— Вот так! Теперь оба купаные, — впервые поднял он на нее еще строгий, но уже подобревший взгляд, и она поняла, что прощена.
— Так широко, что я не могла, — сказала она. — А в другом сапоге как? Сухо?
— В другом сухо, — сказал он. — Левый дырявый, давно воду пускает.
Тем не менее Антон стащил с ноги и правый сапог. Сухую портянку с правой ноги намотал на покрасневшую от стужи левую стопу.
— Чтоб обидно не было. Мокрый сапог, зато сухая портянка.
Он уже не злился, и у Зоськи отлегло на душе — все-таки он молодчина, этот Антон Голубин.
— Наверно, замерз? Давай пробежим! — предложила она, но Антон не поддержал ее и неторопливо поднялся с берега, тщательно вытер снегом испачканные в грязи руки.
— Согреюсь. Мороз небольшой.
— Куда теперь — не пойму даже. Пуща там вроде, так?
— Там, — подтвердил он. — Где-то тут должна быть дорога. А тебе куда — на Островок?
— Ага, на Островок. Дозорцев сказал. Там ребята на заставе переправят через Неман.
С этой стороны речки заболоченный берег густо порос кочковатым кустарником, среди которого едва ли не до колен топорщилась пожухлая, засыпанная снегом трава, и они шли, прокладывая между кустов и кочек две пары глубоких следов. Наверно, эти следы следовало как-то замаскировать, но Зоська не знала, как тут их можно было замаскировать, и не удивилась, когда Антон ей сказал:
— Ты иди за мной. Чтоб в один след.
— Правильно!
Болото всюду хорошо промерзло и надежно держало человека, в траве было сухо, мелкие лужицы вымерзли до дна, и под ногами иногда жестко хрупало — нетолстый ледок легко ломался в траве.
— Зося! — каким-то особенным голосом сказал вдруг Антон и обернулся. Она едва не наткнулась на него сзади и тоже остановилась, уставясь в его озабоченное и даже омраченное чем-то лицо. — Зося, я должен тебе сказать…
— Что?
— Знаешь… Я — в самоволке, — сказал он и внимательно посмотрел на нее. Она ничего не поняла.
— В какой самоволке? В разведке…
— В том-то и дело, что не в разведке. Я солгал тебе. Меня никто не посылал, я сам…
— Как — сам?
— Сам. Как узнал, что ты идешь на такое дело… Не выдержал. И вот…
Зоська, сдвинув брови, непонимающе глядела в его омраченное переживанием лицо, и смысл его слов не сразу доходил до ее сознания. В самоволке? Почему в самоволке? Почему — она ушла и он не выдержал? Но вот она стала понимать что-то, и смешанное чувство участия и почти испуга охватило ее.
— Что же ты наделал?
— Вот наделал, — развел он руками. — Теперь поздно переделывать.
— Нет, ты должен вернуться! — спохватилась она. — Что ты! Тебя же за такое дело…
— А тебя? — с какой-то непонятной убежденностью прервал он. — Ты же в первой деревне влипнешь. Пропадешь ни за понюшку.
— Почему? — еще больше удивилась она.
— Почему? Тебе объяснить почему? Что ты умеешь? Перелезть через речку ты умеешь? Обмануть полицая сможешь? На документ свой надеешься? Так первый же бобик все сразу поймет. А ну дай твой аусвайс!
Не в состоянии побороть все растущее замешательство, она сунула руку за пазуху и из специально пришитого для того кармашка в сачке достала измятую книжицу аусвайса.
— Ну вот, — разочарованно сказал он. — Кто так документ носит? Разве деревенские девки этак аусвайсы прячут? Надо было обернуть в бумажку да завязать в чистую тряпицу. Да спрятать под седьмую одежку. А у тебя — все наготове. Теперь фотография, — сказал он и умолк, разглядывая фото на документе. — Ну, конечно, сразу видать: паспорт одного возраста, а фото другого. Старое фото с чужого документа. Да и печать… Ну кто так печати ставит! — возмутился он. — Руки бы тому обломать и за порог выбросить. Смотри, даже буквы не сходятся.
Она заглянула в развернутую в его руках книжицу: действительно, поддельные буквы на ее фотографии заметно отличались от действительных на странице аусвайса и шли как-то криво, словно расползаясь от влаги. Хотя вчера аусвайс она не замочила нисколько.
— Ну, видишь? Как за тебя не бояться?
Похоже, он был в чем-то прав, ее подготовили не слишком тщательно, и она очень легко может влипнуть. Но как и чем оправдается он? Ведь целая ночь отсутствия в лагере не останется незамеченной. Как тогда он объяснит эту свою отлучку? Тревогой за Зосю Нарейко? Не будет ли это смешно и нелепо? И кто в это поверит?
Ошеломленная свалившимся на нее открытием, Зоська прислонилась спиной к ольхе и стояла, не в состоянии придумать что-нибудь путное. Она только смотрела на свой злосчастный аусвайс с такой малоудачной фотографией, оторванной от ее довоенного студенческого билета.
— Так что же нам делать?
Антон слегка примял сапогами черный полегший папоротник и пожал плечами.
— Пойдем вместе. Авось я обузой для тебя не стану.
— Ты обузой не станешь, наоборот! — заверила Зоська. — Но…
— Вроде муж и жена, идем в Скидель к матери. Там действительно у тебя мать, могут проверить.
— Ну что ты, какая жена?..
— Не хочешь женой — сестрой будешь. А что? Вдвоем, знаешь, надежнее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.