Д.БИКСБИ
      УЛИЦА ОДНОСТОРОННЕГО ДВИЖЕНИЯ
      Перевод с английского Э. Кабалевской
      В понедельник утром на Северном бульваре двухместный "Додж-49" Пита Иниса вдруг занесло, и он со скоростью пятьдесят миль в час налетел на дерево. Пит ехал на работу в Манхэттен из Гринхилла, Лонг-Айленд, где у него был небольшой домик, жена, собака по кличке Принц, одиннадцатилетний сын... вся жизнь.
      Когда машина перевернулась, Пит начал ругаться. Крышу вдавило внутрь, и он подумал: "Черт меня дернул замечтаться, вот и врезался... Проклятье, ведь это конец".
      Довольно беспредметное рассуждение, конечно, но всякий думает о том же, когда вдруг замечает занесенную над головой косу смерти. В такие мгновения мозг работает быстрее, чем нервы: чувствовать просто некогда, можно только думать, и прежде всего вспыхивает нечто вроде любопытства.
      По счастью, от страшного толчка в бок машины Пит упал ничком на переднее сиденье; машина перевернулась, и крышу вдавило внутрь, но голова у Пита уцелела, потому что он лежал.
      Машину снова перевернуло: Пит болтался между мягким сиденьем и покореженной крышей, которая оказалась в нескольких дюймах над ним. Скрежетал металл, звенело и мельчайшими брызгами разлеталось во все стороны стекло. Бац! - лопнула шина, за ней другая. Все тело Пита мучительно напряглось, мышцы спины и шеи готовы были разорваться.
      Наконец машина снова грохнулась на колеса, да так и осталась, чуть покачиваясь. Еще несколько секунд все вокруг скрипело и звенело - и стихло.
      Каждый звук все еще отдавался в ушах, отпечатался в памяти. Потом Пит стал колотить ногами в левую дверцу, и наконец она распахнулась. Тогда он медленно, осторожно принялся сползать к ней, и все шло хорошо, пока его плечи не коснулись руля - тот сбило на добрый фут ближе к сиденью. Пит хотел повернуться и проползти мимо руля боком, но повернуться не удалось - слишком низко нависала разбитая крыша. Пит прижался к сиденью как только мог, выдохнул воздух, распластался и, извиваясь, медленно пополз дальше.
      Вот ноги вылезли наружу, они уже болтаются в воздухе; Пит ободрал голень о подножку. Кое-как высвободил руки и протиснулся мимо руля, который оказался на уровне его подбородка. Наконец он вывалился из машины, пиджак задрался ему на голову. Ступни коснулись земли, а потом колени. Он стоял на земле на коленях, прижавшись щекой к холодному металлу треснувшей дверцы. Он ненавидел эту машину и отчаянно старался обеими руками оттолкнуться от нее как можно дальше. И упал на спину в траву и грязь. Так, лежа на спине, он закрыл лицо руками и заплакал.
      Визг тормозов, топот: кто-то бежит. Опустился на колени возле Пита. Чьи-то руки осторожно коснулись его запястий, словно хотели отвести его ладони от лица, но не решились.
      - Вы живы, мистер? - спросил чей-то голос.
      Теперь чужие руки стали настойчивей. Отняли ладони Пита от лица. Потом послышался вздох облегчения, и на Пита пахнуло табаком.
      - Господи, я уж думал, вы остались без глаз.
      Пита стало трясти, длинные судороги поднимались откуда-то из живота, сотрясали плечи.
      Снова визг тормозов. Опять шаги. И новый голос:
      - Ух ты, да как же он оттуда выбрался?! Живой?
      - Вроде живой, - ответил первый голос. - Только ничего не соображает. Совсем обалдел. Наверно, в штаны напустил с перепугу... ох, простите, сударыня, я вас не заметил.
      - Я проходила курс первой помощи, - сказала женщина. Отойдите. Я его ощупаю.
      Это показалось Питу смешным. Он засмеялся. Потом перестал. Пусть щупает. Черт с ней.
      Сперва ничего не произошло, наверно на него просто глядели. Потом легкая женская рука коснулась его головы, лица, шеи. Дальше вниз, по груди. Еще раз, теперь посильнее. Питу стало щекотно. Он опять засмеялся.
      Оплеуха по левой щеке, да такая, что голова у него дернулась. Это для того, чтобы он пришел в себя.
      За шоком и истерикой - приступ ярости. Пит изрыгнул с десяток крепчайших ругательств.
      Женщина сказала:
      - Кажется, ничего страшного. Несколько ребер сломано смеяться нельзя.
      Пит попытался сесть. Сказал еще два-три слова, даже не сказал, а выдохнул - и ухватился рукой за бок.
      Женщина сказала:
      - Ложитесь.
      И помогла ему лечь. В боку хрустнуло. Обожгло болью. Пит открыл глаза, оглядел стоявших вокруг, ничего не увидел, снова закрыл и стал ждать, что будет дальше. Сейчас ему думать не надо: пусть о нем думают другие. Теперь все пойдет как положено: явятся полицейские, скорая помощь, и о нем позаботятся. На нем сосредоточены помыслы людей; правда, для этого сперва надо попасть в беду, но ведь именно в беде чувствуешь себя особенно одиноким.
      Подъезжает мотоцикл. Кто-то подходит, потом убегает, мотоцикл затарахтел и уехал. И тут Пит погрузился в черную, пронизанную болью ночь.
      Прежде всего не таким оказался телефон в больнице, где Пит очнулся в тот же день около полудня. Сестра, поправлявшая ему одеяло, спросила:
      - Как вы себя чувствуете, мистер Инис?
      Он взглянул на нее, морщась от боли.
      - Жив.
      - Сильные боли?
      - Куда как хорошо.
      - Машина здорово разбилась. Полиция говорит, что вас спасло одно - вы застряли между сломанной крышей и сиденьем и вас не особенно бросало. Вот только руль переломал вам ребра.
      - Мою семью известили?
      - Я поэтому и пришла взглянуть, не проснулись ли вы. Ваша жена ожидает в коридоре.
      Пит вздохнул.
      - Приятно будет какое-то время не работать и повозиться с сынишкой... хотя возиться-то я и не смогу.
      Сестра остановилась у двери, она улыбалась, но глаза смотрели строго.
      - Знаете, не стоило заполнять удостоверение шифром или что у вас там: это только путает.
      Пит недоуменно моргнул.
      - По документам в вашем бумажнике мы, конечно, узнали ваше имя, но адрес и номер телефона совершенно не те.
      - Не понимаю.
      - Особенно телефон, адрес перепутан совсем немного - 1801 вместо 1811. Но вместо номера телефона у вас там какая-то бессмыслица. Такой подстанции просто не существует. Нам пришлось искать вашу семью через справочное бюро.
      - Вы очень хорошенькая, но явно помешанная, - медленно произнес Пит.
      - За первое благодарю, но я не помешанная, - улыбнулась сестра. - Лучше приведите свои бумаги в порядок.
      - Мое удостоверение в полном порядке, - сказал Пит.
      Но сестра уже вышла.
      Пит лежал, хмуро уставясь в потолок.
      Все, что было у него в карманах во время катастрофы, теперь аккуратной стопкой лежало на столике у кровати. Пит дотянулся до бумажника и вытащил из него карточку в целлулоидной обертке.
      Питер М. Инис
      1801 Саут-Оук-стрит
      Гринхилл, Лонг-Айленд
      Нью-Йорк
      Хайвью 6-4509
      Все совершенно правильно.
      Сестра сказала, будто все не так. Что же они, не пытались звонить? Она говорит, нет такой подстанции. Да вот, на столике стоит телефон. Пит хмуро глянул на него, когда клал обратно бумажник. Обыкновенный черный французский аппарат. Пожалуй, чуть более обтекаемой формы, чем обычно...
      А на диске обозначено: А-123-Б-234-Ц-345-Д-456-Е-567 и дальше такая же невнятица.
      Он все еще глядел на телефон и качал головой, когда дверь отворилась и вошла Мэри.
      Ну, конечно,слезы.
      - Слава богу, слава богу, слава богу, - повторяла она, уткнувшись ему в плечо. Она припала к больному боку, Пит чуть не вскрикнул, но только сильнее прижал ее к себе, мысленно повторяя за ней: слава богу! Потом Мэри сказала:
      - Милый, прости меня, прости...
      - За что? - спросил Пит.
      - За ту ссору. - Она прижалась к его боку. - Ты хотел умереть. Я знаю, потому ты и разбился.
      Пит невольно застонал - ему было очень больно. Мэри ахнула и отпрянула от него.
      - Я сделала тебе больно, родной...
      - Одно удовольствие, - сказал Пит.
      Ее темные глаза были полны слез, вдруг она сделала то, чего не делала уже многие годы. Склонилась к нему так низко, что волосы упали ей на глаза, и легонько пощекотала ими лицо Пита.
      Он блаженно вдохнул их аромат.
      - Так ты не сердишься? - спросила Мэри, все еще сквозь завесу мягких волос.
      - За что?
      - За ту ссору.
      Он чуть подумал, положив ладонь ей на шею.
      - Какую ссору?
      Волосы вновь пощекотали его лицо, это было чудесно. Потом Мэри уткнулась носом в его шею, и тут произошло еще нечто, чего не было давным-давно: она поцеловала его. Пита бросило в жар.
      - Так ты и правда больше не сердишься? - шепнула Мэри.
      - Я... - Пит глотнул, обуреваемый самыми различными чувствами. - Нет, детка, не сержусь. Я... я даже вроде забыл, из-за чего мы поссорились.
      - Ты мой милый! - сказала она.
      Пит осторожно, но настойчиво заставил ее сесть как следует; надо было взять себя в руки.
      Мэри вынула платочек и утерла глаза. Теперь она уже не плакала, только изредка всхлипывала. Она сидела на краешке кровати и держала его за руку.
      - Поправляйся, - сказала она.
      - Да это все пустяки. Говорят, только сломано два ребра да есть кое-какие царапины. Дня через два-три можно отправляться домой.
      Он глядел на жену с нежностью, какой давно не чувствовал; может, это даже хорошо, что он чуть не разбился. Может, после этой встряски из их жизни уйдет взаимное недовольство... или безразличие. Женаты уже двенадцать лет. Бывает то лучше, то хуже. Растет мальчишка. Обоим уже под сорок. Мэри все еще хороша собой, а он выглядит моложе многих своих сверстников. В последнее время они жили... ну, почти что врозь. А сейчас она, кажется, опять загорелась - вот и хорошо! Пусть снова горит огонек. В душе Пита встрепенулся ответный пыл и ожила былая нежность. Гори, разгорайся, огонек...
      - Отвратительная вышла ссора, правда? - сказала Мэри. - У меня все эти дни было так скверно на душе. А все моя дурацкая гордость: мол, если уж ты вбил себе в голову, что я кокетничаю с Филом Таррантом, - думай как хочешь, я тебя разуверять не стану.
      - Фил Таррант, - рассеянно повторил Пит. - Фил Таррант... Ты имеешь в виду Фила Терранса?
      Мэри нахмурилась.
      - Фил Таррант. Наш сосед.
      Потом улыбнулась.
      - Наш огромный лысый сосед, и он меня интересует, как прошлогодний снег. Ах, Пит, как ты мог подумать, что у меня с ним роман! И ты прости, что я швырнула в тебя этим собачьим портретом...
      Пит Инис закрыл глаза. Соседа - большого, грузного мужчину - зовут Фил Терранс. И Фил Терранс вовсе не лысый. Он славный малый и очень счастлив в семейной жизни. Никогда Пит не говорил и не думал, будто между Филом и Мэри что-то есть, ему такое и в голову не приходило. НИКОГДА! Он же отлично знает, что к таким рослым, шумным, жизнерадостным парням ее ничуть не тянет. И потом, Мэри не из тех женщин, которые заводят любовников: после двенадцати лет совместной жизни ему все еще приходилось прибегать ко всяким уловкам, чтобы побороть ее холодность, а в последнее время между ними просто выросла стена, никакой близости не осталось и в помине. Конечно, сейчас судьба вновь высекла из их сердец искру и можно надеяться на лучшее: если бы он и правда заподозрил ее в легкомыслии, можно бы также предположить, что кто-то изрядно потрудился и вдохнул в нее жизнь. Но он ничего подобного не подозревал и уж, во всяком случае, ничего подобного ей не говорил. Ну, ладно. Со временем все выяснится.
      - Каким портретом ты в меня швырнула? - осторожно спросил Пит.
      - Ах ты! - Мэри наклонилась и поцеловала его. - Притворяешься, что все позабыл? Ты мой милый! Но не надо. Давай честно признаемся: что было, то было, а потом уж все забудем. Ну вот: прости меня.
      - И ты меня прости, - сказал Пит.
      Придется выбирать окольные пути, так будет вернее.
      - Хорошо, что ты в меня не попала, - сказал он.
      - Ну... - она смущенно улыбнулась. - Вообще-то я и не хотела в тебя попасть. Но, конечно, пианино он изуродовал.
      Пианино...
      Но у него нет никакого пианино! Они собирались купить инструмент для Пита младшего, но ведь еще не купили.
      Это уже слишком.
      - Какое пианино? - сказал он и приподнялся, несмотря на боль. - У нас нет пианино. Мэри, какого черта, что происходит? Я не помню, чтобы ты бросала в меня каким-то портретом. Не помню никакой ссоры. Фил Терранс вовсе не лысый. Я никогда и не думал, что ты с ним флиртуешь. Что же это творится?
      Доктор сказал:
      - Возможно, это временное явление, мистер Инис. Потеря памяти, вызванная шоком.
      - Доктор, я не потерял память, - терпеливо ответил Пит. Я все отлично помню до самой последней минуты перед аварией.
      - Да вы не беспокойтесь, - улыбнулся доктор. - Это не совсем потеря памяти. Просто вы кое-что позабыли, а кое-что немножко перепутали.
      - Черта с два, - сказал Пит.
      - Ведь вы не можете этого знать, мистер Инис. Сами вы не можете осознать, что в ваших представлениях что-то перепуталось. Даже если бы у вас перед глазами мелькали розовые драконы, они тоже казались бы вам настоящими. Но... что ж, в конце концов... Вот вы, например, описали мне какой-то другой телефонный аппарат. Что я могу вам сказать, мистер Инис? Мне пятьдесят семь лет. И за всю мою жизнь телефонные диски не изменились - всегда были точно такими. По-моему, они такие всюду в Соединенных Штатах, а возможно, и во всем мире.
      - Нет, не такие.
      Доктор вздохнул.
      - Вы просто еще не оправились от шока, вот и все. Пожалуй, вам бы полезно побеседовать с кем-нибудь из наших психиатров...
      - Незачем.
      - Я уже взял на себя смелость пригласить его
      - Я не желаю его видеть, - сухо сказал Пит.
      - Напрасно.
      - Я в здравом уме. Я так же нормален, как и вы.
      - Не сомневаюсь. Но он как специалист лучше сумеет доказать вам, что явления, которые кажутся вам несомненными или, напротив, сомнительными, попросту таковы, каковы они есть, и так их и надо приниматьименно потому, что вы в здравом уме.
      Пит протянул руку к телефону. Машинально, не думая, он стал набирать номер. Да он и не мог бы разобраться в этой нумерации, если бы думал. Привычным движением, словно и не было незнакомых обозначений на диске, он набрал номер своей конторы.
      - Да? - отозвался голос в трубке.
      - Рейли, Форсайт и Спраг? - спросил Пит.
      Ответили не сразу:
      - Извини, друг, не туда попал.
      Пит попробовал еще раз, пальцы сами привычно поворачивали диск. На этот раз он набрал номер квартиры матери в Бронксе.
      - Мама?
      - Никаких мам тут нет, - ответил мужской голос. Пит бросил трубку на рычаг с такой силой, что телефон звякнул. Потом откинулся на подушки и закрыл глаза.
      Мэри опять тихонько плакала.
      - Пит, милый... - сказала она.
      Пит стиснул зубы.
      - Ты выздоровеешь...
      - Я ЗДОРОВ!
      А ВЕСЬ МИР БОЛЕН.
      - Конечно, вы здоровы, - сказал психиатр. - Вы не сумасшедший.
      - Не говорите со мной, как с ребенком, доктор, - сказал Пит. - Я проходил в колледже курс психиатрии. И я вовсе не беспокотась, что я сумасшедший. Ничуть не хуже вас могу описать состояние, в котором я, по-вашему, нахожусь. Но я отнюдь не в том состоянии.
      - Значит, вы не обратили внимания на очень важный раздел в вашем курсе психиатрии, - возразил психиатр. - Труднее всего для человека, даже очень опытного, лечить самого себя. Вам бы следовало знать, что от того, кто подвержен иллюзиям, галлюцинациям или фантазиям, нельзя ожидать, чтобы он...
      - Так, значит, я...
      - ... трезво оценивал, что с ним происходит...
      - Я не в состоянии объективно оценить реальность, - устало сказал Пит.
      - ... и он нуждается в посторонней помощи, понимаете?
      Психиатр указал на телефон, как сделал до него врач.
      - Вот это - реальный мир. Он существует. Это доказательство. Как юрист, вы должны считаться е доказательствами.
      Две, три, четыре, пять минут Пит Инис хладнокровно и старательно все это обдумывал, а психиатр ждал - они всегда ждут.
      Потом Пит сказал:
      - Наверно, так. Должно быть, вы правы. Надеюсь, мои слова звучат разумно. Телефоны всегда были такие. У меня есть пианино. Моя жена запустила в меня портретом... какой это портрет, детка?
      - Портрет Пиппи, мы его снимали прошлым летом, - сказала Мэри.
      Пит стиснул зубы.
      - Пиппи?
      - Наша собака... наш... неужели ты не помнишь?
      - Я помню, - сказал он. - НАША СОБАКА ПРИНЦ.
      - Все это пройдет, - сказал психиатр. - Травматическая потеря памяти и всякие фантазии. А если долго не пройдет, я бы усиленно рекомендовал вам прибегнуть к психоанализу: сами вы, пожалуй, не можете восстановить в памяти все, что забыли, но специалист сумеет это сделать...
      - Убирайтесь, - сказал Пит.
      - ... и поможет вам войти в колею. - Психиатр поднялся. Я еще навещу вас.
      - Не надо. - Пит весь напрягся, ему хотелось вскочить с кровати и закричать. - Выйди и ты, Мэри.
      - Пит...
      - Пойдемте, миссис Инис, - негромко сказал психиатр. У двери он обернулся. - Вам это, верно, не понравится, мистер Инис, но мне, естественно, придется принять меры предосторожности. В вашем состоянии...
      - Я понимаю, - сказал Пит. - Я согласен. Приставьте ко мне стражу. Мне все равно. Только хватит с меня разговоров.
      Психиатр вышел. Мэри шагнула следом, уткнувшись носом в платочек.
      Пит почувствовал, как по щеке у него поползла слеза. Да, глаза полны слез. И тоска нестерпимая. Стало холодно и страшно. Пит скрипнул зубами.
      - Не уходи, Мэри, - позвал он.
      Несколько минут они молчали, обнявшись. Мэри прильнула к нему, болели сломанные ребра, а он отчаянно прижимал ее к себе: пусть будет еще больнее. Боль по крайней мере настоящая.
      Мэри беззвучно плакала - у нее текло из глаз и из носу, она всегда так плакала, когда бывала действительно несчастна, это была не просто женская уловка. Потом она встала и отошла к окну. Шторы были спущены и закрыты наглухо.
      - Может, солнышко нас хоть немного развеселит, - сказала она.
      Шторы взлетели вверх.
      Пит знал, что он в Нью-йоркской больнице. На десятом этаже. В окно он увидел здание Крайслер на Сорок второй улице, а за ним - Эмпайр стейт билдинг, только вместо бесполезной мачты, к которой ни разу не причалил ни один дирижабль, и телевизионной башни доброй старой четвертой программы Эмпайр был увенчан таким же острым шпилем, как Крайслер.
      Пит закричал. Все излилось в этом крике. И еще прежде, чем крик оборвался, дверь распахнулась и к нему подскочил рослый санитар. Мэри упала без чувств.
      Через два месяца его отпустили домой.
      Вначале Пит всячески протестовал, что его держат точно в тюрьме, но ему сказали: "Закон охраны граждан, вы же знаете".
      Он не знал такого закона. А ведь он юрист.
      Психиатры были искусные. Они старались изо всех сил. Насколько понял Пит, платило им правительствоопять же Закон охраны граждан. Ну и прекрасно.
      Они сделали его приемлемым для общества. Показали ему, где и в чем он неправ. Пачками предъявляли ему доказательства: книги, фотографии, фильмы, подлинные документы и обстоятельства его собственной жизни. В его послужном списке числились три должности, которых он никак не мог вспомнить, упоминались и другие любопытные сведения, например его первый брак с некой особой по имени Джун Мейси...
      Когда-то он был помолвлен с девушкой по имени Джун Мейсон.
      Ему принесли доказательства и долго его убеждали.
      И они его убедили. Доказали ему, что мир, в котором он живет, - вовсе не тот, который, как ему казалось, он знал. Доказали, что все это - плод его воображения.
      Что вот здесь у него заторможенная реакция, а вот тут ему чудятся несообразные по времени события. Доказали, что на Эмпайр стейт билдинг испокон веков был шпиль; что ООН уладила конфликт в Корее всего через два месяца после того, как начались военные действия; что Прокофьев - любимый композитор Пита - не умер в 1953 году, а жив и поныне, хоть и прихварывает; что телевидение еще не настолько усовершенствовано, чтобы стать выгодным в коммерческом отношении; что Шекспир не написал никакого "Гамлета"...
      Пит читал им наизусть отрывки из "Гамлета". Они очень удивились. Они сказали: "Господи, да у вас талант! Вам надо писать!"
      Временами ему казалось, что он и впрямь сойдет с ума. Порой он был убежден, что он уже сумасшедший. А порой не сомневался, что все это - просто какой-то дьявольский заговор целого мира против него, Пита Иниса.
      Отчаянное самомнение. Для безумца.
      Но Пит, конечно, не безумен... Просто такая у него прихоть, которая тешит его самого и несколько беспокоит психиатров на определенном этапе его болезни.
      Никакого Шелли никогда не было на свете. А он декламировал Шелли.
      Они говорят: Китс.
      Пожалуйста, он декламировал Китса.
      "Господи, да у вас талант! Вам надо писать!"
      И все-таки они ввели его в колею. Зримая и осязаемая реальность говорила сама за себя, убеждала вернее всяких слов.
      Но он не переставал вспоминать тот мир, который существовал лишь в его воображении. Тот мир оставался для Пита таким же ясным и отчетливым до мельчайшей, прочно запомнившейся подробности, как и этот, реальный мир, в его неоспоримой, осязаемой подлинности.
      Они ввели его в колею.
      Теперь он понял, какое это ощущение, когда вообразишь себя Наполеоном: будто падаешь в бездонную пропасть.
      Не только разумом, но и чувствами Пит принял совершившееся.
      Он поверил.
      Дома все оказалось не так. Что ж, этого и следовало ожидать.
      Пиппи оказался спаниелем. ПРИНЦ БЫЛ КОЛЛИ.
      В доме пять комнат. ШЕСТЬ.
      Он выкрашен в зеленую краску. В КРАСНОВАТО-КОРИЧНЕВУЮ.
      За домом разбит цветник. ОГОРОД.
      У Пита младшего темные волосы. СВЕТЛЫЕ.
      Пит бродил по дому, знакомясь со своей жизнью. Коечто было совсем не так. Другое лишь немногим отличалось от того, что он помнил. А кое-что было в точности такое же или почти такое же, и это его сбивало.
      Библиотека... Пит перебрал свои книги одну за другой и наткнулся на "Историю западной философии" Бертрана Рассела, которую ему надписал автор; Пит попросил его об этом еще в 1945 году, когда Рассел приезжал в Нью-Йорк с циклом лекций.
      Пит уселся в кресло с книгой, любовно гладил и ласкал ее. Эта книга была ему так памятна. Потом он ее раскрыл.
      Никогда у Пита не было привычки писать на полях свои замечания.
      Но, видимо, такая привычка у него была.
      Входи в колею.
      В тот же вечер пришел Фил Таррант - ФИЛ ТЕРРАНС. Он был лысый. КАШТАНОВЫЕ ВОЛОСЫ.
      И Пит увидел, что они вовсе не такие закадычные друзья, как были в его воображаемом мире. Фил упомянул про гольф, в который они играли вместе.
      Никогда они в гольф не играли.
      Вечером, ложась спать, Пит сказал:
      - Как ты думаешь, детка, откуда я выкопал этот мир? Тот, воображаемый. Он такой... настоящий.
      Мэри бросила на стул комбинацию и чуть качнулась к нему; глаза ее смотрели нежно, ласково, призывно.
      - Забудь ты этот выдуманный мир, Пит, - шепнула она. Вот что настоящее.
      Впервые он видел Мэри такой соблазнительной, такой манящей. "Что это ее зажгло? - подумал он. - Что бы ни было, спасибо этой искре".
      Следующие несколько дней, пока Пит еще не пошел на работу, он подолгу сидел за пишущей машинкой.
      Что он писал?
      Он работал над конспектом своего выдуманного мира. Сопоставлял, сравнивал: что там совпадает с миром реальным, в чем они схожи, а в чем противоположны. Он изливал на бумаге свои невероятные фантазии (ведь с годами они изгладятся из памяти).
      Пит печатал в две колонки:
      ВЫДУМАННЫЙ МИР
      Франклин Делано Рузвельт умер в 1945 году
      Атомная энергия
      Тулуз Лотрек - карлик
      РЕАЛЬНЫЙ МИР
      То же самое
      Еще не известна
      Нормальный человек
      И бесчисленные страницы строгого юридического анализа, прекрасных и очень существенных определений, поиски исторических обоснований существующих явлений и сравнение их с "воспоминаниями". Рукопись разрослась до нескольких сот страниц. И ее можно было бы продолжать до бесконечности. Наверно, легче изменить мир, чем представление о нем человека.
      Так он работал, причем, понятно, надо было читать уйму разнообразнейших материалов, и все это помогло ему приблизиться к реальному миру. Его психоаналитик - ибо Пит обратился к специалисту и теперь регулярно дважды в неделю ходил к нему на прием - всячески одобрял эту работу. Пит набирался знаний. Вначале то, что он узнавал, нередко потрясало его. Потом возбуждало любопытство. И наконец, стало доставлять удовольствие - и не более того.
      Потом все это приелось. Пит бросил писать. Прошло полгода. Он только читал. Теперь уже спокойнее. Рассеялась последняя тень недоверия.
      Разумеется, не обошлось без газет. Вначале туда просочилось лишь немногое, позднее, когда выяснилось, что случай поразительный, из ряда вон выходящий, он стал сенсацией.
      НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ЮРИСТ
      ЖИВЕТ В ВЫДУМАННОМ МИРЕ
      Секс, наука и социология на другой Земле
      "Таймс" поместила сдержанное интервью. "Лайф" отвел Питу Инису четыре полосы, "Тайм" - колонку, "Саентифик Америкен" напечатал памфлет.
      Он вошел в колею. И стал гораздо счастливее, чем когда-либо в жизни.
      И тут все полетело к чертям.
      Сухой голос сказал по телефону:
      - Мистер Инис, мы прочитали о вашем случае в "Саентифик Америкен".
      - Да? - сказал Пит. Что они хотят: купить или продать? Он уже подрядился написать несколько статей. Голос словно замялся.
      - Мне кажется, это не телефонный разговор. Разрешите мне приехать к вам в любое удобное для вас время.
      - Кто вы такой?
      - Простите... Я... все это довольно необычно, мистер Инис. Очень необычно. Мои коллеги и я сам... Разрешите представиться: я доктор Рэймонд ван Хасен. Я... Алло! Алло!
      Пит уставился в одну точку. На свой книжный шкаф. На книжку в зеленом переплете под названием "Грядущее покорение атома", автор - доктор Рэймонд ван Хасен, дважды лауреат Нобелевской премии. Тот самый ван Хасен, который в его выдуманном мире сыграл такую роль в создании первой атомной бомбы и в работе Окриджского института ядерных исследований...
      - Да, доктор, - сказал Пит. - Я о вас слыхал. Чем могу быть вам полезен?
      - Важно, чем МЫ уже были ВАМ полезны и что еще, может быть, сумеем для вас сделать, - возразил доктор ван Хасен.
      Пит стиснул телефонную трубку с такой силой, что хрустнули пальцы.
      - Вы были мне полезны?
      - Я... собственно, это не мы. Если наша теория верна... мистер Инис, право, лучше мы приедем к вам и поговорим.
      - Сегодня же вечером, - хрипло сказал Пит, совсем один в зыбком, качающемся мире. - Сегодня же.
      Седая козлиная бородка ван Хасена подрагивала в такт его словам:
      - Параллельные миры, мистер Инис. Сосуществующие миры. Мы полагаем, что вы попали не в тот мир, просто не в тот.
      Пит распластался в большом кресле у камина, словно придавленный какой-то тяжестью. Физик Энрике Патиньо сидел на круглом табурете у пианино. Доктор Хейзл Бэрджис, интересная женщина лет пятидесяти, поместилась на диване рядом с Мэри.
      - Просто не в тот мир, - эхом отозвался Пит.
      - Пит... Пит, что они говорят? - прошептала Мэри.
      - Говорят, я попал не в тот мир. Ты их не слушай.
      Мэри вцепилась зубами себе в руку.
      Пит глотнул неразбавленного виски из стакана.
      - Стало быть, вы говорите, у вас разладилась машина, сказал он. - Кто-то забыл завинтить какой-то винтик - так? И машина дрогнула на своей подставке - так? И направленный луч, вместо того чтобы попасть прямиком в цель, пошел вбок, сквозь стену лаборатории, через Флашинг-Мидоуз и настиг меня, прежде чем вам удалось его выправить как следует. Так вы говорите?
      - Это случилось не с нашей машиной, - поправила Хейзл Бэрджис. - Понимаете, луч нашей машины был направлен на настоящего Пита Иниса.
      - Ну, это уже или глупость, или оскорбление, - сказал Пит. - По-моему, и то и другое. Я и есть Питер Инис. - Он снова отхлебнул из стакана.
      - Извините, - сказала Хейзл Бэрджис. - Я хотела сказать, луч нашей машины был направлен на того Питера Иниса, который живет в нашем мире. А машина вашего мира направила свой луч на вас. - Она запнулась, прикусила губу. - Прошу вас, извините меня. Когда мы прочитали о вас... и в конце концов поняли, что же, видимо, произошло... мы были потрясены.
      Пит неторопливо поднялся и, даже еще не успев выпрямиться, изо всех сил швырнул стакан прямо в камин. Виски зашипело на горящих поленьях.
      - Пропадите вы пропадом, - сказал он. - Пропадите вы пропадом, все до одного.
      - Две Земли, - сказал ван Хасен, глядя на синее пламя горящего виски. - Почти одинаковые. Два почти одинаковых эксперимента, соотнесенные во времени. Две почти одинаковые неудачи. Перенос Питера Иниса в смежный мир. Только так и могло произойти. Иного удовлетворительного объяснения не существует. И, вполне возможно, одинаковые результаты. Автомобильная катастрофа, больница и... гм...
      Он покосился на Мэри, перехватил бешеный взгляд Пита и отвернулся; козлиная бородка его вздрагивала.
      - Не валяйте дурака, Рэймонд, - сказала Хейзл Бэрджис. Ах, черт побери!
      - Прошу вас, уйдите, - прошептал Пит.
      - Возможно, мы сумеем вам помочь, мистер Инис, - мягко сказал Энрике Патиньо. И обернулся к Мэри. Лицо его было изрезано морщинами, и он посмотрел на нее, как может смотреть только старый, проницательный, мудрый человек, сын древнего и мудрого народа. - Конечно, если вы этого захотите.
      Пит зашатался.
      Мэри вскочила и кинулась к нему.
      - Пит, я не понимаю...
      Мэри? Да Мэри ли это?
      - Наш эксперимент был попыткой... - продолжал ван Хасен.
      - Будьте вы прокляты с вашим экспериментом. Убирайтесь и оставьте нас в покое.
      - Но, мистер Инис, может быть, нам удастся достичь противоположного эффекта и вернуть вас...
      И тут, наконец, прорвались слезы. Хлынули потоком. В иные минуты мужчина не может не заплакать как ребенок, - так бывает, Когда мир становится полон страхов, как мир младенца. Или когда не остается никакого мира.
      - Он пил с тех самых пор, как вы позвонили, - сказала Мэри, отчаянно стиснув Пита в объятиях. Ученые ушли. И оставили карточку:
      НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ГРЕИДЕНА
      ФЛАШИНГ, НЬЮ-ЙОРК 27, Ф-Е 395
      Он стал человеком-бессмыслицей. Человеком-ошибкой. Земля манила. Прежний знакомый мир звал его. Звал так громко, что Пит отзывался всем существом, как натянутая струна, - ведь теперь он все знал.
      Сомнений не осталось.
      Такой большой ученый, как ван Хасен, ничего не скажет зря. Ван Хасен и его коллеги явно уверены в том, что говорят. И, конечно, тогда все понятно.
      Земля звала.
      ...Раза два, глядя на багровый закат, Пит Инис думал: не этой ли ночью ему суждено вернуться?
      Конец одиночеству.
      Гнет чужого мира.
      Эта Вселенная уже значит для него так много.
      Эта Вселенная его ненавидит. Она его отвергает. Наносит ему удар за ударом. Так ли оно на самом деле или только чудится, но ощущение это час от часу острее, оно обратилось в пытку и неотступный ужас. Оно нападает на него из-за угла, застигает врасплох, и он не в силах защищаться, и не знает, откуда ждать удара.
      Пит не мог спать, он шагал в темноте взад и вперед, сравнивая свое нынешнее положение с тогдашним.
      Земля Вторая - так называл он теперь мысленно этот мир казалась ему во многом лучше. Ему нравилась его работа - выяснилось, что здесь он даже совладелец фирмы...
      Но важно только одно: любовь и тепло дома... новая Мэри...
      Он без устали шагал по комнате, ежился от страха, думал, проклинал эту Вселенную - и решился.
      Он сказал Мэри, что должен вернуться на свою Землю, и Мэри заплакала.
      Он объяснял ей опять и опять. Он не ее Пит. Она не его Мэри. Это не его мир. Если он останется здесь, он неминуемо потеряет рассудок.
      - Я люблю тебя, - плакала она. - Я тебя не отпущу!
      - Ты получишь назад своего Пита, - с трудом выговорил он. - Там, на моей Земле, ему, наверно, так же худо приходится, как мне здесь. Там его тоже найдут ученые. Он тоже захочет вернуться.
      - Не надо мне никакого другого Пита! Мне нужен ты!
      "Мне ведь тоже не надо другой Мэри", - подумал он и, несчастный, измученный, пошел бродить по улицам. Что еще оставалось делать?
      Быть может, его двойник там в этот час тоже бродит по улицам, обуреваемый теми же чувствами? Быть может, и его терзает жажда вернуться в родной мир, в привычную колею и мучают те же сожаления? Может, он даже нашел в Мэри Первой нечто подобное тому, что Пит обрел в Мэри Второй? Все возможно в этом непостижимом мире, где царит такое сложное и странное равновесие.
      И его тоже, должно быть, преследует и ненавидит та, чужая ему Вселенная.
      Как бы то ни было, выхода нет. Вернее, есть один-единственный выход.
      И его двойник на Земле Первой, должно быть, пришел к той же мысли, хотя, возможно, и по иным причинам. Все то же самое. Или почти то же самое.
      Пит решил остаться еще на одну, последнюю неделю. Мэри как будто смирилась. Она наконец поняла всю грубую правду случившегося и его неотвратимые последствия или, быть может, просто покорилась судьбе.
      Эту последнюю неделю они провели почти как влюбленные. Много выезжали. В ночные клубы, в театры. Им было хорошо вдвоем. Они словно бы заново по-настоящему влюбились друг в друга и наслаждались этим вовсю, без оглядки: возможно, Мэри, сама того не сознавая, пыталась его удержать, а Пит в последний раз был счастлив с женщиной, которая была совсем не такой, как Мэри Первая.
      В тот день, когда они поехали в Научно-исследовательский институт Грейдена, Пит ждал ее слез. Но Мэри не плакала. Казалось, она сосредоточенно думает о чем-то.
      А его слезы? Они придут потом, когда он очутится в одиночестве на своей Земле. Пусть лучше Мэри не знает, как она ему дорога.
      Машина оказалась больше, чем он ожидал. Огромная металлическая труба отходила вкось от чего-то, очень напоминающего циклотрон. В конце трубы на экваториальной оси был подвешен металлический шар около трех футов в поперечнике. На поверхности шара, противоположной концу трубы, алел круглый стеклянный глазок - не мигая смотрел он в большой, открытый с одного конца металлический ящик, сквозь который проходило сложнейшее переплетение каких-то проволок и проводов.
      - Мы хотели послать в другое измерение один атом, только один! - сказал Энрике Патиньо. - И, я почти уверен, наши двойники с вашей Земли стремились к тому же. Но вместо атома мы послали туда нашего Питера Иниса. А они прислали сюда вас. - Патиньо указал на два стола, стоявших вплотную друг к другу посреди комнаты. На столах громоздились горы бумаг. Мы все вычислили. И узнали немало любопытного. Оказывается, один только атом - а уж поверьте мне, наш луч никак не может послать больше одного атома за раз - один-единственный атом, устремляясь из одного измерения в другое, неминуемо захватит с собой весь организм, в котором он заключен.
      - Интересно в таком случае, разбил я свою машину или машину вашего Питера? - задумчиво произнес Пит. - Где проходит граница? Молекулы перепутались, пар, из которого состою я, смешался с паром, из которого состоит машина...
      - Скорее всего, вы разбили его машину. Хотя уверенности в этом у меня нет. Но мы считаем, что это явление - перенос целого - характерно только для живой материи, а все предметы, находящиеся в радиусе действия электромагнитного поля...
      Он продолжал говорить.
      Пит смотрел на машину.
      Быть может, другой Питер Инис на другой Земле тоже смотрит сейчас на машину?
      Будем надеяться, что так. И будем надеяться, что этот другой Пит - хороший человек. Потому что Мэри Вторая - очень хорошая, черт побери!
      - Где мне брать билет? - спросил он.
      - Сюда, пожалуйста, - позвал из-за металлического шара ван Хасен. Он там что-то делал с круглым красным глазком.
      - А что же не трубят трубы? - хмуро заметил Пит. - Где репортеры и фотографы? Мне-то, конечно, ничего этого не надо.
      - Мы... - Энрике Патиньо запнулся. - Поймите, мистер Инис, мы бы охотно отложили ваше возвращение хоть на короткое время и расспросили бы вас о вашей Земле. Мы могли, конечно, спросить вас об этом и раньше, но нам не хотелось вторгаться в вашу довольно необычную частную жизнь. Мы хотели, чтобы вы сами к нам пришли. А теперь... что ж, боюсь, нам придется удовольствоваться наблюдениями НАШЕГО Питера Иниса. На основании наших исследований последнего времени мы пришли к выводу, что, может бить, вам очень опасно оставаться здесь. Опасно и для вас, и для нас.
      - Я тоже это почувствовал, - сказал Пит. - Звучу не в лад здешнему оркестру. Нарушаю гармонию.
      - Сегодня утром мы приняли решение. И как раз собирались вас пригласить, но вы пришли сами.
      - А если бы вы меня пригласили и я отказался прийти, вы бы вызвали морскую пехоту?
      Патиньо улыбнулся какой-то удивительно мальчишеской улыбкой.
      - Ну да. Собственно, ваше появление в нашей Вселенной едва ли как-то на нее повлияет в ближайшие миллионы лет. Отклонение должно дойти до фантастически высокого уровня, прежде чем оно даст себя знать. Но мы - ученые и не можем рисковать, позволив вам остаться здесь хотя бы еще недолго. Ваше влияние теоретически возрастает в геометрической прогрессии каждый шестьдесят один целый четыреста шестьдесят девять десятичных часа.
      - Я уже не тот, каким пришел к вам, - сказал Пит. - Я растерял миллионы молекул. Я воспринял миллионы других. На мне совсем другая одежда.
      - Можно почти наверняка предположить, что все это так или иначе возмещается и уравновешивается; надо надеяться, что мы не ошибаемся.
      - Что ж, тогда, наверно, больше нет никаких препятствий... если не считать моих чувств.
      Патиньо вздохнул.
      - Пожалуй. Но мы так мало знаем о подобных вещах... потому и не трубят трубы. Когда мы вас отправим, машина будет размонтирована. Чем меньше люди знают об этой стороне научных исследований, тем лучше. Быть может, сейчас мы поступаем преглупо. А может быть, нам бы надо холодеть от ужаса.
      - Ну, - сдерживая волнение сказал Пит. - Когда же мы начнем?
      - Хоть сию минуту.
      - А когда начнут они?
      - Тогда же, когда и мы... или наоборот. Видимо, на этом уровне все полностью совпадает: мы как бы выражаем законы, общие для всей Вселенной.
      - Довольно! - прервал ван Хасен. - Так у нас весь день пройдет в разговорах.
      - А нельзя мне взять с собой... книгу или еще что-нибудь? - спросил Пит.
      Патиньо покачал головой. Потом взял Пита за руку и поставил его перед шаром. Красный глазок смотрел теперь Питу прямо в лоб.
      Пит еще дома попрощался с Мэри. Теперь он на нее не взглянул.
      Все произошло очень быстро.
      Патиньо прощальным жестом поднял руку.
      Ван Хасен нажал какую-то кнопку где-то позади металлического шара.
      - Пит! - крикнула Мэри.
      Машина пронзительно взвыла, заглушая ее крик.
      И Мэри очутилась в его объятиях.
      Лаборатория была почти такая же. И машина тоже. Круглый красный глазок потускнел. Вой утих.
      Все просто стояли и переводили дух.
      Держа Мэри в объятиях, Пит поглядел вокруг и улыбнулся.
      - Без бороды вас трудно узнать, доктор ван Хасен, - сказал он. Потом обратился к Мэри: - Я рад, что ты это сделала. Я не смел тебя просить.
      Мэри заплакала.
      - Я... я подумала, если я... тогда и она... а может, это она первая подумала...
      - Тебе понравится мой Пит младший, - сказал он ласково. А та Мэри, которая только что отсюда ушла, будет хорошей матерью твоему сыну.
      Ученые понемногу выходили из оцепенения. Минут десять они с горящими от любопытства глазами забрасывали вновь прибывших вопросами, потом Пит сказал, что они с Мэри хотели бы пойти домой.
      Ван Хасен вывел их в коридор. Остальные двое - точно такой же Патиньо и чуть менее привлекательная Хейзл Бэрджис уже хлопотали, разбирая машину.
      У двери лифта ван Хасен спросил:
      - Вы согласны с нами сотрудничать, мистер Инис?
      - Большое спасибо, с радостью, - ответил Пит и прижал к себе локоть Мэри.
      Дверь лифта открылась. Внутри не оказалось ничего, кроме плотного голубого света.
      - Прошу вас, - учтиво сказал ван Хасен.
      Чуть помедлив, Пит произнес безжизненным голосом:
      - Все в порядке, родная... Наши лифты совсем не такие, как у вас. Совсем не такие.
      И хмуро ступил в голубую пустоту, на высоте пятого этажанад землей, все еще прижимая к себе локоть Мэри. За ними шагнул ван Хасен.
      И на этом голубом сиянии они поплыли вниз.
      "Когда едешь по улице одностороннего движения в никуда, остается одно, - думал Пит, - прибиться к краю. Здесь я и прибьюсь. Ничего не скажу Мэри. Буду молчать, и те, другие, тоже смолчат".
      Глаза его расширились: сколько же их, других?
      Вниз.
      Наконец под ногами твердый пол.
      "Надо только выяснить, что это: завтра или через миллион лет. Может быть, этот мир не станет меня ненавидеть?"
      Это было не завтра. И мир этот был добр к нему.