Чем бы ни была вызвана внезапная благосклонность полковника Марченко — то ли абстрактной симпатией к одноглазым мужчинам, то ли нужными кнопками, нажатыми Львом Сергеевичем, — в любом случае она пришлась весьма кстати. Поздно вечером должен был прийти транспортный борт с «СМ-97», а за два часа до этого вдруг выяснилось, что хозяева выставки не смогут выделить нужное количество такелажников, да и вообще людей у них очень мало. Разговор полковника с тремя руководящими чинами подряд переводила Наташа, и она же, зайдя через несколько минут в номер, объяснила ситуацию Корсару:
      — У них ведь, у арабов, на черные работы никто не идет. Вся погрузка-разгрузка держится на иностранцах. После сегодняшнего происшествия у иностранных рабочих поотбирали пропуска, и народу катастрофически не хватает. Поэтому разгружать самолет они предложили нам своими силами. А поскольку все делегации сейчас в запарке, у нас каждые руки на счету.
      — И ты воспользовалась ситуацией? — нарочито мрачно вставил Корсар.
      — Ну да, а что? Андрей, но ты ведь хотел тоже в нашей работе участвовать?
      — Хотел, — покорно вздохнул тот.
      — Ну вот. Я полковнику и напомнила, что у меня есть тут как бы сопровождающий, которого можно попросить помочь и который хотел бы…
      — Я знал, я знал! — горестно воскликнул Корсар, но, увидев удивленный Наташин взгляд, обнял ее и со словами: «Ты у меня умница», принялся целовать.
      В дверь постучали, и девушка с сожалением отстранилась. Корсар открыл, и в комнату ввалился полковник, начав уже с порога:
      — Так, значит, ты Андрей Корсан? Ну что ж, парень славный, симпатичный, мне про тебя говорили, мол, хочешь помочь. Значит, есть дело прямо точно для тебя…
      Аэродром торгово-выставочного центра, носящий название «Галф-Бизнес-Аэро», считался предназначенным для маленьких самолетов, административных и частных, но в случае необходимости на его полосу могли садиться и самые большие транспортные и пассажирские машины. Это сделало «Галф-Бизнес» пригодным для проведения-авиавыставки, и чем ближе подступал день ее открытия, тем меньше места на нем оставалось для чопорных административных «Гольфстримов», похожих на уменьшенные копии межконтинентальных лайнеров, и простеньких частных «Бич-Кэбов», вызывающих в памяти незабвенные «кукурузники».
      Вдоль рулежных дорожек постепенно выстраивались крылатые экспонаты, а свободные места должны были быть заполнены со дня на день.
      Восемь человек, среди которых были и Казак, и Корсар, и Наташа, неторопливо шли вдоль шеренги разнообразных самолетов. Летное поле было залито светом прожекторов, вдалеке пунктир разноцветных огней отмечал взлетную полосу, то и дело мимо проезжал очередной тягач или автомобиль обслуживания с мерно вспыхивающей оранжевой мигалкой, а где-то далеко вверху мерцали яркие южные звезды. Сразу с нескольких сторон слышалось тонкое пение вспомогательных турбин, и время от времени над аэродромом прокатывался грохот двигателей взлетающего самолета — словом, «Галф-Бизнес» жил обычной рабочей жизнью.
      Предводителем группы был невысокий и чрезвычайно подвижный араб в комбинезоне, весело переливающемся оттенками зеленого и желтого цветов, словно это была не рабочая одежда, а костюм для дискотеки. Время от времени коробочка радиостанции у него на поясе разражалась потоками слов, и тогда он останавливал процессию и сам подолгу кричал в микрофон так эмоционально, будто комментировал полуфинал чемпионата мира по футболу с участием любимой команды.
      Один раз после такого разговора он обернулся к своим спутникам и так же возбужденно принялся им что-то объяснять.
      — Скоро наш самолет будет направлен на двадцать пятую стоянку. Нас сейчас туда отведут, — перевела Наташа, когда араб остановился перевести дух.
      — И все? А что же он тогда остальные пять минут шумел? — удивился кто-то.
      — Непереводимый местный фольклор, — встрял Казак, и все засмеялись. Араб подозрительно посмотрел на них, но говорить ничего не стал, а вновь направился вперед, ухитряясь двигаться так, что казалось — он почти бежит, но при этом общая скорость перемещения в пространстве сохранялась на уровне неспешной прогулки.
      Искомая двадцать пятая стоянка оказалась расположенной где-то на отшибе. Идти к ней пришлось почти через всю рулежку с линейкой экспонатов. Предпоследним в ряду стояло «Русское крыло», около которого уже виднелся стенд с рекламным текстом и фотографиями. Корсар как бы невзначай взял правее, чтобы подойти поближе к самолету, — и почти тут же перед ним как будто ниоткуда возник крепкий парень в светлом костюме с кобурой на поясе.
      — А ты куда прешь, козел? — раздраженно и устало спросил парень и перешел на английский. Судя по произношению, язык он изучал на трехнедельных курсах:
      — Ай эм сори, зона онли фор персонал. Шоу ё пас, плиз!
      — Шоу пас… А дулю в глаз? За козла слабо ответить? — спокойно поинтересовался Корсар, и парень с кобурой просиял улыбкой:
      — Так ты из наших?! Блин, извини, эти арабы и прочие чурки уже задрали. Слова человеческого не услышишь. Лезут, лезут, все любопытные, все балаболят, чего-то… Паре финнов даже врезать пришлось, до того настырные были.
      — Финнов, говоришь? Какие ж это чурки?
      — А кто ж еще, раз не понимают? Я уж им и по-английски, и по-немецки… Особый режим, что ты хочешь! Кстати, ты тоже тут особо не крутись. Нас-то в России специально накачивали, чтоб была культура и вежливость, а в местной охране ребята попроще. Шок-дубинкой огреют, фамилии не спросивши, и весь разговор. Усек?
      Корсар кивнул и направился догонять своих. Охранник крикнул ему в спину:
      — Выставка будет, тогда заходи! Остальная группа не успела далеко уйти, и Корсар, перейдя на легкий бег, за несколько секунд догнал ее.
      — Вроде неплохо стерегут «крылышко»… — вполголоса сообщил он Казаку, но внимание того было направлено вперед: на сером бетоне отчетливо выделялась выложенная красными светоотражающими плитками цифра 25. Перед ней почти на месте разворачивался транспортный самолет с российскими опознавательными знаками. Отягощенные двумя двигателями крылья чуть-чуть провисали вниз, а на толстом фюзеляже красовалась надпись: «Туполев-330», а чуть ниже игривыми завитушками было выведено: «Черномор».
      — Нам к нему, — пояснил Казак, — мы с туполевцами договорились, чтоб им впустую «Черномора» на выставку не гонять, нашу «стрекозу» на нем доставят.
      — А почему он «Черномор»? — спросила оказавшаяся рядом Наташа. Корсар с Казаком промолчали, и за них ответил молодой инженер, шедший чуть впереди:
      — Потому что сказка Пушкина, — и, сделав нарочитую паузу, чтобы слушатели попробовали сами угадать, какая тут связь, продолжил: — Его делают в Казани, параллельно с «Ту-204». А двести четвертую, в свою очередь, начинали собирать в Ульяновске рядом с «Русланом». Местные тогда прозвали двести четвертую машину «Людмилой», в пару «Руслану» — так эта кличка в Казань и перекочевала. А «Ту-330» «Людмиле» тоже родственник, у него крыло практически такое же, кабина опять же унифицированная. Вот и прозвали его, чтобы линию не прерывать, «дядькой Черномором». Сначала в шутку так обзывали, а потом имечко так приклеилось, что и официальным стало.
      — Здорово! — подхватил разговор другой инженер, постарше. — Вот если бы все народные клички признали! Я так и вижу: расписание, а в нем — «Рейс такой-то: выполняет „Ту-154“ „Тушканчик“. Рейс другой: выполняет „Як-40“ „Окурок“…»
      — А почему «Окурок»?
      — А потому что движки чадят со страшной силой, особенно на взлете…
      Перебрасываясь фразами, они подошли к двадцать пятой стоянке и остановились в десятке метров от транспортника.
      — Ну что, орлы, вашу мать… — зычно начал полковник Марченко, но, вспомнив о том, что среди орлов есть девушка, смутился и дальше говорил, с видимым усилием опуская служебные слова. Смысл речи сводился к тому, что за работу надо браться поскорее, чтобы к тому моменту, как подойдет машина, все было уже готово.
      Работы оказалось много. Несмотря на то что экипаж «Черномора» по мере сил помогал встречающим, все равно для того, чтобы снять крепления с фюзеляжа маленького самолетика, а потом выкатить его на бетон, ушло около часа, а потом пришел черед темно-зеленых контейнеров с боевым снаряжением для стрельб. Под наблюдением специально прилетевшего капитана контейнеры сразу оттаскивали в сторону, где уже стояли четверо местных охранников с автоматическими винтовками. Лица у них были хмурые и исполненные сознанием своей значимости. Корсар, вспомнив слова парня с кобурой, решил, что тот прав: эти фамилии спрашивать не будут.
      Хотя «СМ-97» в разговоре и обозвали «стрекозой», ни с каким насекомым сравнивать его не хотелось. У Корсара он почему-то вызвал ассоциации с лаской: тонкое тело, узкие, словно прищуренные стекла пилотской кабины, заостренный нос, скрывающий под собой турбовинтовой двигатель. Да и цветом самолет был похож на этого хищного зверька: на «спине» и боках фюзеляжа красовались рыжие и коричневые разводы с плавным переходом одного цвета в другой, а «брюхо» было грязновато-белесым.
      Корсар знал, что «СМ-97» создавался как самолет двойного назначения и может выпускаться как в варианте «летающего БТР», так и в виде десятиместного самолета для коротких линий, однако сейчас, глядя на поджарый фюзеляж с узкими иллюминаторами-бойницами, он не смог представить себе его ни в какой другой роли, кроме нынешней: легкий ударный самолет, способный при необходимости взять на борт несколько десантников по пути «туда» и раненых при вылете «обратно». Корсар никогда не питал слабости к небольшим самолетам, но вид смоленской машины его заворожил.
      — Что засмотрелся? Нравится? Мне вот тоже, — заметил взгляд Корсара один из заводских летчиков. — Но любоваться потом будешь, слава богу, у нас полеты каждый день будут. А пока что наше дело — раз, два, взяли! Тут еще таскать не перетаскать.
      Корсар кивнул и вместе с летчиком полез в грузовой отсек «Черномора».
      Разгрузка затянулась надолго, и после нее получасовое ожидание машины показалось долгим перекуром, вот только курить, само собой, никто на летном поле не стал. За это время на «Галф-Бизнес» приземлились еще несколько самолетов, и, мельком глянув в сторону полосы, Казак заметил:
      — Смотри-ка! Не думал, что наши «Ан-24» все еще пускают летать за границу. Каким-то маленьким он теперь кажется…
      Но Казак ошибался. Только что прилетевший самолет не казался маленьким, он именно таким и был. Хотя внешнее сходство с заслуженным антоновским трудягой действительно имелось, это была совсем другая машина — «Бе-32», удачная конструкция, разработанная еще во времена существования Советского Союза. После долгих злоключений он был изготовлен небольшой серией уже в России и разошелся в основном по мелким компаниям, которые использовали эту машину в основном для выполнения небольших заказов внутри России.
      Дальние и соответственно выгодные рейсы за границу обычно проходили мимо владельцев «Бе-32»: для подобных полетов состоятельные клиенты предпочитали нанимать более престижные и скоростные машины, а менее состоятельные обходились билетами на регулярные рейсы.
      Однако хозяину этой машины повезло: кто-то где-то и почему-то отказался выполнять заказ на срочную перевозку в Дубай последней партии рекламных буклетов, только что отпечатанных в Италии. Темпераментный хозяин типографии в панике бросился обзванивать подряд все российские компании, не интересуясь ни престижностью, ни сугубой дешевизной, а исключительно сроками исполнения, и нанял первый же свободный самолет.
      Винты самолета последний раз взбили воздух и затихли. Левый пилот (он же суперкарго, он же хозяин самолета и он же директор авиакомпании «Аэроклуб») откинулся в кресле и расстегнул сначала ремень, а потом и китель, давая отдохнуть объемистому животу Правый летчик был гораздо моложе его и худощавей, ему расстегивать китель не понадобилось.
      — Значит, так, Герман, — сообщил хозяин, — ты остаешься следить за разгрузкой, документы у тебя на руках. Я иду оформлять стоянку и узнаю, может быть, есть что-нибудь на обратную дорогу или здесь подработать на чем.
      — Андрей Петрович, может, не надо? — неуверенно возразил Герман, правый летчик. — Вы же сами просчитали, что весь рейс уже окупился и прибыль хорошая. А тут, не ровен час, заваруха начнется…
      — Ну и пусть начинается, мы-то при чем? — оборвал его Андрей Петрович. — А что прибыль уже есть, так то не твоя забота. Это ж Эмираты, здесь народ шальной, деньги, можно сказать, под ногами валяются — грех не поднять. Или хотя бы не попробовать. Вопросы есть?
      — Вопросов нет, — ответил правый летчик без энтузиазма. Он работал в компании со дня основания и давно изучил характер шефа: тот стремился урвать свой кусок везде, где только можно, а то и где нельзя. Нельзя сказать, чтобы это было приятно, но тем не менее весь персонал компании признавал: не обладай Андрей Петрович Маланец подобной чертой, доходы компании, а соответственно, и заработки в ней были бы гораздо ниже.

      Официальное открытие авиасалона состоялось через день утром. Гремела музыка, лились речи на разных языках, а вдоль ряда выставленных самолетов театрально продефилировала бедуинская верблюжья кавалерия. Завернутые в белоснежные бурнусы «дикие кочевники» потрясали длинными ружьями столетней давности, испускали яростные крики и вообще создавали местный арабский колорит, которого до сих пор участники выставки практически не видели: бизнесцентр был изначально задуман международно-безлико, а что касается вылазок в город Кому-кому, а смоленской делегации времени катастрофически не хватало даже на подготовку к выставке. Даже Корсар, не включенный ни в какие списки, к концу следующего после прибытия «СМ-97» дня оказался вымотанным до предела.
      Но зато теперь он получил возможность вместе с Наташей созерцать церемонию и наслаждаться запахами верблюжьего пота вперемешку с пороховым дымом: несколько «кораблей пустыни» прошествовали в полуметре от передних рядов, а «бедуины» время от времени от избытка чувств палили в воздух, демонстрируя восточную необузданность Но тут над аэродромом появился допотопный аэроплан с толкающим винтом, в передней кабине которого, привстав, летчик в форме Британской империи поливал «бедуинов» из такого же допотопного пулемета. Арабы заметались, некоторые из них попадали с верблюдов, обливаясь «кровью», а в пару к «этажерке» через несколько секунд пристроился современный реактивный штурмовик без опознавательных знаков, грохот пушки которого перекрыл и очереди пулемета, и звук мотора аэроплана. Положение «диких бедуинов» стало совсем отчаянным, но тут на переднем плане появился джип, из которого горохом высыпались арабы уже в современной военной форме. За несколько секунд они развернули и установили треногу, еще двое взгромоздили на нее пусковой контейнер, и почти сразу из него с тугим хлопком вылетела зенитная ракета.
      В небе вспух шар взрыва, и оба самолета — и штурмовик, и «этажерка», — объятые ярким пламенем, завалились на крыло и синхронно скрылись где-то за ангарами, и через секунду там прогремел взрыв.
      Представление закончилось. Около служебных ворот «дикие бедуины» загоняли верблюдов в длинные трейлеры, а потом, переодевшись, рассаживались по автобусам с затемненными стеклами и кондиционированным воздухом. Глянув на эту картину из окна гостиничного номера, высокий и худощавый араб в ослепительно белом европейском костюме повернулся к окну спиной и брезгливо произнес:
      — Как интересно. Чтобы усладить взор наших европейских и американских друзей, нам приходится изображать из себя грязных дикарей, для которых все преимущества цивилизации заключаются в возможности покупать себе современное оружие. Ведь вам очень хотелось бы, чтобы дело обстояло так и на самом деле, не так ли?
      — Бросьте, Ахмед, — нетерпеливо сказал гость араба, человек, которого один недавно погибший русский эмигрант знал как «представителя заказчика». Развалившись в кожаном кресле, он отхлебнул газированного апельсинового сока из запотевшего стакана и продолжил:
      — Я прекрасно знаю, как вы относитесь к любому немусульманскому народу, да и к некоторым мусульманским тоже. И замечу, что это меня абсолютно не интересует, мы с вами слишком разные. Есть работа, есть подрядчик, есть исполнители, а остальное только усложняет дело. Так что давайте не будем больше отвлекаться.
      — Да, вы правы. Я постараюсь не обращаться к вам, как к подобному себе, и впредь не отвлекать от дела драгоценное внимание такого практичного человека, как вы.
      Ахмед отвечал вежливым тихим голосом и так же вежливо добавил про себя: «Жирная свинья, которая не интересуется ничем, кроме своей кормушки. Воистину, мы слишком разные».
      «Представитель» не уловил издевки и продолжил:
      — Вы просили встречи, чтобы поставить меня в известность о некоторых деталях акции. Честно говоря, я удивлен: ведь вам ясно дали понять, что заказчика не интересуют детали. В договоре предусмотрен только результат.
      — Да, конечно. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Полоумный осел, называющий себя Шах-Мухаммедом, чуть не взорвал самолет американской компании.
      — Вы знаете террориста, который чуть не устроил крематорий на триста персон? — не очень сильно, но все же удивился гость. — Да, к прискорбию, знаю. Очень глупый и неумелый человек. Без толку потратил деньги и вывел из игры несколько нужных каналов, которыми собирался воспользоваться я. Таким образом, задача усложняется, и мне придется действовать экспромтом, что влечет дополнительные расходы…
      — Вы намекаете, что нашего аванса уже не хватает? — почти добродушно осведомился «представитель».
      — Вашего аванса, уважаемый, не хватило бы даже для того, чтобы устроить автокатастрофу хроническому алкоголику. Слава Аллаху, кроме вас, есть еще и другие лица, заинтересованные в деле. Мне нужно изменить договор. Помниться, при предварительном обсуждении вы говорили, что вас устроит даже тот вариант, если катастрофа русского самолета не будет казаться следствием дефекта конструкции?
      — Да, хотя это не самый предпочтительный случай.
      — Я бы хотел, чтобы он тоже был отражен в наших договоренностях. Конечно, я пойму, если сумма гонорара в таком случае будет меньше. Например, процентов на десять.
      — На десять?! — «представитель» возмутился так, что даже вскочил с кресла, чуть не разлив остатки сока. — За заведомую халтуру?! Мы дали вам все данные, все расчеты, мы вложили большие средства, вам осталось, можно сказать, только техническое исполнение — а теперь все пойдет верблюду под хвост! И за это — десять процентов скидки?!!
      — Уважаемый, — холодно прервал его Ахмед, — вы читали слишком много плохих книг, где описываются восточные базары. Возможно, если вы захотите купить себе подбитый ватой халат в сувенирной лавке, вам и удастся сбить цену, подпрыгивая и крича. Но здесь не сувенирная лавка и не базар. Я назвал единственно возможный вариант расчетов. Либо вы согласны, либо ищите другого подрядчика.
      — Но вы понимаете, что другой подрядчик действительно может появиться? Благо в этом регионе в специалистах подобного профиля недостатка никогда не было!
      — Вы бесконечно правы, уважаемый партнер. Можете поговорить с Шах-Мухаммедом, и в память о нашем с вами добром сотрудничества я даже помогу вам с ним встретиться.
      — С чего это такой альтруизм? — удивился «представитель». — А вдруг я действительно захочу поработать с ним?
      — О, тут все очень просто и доступно для понимания. Для меня было бы бесчестным просто позвонить в полицию и сообщить все, что я знаю о теракте в аэропорту. Но если этот дурак подрядится выполнять сложное задание и провалит его, после чего окажется под двойным прицелом — и властей, и клиента… В таком случае я лишь облегченно вздохну. Шах-Мухаммед наконец-то перестанет путаться под ногами, и при этом моя совесть будет чиста.
      — Вы думаете, он не справится? — полувопросительно-полуутверждающе спросил «представитель».
      — Все в руках Аллаха, — сделал кроткое лицо Ахмед. — Но если мой ничтожный разум способен хоть немного предугадывать волю его, то… — голос араба вдруг приобрел жесткость. — Этому барану давно место на вертеле. Да и не только ему, уважаемый сэр.
      Что-то в лице Ахмеда вдруг заставило собеседника догадаться — имеется в виду он сам. Но ситуация требовала не заметить оскорбления.
      «Ладно, черномазый… — с ненавистью подумал „представитель“. — Мы учтем это при окончательном расчете», — и произнес примирительным и дружелюбным тоном:
      — Ну ладно, ладно. Не стоит так горячиться. В конце концов профессиональные услуги всегда стоили недешево, и бог с ним, с этим Шах-как-его-там. Я готов более подробно обсудить ваше предложение.
      — Я глубоко обрадован наконец-то достигнутым взаимопониманием. Итак, в свете последних событий мне будет нужна и лично ваша помощь. Начнем с технических деталей…

      Вечером первого дня работы выставки Корсар с Наташей и Казак решили поужинать в ресторане, не там, где для российской делегации были оплачены столики с набором дежурных блюд, а в более дорогом зале. Корсар заявил, что может себе позволить угостить свою девушку и своего старого друга чем-нибудь более пристойным, и они с радостью согласились.
      Весело разговаривая, они двинулись через внутренний дворик гостиницы, оформленный как кусочек «висячих садов», с пальмами, виноградом и фонтанами, и вдруг Казак остановился как вкопанный. Корсар, увлеченный разговором с Наташей, с размаху влетел в его спину.
      — Ты чего? Бензин кончился? — удивленно начал он, но Казак, не отвечая на вопрос, схватил Корсара за плечо:
      — Гляди… Вон идет пузатый мужик в синей форме…
      — Ну? Погоди, погоди… Точно! Наташка, постой тут минутку, а? — И с этими словами оба летчика сорвались с места, направляясь наперерез увиденному Казаком «пузатому мужику».
      Тот шел, углубленный в свои мысли, и лишь когда Корсар догнал его и похлопал по плечу, поднял глаза. Поднял и оторопел.
      — Здравствуйте, месье Хомяк! — радостно поздоровался Казак. — Какими судьбами?!
      — Здравствуйте… — ошарашенно проговорил тот. Что-что, а эти лица он здесь увидеть не ожидал. Не ожидал, да и не хотел…
      Андрей Петрович Маланец не всегда был владельцем маленькой авиакомпании. Еще совсем недавно он имел солидное военное звание и, несмотря на возраст, считался одним из самых лучших воздушных бойцов дивизии, да и округа тоже. Но чем дальше он служил, тем сильнее его тянуло к другой жизни, к жизни, в которой он сам будет себе хозяин, где ничей приказ не заставит его безоговорочно подчиняться…
      Деньги не были для него целью, они были средством достичь этой независимости. Еще в давние, теперь уже почти забытые времена существования СССР он сумел совершенно легально стать вполне обеспеченным человеком, а когда материальная состоятельность перестала быть поводом для бесконечных проверок со стороны ОБХСС, КГБ, милиции и парткома, развернулся вовсю. За участие в войне на Балканах он получил один из своих последних крупных заработков.
      В отличие от Дедушки, Казака или Корсара «пилот Хомяк» так и не принял близко к сердцу трагедию народов Сербии и Македонии, Хорватии и Боснии, вовлеченных в братоубийственную войну. Он выполнял определенную работу за определенное вознаграждение. Размеры оплаты Хомяк считал вполне достойными и соответственно с этим и воевал в полную силу своего умения. Когда же в длинной цепочке, по которой трансбалканские деньги приходили к летчикам, начались сбои, Хомяк посчитал свою работу слишком ценной, чтобы выполнять ее на общественных началах.
      Из четверых летчиков эскадрильи он оказался единственным, кто уехал тогда в Россию. Дедушка сразу дал понять, что считает Хомяка трусом, да и парнишка Казак тоже — промолчал, но так посмотрел в глаза… Один лишь одноглазый командир Корсар не побрезговал пожать ему руку на прощание.
      Тогда, да и до сих пор, он считал себя правым. Но желания встретить боевых товарищей, которое терзало после Сербии Казака или Корсара, у него никогда не было, и поэтому сейчас он даже и не знал, что сказать, да и вообще, как себя вести.
      — Ты как сейчас, где? — по-прежнему радостно спрашивал Казак и, не ожидая ответа, предложил: — Мы тут в ресторанчике посидеть собрались, так давай с нами, а? Вот ведь встреча!