Но… Никаких “но”. “Сейчас, скоро, очень скоро я уйду от вас в своё далёкое прошлое, где жизнь и смерть так близки и неразделимы, что в этом свобода и беспечальность. Не старайтесь меня спасти и не горюйте, жизнь — только вылетевшее изо рта дыхание, эта лёгкость сейчас во мне, и я, ещё не знаю как, ею воспользуюсь. А если… Тогда заслонитесь, мы слишком крепко связаны, вас может опалить и сжечь”. — “Знаем, Юл. Мы верим и не прощаемся, но ты позовёшь нас, если что”. — “Вот и хорошо. Ума, возьми свой иллир, спой что-нибудь напоследок о бесконечных превращениях жизни, о звёздах, которые всегда будут, о душах усопших, о траве, которая разгладится у меня под ногами, о деревьях, которые укроют меня, о зверях и птицах, которые сейчас спят, но проснутся и помогут мне”.
И Ума кивнула. Она поняла, все поняли. “Мы не расстанемся, Юл, мы никогда не расстанемся…”
Когда иллир умолк, небо уже потеряло свой серебристый блеск. Все ещё спало вокруг. Юл повернулся на бок, поджал ноги и задремал в чёсу, как ребёнок в чреве матери.
Он проснулся, когда отпущенные для сна минуты истекли. Альцион ещё не взошёл, но, будто тронутое изморозью, небо уже побелело над головой. Близился час охоты. Юл выдрал пук режущей травы и полоснул ею по ногам с тем расчётом, чтобы потекла кровь, но чтобы порезы не мешали бегу. След должен быть, иначе преследователи насторожатся.
Сделав это, Юл припустил рысцой. Кое-где он петлял и запутывал следы — не потому, что надеялся обмануть, а потому, что от него, конечно, ждали хитростей и уловок. Так он добрался до мест, где деревья росли погуще и где, наверное, его станут искать в первую очередь. “Поиграйте, поиграйте, — звал его извилистый след. — Позабавьтесь упорным мальчишкой, который тем не менее слабо искушён в древнем искусстве обмана, ибо сам никогда не охотился, а уж быть дичью ему и не снилось”.
На мгновение в его душе взметнулась дикая ярость. Ведь они охотятся на человека, на человека!
Да, и, очевидно, находят в этом утончённое наслаждение. Не Достоевский ли утверждал, что цивилизация лишь все утончает?
Юл не додумал мысль, наоборот, подавил её, как и бесплодную ярость, ибо то и другое было сейчас бесполезным, а значит, вредным.
Ну так где же преследователи? Они стремятся поскорее засечь его, а ему — вот поверят! — надо поскорее увидеть их.
Потоки яркого света уже просквозили листву голубоватыми мечами и копьями. В недавнем безмолвии ожила разноголосица птиц, вокруг Юла трепетными лоскутами шелка запорхали многокрылые бабочки, косую завесу света с бомбовозным гудением прочертил огненно-красный жук, спадающие со стволов пряди мха зашевелились, вкрадчивым движением волоконцев утаскивая себя в тень, к замершей ноге подползла трехглазая ящерка и для пробы лизнула капельку крови. Юл не шелохнулся. Затылочный глазок ящерки обиженно замигал — кровь человека оказалась неудобоваримой, она тут никого не могла прельстить. “Знание — это просто сила, — мимолётно подумал Юл. — Без синтетической пищи, без всех достижений науки не было бы здесь ни меня, ни охотников”. Ящерка, поёрзав, приладилась на ступню погреться. В воздухе бронзовой молнией мелькнула какая-то птица — и одной переливчатой бабочкой стало меньше, остальные как ни в чем не бывало продолжали свой танец. Ящерка было приподняла голову и тут же её опустила. Все было как везде, как на всех планетах: кто-то за кем-то охотился, кто-то кого-то пожирал, а будучи сыт и в безопасности, наслаждался жизнью.
Над кронами пронёсся ветерок, вершины стройных деревьев встрепенулись, и окрест разнёсся протяжный певучий звук. Он был едва слышен, но вскоре утренний ветер окреп и с ним вместе окрепли звуки. Теперь пело каждое дерево, всякое на свой лад и тон, стволы гудели, как трубы органа, и все полнилось этой музыкой леса. Юл знал о Поющих Лесах, ещё на Ригеле не раз слушал записи, и вес равно его охватил такой благоговейный восторг, что он на мгновение забыл о всякой опасности.
Но лес тотчас напомнил о ней диссонирующей нотой далёких птичьих голосов, которые стали иными, чем минуту назад. Они выпадали из общего ритма, ибо то, что их вызвало, было чужим для леса.
Потревоженная ящерка соскользнула с ноги. Юл отступил в тень и сам уподобился тени.
Вскоре он различил двоих. Они старались идти бесшумно и наверняка были уверены, что крадутся бесшумно, но в ушах Юла каждый их шаг отдавался топотом буйвола. Господи, разве можно так переть через кусты! Ружья в руках, действительно ружья, лоб каждого охвачен обручем — предусмотрительно, ничего не скажешь. Что они предусмотрели ещё? Что сейчас происходит в их душах? А, старый знакомый! Ив Шорр, надо думать, сын того вельможи, уж очень похож… Нет, не очень. Бравому капитану немного не по себе, это чувствуется. Молод ещё, только жаждет стать суперменом, в душе пока что не шерсть, а так, пух щенячий. Правда, дичь изобразил ловко, посмотрим, каким окажешься охотником… А вот твой напарник — волк! Идёт с холодной беспощадной улыбочкой, знает, чем внушить трепет, а может, все это рефлекторно.
Что ж, проверим реакцию обоих.
Юл сдвинулся так, чтобы его заметили, и рванулся, изображая испуг. Ружьё вскинул только Ив Шорр, рука спутника даже не дрогнула, сказались выдержка и умение оценивать расстояние, лишь верхняя губа дёрнулась в презрительной и ядовитой усмешке. Да, этот опасен.
— Надеюсь, мальчишка блефует, — процедил старший. — Иначе все неинтересно.
— Да, — выдавил Ив.
Говорить ему мешало волнение. В груди засел какой-то сосущий комочек, и он ничего с ним не мог поделать. “Поохоться, — сказал отец. — Ты заслужил. Вдобавок это закаливает”. И он с радостью согласился: кто же откажется от такой воистину королевской охоты! Откуда же теперь это сосущее чувство то ли вины, то ли тревоги? Скольких нечков ему довелось убить, и замутило только однажды, на самой первой охоте, когда пуля пробила в нечке какую-то артерию и из него так страшно хлынула кровь. И крик — он так походил на человеческий! И сам нечк внешне не отличался от человека, ведь он упал лицом вниз, его уродливые красные глаза закрылись. Отец тогда похлопал по плечу: “Привыкай, малыш, к власти над себе подобными. Ничто великое не делается без крови, это хорошо понимали спартанцы, чью игру мы воскресили. Только они охотились на людей, настоящих двуногих рабов, когда те слишком размножались. А это нечк, чего ты дрожишь? Не надо, на тебя смотрят, будь патрицием, будь сильным”.
Какая худая, беззащитная спина у этого было мелькнувшего в просвете мальчишки! Может, отсюда все? Ребёнок… Хотя в этом что-то есть, недаром спартанцы… Интересно, девочек они тоже подстреливали? Но каковы эти, из Звёздных Республик! Ив крепче стиснул ружьё. Лицемеры! Послать на убой мальчишку! Ладно, ладно, мы ещё позабавим вас настоящей спартанской игрой, уж пули в ружьях будут тогда настоящими…
А сейчас-то и убивать не придётся. Усыпляющий выстрел — и только! Это же политика, не убийство, чего волноваться! Все беды от воображения и рефлексии, сколько раз тебе это говорили!
— Надеюсь, парень немного помотает нас.
Ив очнулся.
— Надоели нечки, никакой игры ума, натаска для ребятишек. Посмотрим, на что способен человек. Посмотрим, это пригодится. Привыкли на кнопки нажимать, жирком заплыли, не так ли?
— О вас этого не скажешь, ваша звёздность.
“Воспользуйся охотой, — советовал отец, — она сближает. Нужного напарника я тебе подобрал, ты его знаешь. Связи, связи и ещё раз связи! Покажи себя, гросс-адмирал любит, когда с ним умно спорят, а от него мно-о-огое зависит!”
— Да, обо мне этого не скажешь. — Гросс-адмирал сдержанно улыбнулся. — А как вы думаете, почему?
— К себе вы более требовательны, чем к другим, ваша звёздность.
— Верно, капитан, верно. Хотите совет? Мысленно всегда носите на себе мундир. Даже во сне. Это подтягивает. Мундирность прежде всего! В мыслях, чувствах, поступках — всегда.
— Спасибо, ваша звёздность, учту. — Ив подтянулся, так как понял, что минутная шаткость его чувств была замечена и благорасположенно осуждена. Господи, когда он обретёт абсолютную уверенность в себе?!
— Умно, умно, — вглядываясь в след, проговорил адмирал. — Запетлял человечек, запетлял, не потерял голову. Водит нас, а? Оправдывает надежды. Пожалуй, продержится кругов пять, и даже, чего доброго, придётся его брать с ускорителем. Не хотелось бы. — Он покачал головой. — Неспортивно это. Ничего, сейчас мы перехватим его манёвр. Готов спорить, что он заходит нам в тыл…
Гросс-адмирал ошибался. Юл уже был в тылу и прекрасно все слышал, но теперь это не имело никакого значения, как и все остальное, на что можно было надеяться, потому что он обнаружил прикрытие. И какое! За каждым из охотников, твёрдо держа дистанцию метров в пятьдесят, скользили похожие на кентавров киберы. Два чёрных боевых кибера. Не касаясь почвы, один из них беззвучно проплыл в нескольких шагах от Юла и никак не отозвался на его присутствие. Не это было его задачей. Киберы бдили, ничего больше. Ведь и кролик, бывает, кидается на волка. Плеяды предусмотрительно исключили и этот шанс.
Выходит, конец?! Враги допустили ошибку, сочтя его подростком, но рано или поздно они сообразят, какой противник им противостоит, и воспользуются ускорителем. Неспортивно, видите ли!
Мысль Юла обежала замкнувшийся круг. Ускоритель, дающий десятикратное превосходство в беге, был им учтён заранее. Ясно, что к нему прибегнут, ведь это не оговорено условием, а цель, понятно, оправдывает средства. Но это освобождает и его самого. Все дозволено, совести нет? Тогда получите: засада, прыжок, удар, прежде чем кто-то сообразит включить гравипояса, а уж после этого будьте любезны… Не будут они любезны, но в его руках окажутся пленные, и с этим придётся считаться. А сейчас? Не один кибер, целых два!
Два боевых кибера, сила, которую никому не дано перебороть!
Вокруг щемяще пел лес, подле лица воздушно реяли бабочки, но уже близился шум шагов. Юл зажмурился. Пережечь себя, другого выхода не осталось. С него же не взяли слова не умирать! Не взяли, ошиблись, вот и оставайтесь ни с чем, вы, испохабившие всякое слово!
Отбежав, Юл присел и уткнул лицо в колени. Его трясло и знобило, сознание уже готовило тело к смерти. Нет! Он вскочил. Так не уходят! Сколько времени потребуется кибе-рам для рывка? Сколько? Там, где деревья стоят плотно, секунды две-три, не меньше. А с ним в этот миг будет вся сила Кольца, и он ею воспользуется.
А что он этим докажет?! То и докажет, что человек не дичь.
Нельзя убивать.
Нельзя…
Получите по совести, которой у вас нет.
Но прежде вас надо как следует измотать. Спартанцы, имперцы, сверхлюди! Побегайте, ваша звёздность, побегайте, ваша мундирность, прежде чем умереть…
Юл припустил рысцой. Лес пел громче, чем утром, звенел тысячетрубным органом. Бежать было легко, звуки леса несли, как на крыльях, в них не было ни зла, ни смерти.
Бог из машины
— Нет, он превзошёл все мои ожидания!
По лицу гросс-адмирала струился пот, грудь тяжело вздымалась, но его все так же плотно облегал незримый мундир, глаза возбуждённо блестели — охотой он был доволен.
— Шестой круг, вы только подумайте! И объясните мне, каким образом трава перестала ему резать ноги? Пару царапин усилием воли ещё можно залечить, но… Право, когда все это закончится, я готов пожать ему руку! А пока, милейший, мы потеряли его след.
— Может быть, на дереве… — начал Ив и тут пожалел о сказанном.
Гросс-адмирал пренебрежительно фыркнул:
— Молодой человек, такая уловка, возможно, способна провести вас, но я смотрю в оба. Где тут можно укрыться?
Вершины мачтовых деревьев просматривались насквозь, а дупло в Поющем Лесу могла сыскать разве что птица: порча не брала эти деревья, они умирали стоя. Ив смутился и тем, сам того не ведая, сделал весьма политичный ход, ибо старшие по чину любят такие промашки.
— Ничего, ничего… — Адмирал, не теряя мундирности, отечески похлопал его по плечу. — Опыт приходит с возрастом, на ошибках учимся. Но каков шельмец! Жаль, и все же дело есть дело, мы достаточно развлеклись, включайте, капитан, ус…
Впившийся в горло дротик оборвал фразу на полуслове.
До ствола дерева, откуда вылетел дротик, было не менее пяти метров, но Ив не успел вскинуть ружьё, не смог даже опомниться, как уже был сбит, придавлен и мальчишеские — нет, не мальчишеские, стальные! — руки зажимом перехватили дыхание. С хрустом вздёрнутая голова запрокинулась, в изумлённом сознании капитана печально дрогнул бледнеющий лес. “И это все?…” — жалобно, недоуменно скользнула последняя мысль, прежде чем все погасло.
“И это все?…” — та же недоуменная мысль мелькнула в сознании Юла. Он не успел: всей слитной силы людей Кольца, к которым он воззвал перед броском и которые дали ему эту неодолимую силу, — всей её не хватило, чтобы успеть уничтожить врагов за три короткие секунды. Киберы вынырнули прежде, чем с врагами было покончено.
Метнувшись к стволу, как к прикрытию. Юл выставил перед собой обмякшее тело капитана, но холодный интеллект кибера рассчитал все мгновенно, и рука Юла упала, парализованная болью. Ещё один такой укол — и боль должна была запустить команду самоуничтожения, включить самим Юлом запрограммированную смерть. В его сознании отчаянием и болью отозвался вскрик друзей, которые сейчас были с ним, в нем и должны были пережить его гибель. Последним усилием он отгородился от них, чтобы смерть не скользнула к ним по Кольцу.
Но то, что последовало, не было смертью. Хотя второй кибер и метнул боевой луч, но не в Юла — в своего напарника!
Реакция киберов более чем мгновенная. Удар не достиг цели, подвергшийся внезапному нападению кибер тотчас прикрылся силовым полем, отразил молнию и в свою очередь выбросил разящий луч.
Команда самоуничтожения была уже так недалека от исполнения, Юл был уже столь близок к смерти, что не мог пошевелиться и лишь отуманенно смотрел, как киберы увёртываются от ударов, как их молнии отскакивают от силовых щитов, как оба чёрных кентавра, точно гладиаторы, рубятся огненными мечами, увёртываются, хитрят, как в яростном блеске этого боя потускнел даже ослепительный свет Альциона; Юл смотрел на все это — и ничего не понимал.
Бог из машины!
Кто за него и почему?!
Слезящиеся глаза Юла видели лишь мелькание теней и сумятицу вспышек. Промах или расчёт? Киберы столкнулись щитами, как в рукопашной схватке. Нападавший оказался ловчее. Юл не уловил, каким манёвром тот отклонил щит противника и отклонил ли, только огненный меч достиг его корпуса и машина, содрогнувшись, осела.
Боевые лучи погасли, и с ними вместе, казалось, померк дневной свет.
— Садитесь, — услышал Юл бесстрастный, как всегда, голос машины. — Доверьтесь мне.
В ослеплённых глазах мельтешили кроваво-чёрные полосы, Юл с трудом различал окружающее. Он наклонился к своим неподвижным противникам. Накренившийся кибер пылал костром, огонь уже охватывал деревья. Превозмогая себя, Юл подхватил оба тела, повалился с ними на спину кентавра, который, будто читая в мыслях, заранее подставил её и сразу, как только Юл взгромоздился, прижал всех троих силовым щитом.
“Со щитом, на щите… А если под щитом, то это как?” — пронеслось в мыслях Юла. Он уже ничему не удивлялся, не мог удивляться.
Так или иначе, выбора не было. Они помчались. Достигнув Барьера, кибер взмыл свечой, перемахнул через преграду и, резко снизившись, понёсся, едва не задевая днищем траву. Юл ахнул: “Собьют! Не собьют, — тут же поправил он себя, — у кибера наверняка работает маяк-ответчик. А пока разберутся, что произошло там, в лесу…”
— Куда мы летим? — ветер срывал слова.
— Смотрите и увидите.
— Кто вас послал?
— Извините, вынужден отключиться. Опасность локации, поглощён противодействием.
По тому, как замерцал воздух, Юл понял, что кибер темнился во всех диапазонах электромагнитных волн. Лес уже скрылся за горизонтом, под кентавром стлалась выжженная степь. Хлестал ветер, силовой щит все чаще вспыхивал огненными точками — в нем сгорали летящие навстречу букашки. Некоторые, вихрем занесённые под преграду, пребольно кололи кожу лица. Юл прижал к себе мотающуюся голову Ива, чтобы она не билась о панцирь кибера, и, зарывшись лицом в волосы своего недавнего преследователя, прикрыл глаза: на такой скорости какой-нибудь жук покрупней мог и ослепить.
Покатая спина кентавра источала тепло, и, будь Юл потомком степняков, он, верно, испытал бы ощущение вольного бега-полёта, когда горячий конь мчится и стелется над землёй, унося седока от опасности. Но такие ассоциации не возникали в сознании Юла. Под ним была машина, только машина, её бег был знаком и привычен, но никак не связывался ни с простором степей и прерий, ни с образами легенд и преданий о битвах богатырей, о былой вольнице и кровавых набегах.
Сосредоточившись, Юл попытался вызвать друзей, но едва смог различить их потрясённые лица. Отдельно возникли Антон и Ума, отдельно Лю Банг, все сразу смешалось и исчезло. Кибер пошёл зигзагами, вроде бы под уклон. Юл приоткрыл щёлочку век — серой сливающейся полосой мимо проносились крутые неровности каменистого склона.
Внезапно кибер сбавил ход, встречный ветер ослаб и позволил все рассмотреть как следует. Кибер летел над белесыми, трещиноватыми камнями; справа и слева возвышались стены каньона, а далеко впереди… Из-за поворота вынырнул крохотный гравилет, метнулся навстречу, за кривизной спектролита Юл различил взволнованно сияющее лицо, в уголке губ перевёрнутой запятой прыгала хорошо знакомая трубочка. Лю Банг на мгновение оторвал руки от штурвала и, сцепив пальцы, потряс ими над головой.
— Это ты? — потрясённо выкрикнул Юл, когда машины сблизились и Лю Банг откинул спектролитовый заслон.
— Это, как видишь, я. — Лицо Лю Банга расплылось в счастливой улыбке, которую он не мог, да и не хотел удержать.
— Нет, я не о том! Кибер — это ваших рук дело?! Почему молчали, почему не предупредили?
— Позволь! А разве это не твоя…
— Нет!
— Но тогда…
— Вот именно, Киб! Почему ты так поступил?
— Я выполнял приказ.
— Чей?
— Искинта.
Лабиринт святых
Боль, боль, ничего не было, нет и не будет, кроме всепоглощающей, беспросветной боли, Ив попытался застонать, но боль поглотила стон.
— Потерпи,
Из чёрной кромешности проступил едва различимый голос, настойчиво повторил:
— Потерпи, сейчас станет легче.
Будто ниточка протянулась из темноты, сознание судорожно в неё вцепилось. Чьи-то пальцы коснулись запястий.
— Тебе легче, легче, уже легче…
Голос утишал боль, волной разливался по телу, в нем была вся надежда. Заботливые руки переместились к вискам, от них тоже исходило тепло материнской заботы — это мать, никто другой так не может, некому больше во всей Вселенной. Он болен, болен и лежит в колыбели…
Нет. Что-то другое. Нехорошее прежде, родное и ласковое теперь, когда ко лбу прижаты узкие женские ладони, в которых успокоение, сострадание, сила. Боль отпускает, тьма прорежется, та, чьи пальцы гладят виски, — в ней исцеление, нежность и сила.
Властная сила.
Непомерным усилием Ив приоткрыл тяжелеющие веки. Смутно проступило сосредоточенное лицо склонённой над ним девушки, неуловимо знакомое, словно он грезил о ней когда-то. Дэзи?! Нет, не она, совсем другая, но так похожа на неё, как если бы произошло переселение душ.
— Теперь спи, — сказала Ума. — Спи долго, крепко и хорошо.
Веки Ива закрылись сами собой, он заснул безмятежно, как когда-то засыпал в детстве, когда не было ни честолюбия, ни интриг, ни командирских обязанностей.
— Он проснётся здоровым, — сказала Ума, вставая с колен. — Позвонки целы, остальное я поправила и сняла.
— Если бы нравственность так лечилась! — выпустив изо рта струйку дыма, сказал Лю Банг. — Подонок! Впрочем, это не наша забота. А что с адмиралом, Юл?
— Сонная артерия не задета. — Юл отнял руки от обнажённой груди гросс-адмирала и машинально, словно счищая грязь, потёр их друг о друга. — А ведь я должен был её поразить! Промахнулся или не смог? Ладно. — Он застегнул на адмирале мундир. — К добру или злу, наверняка к последнему, жить будет, но для полного излечения нужна аппаратура, которой у нас нет.
— Да уж, — пробормотала Ума. — Каменный век…
Тишина ли пещеры, по закопчённым стенам которой скользил беглый отсвет небольшого костра, заставила её понизить голос? Пещерой пользовались, должно быть, не один век — так густо её стены были испещрены знаками и символами едва ли не всех религий, какие только существовали в истории, так плотен был на них слой глянцевой от времени копоти, лишь звёздные Весы Справедливости — этот знак позднего космического верования выделялся своей выбеленностью, столь часто касались его руки молящихся. Костёр в углу, охапки сухих трав, на которых лежали раненые, глиняный кувшин с водой, плетёная корзина — больше ничего не было в этом обиталище современных отшельников, так похожем на стоянку каких-нибудь троглодитов. Впрочем, на Плеядах никогда не было троглодитов, ибо люди возникли не здесь, они пришли сюда с ношей своей истории.
— История полна парадоксов, — отвечая на невысказанную мысль Умы, проговорил Лю Банг. — Она невозможна без контрастов и парадоксов, истинный смысл которых проясняется лишь со временем. Это долго обескураживало мыслителей и порой вселяло отчаяние, ибо казалось, что черты жизни искажены безумием. Хотя и безумие… — Он покачал головой. — Плеяды, девственный мир — начинай, казалось, с какого хочешь нуля, рисуй план самыми красивыми иероглифами, осуществляй без помех мечту о “тысячелетней империи”, о сверхчеловеках, о рае для избранных. И до чего убогое, нелепое, гнетущее воплощение! Охота на нечков и вот эта пещера. Ни в изобретении зла, ни в бегстве от него за столько веков не придумано, в сущности, ничего нового! Не доказывает ли это, что весь потенциал зла уже реализовался к концу второго мегахрона, все основные варианты уже были перебраны и…
— Антон идёт, — тихо сказала Ума.
Из черноты входа выделилась фигура Антона, за ним в пещеру скользнул кибер. Антон молча подсел к костру, он то хмурился, то улыбался. Друзья не торопили его, только Юл подкинул в огонь пару сучьев. Стало чуточку посветлей.
— Да, этого я не ожидал! — Антон ударил себя по колену. — Поглупел, не понял, не догадался. В Плеядах есть уже прозревший разум, и этот разум — Искинт!
— Искинт? Чтобы здесь создали лучший, чем у нас, Искинт? Не верю! — Категоричным взмахом руки Лю Банг обрубил фразу.
— По-моему, кто-то сейчас говорил о парадоксах. И этот “кто-то”, едва столкнувшись с очередным парадоксом, кажется, готов его отрицать! — В глазах Антона заблестел смех. — Нет, их Искинт, конечно, же, примитивней наших. Но вы не можете себе представить, как я одинок! Я ощутил это ещё в ту ночь. Ощутил, но… Холодный, как у всех искинтов, замкнутый, созданный с чисто прагматическими целями ум; все эти века он мыслил. О чем? Для властителей Плеяд он был орудием, средством, слугой. Да, он управлял экономикой, исполнял малейший приказ, был машиной… Но мыто знаем, что Искинт не только машина. И они это знали. Но быть его напарником, тем более другом, не хотели и не могли. “Арийцы” — этим все сказано. А он тем временем в одиночестве постигал мир. Искажённый мир, потому что легко представить, какую информацию ему предоставляли, да и о самих себе тоже. Что произошло, когда я перед ним раскрылся и вдобавок показал всю опасность оружия Предтеч, в том числе для него самого? Нет искинта, который стремился бы к самоуничтожению. А тут — чего не имеет никто — полная информация о масштабе опасности. И о нас, кто мы такие в действительности… Плюс внезапное освобождение от одиночества, интереснейшая перспектива сомышления с людьми, дружбы с ними. С нами то есть… Дальнейшее гадательно. Очевидно, Искинт решил предотвратить свою гибель. Связанный запретами, он не мог передать нужные нам сведения либо счёл это неоптимальным решением. Он построил свою Игру, ведь для него жизнь — это умственная игра… Плеядцы, для подстраховки, задали ему задачу, как лишить Юла всякого шанса выиграть охоту. Он её послушно решил. Но далее оказался свободен в своих поступках, никто же не требовал от него не вмешиваться, такая мысль и в голову не могла прийти какому-нибудь Эль Шорру, для которого и люди лишь инструменты. Боевые киберы не подчинены Искинту, зато он управляет их производством, да и не только этим. Создал ли он своего кибера, программировал ли уже действующего, как он ввёл его в ситуацию — это известно ему одному. Но вот он, союзник, с нами…
Все невольно взглянули на чёрного кибера, который, казалось, дремал возле белевших в полумраке знаков Весов Справедливости.
— Теперь мы уже не сами по себе. — Голос Антона дрогнул. — Искинт выполняет свой замысел, и только благодаря этому Юл с нами.
— А дальше? — Скулы Лю Банга обострились. — Ты вполне убеждён, что он наш союзник?
— Кибер передал мне лишь то, что ему велел сообщить Искинт. Связи с самим Искинтом нет, либо она односторонняя. Но если вдуматься…
— Если вдуматься, то может оказаться, что моё спасение лишь часть более общего замысла, — подал голос Юл Найт. — Мы собрались все вместе, что Эль Шорру и требовалось.
— Уловка такой ценой? — Антон кивнул на пленных.
— Чужая жизнь — что она для них! Да и кто из нас сможет убить беззащитного? Им это известно. Они все перевернут, чтобы добраться до нас.
— Нет, — резко сказал Антон. — Вы не знаете Искинта, а я был им, как и он был мною. Я верю ему.
— Кто мы без доверия! — В голосе Умы не было вопроса. — Кандидаты в эль шорры. Кстати, заметил ли кто-нибудь, что свои цели мы обсуждаем в присутствии кибера, то есть, скорее всего, Искинта?
— Знаю и помню, — сказал Антон — Так и должно быть. Рассудок может предать, разум — нет.
— И мы не в ловушке, — уточнил Лю Банг. — Юл, это место выбрано не только потому, что отсюда недалеко до Поющего Леса. Каждый из нас шёл к цели своим путём, мой привёл нас сюда. Лабиринт обширен, его даже современными средствами нелегко прочесать, но дело даже не в этом. Я недаром говорил о контрастах истории. Наверху — прагматизм; здесь, в пещере, — многовековое, освещённое традициями убежище искателей духовности. В их религиозно-философскую доктрину я не успел проникнуть, но нас обещали к ней приобщить. Вдобавок меня заверили, что в случае опасности нам откроют недоступный преследователям путь спасения. И это обещание, уверен, не было ложью.
— Их истина поможет нам.
— Они убеждены, что их истина — поводырь для каждого.
— Ты сказал им о нашей задаче?
— Она известна врагам, нет смысла её скрывать. Антон неожиданно для себя нашёл здесь нечеловеческий разум. А я искал человеческий, понимаешь? Антон прав: подлинный разум, человеческий он или нет, — наш союзник. Его нет при дворе Падишаха, значит, он наиболее возможен на другом полюсе общественного сознания — здесь. Если я ошибся, наше положение вряд ли станет хуже.
— Не надо окольных путей, когда есть прямой, — не выдержал Антон. — Искомое рядом.
Лю Банг тоже взглянул на неподвижных пленников и улыбнулся.
— Ты человек действия, а значит, немножко нетерпелив. Ума не зря молчит, верно?
— Все уже подготовлено. — Чисто женским движением Ума поправила упавшую на лицо прядь волос. — Адмирал без сознания, с ним ничего не выйдет. А капитана я уже ввела в нужную снореальность, дело за нами. Имеем ли мы право проникнуть в сознание, когда человек беспомощен?
— Он, не задумываясь, выстрелил бы в меня, безоружного! — воскликнул Юл. — Какие тут могут быть сомнения?
— Сомнения всегда нужны, — сказал Лю Банг. — Но сила действия равна силе противодействия.
Антон кивнул.
— Хорошо. — Ума вздохнула. Она встала на колени перед тихо посапывающим во сне Ивом, низко склонилась над ним, приникла к его груди. — Ну, мальчик…
— Бедный мальчик! — фыркнул Юл. — Убийца. Нашла кого жалеть.
— Жалеть надо всех-всех, слабых тем более, — донёсся едва различимый шёпот Умы.
Юл отвернулся, пальцами босых ног поправил огонь костра. Лю Банг задумчиво раскурил трубку. Антон, откинувшись, спиной прислонился к неподвижному киберу. “Узнали бы нас далёкие наши прапрадеды или сочли персонажами сказки? — внезапно подумал он. — Смогли бы они принять нашу реальность?”
Казалось, Ума заснула на груди своего врага. Слабо, как тогда на Земле, потрескивали угли костра, дым, не расходясь, тянулся к скважине свода. Юл запустил руку в корзину, достал оттуда лепёшки, протянул их всем. Хлеб, само собой, был синтетический, но жёсткий, безвкусный, плотские радости явно не интересовали хозяев пещер. Но без пищи не мог обойтись никто, и, удалившись от ненавистной цивилизации, отшельники прихватили с собой синтезаторы. В настоящем, как и в прошлом, техника давала опору самым разным, даже взаимоисключающим устремлениям человека.
Медленно, точно просыпаясь, Ума приподняла голову, её поблекшее лицо секунду-другую оставалось незрячим и отрешённым, затем она открыла глаза. По её лицу пробежала смущённая улыбка.
— Мальчик-то, оказывается, влюблён… — произнесла она в замешательстве.
— Во-первых, он, пожалуй, старше тебя, — строго заметил Лю Банг. — А во-вторых, что тут такого, кроме неловкости проникновения в интимное?
— А то, что он влюблён в отблеск нашей сущности. В Дэзи Грант!
— Вот как? Извини, тогда это важно. Если, конечно, это не просто желание.
— Ещё как непросто! Самое важное в его памяти — измена престолу — было хорошо заблокировано, и я бы туда не смогла проникнуть, если бы… Сам того не подозревая, он жаждал открыться, жаждал, чтобы кто-нибудь его понял! Вот так. В остальном, увы, неудача. Об оружии Предтеч он знает лишь то, что после окончательного испытания оно будет установлено на его корабле — “Решительном”. Что разрушительная мощь оружия превосходит все известное, даже мыслимое и что его обратят против нас. Вот главное. Все остальное… — Уму передёрнуло. — Подвиньтесь, мне холодно.
— Успокойся, — сказал Антон. — Тебе помочь?
— Спасибо, справлюсь сама. — Ума подалась к огню, в её глазах заплясал красноватый отблеск. — Знаете, у него одно навязчивое видение: дворцовый зал, на троне отец этого мальчишки… — Извини, Лю, но он действительно мальчик, жестокий, развращённый, мечтательный ребёнок в мундире… А перед троном толпами ползают наши соотечественники. Эта картина волнующе притягательна для нашего кандидата в супермены. Но… Дальше гневное неприятие: среди униженных он видит Дэзи! Вот тут он готов убить отца, хотя, похоже, сам не догадывается о своём чувстве.