Мальчишка был из тех, кого обычно называют шельмой. Он жульничал при игре в «Парчизи». В его голосе внезапно, как джин из бутылки, появлялись и исчезали пронзительные, визгливые нотки, и что бы он ни говорил в классе или дома за обедом, все всегда казалось неуместным.
      Он увиливал от всего, от чего только мог, зная, что Мэри или Майкл все сделают за него. Очки с толстенными линзами придавали ему сходство с лягушкой. Словом — прогрессирующий невротик и шельма впридачу.
      Его жизненный путь вел в никуда, но если можно было бы указать точное место на карте человеческой судьбы, то Эллиота ожидали посредственность, скаредность и депрессия — он был из тех людей, которые бросаются под колеса поезда. Но сегодня жизненный путь Эллиота круто свернул — прямехонько в гору.
      Велосипед доставил его на проложенную по склону холма противопожарную просеку. Здесь Эллиот спрыгнул и повел велосипед через низкий подлесок. Двухколесная машина, покореженная и заржавленная из-за бездушного отношения хозяина, бросавшего ее где вздумается, сегодня казалась легче пушинки. Ему даже почудилось, что она сияла как новенькая, несмотря на слой ржавчины.
      Велосипед уверенно вел Эллиота по извилистой тропинке через лес. Очутившись на прогалине, Эллиот уже нутром знал здесь произошло что-то сверхъестественное. Казалось, все хранило память о пребывании грандиозного корабля. Щурясь, за толстыми линзами на вмятины в травяном покрове, мальчик словно воочию разглядел его очертания.
      Сердце громко стучало, и будь оно устроено так же, как у пришельца, его внутренний свет уже горел бы. Лоб мальчика пылал, словно подожженный заревом неземной энергии, ощущавшейся над поляной.
      Затаившееся поблизости в кустах древнее космическое существо не шевелилось, чтобы не выдать своего присутствия ведь где-то вокруг может рыскать эта скверная собака, не теряющая надежды цапнуть заслуженного ученого за лодыжку.
      Нет, похоже, что мальчик пришел один. Все равно не стоит высовываться. В любой миг можно испустить дух и ни к чему демонстрировать это посторонним.
      Мальчик же делал что-то непонятное. Достав из кармана пакетик, он извлек из него крошечный предмет, который положил на землю, отошел на несколько шагов, повторил странные манипуляции, опять отошел, и так еще раз и еще, пока не скрылся из виду за поворотом невидимой тропинки.
      Старый звездопроходец, собрав остатки сил, стал выползать из убежища. Любопытство было худшей чертой его характера, пытаться изменить которую в его возрасте было уже поздно. Он на четвереньках выбрался на поляну посмотреть, что же оставил мальчик.
      На траве лежала маленькая круглая таблетка, удивительно похожая на питательные таблетки из космического рациона. Старый ботаник поднял ее и положил на ладонь. На таблетке было отпечатано нечто, не поддающееся расшифровке: «М&М».
      Он положил таблетку в рот и подождал, пока она растает.
      Восхитительно!
      Потрясающее ощущение! Нигде в Галактике он не пробовал ничего подобного. Со всей скоростью, на какую был способен, он заковылял по оставленному следу, подбирая и поедая одну таблетку за другой, чувствуя, как восстанавливаются силы, а в сердце зарождается надежда. След привел его к уже знакомому дому.
 
      Мэри подавала ужин. Она приготовила одно из своих фирменных блюд: консервированные макароны с сыром, приправленные проросшей пшеницей. Чтобы придать блюду окончательную утонченность, она бросила туда щепотку орехов кешью.
      — Ужинать, Эллиот.
      Эллиот, как всегда, сгорбился над блюдом, словно собирался нырнуть в него с аквалангом.
      «Я вырастила депрессивного ребенка».
      Воображение Мэри перенесло ее в прошлое, когда Эллиот был совсем крошкой, а она и ее муж за ужином швыряли друг в друга чем попало. От стен отлетали жареные цыплята, с потолка сталактитами свисало картофельное пюре, и подливка капала прямо на неокрепшую еще головку Эллиота. Вряд ли это положительно отразилось на ребенке. Она попыталась оживить вечернюю трапезу веселой болтовней.
      — Какие костюмы у нас будут на этот раз?
      Вгоняющий ее в трепет праздник Хеллоуин (канун Дня всех святых, отмечается вечером 31 октября) стремительно надвигался. Дом заполонят орды шумных детей, которые будут нестройно горланить, да еще и таращиться на нее.
      — Эллиот нарядится гоблином, — изрек Майкл.
      — Иди к черту! — огрызнулся Эллиот.
      — Молодой человек… — Мэри не нашла, что сказать, и растерянно постучала вилкой по стакану Эллиота, — …ешьте макароны.
      — Никто мне не верит, — уныло пожаловался Эллиот и с еще более мрачным видом уставился в тарелку.
      Мэри ласково погладила его по руке.
      — Дело не в том, что мы тебе не верим, малыш…
      — Он взаправду был там, клянусь, — Эллиот посмотрел на мать полными мольбы глазами, неестественно увеличенными толстыми линзами.
      Мэри повернулась к самому младшему чаду, пятилетней Герти, которая уже настаивала на отдельной квартире.
      — Герти, душенька, а кем ты будешь на Хеллоуин?
      — Бо Дерек.
      В измученном воображении Мэри тут же всплыл образ ее малютки-дочери, голышом разгуливающей под дождем по кварталу. Ковыряясь в макаронах, она попыталась подумать о чем-то другом, но тут Майкл опять пристал к Эллиоту.
      — А может, — задумчиво протянул он покровительственным тоном, которым всегда обращался к младшему брату, — это была игуана?
      Мэри мысленно простонала.
      — Хоть бы моих игуан не трогали, — тихо сказала она орехам кешью.
      — Сам ты игуана! — огрызнулся Эллиот.
      — А почему бы и нет? — стоял на своем Майкл. — Говорят, в канализационных трубах водятся аллигаторы.
      «Аллигаторы — как раз то, чего мне не достает, — подумала Мэри. — Начну считать аллигаторов. Все-таки веселее».
      Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором тут же возник клацающий зубами аллигатор. Великолепный экземпляр.
      Она повернулась к Эллиоту.
      — Эллиот, Майкл просто хочет сказать, что тебе это померещилось. Такое случается. Нам всем вечно что-нибудь кажется…
      «Вот мне грезится, что на распродаже случайно затесалось платье от Диора — за два доллара! В каком сногсшибательном виде я появилась бы в закусочной Макдональда!»
      — Такое не может померещиться, — упрямо возразил Эллиот.
      — Быть может, ты видел сексуального маньяка? — предположил Майкл.
      — Ради бога, Майкл, не говори так при Герти, — взмолилась Мэри.
      — Мамочка, а кто такой маньяк?
      — Просто дяденька в плаще, милая.
      — Или испорченный ребенок, — добавил Майкл.
      — Майкл! — прикрикнула Мэри строгим голосом.
      И почему в головы ее детей вечно лезут какие-то извращенные мысли? Всякий раз одна и та же история! Неужто нельзя за едой (а она подала второе блюдо — жареные рыбные палочки) вести утонченно-шутливую беседу…
      — Послушай, — не унимался Майкл, игнорируя просьбу матери, как игнорировал и любые другие ее приказы, — а вдруг это был эльф или даже гном?
      Эллиот швырнул вилку на пол.
      — Иди к черту, кретин!
      Кретин? Мэри почувствовала, что ей становится дурно. Как в ее маленький семейный круг проникло такое выражение?
      — Эллиот, не смей больше произносить это слово за столом. И вообще в нашем доме!
      Эллиот угрюмо уткнулся в тарелку.
      — А вот папа поверил бы мне.
      — Так позвони ему и расскажи, — предложила Мэри, а про себя подумала: «Если у него еще не отключили телефон за неуплату».
      — Не могу, — сказал Эллиот. — Он в Мексике, вместе с Сэлли.
      Мэри сама не знала, как ей удалось сохранить присутствие духа при упоминании имени ее бывшей подруги, а теперь лютого врага. Она только ниже пригнулась к тарелке с рыбными палочками. «Как жестоки бывают дети, — подумала она. — Особенно Эллиот».
      — Если увидишь это снова, что бы оно ни было, не приближайся. Позови меня и я распоряжусь, чтобы за ним приехали и увезли отсюда.
      — Кто? Собаколовы? — поинтересовалась Герти.
      — Именно.
      Гарви тихо зарычал на заднем крыльце, дожевывая коврик, на который давно покушался.
      — Но ведь его подвергнут лоботомии, — сказал Эллиот, или используют для каких-нибудь опытов.
      — Ну и что? — ответила Мэри. — Это отучит его лазить по чужим грядкам.
 
      Тем временем это выползло из леса и приближалось к спящему городку. Оно не слыхало о лоботомии, но имело основания опасаться, что из него набьют чучело.
      Перепончатые лапы существа далеко не первой молодости уверенно и бесшумно несли его к дому мальчика. Инопланетянин спустился с холма, оставляя за собой след, как от большой дыни, которую волокли два утконоса. В доме было темно, свет виднелся лишь в одном оконце.
      Инопланетянин осторожно заглянул поверх забора, осматриваясь огромными выпуклыми глазами по сторонам. Собаки не было видно.
      Надо только дотянуться пальцем ноги до задвижки, как принято у землян… и тебя внесет внутрь.
      Чудотворные «М&М» возвратили его к жизни. Удивительные таблетки! Корабль прилетит через тысячу лет; если таблеток хватит, возможно, удастся продержаться…
      Перестань мечтать, старый тупица!
      Тебе никогда не вернуться туда.
      Он возвел глаза к небу, но сверху повеяло такой грустью, что он тут же потупил взор. Никакие «М&М» не спасут его, лишившегося любви товарищей по экипажу.
      Почему они бросили его?
      Неужели не могли еще хоть чуть-чуть продержаться?
      Он захлопнул калитку ногой, как это делал мальчик. Ничего не попишешь: хочешь сблизиться с землянами — изволь усваивать их обычаи.
      Он на цыпочках прокрался через задний двор и, к своему изумлению, наткнулся на мальчика, который лежал в спальном мешке возле овощной грядки.
      Дышал мальчик спокойно. Легкий пар выходил изо рта ночь была прохладной.
      Инопланетянин тоже дрожал, над ступнями заструилась дымка, дымка беспокойства, страха и замешательства.
      Внезапно глаза мальчика открылись.
      Эллиот посмотрел вверх прямо в огромные глаза, глаза словно медузы с неясными щупальцами, источавшими энергию, глаза, в которых укрывались страшные знания, накопленные за тысячелетия, глаза, которые, как рентгеновские лучи, просвечивали его насквозь, вплоть до мельчайших атомов.
      Инопланетянин в свою очередь разглядывал мальчика, не в силах оторваться от уродливо торчащего носа, безобразных, ничем не прикрытых ушей, и от самого жуткого зрелища — крошечных темных глазок-бусинок.
      Но вот крохотные, глубоко посаженные детские глазки заморгали, и ужас, отразившийся в них, растрогал старого ученого. Он приветливо вытянул вперед длинный палец…
      Эллиот завизжал и попятился, прикрываясь спальным мешком: инопланетянин рванулся в противоположную сторону, запутался в собственных ногах и, падая, испустил ультразвуковой крик, на который из темноты к космическому страшилищу спикировала летучая мышь. В следующее мгновение насмерть перепуганный рукокрылый летун уже улепетывал в ночь, хлопая крыльями и стуча зубами от страха.
      Зубы Эллиота тоже клацали, коленки ходили ходуном, а волосы на затылке встали дыбом.
      Где же ты, спаситель Гарви? Гарви — защитник домашнего очага?
      Здесь, на заднем крыльце. И у бедного дрожащего пса зубы громко лязгали от ужаса, а шерсть стояла дыбом. Обезумевшее от страха животное то вжималось в крыльцо, то прыгало на дверь, отлетало от нее и хватало себя за хвост, пытаясь избавиться от неведомого, леденящего душу запаха, таившего в себе ароматы немыслимых галактик, исследовать которые не придет в голову ни одной здравомыслящей собаке. Гарви прижался к порогу — лишь кончик морды торчал через дверную щель; в нос ударила новая волна запаха, и потерявший голову пес, забившись в угол, от волнения принялся грызть щетку.
      Существо из космоса сделало еще одну робкую попытку приблизиться к Эллиоту. Глаза мальчика испуганно расширились, и он попятился еще дальше. Остатки мужества улетучились бесследно, он вспомнил про массу неотложных занятий и поручений, несделанных уроков — миллион дел, но лишь бы не это…
      Чудовищные глаза пронизывали его насквозь; Эллиот буквально чувствовал, как электромагнитные зонды копошатся в его организме, взвешивая, вычленяя и анализируя. Губы кошмарного создания сложились в свирепую гримасу, маленькие острые зубки ощерились. Что нужно этой образине? Внезапно Эллиот осознал, что уродец хочет вступить в контакт.
      Престарелый скиталец протянул вперед руку и разжал кулак. На огромной чешуйчатой ладони лежала последняя «М&М», уже начавшая подтаивать.
      Эллиот посмотрел на маленькую конфетку и перевел взгляд на монстра. Страшилище ткнуло длинным пальцем в направлении ладони, а потом указало на свою пасть.
      — О’кей, — тихо сказал Эллиот. Он распахнул куртку, достал пакетик с «М&М» и, медленно пятясь, начал выкладывать продолжение дорожки из шоколадных пастилок. Колени мальчика все еще дрожали, а зубы громко лязгали, нанося серьезный урон дорогой работе ортодонта.
      Преклонных лет путешественник брел следом, подбирая одну таблетку за другой и жадно их заглатывая. Пища богов, царей, завоевателей! Если ему суждено выкарабкаться из этой истории, то он непременно принесет образец чудодейственной пищи капитану корабля — ведь с такими таблетками можно осваивать новые вселенные, смело пускаться в сверхпродолжительные полеты.
      Шоколад стекал по уголкам губ; пальцы космического ботаника тоже были перепачканы шоколадом. Инопланетянин жадно слизывал его, чувствуя, как восстанавливаются силы, как животворное вещество разносится по венам, питая таинственной энергией мозг, в котором зарождаются импульсы радости и надежды. Теперь он понял назначение жизни на Земле: десять миллионов лет эволюции, чтобы создать вершину творения «М&М».
      Чего еще желать от этой планеты?
      Хватая одну таблетку за другой, он быстро пересек газон и сам не заметил, как очутился в доме землянина.
      Охваченный ужасом ботаник бешено вращал глазами. Со всех сторон его окружал враждебный мир, каждый угол в котором, каждый предмет, каждая тень были сокрушительными ударами для сознания инопланетянина. Но он должен пережить и это, если хочет заполучить магические «М&М».
      Подбирая таблетки, он вскарабкался по ступенькам и проковылял по коридору в комнату мальчика.
      Ребенок вознаградил его целой пригоршней «М&М». Почтенный ученый уплел их в один присест. Безрассудство, быть может, но кто знает, что ему уготовано завтра?
      Голосовое устройство мальчика зазвучало:
      — Меня зовут Эллиот.
      Кваканье какое-то, ничего не разобрать. Впрочем, любой, способный поделиться своими «М&М», заслуживает полного доверия. Инопланетянин в изнеможении растянулся на полу. Его заботливо укрыли одеялом, и он уснул.
 
      Эллиот долго лежал, не решаясь заснуть. Страшилище спало, распростершись на полу — несуразной формы фигура под одеялом. Откуда взялось это пугало? То, что не с Земли, Эллиот знал наверняка.
      Он силился понять, но тщетно. Комнату заполнили мощные флюиды силового поля — различимые, как бывает зримо виден зной в пустыне, — пульсирующие и взлетающие вверх, словно в ритуальном танце. За магическим мельканием шевелился могучий разум; Эллиот подумал, что даже во сне таинственное существо охраняет часовой, бдительно всматривающийся в комнату, в окна, во мрак ночи.
      Слабое поскуливание поведало Эллиоту, что Гарви опять удрал с заднего крыльца и жмется за дверью. Было слышно, как собака грызет дверной косяк и колотит по полу хвостом.
      «Что там происходит?» — казалось, задавал себе вопрос сбитый с толку пес, нервно мусоля деревяшку. Мелькание, которое видел Эллиот, теперь исследовало Гарви, зондируя спутанные мысли в собачьей голове. Дворняжка жалобно скулила, скреблась в дверь, разрываясь между желанием проникнуть в комнату и страхом перед заполонившим ее нечто, пульсирующим, словно мозговая кость, отборная, лакомая, но пугающая кость… попробуй — тронь!
      Эллиот повернулся на бок и сунул руку под подушку. Несмотря на стремление бодрствовать и следить за происходящим, его неудержимо клонило ко сну. Смеженные веки налились свинцом, и он провалился в колодец, летя все глубже, глубже, глубже…
      Он упал прямо на доску для игры в «Парчизи», в которую вечно плутовал, и ноги увязли в ней по щиколотку. Он заметил дорожку из сверкающих как золото конфеток «М&М», которые сам разложил для своего пугающего на вид друга; за дорожкой открылась прекрасная аллея через весь мир, и он зашагал по ней.

4