Пятнадцать минут истекли. Пятнадцать минут, которые, быть может, решали судьбу миллионов. Свет не включился.
      Неожиданно для себя Полынов ощутил не отчаяние, а безразличие. Слишком много испытаний для одного человека. Слишком. Это предел для него. Он слишком устал.
      Все же он заставил себя получше забаррикадировать дверь. Еще не все потеряно с гибелью Крис, пытался он себя ободрить. Рано или поздно кто-нибудь даст ток. Тогда, если прежде его не обнаружат и не убьют, он успеет предупредить Землю. Не так важно, что будет потом.
      В том, что Крис больше нет, он не сомневался.
      Но свет внезапно вспыхнул. Мигающий, тусклый, вполнакала. Полынов ошеломленно следил за биением неоновых огоньков включенной аппаратуры. Он понял, что это конец. С таким напряжением в питающей сети радиограмму послать невозможно.
      По двери грохнул удар.
      — Сдавайтесь!!!
      Баррикада из столов и стульев затрещала.
      Полынов сел, поднял лайтинг. Машинально прикинул толщину двери, прицелился, плавно нажал спуск.
      Луч не вылетел.
      Все поплыло перед глазами Полынова. Он бешено тряс бесполезное оружие, как будто можно было исправить ошибку, вернуть лайтингу израсходованные в бою заряды. Дверь, треща, приоткрывалась, тесня баррикаду.
      Полынов перехватил лайтинг как дубину, кинулся навстречу просунувшемуся в щель стволу, чтобы сбить его прежде, чем он плюнет смертью.
      В последний миг психолог увидел перед собой бледное лицо врага…
      — Полынов! — отчаянно закричал тот.
      У Полынова обмякли руки.
      — Морис.
      Секунду спустя они, нервно смеясь, стиснули друг друга в объятиях.
      — А я тебя чуть…
      — Но я ведь тоже…
      — Ох, боже мой, Полынов… Психолог опомнился первым.
      — Так мы победили?!
      Морис растерянно посмотрел на Полынова.
      — Хотел бы я знать… Моя группа погибла. Вся.
      — Так. — Полынов снова был как взведенная пружина. — Ясно. Радио знаешь?
      — Еще бы! Связист «Антиноя».
      — Останешься здесь. Я — в энергоотсек. Попробую наладить ток. Если удастся, радиограмму Земле немедленно!
      — Понял. Лайтинг, ты забыл лайтинг!
      — Эту памятку моей глупости?
      Морис все понял.
      У первого же убитого Полынов подобрал оружие и на этот раз тщательно проверил заряд.
      Стены, пол, потолок переходов были вспаханы лучами лайтингов. В мигающем свете поблескивали осколки стекла. Больше всего Полынова поразила чья-то металлическая пуговица, вплавленная в бетон потолка.
      Потрясала тишина. Ни звука, ни стона, ни движения. Теперь, когда вспыхнул свет, все живое попряталось, затаилось, потому что никто не знал, кто победитель, а кто побежденный.
      Но едва Полынов свернул к энергоотсеку, как из ниши метнулась тень. Охранник упал на колени, и торопливый выстрел Полынова пронзил пустоту.
      — Не бей, не бей, хозяин!
      — Амин?! — Полынов опустил лайтинг.
      — Я, я! Ты обещал…
      — Встать! Взять оружие! Никого не подпускать! Стрелять только в охранников!
      — Слушаюсь… Я служу… Грегори — пуф! — мертв. Я убил его! Многих убил!
      — Хорошо, хорошо, потом…
      У входа в отсек, обнявшись, как братья, лежали двое: пассажир «Антиноя», седой, величественный профессор космологии Джерри Карк и Грегори. Их скосил один и тот же луч.
      Полынов поспешно перешагнул через мертвецов. Рванул дверь.
      Он увидел привалившуюся к пульту Крис, увидел прыгающий в ее руке пистолет, увидел наставленное на него дуло…
      — Ай!..
      Крик девушки — последнее, что он услышал, прежде чем на него обрушилась звенящая чернота. А потом звон смолк, и все смолкло.

8. Нокаут.

      Словно ветер кинул издали порыв смутных голосов. И пришла боль. Он удивился: откуда могла прийти боль, если у него нет тела? Из темноты?
      Но тело внезапно ожило. И дало ответ, что боль в нем самом, что он лежит, что запястье сжимают чьи-то пальцы, а вот звуки — они действительно идут из темноты.
      Он поспешил отдать телу приказ встряхнуться, почувствовать себя, чтобы оно снова не растаяло, не ушло от него.
      Резко зазвенело в голове, ему показалось, что он падает вниз, а оттуда, тесня черноту, скользит свет, скользит дикий пейзаж скал. Изображение ниже, ниже — селектор связи, чем-то очень знакомый стол; изображение колыхнулось, вплыли чьи-то лица… Крис! Он узнал Крис. Стоя на коленях, она что-то шепчет, закрыв глаза. Словно молитву читает. Губы у нее совсем черные, и вокруг запавших глаз тоже чернота. Да это молитва и есть — он различает слова.
      Все стало на место. Был бой, был ад, был целящийся в него глаз пистолета, он лежит в кабинете Гюисманса, Крис здесь…
      — Мы победили?..
      Крис дернулась, как от удара тока. Сияющая, изумленная радость преобразила ее лицо.
      — Жив, жив, жив…
      Она уткнулась лицом ему в ладонь. Ладони стало мокро и горячо.
      — Жив, конечно, — незнакомый голос и незнакомое лицо, широкое, благообразное, с трясущимися щеками, надвинулись одновременно. — Полынов, как вы себя чувствуете?
      — Отлично, — сказал Полынов, не слишком покривив душой. Силы быстро возвращались к нему. Он попробовал приподняться.
      — Ничего, ничего, можно, — благообразный засуетился, подкладывая ему под спину подушку. — Маленький шок, ничего… Мисс удачно промахнулась.
      Полынов ощупал повязку на голове. Тренированным усилием воли приглушил боль в правой части лба.
      — Это я, я виновата… — Крис всхлипывала, судорожно сжимая руку Полынова, словно тот мог внезапно исчезнуть.
      — Полно, ну полно… — Полынов растерянно погладил ее разметавшиеся волосы. — Морис… Он жив?
      — Тут!
      Француз скользнул к изголовью. Вид у него был истерзанный, но держался он по-прежнему браво.
      — Можно? — шепотом спросил он благообразного.
      — Можно или нельзя, — уже довольно твердо сказал Полынов, — говорите.
      — Да, да, — поспешно закивал благообразный, с каким-то испугом косясь на Полынова, — все можно. С моего разрешения, конечно! — поспешил он добавить.
      — Тогда докладываю, — Морис помедлил. — Значит, так. Нас уцелело шестеро. Противник в основном уничтожен.
      — Точнее.
      — Убитых девятнадцать, раненых семеро, в бреду — пятеро, скрылись трое, Мы еще не успели обшарить всю базу.
      — Победа все-таки… Гюисманс?
      — Спрятался.
      — А, черт!
      — Что он может сделать в одиночку?
      — Хм… Ладно. На Землю сообщили? Морис сконфуженно отвел взгляд.
      — Я долго ждал, но…
      — Но лучше с напряжением не стало. Дальше.
      — Я побежал к вам. Тут Крис и… Мы перетащили вас сюда, поскольку здесь командный центр и…
      — Понятно. Когда вы вернулись, радиостанция была уже испорчена?
      — Да.
      — Еще бы. На месте Гюисманса я сделал бы то же самое. Почему мигал свет выяснили?
      — Несчастная случайность. Крис очень ослабла, был обморок, потом она все-таки включила, но…
      — Я ударилась плечом…
      — Она повредила…
      — Неважно, Крис! Прости, Морис… Маленькая, — Полынов заставил девушку приподнять голову, — маленькая, я… надо было сразу спросить, как ты…
      — Болит… — Крис робко улыбнулась. — Нет, нет, я совсем оправилась! Это не я в тебя выстрелила, это мой страх…
      — Забудь, Крис. Морис, как расставлены посты?
      — Мы, четверо, здесь. Пятый стережет энергоотсек, шестой охраняет нас. Да, тут один охранник сам сдался и сказал, что вы…
      — Это Амин. Тяжелый случай… Ладно, верните ему оружие, сейчас и такой союзник кстати. Но мне не нравится, как расставлены посты. Любой уцелевший бандит, если у него не совсем отшибло смелость, может…
      — Мне тоже не нравится. И есть еще люди, которые…
      — Это кто?
      — Бывшие заключенные. — Морис брезгливо усмехнулся. — Те, которые сразу после освобождения забились в щели.
      — Отлично! Найти, раздать оружие, пусть ловят уцелевших охранников.
      — Этой мрази оружие! Да они же с радостью признали Гюисманса своим фюрером!
      — Неважно. Сейчас сила у нас, значит, для них просто нет другого выхода, как помогать нам. Да они теперь с визгом бросятся выполнять любой наш приказ, лишь бы реабилитировать себя.
      — Как хотите, Полынов, но доверять этим трусам, этим проституткам…
      — Именно поэтому им сейчас и можно доверять. Страх за собственную шкуру, знаешь ли, очень способствует правильному пониманию вещей.
      Морис проворчал что-то, но спорить больше не стал.
      — Можно идти? — спросил он.
      — Да. Морис ушел.
      — Крис, — тотчас сказал Полынов, — стереги вход. А к вам, доктор, у меня несколько вопросов, раз на большее я пока не гожусь.
      В глазах благообразного мелькнул прежний испуг. Дрожащей рукой он вытащил из кармана очки с треснувшим стеклом и не сразу смог приладить их.
      — Вы… вы меня знаете? Меня, Ли Берга?
      — Врача, чье место я занял на базе? Конечно. Кто еще мог точно сказать Морису, сколько бандитов уцелело?
      — Ах да, верно. Что вы хотели спросить? Я…
      — Успокойтесь, я знаю, что вы искупили свое преступление или свою глупость, называйте это как хотите. Кто конкретно стоит за Гюисмансом?
      — Не знаю… Честное слово!
      — Верю. Жаль, что вы не знаете.
      — Я — не они! Не скрою, мои взгляды…
      — Интеллигентные по форме, фашистские по существу…
      — Нет! То есть да… Вы правы, — голос доктора упал. — Нет, нет, только не фашистские, только не это слово! И потом я же…
      — Никто не собирается судить вас, — неожиданно мягко сказал Полынов.
      Крис, стоя у двери, с недоумением следила за разговором.
      — Но я ничего не понимаю, — наконец решила она вмешаться. — Доктор Ли Берг такой же заключенный, как и мы, он дрался вместе со всеми…
      — Такой же, да не совсем, — перебил ее Полынов. — Верно, доктор?
      — Верно, верно, — прошептал Ли Берг. Возбуждение покинуло его, а вместе с возбуждением и силы. Он тяжело опустился на стул. — Спрашивайте, я все расскажу, мне нельзя ничего скрывать.
      — Дорогой Ли, я же сказал — здесь не суд, а вы не подсудимый. Еще раз говорю, успокойтесь. Я уже достаточно окреп и могу избавить вас от неприятного рассказа. Я скажу за вас все, а вы поправите, если что не так. Хорошо?
      Ли Берг машинально кивнул.
      — Так вот. — Полынов прикрыл глаза. — Вы были хорошим специалистом, но очень, очень реакционно настроенным человеком. Вы этого не скрывали, вы этим гордились. Кроме того, у вас был опыт работы в космосе. Так?
      — Так. Но откуда… Вы не могли знать мое прошлое!
      — И вот в один прекрасный день, — продолжал Полынов, — вам было сделано очень заманчивое предложение. Год…
      — Полтора.
      — Полтора года работы на исследовательской базе в поясе астероидов. За бешеные деньги. Вы даже удивились, какие деньги вам посулили.
      — Да, удивился и…
      — И согласились, хотя кое-что вас смущало. Некоторая таинственность, например.
      — Верно.
      — Но, так или иначе, вы очутились здесь и сразу увидели, что это никакая не научная станция…
      — Раньше, я понял это раньше! Нас, специалистов, везли всех вместе. Боже, вот это были фашисты! Но окончательно все открылось здесь.
      — С вами поговорили. Обстоятельно, дружелюбно. В духе ваших теорий вам объяснили, зачем вы здесь. И поначалу план вам даже нравился…
      — Нет!
      — Да.
      — Вы правы… — Несколько секунд губы Ли Берга беззвучно шевелились. — Вы правы, — к нему, наконец, вернулся голос. — Некоторые аспекты этого плана содержали в себе рациональное зерно. Единая власть над всеми народами, единый дух, единая цель… Но методы, методы!
      — Это вас и отпугнуло. Когда вы поняли, какой ценой будет оплачено торжество ваших, идей…
      — Я заявил решительный протест! Я против…
      — Вас долго и по-всякому уговаривали. Но вы…
      — Я был непреклонен! Я был возмущен профанацией возвышенных философских идей, я сказал об этом открыто!
      — И вас отправили на завод. Работать под дулом пистолета.
      — И плетью… — прошептал Ли Берг.
      — До нашего прибытия рядом с вами работали темные, неграмотные, забитые солдаты, набранные из всевозможных иностранных легионов.
      — Откуда вы и это знаете?
      — Это же просто. Кто необходим для осуществления первого этапа операции "космический бог"? Во-первых, строители базы. Они уже мертвы. Боюсь, что на Земле их считают казненными… в некоторых земных тюрьмах. Во-вторых, требовались молодчики без чести и совести. Охранники. Их набрали в основном из "белых легионов": лучшего источника трудно найти. Затем рабочие — одновременно солдаты — на завод. Ведь белые легионеры не слишком обожают черную работу. Эти солдаты — рабы, как я уже сказал, были извлечены все из той же клоаки неоколониальных войн. Сделать это было тем легче, что ремесло убийц стало теперь уж чересчур опасным. В-третьих, нужны были специалисты. Вроде вас. Отбирали тех, кто уже был умом и сердцем на стороне гюисмансовского неофашизма. Конечно, в таком сложном и нервном деле не обошлось без накладок. Вы, например. И еще один. Электрик.
      — Эриберт?! — воскликнул Ли Берг. — Не может быть! Этот отъявленный…
      — Он оказался гибче вас. Согласился, принял, присягнул. И… в первый же день явился ко мне прощупывать. И в первый раз и во второй он ходил вокруг меня, как голодный кот вокруг каши. И мы уже совсем было столковались, но что-то помешало ему прийти на последнюю встречу. Вероятно, его в чем-то заподозрили. Но, так или иначе, мы все обязаны ему спасением. Это он в критическую минуту оставил базу без света. И погиб как герой. Умнейший был человек: сообразил даже, что на заводе свет лучше оставить.
      — И все же нам повезло. — Крис тихонько вздохнула. Дверь была приотворена, и краем глаза она следила за лестницей, но ее внимание было поглощено разговором. — Мы везучие, раз все случилось так, как случилось, — повторила она.
      — Везучие? — Полынов рассмеялся и с удовлетворением отметил, что смех не отдался в голове звенящей болью. — Конечно, мы везучие. Но не только. Это общее заблуждение, что грубая сила неодолима. А на самом деле она слаба. Потому что опирается она не на людей, а на примитивные автоматы в человеческом обличий. Нет, вы вдумайтесь: в тесноте, в условиях космоса собрано несколько десятков бандитов, взаимно ненавидящих друг друга. Угнетающая обстановка слежки; нервы на пределе, потому как и тупице ясно, что противопоставить себя человечеству — безумный риск. Для уничтожения такого «коллектива», находящегося на грани истерики, не нужно бомб, достаточно хорошей паники. Устроить им такую панику, воспользоваться ею — да, это была задача. Тут нам везло.
      — И больше не повезет!!!
      У Ли Берга отвалилась челюсть. Крис вскрикнула. Поздно. Часть стены успела беззвучно повернуться, Гюисманс держал их на прицеле.
      Он взглядом приказал Крис встать. Она, как под гипнозом, встала. С коленей соскользнул лайтинг.
      — Игра проиграна, — торжествуя, сказал Гюисманс. — Ваших я заблокировал на заводе, изменник мертв. Радиограмму вы не смогли передать… Все!
      — Ты дурак, Гюисманс, — Полынов как ни в чем не бывало поправлял подушку. Он даже не смотрел на врага. — И знаешь почему?
      Гюисманс опешил. У него часто задергались губы.
      — Ты еще смеешь!.. — прохрипел он.
      — Просто я хочу указать на одну твою ошибку. На Гюисманса страшно было глядеть, так его трясло.
      — Нет больше ошибок, нет! — взревел он.
      — Ошибка все-таки есть. Великолепный пинок под зад — вот что тебя ждет после случившегося.
      На лбу Гюисманса вспухли вены.
      — И еще одну ты допустил ошибку, — с расстановкой сказал Полынов. Роковую причем…
      Он помедлил, глядя Гюисмансу прямо в глаза.
      — Ты не видишь, что сейчас делается… за твоей спиной! Бей!!! — закричал он.
      Гюисманс обернулся как ужаленный. В тот же миг сзади на него обрушилась метко пущенная подушка. Нервы потряс дикий, торжествующий вопль Полынова.
      Гюисманс вдруг вскинул руки, рванул, царапая шею, воротник и грохнулся на пол.
      Ли Берг, схватившись за сердце, сполз со стула. Крис бросилась к лайтингу.
      — Не надо, — сказал Полынов. — Он умер. Еле владеющий собой Ли Берг подполз к Гюисмансу. Подняв голову, он секунду разглядывал потайной ход, в глубине которого, разумеется, никого не было. Потом перевел взгляд на Гюисманса.
      — Мертв, — потрясение прошептал он. — Это чудо…
      — Нет, — чуть слышно отозвался Полынов, борясь с нахлынувшей слабостью. Был шанс, и я им воспользовался. Его убил испуг.
      — Боже мой, психологический шок, и он мертв, мертв… — Ли Берг еще никак не мог опомниться. — Но почему, почему он не прикончил нас сразу?
      — Почему? Странный вопрос… Его погубила общая для диктаторов черта характера. Они все позеры.