городском кладбище труп и перенесли его на одну заброшенную ферму, что за Мидоу Хил. Я был вместе с ним и видел, как он ввел в вену на руке неподвижного тела эликсир, который, как он надеялся, восстановит в какой-то степени химические и физические процессы жизнедеятельности. Все это закончилось самым ужасным образом, словно в кошмарном бреду. Мало-помалу нервы наши успокоились, но в дальнейшем Уэст никак не мог избавиться от чувства, что кто-то преследует его и заманивает в ловушку.
Пожар помешал нам захоронить оставленный на ферме труп. Мы хотели бы быть уверенными, что он находится в земле, однако у нас этой уверенности не было. После того опыта Уэст на некоторое время прервал свои исследования.
Но мысль продолжить эксперимент не оставляла его. Вскоре он опять начал докучать преподавателям университета, настаивая, чтобы ему разрешили продолжить работу, пользоваться анатомической лабораторией и подопытным материалом. Его требования не были удовлетворены. Декан Хэлси оказался несгибаем и другие преподаватели поддержали его.
В теории оживления Уэста они не видели ничего, кроме пустых бредней экзальтированного молодого человека. Несмотря на хрупкий силуэт, светлые волосы, голубые глаза за стеклами очков и тихий голос - таков внешний вид Уэста, у меня не оставалось сомнений в его холодном и твердом мышлении. Я видел его таким, какой он есть, и это вызывало страх.
***
А сейчас случилось это происшествие в Сефтоне... В конце последнего курса между ним и д-ром Хэлси произошла довольно громкая ссора, которая принесла вреда больше Уэсту, чем декану. Мой друг рассчитывал на поддержку университета в своей очень важной работе, для которой здесь существовали такие великолепные возможности. Он не мог понять, почему старые преподаватели, связанные традициями, но признавали его результатов, полученных в опытах над животными, и упорно отрицали всякую возможность оживления организма. Все это вызывало у Уэста чувства неуважения к ним и даже презрения.
Несмотря на алогичность рассуждений, свойственную Уэсту, он не достиг такой зрелости, чтобы понять консерватизм, свойственный профессорам и преподавателям - эдакому продукту пуританизма, - благополучным людям, не лишенным поэзии, честности, иногда благодушия и любезности, но всегда ограниченным, нетерпимым пленникам традиций, чуждым новых, смелых открытий.
Уэст, обладая подвижным умом, несмотря на свои удивительные познания, не смог проявить достаточно терпения к д-ру Хэлси и его эрудированным коллегам. Он подпитывал свое все возрастающее злопамятство желанием доказать свою собственную правоту этим уважаемым, но ограниченным господам самым скандальным и аффектированным образом. Как и у каждого молодого человека, его мысли останавливались то на жестокой мести, то на полном триумфе над противником и под конец на великодушном его прощении.
Именно тогда и обрушилось на город это бедствие, несущее смерть, исходящее из кошмарных окрестностей Тартарии. Мы оба, Уэст и я, как раз получили дипломы, когда появились первые признаки эпидемии. Мы остались на летние занятия для дополнительных работ и, естественно, были в Аркане, когда несчастье постигло его жителей.
Несмотря на полученные дипломы, мы еще не имели права практиковать. Однако обстановка в городе потребовала приступить к исполнению обязанностей, так как число случаев заболевания возрастало. Положение было почти безнадежным, и смертельные исходы следовали с такой быстротой, что похоронные бюро не успевали выполнять свои печальные обязанности.
В спешке никто и не думал бальзамировать трупы, и кладбище Крист Чеч было завалено гробами, Уэст часто думал об этом. Какая ирония судьбы! Такое большое количество только что покинувших этот мир людей и вместе с тем ни одного экземпляра, пригодного для исследований. Мы очень уставали, и громадное нервное и умственное напряжение болезненно изменило мысли моего друга.
Противники Уэста также были вовлечены в тягостные события. Университет практически закрыли, и все преподаватели медицинского факультета были направлены на борьбу с эпидемией тифа.
Д-р Хэлси выделялся среди других своим стремлением приносить себя в жертву, занимаясь теми больными, от которых отказывалось большинство его коллег. Не прошло и месяца, как дерзкий декан превратился в настоящего героя, преодолевающего усталость и нервное напряжение и не заботящегося о своем состоянии. Уэст не скрывал восхищения смелостью своего противника, но он еще больше укрепился в мысли доказать ему справедливость своей удивительной теории. Воспользовавшись беспорядком, царившим на факультете, и введенными муниципалитетом санитарными правилами, Уэсту удалось однажды ночью тайно перенести в лаборатории для вскрытий достаточно "свежий" труп и впрыснуть ему в вену руки в моем присутствии усовершенствованный раствор.
"Пациент" действительно открыл глаза и так страшно уставился в потолок, что души наши затрепетали от ужаса. Затем он снова погрузился в сон, и никакие наши усилия не смогли вывести его из этого состояния. Уэст объяснил неудачу тем, что стоявшая летняя жара оказала на труп неблагоприятное воздействие. В этот раз из боязни быть уличенными мы отказались воспользоваться факультетской лабораторией для кремации трупа.
Своего зенита эпидемия достигла в августе. Мы оба, Уэст и я, смертельно устали, а д-р Хэлси действительно умер 14 августа. Все студенты присутствовали 15 числа на его спешных похоронах и возложили на могилу огромнейший венок, который все же оказался меньше того, который был данью уважения жителей Аркама и отцов города. Похороны вылились в своего рода общественное мероприятие, ведь д-р Хэлси был широко известен своей благотворительностью. Церемония настолько нас утомила, что едва она окончилась, как мы направили свои стопы в бар Комммершл Хауз. Именно там Уэст, хотя он и был сильно подавлен смертью противника, снова заговорил о своей удивительной теории. Наступал вечер, и большинство студентов разошлись по своим делам, Уэст же убедил меня провести еще одну "незабываемую" ночь... Хозяйка, у которой Уэст снимал комнату, видела еще одного субъекта, которого мы тащили на своих плечах, возвращающимися около двух часов ночи. Она не преминула заметить своему мужу, что мы, несомненно, неплохо погуляли и выпили. Эта сварливая мегера имела все основания для подобного заявления, так как за три часа до рассвета весь дом был разбужен криками, доносившимися из комнаты Уэста. Когда хозяева выломали дверь, то увидели нас обоих, лежащих без сознания на заляпанном кровью ковре, побитых, исцарапанных и истерзанных, среди осколков стекла и разбросанных инструментов. Лишь открытое окно указывало на то, куда мог исчезнуть злодей, и тут же возникал вопрос, в каком состоянии он был после этого фантастического прыжка с третьего этажа. В комнате на полу были разбросаны предметы какой-то странной одежды. Придя в себя, Уэст заявил, что они не принадлежат незнакомцу, а являются лишь образцами для бактериологического анализа и используются при обнаружении разносчиков болезни. Он приказал сжечь их как можно скорее. В полиции мы заявили, что не знаем имени нашего позднего гостя. По словам Уэста, это был симпатичный незнакомец, который повстречался нам в баре. Мы великолепно развлеклись, и ни я, ни Уэст не хотели бы, чтобы у нашего приятеля возникли какие-либо неприятности.
В ту же ночь в Аркане произошло еще одно ужасное событие, которое в моих глазах затмило даже эпидемию.
Кладбище Крист Чеч явилось ареной жестокого убийства: кладбищенский сторож был зверски убит, и его раны наводили на разные мысли относительно их происхождения. Было ли это делом рук человеческих? После полуночи жертву видели еще живым и невредимым, а на рассвете нашли его труп. Был допрошен директор городского цирка, находящегося неподалеку, но он поклялся, что ни одно животное не покидало ночью своей клетки.
Те, кто нашел тело, заметили полоску крови, ведущую к кладбищу, где на цементе прямо перед входной решеткой имелась маленькая лужица крови. Еще одна небольшая полоска крови вела к лесу, но вскоре следы потерялись. В следующую ночь какая-то злая сила гуляла по крышам Аркама под сумасшедшее завывание ветра. Проклятие опустилось на больной город, проклятие, по словам некоторых, еще более ужасное, нежели эпидемия. Говорили даже, что оно приняло облик реального существа.
Какое-то чудовище проникло в восемь домов, сея повсюду ужасную смерть. Семнадцать изуродованных трупов были найдены там, где прошел этот молчаливый монстр-садист. Несколько человек видели его в темноте. Они говорили, что он похож на бесформенную белую обезьяну или человекообразное чудовище. Оно было прожорливо и не оставляло шансов уцелеть тем людям, на которых нападало. Его жертвами стали четырнадцать человек. Еще три находились в домах, пораженных эпидемией. И они также были мертвы.
На третью ночь поисковые группы, ведомые полицией, захватили чудовище в доме на Крэн-стрит, неподалеку от Маскатоникского университета. Поиски были тщательно организованы, использовались все средства, в том числе и телефонная связь. И когда один из жителей университетского квартала телефонировал, что кто-то скребется в запертое окно, охота началась. Благодаря всеобщей тревоге и принятым предосторожностям операция завершилась с минимальными потерями. Еще лишь две жертвы пополнили печальный список. После того как "существо" получило огнестрельную рану, его перевезли в местный госпиталь.
Это действительно оказался человек, что было неоспоримо, несмотря на обезьяноподобные черты лица, омерзительные глаза, отсутствие голоса и необыкновенную дикость. Ему была оказана помощь, раны перевязаны. Затем монстра отправили в психиатрическую клинику в Сефтоне, где в течение долгих шестнадцати лет оно было обречено находиться в клетке и биться головой о ее мягкие стены.
Пока недавно не произошло страшное событие, во время которого он исчез.
Но самой ужасной минутой для судебных следователей была та, когда монстру вытерли лицо, и все увидели и признали его невероятное сходство с мучеником, заплатившим столь дорогую цену за свою преданность городу, с покойным Аланом Хэлси, бывшим деканом нашего факультета, похороненным три дня назад.
Невыносимый страх и отвращение овладели мною и Гербертом Уэстом. Даже сегодня при воспоминании об этом дрожь бьет меня сильнее, чем тем утром, когда Уэст зловеще прошептал:
Черт побери, он же был недостаточно свежим.
Глава 3
Шесть выстрелов при лунном свете
Общеизвестно, что нет необходимости делать шесть выстрелов, когда достаточно и одного. Но нужно признать, что Герберт Уэст обладал выдающимся характером. Например, редко можно встретить молодого медика, утаивающего по каким-либо причинам местонахождение своего кабинета и место жительства. Однако мой друг поступал именно так. Получив университетские дипломы, мы приступили к практике, приняв все меры предосторожности, чтобы не раскрыть местонахождение нашего уединенного жилища. К тому же располагалось оно неподалеку от кладбища. Этот выбор был связан с теми отвергаемыми всеми исследованиями, которые мы продолжали вести. Для окружающих мы были только врачами, но под этой оболочкой скрывались замыслы гораздо более честолюбивые. Ведь смыслом жизни Уэста был дерзкий поиск в мрачном и запрещенном мире неизвестности, в котором он надеялся найти разгадку смысла жизни и сделать возможным возвращение из царства смерти к суетному существованию, которое мы называем жизнью. Но подобные исследования требуют неординарных материалов, в частности человеческих трупов, которых почти не коснулось тление. Чтобы обеспечить как можно более бесперебойное снабжение опытными экземплярами, нам необходимо было обитать в тихом уголке, неподалеку от мест погребения.
Моя дружба с Уэстом началась еще в студенческие годы, и я единственный из его окружения проявил интерес к его опытам. Постепенно мы стали неразлучны, и сейчас, уже после окончания университета, мы по-прежнему были вместе.
Получить достаточную клиентуру одновременно для двух молодых врачей было нелегким делом, но все же университетское руководство смогло предоставить нам кабинет в Болтоне, индустриальном городе неподалеку от Аркама. Заводы Уорстеда в Болтоне были наиболее крупными во всей Маскатоникской равнине, но рабочий люд навряд ли мог стать достойной клиентурой для местных врачей. Мы тщательно подбирали себе дом и, наконец, остановили свой выбор на обветшалом коттедже, рядом с Пон-стрит; ближайшие соседи находились через четыре дома от нас, а местное кладбище и общую могилу отделяли от нашей обители лес и небольшой луг. Это расстояние было больше, чем нам хотелось бы, но нам не удалось найти дом в рабочем квартале, стоящий к кладбищу ближе.
Мы были не слишком огорчены всем этим, ведь между зловещим местом и нашим убежищем не было никаких преград. Нужно было, правда, пройти лишнюю четверть мили, но зато ничто не могло помешать переносить "образцы".
Мы были сильно удивлены тем огромным количеством клиентов, которые у нас появились. Заводские рабочие были шумные, физически крепкие люди, и их частые ссоры, где в ход шли ножи, доставляли нам много хлопот. Но что действительно полностью занимало нас, так это тайная лаборатория, устроенная в погребе. Там стоял длинный освещаемый яркой электрической лампой стол, и часто ранним утром мы вводили приготовленные Уэстом различные растворы в вены рук тел, извлеченных нами из обшей могилы. Уэст проводил исследования по совершенствованию препарата, который смог бы оживить мертвеца, но число препятствий на его пути все возрастало. Для каждого нового случая требовался новый раствор. То, что подходило для морской свинки, не оказывало воздействия на человека. Тела должны были быть "свежими", так как малейшее разложение мозговых тканей делало оживление невозможным. Да, главной проблемой оставалась проблема "свежих" экземпляров. Во время тайных университетских исследований Уэст работал с телами, уже тронутыми тлением.
Мы знали, что результаты неполного или незаконченного оживления могут быть гораздо опаснее полного провала. Ведь у нас сохранились жуткие воспоминания об этих событиях. После нашего первого опыта на заброшенной ферме в Мидоу Хил мы ощущали постоянную угрозу, и Уэст, хотя и производил впечатление спокойного, уравновешенного исследователя, человека-автомата с научным складом ума, признавался, что его не покидает чувство, будто кто-то его преследует. Нервное перенапряжение и неопровержимый факт того, что один из оживленных нами образцов оставался в живых, держали нас в постоянном страхе. Это было ужасное существо, находившееся в психиатрической лечебнице.
С самого начала нашей работы в Болтоне удача сопутствовала нам. Не прошло и недели после нашего переезда, как мы смогли воспользоваться жертвой несчастного случая. Эксперимент прошел в первую же ночь после похорон. Нам удалось заставить труп открыть глаза, и в них мы увидели удивительно осознанное восприятие мира. Но на этом действие раствора закончилось. Во время несчастного случая мужчина потерял руку, и мы полагали, что если бы тело было невредимым, результаты могли быть успешнее. После этого и вплоть до января мы предприняли еще три попытки: первая была полным поражением, во время второй появились заметные мускульные рефлексы, последний же был наиболее значимым труп сел и заговорил. Затем был период, когда удача отвернулась от нас. Хоронили в городе мало, да и то в основном людей, перенесших болезни или с увечьями; и те и другие не представляли для нас интереса. Но мы постоянно следили за статистикой и были в курсе всех происшествий.
В одну из мартовских ночей нам представилась возможность получить труп, который не был предан земле. В Болтоне, где царствовали пуританские нравы, матчи по боксу были запрещены. Но заводские рабочие иногда устраивали подпольные схватки, и даже специально приглашали профессионалов.
Именно в эту весеннюю ночь один из матчей привел к печальному исходу, и два испуганных поляка явились к нам и что-то взволнованно пытались объяснить. Вслед за ними мы отправились в заброшенный амбар, где молчаливая толпа, охваченная ужасом, смотрела на скрюченное черное тело, лежавшее на земле. Матч проводился между непохожим на ирландца Кидом О'Брайном, крепким увальнем, которого сейчас била дрожь, и Баком Робинсоном, "исчадием Гарлема". Негр оказался слабее Кида О'Брайна. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он уже отошел в мир иной.
Он был уродлив и походил на гориллу с ненормально длинными руками (не могу удержаться, чтобы не назвать их передними конечностями). Его лицо заставляло думать о темных силах далекого Конго и о звуках там-тама под таинственным лунным светом. При жизни он был, вероятно, еще ужаснее, но мало ли отвратительного в этом мире. Жалость и страх были написаны на лицах столпившихся людей. Никто из них не знал, что предусматривает закон, если это дело не будет замято. Все были благодарны Уэсту, когда тот, несмотря на охватившее его волнение, предложил им при условии сохранения тайны избавить их от трупа по причине, которая была мне хорошо известна...
Мы проникли в дом через черный ход, спустили "объект" в погреб и подготовили все для опыта. Мы очень боялись полиции, хотя на обратном пути были осторожны и нам удалось миновать единственный патруль. Результат был малоутешительным, так как наша "добыча" оставалась бесчувственной после нескольких инъекций: растворы, приготовленные для опытов с трупами белой расы, не годились для черных. Вот почему, едва лишь забрезжил рассвет, мы совершили уже привычное дело: оттащили труп через поле к небольшому лесу на краю кладбища и похоронили в могиле, которую нам кое-как удалось вырыть в еще мерзлой земле. Могила была неглубокая, такая же, как и для предыдущего нашего клиента - того, что поднялся и заговорил. При свете фонариков мы прикрыли могилу листвой и корнями, почти уверенные, что полиция не сможет ее найти в этом густом и сумрачном лесу. На следующий день страх опять овладел нами, когда один из пациентов передал слухи, касающиеся матча и странной смерти. У Уэста была еще и другая причина для волнений. После обеда его позвали к пациентке, - не помочь которой он не смог, и все закончилось самым печальным образом. Припадок, случившийся с этой итальянкой, был вызван исчезновением ее сына, мальчика лет пяти, которого не видели с утра и который не вернулся вечером домой. Ребенок исчезал уже несколько раз, и таким образом ее болезненный припадок был необъясним. Но итальянские крестьяне очень суеверны и женщине виделось в этом исчезновении какое-то ужасное предзнаменование. Состояние больной все ухудшалось и около семи часов вечера она умерла. Ее муж, потеряв от горя голову, пытался убить Уэста, на которого он возложил всю вину за смерть жены. Друзья набросились на него, когда он выхватил кинжал, и Уэст ушел под его душераздирающие крики, проклятия и клятвы о мести. В своем горе мужчина, казалось, забыл о ребенке, который, несмотря на наступившую ночь, еще не был найден. Высказывались призывы прочесать лес, но большинство друзей семьи были заняты облачением покойной и старались утешить мужа. Нервное напряжение Уэста было чрезмерным. Мысли о полиции и бешеном итальянце тяжелым грузом лежали на наших сердцах.
Мы легли спать около одиннадцати часов, но сон не шел. Личный состав полиции Болтона был достаточно солидным для такого небольшого города, и я не сомневался в последствиях, если откроется тайна прошедшей ночи. Это означало конец нашей работе, а может быть, нас обоих ожидала тюрьма. Мне не нравился шум, поднявшийся вокруг прошедшего матча.
Часы пробили три, и луна заливала комнату мертвым светом. Не поднимаясь, я повернулся, чтобы задернуть штору. И в этот миг услышал равномерное царапанье в дверь с черного хода. Я оставался неподвижным, и был озадачен, увидев на пороге своей комнаты Уэста в халате и тапочках, с револьвером в одной руке и электрическим фонариком в другой. Увидев оружие, я понял, что он больше боялся безумного итальянца, чем полицию.
- Будет лучше, если мы пойдем посмотрим вместе, - прошептал он. - Это ни на что не похоже, но, может быть, это и пациент. В самом деле, у некоторых из этих идиотов вошло в привычку барабанить в заднюю дверь.
Мы на цыпочках спустились по лестнице, дрожа от страха. Царапанье продолжалось и даже усиливалось. Стоя перед дверью, я осторожно снял засов и затем резко открыл дверь, за которой оказался освещенный лунным светом силуэт. В этот миг Уэст повел себя довольно странно. Не боясь привлечь внимание и навести на наш дом полицию, - чего можно было избежать благодаря удаленности нашего дома, - мой друг разрядил весь барабан револьвера в ночного гостя. Все это произошло неожиданно и очень быстро, хотя в выстрелах не было необходимости: на пороге мы не увидели ни полиции, ни итальянца. Луна высветила гигантский, уродливый, кошмарный силуэт - существо на четырех лапах, с остекленевшими глазами, покрытое листьями, мхом, корнями, отвратительное, с пятнами крови. В его блестящих зубах находился белый, как снег предмет. Это была маленькая детская рука...
Глава 4
Крик смерти
Смертельный крик, который до сих пор стоит в моих ушах, вновь вселил в нас тот безумный страх, с которым жили мы с Уэстом последние годы. Но я испугался не мертвого человека.
У Уэста, чьим другом и неизменным помощником я являлся, был научный интерес, выходящий далеко за рамки будничной жизни обычного врача. Вот почему, обосновавшись в Болстоне, он выбрал уединенный дом около кладбища. Если говорить прямо, то единственным интересом Уэста было изучение феномена жизни и смерти в плане оживления мертвецов путем введения им специального раствора. Для этих леденящих кровь опытов необходимо было постоянное поступление "свежих" человеческих трупов, так как даже незначительное разложение необратимо разрушало клетки мозга. Мы убедились, что раствор должен быть составлен в зависимости от вида организма. Испытания на огромном количестве кроликов и морских свинок ничего не дали. Еще ни разу опыты Уэста не увенчались полным успехом, ведь он не мог воспользоваться материалом "высшего качества". Ему необходимы были тела, в которых только-только угас огонь жизни, и клетки еще способны были воспринять внешние импульсы и возвратить тело в то состояние, которое называется жизнью. Мы надеялись, что это второе, искусственное, существование могло бы стать вечным с помощью постоянно повторяющихся инъекций, но поняли, что нельзя продлить жизнь таким способом. Уэст все же надеялся вызвать эту искусственную деятельность, для чего ему требовались "свежие" образцы в отличном состоянии.
Эти мрачные исследования начались еще семь лет назад, когда мы были студентами и верили в механическую природу жизни. Уэст почти не изменился за это время. Это был блондин в очках, с тихим голосом, всегда подтянутый и чисто выбритый. Лишь иногда его стальные глаза выдавали в нем фанатика, преданного своей идее.
Наши опыты были жестокими, а результаты плачевными. Поступавшие с кладбища тронутые тлением человеческие тела нам удавалось оживить путем впрыскивания специального раствора, но последствия были непредсказуемы.
Одно из этих созданий заорало голосом, заставившим застыть кровь в жилах; другое вскочило, избило нас и затем смертельным смерчем прошлось по всему городу прежде, чем его поймали и посадили в клетку; еще одному, отвратительному африканскому монстру, удалось выбраться из своей неглубокой могилы и совершить убийство. Уэст вынужден был уничтожить его. Так как мы не могли получить тела необходимой "свежести", то все результаты наших опытов по оживлению нас не удовлетворяли. Мы испытывали огромное волнение при мысли о том, что, возможно, двое из воссозданных нами монстров были еще живы. Эта мысль неотступно преследовала нас до того момента, когда при жутких обстоятельствах исчез Уэст.
Но в те времена в лаборатории, которую мы оборудовали в погребе уединенного коттеджа, наши страхи были связаны с трудностью добывания "свежих" образцов. Уэст был более алчен, чем я. Мне казалось даже, что он с вожделением поглядывал на всех живых людей, одаренных хорошим здоровьем.
Все наши неудачи начались однажды летом. Я проводил выходные у моих родителей в Иллинойсе и по возвращении нашел Уэста в странном возбуждении. Он сказал мне, что, возможно, с помощью новой методики, методики искусственной консервации, ему удастся решить проблему сохранения нетленности трупа. Я знал, что мой друг работает над новым способом бальзамирования и не был удивлен, услышав, что он чего-то достиг. Но до того момента, когда он раскрыл мне все детали, я спрашивал себя, чем сможет помочь нам эта методика, ведь причиной сомнительного состояния образцов был промежуток времени, протекающий между смертью и тем моментом, когда мы начинали опыт Уэст великолепно сознавал это. Он составил формулу раствора для бальзамирования, не особенно надеясь применять свое открытие в ближайшее время, а рассчитывая скорее на будущее. Мы полагались на судьбу в том плане, что когда-нибудь нам удастся получить "свежий" экземпляр, как это случилось с телом негра.
Судьба, наконец, оказалась к нам благосклонна, и труп, процесс разложения которого еще не начался, был найден. Этот опыт должен был стать важным этапом в наших исследованиях: Уэст решил испытать свой новый способ бальзамирования и сохранить тело до моего возвращения, чтобы мы вместе смогли провести эксперимент Позже Уэст рассказал мне, как он получил этот образец. Это был крепкий, хорошо одетый мужчина, иностранец, который сошел с поезда, чтобы уладить свои дела на одном из заводов в Болтоне. Он долго блуждал по городу, пока не остановился перед Уэстом, чтобы спросить дорогу к заводу. Это были последние минуты его жизни: больное сердце завершило свою ритмическую работу, и он замертво упал мгновение спустя. Тело показалось Уэсту настоящим подарком небес. В своей короткой беседе мужчина успел рассказать, что он чужой в Болтоне, а осмотр карманов открыл его имя - некий Роберт Левит из Сен-Луиса, без семьи, которая могла бы начать поиски после его исчезновения. Уэст похоронил его в густом лесу, что пролегал между нашим домом и кладбищем. Если не удастся вернуть к жизни этого человека, никто не узнает о наших опытах. Но если задуманное осуществится, удивительная теория Уэста получит всеобщее признание. Вот почему Уэст перед захоронением ввел в вену на руке трупа раствор, который должен был сохранить его "свежим" до моего приезда. То, что у пациента было слабое сердце, по моему мнению, ставило под сомнение успех опыта. Однако Уэста это совсем не смущало. Он надеялся, наконец, вернуть хотя бы искру сознания и добиться оживления. Итак, теплой июльской ночью Уэст и я находились в погребе в лаборатории. Под ослепляющим светом лампы мы рассматривали нечто белое и молчаливое. Эффект бальзамирования был полным. Нашему взору предстало тело которого в течение двух недель не коснулся тлен.
Пока Уэст занимался предварительными приготовлениями я пытался осмыслить происшедшее, пораженный сложностью его нового открытия. Он и сам, конечно, понимал его важность, и поэтому при проведении опыта доверял только себе. Запретив мне прикасаться к телу, он ввел раствор сначала в запястье, рядом с тем местом, куда ранее впрыскивал бальзамирующую жидкость. По его словам, инъекция должна нейтрализовать действие бальзама и привести тело в состояние расслабления, чтобы реанимационный раствор смог действовать с наибольшей эффективностью. Несколько минут спустя тело стало подергиваться, как бы пытаясь совершить неясное движение. Уэст набросил мягкую подушку на конвульсивно подергивающееся лицо и держал ее, пока труп не стал неподвижным, готовым к нашему опыту оживления. Возбужденный Уэст с помощью нескольких тестов убедился в полном отсутствии признаков жизни и затем ввел в вену левой руки отмеренную порцию эликсира, приготовленного им после обеда с большой тщательностью У меня нет слов, чтобы описать ту тревогу и нетерпение, с которыми мы ожидали результатов опыта. Наконец перед нами был "материал", который отвечал всем нашим требованиям. Мы ждали его долгие годы. Возможно, мы услышим, если он заговорит со здравым смыслом, о том, что он видел на другом краю бездонной пропасти. Уэст был материалистом. Он не верил в существование души и относил все проявления сознания к физическим процессам. Поэтому он не ждал никаких откровений о тайнах загробной жизни. Теоретически я соглашался с ним, но инстинктивно у меня еще оставались некоторые предрассудки, унаследованные от моих предков. Естественно, поэтому я не мог смотреть на тело без некоторого суеверного страха. К тому же мне не удавалось изгнать из своей памяти ужасный крик, услышанный той далекой ночью, когда мы проводили наш первый опыт на пустынной ферме в Аркане...
Прошло немного времени, и я увидел, что на сей раз наша попытка не была обречена на полный провал: кожа лица, бывшего ранее белее мела, понемногу стала приобретать естественный цвет. Уэст щупал пульс на левом занятье. В это же время легкое облачко пара осело на зеркале, прислоненном к губам трупа. Сначала мы заметили спазматические движения мышц, затем услышали слабое дыхание. Я посмотрел на закрытые глаза трупа и мне показалось, что дрогнули веки. Наконец, они открылись, серые спокойные глаза, еще лишенные разума и даже не выражавшие удивления. Движимый какой-то фантастической прихотью, я шептал вопросы ему на уже розовевшее ухо, вопросы о потустороннем мире, который еще мог удержаться в его памяти. Страх, пришедший позднее, заставил меня забыть их, вычеркнул из моей памяти, но, кажется, напоследок я шептал ему:
- Где вы были?
До сих пор сомневаюсь, получил лия ответ, так как ни один звук не слетел с его губ, однако я уверен, что в этот момент они бесшумно шевелились, и его последние слова я понял так:
"Только сейчас...", если все же эта фраза имеет смысл. В этот миг я ликовал: мы добились нашей главной цели - впервые оживленный труп отчетливо произнес осмысленные слова. Спустя мгновение мы осознали: триумф был полный. Раствор целиком выполнил (во всяком случае временно) свое назначение: вернуть мертвеца к осмысленной жизни и подарить ему способность разговаривать. Но этот успех породил во мне огромный страх. Но не из-за того, что труп заговорил, а из-за действий моего коллеги, которые привели к такому результату. Потому что оживший человек, находящийся в сознании, с расширенными глазами (казалось в них застыли воспоминания о последних минутах жизни) поднял руки, как бы желая защитить себя от нависшей над ним смертельной опасности. За секунду до того, как последний раз потерять сознание, он издал крик, который навсегда врезался в мой воспаленный мозг:
- На помощь! Назад, проклятый демон! Не трогай меня больше этой ужасной иглой!
Глава 5
Страх, идущий из тьмы
Я слышал много историй об ужасах, происходивших на полях сражений великой войны, но никогда не видел опубликованными такие рассказы. Некоторые из них вызывают у меня отвращение, а другие заставляют дрожать от страха. Все же я чувствую себя способным рассказать историю, которая может затмить все остальные, самую потрясающую, самую сверхъестественную и невероятную. В годы войны я был медиком и служил в чине лейтенанта в канадском полку во Фландрии, одном из многочисленных американских полков, брошенных по приказу правительства в жерло гигантской битвы. Я не был инициатором моего призыва в армию, а последовал туда за человеком, чьим неразлучным ассистентом я был, за известным хирургом из Болтона доктором Уэстом. Он рвался принять участие в войне в качестве хирурга. И когда такой случай представился, он увлек меня почти против моего желания. По многим причинам я был бы рад, если бы война разлучила нас, я лишился бы общества Уэста и не смог заниматься тяжелыми для меня опытами. Уэст отправился в Оттаву и благодаря нашему коллеге смог получить назначение на фронт в чине майора, настояв на том, чтобы я сопровождал его.
Когда я говорю, что доктор Уэст хотел участвовать в боевых действиях, то это вовсе не означает, что он был особенно воинственный или заботился о спасении цивилизации. Он напоминал хорошо организованную интеллектуальную машину - этот холодный как лед, рассудочный худощавый голубоглазый блондин в очках. Я подозреваю, что втайне он презирал мой пробудившийся энтузиазм и бравые порывы. В охваченной войной Фландрии у него были свои собственные интересы. Чтобы добиться желаемого, ему необходимо было стать военным. А привлекало его здесь не больше, же меньше, как скопище убитых людей с ампутированными органами. Уэсту нужны были "свежие" трупы, тела, не тронутые тлением. Привилегированная клиентура, создавшая ему авторитет за время его работы в Болтоне, ничего не ведала о его тайных занятиях, но мне-то все было известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь я был его лучшим другом и ассистентом со времени нашей учебы. Именно в то время Уэст проводил свои ужасные опыты, сначала на животных, а затем на человеческих трупах. Он впрыскивал специальный раствор в вены рук трупа, и тот, если был, конечно, не очень подвержен тлению, реагировал на это странным образом. Подобрать необходимый состав смеси было нелегким делом, так как каждому виду организма требовался специально адаптированный возбудитель. Ужас охватывал его при мысли о возможных неудачах, порождавших чудовищных монстров, в случае применения некорректно составленного раствора или недостаточной "свежести" подопытных экземпляров. Некоторая часть "продукции" его неудачных опытов была жива - одно существо содержалось в клетке, а другие исчезли. Я знал, что под внешней невозмутимостью Уэста скрывался страх, охватывавший его при мысли о предположительно невозможном, но все же не исключенном их появлении.
Вскоре Уэст открыл, что первейшим условием успеха являлась абсолютная "свежесть" опытного материала. Именно поэтому он прибег к ужасающим и противоестественным средствам - к краже трупов. В университете и в первые годы нашей профессиональной работы в Болтоне, небольшом индустриальном городке, я испытывал по отношению к нему некоторое восхищение, но по мере того, как его методы становились все более дерзкими, меня стал преследовать навязчивый страх. Мне не нравилось, как Уэст смотрел на здоровых людей.
Однажды в лаборатории, в погребе, произошло кошмарное событие: мой друг убил "образец", с которым раньше работал. Впервые ему удалось возродить в трупе рациональное мышление, и этот успех ожесточил его. Я не осмеливался заговорить с ним о его методах последующие пять лет. Только страх заставлял меня оставаться подле него, я видел сцены, описать которые просто невозможно. Мало-помалу я стал думать, что сам Уэст еще более ужасен, чем то, чем он занимался. Однажды я пришел к открытию, что бывшее у него когда-то научное стремление продлить жизнь понемногу переросло в мрачное любопытство. Мне стало казаться, что он получает тайное наслаждение, экспериментируя с трупами. Меня пугал его интерес ко всему аморальному, извращенному, нездоровому: его занимали мерзости, при виде которых нормальный человек умер бы от отвращения. За его интеллектуальной внешностью скрывался дегенерировавший Бодлер. Он не ошибался, рискуя, и убивал невозмутимо. Я думаю, что своего предела Уэст достиг в тот миг, когда ему удалось воскресить сознательную жизнь. Он пытался проникнуть в новые, еще не разработанные области науки: проводил опыты по оживлению частей тела. У него были невероятные идеи относительно того, что клетки организма и нервные ткани независимы от естественной физиологической системы. Он добился некоторых предварительных результатов в виде искусственно вскормленной ткани, полученной из высиженных яиц тропического пресмыкающегося. Ему не терпелось вынести на всеобщее обсуждение две биологические проблемы:
1. Возможно ли разбудить сознание или добиться каких-либо разумных действий без помощи мозга, имея в распоряжении лишь различные нервные центры и спинной мозг?
2. Существует ли какая-либо невидимая связь между клетками органов, разделенных хирургическим путем и бывших ранее единым живым организмом?
Все эти исследования требовали огромного количества подопытного материала - только что или недавно убитых людей, ранее здоровых и жизнестойких. Вот почему Уэст отправился на войну.
Фантастическое событие произошло ночью в одном из военных госпиталей в Сент-Элуа. До сих пор я спрашиваю себя, не было ли это сатанинским сном, виденным мною в горячечном бреду. У Уэста имелась собственная лаборатория в здании, напоминавшем амбар. Чтобы получить его, мой друг заявил, что разрабатывает новые методы лечения в случаях увечий, которые до сего дня считались безнадежными. Он работал там, как мясник, среди залитых кровью "объектов" - я не мог привыкнуть к той легкости, с которой он манипулировал различными органами человеческих тел. Бывали моменты, когда он творил настоящие хирургические чудеса, спасал солдат, но его любимое занятие оставалось в тайне от всех. Часто из лаборатории доносился шум, револьверные выстрелы, что, естественно, было более привычным для поля боя, чем для госпиталя. "Образцы", оживленные доктором Уэстом, не предназначались ни для длительного существования, ни для показа публике. Для поддержания жизни отдельных частей человеческого организма Уэст использовал ткани зародышей пресмыкающихся. Сейчас это стало основной деятельностью моего друга. В темном углу лаборатории, в инкубаторе хранил он огромное количество клеточного материала рептилий.
Той ночью нам достался великолепный образец - мужчина, одновременно сильный физически, с огромным интеллектом и очень чувствительной нервной системой. Ирония судьбы - это был наш коллега, тот самый офицер, который помог Уэсту добиться его назначения на фронт и собирался стать нашим партнером. К тому же раньше он тайно изучал теорию реанимации вместе с Уэстом.
Майор Эрик Морленд Чепхэм Ли был светилом в области хирургии. Он получил назначение в нашу дивизию в тот момент, когда произошло жестокое сражение на участке Сент-Элуа. Самолет, пилотируемый отважным Робертом Хилом, на котором он летел, был сбит точно над пунктом назначения. Падение было ужасным. Хил был изуродован до неузнаваемости. Судьба оказалась жестока к великому хирургу: он был обезглавлен, но тело оказалось неповрежденным. Уэст алчно завладел тем, что когда-то было его другом и товарищем по учебе. Меня начала бить дрожь, когда, полностью отделив голову от тела, он поместил ее в специальный сосуд, в котором уже находились ткани пресмыкающегося, с целью сохранить ее для дальнейших опытов. Я буквально затрепетал, когда он приготовился разделывать обезглавленное тело на операционном столе. Уэст впрыснул в вены на руках свежую кровь, перетянул сосуды и сухожилия на шее, лишенной головы и трансплантировал на жуткую зияющую рану кожу, снятую с неопознанного трупа офицера. Я знал, чего он хотел: проверить, сможет ли столь высоко организованное тело, без головы, подать какие-либо знаки, помогающие узнать в нем Эрика Морленда. Бывший тайный реаниматор, а ныне лишь безмолвное тело, призван был сейчас сыграть роль подопытного кролика. Я вновь вижу Уэста, вводящего раствор в руку обезглавленного тела. Я не могу описать эту сцену - я сойду с ума, если попробую сделать это, потому что в комнате царило сумасшествие: куски мяса, лужи крови покрывали липкий пол до уровня лодыжки. Шершавые останки пресмыкающихся, пузырясь, медленно варились на слабом пламени в окутанном мраком углу. Наш бывший коллега, обследованный Уэстом, обладал великолепной нервной системой. Он много ждал от него. При первых спазматических движениях трупа на лице Уэста отчетливо проявился лихорадочный интерес. Он был готов, как мне казалось, увидеть доказательство того, в чем был убежден: сознание, разум могут существовать независимо от мозга, даже если у человека нет связующего центра.
Этим триумфальным опытом Уэст рассчитывал низвести вечную тайну жизни до уровня простого мифа.
Движения тела становились все интенсивнее. Под нашими жадными взглядами оно начало подниматься. Руки и ноги шевелились в различных направлениях, мускулы сокращались. Затем обезглавленное тело подняло руки с видом полнейшего отчаяния, отчаяния разумного, что без сомнения доказывало правильность теории Уэста. Нервные волокна сохранили воспоминание о последних минутах существования этого человека, его борьбе за жизнь и стремление покинуть падающий самолет.
О том, что произошло дальше, я не могу говорить с полной уверенностью. Это могло быть следствием галлюцинации, вызванной в момент попадания немецкого снаряда в здание. Кто может с уверенностью это утверждать, ведь Уэст и я остались единственными живыми свидетелями? До своего недавнего исчезновения Уэст предпочитал именно эту версию, но были моменты, когда он тоже в нее не верил. Ведь странно, что у нас обоих были одинаковые галлюцинации.
Тело приподнялось на столе, ощупывая руками все вокруг себя, как слепой, и мы услышали звук. Я не называю этот звук голосом, так как он был жутким. Его тембр не шел ни в какое сравнение со смыслом произнесенной им фразы - он просто прокричал: "Прыгай, Рональд, ради всего святого, прыгай!" Но этот звук исходил из огромного сосуда, сокрытого в темноте мрачного угла...
Глава 6
Легионы могил
Когда год назад исчез доктор Уэст, полиция буквально извела меня своими изнурительными допросами. Полицейские подозревали, что я что-то скрываю, возможно что-то очень важное. Но я не мог сказать им правду, тем более, что они бы мне не поверили. Разумеется, они знали, что Уэст занимался деятельностью, которая превосходит воображение обычного человека. Его опыты по оживлению достигли столь высокого уровня, что сохранение полной тайны стало невозможным. Та катастрофа, которой все завершилось и которая способна потрясти любого, несла в себе столько демонического, что я до сих пор сомневаюсь в реальности того, свидетелем чего я стал. Я был самым близким другом Уэста и его единственным помощником. Мы встретились много лет назад, учась на медицинском факультете, и я участвовал в его исследованиях с самого начала. Долгое время он бился над усовершенствованием раствора, который, будучи введенным в вены безжизненного тела, мог вернуть его обратно к жизни. Эта работа требовала большого количества еще не тронутых тлением трупов, и тем противоречила нормальной психике человека, здоровым естественным силам, заложенным в нем природой. "Продукция" же, получаемая им в результате опытов, - жуткие обезглавленные и расчлененные человеческие тела, которые Уэст вернул к безумному существованию. Ведь для успешных экземпляров требовались образцы первой "свежести", в нервных клетках которых еще не начался пагубный процесс разложения. Эта постоянная нужда в таком материале стала причиной морального падения Уэста. И так как добывать их всегда было трудно, однажды он "воспользовался" еще живым и здоровым человеком. Короткая борьба, укол алколоида и вот перед ним уже бездыханное тело, готовое для проведения опыта, который удачно завершился. После этого случая душа Уэста стала бесчувственной и жестокой, а взгляд холодным. Иногда своим жутким оценивающим взглядом он смотрел на людей с великолепными крепкими телами. Потом и на меня он стал смотреть подобным образом. Окружающие не могли оценить его взгляд, но они отметили мой страх, и после исчезновения Уэста меня стали подозревать в самых не правдоподобных вещах. Жуткие опыты Уэста обрекли его на скрытную, замкнутую жизнь. С одной стороны, он боялся полиции. Но иногда его нервозность усугублялась, почти достигала предела; это было связано с теми неописуемыми существами, в которые он вдохнул жизнь и которые затем исчезли. Нередко Уэст заканчивал свои опыты с помощью револьвера. И если он был в этом деле не достаточно проворен, то оживленные им "объекты" представляли постоянную угрозу. Это был его первый образец, могила которого оказалась взрыта, а также жуткое существо с обликом профессора, которое успело совершить множество актов каннибализма до того, как его поймали и бросили в камеру, где в течение шестнадцати лет оно билось головой о стены.
Затрудняюсь назвать другие существа, оставшиеся в живых после опытов, так как с годами научное рвение Уэста приобрело фантастический болезненный характер. Он занимался уже не только оживлением тел, но и пытался реанимировать отдельные части тела как человека, так ж других живых организмов. К моменту его исчезновения число подобных опытов было огромным. Великая война, в которой мы участвовали в качестве хирургов, еще больше развила его мрачную склонность. Уэста не покидало чувство страха, он боялся своих созданий. И его болезненный трепет частично был рожден тем, что он не знал числа созданных чудовищ, но был твердо уверен в том, что при подходящих обстоятельствах они не преминут с ним рассчитаться. Его исчезновение добавило еще больше страха в существующее положение, ведь Уэст достоверно знал судьбу лишь одного из своих бывших "пациентов" - того, кто находился за решеткой.
Существовал еще один факт, последствий которого Уэст боялся. Его не покидало какое-то в высшей степени фантастическое ощущение, появившееся у него после одного опыта, проведенного на фронте. В момент жестокого сражения Уэст оживил одного своего друга, медика, который был знаком с его исследованиями и даже сам мог проводить подобные опыты. В результате падения самолета этот человек был обезглавлен, что дало Уэсту возможность продолжить исследования по изучению мозговой деятельности. Эксперимент был успешным, но все было уничтожено в одно мгновение: немецкий снаряд полностью разрушил здание, в котором проводился опыт. Остывшее тело двигалось очень разумно и, хоть это и немыслимо, но я и Уэст, мы оба были абсолютно уверены, что произнесенные звуки исходили от отрезанной головы, покоящейся в сосуде в темном углу лаборатории. Снаряд пощадил нас, но мы не были уверены, что, кроме нас, никто больше не остался в живых. Можно делать лишь ужасные предположения о возможных действиях тела без головы, нашего бывшего коллеги, знакомого с работами по оживлению.
В последнее время своим местом жительства Уэст избрал почтенный и весьма элегантный дом, неподалеку от одного из старых кладбищ Болтона. Его привлек этот уголок из чисто эстетических и символических соображений, так как большинство могил появились здесь еще в эпоху колониальных войн и, следовательно, они не представляли большого интереса для ученого, которому требовался лишь "свежий" материал. В погребе Уэст соорудил лабораторию, оснащенную большой кремационной печью для сжигания трупов или частей тела, служивших для опытов или кощунственных развлечений реаниматора.
Копая погреб, рабочие обнаружили часть стены старинного здания, которое, без сомнения, было связано со старым кладбищем. Глубина была слишком большая, и навряд ли стена имела отношение к одному из старинных погребений.
Однако произведя некоторые подсчеты, Уэст заключил, что это могла быть тайная комната рядом с могилами Аверилиев, последнее захоронение которых произошло в 1786 году. Я был вместе с ним, когда он обследовал влажную стену, открытую для обозрения рабочими, и приготовился уже пережить мрачное чувство, появляющееся всегда при раскрытии секретов столетних могил. Но впервые колебания Уэста пересилили его природное любопытство. Он отступил от принципов своей циничной натуры: приказал оставить нетронутой каменную кладку и даже оштукатурить ее. Таким образом, вплоть до последней ужасной ночи она служила стеной секретной лаборатории.
Я говорил о падении Уэста, но вынужден добавить, что имею в виду лишь его психическое состояние. Внешне он оставался все тем же - холодным, спокойным, худощавым блондином с голубыми глазами за стеклами очков. Молодой человек, перед которым годы и страх оказались бессильны. Он казался спокойным, даже когда думал о могиле, соседствующей с лабораторией и хранящей страшную тайну. Даже когда он вспоминал о плотоядном монстре, сидящем за решеткой в Сефтоне. Последний миг для Уэста наступил однажды вечером, когда мы оба сидели в кабинете. Он читал газету, расположившись напротив меня. Один заголовок сильно взволновал его, казалось, какое-то жуткое видение внезапно появилось из глубины прошедших шестнадцати лет. Случилось нечто ужасное в тюрьме в пятидесяти километрах от нашего дома: ранним утром, молчаливая группа человекообразных существ проникла в госпиталь. Их главарь разбудил служащих. Это был военный довольно грозной наружности, говоривший не разжимая губ; казалось, что его почти чревовещательный голос исходил из черного чемоданчика, бывшего в его руке. Его лицо было очень красиво, но лишено всякого выражения. Он набросился на вышедшего навстречу толпе директора в тот момент, когда включенный в холле свет упал на его лицо: все увидели, что это было восковое лицо с глазами из цветного стекла. Затем от группы отделился отталкивающего вида скелет, чье голубоватое лицо казалось наполовину обезображено какой-то неизвестной болезнью. Он попросил охранника открыть комнату, в которой содержался монстр-каннибал. Когда служитель отказался это сделать, был дан сигнал к атаке. Чудовища избили, растоптали надзирателей, не успевших скрыться, убив четверых из них, и в конце концов освободили узника Оставшиеся в живых свидетели клялись, что эти существа вели себя не как люди, а как безумные роботы, управляемые человеком с восковым лицом. Подоспевшие на помощь не нашли ни следов нападавших, ни похищенного узника... Прочитав статью, Уэст долгое время оставался в состоянии полной прострации. Мы долго не расходились по своим комнатам. В полночь кто-то позвонил в дверь, и Уэст прямо-таки подскочил от страха. Все слуги уже спали, поэтому мне самому пришлось открывать дверь. Как я позднее заявил полиции, на улице не было машины, зато там находилось несколько странных личностей, державших большой квадратный ящик, который они поставили перед входом, после чего один из них произнес:
- Срочно! Доставка оплачена.
Они удалились неровными шагами, и когда я смотрел им вслед, у меня появилось чувство, будто они свернули к старому кладбищу, что тянулось позади дома. Я закрыл дверь, Уэст спустился по лестнице и посмотрел на ящик. Каждая его сторона примерно была равна шестидесяти сантиметрам. На ящике была надпись с указанием имени Уэста и его адреса. Чуть ниже располагался текст: "По поручению Эрика Моряенда Чепхэма Ли, Сент-Элуа, Фландрия. Много лет назад во Фландрии, в результате прямого попадания снарядом был разрушен госпиталь, в котором было оживлено обезглавленное тело доктора Чепхэма Ли и его голова, которая как нам тоща показалось, произносила хорошо понятные слова. Уэст был не просто возбужден. Его вид был ужасен. Он быстро сказал:
- Это конец! Но сначала сожжем это!
Мы осторожно перенесли ящик в лабораторию. Я не помню деталей - можно лишь представить сейчас то состояние, в котором я находился, - но это грубая и необоснованная ложь утверждать, будто я бросил в кремационную печь тело Уэста.
Не вскрывая, мы положили ящик в печь и включили ее. Ни единого звука не донеслось из коробки. Уэст первым заметил кусок штукатурки, отвалившейся от той части стены, которая представляла собой кирпичную кладку древней могилы. Я хотел убежать немедленно, но он остановил меня. В этот момент я увидел черную дыру, из которой потянуло ледяным воздухом, шедшим из гниющего чрева земли. Не было слышно ни малейшего шума, но в то же мгновение погас свет. В темноте я смог лишь различить на некоем фосфоресцирующем фоне группу молчаливых существ, которые могут быть лишь плодом больного воображения. Они имели фантастические получеловеческие очертания. Существа спокойно один за другим вытаскивали кирпичи из стены. Когда брешь достигла подходящих размеров, они проникли в лабораторию под предводительством человека с восковой головой. Перехватив безумный взгляд того, кто стоял позади предводителя, Герберт Уэст не сопротивлялся, и не произнес ни слова. Дикая толпа бросилась и мгновенно разорвала его на части. Все это произошло на моих глазах. Они уволокли его останки в это жуткое подземелье.
Голову Уэста унесло существо с восковым лицом, одетое в форму офицера канадской армии. И в миг, когда голова Уэста уже исчезала, я впервые увидел в голубых глазах за стеклами очков нечто незнакомое - какой-то проблеск человеческих чувств. Утром слуги обнаружили меня без сознания. Уэст исчез... В печи осталась лишь кучка пепла.
Меня допрашивали детективы, но что я мог им сказать? Они не установили связи между происшедшей трагедией и людьми, принесшими ящик. Даже само их существование они отвергали. Я говорил им про подземелье, а они, смеясь, указали мне на безупречно оштукатуренную стену. Тогда я замолчал. Они предполагают, что я сумасшедший, но я никогда не сошел бы с ума, если бы эти проклятые полчища могил не молчали и могли рассказать о том, что произошло.
