Ну что ж, спасибо! Смуглолицый привстал и протянул Казаку руку. Тот, все еще ошеломленный невероятным известием, вдруг спохватился: - Это что, все? Да я вам еще могу объяснить... - Не стоит. На самом деле даже ваш допрос - это только проформа, которая выполняется скорее для вас, чем для дела. А с вашим другом вопрос практически решен. - Это как? - спросил Казак, полный нехороших предчувствий, и следователь охотно и даже с каким-то удовольствием ответил: - По нашим законам за воздушное пиратство полагается смертная казнь без права помилования. Господин Корсан, кроме того, виновен в убийстве одного русского - ну это ваши проблемы - и трех правоверных мусульман из семьи Ар-Байех, очень влиятельной и уважаемой в Эмиратах. Справедливость требует, чтобы исполняли приговор именно в этой семье. Так что было приятно познакомится с вами. Если понадобится, мы вызовем вас еще. - Нет, погодите, я вам все объясню. Андрею абсолютно незачем было делать такие вещи. Это совершенно точно подстава, и если попробовать выяснить... - Странно... Что тут еще надо выяснять? И главное - зачем? Все ясно и понятно. Это у вас, в так называемых цивилизованных странах, подобные преступления могут оставаться без наказания годами. Адвокаты, поправки, прецеденты... Мы, хвала Аллаху, живем по другим законам. Суд должен быть скорым, справедливым и суровым! - Ну как же... - пробормотал ошарашенный Казак и, хватаясь за последнюю соломинку, спросил: - А что говорит хозяин самолета? Вы сказали, он раненый, но ведь живой же? - Он тяжело ранен, у него большая потеря крови, и он без сознания. Вряд ли его показания появятся в ближайшее время. Я уже сказал, дело совершенно ясное, и необходимости в его показаниях нет. И следователь нажал кнопку, вызывая охранника. КАЗАК, ХОМЯК. ЧТО ТВОРИТСЯ? Полицейские были так любезны, что отвезли Казака обратно к выставочному комплексу. Теперь он был в машине один, не считая водителя, и при желании теперь мог бы наконец насладится видами Дубая - только вот желания не было. Он был поражен до глубины души услышанным, веря и не веря одновременно. Можно было допустить, что во время вылета Хомяка действительно произошло что-то, может быть, даже следователь не соврал про полный самолет трупов. Но при чем здесь Корсар? Как им удалось приплести его к этому делу?! В выставочном центре Казак бросился к смоленскому офису, не замечая, что расталкивает по дороге встречных и поперечных. Полковник Марченко оказался на месте, но встретил Казака весьма неласково. Наташи рядом не было, и поэтому полковник не сдерживался в выражениях. Попытки Казака что-то сказать в оправдание Корсара вызвали только новые вспышки праведного гнева, а когда полковник в сердцах договорился до того, что "два друга-подлеца" заранее договорились подставить лично его, полковника Марченко, Казак не выдержал, наорал на вышестоящего начальника и ушел, хлопнув дверью. О том, что за этим последует, он не думал - а что там думать, ничего хорошего. Но спокойно слышать такие обвинения в адрес друга... Взбешенный, он влетел в свой номер и застал там Наташу, бледную и напряженную. Казак почему-то подумал, что она сейчас бросится к нему, чтобы уткнуться в плечо и выплакаться, но она этого не сделала. Такая же внешне спокойная, она просто повернулась и взглянула ему в глаза: - Ты веришь? - Нет, - так же коротко ответил Казак, попытавшись быть сдержанным и хладнокровным, но тут же с силой пнул ногой первый попавшийся предмет. Им оказался стул, который отлетел в дальний угол номера. - Все тут как с ума посходили! - прошипел он. - Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить... Он зашагал по номеру от стены к стене: - Даже не знаю, что делать... Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи! - Я звонила в консульство... - Ну и? - Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того... - Что же делать, что же делать... - Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. - Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем... Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле? - Какого Хомяка? - спросила Наташа. - Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов... Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку. - Коля... А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали... А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные... А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было. Просто лежал и все, даже шевелился чуть-чуть. Врач к нему нагибался, и о чем-то говорили! - Это... Это точно? - Да, да, я сама видела, только я тогда не знала, что это и есть командир. - Так. А по-ихнему он лежит весь обескровленный-поломанный? Так... Наташ, поищи, пожалуйста, в моей записной книжке визитную карточку некоего господина Колпикова, фирма "Аукс". Помнишь, рядом с нами такой рыжий шкаф сидел? Он вроде хвалился, что знает здесь все ходы и выходы. Казак вдруг запнулся и тихо добавил: - Ох, Наташ, дай только бог, чтоб ты права оказалась, чтоб Хомяк оказался жив и в сознании... Хомяк был и цел, и находился в сознании. Он лежал на широкой кровати, укрытый белоснежной простыней, и мрачно глядел в окно: там виднелись верхушки пальм, растущих где-то внизу, а остальное обозримое пространство занимало Ярко-синие небо с одиноким белым следом самолета. Кроме кровати, в палате имелся небольшой столик, изящный шкаф, на стенном кронштейне был установлен видеоблок, а около входной двери находилась комнатка с ванной и туалетом. Пульт управления блоком лежал рядом с кроватью на тумбочке, но как Хомяк ни старался, он не мог настроить его на какой-нибудь канал: все попытки кончались появлением на экране списка видеофильмов, доступных для просмотра. Самого магнитофона в палате не было, но выбранные фильмы исправно начинали транслироваться через полминуты после того, как на пульте нажималась соответствующая кнопка. В себя Хомяк пришел еще до того, как его погрузили в машину "Скорой помощи", но санитары не дали ему встать, а под завывание сирены довезли до госпиталя, быстренько подняли на лифте и уложили на кровать. Почти сразу же появился врач с переводчиком и устроил Хомяку долгое обследование. Дело осложнялось тем, что переводчик оказался очень молодым и весьма посредственным. Чтобы понять вопросы врача, Хомяку приходилось раза по три переспрашивать, а потом столько же раз повторять ответы. Закончив осмотр, врач разразился длинной тирадой, и, чтобы понять ее, пришлось попросить повторить перевод уже не три, а четыре раза. Общий смысл был такой: уважаемый господин Маланец очень слаб, ему вредно волноваться, ему вредно раздражаться и вообще вредно общаться с внешним миром. Однако он находится на пути к выздоровлению, и дня через три, самое больше четыре, он будет выписан. О счете можно не беспокоиться: обязательный медицинский страховой взнос, уплаченный при въезде в Эмират Дубай, дает уважаемому пациенту право на полноценное медицинское обслуживание. Но пока что ему необходим покой, лечебные процедуры и никакой активности. На пациента прозрачным пластырем налепили несколько маленьких датчиков, проводки от которых шли с небольшой коробочки на поясе - на ней успокаивающе мигал зеленый светодиод. Врач попрощался и ушел. Вопреки указаниям, сразу после ухода врача Хомяк активность проявил: он встал, подошел к двери и осторожно подергал ее. Дверь оказалось запертой, причем запертой снаружи, а вот изнутри ее запереть было нельзя даже при желании: кроме простой круглой ручки, на двери ничего другого не было. Однако врач говорил не просто так: от этих несложных движений у Хомяка разболелась голова, и он улегся обратно на кровать, пытаясь заснуть. Однако уснуть не удавалось. Он еще раз напряг память: что же все-таки произошло? "Я вел самолет, так? Потом раздался выстрел, и я, не выпуская штурвал из рук, обернулся... И увидел Корсара одноглазого, как он пытается дать в морду одному из арабов, а тот пытается поднять пистолет. У русскоязычного оператора тоже автомат откуда-то появился... Потом я обратно повернулся к приборной доске, хотел вираж заложить, чтобы все посыпалось, но тут началась стрельба, от приборной доски крошево полетело... Потом взрыв газовой гранаты - и все, я отключился. Правильное все-таки у меня предчувствие было! Киногруппа чертова!" Хомяк недовольно заворочался, потом сел, обхватив голову руками. "Выгодный заказ, мать его так! Ладно, лечение пойдет по страховке, но самолет-то чинить придется за свои! Пресса вой поднимет... Компанию переименовывать придется, регистрировать заново, а сколько сейчас сбор? Вроде ведь подняли с прошлого года... И что с Тимуром? - вдруг забеспокоился он. - Мне же про него ничего не сказали! И про Корсара!" Он вскочил с кровати, но тут же сел на нее обратно: действительно, не молотить же кулаками в дверь с криками "Откройте, откройте!". Здесь, наверное, должна быть какая-то кнопка вызова... Кнопок с символически нарисованной фигуркой человека оказалась несколько, и расположены они бы ли так, что дотянуться до них мог даже полностью ослабевший человек хоть с кровати, хоть упав посреди комнаты. "Нажать, что ли? Хотя, если уж телевизор от эфира отключили, так на словах точно ничего не скажут. Думают, что так спокойней..." И, перевалившись на бок, Хомяк принялся рассчитывать, во что ему обойдется ремонт самолета и что придется делать именно здесь, а с чем выпустят и разрешат долететь до своего аэродрома. Так прошло время до вечера. Ужин оказался не хуже ресторанного, а принесла его эффектная женщина, которая прекрасно сознавала свою привлекательность и не упускала возможности подчеркнуть ее жестом или просто позой. Однако на ее прелести Хомяк внимания почти не обратил, а молча съел все, что было на тарелках. Обиды она не выказала, а покинула палату, как ему показалось, с облегчением, и он подумал: похоже, это тоже часть терапевтической программы. А может быть, и нет - обязательный страховой взнос вряд ли покрывал стоимость настолько развернутого курса лечения. Щелкнул замок, и Хомяк опять остался в одиночестве. Тягостные раздумья уже порядком надоели ему, и он собрался было включить телеблок и выбрать какое-нибудь кино поглупее, когда дверь снова открылась. Хомяк неторопливо обернулся, ожидая увидеть врача, совершающего вечерний обход, но вместо него в дверях стояли два хорошо одетых человека европейского вида. Один из них аккуратно прикрыл за собою дверь и остался стоять рядом с нею, а другой присел на кресло. - Говорите по-английски? - осведомился присевший. Когда он говорил, двигались только губы и челюсть, а глаза оставались неподвижными, словно мертвые. - Вполне, - насторожено ответил Хомяк. Эта парочка ему сразу не понравилась. - Прекрасно... Так вот, я хочу перейти к делу. На настоящий момент я являюсь представителем заказчика, который огранизовывал полет с киногруппой. У Хомяка похолодело в груди, однако он нашел в себе силы, чтобы небрежно поинтересоваться: - А я вроде с другим человеком говорил. Где он сейчас? - Он больше не работает у нас, - вежливо пояснил мертвоглазый. - Но давайте к делу. Мы очень огорчены произошедшим и хотели бы принести вам свои извинения. Хомяк сидел молча, не пытаясь нарушить паузы. Однако в голове его быстро проносились мысли: он пытался понять, что за игра разворачивается тут, и ничего не мог придумать. Оставалось только ждать дальнейшего развития событий. - Да, извинения, - наконец заговорил сидящий, - в том числе и в материальной форме. Согласитесь, что вы этого не ожидали? Хомяк осторожно кивнул, не сводя глаз со второго человека, стоящего у двери. Оружия в руках тот не держал, но вся его поза свидетельствовала, что он присутствует здесь не просто так. - Дело в том, что все случившееся - это наша ошибка. Надо ее исправить, и в этом вы можете нам помочь. Собственно, именно поэтому мы с вами сейчас и разговариваем... Вы ведь, наверное, уже поняли, что иначе все было бы совсем по-другому? Хомяк сглотнул, постаравшись, чтобы это было незаметно. При всей нейтральности тона угроза была вполне понятна. Хотя, с другой стороны, если б эти двое хотели его просто грохнуть, они б это уже давно сделали. Убийцы ведут душещипательные разговоры с жертвой перед смертью только в дешевых фильмах, а здесь - им попросту что-то надо. Весь вопрос только, что? - Требуется от вас не так уж и много, - визитер словно угадал его мысли. Через некоторое время здесь появятся люди. Из местной полиции и, может быть, из ваших российских служб. Они будут задавать вопросы. Так вот, отвечая на них, вы должны придерживаться одной-единственной версии: вы были отравлены сразу и ничего не видели. Просто ничего. Все дальнейшее происходило без вас. - Ну... Так ведь оно почти так и было? - удивился Хомяк. Он-то думал... - Очень хорошо. Но я повторяю: так, почти так или совсем не так - вы должны говорит только одно: вы потеряли сознание сразу. Ваших интересов это абсолютно не затронет, не так ли? Зато для нас это будет весьма удобно, и за это удобство мы согласны заплатить разумную сумму. - Сколько? - задал вопрос Хомяк. Хотя он и понимал неуместность этого вопроса, тем не менее не смог удержаться. - О, уже деловой разговор. Огорчу вас: немного. Но, учитывая ситуацию, я советую вам воздержаться от торговли. Фактически вам уже начали платить: этот госпиталь отнюдь не то, что вы могли получить на страховку. Кроме того, вам сделают большую скидку на ремонт самолета и не будут требовать возмещения ущерба семьям погибших. - А с какой стати я должен буду... - О, это очень сложный вопрос, есть много тонкостей. Мертвоглазый встал и небрежным жестом попрощался. - Будем считать, что мы договорились. Само собой, что контроль за выполнением вами условий договора будет вестись постоянно и несоблюдение их закончится для вас плачевно. Иначе говоря, вы живы, пока нам это выгодно. Всего хорошего. Хомяк никаких вежливостей на прощание говорить не стал - впрочем, визитеры их и не ждали. Он неподвижно полусидел на кровати, с равнодушным выражением лица глядел на закрывающуюся дверь и, лишь когда мягко клацнул замок, ощутил, что все время разговора в руке у него было что-то неудобное и угловатое. Разжав мокрую ладонь, Хомяк увидел пульт управления видеоблоком и безучастно нажал первую попавшуюся кнопку. Экран телевизора засветился, и на нем появился чернокожий сержант, орущий на тощего белобрысого новобранца. Новобранец стоял по стойке "смирно", и у его ног постепенно расплывалась лужа. Хомяк долго вглядывался в эту картину, не понимая, в чем дело, потом сообразил, что это, наверное, комедия, но выключать телевизор не стал. На душе было погано и мерзко, и самое главное, что Хомяк не мог понять, отчего. Все вроде бы складывалось на редкость удачно: идиоты-террорюги натворили дел и хотят замести следы. Люди они разумные и просчитали, что живой свидетель, который говорит, что ничего не видел, им нужнее, чем его труп, который не говорит ничего. Так откуда такое гадостное ощущение? Только из-за того, что пришлось принять условия тех, кто недавно чуть не убил тебя, а теперь милостиво позволяет остаться в живых и даже кидает что-то на бедность? Ну так жизнь есть жизнь... И если даже в такой неприятной ситуации он, Андрей Маланец, сумел остаться хотя бы при своих - значит, и он в этой жизни чего-то да стоит! И нечего о чем-то переживать и позволять себя терзать каким-то там смутным чувствам! Хомяк устроился поудобнее на кровати и заставил себя смотреть на экран. Чернокожий сержант и белобрысый новобранец вместе лезли на полосу препятствий, и у новобранца потихоньку сползали штаны, обнажая тощие ягодицы. "Да, действительно, комедия..." - безо всякой улыбки подумал Хомяк и принялся старательно глядеть кино дальше.
      НАТАША И КАЗАК. СВИДАНИЕ В ДУБАЕ
      - Слушай, Наташа, подумай как следует, может, все-таки не стоит тебе со мной идти? - произнес просительным голосом Казак, оглядывая себя в зеркало гостиничного номера. Видок, конечно, тот еще: не раз стиранный синий комбинезон с непонятной желтой нашивкой на груди, стоптанные кеды на ногах, и в довершение всего - синяя же кепка с длинным козырьком. Видок, как у мальчика с бензозаправки. Да и пахнет примерно так же: немного бензином, немного керосином, немного маслом... Интересно, откуда господин Колпиков достал такой костюмчик? Хотя не все ли равно, главное, что он уверяет - в таком виде Казак не будет привлекать к себе внимания местного населения. Правда, и уважения тоже ожидать не приходится. "Ну да ладно, мы-то переживем, - подумал он, надвигая козырек на самые глаза. - А вот что с девчонкой делать? Вбила же себе в голову, что без нее у меня ничего не получится!" - Тебе же Колпиков объяснял - женщине, которая не знает здешних законов, лучше вообще на улице не появляться! Докопаются до чего угодно - что смотришь не так, что лицо открыто, или что глаза накрашены - и привет! И никто не спросит, иностранка ты или нет. А если в покрывало завернешься, так вовсе беда: как увидят, что с немусульманским мужчиной рядом идешь, так и совсем пиши пропало! Осталась бы лучше дома, а? - Ага, дома, - зло отозвалась Наташа. - А дорогу к госпиталю ты как спросишь - по-английски? Слышала я ваш английский, что твой, что Андрея! она презрительно хмыкнула. - У него-то хоть словарный запас большой, а у тебя... - Так вот ведь, карта! Вот, все есть: Аль-соор стрит... То есть Аль-сур, да? Потом перекресток с Аль-Сабака роад около Ориент Рестоурант... - Рестоурант! Грамотей! - насмешливо воскликнула Наташа. - Ты еще на улице так вот встань и читай по слогам - все подумают, что клоун, деньги кидать начнут. Она подошла к нему и отобрала карту. - Нет, Коля, - продолжила девушка очень серьезно, - я пойду вместе с тобой. Твоя затея - авантюра чистой воды. Но есть впечатление, что ты единственный, кто пытается предпринять хоть что-то. Консульство, делегации, руководство... Куда ни позвоню - везде сожалеют и ничего не могут сделать. Да еще и намекают, чтобы сами ничего не предпринимали! Такое впечатление, что Андрея решили попросту отдать без боя, лишь бы замять шум... Наташин голос задрожал, но она быстро овладела собой, и Казак невольно восхитился: до сих пор он воспринимал эту девушку не более как красивую куколку, безмозгленькую и бесхарактерную. Но, похоже, думать о ней так было большой ошибкой. - Поэтому, Коля, я пойду с тобой, - продолжила Наташа почти спокойно. Если честно, мне и самой страшно, но ничего другого придумать я не могу. Пожалуйста, не отговаривай меня больше, хорошо? Только время зря потратишь, а его все меньше и меньше. Договорились? Казак с видимой неохотой кивнул, но в глубине души был все-таки рад. Может быть, с Наташиной помощью его безумное предприятие получит немного больше шансов на успех. Колпиков предупреждал правильно: Казака, принявшего облик иностранного рабочего, перебравшегося в Эмираты в надежде отхватить маленький кусочек от нефтедолларовых потоков, перестали замечать сразу же по выходе из подъезда отеля. Человек как человек, с чемоданчиком в руках, глядит в пол, шаркает ногами - припозднившийся работяга, причем, судя по походке, не очень-то удачливый работяга. Да и в отеле тоже на него обратили внимание только пара охранников, один в форме и один в штатском, изображающий невесть чего ждущего в холле гостя. Портье даже не снизошел до того, чтобы протянуть руку, и Казак просто положил на стойку пропуск-жетон, который час назад сам же и заказал для "мастера по ремонту дорожных сумок". Существовал в природе такой сервис или нет, Казак выяснить не сообразил, но человек за стойкой отеля отнюдь не горел детективным рвением. Раз постоялец вызывает такого мастера, значит, ему надо! Гораздо с большим интересом они отнеслись к закутанной в покрывало стройной женщине, спустившейся на лифте через несколько минут. Лицо женщины скрывала густая черная сетка, и Наташу никто не узнал, но тем не менее охранник в форме поднял к губам микрофон радиостанции и тихо туда что-то заговорил. Наташа вспомнила рассказы, как женщин, заподозренных в проституции, да и просто в повышенном интересе к мужчинам, хватают прямо на улице и увозят неизвестно куда, заволновалась и, выйдя на улицу, настороженно огляделась. Яркие желтые и белые фонари разгоняли темноту южной ночи, и рекламы перемигивались на крышах и стенах, создавая иллюзию буйства света и красок. Добавляли свою лепту света и фары немногочисленных по причине позднего времени машин. На секунду Наташе вдруг показалось, что она стоит на тротуаре Тверской, и если посмотреть налево, то вдалеке, внизу, будут видны башни Кремля. Она действительно посмотрела туда, но, увидев вместо них эффектно подсвеченные минареты, Наташа вернулась к действительности. Плотная сетка сильно ухудшала обзор, и девушка чуть было машинально не отбросила ее в сторону, но вовремя спохватилась, запахнулась поплотнее и пошла, стараясь семенить мелкими шажками, - во-первых, по ее представлениям, именно так должна была ходить "скромная восточная женщина", а во-вторых, в длинной и тесной одежде двигаться по-другому было бы просто трудно. Пока что все шло гладко, но каждая минута пребывания на ночной улице увеличивала риск быть задержанной хотя бы просто для проверки, и Наташа решительно шагнула к краю тротуара и вытянула руку. Первая же проезжавшая мимо машина притормозила, но, увидев в окне несколько смуглых мужских лиц, девушка отпрянула назад. Из машины раздался смех, нетвердые голоса, и Наташа уже начала подумывать, куда бежать в случае, если ее начнут затаскивать в машину силой, но, к счастью, в этот момент немного поодаль остановилось такси. - Желаете машину? - спросил пожилой таксист. - Да, да, конечно... - она почти бегом подбежала к желтой машине и плюхнулась на заднее сиденье. - Куда желаете? - Водитель был сама любезность, но и лицо, и голос выдавали его волнение. - Пока что просто прямо, - бросила Наташа, не заботясь о правильности произношения: судя по всему, водитель и сам родился где угодно, но только не здесь. Машина рванула с места и двинулась "просто прямо". Водитель помалкивал, и через несколько минут, убедившись, что за ними никто не следует, Наташа скомандовала: - Теперь делаем так: около ресторана "Восток"... - она невольно улыбнулась, вспомнив казаковское "Ориент рестоурант", - подбираем еще одного человека, а потом уже поедем по-настоящему. Водитель промолчал, но вдруг, не включая поворотника, резко прижал машину к бордюру. - В чем дело? - Выходи! - враждебно скомандовал таксист. - Да в чем дело-то? - Все в том же! Знаешь, какой штраф за то, что таких, как ты, возишь? Пятьдесят тысяч дирхам! Дороже, чем моя машина стоит! Наташа сидела не двигаясь. Тогда таксист повернулся к ней лицом и заявил: - Не выйдешь - вызову полицию. Так что лучше уходи сама. - Погодите... - примирительно начала Наташа. - Может быть, все же доедем до ресторана, а там я и выйду? Будет просто поездка... Водитель угрюмо молчал. За ветровым стеклом сверкало вращающееся изображение банки пепси-колы, и по его лицу пробегали синие и красные отблески. Глядя на них, Наташа так же миролюбиво продолжила: - А насчет полиции... Если вы ее вызовете, я скажу, что вы попытались меня изнасиловать, а когда я не далась, от злости вызвали их. Попробуем? - Твою мать... - неожиданно по-русски выругался таксист и тут же перешел на арабский: - До ресторана. Двадцать дирхам. - Ладно, - не стала торговаться Наташа и замолчала. Казак уже двадцать минут стоял около ресторана "Ориент", стараясь держаться в тени. На ярко освещенной улице это было трудновато, но ему повезло: он нашел пальму с широкими раскидистыми ветвями и раздвоенным стволом. К ней он и прислонился, искренне надеясь, что темный комбинезон растворится на фоне коричневой коры. Из окон ресторана до Казака долетали дразнящие ароматы блюд восточной кухни, и было мучением ощущать их, зная, что попробовать ничего не удастся. Из окон лилась тягучая музыка, слушать которую было едва ли не большим мучением. За это время мимо ресторана проехало немало такси, некоторые из них зарулили на стоянку, но Наташи нигде не было видно. Один раз мимо прошла женщина, похожая на нее по росту, - остальное скрывалось многими метрами ткани, в которую женщина была завернута. Казак чуть было не решился подойти к ней и заговорить - может, это действительно Наташа, которой не удалось поймать машину. Но как раз в это время по улице неторопливо проезжал полицейский джип, и, вспомнив, что за приставание к незнакомой женщине на улице в Дубае полагается штраф чуть ли не в двадцать тысяч долларов, он ничего не стал предпринимать. Конечно, Казак сознавал, что его затея, если пересчитать по расценкам местных законов, тянет на куда большую сумму, но уж если нарушать закон так действительно по делу. А вылететь из страны за приставание к женщине на улице - полный позор. Но вот появился еще один "Дэу-Донус", выкрашенный в характерные цвета. Проехав мимо ресторана, он остановился у тротуара, и около него появилась знакомая фигура. Казак напряг зрение... Да, похоже, это она. Не забывая изображать несчастного, умученного горькой судьбой иммигранта, Казак вышел из тени и двинулся к машине. Его планом предусматривалось, что он просто подойдет к такси и сядет туда, но, несмотря на то, что расстояние между ним и машиной было не таким уж и большим, Наташа не сделала ни единого жеста, указывающего на то, что она его узнает. Подойдя поближе, Казак расслышал голоса ее и водителя. Спор велся по-арабски, но несколько раз упомянутое слово "доллар" не оставляло сомнений: наглый водила хочет содрать с беззащитной девушки втридорога! Поравнявшись со спорящими, Казак вдруг разогнулся, решительно взял опешившего водителя за грудки и заговорил по-русски, надеясь, что непонятные слова, внушительное лицо и наглый тон осадят обнаглевшего рвача: - Ты чо, мужик, охренел совсем? Денег хочешь по-легкому срубить? Я те сейчас устрою! И в ответ раздалось: - Какой там к черту по-легкому! Она мне пятерку сует со штампом Иерусалимского банка, на нем мэгендовид размером на полбумажки! Да меня здесь за эту деньгу с дерьмом смешают... Таксист осекся и замолк. Казак тоже молчал, ошарашенный, и за дело взялась Наташа. Тоже по-русски она предложила: - Может, сядем в машину? - Ну вот, попал... - еле слышно пробормотал водитель и мрачно сообщил: Все деньги в кассе, только не ломайте, сам открою. С этими словами он решительно открыл дверь, чем-то щелкнул, и денежный ящик под кассой выехал на десяток сантиметров вперед. Сам же хозяин сделал шаг назад, как-то странно держа при этом левую руку за спиной. Казак не сообразил, что сказать в ответ на такое предложение, и продолжал молчать, по инерции сохраняя "внушительное" лицо. Таксист понял это по-своему: - Я ведь что? Был Витек - я откатывал Витьку, был Ашотик - я выписывал Ашотику. А теперь Ашотика взяли, и в Бар-Дубае никто не работает! Мало ли что бутовские Дейру держат, я на тот берег и не езжу никогда. Если бутовские теперь здесь тоже, нормально, так и скажите, без наездов... Поняв наконец, о чем идет речь, Казак успокаивающе похлопал таксиста по плечу: - Да ты что, батя? Кто наезжает-то? Нам с девушкой всего-то-навсего до госпиталя надо добраться, друг у нас там лежит. А ты сразу - какие-то Витька, Ашотики... Вот ведь дела, даже тут русская мафия всех в кулаке держит! - Не всех, а только наших, которые на заработки забрались, - пояснил водитель и махнул рукой: - А, семь бед - один ответ. Залезайте! - и опустил левую руку, которую до сих пор держал за спиной. Казак тихонько присвистнул: оказалось, что, открывая кассу, "батя" умудрился одновременно с этим вытащить из машины саперную лопатку, причем наточенными у нее оказались не только лезвие, но и боковые края. Заметив взгляд Казака, водитель немного смущенно пожал плечами и незаметным движением пристроил лопатку под сиденье. Когда все разместились в машине, таксист не стал заводить мотор, а, повернувшись к пассажирам, объяснил: - Вы уж извините, ребята. Я здесь второй год, так ведь достали бандиты, хуже, чем в России. Вот, правда, пару месяцев назад местные взяли одного, совсем уж обнаглел пацан, и полегчало немного. А тут вы... Я и решил свято место пусто не бывает. А отстежки тут такие идут, что иногда подумаешь: бросить все да обратно домой - А что ж не домой? - спросил Казак. - Больно дорого мне встало здесь устроиться, один вид на жительство знаешь, сколько потянул? Хоть как-то надо окупить А потом, дома тоже не сахар: здесь бандитам отстегивай, а там налоги платить придется. Так что пока здесь кручусь. Ну ладно, так вам в какой госпиталь-то надо? В Аль-Махтум? Казак отрицательно покачал головой и глянул в бумажку, которую написал ему Колпиков после того, как прозвонился по десятку своих официальных и неофициальных связей. - Частная клиника доктора Зуфира. - Первый раз слышу, - признался таксист. - "Шоссе Аль Иттихад и на четвертой развязке указатель..." - процитировал Казак и добавил: - Только поскорей, если можно! - Это вам дорогонько встанет, далеко больно... - пробормотал таксист и, увидев, как нетерпеливо кивнула молчавшая до сих пор Наташа, наконец-то завел мотор и тронулся с места. Уже глядя на дорогу, он уточнил: - Только с израильскими отметками мне больше денег не суйте! Здесь такие не то что не примут, а еще и скандал устроят! - Не любят евреев? - поинтересовался Казак. - При чем тут евреи! Израиль здесь не любят, а евреев тут полно. Вот, к примеру, сейчас Эмираты с Ираном на ножах, так ну и что - с базара никто персов не выгоняет! Такси резко накренилось, вписываясь в поворот, и Казак придержал Наташу за плечи. Он бы и дальше продолжил ее придерживать, но вспомнил наставления многоопытного Колпикова и убрал руку, чтобы не вызывать у полиции желания остановить такси и проверить: а кто это, собственно, в нем так весело катается? Вспомнив по ассоциации рыжего сотрудника фирмы "Аукс", Казак задумался: вот ведь кто мог бы оказаться полезным в этой поездке. Но, конечно, просить его об этом было бы окончательной наглостью. Он и так здорово помог, и с одеждой, и главное - с выяснением места, куда увезли Хомяка. А в это время господин Колпиков стоял почти что навытяжку перед Сашей-гонщиком и оправдывался: - Мне же сказано было: эти два летуна на особом режиме. Поддерживать всячески, при этом разыгрывая из себя случайного знакомого. - Интересно, у вас в конторе зарплату только за погоны платят или за мозги тоже премию дают? Какая, к черту, теперь поддержка! Одноглазый, похоже, с катушек слетел, самолеты угоняет, да и этот пацан тоже в дурдом просится. Поехал проводить допрос свидетеля... Да его дальше проходной у Зуфира не пустят!