Он Мессия? Ничего подобного. Это - грешник, нанесший непоправимый вред сознанию и вере народа.
      Старейшины понимали, что если бы Его увидели последователи в таком виде, в храме вспыхнул бы мятеж, и разъяренная толпа забила бы камнями любого священника.
      Созыв Синедриона и суд были неформальными. Теперь они соберутся в храме и примут решение, осуждающее этого беднягу на смерть. И это будет формально, а решение будет передано прокуратору на утверждение.
      Никто в этом сборище, кроме одного-двух тайных учеников Иисуса, не испытывал к Нему жалости. В этих краях люди были скупы на жалость. Было жаль страдающего ребенка, умирающую красивую женщину. Но настоящее сострадание было вытравлено из умов строгостью религиозных требований той эпохи и страшными бедствиями от саранчи и проказы, которые постоянно преследовали народ. Для многих жизнь была не такой уж ценностью, она была дорога лишь тому, кому предстояло поплатиться ею.
      Стражники подвели Иисуса к колонне и связали руки позади нее. Они туго стянули веревки, чтобы любое движение вызывало острую боль.
      Стало уже совсем светло, и солнце поднялось над вершиной горы Елеонской. Узкие улицы заполнились торговцами и слугами, у лавок слышался звон ключей. Это был не только первый день Пасхи, в шесть часов вечера для всех начнется суббота, и лавки закроются раньше.
      Язычники из Греции и Египта в этот ранний час тоже были уже на ногах. Среди них были странники, но в основном, они были купцами, и с уважением относились к религиозным законам иудеев. К полудню они закончат свои дела, и в три часа их караваны будут уже на обратном пути. По городу бродили небольшие подразделения римских солдат, но люди уже привыкли к ним. Привыкли, но никогда не могли смириться с иноземным, римским владычеством.
      Сверхрелигиозные фарисеи при виде легионеров отворачивались, а женщины прикрывали свои лица накидками. В адрес молодых евреек римляне отпускали недвусмысленные шутки.
      На пороге дома появился слуга и передал стражникам приказ, чтобы Пленника отвели в храм и ждали дальнейших указаний первосвященника. На руках Иисуса ослабили веревки и вывели Его со двора. С противоположной стороны улицы глазела небольшая толпа, в которой было несколько Его учеников. Они хотели быть поближе к Христу, но боялись быть схваченными.
      Они скорбно наблюдали, а когда Иисус поднял глаза и стал вглядываться в толпу, некоторые отвернулись и в отчаянии заплакали. Галилеянина повели через Сионскую гору, вниз в Тиропенскую долину и по виадуку прямо в храм. Многие видели Его на улицах, но вряд ли кто узнал в Этом Человеке с распухшим, посиневшим лицом Мессию, Иисуса из Назарета.
      Среди тех, кто стоял у дома Каиафы, был и Иуда. Ему заплатили за работу, но он хотел знать, что стало с его Господином и Учителем. Он ждал, а когда Иисус появился, Иуде стало плохо от того, что он увидел. Он был потрясен, и искреннее раскаяние охватило его. Он не верил, что Иисус был Мессией, но он знал по своему опыту, что во всем мире не было человека добрее Иисуса.
      Конвой проследовал мимо. Иуде было больно видеть, как стражники толкали и пинали Иисуса, когда Он спотыкался. Его сожаление перешло в ужас, и он непрерывно твердил себе, что не хотел этого. Возможно, Иисус заслуживал наказания, возможно, его могли сослать в Галилею или еще дальше. Но только не это.
      Иуда обезумел от горя. Но ему было необходимо знать, что будет дальше, и он, накинув на лицо капюшон и держась в отдалении от своего близкого Друга, поспешил за небольшим отрядом.
      РИМЛЯНЕ
      (из истории)
      В те времена Римской империи было более семисот лет, но она продолжала расширять свои границы, хотя и без того ее владения охватывали огромную часть мира, того мира, который пришел спасти Иисус. Империя включала земли, прилегающие к Средиземному морю, где жили многие народы различных цветов кожи. Флаги империи развивались вдоль Рейна, Дуная, в Северной Африке, Португалии, Сирии, Бельгии, Египте и на обжитых землях между этими странами.
      Императору Тиберию Цезарю было семьдесят лет. Это был тощий, прыщавый и брюзгливый старик. В юности наибольшую радость ему приносила учеба, а самые больше неприятности он испытал от своей матери, Ливии. Она донимала Тиберия на всем протяжении его восхождения по ступеням политической лестницы. Зато, когда он достиг ее вершины, Ливия не удостоилась даже его взгляда.
      Он был сильной личностью, был предан империи, но у него были и недостатки: часто он совершал административные промахи и совершенно не проявлял никаких эмоций, за что римские сенаторы прозвали его "маской". Будучи молодым офицером, он научился подавлять свои чувства, а с годами для него стало невозможным проявление радости или горя. Тиберий находил утешение в астрологии и был равнодушен к религии.
      Однажды он влюбился. Женщину звали Вискания, и она стала его женой. Наедине с ней Тиберий был оживлен и весел, проявлял всю глубину своих чувств, словно ребенок, показывающий приятелю сокровенные игрушки. Но мать и Цезарь Август плели против него интриги и добились развода. Однако следующий брак с Юлией не был удачным.
      Правление Тиберия считалось конституционным. При скрупулезном изучении оно не было таковым, но в его начальный период Тиберий отправлял в Сенат даже самые незначительные дела. Он сделал правилом участвовать в заседаниях Сената, выступать в качестве его члена, хотя нередко и оказывался в меньшинстве. Острословы высмеивали императора и его семейство, и когда Цезарю говорили это, он отвечал, что в империи торжествует свобода слова и мысли.
      Тацит был в оппозиции, но и он признавал, что назначения на должности, направляемые императором в Сенат на утверждение, "были глубоко взвешены". Тиберий стремился сохранить Рим прежних дней, Рим, в котором консулы и прокураторы сполна пользовались своей властью. Он стремился к миру на границах и не хотел новых налогов и угнетения подданных. Он призывал любого, кто не соглашался с ним, решить дело в суде.
      Тиберий вступил на трон в возрасте пятидесяти шести лет, совершенно не разбираясь в экономике, а сейчас в свои семьдесят он знал довольно много. Документы свидетельствуют, что в начале его правления в казне было сто миллионов сестерций, а после его смерти там осталось более двух миллиардов.
      Жестокое соблюдение закона и прав продолжались первые девять лет правления Тиберия, когда он говорил, что его власть исходит от Сената и народа, и он лишь главный судья нации. Но постепенно Тиберий становился самодержцем, что особенно проявлялось в его абсолютной власти в провинциях, хотя в метрополии он пока оставался демократичным властелином. Двойственный характер правления не мог продолжаться долго, и со временем самодержавие одержало верх и в Риме. Цезарь стал абсолютным правителем. При назначении судей он отдавал предпочтение друзьям. На пятнадцатом году правления Тиберий расположил у стен Рима огромный гарнизон, который подчинялся лично ему и представлял серьезную угрозу для противников, но был скрытой угрозой и самому императору.
      Тиберий был во многом справедливым, но беспощадным монархом. В провинциях его правление было более успешным, чем в Риме, и если Тиберий узнавал, что какой-то легат или прокуратор ущемил права подданных, то им приходилось испытать на себе весь его гнев. Он держал их в постоянном страхе, и будучи крайне подозрительным, повсюду имел осведомителей. Назначив Понтия Пилата на не очень заметный пост прокуратора Палестины (благодаря его жене), он готов был снять его с этой должности по малейшему поводу, хотя и заявил однажды, что заинтересован подольше держать прокураторов на одном месте, ибо разбогатев от грабежа подданных, они оставят в покое Рим.
      Город Рим - ось, вокруг которой вертелось колесо империи; средоточие культуры и распутства, центр деловой активности и закулисной политики, огромной мощи и мелкого сутяжничества. Даже в области юриспруденции римляне отличались тем, что перемежали практическое мышление нелепыми суевериями.
      Интерес представляли обычаи и нравы граждан Рима, особенно если сравнивать их с религиозными традициями Иерусалима. Строго блюлась нравственность римских девушек, в то время как юношам из порядочных семейств не считалось зазорным посещать луна-парки с публичными женщинами. Подобные заведения регистрировались и контролировались, при этом должны были выполняться два основных требования: бордель должен находиться за пределами городских стен и открываться после наступления темноты. Все проститутки состояли на учете у властей и должны были носить тоги вместо столий.
      Продажные женщины постепенно уступали позиции образованным любительницам любовного искусства, которые могли петь и танцевать, читать стихи и вести светские разговоры. И те, и другие занимались своим ремеслом во всех частях города и флиртовали даже в храме богини Изиды. Овидий писал, что на городских улицах, в театре, в цирке Максимус "их было столько, сколько звезд на небе".
      Проституцией занимались и мужчины. Закон смотрел на гомосексуализм довольно строго (в Иерусалиме этот порок наказывался избиением камнями), и в то же время поэты воспевали его. "Я поражен стрелой любви, - писал Гораций, - к Лициску, который нежнее любой женщины". С этим распутством боролись, а родители нанимали брачных маклеров, чтобы поскорее найти мужей своим юным дочерям. После девятнадцати лет незамужняя женщина считалась старой девой.
      Как и в Палестине, брак устраивали родители. Помолвленные юноша и девушка часто не видели друг друга. Не было не только ухаживания, но и самого этого слова в языке. Юноша никогда не писал стихов девушке своей мечты. Он посвящал их замужней женщине, поклонником которой был, или иной женщине, на которой и не помышлял жениться. В молодом возрасте Сенека писал, что замужняя женщина, довольствующаяся всего двумя любовниками - образец добродетели.
      Знатные римские женщины носили роскошные одежды, белье из тонких тканей. Прозрачные вуали скрывали скорее не лицо женщины, а его недостатки; в ходу были косметика, парики, маникюр. В зимний холод женщины кутались в красивые меха.
      Богатые дома Рима были тщательно спланированы и роскошно обставлены. Мозаичные или из мраморной крошки полы, просторные комнаты, окаймленные колоннами из мрамора, чистого оникса или гипса, стены, расписанные пейзажами или сценами сражений. Потолки покрывали сусальным золотом или сооружали полностью из стекла. Деревянные столы на ножках из слоновой кости, диваны, украшенные слоновой костью, золотом и серебром. Изящные канделябры отливали из бронзы. Всюду картины и статуи, а по углам стояли вазы внушительных размеров из коринфской бронзы.
      Конечно, такое можно было видеть в лучших домах, но в Риме их было много. Для охраны таких владений требовались рабы; в некоторых домах их число достигало четырехсот. Единственное, чего не мог купить хозяин такой "выставки", было уединение; когда он ел, по обе стороны стояли готовые услужить рабы; когда раздевался, у каждой сандалии возился раб; даже в бане не него глядели молчаливые рабы.
      Мелкие торговцы и ремесленники приступали к своим делам на рассвете. Полуденный обед сопровождался сиестой, после которой деловая жизнь продолжалась до захода солнца. Для маленького человека любимым времяпрепровождением была баня. Римляне заботились о чистоте своего тела больше, чем о поклонении богам, и мылись часто и, как правило, публично.
      Пища была скудной и состояла из хлеба, сыра, овощей, фруктов и орехов. Богачи ели мясо, отдавая предпочтение жареной свинине. Их изощренные вкусы постоянно требовали чего-то нового. Так, высоко ценились крылья страусов, гусиная печень, острые языки фламинго. Иногда ради развлечения гостей рабы вносили в пиршественный зал огромную живую рыбину и бросали ее в кипящую воду, и все с плотоядным удовольствием наблюдали, как менялся цвет рыбы.
      Рим имел лучшие в мире мощеные улицы, которые с раннего утра заполняли толпы людей. Мужчины выглядели почти одинаково, так как практически все были коротко острижены и носили свободные одежды и сандалии. Август Цезарь, предшественник Тиберия, добивался, чтобы граждане Рима демонстрировали свою "особенность", одеваясь в тоги на улицах города. Он запретил законом ношение тог кому-либо, кроме граждан Рима, и мог покинуть собрание, если замечал, что мужчины были одеты не в эту одежду.
      Моды и нравы римлян распространились и в провинции, в завоеванных странах. В Иерусалиме недалеко от храма был построен римский театр и амфитеатр, что очень возмущало иудеев. Оба сооружения подражали оригиналам в столице мира, и каждое стремилось быть величественнее оригинала.
      В театре играли греческие пьесы, как правило, это были трагедии, и римские пьесы, которые часто были весьма пошлые. В некоторых местах спектакля публике позволялось просить актеров раздеться догола. Женщин, исполняющих роли в театре, относили к разряду проституток. Среди исполнительниц не было иудеек, и среди зрителей редко можно было встретить иудеев, это были лишь друзья царя Ирода, евреи по крови, но римляне по нраву.
      Амфитеатр использовался от случая к случаю из-за высокой стоимости спортивных представлений. Говорят, что иногда зрелищ там не бывало лет по пять, и в такие периоды площадки использовались для муштры и военных игрищ легионеров или для пыток рабов и военнопленных.
      Когда представления устраивал Ирод, они во многом походили на подобные развлечения Цезаря. Это значит, что на зрелище приглашались все знатные римляне и иродианцы, и их взору представали кровавые схватки военнопленных, вооруженных копьями, с осужденными преступниками со всей провинции, защищавшихся короткими мечами. Каждый раз за отважную и красивую борьбу гладиаторам давали свободу.
      Высоко на террасе была отдельная ложа, где восседал прокуратор, его знатные гости и придворные. Остальную часть амфитеатра заполняли толпы римских лизоблюдов. Вход был свободным, и в отличие от Рима повсюду били фонтаны ароматизированной воды, наполняя воздух благоуханием.
      Между рядами возили тележки со всякой снедью и напитками, а против ложи играл оркестр струнных инструментов, стараясь отразить в музыке то, что происходило на арене. Зрелище не было столь жестоким и замысловатым, как в Риме, где перед началом боя гладиаторов можно было увидеть обезьян верхом на собаках, мелких животных в колесницах, босоногих мальчишек, пляшущих на спинах быков, слонов, "знающих" латинские буквы. Только в одном утреннем представлении в Риме участвовало до четырехсот тигров в смертельной схватке с быками и слонами. В день открытия Колизея на подобном представлении погибло пять тысяч животных. Зверей, не участвующих в бое, убивали железными дротиками и каленым железом.
      Одним из самых популярных номеров был бой между человеком и быком. Кровожадная толпа ревела от одобрения, когда гладиатор корчился на рогах у быка или бык, пошатываясь, опускался на колени, а в его черную блестящую шкуру многократно вонзался длинный нож.
      Приговоренных к смерти одевали в звериные шкуры и отправляли на арену, на которую выпускали изголодавшихся хищников. У толпы захватывало дух при виде обреченных людей в звериных шкурах, прижимающихся к ограждению, в то время как львы и тигры со страшным рычанием, разъяренно сверкая глазами, подбирались к безоружному человеку. А после "спектакля" лекари исследовали внутренности растерзанных людей с целью изучения анатомии.
      Римляне считали себя гуманными, позволяя приговоренным к смерти или рабам сражаться на арене за свою жизнь. Они рассуждали так: "Им все равно погибать, а мы даем им шанс". Почти всегда в схватке гладиаторов побежденного убивали. Тот, кто проявил в сражении невиданную отвагу и победил, мог рассчитывать на одобрение зрителей и немедленную свободу, а победители, не отличавшиеся в бою, и раненые получали врачебную помощь и после выздоровления снова готовились к боям. Если военнопленный выходил живым из сражений в течение трех лет, его передавали в рабство, и если он сумел угодить хозяину, то через два года получал полную свободу.
      Среди гладиаторов было много случаев самоубийства. Они падали вниз головой с высоких сооружений, бросались под колеса мчавшихся колесниц, пронзали себя мечами. Притворившихся мертвыми раненых гладиаторов касались раскаленным железом и, если они корчились от боли, их добивали железными палицами.
      Почти все иудеи, проходя мимо римского театра и цирка, отворачивались.
      Одной из исторических заслуг Римской империи, ставшей впоследствии республикой, было объединение Европы. Римские легионы поддерживали мир на всей огромной территории, помимо Рима и Италии включавшей тридцать провинций. Конечно, всегда существовала угроза восстаний, особенно в таких провинциях, как Галлия, Испания, Мавритания и Тракия.
      Палестина не причиняла никаких беспокойств легату в Сирии. Она была крошечной, слабой и даже не имела своего войска. Ко времени конфликта между Иисусом и первосвященником храма Палестина, или по крайней мере ее часть, была протекторатом и провинцией Рима в течение девяноста трех лет.
      И как бы доброжелательно Рим не относился к Палестине, евреи не были счастливы, ибо более всего они ценили свободу. Самым славным днем в году у них было празднование выхода иудейского народа из египетского рабства.
      Евреи все же признавали, что они очень много переняли у римлян, особенно в области техники - как строить хорошие дороги, дренажные системы, акведуки, канализацию. С другой стороны, иудеям претил один вид римских патрулей (четыре солдата и центурион) на своих дорогах, и они недовольно ворчали по поводу множества мелких налогов и податей. Были налоги на торговые сделки, на товары в лавках, налоги на рабов, прибыли, пошлины на экспорт и импорт, на смерть, чрезвычайные налоги на подавление восстаний в других провинциях.
      Интересно, что римляне сами не собирали налогов. В городах и деревнях они поручали это дело евреям.
      Поступление налогов в казну обеспечивалось службами прокуратора, который знал, например, что из города Каны за год должно поступить 50000 шекелей в виде разных налогов. Он передавал право собирать подати местному гражданину и подкреплял его полномочия вооруженными солдатами. За эту службу Рим был готов уступить мытарю десятую часть собранных денег. Конечно, если сборщик налогов оказывался проворным, он собирал более 50000 шекелей, и в этом случае его доля превышала 5000 шекелей. Римляне строго следили за этим и не позволяли мытарям взимать непомерные налоги или вступать в сделки. Например, если купец должен был заплатить годовой налог в 500 шекелей, он мог договориться с мытарем и уплатить ему официально 250 шекелей, а 150 шекелей дать в виде взятки. Мытарь при этом покрывал недостатки более высокими налогами с бедных и неграмотных людей. За такие махинации римляне избивали мытарей палками.
      В Вечном городе все налоги находились под контролем назначаемого императором цензора. Он должен был знать, сколько подданных было в каждой из тридцати провинций Цезаря, каков был общий доход провинции и сколько должно было поступать в казну Рима. Каждый император чеканил монеты со своим изображением и изымал из обращения прежние. Он объявлял свои деньги единственно законным во всем мире. Местные деньги имели ценность только в провинциях.
      В округе Рима и в самой столице люди ездили на конных колесницах или верхом на ослах. Многих носили рабы в паланкинах. Путешествие по морю было медленным и таило немало опасностей. С 10 ноября по 10 марта навигация по Средиземному морю закрывалась, так как этот период был штормовым и ненадежным. При благоприятной погоде в Иерусалим можно было добраться не менее чем за сорок шесть дней.
      Владельцы торговых судов еще в феврале объявили, что евреи, живущие в Риме, могут заказывать проезд на пасхальное паломничество в Иерусалим, и когда восемь тысяч иудеев толпилось за получением места на корабли, они вымогали с пассажиров взятки. Эта наглая практика стала столь распространенной, что о ней стало известно Августу Цезарю, и он издал императорский рескрипт, гарантирующий всем иудеям право путешествовать "домой" в святые дни за номинальную плату.
      За двадцать один год до рождения Христа император Август разделил римские провинции на две категории. Надежные провинции, как, например, Италия, назывались сенатскими провинциями и управлялись сенатом Рима. Этот орган назначал в эти провинции проконсулов. Как правило, они служили лишь год и очень редко назначались на повторный срок. Провинции второй категории располагались на окраинах империи и находились под началось прокураторов и легатов, которых назначал император. Сенатские проконсулы были римлянами в ранге сенаторов, а прокураторами обычно были крупные торговцы, находившиеся в политической милости императора.
      Палестина была окраинной провинцией.
      Римская армия была создана как средство обороны, и всегда находилась в боевой готовности. Она начиналась с воинской повинности граждан, а закончилась как армия пожизненных профессионалов. Вначале она использовалась как сила для защиты города Рима, а вершиной ее истории было покорение мира.
      Римская армия была послушным орудием политики и постепенно усовершенствовалась. Когда ее пехота потерпела поражение от кавалерии варваров, римляне ввели этот новый для них вид боевых войск, и в римских легионах появились лошади. Когда копье стало безобидным по сравнению с катапультой, Рим обучил многочисленные когорты обращению с этой машиной. В мирное время мощь армии была на более высоком уровне, чем требовалось, в случае войны в армию призывались все мужчины от семнадцати до шестидесяти лет - все, кому было до сорока семи лет, участвовали в сражениях.
      В своей стратегии римская армия была непревзойденной. Ей понадобилось почти триста лет, чтобы покорить Европу, поставить на колени Азию и Африку, а началось все с завоевания Италии.
      Основной боевой единицей армии был легион, состоящий из трех тысяч пехотинцев с тяжелым вооружением, тысячи двухсот человек легкой пехоты и 300 кавалеристов. Действительная сила армии заключалась в тяжелой пехоте. Каждый пехотинец имел на вооружении большой металлический щит, шлем из металла, кожаные латы, закрывающие тело от шеи до поясницы. Часть пехотинцев имела короткие испанские колющие и режущие мечи, часть - копья. Легион делился на манипулы по 120 легионеров, которые передвигались в битве словно шахматные фигуры. Между манипулами оставалось пространство и те, кто был на передовой, могли легко отступить, дав возможность свежим силам выйти вперед. По полевой тактике тридцатых годов нашей эры на врага нападали сначала манипулы с нечетным номером. В противника летели тучи копий, а затем завязывался бой мечами. По сигналу эти манипулы быстро ретировались, а в бой вступали четные манипулы. Каждым легионом командовал трибун, а во главе манипулов были центурионы - опытные офицеры или молодые люди из знати, начинающие военную карьеру.
      Для содействия в боевых действиях привлекались "союзники" - армии покоренных народов. Их обучали римские офицеры, разбив союзников на небольшие подразделения по 500 человек, именуемые когортами. Обычно эти силы использовались на флангах легионов.
      Профессиональные легионеры римской армии вербовались на двадцать лет. Служба и плата за нее были весьма строги. При выходе в отставку легионер получал денежное вознаграждение или землю в провинции, в "союзной" армии срок службы был дольше, плата меньше, но отставник получал римское гражданство для себя, жены и детей.
      Двенадцатый легион, находившийся в Палестине, был разделен на две бригады: первая, состоящая из римских солдат, служила в Кесарии, а вторая, преимущественно из сирийцев, была расквартирована вдоль арабских границ и стояла гарнизоном в крепости Антония. У них были особые когорты верблюдерии, лучников, всадников, полевых лекарей, ветеринаров. Была и военная полиция.
      Иудеи ели мясо только по праздникам, в то время как солдаты-сирийцы в Иерусалиме ежедневно получали по два фунта мяса и зерна. Пастухи с холмов вокруг Палестины и Вифлеема большую часть баранины продавали римлянам.
      Сирийцев редко перебрасывали в другие провинции. Они несли службу в Палестине, где отчужденность евреев к ним часто перерастала во враждебность. Даже в свободное время солдаты не выходили в город, предпочитая играть в кости в крепости. При виде марширующих отрядов в металлических шлемах, коротких туникак и кожаных сандалиях иудеи плевались. Солдатам не позволялось отвечать на недружелюбные действия граждан.
      После двух-трех лет службы в Палестине сирийцев переводили на отдых в Антиохию на Хризорее. Она была построена к востоку от реки Иордан специально для греков, римлян и сирийцев. Там разводили свиней и делали различные напитки. Вдоль улиц размещались лавки, где можно было купить любой товар. В городе был ипподром и два цирка для римских игрищ. В театральных пьесах преобладал грубый солдатский юмор.
      Трудно было представить более разительный контраст между вольной, праздной и роскошной жизнью в Риме и строгой жизнью в Палестине, где мельчайшая деталь ежедневного существования регламентировалась законом суровой религии. Это словно два разных мира. И все же, Христос пришел на землю, чтобы спасти и тех и других. И оба этих мира объединились, чтобы вынести самый драматический смертный приговор в истории человечества.
      ПОВЕСТВОВАНИЕ
      7 АПРЕЛЯ 30 ГОДА Н. Э.
      6 часов
      Иуда, не желая отстать от Человека, Которого он предал, следовал за отрядом до самых ворот храма, а там, смешавшись с богомольцами, проник внутрь никем не замеченный. Его охватила паника. Если бы он только мог схватить Иисуса за руку и убежать! Если бы то только мог вернуться к Каиафе и сказать!.. Чувство страха, сменившее холодок внутри, было вызвано не верой в Иисуса и даже не дружбой с Ним, ибо предатель не способен на дружеские чувства. Что не давало покоя Иуде, так это воспоминания о нежности и доброте этого Человека даже к тем, кто причинил Ему много вреда. Иуда не мог предвидеть издевательств над Иисусом, а сейчас изменить что-то было уже слишком поздно.
      В юго-западной части храма по соседству с самым большим двором в помещении из белого и черного мрамора собирались члены большого Синедриона. С двух сторон этого просторного зала полукругом были расставлены три ряда стульев.
      Иисуса препроводили туда и поставили посреди зала. Всего в полсотне шагов отсюда народ непрестанно молился Его Отцу. А в тридцати шагах на царском портике верившие в Иисуса евреи спрашивали друг друга, не придет ли в такое благословенное утро Иисус Христос, чтобы проповедовать и исцелять. Здесь же, где Он стоял, Его считали опасным существом, которое должно быть уничтожено быстро и тихо, дабы сделать эту землю безопасной ради Отца. Его вид вызывал кривые усмешки на надменных лицах. Мышцы Его ног сводило в судорогах, язык облизывал пересохшие губы, жаждавшие влаги. Попросить пить было бы неразумно, ибо это представило бы страже еще одну возможность для жестокой игры. И Он сохранял спокойствие, моля Отца дать Ему еще силы.
      Когда Иисус увидел старейшин, которые входили в зал медленно и торжественно, мельком оглядывая Его и рассаживаясь по рядам, Он выпрямился и устремил взор поверх голов судей на стену. Вошли остальные и заняли места с противоположной стороны. Затем появился Каиафа и сразу начал разбирать показания. Он не стал терять времени на Подсудимого, не домогался от Него показаний и не упрекал Его. Каиафа добивался более важной для него цели смерти Иисуса. И поэтому его речь была адресована тем семидесяти присутствующим, кто слушал итоги дела. Они же поглаживали бороды и покачивали головами в знак одобрения, плотно сжимая губы и прищуривая глаза, будто бы в мудрых раздумьях.
      Первосвященник напомнил, что суд уже присудил стоящего перед ними Человека к смерти по обвинению в богохульстве, и что зачитывание показаний и признание вины подсудимым не имело никакого значения. Сейчас они должны проголосовать формально, поименно, чтобы утвердить этот приговор. Конечно, сказал он не без удовольствия, следовало бы все взвесить до следующего дня, как того требует закон, но кто станет обдумывать все это в субботу, которая вступит в свои права чрез несколько часов.
      Каиафа напомнил им, что Подсудимый неоднократно осквернял субботу, занимаясь исцелением мнимых больных и слепых, а также выводил своих сообщников из оцепенения, похожего на смерть. И все это по субботам. И если закон гласит, что тот, кто живет мечом, от меча погибнет, что может быть справедливее, чем убить богохульника прежде, чем заходящее солнце возвестит о начале особо святой субботы?
      "Он богохульствует!" - восклицал Каиафа. Писцы приступили к поименному голосованию, начав с самых молодых членов совета. Они вставали и один за другим говорили: "Он виновен! Смерть Ему!" Когда опрос был окончен без единого голоса против, писец записал имя Осужденного, обвинение, факт виновности и приговор.
      Это вместе с Осужденным будет направлено римскому прокуратору для утверждения приговора.
      Два места в большом Синедрионе пустовали. Это были места друзей обвиняемого - Никодима и Иосифа Аримафейского. Число лиц, в чьих руках была жизнь Иисуса, исключая Каиафу, было не более шестидесяти восьми, по два на каждый год Его жизни.
      Первосвященник сошел с возвышения и направился в дальний угол зала. Там он снял золотой обруч со своей митры, на котором была надпись "Святость Ягве". По древней легенде, когда наступит последний день искупления, Бог прочитает эти слова, смягчится и простит всех богохульников.
      На время краткого судебного слушания на Подсудимом ослабили веревки, и Он потирал онемевшие запястья. Каиафа шепотом советовался с книжниками. Теперь предстояло отвести Иисуса к Понтию Пилату. Во всей процедуре задержания Преступника, суда и приговора Каиафа больше всего опасался этого последнего шага. Этот сдержанный человек мог снисходительно относиться к иронии Пилата, его поддельному смущению перед иудейскими законами, к его нескрываемому презрению ко всем евреям. Но если прокуратор не согласится с тем, что преступление заслуживает вынесения смертного приговора, тогда любые обращения к логике и юрисдикции будут тщетными. Иисуса освободят, и Его глас станет еще громче, чем ранее. Придется закрывать храм.
      Один из книжников сообщил, что несколько дней назад он видел, как Иисус осмотрел монету и сказал, что по справедливости Кесарево должно быть Кесаревым.