Ночью за ними не гнались - еще там, на территории клиники, пленника удалось убедить, что во время преследования с ним всякое может случиться, и доктор передал приказ отменить погоню. Джип - на удивление всех выяснилось, что это действительно произведение знаменитой итальянской фирмы, - оказался сущим зверем: он несся по песчаному бездорожью так уверенно, словно его широченным колесам было попросту все равно, что там под ними. Однако были у этой машины и минусы: например, отсутствовала привычная навигационная система, и поэтому пришлось двигаться по карте. Само собой, что доктору был назван конечный пункт маршрута, не имеющий ничего общего с реальным, - прибрежным шоссе. К сожалению, все оборудование умельца Ильи погибло вместе с "Хондой", и поэтому нельзя было точно быть уверенным, нет ли в джипе системы "ло-джек", которая может быть включена дистанционно. На всякий случай Тимур, как только отъехал от госпиталя на пару километров, приказал оборвать все подозрительные провода. Отключился ли "ло-джек", было неизвестно, на зато теперь у машины не включался кондиционер, умерли стеклоподъемники и не загорались фары. Вести машину пришлось почти вслепую - пуленепробиваемое лобовое стекло здорово мешало прибору ночного видения, а высадить его не удалось даже ударом ноги Но так или иначе, а до шоссе они к утру добрались, и вроде бы признаков погони не замечалось. - Ну и до чего вы договорились? - встретил Тимура и Илью вопросом Хомяк. В своей больничной одежде, похожей скорее на тренировочный костюм, он выглядел донельзя мирно - этакий толстячок-добрячок вышел утречком стрясти пару килограммчиков. - Все как намечено: мы уходим к шоссе и вызываем к этому уроду вертолет. Запеленговать нас они не могли, так что время есть. Стоящий рядом Казак кивнул и весело ткнул локтем Наташу: - Вот вроде бы и все. Да? Наташа рассеянно кивнула. Им обоим пришлось до самого последнего момента сидеть в обрыдлых масках, и лишь когда незадачливого доктора увели подальше, Казак с Наташей наконец-то содрали с лиц марлевые повязки и нелепые чулки. Содрали - и расхохотались: Наташина косметика размазалась по щекам и подбородку, там, где находились "глаза" маски, из пыли получилось что-то вроде серых очков, а на лбу красовался здоровенный синяк. Казак был не в лучшем виде, и, глядя друг на друга, они смеялись почти все время, пока на пригорке шла беседа с Зуфиром. - "Вот вроде и все" будет, когда дома окажемся, - веско заметил Хомяк, услышав реплику Казака. - А пока что из всей нашей веселой компании единственный человек, про которого милым друзьям в бурнусах что-то известно, так это я. И я же, кстати, ценный свидетель... Понимаете, к чему я клоню? - С чем сердечно и поздравляю! - фыркнул Илья и успокаивающе добавил: Ничего, ничего. Привезем к ребятам, и будешь за ними как за каменной стеной. Мы свой план выполнили и, можно сказать, перевыполнили... - Трепись меньше, - оборвал его Тимур. - И лезь в тачку, а то на утренний рейс не успеем. А ко времени дневного наши портреты будут уже по всему городу расклеены. - Здесь портретов на стенах не клеют... - отозвался Илья, но тем не менее весьма поспешно затолкал в джип свои два метра росту. Через полчаса все пятеро пересели в такси, заказанное по радио. Водитель снова оказался из иностранцев, и это было к лучшему: такие уже давно приучились не обращать внимания на странности пассажиров, а уж коли обратил - то помалкивать о них. Никаких признаков того, что такси "ведут", не было, но лишь когда впереди замаячила панорама Дубая, Илья попросил остановиться. Вышел, сообщил в госпиталь координаты местонахождения доктора, раздавил телефон ногой и запнул его подальше в придорожный песок. - Спокойней будет... - пробурчал он себе под нос и добавил по-английски, садясь обратно в машину: - Ну что, поехали! - и таксист послушно нажал на газ. Поскольку молчаливые клиенты ни разу не назвали его "командиром", он так и не узнал, что возил русских. В городе они разделились: Тимур с Ильей спешили убраться из страны ближайшим же рейсом - он, правда, оказался не в Москву, а в Ташкент, но это были уже мелочи. Казак же с Наташей и Хомяком пересели еще в одно такси, и Казак собрался приказать ехать в гостиницу. Но Хомяк этому воспротивился и сразу же предупредил, что в свой номер он не пойдет ни под каким видом. Тогда Казак пообещал провести его в свой, но получил в ответ возмущенное: - Смеешься? Ты со стороны на себя посмотри: кто тебя близко к отелю подпустит? И меня с тобой вместе в этой пижаме! А уж Наташку-то... Казак задумался: действительно, этот момент он как-то упустил. Возвращаться прямо так все равно, что повесить над головой большой плакат: "Смотрите все, эти русские всю ночь где-то шатались! Проверьте их поскорее!" - А! - наконец сообразил он. - Наташка, попроси у водилы телефон! Сейчас мы дядьке Колпикову позвоним, и пусть он посоветует! Колпикова к телефону долго не подзывали, а когда он наконец подошел, то голос его был неприветливым: - Да? - сказал он тоном, которым обычно говорят "нет", но, услышав голос Казака, тут же подобрел. - Ничего не говори! Слышишь, ничего! Подъезжай... А, черт, лучше дай телефон водителю, я ему скажу, куда. Я вас встречу на машине, слышишь? Оказалось, что когда Колпиков говорил про встречу на машине, то он несколько преуменьшил: машиной оказался огромный автобус с затемненными стеклами, официально арендованный все тем же "Ауксом". Через минуту после того, как прозвонился Казак, Саша-гонщик снизошел до того, чтобы сообщить коллеге основные детали событий в госпитале и, узнав, что "летун" скоро будет в условном месте, заметил: - Ребята сказали, что видок у той троицы еще тот. Чего-нибудь надеть им прихвати... И устрой, чтобы можно было хоть немного помыться... Еще вечером на этот совет Колпиков бы озлился вновь: раз "видок еще тот", то без намеков понятно, что надо ребят в порядок привести. Но сейчас ему было просто не до этого: ночное происшествие, четыре мертвых тела в полицейском морге, взрывное устройство в инструментальном ящике мнимого техника... На одни лишь формальности, связанные с передачей тел полиции, ушло часа два, а ведь еще пришлось давать показания следователю, проследить за правильностью осмотра места происшествия, отдать десятки распоряжений... Причем это было только началом! И вот теперь, когда над городом уже прозвучали усиленные множеством репродукторов на мечетях крики муэдзинов и Колпиков решил часа на два отключиться, - как снег на голову сваливается эта сумасшедшая парочка! "Переодеваться им, мыться... Зубы почистить!" - раздраженно думал он, но тем не менее из всех возможных вариантов выбрал именно большой автобус: только в нем был туалет с умывальником. "Должно помочь, если там действительно настолько крайний случай!" - так решил Колпиков, а когда он увидел лица и одежду - сначала Наташину, а потом Казака, то понял: это и впрямь случай именно тот самый, крайний. Несмотря на тональный крем и пудру, синяк на лбу Наташи продолжал быть заметен при взгляде хоть в профиль, хоть анфас, хоть в три четверти. Несмотря на одолевающую ее усталость, она долго вертелась перед зеркалом в своем номере, пытаясь хоть как-то уменьшить ущерб, нанесенный внешности, и наконец, огорченная, присела рядом с телефоном: Казак обещал позвонить, как только будет известно что-то про Корсара. Мягкое кресло, тихий, уютный гостиничный номер, белоснежные простыни на разобранной кровати - все это сейчас казалось немного нереальным, частью какого-то сна. Или наоборот... Уходящий вниз колодец лифтовой шахты и темный простенок, мечущиеся по коридорам обезьянки и злобный оскал сторожевого пса, выстрелы и сумасшедшая гонка под рев двигателя - может быть, именно это было сном? А сейчас она всего лишь проснулась? Может быть, ничего на самом деле не было? Сейчас Коля Казак позвонит и скажет, что Андрея никто никуда не увозил, и вообще, все хорошо... Мысли Наташи потихоньку запутывались, и через несколько минут она уже крепко спала, так и не перебравшись в постель. Так прошло часа три, а когда ритмичный писк телефонного звонка разбудил девушку, ей показалось, что она только-только прикорнула. - Наташа, ты? - Голос Казака был искусственно спокойным, и это нарочитое спокойствие уже само по себе заставило ее занервничать. - Да, что случилось? - Не хочу тебя пугать, но тут такое дело: Хомяка не хотят слушать. - Что? Коля, я не поняла? - Хомяку, как самовольно покинувшему лечебное заведение, предложили пройти экспертизу на вменяемость, а дальше и разговаривать не стали. Обещали затребовать у доктора Зуфира историю болезни, потом найти независимых медэкспертов - а без этого его словам никто не хочет верить - Но ведь он здоров, и эксперты все подтвердят? - Да, но это будет только завтра-послезавтра В консульстве говорят, что попробуют что-то сделать сегодня, но я им уже не верю. Вот... Казак вдруг замолчал, будто решая, что стоит дальше говорить, а что нет. Наташа вскочила и закричала в трубку; - Что, что вот? Почему ты об этом мне говоришь?! - Не кричи, - произнес он очень тихо, и Наташа действительно замолчала, поняв, что сейчас услышит самое страшное. - Они там, в этом племени, или как его - в роду... Словом, они по своим законам уже все решили. Корсара хотят казнить завтра днем. Об этом объявлено. То есть может получиться так, что показания Хомяка уже ничего не изменят. Такие пироги. - Подожди, Коля, подожди! Такого не может быть! Ведь должен быть какой-то способ - не знаю, шум поднять, в прессу сообщить... - Я позвонил в корпункт сначала к нашим телевизионщикам, потом каких-то американцев в справочнике нашел. Наши без согласования с Москвой ничего делать не хотят, а американцы попросту послали, дескать, им не нужны фальшивые сенсации. Казак вдруг забыл свой деланно-бесстрастный тон и заговорил горячо и сбивчиво: - Все утро как в стену бьемся! В полиции даже к следователю не пустили дескать, ваше заявление записано, вас вызовут, дипломаты ни уха ни рыла не чешут, и вообще - словно ничего не произошло! Наташка, честно, я уже плохо соображаю, что происходит: все вокруг такие вежливые, и всем наплевать на все, что вчера, что сегодня! Словно собрали полный город сволочей, что местные, что наши, всем наплевать... - Всем? - перебила его Наташа. - Ты уверен, что всем? - А ведь точно... - протянул Казак, вдруг поняв, о ком идет речь, и воскликнул: - Тогда давай к нему! Встречаемся у нашего офиса... Черт, тебе же сегодня работать надо было, и мне тоже! Давай лучше где-нибудь еще, а то полковник увидит и устроит разбор полетов. А нам сейчас только этого не хватало. - Да уж... - Наташа мрачно улыбнулась, представив, что сейчас говорит и думает начальник делегации. - Тогда я подойду сразу к... к нему, ты меня понимаешь? - Иду, - коротко бросил Казак. Наташа швырнула трубку на кровать и кинулась собираться. Уже в дверях она остановилась и на секунду окинула номер прощальным взглядом: все-таки сном оказались именно этот уют и это спокойствие. А теперь пришла пора возвратиться в действительность. Всего лишь сутки назад Казаку казалось, что авиавыставка - это главное, вокруг чего крутится все окружающее. Если бы ему кто-то прошлым утром сказал, что на следующий день он будет шагать по аэродрому, вообще ничего не замечая ни в небе, ни вокруг себя, он бы лишь хмыкнул. Но теперь он действительно не обращал внимания ни на что вокруг. Было только одно: какие-то гады ради своих неведомых интересов обрекли его друга на гибель. И допустить этого было нельзя. Попытки привлечь внимание официальных властей к судьбе Корсара натолкнулись на странное равнодушие. Ну что ж, придется действовать неофициально. "Понятно, что ни штатные, ни внештатные охранцы в не свое дело не полезут, - сосредоточенно думал он. - Одно дело охранять "Крыло" от всяческих бед, а совсем другое - лезть непонятно куда выручать непонятно кого. Да бог с ними. Выпросить бы хоть снаряжения какого-нибудь и уговорить Колпикова добыть информацию, где, собственно, Корсара держат. Ведь смог же он вычислить Хомяка! А потом..." Что будет потом, Казак не очень представлял. Ведь казалось таким простым делом пробраться в больницу, поговорить с человеком, и то целый детектив получился. А выкрасть из-под стражи приговоренного к смертной казни - чем это может кончиться, особенно для того, кто сделает такую попытку? Ответ на этот вопрос был настолько очевидным, что Казак старался не думать на эту тему. Будь что будет. Если найдется какой-то другой способ действий - хорошо, попробуем. Не найдется... Казак толкнул дверь офиса, на которой висела табличка "Временно закрыто", и сразу же услышал голос Хомяка, доносящийся из внутреннего помещения. Слова разобрать было трудно, но звучащее в его речи раздражение чувствовалось и без них. Крепкий молодой человек в костюме и при галстуке, сидящий за секретарским столом, окинул Казака внимательным взглядом и коротко кивнул на вторую дверь. "Секретарша вполне соответствующая..." - отметил Казак. То, что господин Колпиков прилетел в Дубай отнюдь не торговать запчастями, стало ясно еще вчера. Пара "своих", хотя они и не стали ничего о себе говорить, тоже появилась в госпитале скорее всего не без его участия. Когда Казак вошел во второе помещение, Хомяк уже заканчивал свою речь: - ...Так получается, что, кроме всего прочего, я еще по деньгам нагорел? Даже если не считать проценты? Я, конечно, понимаю, что вы работаете на большого человека и свободный бизнесмен от авиации ему никто и ничто. Но так дела не делаются! - Я еще раз повторяю: пока что ничего не решено, - лицо Саши-гонщика было спокойным, но в голосе его уже чувствовалась некоторая усталость. - Так что никто еще ни на что не нагорел. Сегодня к вечеру будет ответ, будет и решение. - А если не будет? Получается, что я для ваших людей тут на рожон лезу... Казака передернуло. Он вспомнил величавые жесты и уверенный тон Хомяка тогда, в палате, когда тот объяснял, чья рубашка ближе к его телу. Да, потом он вопреки своим же собственным словам принял деятельное участие в побеге из госпиталя, а вот теперь опять стал похож на себя. "Ничего не понимаю. Поговорить бы с ним как-нибудь по душам! Но только не здесь и не сейчас. Не та публика..." Казак окинул взглядом помещение: ага, Наташа уже здесь, скромно сидит в уголочке. Кроме нее, Хомяка, Колпикова и бритого Саши, в комнате находилось человек пятнадцать, в основном молодые ребята, но было и несколько "отцов" в годах. Внешность у них была самая разнообразная: четверо носили униформу "охранника в поле", а остальные... Один казался скучающим дельцом, другой донельзя вышколенным клерком при нем. Несколько разновозрастных челноков в тайваньском "Адидасе", трое ребят, вызывающих стойкое впечатление "бандит на выезде", а рядом с ними - узнаваемый с первого взгляда хлюпик-интеллигент, всю жизнь копивший четыре сотни долларов на Поездку За Границу... И такой же хлюпик рядом, но разодетый и с наглым лицом сыночка богатого папы, Для которого Эмираты - всего лишь пункт пересадки. "Вряд ли это случайные люди, - подумал Казак, оглядев их. - Но уж больно на бойцов не похожи". - Ага, а вот и наш супермен появился, - наконец заметил Казака Колпиков. Заходи, присаживайся. Про ваш поход мы уже знаем, можно сказать, прослушали историю в лицах. Он кивнул на Хомяка и продолжил: - Дела хреновые, честно скажу. Можно сказать, никакие. Сейчас аналитик объяснит. Серега, рассказывай! - Колпиков кивнул коротко стриженному парню с толстой золотой цепью на шее. Вид этого парня не допускал и мысли о том, что он способен что-то там анализировать, да и вообще думать. Однако Серега уверенно начал: - Я предполагаю, что в настоящее время Андрей Корсан находится в военизированном лагере Аль-Хазиф, это в полутора сотнях километров отсюда. Вероятность того, что он именно там, - примерно восемьдесят процентов. Этот лагерь находится в частном владении, но, по контракту с правительством, там проходят подготовку части регулярной армии. Кроме того, там же находится специальный тренировочный центр для иностранных граждан - отдельно для выходцев из арабских стран и отдельно для остальных. - А остальные-то здесь откуда? - удивился Хомяк. Сергей вопросительно глянул на Колпикова и, уловив отрицательное покачивание головой, ответил: - Это надо долго объяснять Далее. Если человек действительно там, то завтра с утра его перевезут в само селение, считающееся центром владений семьи, и там окончательно решится, будут ли его забивать камнями или просто расстреляют. Возможно, ему предложат выбрать самому. Казак помотал головой: не хотел бы он оказаться перед подобным выбором. Но тут же, овладев собою, он спросил: - А что там, в этом лагере, - охрана какая-нибудь, наверное, есть? Аналитик вновь посмотрел на начальника. На этот раз кивок был положительным. - Сама по себе охрана лагеря невелика, ведь это не специализированная тюрьма. Ее задачи в основном не допускать проникновения снаружи, а не попытки предотвращения побега изнутри. Вооружение у них тоже в основном стрелковое, а тяжелое оружие держат только в учебных целях. - Здорово! - восхитился Казак и подсел поближе: - А может быть, у тебя и план этого Аль-Хазифа есть, а? Ну хотя бы примерный... - Похоже, ты решил продолжить карьеру Рэмбо? - заметил Саша-гонщик и продолжил так же неторопливо: - Один раз тебя, можно сказать, за волосы вытащили. Вместе с девчонкой и уважаемым свободным бизнесменом от авиации. А у меня теперь минус два человека, не самых худших, кстати. Сколько народу тебе на этот раз потребуется, ты как думаешь? - Я ничего не думаю, - огрызнулся Казак. - Это вы можете себе позволить думать. Даже аналитик есть... Он вызывающе-презрительно усмехнулся в сторону отягощенного "голдой" Сергея. - По делу бы наанализировал что-нибудь! Кому позвонить, кому на лапу дать в конце концов - ведь пропадет человек ни за грош! Человек, который, между прочим, вашу работу сделал! - Какую же это "нашу работу"? - все так же небрежно поинтересовался Саша. - Фу-у-у... Вы что, ребята, до сих пор считаете, что эти террористы просто сбрендили и решили захватить самолет просто так, покататься? Тогда и вообще не о чем разговаривать. Я всего-то думал у вас попросить... А, ладно. Ваше дело все равно сторона, а мы с Пиратом просто два частных лица со своими мелкими проблемами. Счастливо оставаться! Казак резко встал, готовый на все плюнуть и уйти. - Не горячись раньше времени, летун, а то ты прям как со старшего товарища пример берешь, - остановил его все тот же небрежный голос. - Тебе ведь еще ничего не сказали, а ты уже обиженный такой. - Ну так скажи, - взял себя в руки Казак. Саша-гонщик покачал головой: - Тут не только во мне дело. Ты подметил верно - вы со своим другом частные лица. Но штука в том, что и я, и вот ребята сидят - тоже лица частные. Они подрядились делать конкретную работу, сам знаешь какую. И не свыше. А ты просишь... - Я уже ничего и ни у кого не прошу! - Помолчи. Ты просишь помочь в деле, на которое они не подписывались. Я, конечно, могу им скомандовать: давай делай, или наоборот - не делай. Могу... но не буду. Раз ты частное лицо, так и все тут частные лица. Хотя, конечно, кое-какая поддержка сверху и возможна - с ней уже мои заботы. Понятно, да? - Это-то понятно, - проговорил "хлюпик-сынок". Голос у него был под стать внешности, противный и наглый. - Только непонятно, чего тут порожняка гонять. Надо чувака вытащить - значит, надо. Давай лучше сразу по делу! - А я своим людям и команду дать могу... - начал Колпиков, но Саша-гонщик его остановил, сказав против обыкновения сочувственно: - Не надо, а? Твоим людям и здесь хватит дел... И как бы их оказалось не больше, чем у нас. - Да уж, - нехотя признал Колпиков, - повозиться еще придется. Ладно, тогда так: мне сейчас... То есть какой сейчас, уже полчаса назад, надо быть в администрации, давать официальные показания для руководства центра. Сергея я вам оставляю, и вообще, если что-нибудь будет нужно сделать по моим каналам - дайте знать сразу. Организуем. С этими словами он вышел, и Саша-гонщик повернулся к аналитику. - Так что у нас насчет плана лагеря? Который вышка-грибок?
      КОРСАР. "КУДА Я ПОПАЛ?"
      Корсару было хорошо: он лежал на песке пляжа у самого прибоя, и накатившая издалека волна ласково набежала на него, приятно охлаждая разгоряченное тело. Это было здорово, но следом шла еще одна волна, выше и холоднее предыдущей, и ее вода показалась уже менее ласковой. Корсар попытался встать на ноги, но третья волна швырнула его обратно наземь и обрушила на него тонны воды. Почему-то эта волна не откатывалась назад, а все продолжала и продолжала обдавать его новыми потоками... Корсар закрыл лицо рукой и вновь попробовал встать, теперь уже на четвереньки. Это получилось, и, продолжая прикрываться от бьющей в лицо соленой воды, он открыл глаза. Это был отнюдь не пляж, хотя песок наличествовал - именно его и увидел в первый момент Корсар. Песка было немного, и под ним угадывался серый асфальт, покрытый мелкими трещинками. Подняв глаза, он увидел торчащую из асфальта ржавую трубу с вентилем. Рядом с трубой стоял смуглый мальчишка, который держал в руках ярко-синий пластиковый шланг. Из шланга била струя воды, и этой водой мальчишка, откровенно забавляясь, поливал пытающегося встать летчика. - Эй, ты, хватит! - попытался крикнуть Корсар, но от звука собственного голоса у него в голове словно перекатилось тяжелое ядро, наполнив ее тупой болью. Кроме боли в голове, была еще боль где-то под ребрами, на лице, у шеи... Болело все тело, словно избитое - да, наверное, так оно и было. Но физическую боль перетерпеть еще было можно, а вот то, что творилось с головой... Мальчишка по-детски засмеялся, сжал пальцами конец шланга, чтобы струя была сильнее, и направил ее в лицо Корсару. Тот взмахнул руками, пытаясь прикрыть глаза, нога подвернулась, и он опять упал на песок. Снова раздался смех, теперь многоголосый, и эти голоса уже не были детскими. Корсар закусил губу и вскочил на ноги. Ядро боли вновь попыталось перекатиться в его мозгу, перемалывая мысли в труху, но огромным усилием воли он удержал его на месте и наконец-то огляделся. Он стоял на широкой ровной площадке, в нескольких местах покрытой песчаными наносами. Одну из сторон горизонта занимало море, а там, где моря не было, вдаль уходили барханы разнообразных оттенков желтого и коричневого цветов. На некоторых из них проглядывала какая-то чахлая зелень, которую Корсар обозвал для себя саксаулами, хотя то, что растет в Аравийской пустыне, должно было называться как-то иначе. Про саксаулы Корсар подумал мельком - ему было отнюдь не до ботанических изысков, да и пейзажи барханного моря его не заинтересовали. И без этого было на что обратить внимание. Асфальтовая площадка, на которой он стоял, примыкала к уходящему куда-то вдаль проволочному забору, за которым возвышалось несколько белых каменных зданий довольно древнего вида, и еще несколько современных бетонных коробок, крытых гофрированными металлическими листами. Кроме них, на огороженной территории виднелись ряды палаток, брезен которых был покрыт маскировочными зелеными пятнами. На фоне полупустынного пейзажа это выглядело совершенно нелепо. По территории лагеря бродили люди, над несколькими трубами вился дымок, а вдали неторопливо пылила куда-то грузовая машина, и еще несколько грузовиков стояли рядком вдоль проволоки. На самой асфальтовой площадке тоже стояли машины, два угловатых мерседесовских фургончика городского типа. Их бока сверкали каплями воды скорее всего машины окатили из того же шланга. Задние двери одного из фургонов были распахнуты, и на подножке сидели два араба в военной форме, с "Калашниковыми" в руках. Специально в Корсара они не целились, но стволы были направлены в его сторону. Еще пятеро стояли небольшой группкой рядом, именно они и смеялись над попытками пленника встать. На забавниках тоже были камуфляжные одежды пустынных расцветок, и лица почти у всех были скорее европейские, чем арабские. Увидев, что Корсар пришел в себя, вперед выступил один из них, с нашивкой "воин пустыни" на рукаве (надпись была сделана по-английски, но буквами, стилизованными под арабскую вязь). Он прикрикнул на мальчишку - пацан поспешно закрутил вентиль на трубе и бросил шланг. После этого "воин" извлек из кобуры пистолет, неторопливо передернул затвор и продемонстрировал его Корсару. Наверное, жест задумывался как внушительный и угрожающий, но вместо него получилось что-то базарное: продавец крутит перед носом у покупателя образчиком товара. Корсар непонимающе воззрился на оружие и, собрав все силы, хрипло проговорил: - Куда... Куда я попал? Этого оказалось достаточно. Боль снова затуманила мозг, который почти перестал воспринимать окружающее, - все силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах. И Корсар держался еще несколько секунд, пока вновь не потерял сознание. - Думаю, этого одноглазого пса им придется тащить на себе, - равнодушно заметил один из автоматчиков, глянув в сторону осевшего на асфальт тела Корсара. "Воин пустыни" раздосадованно сунул пистолет на место и повернулся к стоящим рядом. - Ну, что стоите? - крикнул он по-английски. - Невтерпеж было по дороге? Доразвлекались, ублюдки! Теперь сами и тащите эту задницу, я К ней пальцем не притронусь. - Брось орать, Джек, - откликнулся один из "ублюдков". - Скажи мальчишке, пусть еще раз поработает шлангом, и эта куча дерьма сама пойдет куда нужно. - Я тебе не Джек! Я Али Махди! - взорвался "воин пустыни". - И я, и ты уже расстались с грязным прошлым! - О, мои извинения достопочтенному Али Махди, - с издевательской почтительностью поклонился "ублюдок", - да падет на меня кара Аллаха... Но между нами говоря, я прекрасно помню тебя, Джек, до того, как ты свихнулся на зеленых знаменах Да и ты в курсе, почему мы с парнями решили поиграть в твои игры. Так что, если хочешь, чтобы все было нормально, почаще затыкайся и не размахивай без дела пушкой - все равно у тебя не хватит пороху пустить ее в ход. Даже против такой неподвижной мишени! Говоривший пнул носком высокого ботинка лежащего в беспамятстве Корсара. Арабские автоматчики, с интересом следившие за перепалкой, переглянулись. Они поняли друг друга без слов: да, пусть эти гяуры исправно опускаются на молитвенные коврики, пусть они поменяли имена, пусть они размахивают оружием и кричат, что готовы умереть за дело пророка, - все равно им не стать настоящими мужчинами и настоящими воинами ислама. Настоящий воин не станет ради забавы избивать бесчувственного врага, который не может ответить даже криком боли. Придя в себя второй раз, Корсар обнаружил, что лежит на прохладном цементном полу в полутемном подвале. Головная боль тут же принялась сверлить череп изнутри, но теперь она была не такой острой, как в первый раз, и почти не мешала думать. Что касается остальных ощущений... Впрочем, старательно ощупав себя, Корсар несколько приободрился: "Переломов нет, вывихов, по-моему, тоже. Ребро болит, словно треснувшее, но это потом. Синяки, ссадины - ерунда, переживем! Если, конечно, дадут..." Он медленно сел, держась за стену, огляделся. Разнообразия впечатлений подвал не обещал: грубо оштукатуренные стены, сводчатый потолок, под ним тусклая лампочка на коротком проводе. Сложенная из камней лестница, ведущая к двери в середине стены, и драный матрас в дальнем углу довершали обстановку. "Так что же случилось? - пытался понять летчик, оглядываясь вокруг. Такое впечатление, что меня под видом полицейских на аэродроме встретили те же террористы. Потом под прикрытием общей суматохи они скрылись и притащили меня... А куда? Вот ведь подлость, ничего почти не помню! Вроде был лагерь какой-то... Хотя кто его знает, может быть, меня потом еще куда-то перевезли?" Так ничего и не придумав, Корсар решил осмотреть подвал более подробно, но это не дало никаких дополнительных результатов, кроме внезапного приступа тошноты. Подавив его, Корсар обессиленно опустился на матрас, закрыл глаза, но тут же открыл их снова, чтобы убедиться: стены и пол продолжают оставаться неподвижными, а не кружатся наподобие карусели. Припомнив, что подобные ощущения обычно бывают после хорошей пьянки, он даже улыбнулся, хотя от этой улыбки боли только прибавилось. Так Корсар пролежал довольно долго. Время от времени он по привычке кидал взгляд на запястье и, в очередной раз не обнаружив часов, чертыхался: ведь не поленился кто-то содрать с руки эту дешевку! "Спасибо, что хоть брюки не стащили..." - подумал он и, присмотревшись к своей одежде, понял, что теперь ей место разве что на помойке. А ведь еще утром это были вполне стильные и даже красивые вещи! Утром, да. А сейчас какое время суток? И которых по счету? Внутреннее чувство времени начисто отказалось служить, и поэтому, когда со стороны входа раздалось громыхание засова, он не смог бы сказать: прошло полчаса или полдня. Засов, судя по звукам и по тому, как долго его снимали, был рассчитан на средневековый стенобойный таран, хотя взрыва толовой шашки, пожалуй, и не выдержал бы. Корсар успел пожалеть, что в его кармане не завалялось ничего похожего, когда дверь наконец-то открылась и в подвал один за другим спустились три человека. Первым шел низенький и толстый араб, завернутый в белоснежные ткани так, что казался свежеприготовленной мумией еще живого фараона. За ним следовал тоже одетый в национальный костюм человек, но этот человек был бритоголовым негром средних размеров, причем его ноги, торчащие из-под бурнуса, были обуты в разношенные высокие кроссовки, а в руке болталась полиэтиленовая сумка. И, наконец, замыкал процессию здоровенный охранник: никакого местного колорита в его обмундировании не было, но зато имелся укороченный "Калашников", который охранник держал одной рукой, как пистолет. - Селям алейкум, - важно поздоровался низенький и сделал знак негру. Тот с видом добросовестной покорности поклонился сначала арабу, потом пленнику и выложил из сумки две ярко раскрашенных алюминиевых банки и небольшой прозрачный пакетик с финиками. Одобрительно кивнув, низенький разразился речью на плохом английском. Корсар, который и сам знал язык далеко не идеально, тем не менее понимал почти все. Пленнику предлагалось восхвалить Аллаха за то, что с ним обращаются почти как с человеком, хотя даже кончики волос его недостойны этого. Но вот в племени Ар-Баййех, наоборот, кончики волос каждого исполнены благородством и великодушием, за что опять же следовало воздать хвалу Аллаху. - Постойте, минутку! - перебил его Корсар. - А в чем дело, могу я узнать? И вообще, почему мне еще никто ничего не сказал?! - Твои дела говорят сами за себя, - важно заявил низенький и, не обращая больше внимания на пленника, увел процессию обратно. Снова долго грохотал засов, устанавливаемый на место, и Корсар опять остался в одиночестве. В банках оказалась на удивление невкусная газировка, зато финики были вполне съедобны. Аппетита не было абсолютно, но Корсар заставил себя съесть весь пакетик, решив, что неизвестно, когда удастся подкрепить силы в следующий раз. Уж больно ненадежными выглядели слова про кончики волос, проникнутые благородством.