— Как странно, — сказал Вориш. — Выходит, будто все, что мог дать туземцам медицинский центр, в конечном счете заставляет их умирать от голода при отличном состоянии физического здоровья.
      Вернувшись к себе, Вориш первым делом отправился повидать Уэмблинга.
      — Я насчет поля для гольфа, — сказал он. — Как вы намерены поступить с деревней туземцев в лесу?
      — Снесу ее, — ответил Уэмблинг. — Она же заброшена. Вероятно, прошли уже годы с тех пор, когда там жили туземцы.
      — Давайте поедем и осмотрим ее, — предложил Вориш.
      Уэмблинг охотно согласился. Вероятно, он надеялся уговорить Вориша на удлинение периметра. Его хорошо охраняемые машины уже успели врезаться в лес. Уэмблинг повел Вориша в обход машин по тропе, ведущей в деревню. Она стояла на овальной расчистке, в одном конце которой и приютилась кучка туземных построек.
      — Видите? Просто заброшенная деревушка, — сказал Уэмблинг.
      Он начал заходить в хижины. Вориш, оглядевшись, заметил очень странный предмет. Между двумя деревьями была натянута туземная плетеная материя, покрытая толстым слоем глины. На высохшей глине виднелись математические символы.
      — Что это такое? — воскликнул он.
      Из хижины вышел Уэмблинг.
      — Она необитаема уже несколько лет, — орал он. — Впрочем, я все равно не стал бы ее тут оставлять. Она находится как раз на месте восьмой лунки.
      Вориш рассматривал математические символы.
      — Как?.. Это задача из области межзвездной навигации! Значит, это и есть деревня Учителя! Но зачем туземцам математика столь высокого порядка? — Он отвернулся, недоуменно качая головой.
      Вориш подошел к Уэмблингу, вылезающему из очередной хижины после ее осмотра.
      — Извините, — начал Вориш, — но я не имею права позволить вам что-либо здесь делать без согласия туземцев.
      Уэмблинг шутливо ткнул его пальцем под ребро.
      — Не валяйте дурака. Вы же не захотите порушить мой великий проект из-за кучки травяных хижин. Пусть туземцы подают на меня в суд. Суд меня не остановит. Он просто оценит стоимость этих хижин — не больше одного кредита за все, а туземцам проигранное дело обойдется в пятьдесят тысяч. Чем скорее они израсходуют свои деньги, тем скорее перестанут мне мешать.
      Вориш сказал твердо:
      — Космический Флот не предназначен для того, чтобы доставлять вам удовольствие. Полученный мной приказ содержит отдельный пункт о защите туземцев и их святилищ, равно как и вас и вашей собственности. Возможно, суд вас не остановит, но я — остановлю.
      Сказал и ушел, оставив Уэмблинга бросать ему в спину убийственные взгляды.
      — Он думает — я блефую, — говорил вечером Вориш Смиту. — Я заметил, что его машины уже нацелились на деревушку. Некоторые люди не могут не поддаться искушению проверить блеф, даже если знают, что от этого может не поздоровиться им самим.
      — Надеюсь, ты понимаешь, что суешь голову в петлю? — спросил Смит.
      — Флотский командир, если он боится высунуть шею, не стоит ни гроша.
 
      Когда машины пробились на расчистку, где стояла деревня, люди Вориша уже были готовы. Сам он вместе со Смитом сейчас стоял неподалеку от посадочного поля и смотрел, как Уэмблинг обсуждает что-то со своей рабочей командой, жестикулирует, а потом уступает им дорогу. Передовая машина рванулась и раздавила первую хижину. Вориш тут же отдал сигнал своим людям начинать. Отделение бойцов с оружием на изготовку быстро спустилось по склону и заняло деревню. Машины, лязгая, остановились. В это время уже подошли и Вориш со Смитом, к которым бросился разозленный Уэмблинг.
      — У вас есть разрешение туземцев?
      Уэмблинг с трудом обуздал свой гнев.
      — У меня есть хартия. А как я ее использую — не ваше дело.
      — А я думаю — мое, — ответил ему Вориш. — Давайте проведем с вами юридическую проверку. Возможно, что Суд и впрямь присудит вас лишь к штрафу за эти хижины. — Потом он обратился уже к Смиту: — Арестуйте этих людей и остановите все работы на строительстве. Священное для туземцев место было осквернено и нам придется приложить немало усилий, чтобы предотвратить восстание населения.
      Затем Вориш вернулся к себе на «Хилн» и написал рапорт. Позже к нему присоединился Смит, лицо которого прямо расплывалось от улыбки.
      — Ладно, дело сделано, — сказал он. — Уэмблинг сидит под домашним арестом, работы прекращены, у рабочих бессрочный отпуск. Они в восторге, Уэмблинг — на грани инсульта. Ты уверен, что мечтал именно о таком развороте событий?
      — Да, это именно то, чего я добивался. Мы столкнулись с хитроумным заговором, цель которого — прикрыть гнусное жульничество Уэмблинга, и я знаю только одного человека, который имеет достаточное влияние и способен произвести столько шума, чтобы Командование вмешалось в эту историю.
      — И кто же это?
      — Сам Уэмблинг. Мы с тобой всегда действуем по команде — от низшего к высшему. Он же начинает рассылать свои жалобы во все стороны и орать во весь голос. Если он доведен до бешенства, то именно так и поступит.
      — Что он взбешен, так это точно. И жалобы шлет во всех направлениях. Я хотел предложить изолировать его от Центра Связи.
      Вориш отрицательно мотнул головой.
      — Я хочу получить копию каждого его послания. Немедленно. К тому времени, когда Командование поймет важность моего доклада, его жалобы посыплются к ним десятками из всех и всяких инстанций. Хотел бы я видеть, как они положат мой доклад под сукно на этот раз!
 
      Строительство Уэмблинга стояло на мертвой точке уже три недели, когда Вориш снова посетил туземную деревню. Талита Варр реквизировала самую большую хижину под больницу для детей, и теперь он увидел, как она работает. Талита была так занята со своими юными пациентами, что еле заметила своего гостя.
      Он не знал, что рассказал ей Хорт о хладнокровном предварительном отчете медицинской части «Хилна». Дети, принявшие участие в эксперименте, были действительно истощены — буквально все — и, насколько медики могли установить, флотские рационы ничего в этом отношении не изменили. Эксперимент продолжался, но медики уже сейчас были готовы принять теорию Хорта: туземцы так адаптировались к диете из колуфа, что лишь специальная пища, близкая по составу к этому мясу, могла успешно его заменить. Теперь медики размышляли по поводу того, что могло бы стать таким заменителем.
      В рощице, куда выходила главная улица деревни, Форнри и Хорт сидели в тыквенных креслах и тихо беседовали. Оба обрадовались приходу Вориша, распорядились принести еще кресло и фляжки с напитком. Поблизости несколько пожилых туземцев лежали в своих гамаках, тихо покачиваясь под дыханием морского бриза. Вориш отметил про себя их спокойную беседу, прерываемую задумчивыми долгими паузами, и подивился мудрости старцев, возложивших руководство планетой не на Старейшину, а на Форнри. Опасность, исходившую от Уэмблинга, нельзя было устранить болтовней стариков, покачивающихся в своих гамаках. Форнри сказал с тревогой в голосе:
      — Правда ли, что у вас могут быть неприятности из-за того, что вы нам помогаете?
      — Меня все время запугивают самыми суровыми карами, — ответил Вориш. — Последний раз это проделал не кто иной, как Уэмблинг — сегодня утром. Самое худшее, что мне грозит, как мне кажется, — это что меня отзовут и поговорят со мной на басах. Более серьезные меры потребовали бы публичного разбирательства, то есть вывешивания кучи грязного белья. А этого друзья мистера Уэмблинга никак не захотят.
      — Коммодор — оптимист, — вмешался Эрик Хорт. — Он купил время для вашего драгоценного Плана, за что может заплатить своей военной карьерой. Сюда уже отправлен адмирал, который первым делом освободит Уэмблинга и его людей из-под ареста, а коммодора Вориша арестует.
      — Этот адмирал — мой старый друг, — сказал Вориш с улыбкой. — Если он меня и посадит, то сделает это очень нежно.
      Хорт с выражением отвращения махнул рукой.
      — Если Уэмблингу найдется что сказать, а он, думаю, найдет что, то на завтрак ему подадут жареные уши коммодора. На тарелочке. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы вы как следует использовали то время, которое он вам купил. Если ваш План заключается лишь в том, чтобы дразнить Уэмблинга и мешать ему, пока он не сбежит с планеты, то я официально вам заявляю, что ничего подобного не произойдет.
      Покинув деревню, Хорт и Вориш обнаружили Талиту, сидевшую на пляже. Она печально смотрела в далекое море.
      — Не могу понять, — сказала она. — Список больных растет как на дрожжах.
      Эрик Хорт, пребывавший в состоянии раздраженности еще во время беседы с Форнри, набросился на Талиту с настоящей яростью.
      — Не можешь понять, в чем дело? Неужто ты хочешь сказать, что до сих пор не видишь, что происходит? Ты что — ослепла?
      — Что… что ты имеешь в виду?
      — Все население планеты находится в различных стадиях голодания, а ты не можешь понять, почему растет список больных! Ты знаешь, сколько колуфов поймали вчера в этой деревне? Всего двух, и очень маленьких. А в нормальных условиях их нужно для такой деревни от шестнадцати до двадцати, чтобы люди наелись. Попробуй есть каждый день одну восьмую своего дневного рациона, и поглядим, надолго ли у тебя хватит сил.
      Талита попыталась встретить его взгляд, но у нее не получилось. Она никак не могла оторвать глаз от следов своих ног, оставленных на мокром песке. Затем встала и пошла к деревне.
      Хорт крикнул:
      — Куда ты идешь?
      Она даже не ответила. Хорт и Вориш обменялись взглядами, и последовали за ней. Она подошла к большой хижине, которую превратила в госпиталь, и они ждали ее снаружи, пока она медленно переходила от одного ребенка к другому. Когда она вышла, ее лицо было белее мела.
      — Я была слепа, — прошептала она.
      — А как давно ты осматривала стариков? — спросил Хорт. — Охотники на колуфов должны поддерживать свои силы — охота на этого зверя требует чудовищной затраты энергии. Если они обессилеют, в деревнях тут же начнется массовый мор от голода. Первыми едят охотники, а старики, которые дают обществу мало, столько же и получают от него — они едят последними. Они лежат в своих гамаках и ждут, когда придет смерть. Неужели ты не видела, как в каждой деревне почти каждую ночь загораются костры смерти?
      — Я была слепа, — слабо повторила она. — Но почему же доктор Фоннел не распознал, что это такое?
      — Голодание — болезнь нецивилизованных обществ. Думаю, он никогда с ней не сталкивался.
      — Дяде придется выписать пищу для туземцев.
      — Слишком поздно. Об этом надо было думать еще до того, как он начал стройку. Врачи коммодора Вориша пробовали кормить детей туземцев флотскими рационами. Они не нашли такой еды, которая давала бы нужное количество калорий и нужное сочетание витаминов и минеральных веществ. Люди, которые привыкли есть только колуфа, не усваивают другой пищи.
      Талита спрятала лицо в ладони.
      — Это моя вина. Это я подала дяде идею курорта. Я уговорила и убедила его!
      — Может, да, а может — нет, — мрачно сказал Хорт. — Но зато я гарантирую, что никому не удастся отговорить его от этого.
 
      Вориш выставил почетный караул, когда адмирал Милфорд Корнинг прибыл на флагманском корабле «Малдара». Адмирал был низенький, но суетливый человек, которого его же люди любовно называли за глаза «Наша старушенция». Он остановился на верхней площадке трапа, чтобы принять рапорт Вориша, а затем быстро спустился вниз, где они и пожали руки.
      Адмирал сказал Воришу: «Рад видеть вас, Джим», — на что последний ответил: «Прекрасно выглядите, сэр». Закончив этот ритуал, оба пошли обходить ряды почетного караула.
      Дойдя до конца последней шеренги, Корнинг сказал:
      — Ну, на один день мне почестей вполне хватит. Пойдем куда-нибудь, где можно поболтать.
      — У вас или у меня? — спросил Вориш.
      Адмирал втянул в себя глоток морского воздуха.
      — Джим, я уже шесть месяцев парюсь в этой банке. Давай прошвырнемся по пляжу.
      Они вышли за пределы охраняемого периметра и сели на валуны, где волны прибоя тихо улеглись у самых ног. Жуткое опустошение, вызванное стройкой, отсюда не было видно. Ближайший часовой стоял метрах в пятидесяти. Корнинг снова затянулся ароматным морским воздухом и заметил:
      — Чудесное местечко. Твои ребята, видать, получили от него уйму удовольствия. Да и ты смотришься недурно. — И после молчания: — Джим, что все-таки тут у вас происходит?
      — Не уверен, что Командование показало вам мои доклады, — ответил Вориш. — Поэтому я распорядился снять для вас копии.
      Он вручил их Корнингу, а потом отошел от него на несколько шагов и стал смотреть, как тихие волны набегают на берег. Адмирал быстро листал страницы рапортов. Наконец Корнинг сказал:
      — Ладно. Я прочел достаточно, чтобы понять суть. Вечером дочитаю. И какие же официальные шаги были предприняты?
      — А никаких, — ответил Вориш.
      — Ты хочешь сказать, что ты официально представил им эти документы, а Командование никаких действий не предприняло?
      — Ни один рапорт не удостоился подтверждения. Когда я послал запрос о предпринятых действиях, Командование ответило в том духе, что они положены под сукно.
      Губы Корнинга сложились так, будто он засвистел.
      — Я с тобой совершенно согласен. Это грязная история, а значит, чьи-то головы должны полететь. Тебя это не касается. Твой долг был отрапортовать о ситуации, что ты и сделал. Садись.
      Вориш устроился на ближайшем валуне.
      — Продолжим. Что там за история с туземными хижинами?
      — Согласно полученным приказам, я тут третейский судья, — ответил Вориш. — Я должен поддерживать мир. Это означает, что я защищаю Уэмблинга от крутых выходок туземцев, но одновременно я же защищаю туземцев от произвола, нарушения обычаев, оскорбления священных мест и т.д. Смотри параграф седьмой.
      — Я его читал.
      — Идея, как я понимаю, была такая: если туземцы угрожают жизни и собственности граждан Федерации, то они вряд ли нуждаются в защите. Но те заброшенные хижины туземцы зовут «Деревней Учителя», а само место имеет важное религиозное значение.
      — Ага! Тогда, согласно букве приказа, эта деревня является святилищем! Я так понимаю, этот Уэмблинг ворвался туда и стал все рушить и уничтожать?
      — Именно так он и сделал.
      — И ты предупредил его заранее, что он должен получить разрешение туземцев, а он тебя высмеял. До этого момента твои действия не только правильны, но заслуживают награждения, и никто тебя ни в чем обвинить не может. Но почему ты арестовал Уэмблинга и прикрыл его стройку? Почему не заставил его разбить свое поле для гольфа где-нибудь еще? Если бы он стал на это жаловаться, то сам превратился бы в объект насмешек. Остановив работы, ты нанес ему ущерб и в деньгах, и во времени. Сейчас у него серьезная причина для жалоб. А связи у него — о-го-го!
      — Я запер его ради его собственной безопасности, — сказал Вориш.
      — Его безопасности? — как эхо отозвался Корнинг.
      — Он осквернил священное для туземцев место. Если бы туземцы восстали, я бы оказался ответственным. Поэтому я посадил его под арест и ограничил передвижение его рабочих.
      Корнинг громко расхохотался.
      — Вот это здорово! Для его личного блага! Ладно. Это я поддержу. В общем, из-под расстрела, считай, я тебя вытащил.
      — Неужто они думали этим развлечься? — ухмыляясь, спросил Вориш.
      — Собирались… Собираются принять жесточайшие меры, — уже серьезно сказал адмирал. — Мне это не понравилось. Однако приказ есть приказ. Ты вернешься в галактику на «Хилне» под арестом, чтобы предстать перед Военным Трибуналом.
      — Рад это слышать. Жду не дождусь, чтобы описать действия Уэмблинга перед широкой публикой.
      — Этого Командование не захочет, и если ты будешь настаивать на открытом заседании Трибунала, они, полагаю, попросят тебя забыть обо всем случившемся и даже вынесут благодарность. Так что — стой на своем.
      — Буду, — пообещал Вориш. — Закрытое слушание ничего не даст, за исключением того, что меня могут пристрелить. Рад, что оставляю Лэнгри в добрых руках.
      — Но не в моих. Нет, — сказал Корнинг. — Во всяком случае, только на короткий срок. Сюда направляется 984-я эскадра. Одиннадцать кораблей. Командование не желает рисковать, что ситуация выйдет из-под контроля. Командующий — вице-адмирал Эрнест Доллман. Отличный парень. Знаешь его?

18

19