Лэньер начал протестовать, но Ольми взглядом, потребовал молчания.
Толлер отступил на шаг.
– Я мог бы приказать властям ворот арестовать всех вас.
– Не надо блефовать, сер адвокат, – предупредил Йетс. – Даже недействующий смотритель ворот обладает здесь властью. Кто останется вторым? – спросил он у Ольми.
– Мистер Лэньер.
– Вы что, согласны с сепаратистами? – возмутился Толлер.
Ольми не ответил.
– Мы оставим Патрицию Луизу Васкес и Гарри Лэньера, – сказал он. – Остальных вы можете забрать.
– Мы отказываемся разделяться, – заявил Лэньер, делая шаг вперед и не обращая внимания на руку Хайнемена на своем плече.
– У вас нет выбора, – ответил Ольми. – Время эвфемизмов и дипломатических игр прошло, мистер Лэньер. Я выбрал вас потому, что вы и мисс Васкес можете помочь нам. Остальные будут в безопасности.
– Мы гарантируем безопасность всем, – подчеркнул Толлер. – Кроме тех, кто останется с вами, сер Ольми.
– Сер Рам Кикура – их адвокат. Она будет сопровождать этих троих, куда бы вы их ни отвезли – и охранять их, – приказал Ольми.
Из корабля появились роботы и окружили Фарли, Кэрролсон и Хайнемана.
– Гарри, – сказала Фарли сдавленным голосом.
– Им не будет причинено никакого вреда, – повторил Ольми. – Это не подлежит обсуждению.
– Сейчас Пушинку освобождают от людей, – сообщил Толлер. – Представитель Розен Гарднер отвечает за кампанию по эвакуации астероида.
Ольми кивнул, словно это было само собой разумеющимся.
– Как вы поступите с Васкес и Лэньером? – спросил Толлер.
– Пожалуйста, заберите остальных, – сказал Ольми. – Вы за них отвечаете.
– Это невыносимо. Как только будет дана команда, ворота будут закрыты, дороги освобождены…
– Именно это так или иначе планировали гешели, верно? Промчаться по Пути, очищая его от джартов. Это то решение, которое готово было принять совещание с подачи Президента, или я ошибаюсь?
Толлер бросил нервный взгляд в сторону второго смотрителя ворот.
Йетс лишь улыбнулся, достал из сумки свое ожерелье и изобразил символ, представлявший Землю, окруженную спиралью ДНК.
Покачав головой, адвокат дал сигнал роботам, которые повели Фарли, Кэрролсон и Хайнемана к кораблю. Ленора побагровела от злости.
– Мы что, должны с этим согласиться? – крикнула она.
– Не думаю, что у нас есть выбор, – мрачно сказал Хайнеман. – Вот тебе и день рождения Патриции. Будь осторожен, Гарри!
Фарли посмотрела через плечо на Лэньера; по щекам ее текли слезы.
– Гарри! – позвала она.
– Сукины дети, – сказал Лэньер Ольми и Толлеру. – Патриция была права. Мы всего лишь пешки.
– Не недооценивайте себя, – посоветовал Толлер. Он вернулся в корабль, следом за ним ушли представители. Франт-дипломат остался. Корабль взлетел, направляясь к приемной зоне ворот.
– Прошу прощения за причиненные вам неприятности, – сказал Ольми. – А теперь мы должны немедленно отправляться к отметке один и три экс девять. События разворачиваются значительно быстрее, чем предполагалось.
Ву Чжи Ми и Цзян И Син с помощью солдат Беренсона выносили ящики с оборудованием и бумаги из палатки, загружая их в кузов грузовика. От южного купола дул холодный ветер, шевеля ткань палатки. За исключением тяжелого дыхания и шагов людей, а также раздававшихся время от времени гортанных возгласов Беренсона, эвакуация проходила в полной тишине.
В трех метрах над дорогой парили шесть металлических двойных крестов; их красные огни, казалось, наблюдали за каждым движением солдат и ученых. Далеко вверху, у центра плазменной трубки, вдоль сингулярности вытянулось нечто длинное и черное. Оно замерло в пятидесяти метрах от отверстия скважины. Разглядывая его в бинокль, Ву оценил длину, примерно, в сто пятьдесят метров. Оно появилось менее десяти минут назад, что и побудило Беренсона отдать приказ об эвакуации.
Когда грузовик был заполнен и палатка опустела, солдаты забрались наверх, а китайцы заняли два оставшихся места впереди. Беренсон схватился за поручень, шедший вдоль крыши, и встал на подножку. Грузовик дернулся, трогаясь с места, и, развернувшись, двинулся из лагеря.
Когда камера опустела, кресты выстроились по углам воображаемого куба и улетели.
Дубль делегата Розена Гарднера наблюдал за происходящим с корабля, находившегося на двадцатипятикилометровой высоте, передавая информацию по прямому лучу вдоль Пути в Аксис.
В самом Аксисе связь между тремя вращающимися цилиндрами и Центральным Городом прервалась. Аксис Надер был полностью отрезан от транспортной системы. Главные секции Памяти Города – обычно активные круглые сутки – были теперь изолированы и тихи. События приняли иной оборот: радикальные гешели попали в ловушку собственной поспешности, стремясь извлечь преимущества из новостей Ольми и появления пяти гостей.
Делегат Розен Гарднер перебрался в Палаты Нексуса несколько часов назад, рискуя оказаться в самом центре событий. Он создал четырех дублей, чтобы следить за подробностями переворота.
Никто из членов его фракции или сторонников не называл это переворотом; для них это был необходимый маневр, чтобы защитить их права от наступления радикальных гешелей. Как бы это ни называлось, все было ужасно сложно.
Сообщения из Пушинки были неполными, но сейчас это беспокоило Гарднера меньше всего.
Его дубли находились в трех цилиндрах Аксиса и в помещениях Торгового Комитета Пути у отметки девять экс шесть. Воинствующие фракционеры держали в своих руках все стратегические транспортные пути внутри Аксиса и в его ближайших окрестностях вдоль Пути. В Памяти Города и глубоко внутри инфраструктуры Аксиса ортодоксальные надериты и члены фракции Корженовского – его люди – объединяли достигнутое за последние несколько часов. Сочувствующие личности в Памяти Города, включая его отца, проникали в закрытые коммуникационные сети.
Все шло в соответствии с планом. Однако делегат Гарднер был сейчас несчастнее, чем когда-либо за два столетия своей жизни. Его мало беспокоили обвинения премьер-министра или президента. Достаточно часто приходилось противостоять им в прошлом, и он в полной мере успел почувствовать силу их власти, чтобы получать удовольствие от того, что они испытывали сейчас.
Его угнетала мысль, что данная акция противоречит тому, что лично он поддерживал в Нексусе, и тому, сторонником чего он был еще до избрания представителем новых ортодоксальных надеритов. Он чувствовал себя странно уязвимым, словно один из его собственных дублей мог наказать его за утрату чести и доверия.
Его фракционеры уже готовились к тому, чтобы передвинуть город на юг к Пушинке. При движении они должны были убирать барьеры; это требовало времени.
В центре пустых Палат Нексуса, окруженный информационными кольцами, он ожидал возвращения президента, сенаторов и делегатов, собравшихся сейчас для обсуждения проблемы джартов. Когда они попытаются вернуться в Аксис и не будут допущены туда, то, что Гарднер называл акцией, не будет иметь значения.
Тогда переворот начнется по-настоящему.
Рядом с ним появился дубль президента, ожидая, когда на него обратят внимание. Гарднер не спешил. Наконец, убедившись, что все идет хорошо и что расчленение Памяти Города прошло особенно успешно, Гарднер позволил дублю начать.
– У вас есть необходимая поддержка? – спросил тот. – Мой оригинал сейчас в пути. Председатель Хьюлейн Рам Сейджа уже представил суду соответствующие документы. Не стоит и говорить о том, что вы не выполнили обычные процедуры Нексуса.
– Нет. Срочные обстоятельства.
Последняя фраза была выражена большим набором эмоционально заряженных пиктограмм. Сложный надеритский символ, обозначающий родину – Земля, окруженная кольцом ДНК, – вспыхнул огнем, превратившись в опаленный звериный череп. Затем последовали прямые угрозы:
– Сер Рам Сейджа может представить дело в суд после раскола. Заочно. Кроме того, мы работаем сейчас над тем, чтобы осудить его за нарушение процедуры Нексуса.
– Я ничего не слышал об этом, – недоверчиво сказал дубль.
– Вы были заняты, сер президент. – Гарднер пожалел о тоне своего ответа. Президент отдавал все свои силы решению проблемы джартов, и он не хотел стать причиной нарушения долга; достаточно было и того, что его люди воспользовались отсутствием президента. – Это минимальное нарушение, но я не вышел за пределы своих прав. Пока существует проблема суда, все обязанности сера Рам Сейджа приостанавливаются. Его заменяет сенатор Прешиент Ойю – она оставила здесь дубля, выполняющего ее обязанности.
Дубль ван Хамфьюиса изобразил затем, что он протестовал против мятежа и пытался собрать голоса, необходимые для того, чтобы отвергнуть предложение делегата Гарднера. Гарднер уже знал об этом; путем законного маневрирования и по совету дубля Прешиент Ойю, он объявил голосование недействительным – ввиду отсутствия кворума воплощенных сенаторов и представителей.
Борьба была далека от завершения. Воплощенный Теес ван Хамфьюис должен был оказаться в окрестностях Аксиса уже через несколько часов.
Глава 60
Стреловидный корабль патрулировал первые четыре камеры вдоль границы плазменной трубки. Другой – побольше – летал ближе к поверхности, а кресты с двойными перекладинами были везде.
В нулевом комплексе четвертой камеры Джудит Хоффман поняла, что любая попытка защищаться лишена смысла. Технология и сила, противостоящие им, непреодолимы.
– Нет никаких сомнений в том, что они пришли из коридора? – спросила она Беренсона, когда они стояли посреди комплекса возле грузовика, готовясь к эвакуации.
– Никаких, – ответил Беренсон хриплым от нервного напряжения голосом.
– Тогда можно надеяться на лучшее.
– На что именно? – поинтересовалась Полк. Ее волосы были в диком беспорядке, что для безупречной Дженис Полк было явным признаком издерганных нервов.
– На то, что это люди. Наши потомки.
Не желая ненароком вызвать всеобщую бойню, Джудит велела Герхардту приказать своим солдатам стрелять только в случае непосредственного нападения. Она, конечно, не могла ничего приказывать русским – те должны были оценить ситуацию сами.
Уоллес и Полк помогали поддерживать связь. Они поговорили с несколькими русскими по радио, но те отказались сообщить что-либо о своем положении – хотя, честно говоря, женщинам не удалось переговорить с командиром. Римская предложил доставить сообщение русскому руководству – если нужно, пешком. Это был галантный поступок, но Хоффман отказалась. К тому времени, когда русские получат сообщение, ситуация вполне может измениться.
Три креста, выстроившись треугольником, пролетели над комплексом. Один у южного купола отделился и, вернувшись, завис прямо над центром и над Хоффман. Между ней и Беренсоном замелькали яркие вспышки света. Хоффман отшатнулась, натолкнувшись на Римская; Беренсон застыл на месте, широко открыв глаза и раздув ноздри.
Затем крест заговорил женским голосом.
– Вам не грозит опасность. Ни при каких обстоятельствах вам не может быть причинен вред. Вам также не будет позволено причинять вред друг другу. Все камеры находятся под юрисдикцией Аксиса.
– Так что мы должны делать? Низко поклониться? – пробормотала Берил Уоллес.
К ним медленно подошел Герхардт, искоса поглядывая на парящий крест.
– Господи, какая жуть, – шепотом сказал он Джудит. – Мои люди не знают, обмочиться ли им со страху или покорно склонить голову.
– К сожалению, ничем не могу их успокоить.
– Что такое, черт побери, этот Аксис?
– Рискну предположить, – сказала Хоффман, – что это то место в коридоре, где все живут – на оси.
Римская энергично кивнул.
– Тогда поговорите с ними, – предложил он.
Хоффман посмотрела вверх и прищурилась.
– Мы не намерены никому причинять вред. Пожалуйста, назовите себя.
– Вы руководитель этой группы?
– Да. Хоффман показала на Герхардта. – Он тоже.
– Вы руководители всех групп в камерах?
– Нет. Хоффман не стала добровольно давать какую бы ни было информацию, решив занять позицию свидетеля, которому задают вопросы.
Медленно подлетели два больших тупоносых корабля и заняли позиции по краям комплекса, паря примерно в двадцати пяти метрах над поверхностью.
– Вы гарантируете безопасность посреднику? – спросил голос с креста.
Хоффман взглянула на Герхардта.
– Проверьте, – приказала она. Затем более громко сообщила кресту: – Да. Дайте нам немного времени.
Герхардт связался по радио со всеми камерами.
– Вы готовы? – спросил голос.
– Да, – ответила Хоффман в ответ на утвердительный кивок Герхардта.
Корабль, паривший с южной стороны, плавно опустился на землю в десяти-одиннадцати метрах от центра комплекса, выдвинув единственную опору. Люк в его носу раскрылся.
Из люка вышел человек в черном и быстро окинул взглядом комплекс, а затем Хоффман. У него были каштанового цвета волосы, подстриженные тремя прядями с коротким пушком между ними; у него отсутствовали ноздри, а уши были большими и круглыми.
– Меня зовут Сантьяго, – сообщил он, приблизившись, и протянул руку Герхардту, который стоял ближе всех. Герхардт взял ее и пожал, затем отступил назад. Человек подошел к Хоффман и снова протянул руку. Хоффман слегка пожала ее; рукопожатие пришельца было не сильнее, чем ее собственное.
– Прошу извинить за беспокойство, но такова необходимость. Мне поручено сообщить вам, что с этого момента все ваши люди – почетные гости Аксиса. – Боюсь, что в любом случае вы не сможете больше оставаться на Пушинке.
– Нам так или иначе некуда идти. – Хоффман чувствовала себя даже более беспомощной, чем тогда, когда она покидала Землю.
– Вы находитесь на моем попечении, – сказал Сантьяго. – Мы должны собрать всех вместе – ваших ученых, солдат, людей в скважинах, русских. И должны мы сделать это быстро.
Мирский вышел из корабля и заморгал от яркого света плазменной трубки. Внутри корабля было тихо и темно, и это резко контрастировало с ярким сиянием седьмой камеры. Впервые он бросил взгляд вдоль коридора и ощутил неоспоримую истинность того, о чем до сих пор только слышал. У него было очень мало времени; библиотека отнимала все, что удавалось урвать от исполнения командирских обязанностей…
Следом за ним из корабля вышли еще пятеро русских – дезертиры, скрывавшиеся в лесах четвертой камеры. Они тоже моргали и прикрывали глаза. Они тоже ошеломленно смотрели в глубь коридора, все яснее осознавая, какой дальний путь им предстоит.
В километре к западу возле нулевого туннеля собирались сотни людей. Мирский видел, что по большей части это был эвакуирующийся персонал НАТО. Картошку очищали от людей – вряд ли кого-то в данный момент интересовало, по какой причине.
Русский, которого он встретил в лесу, тронул Мирского за руку и показал на восток. Сотни солдат сидели на корточках, окруженные со всех сторон, по крайней мере, дюжиной крестов; рядом стояли три незнакомца, одетые примерно так же, как и женщина, взявшая его в плен.
С неба спустилось еще несколько тупоносых кораблей и приземлилось возле южного купола, выпустив наружу новых людей. Мирский лениво подумал, не собираются ли их всех убить. Впрочем, имело ли это значение после того, как он уже однажды умер? Он решил, что имело.
Он все еще мечтал о звездах. Сейчас возможность осуществления этой мечты выглядела отдаленной, но само желание говорило о том, что, в сущности, он все тот же Павел Мирский. Он все еще имел отношение к тому пятилетнему мальчику, который смотрел на звезды над заснеженным Киевом. Собственно, его память была настоящей, не реконструированной, а оригинальной; Велигорскому не удалось вышибить основное содержимое из его головы.
Он лениво подумал о том, были ли Велигорский и другие политработники в толпе пленных. Что они могут теперь ему сделать? Ничего.
Только русский, подумал Мирский, может свободно вздохнуть в подобной ситуации.
Сенатор Прешиент Ойю присоединилась к ним на курорте и сообщила Йетсу и Ольми, что франты планируют закрыть ворота – стандартная процедура при любой временной опасности для Пути.
Ольми действовал быстро. Йетс потребовал, прежде чем ворота будут закрыты, подготовить маленький корабль, чтобы доставить туда второго смотрителя ворот и его гостей. Эта просьба была отклонена, но Йетс еще раз подтвердил свой авторитет среди франтов, потребовав один из двух кораблей Аксиса, оставшихся на посадочной площадке. Охрана, состоявшая из людей – большей частью гомоморфов-надеритов, – решила придерживаться буквы закона, а не расходящихся с ним распоряжений Толлера и дала второму смотрителю ворот то, что он просил, а также двух охранников и робота.
Проведя свой корабль через ворота и вдоль оси, они обнаружили три корабля, которые были удалены с сингулярности, чтобы обеспечить проход кораблю Толлера. Один был пуст; он прибыл лишь несколько минут назад и был оставлен надеритским экипажем в инспекционной зоне недалеко от оси, привязанный к потоку силовыми полями. Экипаж покинул свой маленький корабль, снова следуя букве закона, для проверки после ста тысяч часов активного дежурства.
Авторитет Йетса легко перевесил двусмысленные инструкции корабля.
Они сели в корабль и вернули его на сингулярность. Проход для потока через центр корабля расширялся до внешней обшивки, изменяя профиль носа с круглого на U-образный. Разгоняясь, они двинулись в сторону отметки один и три экс девять.
– Вы пользуетесь большой поддержкой, верно? – спросил Лэньер у Ольми, когда они смотрели на мелькающие черные и золотые полосы.
– Большей, чем я рассчитывал.
– Радикальные гешели в течение десятилетий шли к краю пропасти, – сказала сенатор Ойю. – Они не были плохими лидерами, но не подготовились соответствующим образом к исполнению своих планов. Они добивались своего рода мести в отношении ортодоксальных надеритов, просто пренебрегая их мнением. Теперь вы видите некоторые результаты.
– Вы все ортодоксальные надериты? – спросила Патриция.
– Нет, – сказал Ольми. – Я давно отказался от этого наследства, а серы Йетс и Ойю воспитаны как гешели.
– Тогда почему вы делаете это?
– Потому что для обеих сторон есть возможность достичь своих целей – если за дело берутся разумные люди, – объяснила сенатор Ойю.
Маленький корабль был рассчитан на большую скорость и быстрый разгон. Они достигли первого поста охраны у отметки пять экс восемь за двадцать восемь часов.
Отсюда до отметки один и трм экс девять было расположено три поста. Каждый представлял собой сплошной пятидесятиметровый черный слой, покрывающий поверхность коридора на протяжении ста километров и усеянный орудийными установками и генераторами поля.
На всех трех постах поинтересовались их миссией и полномочиями. Йетс представлялся, и, поскольку у персонала не было приказа не пропускать корабль, им разрешали двигаться дальше. На протяжении ста тысяч километров после каждого поста механические охранные устройства расчищали для них Путь, а затем возвращались к сингулярности, бдительно следя за кораблями джартов или движущимся по потоку оружием.
Через пятьдесят часов Ольми уменьшил скорость их маленького корабля и приблизился к атмосферному барьеру у отметки один и три экс девять, пройдя через осевую скважину с почти черепашьей скоростью – несколько десятков метров в секунду. То, что лежало по другую сторону барьера, представляло собой неожиданное и захватывающее зрелище.
Насколько хватало взгляда, Путь напоминал четвертую камеру на Пушинке. Пожалуй, там было даже больше зелени и буйной растительности. Легкие облака плыли вокруг плазменной трубки над покрытыми лесом холмами зеленовато-золотистого оттенка. Реки прорезали сверкающие дорожки между холмами, отражая, словно сверкающее серебро, свет плазменной трубки.
Патриция плавала в носовой части корабля, скрестив руки. Прешиент Ойю объяснила, что этот сегмент Пути был приспособлен для возможного поселения людей. Работу начали те, кто хотел ослабить напряжение, возникающее из-за перенаселения Аксиса. Даже гигантская емкость Памяти Города была почти заполнена и вскоре потребовала бы расширения.
Путь имел и другие, меньшие сегменты, приспособленные для жизни людей, но в целом он был зарезервирован для торговли. Сегмент на отметке один и три экс девять предназначался для гомоморфов и их специфических нужд – короче говоря, для ортодоксальных надеритов.
Год назад заселение этого сегмента было отложено из-за вторжения джартов у отметки два экс девять. Сейчас все затянулось на неопределенное время; джарты и их союзники приобрели силу, и существовала опасность прорыва. Однако люди не отступали. Они не заселяли этот сегмент, но занимались там другими делами включая открытие ворот на отметке один и триста один экс девять.
Зеленая зона сегмента была невелика. Корабль пролетел над зданием терминала, закрывавшего ворота, через которые почва и атмосфера доставлялись на Путь. Они снова ускорялись – над песчаной бесплодной равниной, очень похожей на район, лежавший за седьмой камерой, а затем преодолели еще один атмосферный барьер.
В следующем сегменте торговля не велась. Дальше ворота не открывались. За исключением еще трех постов охраны на протяжении миллиона километров Путь представлял собой лишенную каких-либо черт, цвета темной бронзы, трубу. Патриция размышляла над этой геометрией. Геометрические сосредоточения без ворот должны бы иметь иную конфигурацию, но они должны существовать. Этот сегмент идеально подходил для ее поисков…
– Вы не хотели бы проверить здесь свои идеи? – тихо спросил ее Ольми. Она удивленно обернулась и кивнула.
– Сер Йетс и я обсуждали ваши теории. Нам кажется, вы должны изложить их серу Рю Ойю…
Патриция подозрительно прищурилась.
– Это имеет какое-то отношение к Корженовскому? – спросила она, решив, что сейчас самое время прозондировать секреты Ольми.
Но он таинственно приложил палец к губам.
– Если вы хотите проверить свои идеи… пожалуй. Но больше ни слова об этом до аудиенции.
На отметке один и триста один экс девять они пересекли еще один барьер, за которым лежал сегмент длиной примерно в шестьдесят километров, покрытый бархатистой зеленью и толстым слоем тумана. Четыре небольших терминала, размером не более ста метров, были расположены вокруг пока еще не открытого кольца в середине сегмента.
Диск втрое меньшего диаметра, чем тот, который доставил их на Тимбл, взлетел с белой посадочной площадки возле нулевого терминала, поднимаясь к кораблю.
У Патриции заболела челюсть. Она поняла, что изо всех сил сжимает зубы, и заставила себя расслабиться. Что замышлял Ольми – и чего хотели от нее он и смотрители ворот? Что могла она дать в обмен на благоприятную возможность?
Они опустились на поверхность. Этот диск был явно более утилитарен по конструкции; его нижняя половина была непрозрачной, а единственным освещением было постоянное сияние силовых полей.
Сегмент диска скользнул в сторону, и силовые поля мягко опустили их на посадочную площадку. Ольми спустился последним. Прешиент Ойю повела их к терминалу.
– Мы можем пройтись пешком, – сказала она. – Думаю, лучше всего сразу же встретиться с сером Рю Ойю.
Они пересекли белую площадку и ступили в высокую густую траву. На равных расстояниях росли дубы и клены, образуя нечто вроде парка; за деревьями возвышалась пирамида терминала, состоявшая из четырех ступеней, каждая из которых была несколько развернута по отношению к другой.
По одну сторону от терминала, прямо над головой, на протяжении нескольких километров тянулись четыре образованных силовым полем туннеля, каждый диаметром около трех метров. Внутри туннелей залитые мягким фиолетовым сиянием двигались фигуры, даже отдаленно не напоминающие людей.
– Это наши клиенты и союзники, – пояснил Ольми. Он показал на одного индивидуума – восьминогий цилиндр с гривой из пушистых придатков, окружавших раздвоенную круглую «голову» – Тальзит. Третичная форма. Очень древняя раса. Их история уходит в прошлое, по крайней мере, на два миллиарда земных лет. Вы скоро встретитесь с другим тальзитом – помощником Первого Смотрителя Ворот.
Терминал был не более чем оболочкой, примерно сто метров в высоту и сто пятьдесят в ширину. Внутри, над пятидесятиметровым углублением, находился изящный металлический помост.
Под центром помоста, в пересечении силовых полей, висел предмет, казавшийся отсюда крошечным. Патриции он напомнил старинную японскую подушку с углублением для шеи. Однако внизу подушка раздваивалась, словно велосипедный руль. Она остановилась у края помоста, чтобы внимательно разглядеть загадочный предмет, почти инстинктивно догадываясь, что это и насколько важно это может быть для нее.
Лэньеру это напомнило жезл лозоходца в комплекте с радарной тарелкой.
– Что это? – слабым голосом спросила Патриция.
– Это то, что использует смотритель ворот, чтобы раздвинуть стены Пути.
Она вздрогнула.
– Как это называется?
– Клавикула. Их существует всего три. За эту отвечает Рю Ойю.
– А где ваша? – спросила Патриция Реннслера Йетса.
– В неактивном состоянии, – ответил он. – Каждая клавикула настроена на смотрителя ворот. Когда он не исполняет свои официальные обязанности, прибор деактивируется.
Она неохотно обернулась, посмотрев на висящую в воздухе клавикулу, и последовала за остальными в западный конец терминала. Там, под куполом из черных и золотых линий, рядом с информационной колонкой стоял высокий худой человек с коротко подстриженными рыжими волосами. Патриция посмотрела сначала на человека, потом на купол.
– Друзья, – сказала Прешиент Ойю, – это мой отец, сер Рю Ойю. – Она представила Ольми и Лэньера. Первый Смотритель Ворот кивнул каждому.
– А это Патриция Луиза Васкес. – Йетс положил руку ей на плечо девушки.
– Я изучил древний язык только для того, чтобы поговорить с этой женщиной, – сказал Рю Ойю. – И древнюю культуру, и образ жизни. Но она так странно на меня смотрит!
Патриция выпрямилась и убрала с лица слегка нахмуренное выражение.
– Вы ожидали чего-то более впечатляющего? – спросил Рю Ойю. – Надеюсь, не мудреца из страны Оз? – Он протянул ей руку, весело прищурившись. – Мое глубокое почтение.
Патриция пожала его руку, сдвинув тонкие черные брови.
Рю Ойю по-отечески погладил ее по руке и беспокойно посмотрел на Ольми.
– Ну что ж, эта часть конспираторов в сборе. Мои исследователи сейчас находятся в первой четверти; они присоединятся к нам через несколько часов. Они понятия не имеют, что здесь происходит. Я не уверен в том, что смогу им все объяснить, – в моем положении, вовлеченный в мелкие интриги. Мисс Васкес…
– Я предпочитаю, чтобы меня называли Патрицией, – сказала она все еще слабым голосом.
– Патриция, у вас есть какие-либо мысли по поводу того, зачем вас привезли сюда?
– Кое-какие есть.
– Да? Скажите нам.
– Это касается моей работы по коридору – Пути. И некоторым образом это касается Конрада Корженовского.
– Очень хорошо. Как она до этого додумалась, Ольми?
– Я устроил так, что ей нанес визит бродяга.
Патриция потрясенно уставилась на него, в гневе широко открыв глаза.
– Понятно. И?
– Бродяга сообщил ей некоторые факты.
– Это несколько рискованно, вам не кажется?
– Риск крайне невелик, – сказал Ольми. – В конце концов, она владеет Таинством.
– Теперь – да. – Рю Ойю подошел к Патриции. – Вы знаете, о чем он говорит – о Таинстве?
Патриция покачала головой.
– Нет.
– Вы знаете, насколько важно это может быть для нас? Нет, конечно, нет. Слишком много вопросов… Патриция…
– Ольми знает, где находится полная запись Корженовского, – внезапно выпалила Патриция. Это была совершенно дикая догадка – но ей страшно не хотелось выглядеть абсолютной дурой.
– Я, собственно, в этом сомневаюсь, – заметил сер Ойю. – Полных записей нет – с момента предательского убийства.
Ольми связал вместе обрывки истории Конрада Корженовского. Названный Инженером, он спроектировал инерциальные тормозящие системы для Пушинки и наблюдал за текущим ремонтом двигателей Бекмана. Работая над теорией инерциального торможения, он затем спроектировал оборудование шестой камеры, с помощью которого был создан Путь.
На осуществление этого проекта потребовалось тридцать лет, и завершился он постепенным заключением союза между состоявшим, в основном, из гешелей руководством Пушинки и ортодоксальными надеритами, населявшими Александрию во второй камере. Сам Корженовский – так же как и Ольми – был по рождению надеритом и поклялся удовлетворить все желания надеритов. Надериты требовали, чтобы создание Пути не меняло первоначальной цели, которая заключалась в том, чтобы найти планету земного типа, вращавшуюся вокруг далекой звезды Эпсилон Эридана. Надериты считали свою главную миссию по заселению далеких миров во имя Земли священной обязанностью, единственной и истинной причиной рискованных путешествий за пределами Солнечной системы.
Но Корженовский не ожидал ряда проблем. Во-первых, он не знал, что соединение Пути с седьмой камерой Пушинки в результате выбросит корабль-астероид из его родной Вселенной в другую. И он не рассчитывал на ужасно неудачное стечение обстоятельств, в результате которого экспериментальные ворота, открытые перед самым соединением с помощью дистанционного управления, позволят джартам проникнуть на Путь и в течение нескольких веков закрепить свои позиции.
Корженовский покинул свое тело и ушел в Память Города вскоре после первых войн с джартами, и последовавшего за этим скандала. Но даже там ему не было покоя. Наконец, радикальные гешели, осудив инженера за предательство, стерли запись его личности – фактически, убили его.