— Тебе бы фокусы показывать… — Эллиот изумленно хлопал глазами, на медленный манер землян, следя за пальцами вместо того, чтобы постигать тайный смысл их жестикуляции. «Да он глупее огурца», — подумалось многомудрому звездопроходцу.
— А отсюда берется вода, — изрек Эллиот, поворачивая краны. — Вот — горячая. Теперь — холодная. Здорово, да? Там, откуда ты взялся, есть водопровод?
Архаичный естествоиспытатель зачерпнул пригоршню воды и поднес к лицу. Переключив зрение на режим микрофокусировки, он по привычке стал созерцать мир крохотных водных существ.
— Ну как, нравится? А теперь смотри — это вообще шикарно! — Эллиот начал наполнять ванну и жестом указал инопланетянину, чтобы тот залезал. — Давай сюда, не бойся.
Реликтовое создание наклонилось над ванной, которая напомнила ему лабораторные резервуары на Великом Корабле, где любой ученый мог, расслабившись, предаться изучению водного микромира. В порыве грусти, вызванной воспоминанием, он опустился в воду.
Раздался звонок. Ботаник подскочил в ванне — во все стороны полетели брызги. Уж не для того ли его посадили в воду, чтобы тайком изучать? Неужели это лаборатория для регистрации излучаемых им волн?
— Успокойся, это всего лишь телефон…
Эллиот выскочил из ванной, и ученый с головой погрузился в воду, убаюкиваемый обволакивающим потоком, умиротворенный зрелищем танцующих микроорганизмов. Переключив дыхательный аппарат на водную среду, он с наслаждением вытянулся на дне. Потом сфокусировал зрение на атомном уровне и углубился в изучение молекул воды, наблюдая за скрытой тепловой энергией. Может ли она пригодиться для его спасения?
Гарви осторожно приблизился к ванне. Едва ли не худшие воспоминания его жизни были связаны с ней, когда раз в году его подвергали унизительному мытью шампунем от блох; пес украдкой покосился через край на нынешнего обитателя ванны, которому, судя по всему, пребывание в ней ничуть не претило. Он напомнил Гарви крупную и ужасно кусачую старуху-черепаху, которой пес однажды вознамерился задать изрядную трепку; дело кончилось тогда трагически — Гарви отделался болезненным укусом в нос. Этим и только этим объяснялось, что вместо того, чтобы как следует куснуть, или, на худой конец, облаять нежившегося в воде монстра, Гарви только боязливо посматривал на него. Уготовил ли Эллиот мытье шампунем этому типу?
Эллиот вернулся, заглянул в ванну и рывком выдернул образину из воды.
— Эй, так и утонуть недолго!
Гарви разочарованно вздохнул — мытье шампунем не состоится. Как видно, блох у страхолюдины не было.
— А может, ты гном-амфибия? — спросил Эллиот.
«Кто угодно, лишь бы не кусачая черепаха», — подумал Гарви и бережно прикрыл лапой нос — так, на всякий случай.
— Вот полотенце, умеешь им пользоваться?
Странник, повидавший на своем веку не одну сверхновую, в недоумении уставился на предлагаемый предмет — его собственная кожа была покрыта водозащитной пленкой. Он взял полотенце, осмотрел его и вопросительно воззрился на мальчика.
— Ну, вытирайся же, дурья башка!
Мальчик дотронулся до него. Пальцы землянина с целительными компонентами доставили облегчение ноющей спине. Спасибо, молодой человек, очень вам признателен.
— У каждого из нас собственное полотенце. Это мое, указал Эллиот, — это Майкла, это Герти, а вот мамино. А это когда-то принадлежало папе. Он теперь в Мексике. Ты туда летал?
Старый ученый мигнул, уловив волну грустного чувства на диапазоне связи с мальчиком. Эллиот подступил ближе и растопырил руки, словно крылья.
— Ты ведь везде летаешь на корабле, да? Где твой корабль?
В сознании космического существа всплыл матово сияющий облик корабля, корпус которого, залитый голубовато-красным светом, украшали древние письмена. Сердце-фонарик тоже замерцало в ответ, и вот уже грусть молодого землянина стала его собственной.
— Пусть это будет твое полотенце, — сказал Эллиот. — Мы сделаем на нем метку «И.П.», инопланетянин. — Он снова прикоснулся к удивительному созданию, поражаясь странной коже. Новая волна прокатилась по телу Эллиота, и он понял, что стоявшее рядом существо старее Мафусаила, старее самой старости. — А кожа у тебя, как у змеи, приятель. Да и сам ты не от мира сего!
Ученый чувствовал, как энергия мальчика растекается по каналам его тела: «лум, лум, лум…»; занятно устроены биополя землян — примитивные, но добрые, если научиться ими пользоваться.
Он снова принялся жестикулировать, объясняя пальцами строение атома, любовь звезд и происхождение Вселенной.
— Ты опять проголодался? Хочешь печенья?
Гарви радостно завилял хвостом. Что касается его, он согласен на печенье — конечно, едал он кое-что и повкуснее, но псу, обгладывающему деревянные щетки, привередничать не пристало. Он схватил зубами миску, намекая Эллиоту на готовность принять участие в трапезе, но тот прошел мимо, ведя за собой кошмарную страхолюдину.
«Дудки, — решил Гарви, — я все равно не отстану».
Он затрусил за ними через коридор в комнату Эллиота, где пугало угостили печеньем. Гарви негодующе зарычал и призывно постучал миской по полу.
— Сгинь, Гарви, ты и так толстый.
Это он толстый? Пес повернулся боком, демонстрируя ребра. Но на сей раз провести Эллиота не удалось — баловнем стал уродец. Гарви поплелся проверить, не остались ли съедобные куски в недогрызенном ботинке Эллиота.
Эллиот открыл дверь чулана и обратился к космологу:
— Давай поселим тебя в чулане? Переоборудуем его, как космический «Шаттл». Достанем все, что тебе необходимо.
Престарелый межзвездный скиталец, задрав голову, разглядывал застекленное оконце в потолке клетушки. Через все стекло распростерся, освещаемый солнечными лучами, намалеванный дракон с растопыренными крыльями.
— Нравится? У меня таких много.
Эллиот раскрыл лежавшую на полу книгу и начал показывать страшилищу картинки.
— Вот гоблины… а это гномы…
Глаза чудища прошли несколько последовательных фокусировок, определив при этом структуру бумажных волокон, и настроились на рисунок — со страницы книги таращилось изрядно на него смахивавшее маленькое существо с огромным волочащимся животом.
Неужто какие-то его предки уже терпели здесь бедствие?
Оставив страшилу изучать картинки, Эллиот принялся раскладывать по чулану подушки и одеяла. Он не задавался вопросом, почему прячет пришельца. Он как бы летел на автопилоте, без лишних вопросов, копания в себе, не пытаясь увильнуть от странной миссии. Он знал, что существо доверено ему звездами, и должен был подчиниться… или умереть.
— Тебе здесь понравится! — крикнул он из-за двери. Его мозг и мышцы работали без малейшего напряжения, повинуясь сигналам, пульсирующим внутри. Эллиот не знал, что соприкоснулся с Космическим Законом, направившим его на новый путь. Он знал только, что еще никогда в жизни не ощущал подобного душевного взлета.
Гарви не испытывал подобных духовных метаморфоз; обгладывание каблуков ботинок не облегчило ни страданий души, ни мук желудка. Одно утешало — давно вынашиваемый план куснуть за лодыжку почтальона, осуществление которого было намечено на предполуденные часы.
Эллиот пробежал по коридору и вскоре вернулся с миской воды в руках. Впрочем, вспыхнувшая было у Гарви надежда тут же погасла — миску поместили в чулане перед гоблином со словами:
— Возьми, а все это, — кивок на чулан, — твой командный отсек.
Сразу за дверью чулана Эллиот выстроил шеренгу плюшевых зверюшек.
— Это маскировка. Встанешь с ними в ряд — никто не заметит разницы.
Озадаченный носитель высшего разума тупо воззрился на загадочные приготовления.
Гарви тоже следил за ними, борясь с зарождающимся желанием отгрызть голову у плюшевого медвежонка.
Эллиот тем временем приволок настольную лампу.
— Свет. Видишь?
Он включил лампу, яркий, слепящий свет которой резанул по сверхчувствительным глазам космопроходца. Тот попятился, налетел на проигрыватель и сбил рукой иглу, которая, поехав, поцарапала пластинку. Несмотря на противный скрежещущий звук, случилось неожиданное: внутри инопланетянина вспыхнули мягкие огоньки, а перед глазами снова возникли схемы побега. Для спасения нужна вилка и… что-нибудь вращающееся, вроде той штуковины, на которую он случайно наткнулся. Она будет вращаться, а вилка… нацарапает… послание.
Ученый уставился на проигрыватель, обдумывая выход и лихорадочно перебирая в уме все, что знал о средствах связи.
Он принялся топтаться по комнате в поисках других полезных механических устройств. Выдвинув ящик стола, он перевернул его, высыпав содержимое на пол.
— Полегче, приятель! — прикрикнул Эллиот. — Мне велено поддерживать здесь порядок.
Пришелец обследовал комнату, шаря по углам, вытряхивая, опрокидывая и бесцеремонно расшвыривая все, что попадалось под руку. Попробуй все изучить, когда кругом так необычно. Планета примитивная — действовать приходится на ощупь, методом проб и ошибок. Откуда тут взяться вдохновению?
Его взгляд остановился на прикрепленном к стене изображении марсианской принцессы, наготу которой едва прикрывали несколько полосок сверкающего металла.
Ну и ну!
Несколько секунд он созерцал ее — пистолет, шлем, сапоги цвета электрик.
— Нравится? — ехидно поинтересовался Эллиот.
Старый путешественник медленно опустил руки — сначала перед собой, затем развел их пошире, изображая более классический идеал красоты — расширяющийся книзу грушевидный силуэт.
— Таких у нас не много наберется, — сказал Эллиот, взял рукой старое пугало под локоть и легонько подтолкнул к чулану.
— Будешь там жить, ладно?
Изношенный временем скиталец, тяжело переступая утиными лапами, поплелся в отведенное логово. Он, в чьем ведении находилась растительная жизнь в необъятных космических дворцах, вынужден ютиться в жалкой клетушке по соседству с доской на роликах.
Сгорбившись, он опустился на пол. Где же корабль? Где украшение Вселенной? Его так не хватает!
Внезапно он воспринял донесшийся из глубин космоса сигнал маяка, — маяка, разыскивавшего Землю с немыслимых расстояний.
— Здесь даже окошечко есть, — Эллиот вывел гостя из оцепенения, указав ему на стеклянный квадратик над головой.
— А вот тебе светильник для чтения, — сказал он и включил лампу. — Ладно, располагайся, а я побежал. Куплю печенья и еще чего-нибудь.
Дверь в чулан закрылась. Ученый прищурился от резкого света, потом стащил с полки красный платок и набросил на абажур. Свет смягчился и стал лилово-розовым, как внутри его родного корабля.
Он должен подать сигнал, во-что-бы-то-ни-стало известить товарищей о том, что жив.
В голове опять возник образ вилки — четыре зубца царапали линии по вращающемуся кругу: «вжик, вжик, вжик…»
5
Мэри въехала в ворота, зацепив крылом машины мусорные баки, которые, опрокинувшись, сгромоздились в кучу. Плевать, главное — она дома. Выключив зажигание, она некоторое время сидела за рулем в полном изнеможении. Может, ей принять женьшень? Или хотя бы глоток джина?
Открыв дверцу, она выбралась из машины. Взгляд упал на оконце чулана под крышей, в нем торчал какой-то из недавно купленных плюшевых гоблинов.
Бр-рр, ну и игрушки выпускают теперь для детей. От одного их вида кошмары станут сниться.
Она прошла по аллее и поднялась на крыльцо. За дверью ждал Гарви.
— Не смотри так, Гарви. Я и без того вечно чувствую себя виноватой.
Игнорируя мольбы животного, она решительно проследовала к столику для корреспонденции.
Вдруг есть письма от тайного вздыхателя? Хотя бы от Блуждающего Чудовища?
Как бы не так, обычный мусор — счета, просроченные счета, сверхпросроченные счета и просьба от какой-то организации по сбору пожертвований. Дудки, только под пыткой!
Она швырнула почту в очень кстати подвернувшуюся корзину для бумаг и сбросила туфли.
— Есть кто-нибудь дома? — крикнула она своему племени. Отозвался один Гарви.
— Оставь миску, Гарви.
Она сидела в кресле, не в силах подняться. Над головой прожужжала муха. Мэри прогнала ее рукой раз, другой, но муха не унималась, и Мэри поняла, что жужжит не муха, а у нее в ушах.
Следующая стадия, — звон колокольчиков, а за ней — голоса.
Решив, что сегодня сходить с ума все равно некогда, она встала и пошла на кухню. Глянув на пол, сразу поняла, что Эллиот готовил себе калорийный завтрак. Она вытерла полки и дверцы буфета и сварила крепкий кофе.
Сидя в раздумьи над чашкой, Мэри разглядывала свои ноги. Уставшие ноги. Ноги, готовые вот-вот забастовать.
— Эй, так есть кто-нибудь дома?
Как обычно, ей не ответили. Не иначе погрузились в какие-то тайные замыслы; может, сегодня у них на очереди государственный переворот?
Бога ради, лишь бы не шумели.
Задняя дверь с пушечным грохотом распахнулась, и в кухню ворвался Майкл, будто на слоне верхом.
— Салют, ма, как прошел день?
— Хорошо. А у тебя?
Майкл неопределенно пожал плечами.
— Пойду поиграю в регби, — после некоторой паузы добавил он таким тоном, что было ясно — ничто, ничто на свете его не остановит.
— Прекрасно, — сказала Мэри. — Валяй!
Она небрежно махнула рукой, словно давая разрешение, которого никто не спрашивал, и опять уставилась в кофейную чашечку, пытаясь собраться с силами.
Майкл нацепил наплечники и схватил шлем; он весь кипел от азарта, уж сегодня он им покажет. В два прыжка он очутился в коридоре, но перед лестницей, преградив дорогу, стоял Эллиот.
— Майкл…
— Привет, симулянт… — бросил на ходу Майкл, норовя протиснуться к ступенькам.
— Я должен сообщить тебе что-то очень важное.
— Ну, чего?
— Помнишь гоблина?
— Гоблина? Слушай, дай пройти.
— Подожди секунду, Майкл, дело очень серьезное. Он вернулся.
— Эллиот… — Майкл редко снисходил до бесед с младшим братом — от такого хорька не только в «Парчизи» того и жди мелких пакостей, — отвяжись!
— Я покажу его тебе, только, чур, он мой!
Майкл заколебался.
— Ладно, давай быстрее.
— Сперва поклянись. Самой страшной клятвой.
— О’кей, о’кей, показывай. Что там у тебя, скунс какой-нибудь? Прямо в комнате? Мамаша тебя прикончит.
Эллиот увлек Майкла за собой по коридору.
— Сними наплечники, — попросил он, когда они вошли в комнату. — Он может испугаться.
— Не испытывай мое терпение.
Эллиот подвел брата к чулану.
— Закрой глаза.
— Зачем?
— Ну я тебя прошу, ладно, Майкл?
В чулане хранитель многовековой мудрости перебирал в памяти все, что он знал о коммуникационных устройствах — одно из них требовалось каким-то образом построить. Он услышал, что в комнату вошли двое круглоголовых (так иногда называл он про себя землян), но не стал отвлекаться, сосредоточившись на том, чтобы вспомнить схему передатчика. Внезапно дверь в его убежище распахнулась.
Вошел Эллиот и, успокаивающе кивнув, обнял Древнего ученого за плечи.
— Пойдем, познакомишься с моим братом.
Не успели они переступить порог, как в комнату ворвалась Герти, только вернувшаяся из детского сада. Увидев чудовище, она завизжала, завизжал и сам инопланетянин, и Майкл, который в этот самый миг открыл глаза, тоже завизжал. Их общий пронзительный визг разнесся по дому и достиг командного пункта, где сидела Мэри, безуспешно пытавшаяся прийти в себя.
— О боже… — простонала она, делая усилие, чтобы вылезти из-за стола. Что за новую забаву придумали ее детки! Не мучают ли Герти? Она с трудом взобралась по ступенькам и устало потащилась по коридору в комнату Эллиота. После дня изнурительной работы бороться с шайкой малолетних преступников дома — кто способен это вынести?
Мэри на мгновение остановилась перед дверью. Одно утешение — у Эллиота теперь порядок.
Она вошла в комнату и остолбенела. Все, что можно было вывернуть, было выворочено на пол. Мэри посмотрела на Эллиота. Как можно посреди такого разгрома сохранять невинное выражение лица?
— Что случилось? — спросила Мэри и не узнала собственный голос.
— Где?
— Ты еще смеешь спрашивать? Посмотри на этот бедлам! Что произошло?
— Ты имеешь в виду комнату?
— Это не комната, это кошмар! У тебя тут дикари танцевали?
В чулане старый космолог скорчился ни жив ни мертв между Герти и Майклом. Девочка, казалось, готова была вот-вот укусить его; мальчик сидел с раскрытым ртом и остекленевшим взором, его огромные, неестественной формы плечи едва помещались в крохотной клетушке. Гость из космоса надеялся, что осадное положение сохранится не слишком долго — в помещеньице становилось тяжеловато дышать.
Инопланетянин осторожно приник лицом к прорезям в двери. Гибкое, похожее на иву создание указывало на предметы, которые он разбросал по полу в поисках деталей для передатчика, и казалось чем-то недовольным.
Ученый попытался оценить, насколько миролюбиво настроено гибкое создание. Ни металлических цепей, ни оружия при нем не было, в остальном оно ничуть не уступало марсианской принцессе с плаката, хотя, к сожалению, и его природа обидела, лишив важнейшего атрибута женской красоты — расширенного книзу грушевидного живота, да и длинными пальцами на ногах, придающими такую пикантность и очарование, существо похвастать не могло. А жаль…
— Эллиот, я слышала, как визжала Герти. Вы с Майклом не мучили ее?
— Ну что ты, мам…
— Почему же она визжала?
— Не знаю. Вошла, завизжала и убежала.
Мэри задумалась. Случалось ли ей в детстве забегать в комнаты, беспричинно визжать и выскакивать? Да, признаться, случалось, и частенько. Ей и теперь хотелось завизжать. Впрочем, если разобраться, она и сейчас визжала. Может, повизжать еще немного на Эллиота, а потом уйти?
— Извини, мам.
— Я не хотела на тебя кричать, Эллиот. Ты меня тоже прости. Но прибери в комнате, иначе получишь нахлобучку.
— О’кей, мам, приберу.
Мэри повернулась и вышла из комнаты. Когда ее шаги стихли, дверь чулана распахнулась, и оттуда появились Майкл, Герти и старый гоблин.
Майкл за эти короткие мгновения стал не похож на себя, словно на пятидесятиярдовой линии его блокировал не защитник соперников, а паровой каток; тело онемело, и ему все казалось, что он грезит. Быть может, во время матча он столкнулся с кем-то головой и лежит теперь без сознания? Нет, вряд ли, — рядом эта надоеда Герти, да и эта дрянь Эллиот тут, в натуральную величину. А вот и пугало.
— Эллиот, надо сказать матери.
— Нельзя, Майкл. Ты ведь знаешь, к чему это приведет? Его, — Эллиот кивком указал на древнего путешественника, пустят на собачьи котлеты.
Гарви навострил уши и завилял хвостом.
— Он умеет разговаривать?
— Нет.
— А что он здесь делает?
— Не знаю.
Мальчики посмотрели на пятилетнюю сестру, во все глаза таращившуюся на чудище.
— Герти, можешь его потрогать. Он тебя не обидит.
Залетный космолог безропотно позволил ощупать и потыкать себя — пульсирующие сигналы от детских пальчиков воспринимались рецепторами в глубине его тела и, хотя сигналы эти были путаными и сумбурными, инопланетянин понял, что круглоголовые не безнадежно глупы и желают ему добра. Но способны ли они помочь ему достигнуть Великой Туманности?
— Ты ведь никому не расскажешь, правда, Герти? Даже маме?
— Почему?
— Потому что… взрослые не могут его увидеть. Он видимый только для детей.
— Неправда, ты обманываешь.
Эллиот выхватил из рук Герти куклу.
— Знаешь, что я с ней сделаю, если ты разболтаешь? — он резким движением развернул руку куклы за спину.
Герти вскрикнула:
— Перестань! Сейчас же перестань!
— Обещаешь молчать?
— А он что, с Луны?
— С Луны, с Луны…
Лежа на полу спальни, Мэри вслед за тренером на телеэкране повторяла гимнастические упражнения. Занятия проводила пятидесятилетняя шведка без единой морщинки на лице, которой ассистировал фигляр с физиономией слабоумного.
— И-и — и раз, два, три…
Мэри, тщетно пытаясь поспеть за ними, сбилась с ритма, выключила звук и разлеглась на ковре в излюбленной позе, подтянув колени к животу.
Из комнаты Эллиота слышались приглушенные голоса детей. Всех троих. Снова они что-то затевают — Мэри ощущала знакомое напряжение в воздухе. Может, от этого у нее опять в ушах жужжит? Или от омолаживающих упражнений, когда ногу закладываешь за голову? Придется от них отказаться.
Дебил на телеэкране пытался беззвучно что-то втолковать.
Довольно с нее.
Она отключила телевизор. Пора уже что-нибудь запихнуть в голодные детские рты.
— Эй! — воззвала она, выходя в коридор. — Кто мне поможет с ужином?
Ясное дело, никто не ответил. По лестнице она спустилась в гордом одиночестве.
Она приготовит фрикассе из индейки и… пожалуй, разогреет пюре-полуфабрикат — прелестный гарнир. Напоследок останутся сухие соленые крендельки.
Она колдовала на кухне, время от времени поглядывая в окно на примыкающий участок, где сосед разъезжал на газонокосилке, словно свихнувшийся великан на детском автомобильчике. Газон у нее был хилый — из-за Гарви, который с упрямой одержимостью выкапывал каждую травинку в поисках мифических костей. Вот и сейчас он попрошайничал, застыв в своей любимой позе — одно ухо кверху, другое книзу.
— Кто изгрыз щетку, Гарви? Мы его знаем?
Гарви высунул длинный язык и умильно облизал морду от уха до уха. Даже нос не забыл.
— В чем дело, Гарви? Что тебя так возбудило? Здесь опять прогуливалась эта кокетливая французская болонка с бантиком? Ты из-за нее такой чудной?
Гарви кивнул, невнятно рыча, потом жалостно заскулил. Целый день голодом морили. Все в этом доме забыли свою главную обязанность — кормление собаки. Совсем с ума посходили. Из-за пугала в чулане, что ли?
Придется его съесть.
Мэри подошла к лестнице и ласково позвала детей ужинать.
— Эй, вы, спускайтесь, иначе оставлю без ужина!
Вскоре по лестнице загромыхали носороги, и появился ее выводок. Вид у всех был презагадочный.
— Что вы еще затеяли? Признавайтесь, я вас насквозь вижу.
— Ничего, ма, — Майкл плюхнулся за стол. Герти уселась рядом и заметила фрикассе.
— Умм!
— Замолчи, милая. Эллиот, передай соль, пожалуйста.
— Я сегодня переоборудовал чулан в жилище, — невпопад брякнул Эллиот и покосился на мать.
— Какое жилище?
— Нечто вроде убежища.
— Вот как, когда же ты успел? Ведь ты был так занят превращением прибранной комнаты в свинарник?
— Так можно мне сохранить убежище?
— Надеюсь, ты не собираешься скрываться в нем от ответственности, а, Эллиот? Мальчикам не пристало проводить все время в чулане.
— Не все время. Совсем немного.
— Я должна подумать, — ответила Мэри, и дети уже знали, что мать уступила, ибо Эллиот терзал бы ее до тех пор, пока бы она не сдалась. Мэри попыталась незаметно сменить тему:
— Картошка, по-моему, удалась, не правда ли?
— Умм!
— Возьми еще, Герти, раз тебе так нравится.
— В детском саду нас кормят вкуснее, — отрезала Герти. — Нам дают большие шоколадные пряники.
— Вот как? Придется мне поговорить с директором.
— Он маньяк.
— Герти, не смей употреблять слов, которых не понимаешь!
— …Маньяк, маньяк… — запела Герти над тарелкой.
Мэри схватилась за голову.
Тем временем скрываемый от посторонних глаз древний скиталец выбрался из чулана. Он очутился в комнате посреди кучи хлама, которую сам наворотил в поисках деталей для передатчика, в поисках, которые намеревался сейчас продолжить.
Он обвел глазами комнату. В режиме ультрафокусировки взору открылся мир электронов, мелькавших в своем орбитальном танце; но упорядоченный вихрь микрочастиц ему не поможет. Здесь нужны предметы поплотнее, такие, как… проигрыватель.
Перефокусировав зрение на нормальный диапазон, старый ученый, смешно цепляя лапами, зашлепал к проигрывателю. Пластинки на этот раз не было. Длинным пальцем он крутанул тяжелый диск.
Как же прикрепить сюда вилку?
А вот как — сверху…
Он удовлетворенно кивнул. Спасение придет благодаря спирально впрядаемым, вкручиваемым в ночь сигналам, ниточкам надежды, сотням миллионов ниточек, лучистых, как шелковистые волосы ивоподобного создания.
Снизу послышался стук вилок — пришелец из космоса уже хорошо различал его — и звон тарелок и стаканов, сопровождаемый трескотней землян.
— Мама, а почему дети видят то, что не можешь видеть ты?
— А что ты видела, Герти? Гоблина у Эллиота?
— Мама, а кто такие люди, которые не люди?
Некто, который не человек, знал, что дети его не выдадут, но от маленькой девочки можно ждать неприятностей — она не понимала, к чему все эти секреты.
Впрочем, пока он был в безопасности. Ужин подходил к концу. Должно быть, съели великое множество «М&М». Возможно, скоро и ему немножко перепадет.
— Так, а кто сегодня моет тарелки?
Голос гибкого создания телепатически донесся до инопланетянина вместе с ее образом — увенчанным ниспадающими волнами лучистых волокон, которые были тоньше шелка. Если бы только нос существа больше походил на сплющенную брюссельскую капусту…
Он снова крутанул пальцем диск.
Послышались шаги Эллиота по ступенькам, и мальчик появился в комнате с подносом в руках.
— Вот твой ужин, — прошептал он, протягивая поднос.
На тарелке лежало несколько листочков салата-латука, яблоко и апельсин. Древний знаток растительной жизни взял апельсин и съел целиком, с кожурой и семенами.
— У вас так принято?
Престарелый путешественник нахмурился — внутренний анализатор подсказал ему, что в следующий раз плод следует сначала помыть.
— Как твои дела? Все в порядке? — Эллиот заметил крутящийся диск.
Пугающего вида гость жестом показал, что хочет. Эллиот поставил пластинку и опустил иглу.
В жизни все возможно,
Но это рок-н-ролл…
Старый звездопроходец прислушивался к диким выкрикам, наблюдая за вращением черного диска на проигрывателе, но мысли его были о передатчике. Корабль Волшебной Ночи не отзовется на звук камней, несущихся вниз по склону. Сигнал необходимо послать на родном языке. Как же преобразовать этот звук? Как трансформировать его частоту в микроволновый спектр?
Ухо космического странника уловило голос ивоподобного существа внизу, в прихожей.
— Герти, что ты делаешь, душечка?
— Я иду играть к Эллиоту.
— Не позволяй себя мучить.
Девочка вошла в комнату, везя за собой тележку с игрушками. Достав из тележки горшочек с геранью, она поставила его под ноги старому ботанику.
Тот изумленно уставился на подношение. Сердце-фонарик замерцало: «Спасибо, милая девочка, я очень тронут».
Появился Гарви, обнюхал пугало и осмотрел герань. Не полить ли?
— Гарви, не увлекайся!
Вошел Майкл, втайне надеясь, что уродец исчез сам собой, но тот был жив и невредим, и с этим приходилось считаться. Майкл окинул галактического натуралиста задумчивым взглядом, потом повернулся к Эллиоту и изрек:
— Может, это просто какое-нибудь вымершее животное?
— Не будь идиотом, Майкл.
— Но я не верю в существование таких страшил…
— А я вот верю. И всегда верил.
Герти вывалила к ногам космического растениевода остальные подарки.
— Вот немного пластилина. Умеешь с ним играть?
Инопланетянин взял пластилин в руку и поднес ко рту, явно намереваясь отхватить изрядный кусок.
— Не так, глупый, его надо мять… — Герти показала, как это делается, и ученый принялся скатывать комок ладонями.
— У меня идея, — выпалил Эллиот. — Где глобус?
Получив из рук Майкла глобус, Эллиот поставил его перед старым звездопроходцем и ткнул пальцем в Северную Америку.
— Посмотри, мы находимся здесь…
Многоопытный странник кивнул, узнав очертания материка, на котором часто бывал, прилетая на Корабле Веков. Да, он хорошо знал эту планету, слишком хорошо…
— Угу, — сказал Эллиот, — мы отсюда. А ты откуда появился?
Старый путешественник повернулся к окну и устремил взор к звездному небу.
Раскрыв атлас, Эллиот указал на схему Солнечной системы.
— Ты из этой части Вселенной?
Ученый разделил пластилиновый комок на пять шариков и поместил их на схему вокруг центрального шарика — Солнца.
— Пять? Ты с Юпитера, что ли?
Инопланетянин не понимал их невнятный лепет. Он указал на шарики и сделал движение кончиками пальцев. Шарики взлетели в воздух и поплыли над головами детей.
Глядя, как они вращаются по круговым орбитам, бедные дети, которым казалось, будто земля уходит из-под ног, только слабо постанывали:
— О… нет…
Не обидел ли он их?
Инопланетянин снял электрическое поле, и шарики упали на пол. А он заковылял к чулану, бережно прижимая к груди горшочек с геранью.
6
— Мамочка! — позвала Герти. — А Эллиот держит в чулане монстра!
— Прекрасно, милая… — Мэри возлежала на софе в гостиной, положив на валик ноги и прилагая отчаянные усилия, чтобы не прислушиваться к детской болтовне, что, впрочем, становилось уже невозможным, так как Эллиот внезапно ни за что ни про что отвесил сестренке оплеуху скатанной в трубочку газетой.
— Ууу-ааааааааааа! — истошно завизжала Герти. — Гадкий Эллиот, ненавижу тебя!
— Сейчас же прекратите! — взвилась Мэри, стараясь не потревожить маску; под толстым слоем крема, похожего на колесную мазь, магически разглаживались морщинки на лице, во всяком случае она надеялась, что разглаживались. — Эллиот, не смей обижать Герти!
— Почему?
— Она твоя сестра как никак.
