- Мне это вполне понятно, - улыбнулся он. - Надо сказать, такое недоверие очень печально. Печально, что ничего тут не поделаешь. Система... Впрочем, не буду заводить с вами политические разговоры. Неуместно и не нужно. Так что вы все-таки думаете о наших переговорах?
      Прежде, чем ответить, я выпил еще. От вида этой холеной рожи во мне вдруг начала закипать злость. И не знаю, что больше повлияло на мой ответ, эта злость, неуправляемая и алогичная, или логический и холодный расчет.
      - По-моему, вы хотите сорвать с этой сделки большой куш, - сказал я. Все эти разговоры об интересах турок или о чем там еще, они на одно нацелены: чтобы в результате лично в ваш карман осела порядочная сумма сверх оговоренных в контракте. И даже если эта сумма окажется в Турции, неважно. Все равно её истинным хозяином будете вы! Ну, а уж сколько получит Шушарин и те, кто повыше, если провернут для вас перевод этих сумм, и как вы устроите, чтобы их вознаграждение выглядело законным и легальным, меня не касается. Все равно мне от этой сделки ничего не светит, нос ещё не дорос. Но подождите, и я поднимусь повыше - и тогда уж своего не упущу!
      Теперь он смеялся долго и искренне - или очень хорошо и красиво изображал искренний смех.
      - Как говорится, "что у трезвого на уме, то у пьяного на языке"? Иногда это совсем не плохо, наоборот. Да, все правильно. Только в одном вы ошиблись. Деньги пойдут не в мой личный карман, а в карман фирмы. Интересы фирмы, вот о чем я должен заботиться! И это, согласитесь, нормально и естественно. Точно так же, как нормально и естественно, если мы отблагодарим за это господина Шушарина и... и других людей. Правда, в Европе на это смотрят по-другому, но вы тем и хороши, что отличаетесь этим от Европы. С вами очень приятно и выгодно вести дела. К тому же, у вас огромный рынок, ваша довольно беспомощная промышленность - мирная промышленность, я имею в виду - испытывает давление такого колоссального спроса, что когда-нибудь, ещё на нашем веку, затрещит, и вам придется предоставить часть вашей дешевой рабочей силы в аренду тем, кто умеет наладить производство. И кто тогда поспеет первым к советскому пирогу, тот будет иметь... возможно, не миллионы, а миллиарды. Вот почему я, при моих довольно консервативных, вы бы даже сказали "правых", политических взглядах, стремлюсь всегда быть вашим верным союзником. Ведь верных союзников допустят к пирогу в первую очередь... и уже допускают, так?
      Я кивнул. Он продолжил, после паузы.
      - А вы мне нравитесь. Вы сообразительны, и при этом знаете свое место. Думаю, вы далеко пойдете. И думаю, какие-то сделки мы будем проводить уже с вами... Кстати, насчет будущих сделок. Вы ведь говорите по-итальянски?
      - Совсем немного, - ответил я. - А что?
      - Я ведь упоминал, что мы производим не только косметику, но и другие модные товары для женщин. Нижнее белье, колготки... Да, в одной из крупнейших итальянских фирм по производству колготок - большая доля нашего капитала. Те самые колготки, которые наши польские друзья тоже уже производят, по лицензии. Как и югославы. Югославские и польские колготки в Москве сколько-то знакомы, так?
      - Так, - сказал я. - Итальянские меньше. Настоящие итальянские жуткий дефицит.
      - Что ж, позвольте мне оставить у вас образцы этого дефицита, - он встал и прошел к двери, возле которой оставил, входя, свой "дипломатик". Я на этот "дипломатик" и внимания особого не обратил. Открыв "дипломатик", он стал выкладывать на журнальный столик, рядом с бутылкой водки и стаканами, упаковки колготок. Выложил он много, я потом насчитал тридцать пять штук. Может быть, и вашей жене пригодится... я ведь вижу обручальное кольцо у вас на пальце. Да, считается неприличным дарить колготки чужой жене... Но ведь это не подарок, это образцы товара. А как вы распорядитесь частью этих образцов - ваше дело. И вы не будете против, если я обращусь к вашему начальству с просьбой, чтобы в Италию на переговоры отправили именно вас? В конце концов, вы можете переводить с французского и на французский, этого вполне достаточно. И главное, у вас имеется правильный взгляд на любые проблемы, правильное их понимание, что ценнее всего будет и для вас, и для нашей страны.
      - Я-то поеду в Италию с удовольствием! - сказал я. - Но вот насчет моего начальства не уверен...
      - Если дело только в этом, - улыбнулся он, - то это мы уладим. Считайте, что буквально через несколько месяцев вы увидите вечные города Рим, Флоренцию, Милан... Венецию, наконец! Гондолы, лунные ночи под каменным кружевом мостов и домов, прекрасные венецианки... А? Может, у вас есть ещё какие-нибудь пожелания?
      И я сделал, что называется, "ход конем".
      - Насчет "прекрасных венецианок", - сказал я. - Вы не знаете, "прекрасных варшавянок" здесь можно найти?
      Тут даже он поперхнулся - и закашлялся, тряся головой и изумленно на меня глядя. Но быстро пришел в себя.
      - С этим вам надо быть поосторожней, - сказал он. - Для француза, конечно, такое было бы вполне нормально, но у вас... ведь это один из самых страшных грехов советского человека, который на административно-карательном вашем жаргоне "аморалка" называется, да? Засыпавшись на "аморалке", тем более, на такой, - он интонацией подчеркнул слово "такой", - можно навсегда забыть о любых заграницах.
      - Значит, нужно устраиваться так, чтобы не засыпаться, только и всего, - сказал я.
      - Есть и ещё одна проблема, - сказал он. - Что вы здесь сделаете с вашими злотыми? Конечно, можно, наверно, найти кого-нибудь и за такое количество злотых, которое имеется у вас, но это будут, извините, дешевые девки. А вот за доллары вам сделаются доступны и порядочные женщины, с которыми приятно провести время. И даже не стыдно показаться с ними в ресторане.
      Я развел руками.
      - Насчет долларов - пас. Да и подвернись мне возможность их заиметь, я бы к ним не прикоснулся. Слышали, небось, что этот такое - статья в советском уголовном кодексе, касающаяся валютных спекуляций. Рядом с ней любые сомнительные загулы детскими шалостями покажутся.
      - Как не слышать, - кивнул он. - Расстреливают у вас за валюту, да? Но ведь многих это не останавливает.
      - Смотря кого... - пробормотал я.
      Он рассмеялся.
      - Ладно! Честно вам скажу, вы мне нравитесь. И если вы твердо нацелились гульнуть, то я готов взять на себя все организационные хлопоты. К опасной для жизни твердой валюте вам прикасаться не придется.
      Я резко выпрямился. Хмель улетучивался из меня очень быстро.
      - Чем это я вам так понравился? Или, проще говоря, что вам от меня надо? Ведь есть услуги, которые я просто не смогу оказать вам в ответ.
      - На данный момент, мне от вас ничего не надо, - серьезно ответил он. - А в перспективе... Мне кажется, что вы пойдете в гору, и очень скоро я буду вести переговоры с вами, а не с вашими нынешними начальниками. Естественно, мне хочется, чтобы у нас с вами сложились хорошие отношения. И не бойтесь, никаких шпионских дел, никакой вербовки во вражеские разведки, если вы об этом подумали. Я в подобные игры не играю, мне самому они невыгодны и не интересны. А вот когда годика через два вы добьетесь, чтобы контракт был заключен с нашей фирмой, а не с какой-нибудь другой... естественно, без ущерба для вашего государства... вот это и будет вашей благодарностью. Которую я, в свою очередь, щедро вознагражу. Поэтому если вы не просто так ляпнули, а действительно хотите гульнуть, то доверьтесь мне.
      - Я не просто так ляпнул, - проговорил я. - Я действительно хочу гульнуть.
      Он поглядел на часы.
      - Сегодня уже поздновато что-нибудь затевать. А вот завтра... В общем, спокойной ночи. И постарайтесь хорошенько выспаться. Силы вам понадобятся.
      И, подмигнув мне, он вышел.
      Выждав какое-то время, я набрал номер телефона, который генерал Пюжеев заставил меня выучить наизусть. Времени было четыре часа утра, но генерал сказал, что по этому телефону можно звонить круглосуточно.
      - Алло? - услышал я хрипловатый голос.
      - Есть неожиданности, - сказал я.
      - Понял, - ответил мой собеседник. - Сейчас буду.
      - Но как же... - начал я.
      Но на том конце провода уже положили трубку.
      Я опять задремал. А когда открыл глаза, надо мной стоял мужчина, широкоплечий, плотного сложения, с короткой стрижкой, с на редкость незапоминающимся лицом.
      - Как вы вошли?..
      - Не бойтесь, меня никто не видел. Я проскользнул к вам невидимкой. А теперь рассказывайте, что произошло.
      - А откуда я могу знать, - вдруг насторожился я, - что вы от...
      - ...От генерала Пюжеева? - хмыкнул он. - По-моему, достаточно, что я знаю это имя. Кстати, между собой мы называем его Поваром.
      И он уселся в кресло напротив. В то самое, в котором совсем недавно сидел француз.
      - Значит, так... - и я пересказал ему весь разговор с мсье Лескуером.
      - Очень интересно, - сказал он. - И что вы об этом думаете?
      - Во-первых... - я ещё раз взвесил все, что приходило мне на ум. Во-первых, насколько я понимаю, мсье Лескуер - из таких господ, которые могут раздобыть хороших валютных девок в любое время дня и ночи. Значит, дело не в том, что сейчас слишком поздно, а в том, что ему надо самому как-то, так сказать, подготовиться...
      - Вот именно, подготовиться, - кивнул мой собеседник. - Ему нужна такая квартира, где можно устроить тайную фото, а то и видеосъемку. Чтобы в любой момент прижать вас таким убойным компроматом, от которого не отвертишься. Рад, что вы это раскусили.
      - Это мне сразу стало ясно, - сказал я. - Я и закинул удочку, чтобы понять, насколько далеко он готов пойти. Вопрос в том, подставляться мне или увильнуть.
      - Конечно, подставляться, - невозмутимо сказал мой собеседник. - Пусть он думает, будто вы у него в руках. Тогда он больше перед вами раскроется, откровеннее объяснит задачи, которые вы должны для него выполнить. А что касается пленочек, то не волнуйтесь. Мы будем о них знать, и вам они не повредят. Да и отобрать их будет не так трудно, если понадобится... И, в конце концов, вас же не сортиры зовут чистить, а с красивыми бабами побарахтаться. Так что - сочетайте приятное с полезным.
      - Под глазком фото - или видеокамеры?..
      - Издержки профессии, - и он широко улыбнулся. - А в этом тоже может быть своя пикантность.
      - Значит... значит, ваша... то есть, наша... основная цель - этот француз?
      - В принципе, да. Но даже не основная. Он, так сказать, одно из важных звеньев на пути к основной цели. Больше вам пока знать не обязательно. Достаточно, если я вам скажу: ваш успех будет иметь такое огромное значение, о котором вы даже не подозреваете.
      - Ну да, - я размышлял. - Он считает меня одним из этаких, жадных и хитрых дурачков, которые хотят хапнуть побольше и разом, а в итоге сгорают, несмотря на покровительство всех высоких родственников. Такую роль я и буду продолжать играть.
      - Только не переиграйте, - бросил он. И оглядел меня с головы до ног. - Голова у вас крепкая, здорово можете выпить. Но, все равно... - он открыл портфельчик, который был у него с собой. - Есть специальные препараты, которые снимают любое опьянение и похмелье, многие наши люди ими пользуются, но я предпочитаю старые добрые народные средства. И вам советую.
      Из портфельчика (не из "дипломата", как Лескуер, а из скромного потертого портфельчика) он извлек две бутылки пива и несколько сырых яиц. Пиво он отнес в ванную и поставил под горячую воду.
      Я наблюдал за всеми его действиями с полным ощущением, что грежу наяву, что провалился в какой-то странный нелепый сон, полную фантасмагорию, или что угодил в иной мир, с полностью перевернутыми законами. Сами понимаете, сначала передо мной маячил этот французский Мефистофель не такого уж великого пошиба, сладкоречивый бес-искуситель - и настолько упивавшийся собственной сладкоречивостью, что это самодовольство становилось ему худшим врагом, усыпляя его бдительность, мне только и надо было сделать вид, что я не устоял и утонул в его словесной патоке - а теперь опытный контрразведчик собирался выхаживать меня как нянька или как врач-опохметолог... Я только головой мог встряхнуть.
      - Что с вами? - полюбопытствовал он.
      - Мне кажется, будто мне все это снится, - сообщил я.
      - Такое бывает поначалу, - сообщил он, дружелюбно и успокаивающе.
      Когда пиво согрелось настолько, что пена полезла из-под крышек, он открыл бутылки, налил теплого пива в стакан и туда же разбил два или три сырых яйца.
      - Пейте, - велел он. - И готовьтесь выпить следующую порцию.
      Я покорно выпил, ожидая, что от этой гадости я тут же совсем окочурюсь, но, как ни странно, адская смесь прошла на удивление хорошо, и мне тут же стало намного легче. Я выпил все пиво с сырыми яйцами, которое он мне подносил, и почувствовал себя сонным, слабым и умиротворенным.
      - Вот так, - приговаривал он. - Вот так. А теперь ложитесь.
      Я с трудом добрался до постели, он меня подстраховывал.
      - Скажите, - промямлил я, уже зарывшись под одеяло. - Зачем вы со мной так возитесь?
      В его глазах мелькнуло нечто вроде лукавства.
      - Приказ есть приказ, - сказал он.