- А знаете, я вообще не верю, что вы существуете. Вы просто повторяете все эти идиотизмы, которые известны всем, но которые мало кто решается высказать вслух.
      По мере того как Ланкер говорил, тот, другой, стал видоизменяться, казалось, он увеличивается в размерах и меняет цвет.
      - Вы не хотите пожать руку, которую я протянул вам? - быстро спросил дьявол. - Вы оскорбляете меня? Вам угодно меня оскорбить? Я принимаю вызов.
      Он вытащил перчатку, даже не знаю откуда, и ударил ею Ланкера по щеке.
      - Я пришлю вам своих секундантов, - объявил он.
      Я забыл про Оливию, я был не на шутку встревожен. Ланкер же, напротив, совершенно успокоился.
      Перед нами появились две маски унылого вида, одна с головой осла, другая - козла, и обе в обтягивающих комбинезонах из черной кожи. Они сказали, что пришли либо получить отказ от дуэли, либо согласие на сатисфакцию посредством оружия и т. д.
      - Сатисфакция посредством оружия, - воинственно прозвучал голос Ланкера.
      - Здесь неподалеку есть вилла, довольно своеобразная, не правда ли? сказал секундант с козлиной головой, доверительным тоном и с иностранным акцентом.
      - Именно так, - подтвердил Ланкер. - Вилла в Кабальито, ее все знают. А как зовут хозяина?
      Вопрос был обращен ко мне. Я обхватил Ланкера за плечи и зашептал на ухо:
      - Вы знаете, кто этот дьявол? Знаменитый дуэлянт международного класса! У нас еще есть время найти предлог ad usumxix, обойти вопрос о дуэли sine diexx и исчезнуть ipso factoxxi.
      В тот момент мне, пожалуй, не хватало оснований утверждать, что дьявол был великим дуэлянтом; однако я не импровизировал на тему "ложь во благо"; я говорил о том, что, мне казалось, я знаю, или о том, что слышал. Ланкер же, напротив, судя по всему, и слышать ничего не хотел. Он воскликнул:
      - Мне нужен секундант. Вы, полагаю, не откажетесь, но нужен еще один. Сеньор, вы не хотите помочь нам в одном смелом предприятии?
      Он обращался к какому-то зеваке, в которых никогда нет недостатка там, где собирается толпа. Тот был в костюме домино, а уже известно, что мы с Оливией думаем о тех, кто, демонстрируя узость воображения, облачается в самый избитый маскарадный костюм, вместо того чтобы познать полет фантазии. Что еще мог хотеть этот несчастный, как не быть секундантом Ланкера и заодно удовлетворить свое любопытство? Он принял его предложение, ну конечно же, он его принял.
      Очень скоро мы в количестве восьми человек - Оливия, которая не отходила от Ланкера, сам Ланкер, я, домино, дьявол, его секунданты и врач, одетый в костюм петуха, - разместились в двух такси и отправились в Кабальито. Мне трудно сказать, как мы выглядели со стороны; другое такси было похоже на клетку со зверьем, одетым под людей. Согласен, для кого-то это могло стать поводом для шуток; мне было не до смеха. Когда я увидел их всех, освещенных луной, - их машина обогнала нашу, - меня охватил ужас. В самом деле, во всей этой картине было нечто дьявольское, может быть, это ощущение возникало, потому что у дьявола были маскарадные рога, кто знает, может, и так.
      Когда мы подъехали к вилле, мне пришлось выдержать осаду со стороны Оливии. Бедняжка тоже хотела идти с нами. В роли рефери выступил Ланкер.
      - Ты останешься в машине, - приказал он.
      На этом одна дискуссия закончилась и началась другая - с водителем, который тоже стал препираться, потому что не хотел нас ждать. Пообещав скоро вернуться, я распрощался и с ним, и с Оливией. По эвкалиптовым аллеям мы дошли до дома со статуями, галереями и застекленными балконами. Встретила нас пожилая супружеская чета. Какой симпатичный оказался старик! Пока сеньора рассказывала нам, будто о своих детях, о пистолетах и шпагах, он на учебной рапире демонстрировал разницу между французской и итальянской школами фехтования, а потом поведал, подробно рассказав о техническом аспекте дела, о дуэлях с наиболее тяжелыми ранениями. Сеньора пообещала нам с милой гримаской:
      - После всех этих пум-пум, - она подмигнула и подняла кверху указательный палец, - непременная чашка шоколада с тостами, намазанными маслом и посыпанными сахаром, и бисквитиками из кондитерской "Лучшие бисквиты"!
      Она ошиблась. Никакого пум-пум не было. Состоялся поединок на шпагах в каком-то месте, окруженном благоухающими растениями, куда мы спустились по извилистой тропинке. Чуть подальше каменных львов, изваяния которых отдавали дилетантством и подделкой, но которые тем не менее, как заверил нас владелец, были точной копией уже не знаю какой флорентийской пантеры,расчищенная площадка, пространство, окруженное искусственными скалами и кактусами, которая вызвала во мне определенные ассоциации, коими я и поделился с моим коллегой-домино:
      - Похоже на ворота в ад.
      - В сад? - переспросил он.
      Чего еще было ждать от домино?
      Я, со своей стороны, как вы, наверное, помните, был ангелом, точнее, по велению Оливии, ангелом-хранителем нашего друга, так что, воплотившись в собственную маску, я твердо решил, что мой долг - спасти Роландо, поэтому настойчиво прошептал ему на ухо:
      - Давайте скажем им, что мы пошутили. Жизнь прекрасна, у вас есть Оливия, так зачем же все это терять?
      - Настоящий кабальеро всегда готов потерять все по той или иной причине, - ответил он.
      - Этот паршивый дьявол не стоит столь огромной жертвы, - воскликнул я.
      - Он уже считает, что я мертвец.
      - Но ведь это абсурд! - отчаянно запротестовал я. - Послушайте же, когда мы будем пить горячий шоколад, обещанный нам сеньорой, вас не будет с нами, и знаете почему? Из-за глупой детской выходки, до которой уже никому и дела не будет.
      - В таком случае, - сказал он мне с печальной улыбкой, - вам придется выпить две чашки: за себя и за меня.
      Чтобы не оставлять последнее слово за ним, потому что я видел, что Ланкер уже встал в позицию, я крикнул ему:
      - Для меня это все равно, что две чашки свинца.
      Под руководством старичка, управлявшегося со своим делом с очаровательной непринужденностью, дуэль началась. Откуда я узнал, что дьявол был опасным дуэлянтом? Сейчас я думаю, что это случилось благодаря ореолу сверхъестественного, который окружал нас в ту ночь. Как бы то ни было, дьявол был непобедим. Какой решимостью, какой храбростью должен был обладать Ланкер, чтобы продолжать свою проигранную битву! Я не стану произносить сострадательные фразы, я пресеку в корне собственное лицемерие, но я не оскверню свой рассказ, который является своеобразной эпитафией Ланкеру, общими рассуждениями, чем бы они ни были продиктованы - подлинно религиозным чувством или желанием высказать хулу в адрес грешников. Каждый извлечет такую мораль, какую захочет. Мое перо запечатлеет только чистоту и прямоту души, с которой мой друг бросился в бой против рая и ада, его беспримерное мужество, которое не опиралось даже на надежду. Об иных храбрецах не всегда скажешь такое.
      Ланкер атаковал без устали, действия дуэлянтов казались чрезвычайно слаженными до тех пор, пока вдруг плащ дьявола не взвился ввысь, словно два красных крыла, а шпага, быстрая и смертоносная, не блеснула, словно луч. Она проткнула Ланкера насквозь, на уровне сердца. Мы поспешили к нему, торопясь оказать - увы! - запоздалую помощь. Еще одно необычное видение, последнее в этом сюжете, остановило нас: мы увидели дым, будто из маленького очага, который шел из-под тела Ланкера, почувствовали запах серы и услышали, как разматываются цепи кандалов. Осенив себя крестом, домино прошептал:
      - Он отправился в ад.
      Известно, что устами неразумных глаголет истина...
      Убийца исчез с места происшествия незаметно. Был ли это действительно сеньор Коуто, тот самый, из безмятежных парижских времен, и такой зловещий нынче? Нет. Это был дьявол, самый настоящий дьявол, назовем его Сатаной или еще как хотите. Бесполезно было искать его на вилле. Бесполезно было искать его секундантов, одного с козлиной, другого с ослиной головой. Все трое испарились. Они не были масками.
      Осталось лишь мертвое тело и в связи с этим - уже в самом скором времени - неприятные разбирательства и полицейские формальности. Мне казалось достойным сожаления, что не кто иной, как я, друг, так сказать, лишь в силу обстоятельств, оказался лицом к лицу со случившимся. Я воспользовался телефоном, который на вилле иногда работал, и позвонил Хорхе Веларде по прозвищу Дракон. Я сказал ему, что с его двоюродным братом случилась беда и чтобы он срочно приезжал на виллу.
      - Не явиться ли мне вместе с епископом? - поинтересовался он.
      Я разозлился, отпустил шутку сомнительного толка о том, что поминальная молитва никогда не бывает запоздалой, и повесил трубку. В машине я наплел бедняжке Оливии уж не помню какую фантастическую историю и, чтобы отвлечь ее от сего печального происшествия, привез ее к себе на квартиру.
      Примечания
      Оливия, Роландо, Хорхе-Оливия - испанское имя, образованное от "оливы". С античных времен оливковая ветвь - символ мира, мудрости, славы. Роландо испанская форма имени Роланд. Это имя носят главный герой французского эпоса "Песнь о Роланде", герои поэм Боярдо и Ариосто. Хорхе - испанская форма имени Георгий (поэтому в рассказе и появляется, как довесок, кличка Дракон). Кроме того, Хорхе - первое имя Хорхе Луиса Борхеса, друга и соавтора Биой Касареса.
      Лабрюйер Жан де (1645-1696) - французский писатель-моралист. Главная книга Лабрюйера - "Характеры, или Нравы нашего века".
      Эстансия-загородный дом, дача, усадьба, поместье; в Аргентине - большое скотоводческое поместье.
      Честертон Гилберт Кийт (1874-1936) - английский писатель.
      Кеведо Франсиско де (1580-1645) - испанский писатель.
      Плиний Младший (62-114) - римский писатель, оратор.
      "Любовники из Теруэля" - средневековая испанская легенда о любви Изабеллы де Сегуры и Диего де Марсильи. Легенда стала основой ряда произведений испанской литературы и живописи. Теруэль - город в юго-западной части Испании.
      Бенлиур Мариано (1866-1947) - испанский скульптор и художник.
      ...на увертюру... слишком вагнеровскую... - вамек на знаменитое произведение Рихарда Вагнера - увертюру "Фауст".
      В творчестве Биой Касареса тема Фауста - одна из важнейших.
      Тцара Тристан (наст, имя Сами Розеншток; 1896-1963) - французский поэт, один из основоположников дадаизма и сюрреализма.
      Тор - в скандинавской мифологии: бог войны.
      Крест и Клеймо - вероятно, имеется в виду Святейшая инквизиция.
      Площадь Конститусьон - площадь в центральной части Буэнос-Айреса. На площади - одноименный вокзал, от которого отходят поезда южного направления.
      ...радуга, вестница богов... - В греческой мифологии Ирида, богиня радуги, считалась посредницей между богами и людьми.
      Роусон Гильермо (1821-1890) - аргентинский врач и политический деятель.
      ...весна начинается двадцать первого сентября...- В Южном полушарии 21 сентября - день весеннего солнцестояния.
      Пичуко - прозвище Анибала Троило (1914-1975), аргентинского композитора, исполнителя танго.
      Кабальито - район Буэнос-Айреса.
      Перевод с испанского Е.Голубевой, 2000г.
      Примечания В.Андреев, 2000г.
      Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.
      OCR: Олег Самарин, olegsamarin@mail.ru, 20 декабря 2001
      Адольфо Биой Касарес. Пассажирка первого класса
      Жить в этом тропическом городе, скромном торговом порту, куда изредка заглядывали лишь представители табачных компаний, было невыносимо скучно. Когда в порт входило какое-нибудь судно, наш консул обычно отмечал это событие банкетом в мавританском зале отеля "Пальмас". Почетным гостем всегда был капитан. Консульский негритенок прямо на борт доставлял ему приглашение, в котором содержалась просьба распространить его также, по выбору капитана, на некоторых офицеров и пассажиров. Хотя стол бывал, по обыкновению, роскошным, влажная тропическая жара делала неаппетитными, а то и вовсе подозрительными самые замечательные произведения кулинарного искусства. Привлекательность сохраняли одни только фрукты, вернее - фрукты и выпивка, по отзывам пассажиров, обычно долго еще помнивших наше знаменитое белое вино, а также вызванные им, зачастую весьма любопытные, признания. Вот что довелось однажды выслушать консулу из уст одной туристки, пожилой и состоятельной сеньоры с твердым характером и уверенными манерами, одетой в свободном английском стиле.
      - Я всегда путешествую в первом классе, хотя прекрасно понимаю, что в наши дни всеми преимуществами пользуются пассажиры второго класса. Прежде всего это касается стоимости билета, что, поверьте, немаловажно. Еда, и это тоже ни для кого не секрет, готовится и для первого, и для второго класса в одной и той же кухне, одними и теми же поварами, но поскольку судовая команда больше симпатизирует простым людям, то все самые изысканные и свежие блюда неизменно попадают в столовую второго класса. В этой симпатии к простым людям, вне всякого сомнения, нет ничего естественного. Ее искусственно создали писатели и журналисты; общество относится к ним с недоверием, но в конце концов благодаря своей ужасающей настойчивости им все-таки удается всех убедить. Так вот, поскольку второй класс обычно бывает укомплектован полностью, а первый остается почти пустым, то у нас вы обычно не встретите обслуживающего персонала; зато во втором классе обслуживание отменное.
      Поверьте, я уже ничего не жду от жизни; и все-таки я люблю оживленное общество молодых и красивых людей. А теперь я открою вам один секрет: как бы мы ни пытались этого отрицать, красота и молодость - одно и то же. Поэтому такие старухи, как я, теряют голову, если в игру вступает юнец. А молодые вернемся опять к теме классов - всегда путешествуют во втором. В первом классе танцы, если их когда-нибудь там устраивают, напоминают бал оживших мертвецов, надевших свои лучшие наряды и драгоценности, чтобы как можно веселее провести ночь. По логике вещей, ровно в полночь они должны будут двинуться к своим могилам, по пути рассыпаясь во прах. Мы, разумеется, можем ходить на праздники второго класса, но для этого нам пришлось бы поступиться своими принципами, потому что обитатели нижней палубы смотрят на нас так, будто мы вообразили себя коронованными особами, снизошедшими до визита в квартал бедняков. А пассажиры второго класса являются на палубу первого когда пожелают, и никто, никакое начальство, не возводит перед ними тот ненавистный барьер, который общество в свое время столь решительно разрушило. Мы, пассажиры первого класса, лояльно относимся к посетителям из второго, мы ведем себя с ними как можно сдержаннее, чтобы наши гости не догадались, что нам известна их принадлежность к другому классу - тому, которым они, во всяком случае во время путешествия, так гордятся, - и не вздумали бы обидеться. Нас гораздо меньше радуют те их визиты, лучше сказать вторжения, которые они совершают перед рассветом. Это настоящие набеги индейцев, во время которых захватчики жадно отыскивают какого-нибудь пассажира - кого-то из нас! - забывшего как следует запереть дверь своей каюты или засидевшегося в баре, библиотеке или музыкальном салоне. Я клянусь вам, сеньор, - эти парни безжалостно хватают несчастного, тащат его на верхнюю палубу и швыряют через борт в черную океанскую бездну, освещенную безмятежной луной, как выразился один великий поэт, и кишащую жуткими чудовищами, порожденными нашей фантазией. Каждое утро мы, пассажиры первого класса, обмениваемся взглядами, в которых ясно читается: "Значит, до вас еще не добрались". Об исчезнувших никто не упоминает из приличия, а также из благоразумия, ибо, по слухам, впрочем, возможно необоснованным, - ведь есть жестокое наслаждение в том, чтобы содрогаться от страха, предполагая, что враг едва ли не вездесущ, - люди второго класса содержат в нашей среде густую сеть шпионов. Как я вам уже говорила, наш класс лишился всех своих преимуществ, в том числе и снобизма (который, как и золото, все-таки не утратил своей ценности), но я, в силу какого-то предубеждения, неистребимого в людях моего возраста, никак не могу пойти на то, чтобы стать пассажиркой второго класса.
      Примечания
      ...освещенную безмятежной луной, как выразился один великий поэт... - О луне писали почти все поэты мира, но если учесть, что автор рассказа аргентинец, можно предположить: речь идет о Леопольде Лугонесе (1874-1938) аргентинском поэте, одном из крупнейших писателей Аргентины первой половины XX в. "Лунная" тема в творчестве Лугонеса - едва ли не главная.
      Перевод с испанского В.Петрова, 2000г.
      Примечания В.Андреев, 2000г.
      Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.
      OCR: Олег Самарин, olegsamarin@mail.ru, 20 декабря 2001
      Адольфо Биой Касарес. Послеполуденный отдых фавна
      Я говорил и повторяю снова, что видная любому разница в темпераменте между мужчиной и женщиной - это та, которую каждый обнаруживает в общении со своей женой, и, по большому счету, та, что существует между любыми двумя людьми.
      - Не думаю, - произнес некто с сомнением в голосе.
      - Человек живет в одиночестве и стремится к необычным встречам: вот все, что нам известно, - заключил другой.
      - Верно, - ответил выражавший сомнение; теперь, с уверенной легкостью, он взял слово и целиком завладел беседой. Судите сами: вот что произошло со мной несколько лет назад зимой. Дела заставили меня задержаться на три-четыре дня в Тандиле. Я сделал все необходимое в первый же день, но решил дождаться возвращения одного инженера из нашей фирмы, который отправился на Юг.
      Зима стояла довольно суровая, и за пределами постели никто не чувствовал себя в своей тарелке. Временем я располагал в изобилии и, как человек, не способный все время нежиться в кровати, решил прогуляться по самым живописным местам городка. Мороз, однако, сильно сократил мою прогулку и загнал меня в кино; оттуда через полчаса я поспешил обратно в отель. Там, в паузах между чаем и коньяком, я постоянно подходил к батарее - проверить, включено ли отопление. Невероятно, но оно было включено.
      На следующий день - попытка убить время в баре закончилась самым жалким образом - я уже не выходил из гостиницы. Мне нравился этот "Палас-отель" с его белыми колоннами и пышными растениями: отделанный со вкусом, он напоминал, в уменьшенном виде, лучшие из отелей Belle йpoquexxii. Но кто не помнит стишок про птичку в золотой клетке? Моя же клетка была сделана из холода, нетерпения и скуки. Колесо времени остановилось. Я прочитал все газеты, пока не выучил их наизусть; сверх того - кусок объявления о какой-то уже состоявшейся распродаже, написанного прямо на стене, и приглашение клуба ротарианцев: "Посетите Тандиль". Вот так я слонялся посреди дня, как страдающий бессонницей посреди ночи, и подумал наконец - вы не поверите, - что от этой страшной скуки нет иного средства, кроме интрижки с женщиной.
      Но женщины не было. Я окинул взглядом тех, кто занимал соседние столики в ресторане: по большей части солидные дамы с хорошим аппетитом, окруженные детишками, - и затем провел бесконечно долгое время в холле с книгой в руках, наблюдая с несокрушимым терпением рыболова за дверью-вертушкой, за решетчатой клеткой лифта; но напрасно я ждал выигрыша от подобных лотерей. После этого меня посетила та любопытная истина, что красивые женщины не разгуливают по всей территории Республики, а собраны в двух или трех местах. Стоило вывести правило, как обнаружилось исключение. Ее не привез лифт; она не прошла через вертящуюся дверь. Словно посаженная рукой волшебника, она оказалась в кресле за моей спиной. Предчувствие, случайное ли движение Ольги, но я повернул голову - и увидел ее.
      - Ты спал, - в ее голосе звучала теплота. - Можно было подумать, что ты кого-то ждешь, но я прошла мимо, и ты не проснулся.
      Ольга очень красива. Все в ней привлекает: белокурые волосы, нежная кожа великолепного оттенка, благородство в чертах лица, необыкновенная прозрачность взгляда - в полной гармонии с ее открытой душой, не знающей ни злобы, ни самодовольства. Она - сама доброта, Я люблю таких людей: они - я постиг это далеко не сразу - и есть подлинный цвет высшего общества. Уверенность в том, что при общении с ними не получишь ни ударов, ни тычков, не так уж важна, - мы привыкли быть готовыми к любым неожиданностям, - но все же имеет свои достоинства.
      - Что делаешь в Тандиле? - был ее первый вопрос. Вместо объяснения я спросил в свою очередь:
      - А ты?
      - Дожидаюсь мужа. Он уехал на ферму в Хуаресе. Это займет целый день.
      На моих губах появилась деланная - лучше сказать, глупая, - улыбка. До ее замужества между нами было что-то вроде любви. Ничего не случилось, я больше не встречал ее, но и не забыл. Я имею в виду, что при воспоминании об Ольге эта жуткого вида сотня килограммов человеческого мяса вздыхает. Возможно, читатель меня не поймет.
      Она посмотрела мне прямо в глаза, свободно и открыто, как умеют только женщины. Отведя взгляд, я начал объяснять:
      - При таком холоде чувствуешь себя не в своей тарелке...- И, после некоторого колебания, добавил: - Везде.
      - Холод? Здесь, в отеле?
      - Во всем мире, - ответил я с полной искренностью. - Может, закажем коньяк, а еще лучше - горячий чай?
      - Возьмем по коньяку.
      Мы отправились в бар. Выпивая первую рюмку, я заметил - или мне показалось, - что ее глаза не раз искали встречи с моими. Я решился на сравнительно безопасный вопрос:
      - Как жизнь?
      Жизнь жестока ко всем, почти ко всем. Ольгин ответ меня поэтому поразил:
      - Слишком хорошо.
      Просто жизнь и супружеская жизнь - зачастую разные вещи, и я задал следующий вопрос, срабатывающий всегда - исключая мелочных людей с раздутым самолюбием:
      - А как у тебя с мужем?
      - С мужем? А что ты думаешь?
      - Ясно, ясно. Сердце меня не обмануло.
      Она перебила меня, и вовремя:
      - Он необыкновенный человек. Хорошо бы вам познакомиться.
      - Это моя мечта, - лицемерно заверил я.
      - Со стыдом признаюсь: он меня обожает. Я этого не заслужила.
      - Не заслужила, - повторил я безнадежно.
      Я вдруг почувствовал себя лишним, подобно врачу перед пациентом в добром здравии, испытав желание удалиться как можно скорее. Ольга - также необыкновенная женщина - поняла, что творилось в моей душе.
      - Извини. Нет ничего хуже, чем превозносить одного мужчину в присутствии другого. Они становятся соперниками, и тогда даже бык обнаружил бы больше понимания. Но послушай, мы-то с тобой можем отбросить условности и поговорить откровенно. Мне это так нужно.
      Последние слова обезоружили меня. Я оказался в совершенной власти Ольги, готовый на все ради нее, - и сказал ей об этом. Беря меня за руку нет, до этого не дошло, но сам жест так отвечал бы моменту, - и глядя мне в глаза, она произнесла чуть слышно:
      - Спасибо. - И затем два неожиданных слова: - Я несчастна.
      Мне потребовалось собраться с духом, чтобы рискнуть:
      - Ты не любишь мужа.
      - Люблю всем сердцем.
      - А он? Ты же сказала, что и он тебя любит?
      - Конечно.
      - И что же?
      - Как так "и что же"? Именно поэтому! Ты не понимаешь?
      - Не понимаю, - начал раздражаться я.
      Будто меня не было рядом, будто разговаривая сама с собой, она сообщила:
      - Я ведь дала ему доказательство своих чувств.
      И вдруг я припомнил. Ольга сказала правду. История с долгом чести - как я мог забыть? Мы проходим по жизни одиноко, другие для нас едва существуют... Ольга была влюблена в меня, затем появился этот тип - и я постарался стереть ее из памяти. Я думал, что воспоминания будут преследовать меня, но скоро начисто забыл об этом. То ли из-за того, что Ольга действительно доказала свою любовь к мужу; то ли из-за того, что все вообще забывается. Муж прежде был неизлечимым игроком. (Кажется, с тех пор Ольга его излечила своими нежными, но уверенными руками.) Однажды ночью он проиграл больше, чем у него было; а так как вне долгов чести никакой чести он не знал, то наутро пожелал все заплатить. Ольга никогда не отличалась особым великодушием - здесь она походила на большинство женщин, - но пожертвовала для мужа немалой долей своего состояния. Свидетельство настоящей любви: Ольга не верила в подобные долги, но твердо верила в деньги.
      Она заказала еще рюмку. С какой быстротой женщины пьют и курят! Официант отошел, и Ольга произнесла с грустью:
      - Я его недостойна.
      - Твоего мужа?
      Я приподнялся в поисках зеркала; оно оказалось слишком большим, поэтому я просто указал на него Ольге, воскликнув вполголоса:
      - Посмотри сюда!
      Улыбка. Еще прекрасней была она с улыбкой на лице. Серьезным тоном она продолжила:
      - Я его недостойна. Ты знаешь жизнь и должен понять. Я хочу сказать, что потеряла свое достоинство.
      Я стал уверять ее, что понимаю, но недостаточно для того, чтобы ей помочь, и что она, конечно же, не верит в помощь друзей или кого бы то ни было. Не из-за недостатка желания: из-за одиночества каждого человека. По-моему, я оправдываюсь? Наконец она поведала мне историю - довольно неприглядную - ее падения. Однажды вечером она очутилась - от меня ускользнуло, как именно, - неизвестно где, наедине с донельзя грубым, отвратительным мужчиной....
      - Человек, способный оттолкнуть любую женщину одной своей внешностью. Кажется, торговец мехом. Ничего не имею против торговцев мехом. Но представь себе: толстый, с белесыми волосами, на голове лысина, потное лицо, очки в золотой оправе. И вдруг я оказалась в его объятиях. Просто так получилось, вот и все.
      - Ты видела его после этого?
      - Как ты думаешь? Никогда. Но если бы и видела, неважно. Говорю тебе, его нет.
      - Значит, нет и твоего кошмарного падения.
      Я пустился в рассуждения о том, что все случившееся будет правильно рассматривать как сновидение, а значит, ему нельзя приписывать никакой реальности.
      - Это слишком легко, - возразила она.
      - Может ли миг внезапного головокружения поколебать твою любовь, незыблемую как скала? И затем, - продолжал я, - близится время, когда общество, люди пересмотрят понятие измены. Измена! Что за устрашающее слово! Скоро самые изощренные любовные истории станут нечитаемыми, настолько они покажутся смехотворными. Никто не поймет той серьезности, с которой мы относились к изменам. В ней увидят только навязчивую идею писателей нашего времени, - как навязчивая идея женской чести, сосредоточенной в одном месте, занимала умы классиков. Не будем придавать значения вещам, которые того не стоят. Любовь не в этом. Она - не игра и не развлечение. Если мы хотим знать правду...
      Не помню, чем в точности я закончил, но там были слова: "Любовь выше всего", и еще я ухватился за "незыблемое".
      Так приводил я одно доказательство за другим - а тогда я был действительно красноречив, не то, что сейчас, - и, опьяненный собственной логикой, прикрыл глаза; помню отлично, что, перед тем как открыть их, я подумал: "Победа за мной"; но сразу же пришло и первое сомнение: "Не отвергнет ли она наилучшие доводы?" Сколько раз я встречал это в женщинах! Наверное, им лучше ведомы тайны жизни: мы думаем, что только чудо представит нам вещи в другом свете, а женщины просто берут и совершают чудо, находят правильные доводы, которые уничтожают все наши измышления, - и мы чувствуем себя глуповатыми детьми, рассуждающими о том, о чем не имеют понятия.
      Ольга в знак отрицания слегка покачала головой. С беспредельной нежностью, будто и вправду разговаривая с ребенком, она произнесла:
      - Нет, дорогой мой. Все твои слова хороши только в теории. Тебе еще непонятно, что в любви распоряжаются чувства, а не разум, - а разве чувства подчиняются воле? По этой же причине любовь не нуждается в длинных фразах. Возьми религию: мы думаем, что имеем дело с чем-то несомненным, но стоит начать рассуждать, как ничего не остается или, еще хуже, все становится просто смешным. Наверное, любовь - игра, а в игре нужно соблюдать правила. В любом случае это очень хрупкая вещь: не вздумай обращаться с нею так, как сделала я, иначе она разобьется - и навсегда.
      Тогда я подумал: "Мы ничему не учимся". Как уже не раз бывало, гордость за свои умственные способности заставила меня впасть в обычную ошибку: я представлял жизнь и мир прозрачными для разума, - и, как уже не раз бывало, женщина показала мне, что во всем есть некий туманный уголок, область необъяснимого.
      - Настоящая любовь, - упорствовал я, - не так беззащитна. Она не рассыпается от малейшего дуновения. Любовь выше всего.
      Я спорил и возражал со все возрастающим жаром, убедив сам себя. По Ольге было заметно, что вся моя диалектика для нее - пустой звук. Она снова перебила меня:
      - Если бы начать все сначала и пройти по жизни, не оступившись!
      Меня тронула неподдельная боль в голосе Ольги. Чего бы я не дал, чтобы утешить ее! Передо мной сидела уже не женщина, возбуждающая желание, а грустная сестра. Я призвал на помощь все силы моего рассудка в лихорадочных поисках неопровержимого довода. Пока что, за неимением лучшего, я задал вопрос:
      - Как случайное падение может запятнать страсть?
      - Никак. Но любовь - это не только страсть.
      Негр Акоста как-то проницательно заметил, что женщины устроены по-другому, чем мы. Поглощенные целиком каким-нибудь предметом спора, мы всегда забываем, что настоящие причины лежат немного в стороне.
      - Каждое мгновение, - заявил я в конце концов с торжествующим видом, каждый час, каждый день отдаляют тебя от этого, и если ты будешь настойчива, то однажды все забудется, и очень скоро.
      - Буду настойчива? - Она слегка подскочила на месте. - В чем?
      - В чем? - повторил я, желая выиграть время, настолько плоским и ненужным казался мне ответ. - В любви к мужу, в верности ему, во всем, что меня не устраивает, черт побери.
      Я готов был поклясться, что моя идиотская бестактность вызовет улыбку. Совсем нет. Я не преувеличиваю: на лице Ольги внезапно появилось выражение смертельной усталости. Будто делая огромное усилие, она ответила:
      - С тех пор и поныне он не считает нужным соблюдать мне верность. Ты понимаешь?
      Я, конечно, понял, но она сама убедила меня в обратном с таким искусством, что в тот момент я не смог - как лучше сказать? воспользоваться ее несчастьем.