Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

ModernLib.Net / Архитектура и зодчество / Бирюкова Татьяна / В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Бирюкова Татьяна
Жанр: Архитектура и зодчество

 

 


Татьяна Бирюкова
В Москве-матушке при царе-батюшке
Очерки бытовой жизнимосквичей

ПРЕДИСЛОВИЕ

      Чтение о прошлом Москвы – занятие весьма любопытное. Бывает, что и веселое: «В Москве всегда найдешь забаву во вкусе русской старины».
      В отдаленные от нас годы, московская хроника которых представлена в данном издании, горожане жили почти так же, как и мы. Рождались на свет, старались получить профессию, хорошую работу, дружили, стремились оставить свой след для потомков, веселились, горевали у дорогих могил.
      Тогда сахар был слаще, погода – лучше, дети – послушнее. Это – в шутке, а на практике: улицы были чище (москвич практически всему в хозяйстве мог найти новое применение, потому мусор на городскую дорогу он не выбрасывал), военные на бульвары не заходили, в транспорте не ездили (таков был устав), а когда им разрешили это делать, то ни в коем случае в трамваях на лавки не садились. Женщины не поднимались на верх империала. Москвичи дорожили стариной в бытовом укладе, накопленной мудрости, уважении к царю, старцам, детству, женской стати, воинам, церквам и памятникам. О потерянных и подобранных вещах сообщали газеты. По праздникам в аптеках собирались пожертвования в пользу малоимущих. На 6–8 копеек можно было сытно пообедать. На масленицу первый испеченный блин клался на окно для нищих. Купцы и торговцы на рынках старались набить цену, но если в расчеты закрадывалась ошибка в пользу продавца, разница покупателю непременно возвращалась, потому что обман-кража считался большим грехом. В домашнем хозяйстве, даже в семьях среднего достатка, помогала прислуга.
      В те годы было бережное отношение к речи. На язык и шутку москвичи были скорые. В их разговоре можно было обнаружить обилие поговорок и разных «красных словец». Если это был пишущий человек, то по стилю текста нельзя было разобрать, молодой он или старый. Писали одинаково четко, красочно, без лишних слов, с уважением к читателю.
      Моральные принципы и жизненные ценности обывателей, без сомнения, выгодно отличались от современных. Простолюдины и богатые люди еще с детства на уроках Закона Божьего усваивали простую христианскую истину «поделись с бедным». Потому несчастные спасались при помощи церкви, благотворительных обществ и обеспеченных добрых соотечественников. В революционную перестройку России в 1917 году обыкновенные идеи о помощи были перевернуты с ног на голову, и принципом жизни людей стал лозунг: «Отними у богатого». Это в корне поменяло благочестивое отношение к идее созидания и мирного сосуществования различных сословий.
      Время, когда обеспеченные люди могли, не рискуя жизнью, без охраны, выйти на улицы Москвы, погулять в сквере, зайти в музей, театр, в кофейню, тогда и закончилось. Забылось то, что бедному обывателю не было никакого смысла посягать на жизнь того, кто весьма охотно и добровольно вкладывал часть своих средств в общее образование, медицину, в борьбу с нищетой, беспризорностью, проституцией, экологическими бедами, преступностью и другими пороками общества.
      В старину благопристойно проживший жизнь человек был уверен, что будет достойно похоронен и его могилу никто не потревожит. А если из жизни уходил знаменитый москвич, то его проводы превращались в важное городское событие.
      И очень важной составляющей всей той, прошедшей, жизни было, на мой взгляд, наличие в сердцах большинства россиян русской же уверенности. Коротко ее можно обозначить как веру.
      Может показаться, что историк смотрит на прошлое сквозь розовые очки. Однако исследователи бывают разные. Один добавляет краски в описания, эпизоды, собственной фантазии – в события, либо приукрашивая, либо уничижая (порой и бессовестно коверкая) факт. Хорошо, если из представленного материала читатель самостоятельно может увидеть действительное событие. Именно к этому событию искренний исследователь старины, на мой взгляд, должен относиться особо трепетно, чтобы не стать посредником между правдой и выгодным плутовством. Фактологический материал ценен, если он достоверен, без принижения или возвеличивания эпизодов в угоду временной политической ситуации.
      Источниками информации являются, конечно, архивы. Мои статьи в своей основе имеют материалы, найденные в фондах Мосгорархива. Надеюсь, что они имеют определенную уникальность и «новизну».
      Вместе с тем вполне логично к ценной архивной сокровищнице отнести и статьи в книгах, путеводителях о Москве, периодических изданиях минувших лет.
      Бывает так, что в солидные книги попадают разного рода описания, почерпнутые из других томов. И если где-то вкралась ошибка или типографская опечатка (с именем персоналии, датами, местами событий), то, чтобы неверную трактовку поправить и восстановить истинное положение вещей, непременно нужно заглянуть в очерк журналиста-свидетеля. Здесь исследователь даже по короткому газетному репортажу или некрологу может узнать дату, местность, детали происшествия или о жизненном пути усопшего.
      Однако подшивки пожелтевших от времени страниц периодики хранятся лишь в исторических библиотеках и представляют из себя тяжеловесные, а в полном объеме – неподъемные тома. Естественно, что рядовой москвич не имеет возможности заглянуть в них. Помочь любопытному читателю стало моей задачей.
      Даты в тексте даны по старому стилю, то есть по Юлианскому календарю. При переводе их на современный календарь надо помнить, что к числам XVIII века надо прибавить 11, XIX века – 12, а начала ХХ века – 13.
      Временная граница моих работ не заходит за второе десятилетие ХХ века, то есть те годы, когда фотография имела только начало своего развития, была дорогой и недоступной простым москвичам, приходилось проводить трудный дополнительный поиск снимков.
      Хочу выразить большую благодарность за помощь в подборе иллюстраций бескорыстному и любящему Москву коллекционеру открыток – В. С. Бородулину.
      Особо отмечу понимание и взаимовыручку в домашнем хозяйстве моего мужа В. Н. Бирюкова, который за все время работы над книгой относился ко мне согласно русской пословице: «Не смотри на меня комом, а смотри россыпью».
      Большое спасибо также директору ГПИБ М. Д. Афанасьеву, создавшему в Исторической библиотеке комфортные условия для работы не только исследователям-москвоведам, а абсолютно всем читателям.
      Этих людей я отношу к разряду истинных москвичей, в число которых известный журналист прошлого В. А. Гиляровский объединял всех, кто любит Москву и изучает ее историю (независимо от места рождения). Надеюсь, что и читатели этой книги – тоже настоящие москвичи.

Часть I
ПРАВИЛЬНЫЙ ГОРОД

Поселение на взгорье

      На Руси с незапамятных времен сложились три типа поселений: деревня, село и город. Деревня от двух последних отличалась тем, что не имела приходской церкви. Деревня переходила в разряд села, когда в ней освящалось культовое сооружение. Тогда же все жители села и окрестных деревень объединялись в единый церковный приход. Деревня в своем названии обыкновенно имела окончание «а», а село – «о». Например: деревня Болдина, село Болдино, деревня Бородина, село Бородино. Топонимы склонялись по падежам. В советское атеистическое время большинство русских церквей было разорено и разрушено. Отличить село от деревни можно было лишь по размерам и качеству жилья. Многие деревни стали именоваться, как села, с окончанием на «о». Крупное русское поселение, построив по своим границам частоколы, земляные, деревянные или каменные укрепления, переходило в разряд «город».
      У стен города Юрия Долгорукого – Москвы – протекали (да и сейчас текут) две реки: Неглинная и Москва. Позднее и другие притоки Москвы вошли в городские границы.
      Топоним «Неглинная» расшифровывается без особого труда: у этой речушки, в сравнении с другими, берега имели небольшое количество глины. О названии же «Москва-река» ученые спорят до сих пор. Версия крупнейшего русского историка Михаила Петровича Погодина (1800–1875) кажется наиболее убедительной. По ней эта река имеет свое начало в Гжатском уезде (ныне Можайский район) вблизи села Старкова «из болота, которое изливает воду в две противоположные стороны, то есть на юг – речку Кривопсару, текущую посредством реки Добреи в Ворю, а на север – в Москву, которая под Масловой горой, приняв речку Коноплевку, делается несколько значительнее, проходит на 4-й версте Смоленскую дорогу под Дровниным, неся орошение и название столице государства». И далее М. П. Погодин писал: «Многие названия рек объясняются при их источниках. Поэтому „Москва“ есть сокращение „Мостковы“ – „Мостквы“, то есть производное от слова „мост“. И в самом деле, при упомянутом Старкове и деревне Поповке значительное пространство „дрягвы“ (болота), через которое протекает речка Коноплевка, называется „Калиновый мосток“. Это урочище отстоит менее чем полверсты от течения реки Москвы, а посередине этого болотистого места на возвышенности расположилось Старково. Жители сказывали, что их отцы говорили о городке и о смородинном кусте, но они запамятовали точное место этих названий. Позднее автор насчитал по берегам реки Москвы 16 городищ». Для проходов через вязкие места накладывались бревна-доски-мостки, и по истоку реку «на мостках» стали именовать «Мостква».
      Буква «т» в соседстве с тремя другими согласными, стала неудобной для произношения в народном говоре. Со временем она была утрачена. Окончание слова – «ва» – специфично для русских «женских» слов. Для сравнения можно вспомнить ряд имен-фамилий: Кузнецова, Иванова, Голубева...
      Старое название верховья реки – «Смородинка» – надолго не прижилось и затерялось. Остался лишь топоним «Москва», по которому стала называться будущая столица России.
      Город Москва был устроен на высоком взгорье у перекрестка нескольких важных торговых путей.
       К. Рабус. Вид на Кремль из Замоскворечья (фрагмент).1826 год
 
      Здесь Волоцкая дорога (направление современных улиц Пресни, Кудринской, Большой Никитской к Кремлю) имела разветвление на Рязанскую, или Серпуховскую (линия улиц Большая Полянка – Большая Серпуховская), и Смоленскую (на ней сейчас стоит Триумфальная арка).
      Юрий Долгорукий, выбрав для жительства удобное скрещение трактов, в 1156 году начал строить вокруг своей усадьбы деревянное укрепление. Позднее, уже при Дмитрии Донском, Москва приобрела каменные стены. По их цвету и составу материала ее стали называть «Белокаменная». В конце XV века территория города-кремля была расширена и огорожена кирпичными стенами. Прошли многие годы. После неоднократных реставраций и перестроек Кремль, в большей своей части, сохранился до наших дней.
      Город вокруг Кремля разросся, значительно увеличился по площади. Дороги к Боровицкому холму превратились в его главные радиальные улицы: Тверская, Остоженка, Мясницкая, Покровка, Арбат, Пречистенка, Большая Никитская, Большая Ордынка, Большая Полянка, Большая Лубянка, другие. Правда, в старину улицы не имели названий. Для их обозначений говорили так: «От Предтечи вверх», «Рядом с Николой», «От моста в переулок», «От улицы к осыпи».
      Между улицами-радиусами проложили соединительные улицы, которые получили название «переулки». Переулок на окраине города, имевший с одной стороны пустошь, поле, бездорожье, назывался «проезд»... Сейчас такая расстановка-градация нарушена. Например, старые проезды уже давно находятся внутри города. Наша столица имеет определенный порядок в линиях своих домов. За порядок № 1 надо принять радиально-кольцевое построение ее улиц. Это нетрудно проследить на картах и схемах.
      Заблудившемуся среди старинных и новых улиц Москвы можно без особого труда выйти к ее центру, используя для ориентиров нумерацию домов. Она построена таким образом, что с левой руки человека, стоящего спиной к центру (Иверской часовне) на радиальной улице, она возрастает по нечетным цифрам: 1, 3, 5 и т. д. А справа – по четным: 2, 4, 6... Кольцевые переулки и улицы имеют аналогичный счет по движению часовой стрелки.
      Однако в новых, окраинных районах Москвы встречаются исключения из этого правила, потому что в поселениях Подмосковья издавна центрами считалась либо главная местная церковь, либо (с конца XIX века) – железнодорожная станция... К слову, центром Белокаменной в разное время были колокольня Ивана Великого, Иверская часовня, недолго почтамт, телеграф. А в советское время было указано считать им Мавзолей В. И. Ленина. Сейчас у нас новая точка отсчета «нулевого километра» дорог России – это некий декоративный круг на брусчатке перед входом в Иверскую часовню.

Московские холмы и поклонные горы

      Горы в славянском мире часто были местами для молений. Считалось, что там жили горные духи. У некоторых народов Европы на поклонных горах суд. Горы на окраинах городов были местами встреч и прощаний. На Руси была традиция: при подходе к городу делать остановку для поклона его святыням. Обыкновенно это происходило на пригорке, откуда впервые за время дороги путнику открывался вид на благословенный град.
       Схема семихолмья
 
      В старые времена с этих взгорий странники и путешественники кланялись с крестным знамением золоченым куполам Москвы, здесь прощались при отъезде с провожавшими их родными и друзьями. При встрече говорили: «Здравствуй, Москва-матушка – золотые маковки!» При прощании – опять с поклоном и благоговением: «Прощай, родимая, златоглавая!»
      Историки Москвы 1858 года сообщали, что в окрестностях Москвы существовали три поклонные горы. Первая находилась на юге – за Москвой-рекой, по Серпуховской дороге, в районе Верхних Котлов, вторая – на севере, по Троицкой (Ярославской) дороге и третья – на западе, за Дорогомиловской заставой, по Смоленской (Можайской) дороге. Первые две горы лежали на богомольных путях: одна – в Киев, другая – в Троице-Сергиеву лавру. Через первую шли богомольцы на поклонение печерским чудотворцам, через вторую – к преподобному Сергию Радонежскому, к его мощам.
      На поклонных горах у Москвы встречали чужеземных послов и, с целью сохранения города, предлагали условия мира врагам. У поклонных гор стояли войска хана Казы-Гирея, Олгерда, князя Литовского, Владислава, короля Польского, Наполеона.
      На поклонной горе у Серпуховской дороги в начале ХVI века было сожжено тело самозванца Григория Отрепьева – Лжедмитрия, погребенное в Убогом доме у Покровской заставы. Позднее прах Григория Отрепьева смешали с порохом и зарядили в пушку. Выстрел произвели в ту сторону, откуда Самозванец пришел в Москву.
      У Ростокинской поклонной горы на Троицком тракте москвичи в 1555 году торжественно встречали Ивана Грозного, возвращавшегося с победой над Казанским ханством. Здесь царь в пояс кланялся Белокаменной. Позднее, уже в петровские времена, с нее хорошо просматривалась Сухаревская башня.
       Сретенский холм. Церковь Успения Божьей Матери на Покровке
 
      С третьей поклонной горой связаны события 1812 года. Именно с нее смотрел на панораму города Наполеон, видел его как на ладони. Здесь он, подходивший после Бородина к Москве, ждал торжественной встречи с москвичами. Так и не дождался. Жители спешно покидали город. Никто не вынес ему ключи от города, и никаких приветствий в Москве завоевателю принимать не пришлось. Арбатская улица, по которой следовал Наполеон к Кремлю, была совершенно пуста. Только в окне местной аптеки перед ним мелькнула фигура добродушного немца, ее содержателя. Немец, завидя императора, снял свой колпак и низко поклонился. Вот и все приветствие от Москвы. Всего-то! Вскоре Наполеон увидел зарево первых московских поджогов-пожарищ...
      Эта поклонная гора на Смоленской дороге – единственная, не утратившая своего названия. Она превратилась в мемориальный памятник Великой Отечественной войне.
      Москва расположена на неровном пространстве, в междуречьях Москвы-реки и ее притоков, на большом количестве пригорков и овражков. Из возвышенностей выделяются семь холмов.
       Вид на Таганский холм
 
      Боровицкий, окруженный реками Москвою, Неглинною и отчасти Яузой, имеет маковицу, вершину на том месте, которое заняла Ивановская колокольня. В актах ХVIII века часть этого холма называлась «хребет Кремлевских гор».
      Со спуска от Пушкинской площади Тверского холма прекрасен вид на Иверские ворота Китай-города, Исторический музей и северные башни Кремля.
      Вершиной Сретенского холма (в районе Сретенки и Мясницкой улиц) считалось то место на Покровке, где стояла церковь Успения Богоматери. В 1812 году красота этого храма настолько поразила Наполеона, что он велел поставить около него охрану с целью обережения от мародеров и пожара. В советские годы величия и ценности в ней не увидели – и храм в одночасье был уничтожен. Москва лишилась одной из своих прекрасных жемчужин. На ее месте – небольшой скверик с продовольственной палаткой. Для исторической памяти о церкви осталось лишь имя крепостного архитектора Петра Потапова, сохранившееся в названии лежащего вблизи Потаповского переулка.
      Следующий холм – Вшивая горка. Некоторые историки называют ее Швивой, или Таганским холмом. От Таганской площади в направлении к Яузе здешние улочки с многочисленными старинными домами-усадьбами имеют необыкновенную крутизну.
      В Немецкой слободе, там, где во времена Петра Великого были поселены иностранные специалисты, находится Лефортовский холм. К слову надо отметить, что в Москве, как, впрочем, и на всей Руси, немцами в старину называли не только германцев, но и всех западных иностранцев, говоривших на чужих языках. Чужеродцы, непонятно объяснявшиеся, были как бы «немые» для обывателей. Понятие «немецкий» закрепилось в московской топонимике за слободой (поселением) в Заяузье, за улицами и за иноверческим кладбищем. О Франце Лефорте (1655–1699), сподвижнике Петра I, адмирале, можно сказать, что он был выходцем из Швейцарии, стал русским полководцем. Его полк был расквартирован в пригороде, где сейчас – крупный столичный район «Лефортово».
       Район Трехгорья. Вид на Прохоровскую фабрику
 
      Шестым московским холмом называют взгорье «Три горы» в районе Пресни. На прудах небольшой речушки Пресни, заключенной нынче в подземную трубу, расположился в 1860-х годах Московский Зоологический сад (парк). Ближе к устью через Пресню в стародавние годы был перекинут «Горбатый мостик», который в настоящее время перестроен в мемориал. Он соседствует со зданием Правительства РФ.
      Седьмой холм – Воробьевы горы – обыкновенно посещают все гости Москвы. С крутого возвышенного берега реки в погожий день широко и величаво представляется панорама города. На том месте, где в 1950-х годах как продолжение парка при новом высотном здании Московского университета была устроена смотровая площадка, царь Александр I велел поставить обетный храм Христа Спасителя. Если бы проект архитектора А. Л. Витберга был осуществлен, подобному великолепию благодарения и триумфу победы в Москве не было бы равных. Остается лишь сожалеть, что строительство подвели ненадежные по крепости грунты холма, медленно сползающие к реке, и крупные денежные хищения, возникшие практически сразу в первые годы возведения сооружения. О начатом и незавершенном деле полуторавековой давности напоминают лишь небольшие фрагменты его фундамента в основании горнолыжного трамплина.
      Наш город называют Третьим Римом. Рим расположен на семи холмах, Второй Рим – Константинополь (Стамбул), передавший традиции православия Москве, также имеет семь взгорий. И Москва, как преемница их обычаев, издавна выбрала такое же количество наиболее значительных возвышенностей. Да и число 7 в религии очень много значит...
      Переходя от одного холма к другому, москвичи вовсе не устают от подъемов и спусков, хотя порой и останавливаются, чтобы полюбоваться вдруг высвеченной красотой.

Столица России

      «Кто хочет знать Россию, побывай в Москве». Слова Н. М. Карамзина и слава городских достопримечательностей издавна притягивали в Москву путешественников.
      Москва не сразу приобрела солидность и важность. Самой первой колыбелью России считался Новгород, который был и первым стольным градом страны. Потом эту роль на себя взял Киев – купель православного русского христианства. «Ярослав седе в Киеве на стол отчи», – писал летописец Нестор. Слово «стол» тогда означало трон, престол. В «столице» жил владетельный государь. Название его придворных чиновников – «стольник» – также однокоренное со словами «стол», «престол», «столица».
      В 1299 году митрополит Максим оставил запустевшую Киевскую Русь. Он перенес свою митрополию туда, куда направилось население Киевской Руси в поисках более безопасного и удобного места жительства. Поселившись во Владимире на Клязьме, митрополит не забыл и не покинул навечно своей паствы. Он часто посещал южнорусскую епархию. При проезде в Южную Русь и по возвращении оттуда он останавливался в Москве. Так поступал и преемник Максима – митрополит Петр.
      Петр подолгу жил в Москве и, очевидно, по достоинству оценил город. У него сложились хорошие отношения с сыном первого московского князя, Иоанном Данииловичем, прозванным Калитой. Калита, получив ярлык на великое княжение, не поехал в столичный город Владимир, и у него были на то причины. Москва очень удобно располагалась на крупных военных и торговых дорогах, почти на равном отдалении от важных российских городов, таких как Тверь, Нижний Новгород, Рязань, Владимир, Суздаль, Ростов Великий, Дмитров. Москва была на значительном расстоянии от Орды и была избавлена от частых набегов татар. Здесь быстро развивались торговля, ремесла, различные виды искусства.
 
      Небесной покровительницей государства издавна считается Богородица. Первосвященник, митрополит Петр, посоветовал Иоанну Первому Калите выстроить в Москве каменную церковь во имя первой по значимости российской иконы – Владимирской Божьей Матери. По церковному празднику Успения Пресвятой Богородицы этот храм получил наименование Успенский собор.
      «Яко аще мене, сыну, послушаеши, – говорил святитель князю Московскому, – и храм Пречистыа Богородици воздвигнеши и мене упокоиши в своем граде, и сам прославишися паче инех князей, и сынове и внуцы твои в роды, и град сей славен будет в всех градех Русских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеща (то есть на плечи. – Т. Б.) враг его, и прославится Бог в нем, еще же и мои кости в нем положени будут». Митрополит Петр сказал, что Москва станет Домом Пресвятой Богородицы. То есть, если Ей будет здесь уютно, она возьмет на себя покровительство небесное. Великому князю Калите рисовалось светлое будущее Москвы.
      Святитель Петр, принимавший живое участие в сооружении того храма, скончался в Москве. Он был погребен в том месте собора, которое сам указал и приготовил. (Рядом теперь покоятся и другие первые церковные иерархи.) Преемник Петра, митрополит Феогност, уже окончательно переселился из Владимира на Клязьме в Москву. С перенесением митрополии в 1320-х годах Москва преобразовалась в церковную столицу всей Руси. Местонахождение двух ветвей власти: гражданской – великого князя (позднее – царя) и духовной – первосвятителя (митрополита) – обозначило Москву как центр страны. Издавна на Руси столицей считался именно тот город, где жили царь и возглавлявший российскую церковь патриарх или митрополит. Путешественник Олеарий писал, что Иван Даниилович Калита дал Москве благородное название столицы. Москва стала местом, куда стремились из всех городов и селений русские люди на поклонение святым мощам и на встречу с митрополитом. Сюда же стали стекаться богатые пожертвования.

Владимирский святой лик

      Что касается наипервейшей святыни земли Русской – Владимирской иконы Богоматери, родовой реликвии Рюриковичей, то краткая ее история такова.
      По легенде, евангелист Лука собственноручно изобразил лик Девы Марии. В XII веке икона была привезена из Константинополя в Киев гостем (то есть приезжим издалека торговым человеком) Пригощею. Потому на Руси икону Владимирской Богоматери в народе долго называли по-простому Пригощею. Затем князь Андрей Боголюбский перенес ее во Владимир. По поверью, икона, теперь уже официально называемая Владимирскою, способствовала князьям в их ратных подвигах.
      В 1395 году над Московским княжеством нависла угроза завоевания: из южных краев надвигалось почти полумиллионное полчище Тамерлана. Сын Димитрия Донского, великий князь Василий Димитриевич, предвидя больщую беду, разорение и несчастья государства, попросил владимирское духовенство направить в Москву почитаемую икону Богородицы. Почти две недели несли на руках Пригощу от Владимира до Москвы под охраной княжеских ратников. 26 августа того же года на дороге, идущей от Никольских ворот Китай-города, у деревянной церкви Марии Египетской на Кучковом поле москвичи с радостью встретили святой лик. В сопровождении толпы и с просьбами «Мати Божия! Спаси и сохрани землю Русскую!» икону перенесли в Кремль и поместили в алтаре собора Успения.
      Тогда Москва избежала нападения и бесчестья. Великий князь в благодарность за избавление дал указание построить на месте встречи заветной иконы Сретенский (иначе – Встретенский, Устретенский) монастырь. Улицу вблизи него мы называем Сретенкой.
      Владимирская икона многие века находилась в главном московском храме – Большом Успенском соборе (Малым Успенским собором называли один из храмов в Крутицах). В Кремль к ней приходили, молились, ее просили, благодарили миллионы русских людей. Лик Богородицы изображался на хоругвях, на воинских штандартах, на знаменах. Православные не сомневались, что Богородица заступничает и помогает в государственных делах, в семейных бедах... А когда враг подступал к порогу Москвы, святыню из нее вывозили. После больших военных побед, во время коронований, в государственные праздники цари и множество православного люда приходило на поклон к Владимирской иконе и к мощам патриархов.
      После революции собор превратили в музей, а главная икона России поступила на хранение в Государственную Третьяковскую галерею. Здесь долгое время икона была обыкновенным экспонатом в зале древнерусского искусства. Прийти к святому изображению, подойти поближе, конечно, было можно. Но отправить традиционный культ русского человека, его предков, то есть помолиться, здесь крайне неудобно. Мне довелось видеть, как иногородние епархиальные сановники в сопровождении и под наблюдением служителя музея это делали. Мне, свидетелю сего, было очень неловко и стыдно. За что? Наверное, за то, что Богоматерь здесь, а не в Большом Успенском.
      Не так давно икону установили в отреставрированный храм Николы в Толмачах.
      Кстати, очень странным является и тот факт, что Пречистую, Пресвятую, самую главную покровительницу России и Москвы, при сменах курсов политики как бы потеснили и заменили на лик одного из святых – Георгия (Юрия). (Георгий из Каппадокии, убивший вблизи Ливанских гор змея, готового съесть девушку, и совершивший ряд других подвигов, был причислен к лику святых.) Святой Георгий в России признан как покровитель военной мощи. При внуке Александра Невского, Юрии Даниловиче, святой Георгий изображался на гербе и эмблеме Русского государства. Этот святой, как и раньше, расположен на гербе Москвы. Однако, без сомнения, его почетное место как символа воинской доблести все-таки – следующее после всемилостивой Богородицы-покровительницы. Касательно этой символики надо сказать, что выбранный из других вариантов для герба (звезды, молота, серпа, статуи Свободы с обелиском Конституции, колосков в снопе и проч.) образ Георгия Победоносца – самый удачный.
      В старой Москве, по списку москвоведа Петра Паламарчука, было 12 церквей святого Георгия. Количество же храмов, посвященных Богоматери, невозможно подсчитать. Практически в каждой московской церкви находится ее придел. Главными образами у церковных престолов всегда являются лики Девы Марии и ее сына. Об этом знают и православные, и атеисты. Люди не вправе вмешиваться в дела небесные. Хочется верить, что пресвятая Богородица не оставит своим покровительством ни Россию, ни Москву. В церковном календаре днем Владимирской иконы Божьей Матери считается 23 июня.

Московские перекрестки

      Большие и малые дороги сходятся, расходятся, пересекаются. Русские о большой дороге в старину говорили:
 
Если бы я встала,
То бы небо достала,
Если бы у меня были руки и ноги,
Я бы вора связала.
Если бы у меня был язык,
Я бы все рассказала.
 
      Каждой дороге есть о чем поведать. Если бы две дороги-кумушки, сойдясь на перекрестке, начали свой разговор, то он был бы бесконечным.
      Встреча дорог, пересечение путей в старой Руси называлась «крестом». Или, иначе, «крестцом». Так же именовались и большие перекрестки в городах. Перекрестки в христианском мире имели особое значение, как религиозное, так и административное. В книге московского историка Ивана Забелина можно прочесть, что «даже и целые улицы, на которых сходились из одной в другую многие переулки, также назывались Крестцами, каковы были Николькольская, Ильинская, Варварка, прорезанные целой сетью перекрестных переулков, составляющих в этих улицах сплошные крестцы».
      На пересечениях больших дорог или крупных городских улиц часто устанавливались кресты или сооружались часовни с вырезанным из дерева, высеченным из камня или писанным на доске изображением святой Параскевы Пятницы или распятия Иисуса Христа. Эти небольшие сооружения также именовались Крестами или Пятницами.
      Старым москвичам хорошо знакомы такие топонимы, как «Крестовская застава», «Крестовский путепровод», а также попавшие в поминальные списки архитектурных и исторических потерь Москвы «Крестовские водонапорные башни» Мытищинского водопровода. Нарядные, украшенные каменными кружевами, они имели на соединительном своем мостике две иконы: лицом к городу – «Живоначальный источник», другая, обращенная к лавре, – «Георгий Победоносец» (художник Рерберг). Башни встречали путников при въезде в златоглавую столицу.
      Сегодня площадь Крестовской заставы представляет собой пересечение магистрали проспекта Мира, железнодорожных веток, а также автострад вдоль линии бывшего когда-то здесь Камер-Коллежского вала.
      Тракт, который вел паломников на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, Троицкая дорога, был исхожен тысячами простых людей. Проходили дорогу и сановные ходоки: особы царской фамилии, духовные служители. Как раз около известных Крестов делалась первая после выхода из Москвы остановка для отдыха и еды. Порой у этого Крестца и ночевали. В народной памяти отразились воспоминания, как до Креста провожали москвичи Сергия Радонежского, возвращавшегося в свою обитель. Говорили, что весь дальнейший путь преподобный прошел пешком.
      У символов московских молитвенных Крестов или Пятницы происходили различные ритуальные действа, крестные ходы, которые устраивались по причинам прошедших или ожидаемых больших пожаров, повальных болезней (чумы, холеры). Вся процессия останавливалась на перекрестках для служения литии и осенения священником четырех сторон света напрестольным крестом: болезней, эпидемий в Москве боялись.
      Крестовская застава мало чем отличалась от других больших городских крестцов. Сюда, как на пересечение многолюдных дорог, обыкновенно отовсюду стекались нищие, калеки, юродивые, певцы Лазаря и Алексия Божьего человека. У встречных они просили подаяния. На земле можно было увидеть полуобнаженный труп и возле него – открытый гроб, в который прохожие клали деньги на ладан и свечи, куски холстины на саваны. Собранные божедомом, специальным служителем, деньги вносились в Сыскной приказ, который отправлял трупы «безродных тюремных сидельников из застенков, тюрем», разных «подзаборников», нищих в Убогий дом. На эти же пожертвования содержались подкидыши – «богданы» (то есть данные Богом). Иногда таких детей у божедома на воспитание брали бездетные супруги.
      На крестцах часто собирались толпы народа. Здесь женщины продавали лекарственные травы и коренья, а девицы – баранки и калачи. Народ судачил о своих делах до того момента, пока не раздавался возглас: «Языков ведут!» Все разбегались в разные стороны. До конца XVIII века «языками» назывались колодники из Разбойного или Сыскного приказа, из Черной палаты. Их водили по городу скованных, с полузакрытым лицом (но таким образом, что они могли смотреть и говорить). Так делали, чтобы отыскать соучастников в их преступлениях. Некоторым вставляли кляп в рот, и они собирали милостыню. Часто, по затаенной злобе на кого-либо или по велению подъячих, «языки» оговаривали невинных. Того, на кого они кричали «слово и дело», тотчас хватали к допросу в застенке, где доносчика и оговоренного ждали дыба, кнут и огонь. Им одновременно приходилось «очищаться кровью» – терпеть жестокую пытку. Подобных встреч на перекрестках обыватели остерегались.
      В районе у Крестовской заставы, справа на выезде, было устроено Пятницкое кладбище, затем возведен и 23 декабря 1772 года освящен деревянный храм «За Крестом» во имя преподобной Параскевы Пятницы и преподобного Сергия Радонежского. Нынешняя же каменная церковь Живоначальной Троицы с приделами этих же преподобных была заложена в 1830 году и освящена через пять лет. Здесь, у Креста, нашли свой последний приют многие известные московские жители. Немало среди них ученых и артистов. На этом погосте лежит поэт И. З. Суриков, автор известных строк «Вот моя деревня, вот мой дом родной...».
      Площади московских крестцов использовались для объявления царских и патриарших указов, распоряжений правительства, вызывания военных людей к ратному походу. При Петре I отсюда звали желавших присутствовать при казнях в московском Преображенском. И тогда поток любителей драм и кровавых зрелищ устремлялся на окраину, на открытую для того смотровую площадку за Сокольниками. И столь сильным было желание собственными глазами увидеть казнь и со всеми подробностями пересказать происходившее соседям, что иного московского обывателя не останавливали ни расходы на дорогу, ни столпотворение вокруг ужасного «сценического представления». Так «Москва слухами полнилась».
      А во второй половине XIX века на самом большом и главном московском перекрестке был такой обычай. Почти каждый день утром, кроме воскресных и двунадесятых праздников, по Красной площади под оглушительный барабанный бой медленно провозили на позорной колеснице окруженных конвоем уголовных преступников. У каждого из них на груди висела определенная наказанием черная доска с надписью: «За убийство», «За грабеж», «За святотатство» или за что-то другое. Арестант в серой шинели и круглой шапке сидел высоко на скамейке, спиной к лошадям. Его везли из Бутырской тюрьмы в Замоскворечье на Конную площадь (что была за Серпуховкой, у Коровьего вала). Там устраивался эшафот. На эшафоте осужденного привязывали к позорному столбу и во всеуслышание читали приговор суда. За процессией и всем действом всегда наблюдала большая толпа любопытных.

Четвертое кольцо

      Первыми укреплениями Москвы были стены Кремля и Белого города. Рукотворной преградой от нападения врагов был ров Алевиза шириной 35,7 метра, проходивший в 1508—1820-х годах вдоль Кремлевской стены между Неглинкой и Москвой-рекой.
      В 1591 году за Белым городом (линия современного Бульварного кольца) большое пространство земли было обнесено деревянною стеной, которая через полвека пришла в негодность. Эту стену в 1638—1640-х годах заменили Земляным валом со рвом. Земли же между ним и Белым городом стали называться Земляным городом. В 1820—1830-х годах вал на всем своем протяжении в 14,5 версты был уничтожен. К середине XIX века по его линии уже проходила полоса бульваров и садовых улиц – Садовое кольцо.
      За Земляным городом заново появились и быстро стали разрастаться новые слободы. То были: Лужники, Хамовники, Зубовская, Новая Ваганьковская, Дорогомиловская, Грузинская, Сущевская, Миусская, Мещанская, Немецкая (Кокуй), Сокольническая с селами (Красным, Преображенским, Семеновским, Александровским и др.), Басманная, Рогожская, Крутицкая, Симоновская, Даниловская. Они составили новый пригород.
      Местности за Земляным городом прежде назывались «далекими концами» и считались уже «полевыми» и «выгонными». Они по большей части принадлежали ямщикам. На них красовались дачи московских бояр с украшениями на затейливых фасадах и крышах. Там же находились и дома некоторых богатых купцов. Здесь до 1782 года многими постройками заведовал Каменный приказ. Тогда же все неопрятные строения (амбары, лачуги, лавки с известью и камнем, разные блинные, сбитенные и все заведения, вредные для здоровья и покоя жителей) Белого города было приказано сносить и размещать на Земляном городе, то есть в пределах Земляного вала. В этих перенесенных постройках стал ютиться беспаспортный, беглый и прочий «сомнительный» люд.
      Со временем деревянные надолбы Земляного стали подгнивать весной в половодье, разваливаться и растаскиваться обывателями в их хозяйства. Частое обновление и ремонт деревянных ограждений стоили дорого.
      При императрице Екатерине II, в 1742 году, был принят указ Сената «обвести Москву новым валом». Приведение проекта в исполнение было поручено Камер-коллегии. Последняя, строя этот вал, имела перспективу отделения Москвы от пригородных поселений. Вместе с тем сам вал до 1800 года официально не считался границей города.
      Когда Москва была обнесена Камер-Коллежским валом, имевшим в окружности 32 версты и 32,5 сажени, дороги, ведущие в город, упирались в его заставы. Вначале застав было 14 (16 вместе с проломными; потом к ним прибавились еще две: Симоновская и Трехгорная). В их числе: Бутырская (дорога от которой ведет в Дмитров), Дорогомиловская (на Можайск и в Смоленск), Калужская (к Калуге), Крестовская (в Ярославль), Покровская (в конце Семеновской улицы, что за Таганкой, ведет через Коломну в Рязань), Преображенская (в Нижний Новгород), Проломная (у Анненгофской рощи), Пресненская (на Звенигород), Рогожская (через Богородск во Владимир), Семеновская (в конце Большой Семеновской улицы дорога идет на Суздаль), Серпуховская (через Тулу в Брест-Литовск), Спасская (в конце Воронцовской улицы – в Угрешский монастырь), Тверская (на Санкт-Петербург), Сокольничья. Но не все они исправно работали, и некоторые на непродолжительное время закрывали.
      Камер-Коллежский вал также называли Компанейским, после того как торговцы вином (откупщики) приняли его на свое содержание.
      На заставах стояли сторожевые будки с караулами – кордегардии. При них – специальные рогатки. Никто при въезде или выезде из древней столицы не мог их миновать. Во время эпидемий на заставах объявлялся карантин, а проезжавших здесь людей окуривали специальными составами. Не допускался привоз в Москву «неявленных товаров и корчемных питей» – и застава за тем бдительно следила. Тогда со всех возов собирали пошлину: с дров – по копейке, с сена и угольев – по 2 копейки, с теса и досок – по алтыну. С порожняка деньги не взимались.
      Камер-коллегия, устроив вал, разделила некоторые селения на части. Так было, например, с Рогожским и Семеновским: там некоторая часть поселян жила за валом, а свои пахотные земли имела внутри него.
      Однако к начальственным запретам обыватели как-то приспосабливались. Около застав, при торговых банях, пивоварнях, в «кружалах» производилась самая разнообразная неуказная продажа, в том числе и воровских вещей (их тщательно прикрывали в передвижных лавочках). Хотя к концу XIX века никаких застав с караулами на Камер-Коллежском валу уже не было, за их площадями закрепились «заставные» названия. Это можно отметить и в наши дни. Все сооружение Камер-коллегии делилось на части: Даниловский, Серпуховский, Хамовнический, Дорогомиловский, Трехгорный, Пресненский, Грузинский, Бутырский, Сущевский, Крестовский, Переяславский, Сокольнический, Олений, Богородский, Черкизовский, Преображенский, Измайловский, Семеновский, Госпитальный, Лефортовский, Золоторожский, Рогожский, Покровский, Крутицкий и Симоновский валы.

Защитники города

      Обыкновенно города возводились как оплоты против нападений врагов. Первыми жителями в них были военные со своими семьями. Во время вражеских нашествий жители ближайших сел и деревень, прихватив самое ценное из пожитков и скот, укрывались за городскими стенами. Они участвовали в обороне и защите родных мест от посягательств неприятеля.
      Наиболее крупные и важные города располагались на берегах рек. Подобным образом был построен и город Москва: в междуречье рек Москвы и Неглинной. Последняя теперь течет в подземной трубе под Цветным бульваром, улицей Неглинной, под Александровским садом вдоль северных стен Кремля.
      Принято считать основателем города князя Юрия Долгорукого. В его рукописной грамоте 1147 года исследователи обнаружили первое упоминание о Москве. Тогда Долгорукий был хозяином поселения на московском Боровицком холме. Хотя письмо Долгорукого относится к апрельским дням, современные москвичи празднуют День города в первое воскресенье сентября. И надо сказать, что в том нет грубой ошибки. Ведь в русских обычаях так повелось, что главные события отмечались не в периоды пашни, сева или сбора урожая, а на отдыхе после них – осенью. В 1847 году решили иначе, и Москва широко отметила свое 700-летие 4 апреля.
      Если обратиться к народным традициям, то можно вспомнить, что покровителем всех городов на Руси считается святой Николай. Его называют также Николаем Чудотворцем и Николаем-угодником. Как заступник воинской силы, он изображался с мечом в одной руке и с моделью избы – в другой. Неудивительно, что самое большое количество московских церквей имело главные и придельные престолы во имя Николая (в дореволюционном городе таковых насчитывалось около 140). Их было даже намного больше тех, что имели посвящение небесной покровительнице всей России и Москвы – Божьей Матери. Вокруг самого Кремля было несчетное количество Никольских храмов.
       Церковь Николы в Сапожках
 
      Москва развивалась веками. Говаривали: «Москва прирастала слободами». Понятие узаконенной (признанной) слободы пошло от видоизменения слова «свобода». Первоначально в слободе мастеровые жители были освобождены от ряда податей и повинностей.
      Первочеловек для защиты от диких зверей использовал обыкновенную палку. Это оружие со временем усовершенствовалось. Вместе с тем палка являлась и символом старости, мудрости, знаком родового достоинства.
      Дородные вельможные старцы в старину украшали свои посохи драгоценностями. В этих случаях палки становились произведениями искусства и назывались жезлами. Верховные православные иерархи с давних времен пользуются при ходьбе богато разукрашенными жезлами.
       Деревянный храм Николая Чудотворца в Петровско-Разумовском.
       О нем архитектор Ф. О. Шехтель сказал:
       «По-моему, лучшая из моих построек»
 
      У русских царей со времен Петра I жезл заменен скипетром. До того же времени при всех выходах цари опирались на жезлы или посохи. Например, Андрей Боголюбский имел серебряный с позолотой чеканный посох, на рукоятке которого с обеих сторон были приделаны орлиные головы. Посох перешел к Александру Невскому. Когда бояре отправились в Кострому к Михаилу Феодоровичу Романову, избранному на российский престол, они взяли с собой как символ самодержавной власти этот посох. С ним первый Романов был венчан в Москве на царство. Жезл царицы Евдокии Лукьяновны (в 1629–1632 гг.) был немецкой работы. Иван Калита принял свой посох из рук святейшего митрополита Петра.
      Посох Ивана Грозного был резным из белой кости, оправлен в серебро и имел острый железный наконечник.
      На Руси воинская слава ставилась выше всех прочих. Юноши обучались скакать верхом, стрелять из лука, метать копье, сражаться мечом. Торжественно праздновался тот день, когда молодой человек 16 лет показывал при уважаемых воинах и родителях свои воинские способности. В случае одобрения ему стригли волосы, надевали на него доспехи, пристегивали к поясу меч, сажали на коня и торжественно являли народу. Этот обряд назывался постригом.
      Все народы мира имели свои знамена. Во время военных действий знамя находилось там, где был предводитель. Знамя всегда особо чтилось и защищалось воинами. Чтобы его все могли видеть издалека, его прикрепляли к длинному шесту – древку.
      Греки, во имя вдохновителя и защитника, носили перед полками написанные на полотнах лики Спасителя или других святых. Вместе с верою переняли у них подобные хоругви русские. Они наносили изображения Бога на свои знамена, называвшиеся стягами.
      Древний стяг царя Ивана Грозного развевался над стенами покоренной Казани и находился в войсках в походе против Новгорода.
      Помимо воинских знамен Россия имела и государственное знамя. Специально сделанное при Петре I, оно было потом непременным атрибутом при коронациях и погребениях русских государей. Петровское знамя выткали из желтой шелковой материи. В его середине был изображен двуглавый, увенчанный императорскими коронами орел с московским гербом на груди (лошадь и всадник на нем были повернуты к зрителю левой стороной). По краям знамени, его периметру, перед вышитыми узорами, стояло 31 изображение российских областных гербов. Копье древка было вызолочено. Шнуры, кисти и бахрома – золотые. Золотой цвет в русском государственном флаге остался и в более позднее время, когда флаг представлял из себя триколор из черного, золотого и белого цветов (современный же трехцветный – белый, синий, красный – использовался тогда только для коммерческих судов). Что же касается древнего московского флага, то надо отметить, что при Дмитрии Донском он был незамысловатым: имел изображение коня на красном фоне (без всадника Георгия)...
      С глубокой древности воины употребляли мечи. У русских это оружие редко украшалось, но оно отличалось большим весом и добротным исполнением. Позднее от татар они переняли сабли, от германцев – тяжелые палаши, а потом и шпаги, кортики и прочее оружие.
      Во время коронаций вместе с государственным знаменем и печатью всегда выносили государственные щит и меч, которые в 1125 году принадлежали великому князю Мстиславу Владимировичу. Меч был остроконечный, обоюдоострый, ножны и рукоять – очень грубой отделки. Вес его составлял 14 фунтов.
      Подобно мечам, первые шлемы русских были очень просты: круглые с острой верхушкой. Потом они видоизменились и стали похожими на греческие: с гребнями и наушниками, с перьями и с забралом. Шлем того же Мстислава имел небольшой гребень, наушники, но был без забрала. На шлеме Александра Невского, скованного из полированной стали, был изображен лик святого Михаила.
      Обыкновенные щиты могли иметь вес до 1,5 пуда (пуд = 16 кг). У царя же Алексея Михайловича щит весил всего 9 фунтов (фунт = 409 граммов). Объяснялось это тем, что он был сделан из валяной шерсти, оправленной в позолоченное серебро.
      К древнерусскому воинскому снаряжению относились также кольчуги, передние и задние нагрудники (латы), нарукавники и наколенники.
      Для созыва воинов, атаки на неприятелей, провозглашения победы дули в серебряные роги.
      Известно, что многие цари непосредственно участвовали в боях. Князь Александр Невский умел личным примером вдохновить многотысячное войско... Когда же Петр I был вовлечен в Полтавское сражение, то после боя он обнаружил на себе пробитую пулей шляпу. От смерти его спас также и нагрудный православный крест под камзолом, принявший на себя удар другой вражеской пули.
 
      Ни один город на свете не существует без горожан. Есть последние – должно быть и жилье для них на городской территории. А где построены дома, квартиры, возникают отношения между людьми по поводу владения землей, ее эксплуатации и проч.
      В XVII веке московская земля еще не входила как объект манипуляций в торговый оборот. Хозяевами ее по большей части были владетельные вельможи, высшее духовенство, влиятельные монастыри. В правление новой династии Романовых имели место некоторые попытки захвата власть имущими дворовых земель политически слабых противников и обедневших домовладельцев. Существовавшие законы часто нарушались. Слободское население подчинялось местному управлению в интересах всей общины. Было невыгодно отчуждать свои дворы на сторону, когда последние выбывали из общего «тягла».
      В 1649 году Соборное уложение отразило просьбы московских посадских слобод и своими законами противодействовало переходу их земель к привилегированным людям, которых называли «беломестцы». Беломестцам официально был положен запрет на скупку дворовых земель и владений в стрелецких слободах.
      Во второй половине XVII века в Москве было до 18 тысяч стрельцов. Владение ими дворовыми участками носило временный характер. Стрельцы не были собственниками дворов и пользовались ими, только находясь во временной службе. Выходит, что современная служебная жилплощадь родилась не в советское время, а имеет, как минимум, три с половиной века существования. К таким же условным владениям можно было отнести и многочисленные дворы тех москвичей, которые населяли дворцовые и казенные слободы.
      Обитатели служебных помещений должны были производить продукцию на царский двор, на казенные учреждения. Это были слободы гончаров, каменщиков, ткачей, хамовные и др. Каждый житель слободы с семьей имел отдельный обособленный двор лишь при условии выполнения им постоянной определенной работы.
      Городская земля имела ряд неудобств: болота, трясины, балчуги, русла речушек, овраги. На них не строили постоянные жилища. Такую землю использовали лишь в утилитарных целях: под огороды, свалки, сбросы мусора и снега, амбары. Часто на них устраивались и кладбища. Вдоль Кремлевской стены на заросших кустарником склонах Неглинки москвичи хоронили своих собак и кошек.
      Тогда основное население города состояло из мелочных торговцев, военных низших чинов, служилых и приказных людей, мелких ремесленников, приезжих крестьян. Все они жили во дворах с бревенчатыми избами, хозяйственными постройками, с небольшими земельными участками. По счету их было (по предположениям исследователя начала ХХ века Е. Звягинцева) не менее 20 тысяч.
      Между соседними слободами – стрелецкими, кузнецкими, ямскими, кожевницкой, мясницкой, котельной, плотничьей, сыромятной и другими – лежали неосвоенные порожние земли.
      Деревянные избы были небольшими. В целях экономии тепла морозными зимами окна в них делали настолько маленькими, что в жилищах царил полумрак. В старину почти все москвичи имели в домах скотину. Воздух в помещениях из-за тесноты и скученности был спертым.
      Из-за антисанитарии по Москве очень быстро распространялись эпидемии, была высокая смертность. Городское население выживало лишь за счет высокой рождаемости: из большого количества детей хоть кто-то оказывался здоровьем крепче других и мог продолжить в дальнейшем родовую династию. О пожарах как о страшном московском стихийном бедствии писано так много, что частый их разгул дал основание москвоведам впоследствии утверждать, что «история Москвы есть история пожаров». Иностранные гости Москвы удивлялись, что москвичи выходили на борьбу с огнем не с водой, а с топорами. Горящие бревна изб растаскивались, дома разрушались, чтобы уменьшить силу пожара, для локализации его.
      Еще издавна на проживание в Москву стремились богатые купцы. Их усадьбы были хорошо обустроены, имели сады и огороды. После народных волнений, на рубеже XVII–XVIII веков Петром I было казнено большое количество стрельцов, многие тысячи оставшихся в живых с семьями были высланы из Москвы. Вначале дворы изгнанных стрельцов были заброшены, но вскоре началась щедрая раздача их запустевших земель дворянам. Участки поступали в распоряжение господ бесплатно, лишь с обязательством о ежегодной уплате в казну оброка в 4–8 алтын с каждой сажени ширины двора по линии улицы. Прошло некоторое время, и эти взносы перестали выплачиваться. Различия между землями стрелецкими и белыми (освобожденными от налогов) постепенно исчезли. Дворяне стали смотреть на свои новые приобретения как на исконную собственность.
      В начале царствования Петра I московские казенные и дворцовые слободы претерпели ряд изменений или вовсе распались. То были Хамовные, Кормовые, Кисловская, Барашская, Псаренная и другие слободы. А в связи с упразднением царем патриаршества захирели и патриаршие слободы.
      Не сладкое время настало и для черных слобод посадского населения. Так, по сообщениям Камер-коллегии за 1713 год, «дворовое число» посадских людей в Москве за десятилетие сократилось с 7047 дворов до 2737. «Черные» слободские земли переходили к отдельным дворянам.
      Частые пожары добавляли бед хозяйствам обывательских слобод. Особенно истребительны были буйства стихии в 1712, 1737 и 1748 годах.
      А в 1770–1771 годах Москву посетила страшная чума. За один год из 12,5 тысячи московских дворов в 3 тысячах жители вымерли полностью. В основном чума косила бедное население. Богатые, выехав из города, могли переждать бедствие где-то на стороне.
      Надо отметить, что правительством было намечено с 1753 года перестраивать деревянную Москву в каменную. Состоятельные жители строили в Москве добротные каменные дома с солидными заборами, с брандмауэрами. Выравнивались и расширялись улицы.
      Екатерининский указ 1775 года отдавал московские земли владельцам в вечное и потомственное владение. Часть таких земель попала к фабрикантам, откупщикам, богатым торговцам.
      Московские мануфактуры во второй половине XVIII века стали крупнейшими в России. И хотя купеческие усадьбы были довольно обширными, они, обычно по сравнению с дворянскими владениями, имели меньшие размеры. Их число было не столь велико.
      Тесные маленькие дворы простонародья соседствовали с просторными усадьбами. Ютились ремесленники, мелкие торговцы, чиновники, духовенство, фабричный люд, отставные военные. Порой они же сдавали свои комнаты или «углы» внаем приезжим или бесквартирным жильцам.
      В слободской Москве, за пределами ближнего к Кремлю посада, к 1793 году оказался всего 8351 двор (тогда как в XVII веке их насчитывалось не меньше 20 тысяч). Ко второй половине XVIII века Москва расширилась по территории, по сути являясь дворянским городом.
      Именно дворянская усадьба стала преобладающим типом дворового владения в Москве. В 1793 году только у титулованных московских дворян (князей, графов, баронов) числилось 507 городских владений.
      В каждой дворянской усадьбе кроме барского дома (особняка с флигелями), несмотря на принадлежность к городу, непременно был сад, часто пруд (природный или копаный), конюшня для нескольких лошадей, амбар, погреба, сараи, людские избы, кухня, баня и прочие подсобные строения.
      В это время Москва считалась тихим городом, с патриархальным спокойным течением жизни и укладом. Она любила праздники, гостей, роскошь, театральные и прочие развлечения. Перезвон колоколов украшал древнюю столицу.
      Жизнь в самой Москве мало чем отличалась от обывательского быта в сельских подмосковных пригородах. В это время родилась и дошла до наших дней поговорка о Москве, что она подобна большой деревне. Эту «деревню» все ее «деревенские» до сих пор не перестают любить и холить.

Первая приходская церковь

      По народным преданиями, первым хозяином Москвы был боярин Кучка. Однако основателем города считается владимиро-суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий. Впервые его имя упоминается в Ипатьевской летописи в 1147 году. Долгорукому в 1950-х годах, в ознаменование 800-летия Москвы, напротив дома московского генерал-губернатора (Тверская улица, 13) был установлен конный памятник, чрезвычайно напоминающий европейцам итальянского кондотьера.
      Московское население строило жилье на Боровицком холме, в Кремле, до 1467 года обнесенном бревенчатыми стенами. Кремль, со всех сторон окруженный водой и рвами, имел вид неприступного замка.
      Интересно: в недавних раскопках у Красной площади, на улице Ильинке, археологи обнаружили древние пласты пахотной земли. В непосредственной близости от Кремлевской крепости велось сельское хозяйство.
      Внутри Кремля кипела обычная городская жизнь. Здесь с лучами солнца вставали, а с закатом ложились спать митрополиты и князья, бояре и духовенство и, конечно, простые обыватели.
      До основания Иваном Калитой со святителем Петром Кремлевского Успенского собора (1326 год) на Боровицком холме стояла церковь Рождества Иоанна Предтечи.
      Предтеченская (Предтечевская) церковь считалась древнейшей в Москве. Она стояла на Боровицком гребне в юго-западной его части, в центре тогда еще треугольного города. До начала в Москве каменного строительства церковь, как и все окружавшие ее постройки, была деревянною.
      Когда город стал заимствовать некоторые традиции Константинополя, московскую церковь нарекли по имени Иоанна Предтечи: ее тезка стояла в Царьграде.
      Предтеченская церковь до основания Успенского собора была соборной, приходской. К ней относились и дворы: Великокняжеский и митрополита святителя Петра. Церковь горожане иногда называли «что на Дворце», или «что на Петровом дворе». А из-за близости к царским конюшням – «Что у государевых (или Аргамачьих) конюшен». Около конюшен и церкви стояла и Конская аптека – первая русская ветеринарная аптека.
       Церковь Рождества Иоанна Предтечи и святого мученика Уара в Кремле
 
      По постройке Успенского собора эта церковь, отдав ему свои соборные функции, стала рядовой, как и другие, вновь возведенные в Кремле.
      Когда здание деревянной постройки обветшало, царь Василий Темный в 1461 году перестроил ее на каменную. Эта церковь во время реконструкции Успенского собора его заменяла.
      Через 32 года Предтеченская церковь сгорела и обрушилась. Новое, каменное ее обновление проводил при Иоанне IV Грозном итальянский зодчий Алевиз. (Надо отметить, что в то время в Кремле насчитывалось уже 35 каменных церквей.) При церкви был сооружен придел во имя святого Варлаама Хутынского.
      В память рождения царевича, младшего сына Иоанна IV Грозного, который младенцем был наречен Уаром, а при крещении получил имя Димитрия, к ней пристроили придел святого мученика Уара, который заменил прежний Варлаамовский придел.
      В приделе мученика Уара некоторое время находились принесенные в 1591 году из Углича святые мощи убиенного царевича. (Димитрий, проживший 9 лет, был последним из рода Рюриковичей возможным претендентом на царский престол. С его загадочной смертью прекратилась эта царская ветвь и власть ненадолго перешла к Борису Годунову.)
      В храмовые праздники Божественную литургию в Предтеченской церкви совершали патриархи, присутствовали цари и их наследники.
      Как и прочие московские церкви, во время 19-месячного пребывания поляков в Кремле Предтеченская была разорена.
      И в большом, страшном для всей Москвы Троицком пожаре 1737 года эта церковь не спаслась. Вскоре после того храм был обновлен архитектором Мичуриным.
      Общая городская трагедия 1812 года коснулась и церкви Рождества Иоанна Предтечи: она была разграблена.
      Страсть москвичей к восстановлениям всегда удивляла иностранцев и жителей других русских городов. Вот и Предтеченскую церковь после изгнания Наполеона из Москвы возобновили, украсили, обнесли каменным парапетом с лестницей.
      Вход в храм теперь был с запада, к нему в начале ХIХ века пристроили крыльцо, служившее и колокольнею. Прежние северные двери были переделаны в окно. Небольшой придел святого мученика Уара примыкал к южной стороне.
       Уникальный по форме крест церкви Рождества Иоанна Предтечи и святого мученика Уара в Кремле
 
      Издавна в Москве сложился обычай при серьезных болезнях детей приходить молиться в этот придел. Для исцеления своих чад матери обращались к иконе мученика Уара.
      У подножия этой иконы лежал четырехгранный известковый камень длиною почти с аршин (около 70 см). Камень был ступенью-возвышением для прикладывавшихся к святой иконе. На этот камень матери во время молебна клали спеленутых младенцев, а некоторые – и двухгодовалых детей. Если ребенок, лежа, начинал вытягиваться, то это принимали за предзнаменование, что он недолголетен, не справится с болезнями. А если малыш лежал смирненько, без движений, то матери радовались: это означало жизнеспособность младенца...
      По имени церкви Предтечи (стоявшей поблизости от Боровицких ворот Кремля) царь Алексей Михайлович указом от 17 апреля 1658 года велел так же называть и сами ворота. Но название «Предтеченские» надолго за ними не закрепилось. Это тем более понятно, если учесть, что однажды церковь... исчезла.
      Как поведал историк начала ХХ века Константин Николаевич Успенский, 2 октября 1846 года император Николай Павлович, осматривая вновь отстроенный Кремлевский дворец со стороны Замоскворечья и с Каменного моста, нашел, что старинная церковь не гармонирует с молодым сооружением. И царь высочайше повелел: «...церковь святого Уара перенести в башню Боровицких ворот, ныне же существующее ее строение разобрать».
      Любители старины стали бороться за сохранение святыни. Но царское распоряжение было быстро исполнено.
      У начальства Московской дворцовой конторы возникло опасение, что народ может неправильно истолковать снос церкви. Поэтому вице-премьер конторы, непосредственно заведовавший всею постройкою нового дворца, гофмаршал барон Боде дал распоряжение «...дабы совершенно отстранить все могущие возникнуть по сему предмету в народе разные толки, я полагал бы на стене башни, обращенной к дворцу, сделать на особо вделанных камнях надписи, объясняющие причину сего переселения».
      По одобрении митрополита Филарета и по высочайшему соизволению так и было сделано. Контора подобрала к своему действу подходящий аргумент: якобы имела место «ветхость» Предтеченской церкви, хотя после ее восстановления прошло всего 35 лет.
      Когда церковь разобрали, обнаружили, что вид из Замоскворечья на Кремлевский дворец многое потерял. Чтобы скрасить образовавшуюся пустоту, перед дворцом и к юго-западу поставили изящную чугунную решетку с двумя воротами.
      Умилялись ли москвичи, глядя на забор, приносили ли к нему своих младенцев, Дворцовая контора в записях не отметила.
      В советское время крыльцо-вход в церковь Уара в Боровицкой башне было сломано, храм упразднен. А вместо двуглавого орла с небольшим крестом на шатре башни установили одну из пяти кремлевских рубиновых звезд. Икону над воротами с внутренней стороны Кремля убрали. Лишь пустой киот для нее напоминает о древнейшей московской церкви.
       Вид на Кремль с Большого Каменного моста.
       Хорошо виден металлический забор (решетка) между Кремлевским
       дворцом и зданием нынешней Оружейной палаты, на этом месте
       стояла церковь святого Уара

Дворничество

      Почти каждый из нас по утрам на улице видит дворника, убирающего дворовую территорию. Этот человек – живой памятник чистоте и трудолюбию. В самом центре Мадрида ему стоит бронзовый памятник. Не на постаменте, нет – на брусчатке вровень с прохожими. Люди проходят мимо, никто на него почти не обращает внимания.
      Кажется, что дворники были всегда. Когда я была маленькой, наш дворник дядя Рустам при доме на Ново-Басманной улице содержал в идеальной чистоте все асфальтовые подходы к подъездам. И всегда он был при белом фартуке. Летним утром, еще до жары, поливал дорожки и газоны водой из шланга, заодно смывал пыль со стен нижних этажей. Следил за чистотой дворового фонтана и не разрешал озорной детворе в нем баловаться. Мы любили наш просторный двор и большую часть своего малолетства проводили именно в нем.
      Какова история у профессии дворника? У такой простой и незатейливой...
      На городских подворьях (или – гостиницах от монастырей) дворники были известны еще по актам XV века, в которых их положение представляется очень близким к положению крестьян. В актах XVI века дворники упоминаются не только в подворьях. Они были известны и на других дворах: гостиных, денежных, соляных, таможенных. Это были либо наемные управляющие, либо арендаторы, имевшие юридическую ответственность за предоставленные владения. Они наряду с монастырскими крестьянами пользуются одинаковыми льготами. Состояние в дворниках выражалось термином «дворничество» и соединялось с глаголом «жить» (жить дворничеством).
      Дворниками называли и лиц, которых дворяне и боярские дети Московского государства должны были держать в городах на принадлежавших им дворах, когда они сами в них не жили. Эти дворники, по Уложению царя Алексея Михайловича, брались из «людей», то есть холопов. Служилый человек мог посадить на осадном дворе своего крестьянина или бобыля. На практике это были выходцы из разных состояний, находившиеся в зависимости от владельцев занимаемых ими дворов. Иногда в дворники назначали вдов.
      Дворники занимались ремеслами, иногда скоморошеством, реже торговлей. Это давало им средства к пропитанию.
      Двор служилого человека являлся для дворника бесплатным жильем. В первую очередь дворник представлял из себя простого сторожа при оставшемся, иногда на долгое время, пустом дворе. А при наличии хозяина дворник управлял двором за право в нем жить. Дворники содействовали охране порядка во дворе и, в целом, в городе.
      Указом от 22 января 1669 года дворникам предписывалось никого у себя посторонних не держать, не записав их в Земском приказе.
      Из более поздних исторических документов можно узнать, что после воскресных и праздничных дней из всех московских полицейских частей в Сретенскую часть городовыми препровождались толпы лиц обоего пола, забранных накануне за скандалы и пьянство. На спинах у всех арестованных мелом писали большой круг и внутри него – крест. Этих людей в виде наказания заставляли у всех на виду мести городские мостовые. Среди таких метельщиков иногда попадались прилично одетые женщины и кавалеры в цилиндрах.
      По поводу сохранения общественного и государственного порядка в Москве уже в ХХ веке, 6 июня 1910 года московский градоначальник издал обязательные постановления. В одном из них говорилось о дворниках и ночных сторожах. Определялось, что в каждом доме должен быть «дворник для очередного дежурства и для исполнения обязанностей по надзору за внешним порядком и общественной безопасностью».
      Уличное дежурство домовых дворников распределялось и назначалось местной полицией. С разрешения градоначальника дозволялось нескольким домовладельцам иметь одного общего дворника.
      По части уличного надзора домашние дворники находились в полном подчинении полиции, приказания которой должны были ими исполняться беспрекословно. Лица, нанимавшие дворников, не могли давать им во время дежурства поручений, которые могли препятствовать им своевременно выходить по назначению полиции на дежурство, мешать исполнению каких-либо других приказаний полиции, направленных на дело внешнего надзора за порядком и общественной безопасностью.
      Участковый пристав мог требовать от домовладельца или арендатора дома увольнения незадачливого дворника и замены его другим. Хозяева обязаны были в течение трех суток исполнить этот полицейский приказ.
      К тому же домовладельцам Москвы вменялось в обязанности с 1 апреля по 10 августа с 23 часов до 5 часов утра, а с 10 августа по 1 апреля с 20 часов до 6 часов утра на каждой улице, площади, в каждом переулке или проезде, по всем набережным рек и Обводного (Водоотводного) канала, на близлежащей территории, кроме дворников, иметь и ночных сторожей, составлявших по поручению полиции наружный дозор. Дворники и ночные сторожа на время дежурства снабжались свистками и имели на своих шапках бляхи установленного образца...
      Кстати, и дядя Рустам с Ново-Басманной, уже в советское время, тоже имел при себе такие незатейливые атрибуты. Этим, видимо, он обеспечивал в нашем дворе преемственность с давно прошедшими порядками.
       Московский дворник на утренней мостовой
 
      Кстати, и дядя Рустам с Ново-Басманной, уже в советское время, тоже имел при себе такие незатейливые атрибуты. Этим, видимо, он обеспечивал в нашем дворе преемственность с давно прошедшими порядками

Мыльный и железный дворники

      Судя по хронике разных времен, дворники вечно были недовольны своими заработками и к жизни каждый из них приспосабливался, как мог. К примеру, в конце июля 1893 года в Даниловской слободе на улице был замечен какой-то человек, почти за бесценок продававший добротное мыло разных сортов. Обывателями на этого продавца был сделан донос в полицейскую часть. Вызванным полицейским дешевизна товара показалась чрезвычайно подозрительной, и продавец для выяснения обстоятельств мыльной коммерции был задержан и доставлен с улицы прямехонько в участок.
      Оказалось, что торговцем выступал крестьянин Иванов – простой дворник мыловаренного завода господина Курова.
      Дворник очень испугался и сразу же сознался, что в отсутствие хозяина и рабочих завода он забирался на товарный склад, откуда беспрепятственно, в несколько ходок, похищал ароматный предмет гигиены. Иванову удалось вынести с завода не одну-две коробочки, а несколько пудов мыла. На него составили полицейский протокол.
      Однако этот крестьянин в своих махинациях был далеко не одинок. Одновременно с ним в той же Даниловской слободе задержали еще и обыкновенных мусорщиков. В тот день эти «мудрецы по части разных отходов и хлама» вместе с мусором в своих колымагах провозили по улице 10 пудов железа, которое они похитили с постоялого двора господина Наумова. Двор этот находился при доме Купеческого общества на Большой Серпуховской улице. Железо мусорщики весьма выгодно купили, сговорившись с дворником Карпухиным, служившим у Наумова.
      В этом деле к ответу привлекались не только хозяева грязных колымаг, но и расхититель частного имущества – специалист метлы и загребущей лопаты Карпухин.

Часть II
ПРИРОДА В ОКРУЖЕНИИ ДОМОВ

 

Водоотводные каналы

      Современные изгибы течения Москвы-реки, ее излучины придают местности симпатичный колорит и красивый ландшафт. Река никогда не считалась великой русской. Однако немаловажное значение имела ее водная гладь в сети транспортных дорог страны.
      По руслу реки в холод и стужу шло санное сообщение северных российских провинций с южными. Летом небольшие суда могли с низовий от Волги и Оки доплывать до самых стен Кремля. Иногда они проходили и выше по течению. Там, где начинались отмели, плавучие средства перетаскивали по суше волоком к северным рекам. Москва жила своей рекой, поилась, кормилась, мылась, обустраивалась вокруг нее.
      Московские обыватели почувствовали, что для проживания им тесно на территории лишь левого берега Москвы-реки. Со временем стал осваиваться и правый. При проходе к нему зимой проблем не было, а вот пользоваться бродами в летнее время было неудобно. Поэтому в царствование Михаила Федоровича Кроткого решено было построить надежную переправу через русло реки.
      В Москве к тому времени уже были два небольших каменных моста. Первый по времени строительства – Троицкий мост через Неглинную. Другой – через оборонительный ров, прорытый для соединения между реками Неглинной и Москвой, – Спасский. (Потому и Покровский собор имеет наименование «на Рву».)
      Работу над первым подобным каменным мостом, но уже соединявшим два берега реки Москвы, начал в 1634 году приглашенный из Страсбурга в российскую столицу палатных дел мастер Яган Кристлер. Завершить свое сооружение между городом и Замоскворечьем он не успел, скончавшись в 1645 году. Постройка была окончена лишь при царевне Софье, старшей сестре Петра I. Работами руководил некий монах, его имя осталось неизвестным.
      За сооружением моста следили и вельможи, и все московские обыватели. Он был очень дорогим. Народ, отмечая в быту высокие расценки на разную продукцию, с тех пор употреблял поговорку: «Дороже Каменного моста». Мост считался необыкновенным чудом.
      Под мостом, у отводных быков, во времена Петра располагались водяные мельницы с плотинами. На мосту стояли палаты Предтечевского монастыря, а также четыре – князя Меншикова, табачная таможня, пивной двор, а под мостом – пивной ледник.
      У основания моста открывал гостям свои двери кабак «Заверняйка». А на другой его стороне, за рекой, стояло шесть ворот и палаты, где помещались корчемная канцелярия и тюрьма для обвиненных в корчемстве без разрешения. Наверху были просторные галереи – «народные», или «верхние гульбища», куда москвичи приходили гулять, смотреть на ледоход, пить вино и пиво.
      Мытники собирали у моста мостовые пошлины. А рядом колодники в кандалах и рогатках просили у проходивших тоже своего рода пошлину – милостыню. Вечерами на мосту собирался всякий городской сброд. Мост был не только переправой «берег левый – берег правый», но он служил и пристанищем для калек, нищих, обедневших торговцев, всякого праздного бесшабашного люда. Когда во время ремонта между столбами моста были устроены девять клеток из деревянных брусьев, девятая из них стала любимым местом сбора воров и разбойников. Припозднившихся к переправе прохожих бандиты грабили и часто тут же сбрасывали с высоты в реку, что называлось «прятать концы в воду». Это выражение уже более трех веков широко бытует в народе.
      Мост много раз подвергался крупным и незначительным исправлениям, улучшениям. Первые городские Триумфальные ворота, по примеру западноевропейских, были сооружены именно на нем (ко дню взятия Азова, праздновавшегося Петром I в сентябре 1696 года).
      В сильное половодье 1783 года Каменный мост значительно пострадал, поэтому в следующий год высочайшим указом было велено его исправить. Инженер Герард для освидетельствования состояния фундамента и дальнейшего ремонта моста предложил отвести в сторону воды Москвы-реки.
      При московском главнокомандующем Якове Александровиче Брюсе был прорыт Водоотводный канал (в 1784–1785 годах) длиной в 1 версту 50 сажен. Потом его продлили до 3,75 версты. Канал шел чуть ниже по реке от Крымского моста до Краснохолмского холма, имел рукав возле Москворецкого моста – позднее там был проложен Фалеевский переулок с угла у чудесного здания дома бесплатных квартир меценатов Бахрушиных. К слову, нынешние владельцы этого дома из фирмы «Росснефть» при его косметическом ремонте обнаружили, что вся постройка стоит на сваях.
      По приказу графа Я. А. Брюса Москву-реку запрудили против Бабьего городка (один из старых топонимов здесь сохранился – 2-й Бабьегородский переулок). Воду отвели в тот рукотворный канал. В последующие годы на этом канале построили красивые мосты, плотину, шлюзы. Его откосы замостили камнем. В верхней части, у стрелки острова, река Москва подпиралась разбираемой на зиму Бабьегородской плотиной. У Краснохолмского моста канал имел уже два рукава. В одном помещалась Краснохолмская плотина, в другом – двухкамерный шлюз. Благодаря этим сооружениям Водоотводный канал мог служить для мелкого судоходства.
      Правда, не всегда плотины были в исправном состоянии. Из газетного сообщения 24 июня 1900 года: «Благодаря порче Бабьегородской плотины, вода в Москве-реке в настоящее время держится сравнительно высоко и доходит до каменных стен, не образуя обычных отмелей. Водоотводный же канал, по которому каждое лето ходили пароходы, теперь представляет совершенно иную картину: он пуст, и прохожие во многих местах переходят с одной стороны канала на другую по его дну. Пароходная пристань также стоит на дне».
      Любопытна также и другая информация. До зимы 1885 года повыше Бабьегородской плотины, напротив Бабьегородского городка, существовал лодочный перевоз, который Городская дума много лет сдавала в аренду за 1235 рублей. К той зиме срок контракта истек. Были назначены новые торги. Арендаторы из-за полученных ранее убытков предложили Управе снизить стоимость аренды на 210 рублей. Власти на то не пошли и назначили через газетные публикации новые торги. Однако желавших снять перевоз за прежнюю цену в Москве не нашлось. Тогда вновь появился прежний арендатор – содержатель перевоза. Он снова стал настаивать на занижении суммы до 1025 рублей. Управа же не уступила ни рубля, поэтому перевоз на долгое время здесь был снят, несмотря на то что в нем многие нуждались. Теперь те, кто желал в этом месте перебраться с одного берега Москвы-реки на другой, должны были либо пешком, либо на извозчиках объезжать по Крымскому или Большому Каменному мостам, делая несколько лишних верст. И это было при той ситуации, когда господин Гужон, распоряжавшийся Бабьегородской плотиной с ее пешеходной дорожкой, не позволял никому переходить по ней реку. Получилось так, что и город лишился дохода в 1025 рублей, и москвичи потеряли относительно недорогое и прямое сообщение между берегами.
      Что касается инженерных работ на Водоотводном канале, то было отмечено: стародавним строителям не удалось в своей работе добиться его правильного продольного профиля. Поэтому часто после спада весенних вод канал во многих местах пересыхал, а остававшаяся в углубленных местах вода сильно загрязнялась сбросами с фабрик, заводов, с улиц и дворов. Она быстро загнивала и издавала жуткое зловоние. Как отмечала московская санитарная служба, в летнее время канал стал служить источником малярии и других болезней.
      Хотя ширина канала в разных местах была непостоянной (от 6 до 34 сажен), по нему плавали речные транспортные средства. В том нетрудно удостовериться, обратясь к тексту заметки одной из московских газет столетней давности: «Московский округ путей сообщения на запрос относительно прекращения конной тяги на Москве-реке в черте города ответил городской управе следующее: „Движение судов по реке Москве производится исключительно с помощью конной тяги, и другой способ тяги вследствие особенных судоходных и гидротехнических условий реки Москвы не получил применения. Поэтому запрещение конной тяги может быть равносильно полному прекращению судоходства. В центральной части города, выше Устинского моста, а равно на всем протяжении Водоотводного канала суда появляются в ничтожном количестве, 10–15 в течение навигации, и главное движение происходит ниже Устинского моста и до Симонова монастыря. В этой части города, которую отнюдь центральной и особенно оживленной назвать нельзя, проходит и останавливается ежегодно около 300 судов, в среднем до двух судов в сутки“. Конная тяга столь незначительного количества судов не может, по мнению окружного управления, представлять особого стеснения для уличного движения». В центре города вдоль реки суда тянули береговые лошади подобно русским бурлакам.
      Полувеком ранее, в 1851–1853 годах, для поднятия судоходства предлагалось повысить уровень воды Москвы путем устройства Краснохолмской плотины ниже по реке. Проект однотипного устройства Бабьегородской и Краснохолмской плотин в 1853 году был представлен в Главное управление путей сообщения и публичных зданий.
      Для реализации проекта надо было засыпать канал и расширить русло Москвы-реки в ее суженном участке от Устьинского моста до Бабьегородской плотины. Но тогда необходимо было потратить огромные средства на переустройство набережных и Москворецкого моста. Естественно: шире река – длиннее и выше мосты на ней. План не был реализован.
      Каждая весна с ее ледоходом для речных и прибрежных сооружений была испытанием на прочность. Весенним паводком в 1870 году была разрушена Бабьегородская плотина. И в 1871 году командор Московского речного яхт-клуба (расположившегося на стрелке острова там, где позднее, в 1940-х годах предполагался к установке памятник челюскинцам, но сейчас стоит другой огромный «командор» работы Церетели – памятник Петру I) господин Пуаре подал в городскую Думу заявление с предложением об уничтожении Бабьегородской плотины. Он указал также на возможность устройства вместо нее шлюзов под новым, тогда проектировавшимся каменным Краснохолмским мостом. Эти предложения инженерами не были приняты, так как при их реализации произошел бы размыв прибрежной местности у Красного холма.
      В 1879 году появилась идея засыпать Водоотводный канал и построить здесь же новый, больший по размерам и более удобный для судоходства. Его эксплуатация значительно удешевила бы провоз товаров и принесла городу значительные выгоды.
      Что же касается паводков, то, по наблюдениям 1880 года, Водоотводный канал мог пропустить лишь 8 % всего количества весенних вод, протекавших в Москве-реке.
      В самом конце XIX века появился новый проект прорытия канала в стороне от центральной части города. Его направление шло бы по Андреевскому оврагу от Даниловской слободы к бывшей Мамоновой даче.
      Он имел бы в длину около 3 верст (3,2 км) и должен был сократить русло Москвы-реки на 7 верст (7,5 км). По этому Андреевскому каналу смогли бы ходить большие барки и суда. Этот канал мог спасать город от ежегодных наводнений. Линия проходила по окраинам Москвы: от Нескучного сада до Симоновой слободы.
      Стоимость работ была оценена в 2,5 млн рублей. Старый Водоотводный канал, оказавшийся в центральных районах Москвы, тогда можно было бы закрыть и превратить в главный коллектор канализационной сети. Поверхность же Водоотводного канала стала бы широким проездом или цветущим бульваром.
      Шли годы... Москва продолжала страдать в весенние половодья. Часто уровень воды в реке увеличивался на 4 сажени, а скорость течения – в 20 раз. В разливы затапливались Дорогомилово, Лужники, Крымок, Бабий городок, остров между рекой и каналом, значительная часть Замоскворечья, все проезды по набережным рек Москвы и Яузы.
      Вода проникала в подвалы и первые этажи домов. Случались и человеческие жертвы. Известно жуткое москворецкое наводнение 1908 года. Но что-то подобное было не раз отмечено во второй половине XIX века. Самые большие паводки были в 1855, 1856, 1867, 1879, 1888 и 1895 годах.
      Проект нового Водоотводного канала по дну Андреевского оврага, где протекал Андреевский ручей, рассматривался очень тщательно.
       Большой Каменный мост. Наводнение 1908 года
 
      Суда, при отсутствии этого проектировавшегося транспортного пути (по Андреевскому каналу) выгружались в юго-восточной стороне Москвы, и товары отсюда перевозились по городу гужевым путем на значительные расстояния. Канал удешевил бы стоимость подобных перевозок. Вместе с тем, если учесть, что Москва-река при повышении своего уровня создает подпор воды в реке Яузе, то при искусственном понижении этого уровня местности у берегов этого притока не затоплялись бы вовсе. Из-за такого пониженного водного уровня значительно удешевилось бы в будущем строительство новых постоянных мостов через Москву-реку и Яузу, их эксплуатация и содержание.
      Судя по архивным материалам Московской думы, при обсуждениях проектов в марте 1899 года предлагалось считать работы по сооружению Андреевского Водоотводного канала весьма срочными.
      Но в то время власти города уже планировали постройку Московской окружной железной дороги, прокладку новых электрических трамвайных линий. Стоимость земель в местностях нового канала резко возросла бы при реализации этих, более ранних, планов. Исполнение полного объема проектных работ по каналу требовало, по меньшей мере, год.
      Но ни времени, ни денег на то не хватило.
      Когда начались сталинские репрессии, появилась бесплатная рабочая сила. И был осуществлен грандиозный проект соединения рек Волги и Москвы со сложными системами новых водных путей и шлюзов – многие проблемы с половодьем в городе были решены. Также в 1938 году было сдано в эксплуатацию и несколько более протяженных московских каменных мостов.
      Новый Большой каменный мост стоит чуть ниже по течению от разобранного старого и имеет направление не на Ленивку, а на Неглинную улицу, которая раньше имела свое окончание у самого берега Москвы-реки.
      Издавна во время ледохода москвичи любили собираться у западных перил этого моста и смотреть, как большие льдины, натыкаясь на опоры моста, быки, поднимались вертикально, нагромождаясь одна на другую. В наше время специалисты взрывают и размельчают лед еще загодя, в верхнем течении Москвы, предотвращая скопление опасных огромных глыб перед мостами.

Артезианские колодцы

      В 1866 году москвичи узнали, что господин В. А. Бабин проводит работы на Яузском бульваре с целью сооружения здесь артезианского колодца.
      Его скважина прошла на глубину 459 метров. Но вследствие поломки техники бурение было прекращено, и вопрос о водоносности в этой местности не был до конца решен.
      К началу ХХ века в городе функционировало немало артезианских колодцев. Правда, их вода считалась хуже мытищинской. Состав воды был плохой не только по природной причине, но и потому, что в Москве рядом с бурением артезианских колодцев почти повсеместно практиковалось устройство поглощающих колодцев для нечистот. Еще в 1880-х годах геологи протестовали против такого соседства, так как их исследования подпочвы Москвы и ее окрестностей показывали, что слои горного известняка, в которые попадали спуски нечистот, имеют между собой подземные сообщения. В почвенных и подпочвенных слоях происходит перемешивание разных масс. Поэтому в воду артезианских колодцев попадали нежелательные подпочвенные элементы.
      В отсутствие организованной канализационной сети выгребные ямы были рассчитаны на поглощающее свойство почвы. По заявлениям специалистов, земля центральных частей Москвы в довольно широком по глубине пласте пересыщена грязными составляющими.
      Рытье глубоких колодцев, естественно, давало лучший результат. Один из колодцев, огромных размеров, располагался в подвальном этаже Верхних торговых рядов. Он имел глубину около 110 метров, был снабжен газовым мотором и мог дать большое количество воды. Были колодцы в Кадашевских, Челышевских и других банях.
      Австриец фон Вангель устроил в Москве 174 артезианских колодца. Многие из них выручали в дни аварий на водопроводах. Так, когда в мае 1900 года Москва на три дня осталась без воды (лопнула магистральная труба), незаменимую помощь оказал артезианский колодец, находившийся во дворе Воспитательного дома на Солянке. Часто бывало и так, что при поломках водопровода москвичи умывались сельтерской водой или квасом...
       На Яузе
 
      В апреле—мае 1900 года службами городской управы производились пробы воды из буровых колодцев в следующих пунктах Москвы: на Трубной площади, во владении госпожи Пеговой, на сахарном заводе у Высоко-Яузского моста, на металлическом заводе господина Гужона, на Золоторожской улице, на фабрике Мусси, на Генеральной улице, в Лепешкинских банях, на набережной Москвы-реки, у Дорогомиловского моста, у фабрики Штритера, у Алексеевского монастыря, на преображенской и ходынской водокачках.
      Пробы воды были отправлены на городскую санитарную станцию в Гигиенический институт Московского университета. Станция дала заключение о том, что колодезная вода значительно уступает мытищинской и «не может быть примешана к ней без ущерба для качества ее». Анализ показал, что «сухой остаток в мытищинской воде много ниже, чем в воде из буровых колодцев».
      29 марта 1901 года в громадном владении страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре (где раньше был театр «Скоморох») состоялось освящение нового артезианского колодца. Колодец был начат трубами 10-дюймового диаметра, и его довели до глубины 236 метров. Он стал самым глубоким артезианским колодцем в Москве. Специалисты провели химический анализ воды. Оказалось, что она вполне пригодна для питья, но по мягкости немного уступала мытищинской.

Водовозные дела

      Задуманный еще императрицей Екатериной II и осуществленный в постройке генерал-лейтенантом фон Бауэром в 1779–1805 годах мытищинский водопровод брал свое начало в заболоченных водоемах в 20 верстах к северу от Москвы в селе Большие Мытищи.
      Самотечный водопровод нес чистую воду из ключей по каналам и трубам, отделанным кирпичом, параллельно Троицкому святому тракту.
      Для перехода через речки и лощины на водопроводе были устроены сифоны и подтрубные или водопроводные мосты. Среди них замечательнейшим стал тот, что идет через лощину реки Яузы – Ростокинский акведук, сохранившийся до наших дней. Длина этого водопроводного моста – около 350 сажен. Его столбы (или быки) сложены из мячковского известняка на цоколе из татаровского дикаря. Этот же дикарь употребили и на обложку столбов и ребер арок, а сами арки моста, как и стены мостового водопровода, выведены из кирпича на цементе.
      От акведука вода направлялась к Алексеевскому водопроводному зданию. Далее поступала к Крестовским (или Троицким) водонапорным башням.
      У нынешнего Крестовского моста были установлены водокачные паровые машины, которые качали мытищинскую ключевую воду в фонтаны и распределительные сооружения всего центра Москвы, доходившие почти до самой Москвы-реки.
       Разборный фонтан на Варварской площади
 
      В чугунной трубе от водоподъемного здания вода шла по своей магистрали вначале по линии 1-й Мещанской улицы (ныне проспект Мира) в резервуар, помещенный в Сухаревой башне. По этой улице были устроены четыре пожарных колодца и один – разборный для жителей, приходивших сюда с ведрами и ушатами. От Сухаревой башни вода разводилась в пять главных московских фонтанов: Шереметевский (на Сухаревой площади), Лубянский, Петровский (на Театральной площади), Воскресенский (он сохранился и украшает Воскресенскую площадь с тыла каменного Карла Маркса) и Варварский (на Варварской площади, в ее центре, напротив церкви Всех Святых на Кулишках). В середине улицы Сретенки был устроен еще один пожарный колодец.
      Когда случались московские пожары, пожарные команды допускались к водоразборным сооружениям без очереди и набирали воду в неограниченном количестве.
      От фонтанов были еще отводы: от Шереметевского – в Сандуновские бани, от Лубянского часть воды шла в три водоема в Китай-городе, устроенных на случаи пожаров: на Никольскую, Ильинку и Варварку. От Петровского фонтана вода поступала во Временную тюрьму «Яма» и в бани купца Челышева (на их месте ныне стоит гостиница «Метрополь»). От Воскресенского фонтана снабжались здания Кремлевского дворца, а от Варварского – Императорский Воспитательный дом. Магистраль заканчивалась малым фонтаном в Зарядском переулке.
      Арбатская, Тверская и другие близлежащие части Москвы, исключая Замоскворечье, получали воду через Москворецкий водопровод, бравший начало от Бабьегородской плотины. Но ни в этих районах, ни в Замоскворечье фонтанов не было. Вода подводилась к публичным колодцам с возвышенными бассейнами.
      Заяузье, Басманная и Лефортовская части Москвы стали централизованно снабжаться водой значительно позже – лишь во второй половине XIX века. Здесь уместно похвалить мытищинское болото, лосиноостровские леса и императрицу Екатерину.
      Водопровод с протекавшей по его трубам рукотворной рекой был подобен живому организму. Он жил своею жизнью, имел определенные порядки во взаимодействии с горожанами. Есть свидетельства этих взаимодействий. К ним можно отнести письмо от 28 марта 1886 года обывателя Василия Васильева в Московскую городскую думу, ее голове:
      «Не знаю, известно ли вам как богатому человеку, до чего доведена эксплуатация бедняков... продавцами городской воды...
      В Москве есть общество состоятельных кулаков, которые своевольно разделили Москву по водоснабжению на участки. Каждый участковый хозяин имеет несколько рабочих лошадей, телеги и водяные бочки, которые отдают внаем водовозам с обязательством ежемесячно уплачивать им известную плату.
      Водовоз, получив от сдатчика известную часть улицы с известным количеством домов, сам делается самостоятельным хозяином по водоснабжению. Он уговаривается с обывателями этой местности об оплате за каждое ведро воды. Плата эта налагается по его усмотрению, преимущественно по 1 копейке с ведра. Главный наниматель становится в полную зависимость от произвола этого грубого мужика-водовоза...»
      Если случалась ссора с водовозом, получить от него воды было уже невозможно, а сосед-водовоз ни за какие деньги воду не поставлял: такова была договоренность между всеми водовозами.
      Вода в городе давалась недешево. Водовозы в своем большинстве были пьяницами, могли неделями не развозить воду. Тогда обывателям приходилось воду покупать в лавках от 2 до 5 копеек за ведро. А по прошествии месяца водовозу нужно было отдавать деньги сполна, не вычитая им пропущенных дней, иначе водовоз давал отказ на будущее.
      В такую кабалу попадали почти все москвичи. Во время разлива Москвы-реки водовозы снабжали в первую очередь обеспеченных обывателей. Остальную воду они продавали лавочникам, которые в этот период брали с бедняков наивысшую плату – 5 копеек за ведро, делясь выручкой с поставщиками воды.
      Часто бассейновую воду водовозы заменяли прудовой или речной, что приводило потребителей к болезням.
      В конце своего обращения В. Васильев желал адресату, городскому голове Н. А. Алексееву, использовать свойственную ему энергичность «во всех предприятиях городского улучшения».
      Городской голова, городские дума и управа, также и Министерство внутренних дел были обеспокоены непорядками, установившимися вокруг городских фонтанов и колодцев. Воду следовало строго экономить и следить за ее чистотой.
      Московский обер-полицеймейстер, со своей стороны, сообщал, что «при отсутствии определенных правил для разбора воды из городских фонтанов происходят беспорядки между водовозами. Некоторые из них объединяются в самовольные артели, присваивают себе исключительное право на пользование тем или иным фонтаном, не допускают других водовозов или простых обывателей брать воду или собирают с них дань. Из-за этого около фонтанов возникают ссоры и драки. Если же в фонтане наблюдается недостаток воды, эти монополисты самовольно открывают краны и портят водопроводы. Вода же из кранов разбирается без очереди и без порядка, она из-за этого расплескивается и в значительном количестве теряется, особенно если отсутствуют на месте воронки и наливные трубы. Если в фонтане остается совсем мало воды, водовозы выскребают ее со дна фонтана черпаками. Это делается с такой силой, что на чугунных плитах дна фонтана образуются дыры. Часто пришедшие к фонтану с ручной посудой при скудном наличии в фонтане воды ставят свою посуду на дно фонтана и в дальнейшем наполняют ее, не заботясь о санитарии. Ковшом собираются чуть ли не последние капли воды, вместе с которой сюда попадает и грязь, и водяной цвет...»
      Далее обер-полицеймейстер замечал, что не у каждого фонтана дно имело к краям наклон: в некоторых из них он был направлен к центру. В этом случае обыватель должен был привязать ведро к длинной палке и с помощью этого приспособления дотянуться до крана и подставить под него свою посуду. Полного ведра, из-за его тяжести, набрать было невозможно. Поэтому ловкачи тянулись к воде, перегнувшись через барьер, и выскребали, как могли, воду со дна фонтана.
      В 1880-е годы стало ясно, что фонтаны, питавшие водой Москву в течение долгих лет, из-за прироста населения (до 700 тысяч жителей) перестали справляться с новыми нагрузками.
      Городские власти все чаще стали получать от москвичей письменные и устные претензии по поводу водоснабжения. Для обеспечения соблюдения санитарных правил и нормальной организации водоразбора у фонтанов необходимо было срочно принимать действенные меры. Тогда предложили устроить вблизи каждого фонтана краны от одного или двух водоразборных столбов. Это дало бы возможность в дневное время наливать воду прямо в бочки и ручную посуду. А в ночные часы, когда у фонтанов не было потребителей, вода могла бы наполнять бассейны впрок. В утреннее же время, когда в воде возникала наибольшая потребность, можно было бы допускать разборку ее и черпаками: тогда значительно ускорился бы отпуск воды.
      8 декабря 1886 года городская комиссия по составлению проектов обязательных для городских жителей постановлений предложила дополнительные правила для лиц, разбиравших воду из московских фонтанов. Она указала, что «получаемая из городских водопроводов вода, предоставленная общественному пользованию, несомненно, должна быть признаваема общественным достоянием; ее следует охранять от перерасхода и небрежного пользования. Необходимо также и наблюдение за целостностью сооружений городского водопровода».
      Московский обер-полицеймейстер обязывал граждан соблюдать дисциплину и порядок вблизи фонтанов. Все лица должны были исполнять требования полиции, водопроводных надзорщиков и сторожей.
      Пришедшим к фонтанам жителям запрещалось залезать в чаши фонтанов, ставить или погружать туда какие-либо предметы, дотрагиваться до фонтанных кранов, причинять какие-либо повреждения водопроводным сооружениям. Черпаки, ковши и прочие предметы для наливания воды из фонтанов должны были «находиться в полной исправности и содержаться в опрятности, дабы не засорять воду и не портить ее чистоты». Не разрешалось также вблизи фонтанов откалывать лед с бочек и сбрасывать порожние бочки с телег и саней. Проект постановления был утвержден властями и принят к исполнению.

Водопроводчики

      На Мытищинском водопроводе не раз случались аварии. И в 1890–1893 годах он серьезным образом был перестроен, шел почти параллельно старому и стал наименоваться как «Новый Мытищинский». Но и после реконструкции на водопроводе происходили разные неполадки. Январским вечером 1898 года при 17 градусах мороза на углу Поварской улицы и Борисоглебского переулка случилось чрезвычайное происшествие. С оглушительным грохотом лопнула большая труба. Многие жители близлежащих домов были не на шутку перепуганы и все вышли на улицу.
      При этом ударе камни мостовой вместе с землею, льдом и снегом взлетели высоко вверх. Вода бурным широким потоком хлынула вниз по улице к Арбатским воротам. Там она, обогнув угол дома ресторана «Прага», потекла на Арбатскую улицу, затапливая дорогу и подвалы некоторых домов. Такое наводнение вне русла московских рек происходило не столь часто. Фонтан бил несколько часов.
      Помощь пришла не скоро, так как все служащие городского водопровода жили при водокачке села Алексеевского. Быстро добраться к аварийной местности никак не получалось.
      До приезда специалистов дворники на Арбате энергично работали своими метлами, чтобы очищать от напора воды тротуары и подвальные этажи хозяйских лавок...

Разливы реки

      Максимальный весенний разлив Москвы-реки произошел 11 апреля 1908 года – на 3,5 млн квадратных сажен. Залито было 2,5 тыс. владений. Пострадало 180 тыс. жителей, которые потеряли большую часть своего имущества.
      В домах размокла глина в печах – они расползлись. Были испорчены амбары и товары в них. Паводок унес значительный запас строевого леса со складов на Краснохолмской набережной. Была размыта Симоновская набережная с дамбой, разрушен деревянный Комиссариатский мост, очень сильно испорчены мостовые.
       Наводнение 1908 года. Затопленный Александровский сад
       Балчуг. Наводнение 1908 года
 
      Было замечено, что с каждым годом уровень паводка становился все выше. Разница между паводками 1788 и 1908 годов составила 0,76 сажени.
      В начале весны 1913 года городская управа, учитывая опыт сильнейшего наводнения 1908 года, сделала ряд приготовлений к разливу Москвы-реки.
      Весь город в районе реки был разбит на 5 участков. В каждом из них располагались нанятые городом лодки для бесплатной перевозки жителей прибрежья с их имуществом. Здесь же стояли и подводы с ломовыми извозчиками. В случае затопления подвальных этажей домов московское население оповещалось вывешиванием белых флагов на каланчах полицейских частей.
      Для временного пребывания жителей, пострадавших от наводнения, приготавливались квартиры в ближайших городских ночлежных домах. В них нуждающимся должен был бесплатно выдаваться хлеб.
      В каждом районе во время наводнения устанавливалось дежурство врачей.
       Софийская набережная. Наводнение 1908 года
 
      Сами москвичи не оставались в стороне при ожидании весенних разливов. Например, в тот же весенний сезон к члену городской управы В. Н. Литвинову явилась депутация от студенческого гимнастического общества при Московском университете. Члены этого общества предложили городу безвозмездно свои услуги по оказанию помощи населению в случае московского наводнения. Студенты были готовы оказывать не только медицинскую помощь, но и руководить спасением имущества потерпевших, а также организовывать жителей при посадке в лодки.
      Членам гимнастического общества было поручено распределить между собой районы города и войти в подчинение к тем административным лицам, на которые управа возложила заведование всем делом оказания помощи в случае катастрофической ситуации.

Апрель всех напоит

      Весна располагает на радужные грезы, на поэзию...
      Но также – на активизацию обыкновенных прозаических повседневных дел. О городе написано немало стихов. В одной стихотворной зарисовке Игоря Северянина о весенней нашей столице 1925 года есть такие слова:
 
И ты, вечерняя прогулка
На тройке вдоль Москва-реки!
Гранатного ли переулка
Радушные особняки.
 
 
И там, в одном из них, где стайка
Мечтаний замедляет лёт,
Московским солнышком хозяйка
Растапливает «невский лёд»...
 
      Нашему современнику не все в стихотворении понятно.
      Правда, старинным жителям Москвы приятно заметить, что нашу реку, по давней привычке, поэт называет не Москвой-рекой, а Москва-рекой, в одно слово (в прошлом школьники на уроках часто писали «Москварека» и были по-своему правы). Но не это самое любопытное у Северянина. А то, для чего женщины растапливали лед и почему какой-то «невский»? Где Нева и где Москва-река? Не надо в школу бежать и спрашивать. Достаточно вспомнить, где Питер и в скольких километрах от него – наша Белокаменная. Не ошибка ли в том поэта?
      Для ответа обратимся к надежному источнику знаний – к архивным документам. В одном из них найдем сообщения московских штаб-лекарей, а именно их рапорты в Медицинскую контору 1828–1829 годов:
      «Москворецкая вода после весеннего половодья есть чистая и здоровая, употребляется обывателями для приготовления чая и варения пищи, но во время разлива и половодья она не чиста и не годна к употреблению. Она заменяется тогда у достаточных людей из источника, находящегося близ Москвы у подошвы Трех гор, и водою, проведенною из источников, истекающих из селений больших Мытищ, которая, однако же, не так хороша, как трехгорная, ибо много содержит в себе известковых частиц, плохо растворяющих мыло, вяжет волосы и не разваривает огородные овощи.
      Вода небольшой реки Яузы не столь здорова для употребления и не так чиста, как москворецкая.
      Речки Синичка на Введенских горах и Сетовка близ Воробьевых гор доставляют здоровую воду.
      Помимо этих речушек, почитаются известными в столице источники: Преображенский , который особенно любил Петр Великий, Андреевский у подножия горы в низу Нескучного сада и Золотой Рожок вблизи Андроньева монастыря».
      В этом архивном деле также сообщается, что в Москве «перед половодьем все обыватели заготавливают лед, который позднее употребляется как чистая вода».
       По мотивам картины В. Д. Поленова «Московский дворик»
 
      Так все-таки почему же используемый москвичками лед Игорем Северяниным назван «невским»? Оказывается, лед реки Невы считался необыкновенно чистым. Хозяйки, которые жили в достатке, или те, что могли в ущерб другим нуждам пойти на жертвы, покупали заказанные ледяные куски в Санкт-Петербурге. Этот-то лед в половодье и растапливали.
      В Третьяковской галерее вблизи шишкинских лесных зарисовок находится картина А. П. Боголюбова «Катание на Неве». На ее переднем плане можно увидеть повозку с огромной ледяной глыбой, завернутой в холстину. На ткани проставлен номер наподобие современных акцизных марок.
      Справа от центра по Стромынке находилась Екатерининская (Матросская) богадельня, бывшая еще при Петре I казармою для матросов. Перед этой богадельней находился водоразборный столб, куда текла вода из святого Преображенского ключевого колодца, который был открыт здесь еще с незапамятных времен. Вода в количестве 5 тыс. ведер в сутки накачивалась пульзометром Голля в бак, из которого она и текла для разбора.
      Что касается источников воды в других окрестностях Москвы, то в одном из отчетов Уездного ведомства в начале ХХ века были помещены такие сведения. В Марьиной Роще и в Черкизове вода для питья не пригодна. На Благуше она жесткая, лишь местами годится для питья. В Крестовской слободе – также жесткая, для питья и приготовления пищи непригодна. В Даниловской слободе – нечистая, при отстое покрывается сизым налетом. В Петровско-Разумовском вода имеет привкус йодоформа и карболки.
      В июне 1877 года газета «Московские ведомости» напечатала: «Почти в каждом московском дворе есть колодец воды».

Вода Студенца

      Вблизи бывшей московской окраины Три горы в Москву-реку впадает небольшая речушка, вернее, ручей с симпатичным названием Студенец. Немногие из сотен московских ручьев имели собственные наименования. Этот же славился тем, что вода в нем была необыкновенно чистая и очень холодная.
      До сооружения Мытищинского водопровода большинство москвичей брали воду для питья и хозяйских нужд из самой Москвы-реки, из Преображенских ключей и отсюда, со Студенца, называя воду студенецкою или трехгорною. Некоторыми промышленниками ключевая вода Студенца использовалась при производстве минеральных вод и других напитков.
      Местность Студенца притягивала к себе не только высоким качеством воды, но и красивой девственной природой. У речушки прогуливались, а 24 июня для москвичей устраивались на Трех горах веселые народные гулянья.
      В ХIV веке здесь располагалось село Выпряжково, принадлежавшее внуку Ивана Калиты серпуховскому князю Владимиру Андреевичу Храброму, герою Куликовской битвы. В период времени с конца XVI до начала XVIII века на месте села был уже загородный двор князя М. П. Гагарина, сибирского воеводы, который был повешен Петром I за взятки и казнокрадство. Позднее, при Анне Иоанновне, его сын А. М. Гагарин привел в порядок пруды при ручье Студенце – благоустроенная местность получила дополнительное название «Гагаринские пруды».
      Двор Гагарина в 1804 году перешел к графу Ф. А. Толстому, а после 1812 года – к графу А. А. Закревскому, женившемуся на его дочери. Закревский сначала был генерал-губернатором Финляндии и одновременно министром внутренних дел, а с 1848 года – московским генерал-губернатором. Этот новый владелец замечательно устроил местность Студенца: провел от ручья параллельные каналы правильной формы, украсил образовавшиеся таким образом острова, поставив на них памятники русским полководцам: Каменскому, Барклаю, Волконскому. На строительство дачи был приглашен архитектор Жилярди.
      Некоторое время дача Студенец принадлежала государыне императрице.
      О культурно-спортивной жизни в этом районе можно судить по газетному объявлению 1851 года: «Господин Александр Уливо объявляет почтеннейшей публике, что на даче Ее Величества Студенец, что за Трехгорной заставой, будет дано в воскресенье 20 мая большое представление на воде и водяной фейерверк. Господин Уливо будет несколько раз прыгать с лестницы вышиною 40 аршин в воду, в разных видах и будет иметь в руках огненные пирамиды, а потом – огненные бриллиантовые колеса и букеты, также бросаясь с той же вышины, сальто-мортальные скачки. Также на воде он будет есть и пить. В заключение будет сожжен китайский фейерверк. Во время представления будет играть полковая музыка. Касса будет открыта с 5 часов при входе к пруду. Начало в 8 часов вечера. Цена местам: кресла – 1 рубль серебром, стулья – 50 копеек серебром, скамейки – 30 копеек серебром. Последнее место – 20 копеек серебром. В случае ненастной погоды представление отложится до другого дня».
      Дача Закревского была продана еще до 1860-х годов. К красивому местному парку, к водным протокам со множеством мостиков, к открытым, по сути, дверям гостеприимных хозяев постоянно тянулись для прогулки уставшие от городской суеты москвичи.
      Вскоре в этих местах стали строиться новые небольшие дачки горожан. Позднее, к 1880-м годам, дача Студенец отошла Обществу любителей садоводства. Между дачей и на западе от нее расположенной небольшой местностью Камушки (или Каменоломни) общество разбило новый сад и построило свои строения для Школы садоводов.
      Почетным попечителем Школы садоводов стал потомственный почетный гражданин Москвы Конон Никонович Голофтеев. Президентом Общества любителей садоводства был генерал-лейтенант В. И. Ахшарумов. Заседания общества летом проводились на даче Студенец, а зимой – в казенном межевом доме у Покровских ворот (в Хохловском переулке).
      В летнее каникулярное время на Студенецкой даче помимо обучения специалистов-садоводов проводились занятия для учителей российских гимназий и общеобразовательных школ, так как в школьной программе имелись часы для преподавания детям навыков огородничества, плодоводства и садоводства. Многие плоды со школьных участков использовались для питания школьников и самих преподавателей.
      При наступлении советского времени барский дом на даче Студенец был разрушен. Сад Общества садоводов и парк при даче, как писали тогдашние путеводители, «стали служить местом отдыха рабочих и их семей», и здесь стала вестись «большая политико-просветительная работа».
      А теперь без особого труда вблизи от этих небольших островков зелени можно обнаружить новые высокоэтажные здания и стройплощадку возводимого огромного делового центра с непривычным для уха москвича зарубежным названием Сити.
      Старинный московский топоним «Студенец» исчез с карты столицы. На ней можно найти лишь невеликий Студенецкий переулок рядом с Мантулинской улицей.

«Прожект» Бове

      Русский зодчий О. И. Бове недалеко от Большого театра создал замечательное творение, которое продолжает радовать глаз и в наши дни.
      «Для выполнения обязанностей по обстройке и украшению Москвы после разорения города неприятелем в 1812 году» высочайшим указом от 14 февраля 1813 года была образована Комиссия для строений во главе с ее директором князем М. Д. Цициановым. В этом же указе было велено «отпустить из Государственного Казначейства в распоряжение Комиссии миллион рублей для выдачи ссуд в пособие обывателям к выстройке домов, пострадавших от неприятельского нашествия».
      Возвратившиеся в свои разоренные гнезда в ноябре 1812 года жители Москвы были поражены увиденной здесь страшной картиной.
      Московский главнокомандующий подал императору докладную «О разных к обустроению Москвы предположениях». В 1816 году высочайше было назначено к отпуску в комиссию Цицианова «на вознаграждение обывателям» за земли вокруг Китая, Белого и Земляного городов 2 249 042 рубля, «на спланирование и мощение оных» – 1 516 790 рублей. А «ассигнованные при учреждении комиссии 5 000 000 рублей, сверх заготовления материалов и пособия к постройке домов, высочайше повелено обратить... на закрытие каменным сводом речки Неглинной и на отделку бульваров вокруг Кремлевской стены и прочих местах, где назначено».
      Заключать в трубу низовье реки Неглинной стали немедленно. В 1819 году подобные работы были перенесены выше Кузнецкого моста и в Земляном городе. Тогда же по приказанию военного генерал-губернатора графа А. П. Тормасова был засыпан ров возле Кремлевской стены между Троицкими и Боровицкими воротами (на эту работу было потрачено 2000 рублей).
      Государь Александр I, посетивший Москву в эти годы, повелел: «По дистанции от Курятных (другие названия: Воскресенские, или Иверские, Китайгородские. – Т. Б.) ворот до Боровицких близ Кремлевских стен очистить имеющиеся бугры и по нетес (слово историками осталось непонятым. – Т. Б.), где нужно, подделать кирпичем и по выпланировании обсадить липами, посредине сделать из лип аллею».
      Журнал Комиссии для строений 5 августа 1820 года за № 4879 имел следующую запись: «...сочинение прожекта для гулянья подле Кремля от Воскресенских до Боровицких ворот со сделанием через Троицкий и Боровицкий мосты пандуса поручено архитектору Бове, от которого будет зависеть построение оных и подделка Кремлевских стен... а устроение на сем гуляньи по тому прожекту дорожек, планировка места, посадка деревьев и кустарников, приискание оных и вообще отделка сего гулянья возложена по приказанию господина военного губернатора на находящегося при обделке бульваров господина коллежского советника Карина».
      Кремлевские сады, с чугунной решеткой и воротами, разводились по рисункам Бове.
       Р. Курятников. «Вид Кремлевского сада от Воскресенской площади». 1824 год
 
      Полностью работы по обустройству первого Кремлевского сада закончились лишь в 1826 году. Они шли так успешно, что еще раньше, 30 августа 1821 года, в день тезоименитства государя и святого Александра Невского, состоялось торжество. «В сей день открыто вновь устраиваемое по высочайшей воле, под надзором Комиссии для строений в Москве, гулянье между Воскресенских и Троицких ворот... В половине 8 часа аллеи и дорожки, Кремлевская стена были иллюминированы. Над гротом у Кремлевской стены в прозрачной картине изображались вензеля государя императора и обеих императриц (жены и матери Александра I. – Т. Б.)... Собранная из четырех полков здешнего корпуса музыка и две партии песенников оглашали воздух. Публика была столь многочисленная, что и самые старожилы не вспомнят таковой... и с достоверностью можно положить, что более ста тысяч было народу», – написали в отчете об этом событии.
      В этом же саду император отмечал праздник своего тезоименитства в 1823 году. Московские путеводители и альманахи того времени отмечали, что до того здесь было «место нечистое и смрадное».
      Тут был овраг к болотистой Неглинной, «куда сваливалась всякого рода нечистота, лежали кучи навоза и, словом, непроходимое место».
      Здесь, к тому же, обыватели образовали кладбище кошек и собак. После приведения местности в должный вид сад стал отделяться от площади, находящейся перед Воскресенскими воротами «...великолепною чугунною решеткою, имеющей столбы в виде ликторских пуков, с золотыми топорами и золотыми перевязками. Прочие же стороны сада обнесены, хотя невысокой, но весьма красивой решеткой». Сад делился на верхний и нижний красивым, построенным еще при Василии III Троицким мостом с арками, с пандусом и с чугунной лестницей. При входе в сад от Никитской улицы был сделан прекрасный мост, по сторонам которого поставили грифов.
      При открытии существовал только первый Кремлевский сад, но позднее были благоустроены и другие два: от Троицких ворот до Боровицких и от Боровицких – до набережной.
      По самой середине первого сада у стены было сделано искусственное возвышение в виде природной горы, в которой построили грот наподобие античных развалин. По его сторонам были расположены обломки разных пьедесталов, колонн в хаотичной перемежке с каменными ядрами, которые употреблялись в древности вместо чугунных. Это строительство обошлось казне в сумму 7666 рублей 88 и 3/ 4копейки.
      Над гротом был устроен павильон для оркестра полковой музыки.
      В арке Троицких ворот, справа при переходе из первого сада во второй, открыли кухню для ресторации, построенной возле того же моста в первом саду.
      Посередине второго сада оборудовали «прекрасной архитектуры кондитерскую». А в третьем, на возвышении у Боровицкой башни, как при гроте, сделали искусственные развалины.
      Решетка сада была отлита на заводе Чесменского А. В. Немчиновым, который пожертвовал собственные средства на позолоту в ее украшение. За это государь наградил Немчинова золотой медалью на анненской ленте. Стоила решетка 59 492 рубля 43 копейки.
      Работы по планировке первого Кремлевского сада осуществлялись нижними чинами (солдатами), а второго – вольными и военными рабочими.
      По высочайшему повелению в 1822 году сады были названы Кремлевскими. Название же Александровские было дано позднее в благодарность за украшение города и в память об Александре I. Последнее название закрепилось в планах города и его описаниях, хотя официальное наименование, наряду с приобретенным, еще долго встречалось в различных документах.
      Сады были открыты круглосуточно, за ними проводился должный уход и надзор.
      По воскресеньям и торжественным дням здесь звучала превосходная оркестровая музыка, иногда пели песенники. Их работу оплачивал город.
      В Александровских садах постоянно устраивались массовые гулянья, временами – большие выставки. Самая большая из них – Политехническая 1872 года. Во время ее проведения все сады вокруг Кремля серьезно пострадали. Царь Александр II велел привести сады после выставки в должный порядок. Он же разрешил предоставить полосу земли из первого Кремлевского сада от угла Воскресенской площади до Борисоглебских ворот (второе название Кутафьей башни) в бессрочное пользование города для расширения проезда Неглинной улицы, которая располагалась над подземным водным руслом до самого впадения в Москву-реку у Большого Каменного моста.
      19 сентября 1889 года Московская дума выделила 12 871 рубль 54 копейки на устройство новой решетки, музыкальной эстрады, некоторые другие преобразования первого Александровского сада. Работы были выполнены в 1890 году. С этого времени благоустройство сада постоянно поддерживалось средствами города.
      У входов в сады были выставлены надписи: «Воспрещается ходить по газонам и ломать деревья». В первом саду был учрежден надзор силами городских сторожей, а во втором и третьем – сторожей Дворцового управления.
      Садами широко пользовались жители Москвы. В них в дни больших церковных торжеств собирались те, кто не мог войти в кремлевские храмы из-за большого количества молившихся.
      В садах все дни напролет играли дети, много было отдыхавших после работы, а также паломников из разных губерний России. Последние приезжали и приходили пешком в Москву всесезонно на поклон московским святыням.
      В июне 1914 года Московской городской управе было поручено принять от Дворцового ведомства в ведение все Александровские сады и Кремлевские (Романовские) бульвары: вдоль Исторического музея, по набережной Москвы-реки, на Красной и Васильевской площадях. В них нельзя было устраивать увеселительные заведения. Были недопустимы временные летние павильоны, беседки для гулявших.
      Если заглянуть в 1916 год, то можно отметить, что в смету расходов в том году закладывалось содержание здесь садовника, 18 сторожей (по трое на каждый из трех Александровских садов и для садов по набережной, шесть – для садов на Красной площади, с учетом трех смен по 8 рабочих часов), шесть сезонных сторожей на шесть месяцев для цветников, также 18 поденных рабочих для уборки, поливки, косьбы газонов в течение шести месяцев. Сторожам выдавалась специальная летняя и утепленная зимняя одежда.
      Рабочие в московском работном доме делали большие садовые скамейки. Их ставили среди деревьев и кустов боярышника вдоль прогулочных дорожек во всех Кремлевских садах и бульварах.
      Во время приездов императорской семьи в старую столицу эти сады и бульвары, вместе с городскими сторожами, поступали в распоряжение дворцовой полиции.
      Состоянию же современных садов и частично сохранившихся у Кремля бульваров может дать оценку каждый из нынешних москвичей и гостей города.

Скверики

      В Москве кроме городских улиц и площадей в общественном пользовании находятся некоторые рекреации, занятые скверами, садами, бульварами. Зеленые насаждения как в старые годы, так и теперь имеют важное санитарно-гигиеническое значение для любого города.
      Белокаменная издавна отличалась обилием садов, принадлежавших частным владельцам и различным учреждениям. Общественные же сады и бульвары возникли в ней только при Екатерине II, когда на месте разобранной стены Белого города решено было сделать аллеи для общественных московских гуляний.
       О.-Ж. Кадоль. Тверской бульвар. Около 1825 года
 
      Первым был устроен Тверской бульвар. Таким образом, именно он стал старейшим на протяженном Бульварном кольце.
      К 1854 году всех общественных садов и бульваров в Москве насчитывалось не более 23. Они находились в распоряжении особых правительственных учреждений (Управы благочиния, прочих), которые ведали городской строительной частью.
      Только с 1865 года общественные сады, скверы и бульвары стали переходить в ведение Московского городского управления. К этому времени в городе было всего 16 садов и специально разбитых скверов (без учета бульваров).
      В 1896 году все 48 московских бульваров имели общую длину 34 версты. Бульвары придавали Москве особую привлекательность, в своем большинстве они тянулись тремя концентрическими кольцами-поясами. В первом стояла линия Бульварного кольца из 11 бульваров длиною 7 верст. Вторая линия шла вдоль Земляного вала от Москвы-реки: Зубовский, Смоленский и Новинский. За ними расположилась Садовая улица, обсаженная с двух сторон палисадами. Между Садовой и Трубной площадью находился Трубный (Цветной) бульвар, а рядом – небольшой Неглинный.
      Третья линия древесных насаждений шла по Камер-Коллежскому валу и состояла из аллей. Такими же аллеями были обсажены улицы от вокзалов к Сокольникам, Девичьему полю и некоторым другим окраинам.
      Площадь садовых насаждений такого рода достигала 77,5 десятины. Самым длинным из бульваров считался Стромынский, устроенный в 1893 году по обеим сторонам улицы Стромынки, – он имел общую протяженность до 3,5 версты.
      Недостаток в Москве прогулочных садов некоторым образом возмещался наличием зеленых бульваров. Лучшим из них считался Нарышкинский, который часто называли садом. В нем всегда играло много детей. Этот бульвар как топоним на современной карте отсутствует. У него была любопытная история.
      Когда-то Страстной бульвар тянулся узкой полосой между площадями от Тверских до Петровских ворот Белого города. Часть бульвара напротив Ново-Екатерининской больницы носила название Больничной улицы. От этой улицы к бульвару располагалась вечно грязная сенная безымянная площадь. И вот рядом с площадью богатая старушка Елизавета Александровна Нарышкина, урожденная Хрущова, купила себе небольшой домик. Именно эту московскую старожилку посетила мысль превратить здешнюю площадь в прекрасный сад. Нарышкина своими средствами осуществила замечательную идею на радость москвичам. В благодарность ей и сквер, и бульвар позади Страстного монастыря стали называть Нарышкинскими. Страстным бульваром до уничтожения монастыря на картах Москвы обозначалась лишь зеленая короткая аллея вдоль южной его стены. Сейчас территория этого бульвара поглощена Пушкинской площадью, а название Страстной бульвар носит Нарышкинский обширный сквер.
      В начале ХХ века общее количество древесных насаждений, посаженных городом, достигало 140 тыс. единиц. Для озеленений город обзавелся собственными питомниками и оранжереями, в которых выращивались растения для их посадок на бульварах, в садах и скверах, на улицах.
      Самым крупным мероприятием в этой отрасли явилось приобретение городом в 1879 году от казны большой пригородной лесной дачи Сокольники.
      Это место издавна служило излюбленным загородным гуляньем для москвичей. Здесь еще с начала 1850-х годов стали покупаться земли. Их застраивали частными дачами, которые в своем большинстве сдавались в аренду.
      Государственная казна продала городу земли Сокольников за 300 тыс. рублей. Причем натурально растущий лес, оцененный в миллион рублей, был отдан Москве безвозмездно. Но было обусловлено, что лесные насаждения Сокольничьей рощи сохранятся здесь навсегда и что эта роща будет улучшаться в интересах жителей древней столицы. В целом покупка Сокольников обошлась городу в 314 267 рублей. Это – вместе с оформлением документов и оплатой рассрочки платежа.
      К 1880 году огромная Сокольничья роща с ее вековыми соснами была значительно изменена. Здесь появилось большое количество просек, шоссированных дорожек. Для улучшения благоустройства Сокольников были устроены новые скверы (почти 15 десятин), пруды (4 десятины), новые культурные аллеи и дорожки, составлявшие по длине около 76,5 версты. К этому следует прибавить и 57 проезжих и пешеходных мостов. Существовавшие раньше питомники были расширены до 10 десятин.
      Деревья из питомников Сокольников отпускались для посадок на городские бульвары, а также для озеленения дворовых площадей при московских больницах, приютах и других учреждениях.
      В парке Сокольников городом были налажены водоснабжение и освещение...
      В садах и на бульварах Москвы было поставлено более трех тысяч скамеек. В летнее время на Тверском, Чистопрудном и Новинском бульварах два-три раза в неделю играла музыка. То же было и в Екатерининском саду на Самотеке, в Сокольниках и на Девичьем поле. Тверской бульвар привлекал на свою музыку чуть ли не всю Москву. Москвичи любили гулять на Пречистенском (Гоголевском) и Никитском бульварах.
       Лубянский сквер
 
      Из десяти скверов к лучшим относились: Лубянский (Ильинский) у Ильинских ворот, на площади у храма Христа Спасителя, у клиник на Девичьем поле и у Патриарших прудов.
      В летнее время наполнялись и многие сады: Кремлевские и Александровские (в начале ХХ века Александровские были переданы городскому управлению), Ботанический Московского университета (у Балкана-Грохольского переулка), Дворцовый в Лефортове, Екатерининский на севере Москвы, Зоологический на Пресне, Нескучный на Калужской улице, Петровский парк за Тверской заставой и Академический (Петровско-Разумовский) – за Бутырской.
      В павильонах садов и скверов устраивались городские чайные и кофейные. Например, на Страстном бульваре располагалась «Американская» кофейная, в городском павильоне Чистопрудного бульвара – кофейная господина Медведского, у Никитских ворот – кофейная Бартельса, а в Сокольниках на кругу – Яни. Часто рядом стояли и кухмистерские заведения, то есть столовые: у Никитских ворот – госпожи Троицкой, «Пушкинская» – на Тверском. Была и «Вегетарианская» – на Пречистенском бульваре.
      А зимой москвичи развлекались на катках, лучшими из которых называли такие: яхт-клуба на Петровке у дома Обидиной, на Чистых прудах, на Патриаршем бульваре (прудах), у Малого Каменного моста и в Зоологическом саду. Всегда по праздникам и один раз в неделю на катках играла музыка.
      Народные гулянья происходили ежегодно: 1 мая – в Сокольниках, 22 июля – у Петровского парка, 28 июля – у Новодевичьего монастыря, 6 августа – у Новоспасского монастыря, 15 и 16 августа – у Андроньева, 19 августа – у Донского, 1 сентября – у Даниловского монастыря.
      Для наблюдения за чистотой и ежедневным порядком на бульварах город содержал около 100 постоянных сторожей. Практически все бульвары и скверы имели металлические решетки и калитки, которые на ночь запирались сторожами.
       Вид на Водовзводную башню со стороны Кремля
 
      С наступлением сумерек стражи порядка с колокольчиками обходили свои владения и выкрикивали для припозднившихся посетителей сообщения о том, что время для прогулок закончилось.

Птицы Москвы

      Городской инженер Владимир Константинович Шпейер (1846–1915) осуществил в Москве множество своих проектов. Кроме того, этот выдающийся специалист проанализировал причины небывалого наводнения 1908 года. Он пришел к заключению о том, что причинами широчайшего разлива русла реки Москвы стало исчезновение многочисленных лесов, издавна окружавших город.
      Московская губерния порубками деревьев на нужды города невыгодно выделялась среди других российских губерний. Опустевшие места зарастали большей частью лиственными лесами, в которых почти всегда преобладала осина: она скорее других распространяется и растет на сырой почве. Но и эти деревья не были долговременными лесами по той причине, что осиновые дрова на рынке были намного дешевле березовых.
      Самыми богатыми лесами были Волоколамский и Дмитровский уезды.
      Очень важным фактором в лесных потерях была значительная порча деревьев вредными насекомыми. В отдельные годы она была чрезвычайно заметной.
      В самом начале XVIII века приезжавшие в Москву путешественники в своих дневниках отмечали, что до 1715 года в Москве и пригородах водилось очень много мелких певчих птиц. Звонкое щебетанье поражало иностранцев. Такого они не могли наблюдать в других городах.
      Что же произошло в 1715 году?
      Именно тогда царское правительство предприняло весьма странный коммерческий проект: Петр I велел отловить огромное количество московских птах (заплатив за то ловчим 1500 рублей), и пернатых переселили в окрестности новой столицы – Санкт-Петербурга. Москва сильно обеднела на птичьи стаи.
      Помимо того, птиц активно ловили подмосковные жители и продавали их москвичам в теплые воскресные дни и особенно много – в праздник Благовещения Пресвятой Богородице. Как иллюстрацию этой ловли можно вспомнить одну из картин И. Г. Перова.
      Торги устраивались на городских птичьих рынках: на Театральной площади, в конце Цветного бульвара – на Трубной площади, у Зоологического сада на Пресне.
      Вместе с ловлей птиц имел место и другой бизнес: для их прокорма в Подмосковье собирали муравьиные яйца, разоряя муравейники. Потому-то московские леса из года в год лишались своих верных хранителей от нашествия насекомых.
      В старину в зоне Подмосковья преобладали еловые леса. Ученым известно, что вредные насекомые более всего портят именно хвойные леса. Ель подвержена порче преимущественно от елового короеда (bostrichus octodentatus, bostrichus typographus). Кроме еловых короедов есть и много других насекомых-злодеев. Главными истребителями короедов являются: летучие мыши, дятлы, зиньки (parus), зяблики, другие насекомоядные птицы и... муравьи. Вот именно таких разных защитников лишилась Москва.
      Московские власти проводили меры по защите города перед натиском широкой урбанизации. Так, обнаружив злостное истребление, во время весеннего Семика и Троицы, Марьиной березовой рощи, на севере от Москвы, был введен запрет на порубку здесь деревьев. Праздничный обряд «березку заломати» перешел в разряд воспоминаний. Правда, позднее при прокладке железнодорожных путей Николаевской дороги эту рощу практически всю уничтожили.
       Птичий рынок на Трубной площади
 
      Для Москвы неплохо было то, что не так обильно, как теперь, к Рождеству в лесах рубились ели. Эти деревья ставились далеко не в каждом доме или дворе.
      По указу городской управы для новых посадок завели свои питомники с кустарниками и деревьями. Большое количество лип и тополей из этих хозяйств было высажено вдоль московских улиц и бульваров в 1902 году.
      Но пришло время Первой мировой войны, и на садовое хозяйство российских городов перестали обращать какое-либо внимание: не до них тогда было. Правда, уже в 1923 году о городском зеленом благоустройстве вспомнили. Оказалось, что Москва чуть ли не единственный город в стране, который в трудные военные годы сохранил в целости все свои скверы, бульвары и парки...

У Калитников

      «Дяденька, купите птичку! Нет? Ну тогда котенка!», «Какая милая собачка!», «Будешь хорошо учиться, вот эта рыбка будет твоя!»
      Эти разговоры, а также некоторые стихотворения из детской классики: «У меня снегирь живой!», «...И нас на заре разбудили веселых скворцов голоса» – переносят наши мысли в прошлое, на «чудо какой волшебный» московский Птичий рынок.
      Нам кажется, что этот рынок в Калитниках существовал очень давно. На самом деле в том подмосковном пригороде, где нынче располагается район с большими домами восточнее Крестьянской (бывшей Спасской) и Абельмановской (бывшей Покровской) застав Камер-Коллежского вала, южнее Нижегородской улицы, долгое время была обыкновенная пустопорожняя земля.
      Лишь в конце лета 1901 года эту землю (к ХХ веку уже принадлежавшую городу) Московская управа спланировала, разбила на 20 участков и решила сдавать в аренду. Владельцы деревянных построек могли арендовать эти участки сроком до 24 лет, а каменных сооружений – на 36 лет. Участки имели размеры от 180 до 300 квадратных сажен. Публичные торги на них были назначены на 25 сентября того же года. И сразу первые жители – застройщики нового района стали просить Московскую городскую думу об устройстве на свободной площади между Большой и Средней Александровскими (ныне Калитниковскими) улицами, севернее кладбища, зеленного рынка. По причине «слабой заселенности района» обыватели в тот год получили от начальства отказ. Но просьбы не прекращались.
      Лишь спустя 12 лет, 22 января 1913 года дума разрешила открытие зеленного рынка площадью 500 квадратных сажен на части Калитниковской площади. Предполагалось, что здесь будет проводиться торговля зеленью, овощами и сеном. Вся Калитниковская площадь занимала 2055 квадратных сажен.
       Дом на обочине Погонно-Лосиного острова
 
      Видимо, именно тогда у поселян Калитников и появилась идея торговать разными животными на Калитниковском рынке. Туда, где продавались зелень и сено, птицы сами летели, а лошадей можно было и привести.
      Старая Москва пользовалась по большей части конным транспортом. Потому к востоку от кладбища, за Скотопрогонной улицей, соединявшей городские бойни с разгрузочным пунктом Нижегородской железной дороги, дума вскоре запланировала устроить большую Конную площадь. Сюда привозили бы лошадей из разных областей России для продажи в златоглавой...
      С давних времен настоящим большим птичьим рынком в Москве считались Трубный бульвар и Трубная площадь. Но вот в 1851 году торговлю цветами с Театральной площади перенесли на «птичий» Трубный бульвар, в связи с чем последний стал называться Цветным. Птиц же пробовали продавать на Театральной. Вернее, в той части площади, которая была ближе к Китайгородской стене. Но широкая торговля вольной птицей здесь не сложилась. Нарасхват шли лишь пригодные в пищу: куры, гуси, утки, индюки. Мелких птах можно было купить по весне, к Благовещению, у зоопарка. Но в начале ХХ века проще и успешнее продажа шла у торговцев в Калитниках.
      Птичий рынок москвичи сразу полюбили. Сюда ездили, как на праздник, на развлечение.
      Спустя столетие после той просьбы постановлением уже новых московских властей калитниковский Птичий рынок закончил свое существование. Ему отвели новое место – у кольцевой автодороги.

Лосиноостровский эксперимент

      Лосиный остров – это красивый огромный лесной массив на севере от Москвы.
      При царе Алексее Михайловиче в Лосином острове находился целый штат служилых людей, занимавшихся исключительно сохранением в лесу лося и оленя. При Екатерине II, издавшей особый указ об охране флоры и фауны в Острове, здесь была многочисленная охранная команда из егерей, откомандированных из драгунских полков и набранных из крестьян казенных вотчин Московской губернии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5