– Я слышал, они являются членами тайного общества.

Белль вся напряглась в ожидании и повернулась к собеседнику.

– «Рыцари Золотого Круга»?

– Да, – он быстро осмотрелся по сторонам, словно испугался, что их могут подслушать, и не продолжил разговор, пока не убедился – поблизости никого нет. – Многие обладающие властью мужчины Нового Орлеана являются членами «Рыцарей», сеньорита Боннвайвер, однако эту тему лучше не обсуждать.

– Браггетт тоже входил в это общество?

– Я слышал, что да. Сеньор Мурден – генерал. На счет сеньора Проскауда не уверен. Браггетт занимал высокий пост, – он снова пожал плечами, – генерал или полковник, не знаю.

– И оба, Мурден и Проскауд, жаждали мести Томасу Браггетту?

– А разве остальные – нет? – заметил ДеБрассе. Ответ звучал скорее утвердительно, чем вопросительно.

– А вы, мистер ДеБрассе?

Тот улыбнулся.

– Не могу сказать, что очень сожалею о его смерти, но я не убивал его.

– А вы знаете, кто это сделал? – Белль играла в опасную игру и понимала это, но другого выхода нет. ДеБрассе – либо убийца, либо источник информации, которая могла привести к убийце. В любом случае, нужно продолжать.

ДеБрассе покачал головой.

– Нет, а если бы и знал, сеньорита Боннвайвер, то сразу же забыл бы об этом. Сеньор был опасным человеком, но тот, кто его убил, вероятно, еще опаснее.

Белль скосила глаза в его сторону. Это угроза?

Линн возилась с жакетом своей амазонки, расправляла его на груди, дергала за манжеты, завязывала и развязывала шелковые тесемки на шее. Во время утренней прогулки с Трейсом хотелось выглядеть особенно элегантно, поэтому она встала очень рано, чтобы тщательно продумать туалет. Амазонка была сшита из легкой ткани небесно-голубого цвета, жакет в стиле «болеро» едва доходил до талии, которую обхватывал темно-синий бархатный пояс. Из-под жакета выглядывала шелковая кремовая блузка, а завитые волосы были высоко заколоты на затылке. В животе словно порхали бабочки. Сегодня Линн не до завтрака.

Решив не надевать шляпку в тон платью, Линн вышла из спальни и спустилась по лестнице. Из холла доносился аромат кофе с цикорием.

Трейс встретил ее у входа в столовую.

– Белль, я уже позавтракал, но вы не спешите. Я подожду вас в конюшне.

– О нет, – возразила Линн. – Я, пожалуй, не стану завтракать, мне не хочется есть, – она взяла его под руку и они вышли из дома. Меньше всего ей хотелось столкнуться в столовой с Трекстоном или Тревисом. Она тихо стояла в тени конюшни, наблюдая, как Трейс с конюхом седлают лошадей.

Когда Трейс взял ее за руку, чтобы помочь сесть на лошадь, Линн почувствовала, как по телу разливается приятное тепло.

Они скакали бок о бок, Трейс сидел верхом на огромном сером в яблоках жеребце, а Линн на грациозной красивой рыжей кобыле, пушистая грива и хвост которой были почти такого же оттенка, что и волосы девушки.

Трейс направил лошадей через хлопковые поля. Бескрайние просторы цветущих растений на первый взгляд напоминали нетронутую снежную долину, хотя кое-где виднелись работники. Плантации табака уже почти были готовы к сбору урожая, высокие копьевидные стебли растений тянулись к небу, густые заросли превратились в непроходимый лес.

Линн даже не задумывалась, куда они направляются и как далеко отъехали, она просто скакала рядом с Трейсом и слушала, как он описывает растения и делится планами по поводу нового урожая. Ум и тело переполняло сознание его близости, она думала о широких плечах Трейса, крепких мускулах и красивых руках и умирала от желания ощутить их объятия. Из расстегнутого ворота рубашки виднелись черные шелковистые волосы, отливающие на солнце синевой. Светло-серые брюки плотно обтягивали длинные, стройные ноги, подчеркивая каждый изгиб.

Пока Трейс говорил, указывая на расположенную в отдалении фабрику, Линн изучала его профиль, упиваясь видом скул, переходящих в ложбинки щек и далее в волевой подбородок. Черные брови дугами окаймляли серые глаза, которые – она знала об этом даже не глядя – таили в себе тепло и прошлую боль. Линн вспомнила, как Белль пересказала отрывок из дневника Евгении, где говорилось о Трейсе. Со слезами на глазах боролась с переполнявшим ее желанием прикоснуться к нему, разгладить пальцами морщинки вокруг рта и между бровями.

– Вон там есть небольшая рощица из сосен и дубов, – прервал Трейс размышления Линн. – А рядом ручей. Это одно из самых любимых моих мест, – он улыбнулся. – Особенно в жаркий день. Не желаете ли устроить привал и немного отдохнуть?

Их глаза встретились, серый туман с зеленоватой синевой моря, и девушка почувствовала, как учащенно забилось сердце.

– Да, – от избытка переполнявших ее чувств, Линн почти шептала.

Трейс поскакал первым, и через несколько минут они уже находились у маленького ручья в окружении душистых сосен, могучих высоких дубов и изобилия разноцветных полевых цветов.

– Давайте помогу вам спешиться, – предложил Трейс. Он обвил руками талию Линн и легко приподнял из седла. Но далее, когда ее ноги коснулись земли, он не спешил отпускать девушку. Наоборот, обнял и прижал изящное тело к себе, ее грудь к своей груди.

Линн тоже хотелось обвить руками шею Трейса, обнять его так же крепко, но ее ладони оказались прижатыми к его груди. Линн молча смотрела в глаза Трейса. Вольности, которые она уже позволила ему, считались неприличными для незамужней леди, а те, что еще позволит, будут граничить со скандалом и позором, но она не сделала ни малейшего усилия оттолкнуть его. Никогда ранее Линн не позволяла мужчине обнимать или целовать себя. Никогда раньше не испытывала желания или потребности знать, что ее любит мужчина, но сейчас, с Трейсом Браггеттом, испытала и то, и другое. Она нуждалась в этих чувствах, хотела их.

Трейс наклонил голову и бесконечное мгновение его губы находились совсем рядом от губ Линн, словно он не был уверен, следует ли продолжать. Ее сердце забилось в груди в бешеном ритме, дыхание застряло в груди, пульс участился, и в то же мгновение его рот завладел ее губами и мир вокруг закружился в безумном танце. Впервые в жизни Линн чувствовала, как страсть заполняет тело, пробирается в каждую клеточку, проникает в кровь и завоевывает чувства и ощущения. И также впервые в жизни весь окружающий мир перестал существовать, остался только этот красивый мужчина, покоривший ее сердце с первой встречи.

Его губы обожгли ее подобно языкам пламени, они ласкали и требовали взамен уступчивости, и в то же время поцелуй был до странного нежным, нес в себе обещание и любовь.

Линн застонала от неожиданно приятной, сладостной боли, разливающейся по телу и с возрастающей напряженностью отдающейся в нижней части живота. Губы слегка приоткрылись, и в следующее мгновение его язык обжег ее рот изнутри, поцелуй превратился в настойчивую, экзотическую, интимную ласку. Ничего подобного она никогда не испытывала. Линн еще крепче прижалась к мужчине, желая его близости, пальцы скользнули в расстегнутый ворот рубашки. Каждое движение его губ, языка внутри ее рта и рук на спине вызывали в Линн волну неописуемого удовольствия, наполняя страстью, и довели до такого состояния, что она уже не могла здраво мыслить и рассуждать. Сейчас в мире существовал только Трейс и те удивительные ощущения, которые он вызывал в ее теле.

Трейс был не в состоянии отпустить девушку и знал это совершенно точно. Если прежде удавалось контролировать свои чувства и эмоции, то в момент, когда их губы соединились, он позабыл обо всем на свете и с каждой следующей секундой, пока язык продолжал исследовать бархатистое тепло ее рта, реальность переставала существовать.

Уже несколько дней она дразнила его одним своим присутствием, и у Трейса появилась мысль, что он сходит с ума от одиночества. Ни разу после смерти Майры женщине не удавалось настолько завладеть его вниманием и мыслями.

Он не заметил, когда ее руки обняли его за плечи, пальцы погрузились в волосы, а поцелуй, сначала такой невинный и нежный, запылал такой же страстью, что и его собственный. Трейс ощутил, что ее прикосновения разрушают неприступные стены, возведенные им в глубине своего сердца, сдерживающие чувства и эмоции, а в венах тает лед.

Его рука уже сжимала ее упругую грудь, а большой палец ритмично поглаживал сосок, который затвердел под тонким слоем ткани. Он услышал, как девушка замерла от удовольствия, горячая волна окатила тело, и страсть вспыхнула с такой силой, что Трейс чуть не упал на колени.

Где-то за пределами рощи, на хлопковом поле надсмотрщик что-то крикнул одному из рабочих, и голос эхом отозвался в тихом утреннем воздухе. Этот звук ворвался в сознание Линн, она очнулась от грез, оторвала свои губы от рта Трейса и перевела дыхание. Руки дрожали.

– Прошу тебя, не надо, – прошептала Линн полным отчаяния голосом. – Я… не могу этого сделать…

Продолжая стоять в его объятиях, она опустила глаза, не желая, чтобы Трейс увидел в них слезы. Девушка поняла, что полностью потеряет контроль над собой, если позволит ему и дальше целовать себя, и с радостью и готовностью отдастся во власть бушующей страсти, вызванной его ласками.

В этот же день, позднее, Линн сидела на диване напротив Терезы, которая старательно плела тонкое кружево и ругалась, если у нее что-то не получалось.

Евгения уехала на прогулку с Эдвардом, мужчины тоже куда-то разъехались, так что Линн решила, что появилась прекрасная возможность поговорить с Терезой.

– Джей очень нервничает из-за свадьбы? – спросила Линн. – Мне говорили, с мужчинами всегда так, когда приближается день венчания.

Тереза рассмеялась.

– Ну, раз ты об этом заговорила, признаюсь, что последнее время он ужасно раздражителен, словно что-то не дает ему покоя. Полагаю, твои догадки верны, он просто нервничает из-за свадьбы.

– А как его семья?

– О, у мистера Проскауда дела идут хорошо. Уверена, теперь, когда мой отец ему больше не мешает, он победит на выборах.

– Выборах? – переспросила Линн, внезапно сосредоточив внимание на последнем слове.

Тереза уколола иголкой палец, ругнулась и продолжила:

– Я забыла, ты же живешь не в нашем штате. Несколько лет назад мистер Проскауд состязался с моим отцом за пост сенатора, после этого лишился почти всего, в основном благодаря моему отцу.

Линн молчала в надежде услышать продолжение.

– Джей говорит, что теперь, учитывая политику Линкольна в отношении рабства, мистер Проскауд планирует снова вступить в борьбу за сенаторское кресло. Конечно, если Юг пойдет войной на Север, мистер Проскауд пересмотрит свое лояльное отношение к правительству Юга, – Тереза поднесла рукоделие к глазам, окинула критическим взглядом и продолжила дальше: – А еще Джей говорит – его отец получил надежную поддержку, что, полагаю, могло бы сильно взбесить моего отца. Но теперь, когда папа мертв, у мистера Проскауда, скорее всего, не возникнет никаких проблем.

Линн уставилась на Терезу, не в силах поверить услышанному. Неужели Тереза не понимает, какой серьезный повод для убийства был у отца ее жениха? Девушка закусила нижнюю губу. Конечно, Тереза очень отчетливо дала понять – ее совершенно не интересует, кто убил отца, зачем же тогда задумываться над такими вещами, как мотив убийства?

– Мистер Проскауд считает, что будет война?

– Да, хотя и недолгая. Джей говорит, скорее всего, короткая, только, чтобы показать янки, что мы не позволим собой помыкать.

Линн кивнула. Очевидно, в шкатулке Браггетта не было бумаг о выборах, или Белль просто об этом не упомянула. Линн посмотрела в окно, голова кружилась от только что полученной информации. Необходимо съездить в город и обо всем рассказать Белль.

Белль тщательно продумала дальнейшие действия. Отлично, что Линн удалось ускользнуть из «Шедоуз Нуар» и привезти информацию о Проскауде. Возможно, именно это позволит раскрыть убийцу Томаса Браггетта и освободить отца из тюрьмы. Оставалось только надеяться, что Линн сможет избежать объятий Трейса и нападок Трекстона – пока с братьев не будет снято подозрение. На ее нервной системе и уверенности никак не сказалось сообщение Линн, как Тревис в присутствии остальных заявил, что видел ее в городе. Белль, закусив губу, молча выслушала сестру. Придется действовать более осторожно.

Она в последний раз посмотрела в зеркало, окинув себя оценивающим взглядом, прежде чем покинуть отель. Голубой и зеленый – ее любимые цвета, но надетое сегодня зеленое шелковое платье не совсем подходило для утренних прогулок, а светлый оттенок ткани не слишком соответствовал тому, что она собиралась сделать. Белль провела рукой по небесно-голубой оборке юбки, взбила пышные рукава, оставляющие обнаженной большую часть рук, и расправила кружева на достаточно глубоком вырезе, чтобы заинтриговать, но не показаться вызывающей.

Белль улыбнулась. Она готова для встречи с Харкортом Проскаудом. Захватив маленькую сумочку, украшенную крупными голубыми и белыми бусинками, вышла из комнаты. У стойки регистрации Белль испытала сильное облегчение, узнав, что у Пьера Луши выходной, затем осторожно поинтересовалась у молодого служащего, где джентльмены Нового Орлеана обычно собираются, чтобы обсудить дела.

– Мадемуазель, – заметил тот, одновременно шокированным и предостерегающим тоном. – Леди не ходят в «Наполеон-Хаус».

Белль презрительно фыркнула.

– Я же не сказала, что ХОЧУ туда пойти, а просто спросила, куда ходят мужчины, – развернувшись на каблуках, Белль зашагала по вестибюлю. – Леди не ходят в «Наполеон-Хаус»! – передразнила она. – Дурак!

Уже на улице она подошла к швейцару у входа и задала тот же вопрос. Швейцар, очевидно, не придерживался таких строгих правил, как служащий в отеле, и просто указал рукой.

Прямо на противоположной стороне улицы расположилось трехэтажное здание, выступающие из покатой крыши мансардные окна свидетельствовали о дополнительном этаже. Здание венчал восьмиугольный купол. Все окна были закрыты, а по второму этажу протянулась очень простая, без украшений, галерея. Подойдя ближе, Белль смогла рассмотреть маленькую вывеску над входом на Чартрез-стрит, гласящую, что это и есть «Наполеон-Хаус». Дверь и окна кафе были распахнуты настежь.

Белль заглянула внутрь. Мальчик, стоящий у двери, потянул за веревку, привязанную к огромному опахалу, свисающему с потолка. С каждым рывком веревки, опахало двигалось из стороны в сторону, создавая легкое дуновение над головами посетителей, сидевших за расставленными в зале маленькими круглыми столиками.

– Харкорт Проскауд здесь? – шепотом спросила у мальчика Белль.

Тот кивнул и указал не невысокого представительного мужчину, который как раз уходил через деверь в противоположном конце зала, выходящую на Сент-Луи. Белль опустила в ладошку мальчика монетку и быстро пошла по тротуару, свернула за угол и увидела, что Харкорт движется в ее направлении. Девушка с безразличным видом пошла навстречу, но Проскауд, очевидно, более проворный, чем казался внешне, отступил в сторону, пропуская ее, приподнял шляпу, широко улыбнулся и продолжил путь.

– Черт, – буркнула Белль себе под нос, повернулась и последовала за Проскаудом, который, оказывается, шел в «Сент-Луи», где присоединился к группе мужчин, собравшихся у аукциона. Однако, Проскауда, похоже, аукцион не интересовал, он был увлечен беседой с одним из мужчин. Джей совершенно не походил на отца, и Белль могла только предположить, что свое длинное худое тело он унаследовал от матери. Что же касается темно-каштановых волос Джея, то здесь можно было только гадать – Харкорт был совершенно седой, а над верхней губой красовались густые усы. На щеках играл румянец, а черты лица не были ни грубыми, ни утонченными.

Раскрыв шелковый веер, Белль с безразличным видом медленно пошла по вестибюлю, прокладывая себе путь между толпящимися мужчинами, пока наконец не остановилась рядом с Проскаудом, который не обратил на нее ни малейшего внимания.

Задетая таким поведением, Белль притворно споткнулась и налетела на него.

– Ах, извините меня ради Бога, сэр, – растягивая слова, сказала она, соблазняюще хлопая ресницами и стараясь придать своему голосу как можно больше очарования и загадочности. – Какая я неуклюжая! – она взмахнула веером.

– Ну что вы, мадемуазель, напротив, – Харкорт снял шляпу и отвесил низкий поклон. – Молодая леди, обладающая такой красотой, как вы, не может быть неуклюжей, – пока он раскланивался, Белль увидела, как на самой макушке блеснула лысина.

Она вполоборота обернулась к аукционисту, когда тот выкрикнул цену, и из-за плеча бросила на Харкорта смущенный взгляд.

– Прошу меня извинить, что прервала вас, сэр. Пожалуйста, не позволяйте мне и дальше надоедать вам.

Харкорт рассмеялся.

– Надоедать? О нет! Вообще-то я как раз собирался уходить, но… – он сделал паузу и улыбнулся. – Вы окажете мне огромную честь, если согласитесь выпить со мной стаканчик чего-нибудь освежающего.

– Звучит заманчиво, но… – Белль напустила на себя смущенный вид. – Нас должным образом не представили друг другу, и я боюсь…

Он взял ее руку, поднес к губам и запечатлел поцелуй.

– Харкорт Проскауд, мадемуазель, владелец плантации «Кипарисовая роща» в Новом Орлеане, к вашим услугам.

– О-о, – протянула Белль, стараясь придать голосу радостные нотки. – Плантация! А почему бы нет, я обожаю плантации, – она взмахнула веером и приняла предложенную Проскаудом руку. – А я Бе… Линн Боннвайвер. Мой отец владеет плантацией в Виксберге, недалеко от Натчеза. Вы когда-нибудь бывали в Виксберге, мистер Проскауд?

Они вошли в бар, примыкающий к ротонде. Сквозь высокие окна и стеклянную крышу лились снопы солнечных лучей, отражаясь яркими сияющими бликами на мраморном полу. Помещение украшали буйно разросшиеся папоротники, цветущие азалии и фуксии.

– Нет, моя дорогая, мне никогда не доводилось посещать ваш чудесный город, но, возможно, теперь предоставится такая возможность.

Белль усмехнулась.

– Что ж, сэр, вполне возможно.

Тревис стоял в конце ротонды и всматривался в толпу. Он мог поклясться, что видел, как Белль вошла в отель. Его лоб пересекла хмурая складка. Тревис находился в «Наполеон-Хаусе», пытаясь поправить больную после похмелья голову, когда поднял глаза и заметил ее стоящей в дверном проеме. По крайней мере, думал, что стояла именно она. К тому времени когда удалось оторваться от стула, девушка уже ушла. За ту уйму минут, которые понадобились, чтобы пробраться между столами в переполненном кафе, когда каждый шаг давался с трудом и грохотом отдавался в голове, она исчезла.

У входа в отель промелькнула голубая юбка того же цвета, как и платье девушки, стоявшей на пороге «Наполеон-Хаус». Тревис решил зайти туда.

Он медленно обошел вестибюль, поглядывая на разгуливающих по галерее людей, затем сунул голову в распахнутые двери бара.

Белль, внезапно почувствовав, что на нее кто-то пристально смотрит, тайком бросила взгляд из-за плеча и чуть не закричала. На пороге бара стоял Тревис. Она вжалась в стул, стараясь казаться как можно меньше. Лучше было бы стать совсем невидимой, но, к сожалению, это невозможно. Белль рывком раскрыла веер и принялась обмахиваться им, как сумасшедшая.