Они вышли на улицу и стояли под голыми неприветливыми деревьями в саду здания гильдии. Порыв ветра поднял в воздух и закрутил по земле сухие листья. Пенелопа наблюдала за ними, охваченная странной безучастностью.

– Клянусь Богом, я бы хотел вовсе не начинать всего этого, – вздохнул Чарльз. – Каким глупцом я был, когда полагал, что стоит только рассказать правду и нам поверят. Я должен был проконсультироваться с Бэконом до того, как он перевернул с ног на голову всю твою жизнь.

Пенелопа была согласна с ним, но не чувствовала ни обиды, ни злости – лишь сострадание. Она коснулась его руки.

– Милый, не терзай себя. Все, что ни делается, к лучшему. Думаешь, я осуждаю тебя? После того, как позволила им выдать себя замуж за Рича? Я считаю, что отповедь Бэкона – это воздаяние за мой грех, поскольку я вышла замуж не по любви.

Они вышли на улицу. По мостовой скрипели и гремели повозки, на углу слепой нищий просил милостыню, в уличном шуме легко различались звонкие крики торговцев: «Сладкие апельсины из Севильи!», «Лимоны, покупайте лимоны!», «Соль, вустерская соль!».

Пенелопа крепко держала Чарльза за руку, не отдавая себе в этом отчета. На них то и дело налетали прохожие – нахальные мастеровые, торговцы, а один раз даже разносчик воды с огромной деревянной бадьей на плече. Из таверны «Кинжал», пользовавшейся дурной славой, нетвердой походкой вышли двое и перегородили им было дорогу, но, присмотревшись повнимательнее к спутнику Пенелопы, сочли за благо ретироваться. Рост Чарльза составлял куда больше шести футов, и в теперешнем его настроении он мог нагнать страху на целый полк.

Пенелопа, не переставая, думала о том, что заставило ее выйти замуж за лорда Рича. Помнится она не очень страдала, потеряв двух своих первых женихов, хотя мысль о том, что она может и не встретит, мужчину лучше, чем Филипп Сидни или Чарльз Блаунт, неоднократно посещала ее. Если бы не Рич, она могла бы стать женой любого из них. Есть ли на свете еще одна женщина, столь опрометчиво распорядившаяся своей судьбой? От Чарльза она не откажется ни за что на свете!

Правда на их стороне! Так Чарльз сказал ей тем вечером в Холборне. Она согласилась с ним, понимая, что Чарльз придерживается определенных канонов – для него, истового протестанта, обещание, данное перед Богом, является достаточным основанием для того, чтобы считать себя связанным узами брака. Для признания этих священных уз действительными не нужен ни священник, ни формальности церемонии бракосочетания. Без сомнения, он был бы рад венчаться с Пенелопой в церкви, но только из-за того, что это является единственным способом добиться признания обществом их союза. Коль скоро это невозможно, они должны благодарить Бога за то, что им не приходится страдать из-за чувства вины.

Следующие три месяца были полны безоблачного счастья. Все, казалось, способствовало их любви, и мало-помалу Пенелопа тоже пришла к выводу, что ее чувство к Чарльзу никоим образом не греховно. Никто не вмешивался в их отношения, никто не спешил с советами. Рич как нельзя кстати задерживался в Лизе. Пенелопа по-прежнему жила во дворце Стратфорд-Хаус, и Чарльз навещал ее почти каждый вечер.

В начале мая ему пришлось уехать из Лондона, чтобы встретиться с родными, и в его отсутствие Пенелопе выпало в одиночку столкнуться с жестокой реальностью.

Тем утром Пенелопа проснулась, как обычно посвежевшая после сна и готовая встретить новый день. Мэри Дикон, младшая из двух ее служанок, подняла полог над постелью. Пенелопа села в кровати, и вдруг на нее накатила дурнота, и все поплыло у нее перед глазами. Она откинулась на подушки.

– Миледи, вам нехорошо? – спросила Мэри. – Могу я вам чем-либо помочь?

– Принеси мне чашку теплого молока, – сказала Пенелопа, не открывая глаз. – И яблоко.

Мэри на цыпочках удалилась. Пенелопу охватила паника. Она попыталась приподнять голову, но головокружение вернулось. Знакомый симптом. Теплое молоко поможет справиться с недомоганием, а что делать с беременностью? Она не допускала к себе Рича с момента рождения младшего сына – стало быть, Рич не имеет никакого отношения к зарождению новой жизни.

Пенелопа целую неделю не рассказывала никому о своих опасениях, хотя и понимала, что не ошиблась. Она беременна. Это ее пугало. Она полагала, что Рич смирится с тем, что у нее есть любовник, в основном из-за того, что не захочет портить отношения с Робином. В конце концов, двор всегда полон любовных интрижек, а в семьях аристократов нет-нет да и встречаются «кукушата». Но их «отцы» могли хотя бы делать вид, будто это их собственные дети. За все правление Елизаветы не было случая, чтобы благородная дама родила ребенка, который, согласно простым законам математики, должен был быть незаконнорожденным. И как бы Чарльз ни настаивал на том, что перед Богом они – муж и жена, она прекрасно понимала, как к этому отнесется двор. Если Рич подаст на развод, Пенелопа станет известна на всю Англию как прелюбодейка, и тогда она никогда не сможет снова выйти замуж.

Ей отчаянно нужен был Чарльз, но он был далеко. Впрочем, он все равно ничем не смог бы ей помочь, так как был столь же уязвим. Только один человек мог защитить их. Пенелопа решилась: нужно ехать во дворец Эссекс-Хаус к брату.

Она застала его за сборами в Уайтхолл, где он упражнялся в фехтовании.

– Мне очень нужно поговорить с тобой – сказала Пенелопа и, улыбнувшись, добавила: – Я пришла как просительница.

Робин окинул сестру взглядом с ног до головы. Она, как всегда, выглядела безупречно.

– Тебя я рад видеть гораздо больше, чем многих моих просителей. Однако я почему-то не думаю, что ты пришла просить у меня денег.

День был душный. Робин вывел ее в сад, где на берегу Темзы располагался летний павильон, окруженный тенистыми деревьями. Пенелопа нервничала, нервозность заставила ее забыть о правилах хорошего тона, и она единым духом выпалила все, что было у нее на сердце:

– Робин, ты должен помочь мне. Я жду ребенка.

Известие о том, что у Пенелопы будет еще один ребенок, поначалу не произвело на Робина впечатления. Затем он нахмурился, потом внимательно посмотрел на нее, будто видел впервые. Пенелопа почувствовала, что ее лицо заливается краской.

– Это все, что ты хотела сказать? – Его голос не выражал ничего. – Ты не скажешь мне, кто отец? Блаунт, полагаю?

– Разумеется, это Чарльз. Сколько мужчин, ты думаешь, у меня... Робин! Ты не знал?

– Франческа говорила мне, что вы любовники, но я ей не верил. Я поклялся бы жизнью, что ты верна Ричу. Пенелопа, как ты могла?..

Он был в ужасе. Несмотря на то, что Робин был очень умен, он обладал свойством закрывать глаза на то, о чем не хотел знать. Пенелопа забыла об этом, как и том, что он, кроме всего прочего, склонен идеализировать окружающих его людей, в особенности если это женщины, а тем более родственницы. За любовь Робина нужно было платить верностью и добропорядочностью.

– Прийти ко мне вот так... При этом я не услышал ни слова раскаяния! Ты что, думаешь, я стану покрывать твою измену?

– Ты не понимаешь! Ты не знаешь всей правды. Прошу, выслушай меня. Не сердись.

– Не сердись?! После того, как я узнал, что ты забеременела не от мужа, как потаскуха? У тебя, похоже, сложилось обо мне странное мнение. Сэр Чарльз знает меня лучше, иначе не уехал бы так поспешно в Дорсет, оставив тебя одну. Клянусь Богом, скоро он пожалеет, что соблазнил мою сестру!

– Нет! Не говори так – ты ничего не понял. Робин оперся на балюстраду.

– Робин, умоляю тебя, не вини Чарльза. Он не бросил меня. В действительности я гораздо более виновата, чем он.

Робин не ответил.

– Ваша светлость, простите за беспокойство, – произнесла Пенелопа. – Я прерву беременность. Все станет так, будто не было ничего. Если я это сделаю, вы же не будете держать зла на Чарльза? Милорд, вы великий человек, вы можете позволить себе быть милосердным. – Она повернулась, чтобы уйти, пытаясь сохранить хотя бы крохи достоинства.

Отчужденность Робина исчезла в одно мгновение.

– Не спеши, – сказал он. – Я не имел в виду... Пенелопа, ты же знаешь, я никогда не обидел бы тебя преднамеренно. Я не должен был разговаривать с тобой так резко. Понимаю, ты запуталась. Я помогу тебе, обещаю. Ну же, сестра, мы снова друзья?

Она помолчала, а затем медленно произнесла: – Мы не будем друзьями до тех пор, пока ты считаешь Чарльза врагом. Ты не знаешь, что произошло между нами давным-давно.

Пенелопа рассказала брату о тайном обручении с Чарльзом. Робин признал, что поспешил с выводами, и попросил прощения. Пенелопа заплакала. Робин стал успокаивать ее с той удивительной нежностью, за которую женщины прощали ему многое. Он говорил, что позаботится о ней и о Чарльзе. Пока он рядом, они и в безопасности. Он возьмет на себя и Рича, и королеву, пока Пенелопе лучше некоторое время пожить у него в Эссекс-Хаус.

Пенелопа не хотела переезжать к Робину. Во время своего прошлого пребывания в его доме она сильно обидела Франческу, и для нее было унижением возвращаться обратно, да еще в таком положении. Конечно, Франческа окажет ей гостеприимство, ведь она послушная жена и ни в чем не перечит Робину. Однако Пенелопе не по душе было взвалить свою ношу на плечи невестки. Но выбора не было: раз Робин согласился защищать их с Чарльзом, она обязана во всем с ним соглашаться. Четыре дня спустя с независимым видом, подкрепленным изумрудно-зеленым платьем совершенно немыслимого фасона, Пенелопа появилась во дворце в Эссекс-Хаус с дюжиной слуг, повозкой, набитой сундуками и коробками, и двумя младшими детьми.

Франческа приветствовала ее с показным радушием. В течение первого часа в доме Робина Пенелопа была сильно занята, она отдавала необходимые распоряжения служанкам, с помощью Бесс Сидни – восьмилетней дочери Франчески – уложила спать Генри и Чарльза. Когда со всеми делами было покончено, она отправилась к Франческе и застала ее за вышивкой.

– Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства, – начала Пенелопа. – Я хорошо понимаю, насколько неприятно вам принимать меня в своем доме... Но Робин был так настойчив. Надеюсь, он не вынудил вас оказывать мне гостеприимство против вашей воли?

– Нет, не вынудил, – ответила Франческа, между тем вышивальная игла не перестала сновать туда-сюда. – Я очень рада, что вы приехали.

– Должна вам сказать, Франческа, что я вовсе не раскаиваюсь в том, что совершила, – продолжила Пенелопа. – Я считаю, что мне нечего стыдиться, и Чарльз думает так же. Мы убеждены, что законным образом связаны друг с другом, хотя и не можем этого доказать. Но возможно, вы придерживаетесь других взглядов.

– Разве недостаточно того, что я вам верю? – спросила Франческа. – Вы, должно быть, очень сильно его любите.

– Больше жизни. За последние два месяца у меня было целое море счастья – я получила все, что всегда хотела и никогда не имела. Я не брошу его, чего, бы мне это ни стоило.

К удивлению Пенелопы, Франческа никак не показала, что осуждает ее. Она сказала:

– Я рада, что вы с Чарльзом так счастливы. Я очень хорошо понимаю ваши чувства. Я ведь жена Робина. – Неожиданно Франческа улыбнулась, и в этой улыбке Пенелопа увидела то, что покорило ее брата. – Я должна радоваться тому, что вы смогли исполнить то, что хотело ваше сердце. Кроме того, у меня есть еще одна причина для радости, возможно, менее достойная, чем первая.

– Что же это?

– После того как я вышла замуж за Робина, я не могла быть полностью откровенной с вами, так как чувствовала, что вы презираете меня за то, что я не потеряла вкуса к жизни после смерти Филиппа. Мне даже приходило в голову – не обижайтесь на меня за это, – что вы презирали и Филиппа за то, что он женился на мне после всего того, что написал о своей любви к вам. Но я знаю, что можно искренне полюбить во второй раз, не отрицая ничего из прошлого и не пытаясь забыть ни одной минуты из него. Теперь вы тоже это знаете.

– Да, знаю, – ответила Пенелопа, – Вы не сердитесь на меня за то, что я была чудовищно высокомерна, хвастаясь «Астрофилом»?.. Милая Франческа, я не понимаю, как вы можете терпеть, меня в своем доме?

– Я была точно такой же, как и вы, если не хуже. Я ведь всегда завидовала вам, этим сонетам... Мне Филипп не посвятил ни строчки:

– Разве вы не понимаете почему? Его сонеты – плод трагической любви, не нашедшей своего воплощения вне стиха. Брак с вами освободил его от страдания. Скажите, Филипп хотел еще писать стихи – может быть, несколько иного рода? Или, может быть, он обратился к философии?

Через полчаса к ним зашел Робин. Он собирался в Уайт-Холл и выглядел великолепно в голубом, расшитом серебром камзоле, с орденом Святого Георгия. Он обрадовался, обнаружив жену и сестру за дружеской беседой.

– О чем это вы так увлеченно беседуете?

– О Филиппе, – ответила Франческа с улыбкой и таким тоном, будто это было самой обычной темой разговора.

Чарльз отсутствовал три недели, и Пенелопа не имела возможности делиться с ним своими горестями. По возвращении в Лондон дома его ждали несколько записок от графа Эссекского, в которых сообщалось о желании Робина видеть Чарльза сразу, как только тот вернется. Чарльз немедленно отправился к нему. Глава дома Деверо встретил его в мрачном расположёнии духа, с порога спросив, какого дьявола Чарльзу было нужно, чтобы Пенелопа забеременела, и что он собирается по этому поводу предпринять.

Такие новости, да еще в такой подаче, выбили Чарльза из колеи. Он пришел в ужас и был способен думать лишь о том, как, должно быть, страдает Пенелопа и как он мог подвергнуть ее такому риску. Он знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с лордом Ричем, и был готов к этому, однако лишь родной брат Пенелопы имел право вмешаться, и Чарльз не мог этого отрицать. Робин испытывал вполне объяснимую недоброжелательность к Чарльзу. Однако он сдерживался, и это делало его формулировки еще более резкими. Чарльз, однажды «научивший графа Эссекского манерам», вынужден был слушать молча, когда Робин, используя слова, недвусмысленно обрисовывавшие ситуацию, предложил ему свою защиту.

По правде говоря, Чарльз и не мог ничего сказать в свое оправдание, кроме того, что его любовь к Пенелопе неотделима от уважения и почтения к ней.

– Надеюсь, у вас в запасе есть и то и другое, потому что после всего случившегося она не дождется ни почтения, ни уважения ни от кого, кроме вас.

Редко бывает разговор неприятнее.

После встречи с Робином Чарльз поспешил в Эссекс-Хаус. Увидев его, Пенелопа бросилась к нему в объятия, забыв все свои страхи.

Чарльз едва был в состоянии поцеловать ее – так он был расстроен, так спешил попросить у нее прощения. Немного придя в себя, он обнаружил, что Пенелопа и сама извиняется за свою «непозволительную плодовитость».

Не было ни слез, ни сожаления.

– Что я за мерзавец! Как я мог подвергнуть тебя такому риску?! Мне невыносима мысль о том, что с тобой могут начать обращаться так, будто ты совершила что-то недостойное. Ведь ты же знаешь, что это неправда! Клятвы, которыми мы обменялись, не стали менее крепки от того, что их не подкрепила брачная церемония. Ты моя жена перед Богом, Пенелопа. Навеки. Понимаешь?

– Да, да, – поспешила она согласиться, хотя мало что понимала в теологии, преподнесенной ее возлюбленным.

Через час пришел Робин. Чарльз тут же вскочил и замер.

– Я так и думал, что вы здесь, – сказал Робин, усмехнувшись.

– Граф Эссекский, я полагал, что ваша светлость разрешили мне навестить вашу сестру. Если меня больше не принимают в этом доме, вам нужно было предупредить меня об этом.

– Кто сказал, что вам больше не рады в моем доме? Пенелопа считает, что вы с полным правом можете называться моим братом, что переводит наши раздоры в ранг внутрисемейных недомолвок, не правда ли? Чарльз, у меня нет никакого желания с вами воевать, поскольку вы стали мне почти братом с тех пор, как скончался Уолтер.

Это был великолепный жест. Только эти слова, несмотря на их некоторую высокопарность, давали Чарльзу хотя бы подобие того статуса, который он бы имел, будучи мужем Пенелопы. Чарльз был обезоружен, а Робин не стал терять времени. Он сразу же поехал в Лиз, абсолютно уверенный, что сумеет справиться со своим зятем. Самой сильной страстью лорда Рича были деньги, И его состояние постоянно росло за счет покупки и продажи земель, кредитов, сомнительных коммерческих сделок. Он понимал, что, если граф Эссекский отвернется от него, об этом скоро узнают все и перестанут ему доверять. Кроме того, было ясно, что он лишится источников информации, расположения многих нужных и полезных государственных лиц, которые всегда рады оказать услугу родственнику королевского фаворита. Рич был очень ревнив, и если бы на карту не было поставлено так много, он бы жестоко отомстил. Однако, когда ему пришлось выбирать между деньгами и женой, оказалось, что ни жена, ни честь не стоили того, чтобы лишиться источников дохода.

Робин привез Рича в Лондон для встречи с Пенелопой. Увидев жену, Рич уставился на нее маленькими злобными глазами.

– Что, самой признаться не хватило духу? – ухмыльнулся он. – Спряталась за спиной братца?

Он потратил десять лет, изыскивая способы сказать что-либо такое, что хоть как-нибудь задело бы Пенелопу. Наконец-то он преуспел.

Пенелопа молча проглотила и это, и еще многое. Дело того стоило, так как условия, которых добился Робин, были более чем удовлетворительны. Для посторонних они с Ричем будут по-прежнему мужем и женой – будут вместе появляться в обществе и при дворе, Пенелопа станет проводить в поместье Лиз по меньшей мере три месяца в году. Ни о какой физической близости не может быть и речи! Рич не будет ни в какой форме преследовать ни ее, ни Чарльза и закроет глаза на их связь. Естественно, они должны вести себя весьма осторожно. Рич не станет отрицать, что не является отцом будущего ребенка, если Пенелопа подпишет документ, подтверждающий его незаконнорожденность.

О большем они не смели и мечтать! Робин спас их репутацию и нейтрализовал Рича. Они будут продолжать вращаться в кругу, к которому принадлежат с рождения.

Однако реакцию одного человека они не могли предугадать, и Пенелопа, сама не появлявшаяся при дворе, очень беспокоилась за Чарльза, там бывавшего. Королева, несомненно, была в курсе всего, но не подавала виду и обращалась с Чарльзом как всегда. Было похоже на то, что, не желая портить отношений с Робином, она решила не предпринимать никаких действий против фактического члена его семьи. Это успокаивало. Однако могло статься, что королева выжидала подходящего момента для того, чтобы расправиться с Пенелопой. Но, по крайней мере, пока они в безопасности.

Пенелопа продолжала жить в Эссекс-Хаус. Она виделась с Чарльзом почти каждый день. Они наслаждались уединением, которое создали для них в своем доме Робин и Франческа.

В декабре у них родилась дочь. Ее назвали Пенелопой – в честь матери. Чарльз и слышать не хотел ни о каком другом имени. По иронии судьбы девочка стала второй Пенелопой Рич, хотя в действительности это милое темноглазое создание было копией своего отца.