Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Плотина

ModernLib.Net / Триллеры / Бирн Роберт / Плотина - Чтение (стр. 6)
Автор: Бирн Роберт
Жанр: Триллеры

 

 


Рошек положил пистолет в ящик письменного стола и, избавившись от него, почувствовал удовольствие, смешанное с облегчением.

– Скажите, что я постараюсь попасть туда примерно через час. После того как побеседую с юным Крамером, хочу поговорить по телефону с Джулисом Вертхаймером. Обеспечьте это, пожалуйста.

Он отключил связь и быстро набросал список вопросов, которые хотел задать Вертхаймеру, единственному из известных, ему адвокатов, которому полностью доверял. Он был больше адвокатом по общим вопросам, чем специалистом по разводам, но он должен его предварительно проконсультировать. Может ли Стелла заморозить их общую собственность и таким образом лишить фирму свободы действий? Достаточно ли у них свободных средств, чтобы удовлетворить ее права, не передавая его части пая в фирме? Можно ли как-нибудь утаить эти средства, быть может, подготовив второй комплект записей или сделав переводы в заморские дочерние фирмы? У Вертхаймера должны возникнуть какие-то идеи.

Мысль о том, что жена может предъявить претензии на половину его пая в фирме, на создание которой он потратил всю жизнь, привела его в ярость, и чем больше он думал об этом, тем сильнее ярился. Он будет крепко держаться за сохранение полного контроля, независимо от того, что говорят эти смехотворные калифорнийские законы о разводах. Она может получить дом в Беверли-Хиллз, дачу в ущелье Сьерра, автомобили, художественные произведения, акции, страховку, словом, все, но только не его бизнес. А если ее адвокаты найдут, что это несправедливый дележ, то могут отправляться в задницу. Он сжал кулаки. Сделает все, на что только способен, чтобы сохранить их брак в неприкосновенности достаточно долго, пока не совершится правительственное назначение. Когда это будет обстряпано, Стелла сможет делать все, что заблагорассудится, но только не совать свои лапы в фирму. Этого он никогда не допустит. Никогда! Голос секретарши снова возник в селекторе:

– Мистер Крамер явился для встречи с вами. Фил пересек ковер и осторожно уселся в кожаное кресло перед массивным, красного дерева столом Рошека. Бог мой, подумал Фил, увидев выражение лица старика, ведь он выглядит так, словно собирается вцепиться мне в горло! С чего он так взбесился? Может, оттого, что у меня в руках нет какой-нибудь шапочки, которую я комкал бы, пока он будет орать на меня? Если попытается отшлепать меня так, как сестра Мария Кармелита делала это в начальной школе за стрельбу бумажными шариками, то ему самому придется защищаться.

– Вы Крамер? Выглядите вполне разумным. Почему бы вам и не вести себя так же?

– Прошу прощения?..

– Скажите, верно ли я понял: у вас нет никакого практического опыта, если не считать нескольких летних подработок в дорожном департаменте в Канзасе или еще в каком-то проклятом месте. Вы никогда не участвовали в проектировании или строительстве ни одной плотины. Вы ничего не знаете об этом предмете, кроме того, что вычитали из книжек, а это хуже, чем ничего. И все же высовываетесь с какой-то смехотворной компьютерной моделью, внушающей вам уверенность, что можете сидеть в конторе в восьмистах километрах от плотины, не видя ничего, и разбираться в ней лучше, чем люди с опытом в целую жизнь, сидящие прямо на верхушке данной плотины? Это верно?

Фил вперился в Рошека, потеряв дар речи. Он что же, смеется над ним? Или пытается пошутить?

– Нет, – смог он наконец выговорить, – это совсем неверно.

– Вот как? А что же в этом неверного? Фил скрестил ноги и снова развел их.

– Не знаю, с чего начать. Ваша интерпретация наихудшая из возможных...

– Более того, у вас хватило наглости позвонить главному инженеру по эксплуатации прямо на плотину и заставить его поверить, что люди из его штаб-квартиры думают, будто с плотиной что-то не в порядке...

– Я не делал этого! Позвонил только для того, чтобы получить некоторые текущие показатели с измерительной аппаратуры. Он, возможно, подумал, что я говорил по телефону взволнованно, но он же не видел, о чем говорит моя компьютерная программа.

– Ему нет нужды видеть, что говорит ваша компьютерная программа вам, равно как и администрации десяти тысяч других плотин. Ему не нужны намеки какого-то новичка, будто он плохо работает. Фирма не нуждается, и я тоже, в служащем, высказывающем сомнения по поводу одного из наших сооружений. Наш успех зависит от двух вещей: способности обеспечивать техническое обслуживание на самом высоком профессиональном уровне и репутации, свидетельствующей, что мы способны обеспечить это. Уроните репутацию – и мы вылетим из нашего бизнеса, вот как все это просто. То, что делаете вы, равносильно распространению ложных слухов во вред вашему собственному нанимателю.

Фил подождал, пока не уверился, что пришла его очередь. Стараясь говорить поспокойнее, попытался изложить свою точку зрения.

– Мистер Рошек, я, несомненно, заслуживаю некоторого порицания за то, что проявил слишком много инициативы. Однако полученные данные ясно показывают, во всяком случае мне, что необходимо некоторое обследование.

– Вы не инженер. Надеюсь, осознаете это. Пока еще нет. Отнюдь не инженер.

– У меня нет инженерного диплома, это верно. В Калифорнии требуется пять лет профессионального опыта после окончания вуза, прежде чем можно подать ходатайство. У меня докторский диплом по...

– Инженер – это больше, чем просто человек с каким-то там дипломом и пятью годами опыта. Истинному инженерному искусству нельзя обучиться даже в школе, потому что это включает в себя личность человека, его стремление учитывать мельчайшую деталь, то, как он относится к материалам, с которыми работает, его ощущение истории и будущего, наконец, его целенаправленность.

Бог ты мой, подумал Фил, ведь он же не услышал ни слова из того, что я сказал! Просто использует меня, чтобы попрактиковаться в каком-то распроклятом выступлении на выпускном вечере.

– А самое важное, – продолжал Рошек, – это зрелость. Чувство пропорции. Рассудительность. Доктор ведь не скажет своему пациенту: «У вас, по всей вероятности, рака нет. Но, с другой стороны, он ведь может и быть. Мы это узнаем, когда получим результаты из лаборатории. А пока особенно об этом не тревожьтесь». Видите, как глупо это звучит? То, что делаете вы, из той же оперы. Джефферс звонил мне в Вашингтон выяснить, что же стряслось.

– Он звонил?! Я вовсе не хотел так расстроить всех. Я и не думал, что какой-то телефонный звонок может...

– Вы не думали, что могли стать причиной паники? Не думали, что произойдет, если просочится хоть слово о том, что мы обеспокоены безопасностью крупнейшей плотины в стране? Какая-нибудь секретарша подслушает часть вашего разговора, какой-нибудь оператор на коммутаторе прислушается, начнут разлетаться слухи, газеты их подхватят, политики потребуют расследования, ученые, борющиеся за эту свою окружающую среду, тоже ухватятся за... Уж я-то навидался, как это происходит. Из ничего. Только потому, что какой-либо не в меру остроумный студент колледжа разволновался из-за бреда, выданного компьютером.

Фил почувствовал, как его щеки краснеют. Он понимал, что должен просто позволить тираде Рошека литься своим путем и не идти на риск накликать беду, давая отпор. Но чувствовал, что просто обязан как-то защищаться. Молчание будет означать, что он согласен с тем, как Рошек все извращает. Кроме того, в нем закипал гнев. Ничто в жизни он ненавидел так сильно, как обвинение в том, чего не делал.

– Сэр, я не говорил мистеру Джефферсу, что я думаю, будто в плотине что-то не так. Я выказал удивление тем, что так много измерительных приборов неисправны и протечка воды столь высока. Я в самом деле сказал мистеру Болену, причем частным образом, что, как показывает моя программа, кое-что там не в порядке. Возможно, мне следовало бы вначале обсудить это с ним до звонка на плотину, но я хотел быть уверенным, что располагаю самыми последними данными.

Фил решил замолчать, потому что на его слова явно не обратили внимания. Глаза Рошека блуждали по комнате, задерживаясь на фотографиях его реальных проектов, и названия их он произносил, как молитву.

– Синай, Маракаибо, Сен-Луи, Аляска... Эти гигантские сооружения столь же прочны, как и в тот день, когда их строительство было закончено. – Показал рукой на выставленную напоказ стеклянную коробку – с натуралистично выполненной масштабной моделью какой-то плотины в скалах, окаймленной крохотными деревцами на склонах у ее границ и с полоской дороги, проходящей посредине ее гребня. – А это вот плотина в ущелье Сьерра. Узнаете? По всей вероятности, нет, поскольку ваши познания ограничиваются абстракциями учебников. И в безопасности ни одного из этих сооружений, к проектированию которых приложила руку наша фирма, никогда не высказывалось ни малейшего сомнения. И ни одно не потерпело аварий какого бы то ни было рода. Инженерные сооружения рушатся, да, обычно из-за того, что не были должным образом оценены условия закладки основания. Карл Терзаги, отец современной почвенной механики, сказал, что когда матушка природа замышляла рельеф земной коры, она не следовала спецификациям Американского общества проверки материалов.

«Я просто школьная публика, вот кто я», – сказал про себя Фил, любопытствуя, сколько же еще он способен вынести, прежде чем вскипит негодованием.

– Сооружениями, которые проектировал Я, будут пользоваться еще двести лет, если они понадобятся цивилизации будущего. Подобная долговечность – результат искусства, упорной работы, интуиции и бескомпромиссного требования самой высококачественной работы на каждом этапе. Когда осуществляется подобная концепция проектирования, сооружениям ничто не грозит.

Неужели Рошек и вправду верит в это? – подумал Фил. В то, что если искусный инженер сделает все, что в его силах, то ничто уже не может испортиться? Такое предположение абсурдно само по себе. А Рошек все глазеет восхищенно на свою выставочную коробку.

– В плотину в ущелье Сьерра, мнимой непрочностью которой вы безумно одержимы, проектом заложена долговечность в триста лет. Это поворотный пункт в инженерном деле, и вовсе не из-за ее высоты и соотношения между стоимостью и обусловленными ею выгодами.

– Нет у меня никакой одержимости, – спокойно возразил Фил, – разве что в отношении одной компьютерной программистки, с которой недавно познакомился.

– Плотина – самое безопасное сооружение, я заверяю вас, что в нем безупречно все, от геофизических исследований и до системы текущего контроля и обслуживания. Я настоял на том, чтобы она была насыщена самой обширной сетью датчиков, которая когда-либо встраивалась в плотину.

– Половина этих датчиков уже не действует.

– Это включает в себя также и проблему справедливости. Проблему процентного соотношения. Чистоты. – Рошек оттолкнул инвалидное кресло от стола и посмотрел на свои ноги. – Меня поразил полиомиелит всего за два года до того, как была изобретена вакцина, которая бы спасла меня. Для одной жизни это довольно сильное невезение и несправедливость. – Он поднял глаза и на мгновение показался взволнованным из-за того, что допустил с Крамером нечто более личное, чем намеревался. Пытаясь исправить это, сердито взглянул на Фила, словно тот был виновен в такой неосторожности. – Так, я уже потратил на это слишком много времени. Мне нужно сказать вам только одно. Перестаньте заниматься этой плотиной, ясно? Если вам угодно валять дурака с вашими школьными компьютерными моделями, пользуйтесь вашими собственными компьютерами и вашим собственным временем. Это все. Можете идти.

Он начал собирать со стола бумаги и складывать в свой дипломат. Фил, утопая в кресле, наблюдал за эксцентричным спектаклем старика. Если он правильно понял его последнее высказывание, Рошек полагает, что его сооружения не могут отказать, потому что это случилось уже с его ногами и есть, мол, предел невезения, которое может выпасть на долю одного человека. И это всемирно известный инженер, образец логики и объективности?!

– Ну? – сказал Рошек, взглянув на него. – Я же сказал: можете идти.

Фил выпрямился, но не встал с кресла.

– Мистер Рошек, – сказал он, – вы были очень несправедливы. Я надеялся, что вы дадите мне по меньшей мере минуту, чтобы я мог объяснить свои действия. В свою защиту я мог бы подчеркнуть, что...

– Что вы хотите сказать этим «в свою защиту»? – оборвал Рошек. – Здесь не суд. Я плачу вам жалованье и потому вправе приказать делать все, чего бы я от вас ни потребовал. И вот я приказываю, чтобы вы бросили заниматься плотиной в ущелье Сьерра. Вы уже причинили достаточно неприятностей, и я хочу положить этому конец. Вчера, как вы, возможно, знаете, а может быть и нет, я принес присягу в качестве президента Американского общества гражданских инженеров. Вам следовало бы прочитать этический кодекс. Согласно параграфу второму, инженеры должны действовать только в пределах своей компетенции.

– Я был президентом студенческого общества в колледже, – отчасти для самого себя сказал Фил, – и тоже знаком с этическим кодексом. Согласно параграфу первому, инженеры должны ставить вопросы безопасности, здоровья и благосостояния населения выше всего прочего.

– Что? Что вы сказали?

Фил встал, щеки его горели, сердце отчаянно колотилось. Он громко сказал:

– Я не заслужил того, чтобы на меня кричали и третировали меня, как младенца! – Фил сам удивился, что вообще способен что-то говорить. – В течение нескольких последних недель я был ближе к этой плотине, чем вы. Это верно, что еще до возведения сооружения в фундаменте было пробурено множество дренажных скважин, но случившееся пять лет назад землетрясение, возможно, изменило все это. И неправда, что ни одно из ваших сооружений никогда не оспаривалось: эта плотина после землетрясения протекает так сильно, что закупорка этих трещин обойдется в два миллиона долларов. Водохранилище этой весной заполнялось на пятьдесят процентов быстрее, чем вы сами рекомендовали пять лет назад.

Рошек был настолько изумлен таким взрывом, что не сразу смог заговорить. Его рот открылся и закрылся, а брови поползли высоко на лоб. Фил вырвал листок бумаги из блокнота и бросил его на стол.

– Здесь самые последние данные о протечке воды в галерее D. В каждом случае они выше, чем предусмотрел Теодор Рошек в технических условиях. Кто-то должен прямо сейчас отправиться туда, вниз, и все осмотреть, потому что на следующей неделе может оказаться слишком поздно.

Рошек скомкал этот листок бумаги в шарик и запустил им в стену. Он наконец обрел голос, и очень громкий.

– Я не нуждаюсь, чтобы вы объясняли мне, как надо заботиться о плотине. Я приказал вам явиться сюда не для того, чтобы выслушивать студенческие россказни. Они сейчас еще более неуместны, чем прежде, потому что вы уволены! Убирайтесь! Если сегодня утром окажетесь за своим рабочим столом, я арестую вас за вторжение в частное владение!

Фил попытался громко хлопнуть дверью, когда выходил из кабинета, однако гидравлические петли сделали это невозможным.

Глава 12

Джанет Сэндифер с трудом смогла узнать голос по телефону.

– Это ты, Фил? – спросила она, улыбаясь и хмурясь одновременно. – Голос у тебя забавный. Уж не проигрыватель ли я слышу?

– А я ждал, когда ты вернешься с обеда. Ну да, точно, это проигрыватель. Я тут в баре на улице Фигуэроса, провожу кое-какие исследования. Пытаюсь выяснить, можно ли вылакать пятьдесят бутылок пива и все еще удерживать этот бассейн в себе. Пятьдесят бутылок «Червезы». Полагаю, должен сказать, это какой-то мексиканский наркотик. А потом собираюсь покататься на роликовых коньках по шоссе.

– О чем ты говоришь?

– Тут есть один из этих маленьких игральных столиков-автоматов. ну, знаешь, что я имею в виду? Там, как в бильярде, скачут восемь больших шаров. Я ввязался в такую игру в пул с каким-то незаконно проживающим здесь – уточним, с виду иностранцем, – я таких в жизни не видывал. Я на два доллара впереди, хотя не играл is этот самый пул уже несколько лет! Должно быть, одарен от природы.

– А что насчет Рошека? Ты с ним говорил?

– Если бы ты была здесь, ты могла бы войти со мной в долю. Рошек? Имеешь в виду знаменитого инженера, который хапает все престижные награды? Да, я с ним говорил. Ну, я уж и поговорил с ним! Практически сказал ему, чтобы он пошел и трахнул сам себя. Да, я говорил с ним, это точно. Джанет, у этого мужика что-то с мозгами. Это самая непонятная история, с которой я когда-либо сталкивался. Я не шучу. Кто-нибудь должен срочно притащить его к психиатру, прямо через вход для неотложных случаев. Господи, я слышал о его скверном характере, но не знал, что он сумасшедший. Он говорил о моей смехотворной компьютерной программе и назвал меня студентом-новичком, пытающимся разорить его фирму. Сказал, что, если увидит меня где-нибудь там снова, арестует за вторжение в частное владение. Это было невероятно! Расскажу, когда увидимся, и ты подумаешь, что преувеличиваю. Этому старому пердуну нужна помощь! Я, понимаешь ли, аккуратненько напечатал на листе бумаги-данные по той протечке воды, чтобы он мог с одного взгляда уяснить ситуацию, и знаешь, что он с ним сделал? Шмякнул об стену!

– Фил, подожди минутку. Ты что, хочешь сказать, будто тебя уволили?

– То, что я хочу сказать... ну да, меня уволили. Я пришел туда, ожидая мягкого выговора. Думал, выйду из кабинета, считая Рошека в конечном счете милым парнем. И вместо того, мой Бог, он набросился, словно я убийца с топором. А самое невероятное то, что я возражал ему и пытался защищаться. Глупо. Хочу сказать, это было глупо. Я имел дело с безумцем, и следовало держать свой длинный язык за зубами. Но это же я, старый, добрый, болезненно застенчивый Фил Крамер, спорил с ним, как студент-несмышленыш, кем я, по его словам, и был. А в конце в самом деле стало ужасно. Когда мы принялись швырять друг в друга цитатами из этического кодекса Американского общества гражданских инженеров.

– О, Фил, мне так жаль! Я знаю, как сильно нравилась тебе такая работа.

– Найду другую. Теперь-то смогу сказать, что у меня есть трехнедельный опыт.

– Если Рошек уволил тебя в гневе, быть может, примет обратно, когда поостынет.

– А я откажусь! Мне нравилась та работа, конечно, пока я не встретил его. Тебе надо бы видеть, как он на меня орал, видеть эти болячки по всему его лицу, огромные бородавки на носу и руках, сломанные желтые зубы, испарения и зловоние, исходящие от него, зеленую серу, сочащуюся из ушей... Работать на него снова? Ни в коем случае. Нет, даже если бы он дал мне внушительную прибавку.

– Потому ты и решил упиться в стельку, так?

– Собираюсь стать профессиональным игроком в пул. Этаким энтузиастом, переезжающим из города в город. А ты со мной за компанию. Будешь снабжать меня простачками, а я уж состригу с них денежки. Джанет, это будет удивительная бродячая жизнь! Мы только вдвоем, одни на открытой дороге!

– У меня идея получше. Приходи сегодня вечером с какой-нибудь зеленью. Я подогрею что-нибудь на обед, а попозже поглажу тебя по головке.

– Великолепная перспектива!

* * *

В середине дня Герман Болен сумел выбраться из зала заседаний и позвонил по телефону. И снова ему ответили, что о Джефферсе так ничего и не слышно.

– А Чака Дункана случайно нет поблизости? – спросил Болен, подумав, что молодого инспектора можно бы отправить в нижнюю галерею посмотреть, не стряслось ли там что-нибудь.

– Чак уже ушел совсем, – ответил инженер с электростанции. – Думаю, собирается порыбачить на озере весь уик-энд. Мне что, попытаться разыскать его?

– Нет, в этом нет необходимости. Просто проверьте, чтобы мистер Джефферс звякнул мне, как только появится.

Болен вернулся в зал заседаний и снова сел между Рошеком и Филиппи. Стол был покрыт чертежами, картами и экономическими отчетами, но Болену было трудно сосредоточиться на предмете обсуждения – наиболее дешевом варианте надстройки Секвойской плотины. Было только три часа, так что, если Ларри уехал в Сакраменто, забыв о своем обещании перезвонить, он вряд ли еще вернулся. А между тем беспокоили и более неотложные проблемы, которыми следовало заняться, и одна из них – неучастие Рошека в обсуждении. Он приехал на час позже и казался странно подавленным. Временами закрывал глаза и лоб. Болен и сам почти ничего не внес в дискуссию, разве что несколько глубокомысленных взглядов и уклончивых пожатий плечами. Славу Богу, Филиппи проделал свою домашнюю работу и теперь выдвигал альтернативы, хорошо подкрепленные фактами. Запутанность его анализа пока что не позволяла инженерам из компании Эдисона заметить, что оба начальника Филиппи по фирме «Рошек, Болен и Бенедитц» только занимали кресла. Рошек ожил и достаточно долго объяснял, что если рентабельность новых турбогенераторов, которую рекламировала компания «Мицубиси», окажется реальной, то было бы более чем практично оснастить Секвойскую ГЭС гидроаккумулирующим насосом. Мысль отличная, но, к сожалению, она была уже тщательно обсуждена до приезда Рошека. Инженеры из компании Эдисона выслушали его почтительно, а потом вернулись к проблеме минимального воздействия на окружающую среду во время строительства. На самой строительной площадке глины не обнаружено, и, если не удастся найти ее где-нибудь поблизости, придется соорудить длинную дорогу для транспортировки, чтобы оправдать свой гонорар консультанта в сотню долларов за час. Болен предложил, что стоило бы изучить рентабельность доставки глины ленточным транспортером, в особенности если карьер будет расположен выше точки разгрузки. Он напомнил собравшимся, что во время строительства железнодорожной насыпи через озеро Грейт-Салт наклонный транспортер, оснащенный генераторами, вырабатывал достаточно энергии, чтобы обеспечить работу землеройных машин с электроприводом.

* * *

Ровно в два часа дня Фил снова позвонил Джанет и сообщил:

– Я передумал. Не собираюсь становиться бродячим мастером пула. Уже проиграл три доллара и думаю, что пижон, с которым играл, – просто мошенник из Хошимилько. Я сломал бы ему большие пальцы, если бы он не был таким громоздким ублюдком. Джанет, хочу проверить там эту утечку сегодня же вечером. Собираюсь съездить на машине на север Калифорнии. К этой плотине. По междуштатской дороге номер пять смогу добраться туда часов за семь-восемь. И не пытайся отговорить. Все, что у меня есть в жизни, кроме собственного здоровья и твоего номера телефона, это компьютерная программа, которую величайшие в мире инженеры считают куском дерьма. Хочу своими глазами увидеть ущелье Сьерра. Попытаюсь проникнуть в дренажные галереи. Если там ничего плохого нет, что ж, ладно, тысяча извинений. Ну что они смогут со мной сделать, если попытаюсь доказать, что там кое-что не в порядке? Меня все равно уже уволили. Если внутри просачивается слишком много воды, что тогда окажется куском дерьма? Дамба или моя программа? Я или Рошек?

– Твоя первая идея мне понравилась больше.

* * *

К тому времени, когда конференция в Южно-калифорнийском отделении компании Эдисона закончилась, движение на Голливудской автостраде заметно поубавилось. Герман Болен легко перестроил свой «Мерседес-300СД» в скоростной ряд. Он высадит Рошека у его дома в Беверли-Хиллз и вернется на работу, чтобы привести в порядок кое-какие бумаги перед уик-эндом. Одно из неотложных дел – как-то решить проблему с Джефферсом, даже если придется звонить по больницам. Теодор Рошек был надежно пристегнут к сиденью рядом с ним. Рошек пользовался ремнем безопасности, только когда ездил с Боленом, – это был способ показать компаньону, что он не одобряет его неуместно лихаческих замашек.

– Твой облик обычно выражает благоразумие и пристойность, как и должно быть, – сказал он как-то Болену после одного случая. – Только за рулем ты становишься ненормальным, как подросток. Думаю, ты был бы счастливее, избрав профессию летчика-испытателя, а не инженера.

Болен мог бы отплатить Рошеку, подчеркнув, что и его облик не мешает несколько улучшить. Серая фетровая шляпа, которую он всегда носит, делает его похожим на персонаж старого фильма Хэмфри Богарта. Не охаивая шляпы впрямую, Болен как-то предложил купить новую. Рошек отказался, заявив, что шляпа, которая у него уже есть, прекрасна.

– Она вроде моего старого друга, – пояснил он, – так же, как и мой счастливый амулет.

– Только не упоминай о счастливых амулетах при наших клиентах, – ответил Болен и совсем уж юмористически подумал про себя: потому что они могут захотеть, чтобы мы использовали аппаратуру и методы более практического свойства. – А как прошла беседа с Крамером? – спросил Болен, желая поддержать разговор, а заодно и удовлетворить свое любопытство. – Впечатляющий молодой человек, не правда ли? Все еще немного с молоком на губах.

Рошек, всецело поглощенный своими мыслями, снова пристально взглянул на Болена.

– Беседа с Крамером? Прошла очень хорошо. Я его уволил. – И, заметив тревогу на лице Болена, добавил: – Я знаю, он твой протеже, но у меня не оставалось выбора. У него хватило наглости явиться в мой кабинет, смотреть мне прямо в глаза и поучать, как мне следует вести свой бизнес. В жизни не встречал подобного нахальства. Его, должно быть, в свое время мало пороли.

Болен с минуту долго смотрел перед собой.

– Никаким уж особенным моим протеже этот юнец не был. – Он старался говорить небрежным тоном. – Просто показался смышленым и серьезным. Я полагал, он сможет дорасти до ценного сотрудника. Удивляюсь, неужели он сказал нечто такое, что тебя взбесило?

Болена интересовало, не стоит ли попытаться убедить Рошека отменить увольнение, по крайней мере, до тех пор, пока не удастся оценить ситуацию на плотине. Необходимость экстренных мер сомнительна, но если бы что-то случилось... Пресса могла бы узнать, что некий человек, попытавшийся подать сигнал тревоги, уволен за свое неравнодушие.

– Так ли уж необходимо выгонять его? – рискнул спросить он. – Это немного смахивает на крайность.

Болен напрягся на случай возможного взрыва. В последние несколько лет даже легчайший намек на то, что какое-либо из решений Рошека кажется Болену не абсолютно совершенным, мог вызвать вулканическую реакцию. Но Рошек ответил спокойно:

– Надо было либо уволить, либо передать фирму ему, чтобы он управлял ею по-своему, а мне вернуться в чертежный отдел. Возможно, я был несколько жестковат с ним. Он принялся что-то болтать о своей смехотворной компьютерной модели, и это было больше, чем я мог вынести. Я сказал, чтобы он не совал своего носа в то, чего не понимает и что его не касается, а он повысил на меня голос, что в его положении не слишком остроумно. Ему следовало бы знать, что я не выношу этого. Дабы услышать самого себя, мне пришлось орать. Я уже много лет ни на кого не кричал... хочу сказать, не кричал по-настоящему. Мне это почти понравилось. – Рошек передернулся от страха, когда Болен, резко повысив скорость, прорвался в небольшую брешь в соседнем ряду. – Герман, не мог бы ты снизить скорость процентов на сорок – пятьдесят? Ты ведь не Пол Ньюмен. Взгляни в зеркало, сам убедишься.

Болен снял ногу с педали акселератора, перебрался в правый ряд и проехал на запад к бульвару Санта-Моника. Оба опустили защитные козырьки, чтобы заслониться от лучей заходящего солнца.

– А мне скорее нравится энтузиазм этого Крамера, – сказал Болен. – Его увольнение может плохо отразиться на делах фирмы. Я вот что думаю...

– Нам надо обсудить проблемы посерьезнее. Тебе и Кальвину, возможно, придется самим управлять делами в ближайшие несколько лет.

После неожиданного заявления Рошек рассказал о встрече с помощником президента. Он отмахнулся от попыток Болена поздравить его, подчеркнув, что назначение еще только, возможно, предстоит.

– Рассматриваются и другие кандидатуры. Я, правда, верю, что мои шансы повыше. Не должно быть никакой негативной гласной информации о нашей фирме. Не должно быть никакого колоритного моего со Стеллой бракоразводного процесса, что в данный момент моя главная проблема.

– Боже мой, Теодор! Стелла хочет развестись?

– Не отводи глаз от дороги. Да, она обрушила это на меня прошлой ночью в Вашингтоне. Ее доводы выглядят надуманными. Я не буду докучать, излагая их, скажу только, что кое-какие причины у нее имеются. Сегодня вечером я должен использовать единственную, последнюю возможность отговорить ее от этого шага.

– Неудивительно, что сегодня днем ты был таким тихим! Я-то думал, плохо себя чувствуешь.

– Нет-нет. Мне плохо при мыслях о будущем, которое эта неблагодарная сука – извини, но именно так я теперь о ней думаю – навязывает мне. Если подаст заявление в суд и потребует, чтобы я был привлечен как ответчик, тогда, думаю, мои шансы получить это назначение станут равны нулю. У меня создалось впечатление, что в Вашингтоне предпочитают жен, умеющих давать званые вечера, а не клеветать на мужей. Я не могу позволить ей разорить меня и нашу фирму. И я ей этого НЕ ПОЗВОЛЮ.

«Мерседес» сделал несколько поворотов по улицам, обсаженным двенадцатиметровыми пальмами. Дом Рошека был в испанском стиле: толстые стены, красная черепичная крыша и широкая лужайка, по краям которой высажены кактусы и другие суккуленты. Автомобиль проскользнул вверх по изогнутому въезду и остановился у парадного входа. За двустворчатой кованой металлической калиткой виднелась двустворчатая же резная деревянная дверь.

– Подожди, пока не убедишься, что я уже внутри, – попросил Рошек, пытаясь сообразить, как расстегивается ремень безопасности. – Она могла поменять замки.

– Хочешь, подкачу туда твое кресло?

– Нет, дай уж мне самому побороться с ним. Если она наблюдает из окна, возможно, почувствует прилив сострадания. Ты только достань из машины кресло и подай костыли. Как, черт подери, ты расстегиваешь эти ремни?

Болен дотянулся до него и нажал разъединительную защелку. Коленный и плечевой ремни спокойно оттянулись к своим коробочкам.

– Ты, Теодор, никогда не ладил с мелкими механическими устройствами, ведь так? Если какая-нибудь штука не состоит из минимум пятисот движущихся частей или если она не стоит десяти миллионов долларов, она не удостаивается твоего внимания.

– Тогда почему же я не уделяю побольше внимания своей жене? Она, возможно, стоила мне десяти миллионов долларов. Конечно, у нее только одна движущаяся часть. Рот.

Болен обошел автомобиль, достал с заднего сиденья складное инвалидное кресло и привел его в рабочее состояние. Рошеку удалось самостоятельно выбраться из машины и забраться в кресло, а Болен, передавая костыли, решил в последний раз рискнуть коснуться вопроса о Крамере и о плотине:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18