— �звините, пожалуйста. Я не могу подняться, чтобы принять вас. — Его голос сильно дрожал. — Мои ноги больше ни на что не годятся, — продолжал он. — Мой голос почти исчез. Мои глаза и руки, уже не те, что раньше. К счастью, аппетит хороший, и аппетита столько, сколько и надежды. — Он засмеялся. — Что вы хотите, господа?

Брэндон приблизился и отдал карточку. Старик сидел в инвалидной коляске, завернутый в длинные покровы с ярким рисунком. На верстаке лежал кусок дерева. Это была почти законченная голова женщины, выделявшаяся захватывающей выразительностью. Брэндон открыл рот.

— Вы прибыли издалека, мистер Брэндон, — сказал Петерсон. — Не только затем, чтобы увидеть меня, несомненно.

— Мы не ожидали вас увидеть, — сказал Брэндон. — Мы… Мой секретарь в старой книге нашел намек на скульптора по дереву, который жил здесь.

— Когда датирована эта книга?

— Она издана сто сорок лет назад, — сказал Паркер.

— О! В таком случае, это намек на моего деда, а может быть, на прадеда. Мы, Петерсоны, скульпторы по дереву с тех поколений, коих я и счесть не смогу. Ноя последний. Мои сыновья достигли более высокого положения. Мои дочери вышли замуж за фермеров — за хороших фермеров. Они процветают. А я, так как мой руки дрожат, я трачу останки своего таланта на безделушки.

— Я видел дерево, — сказал Брэндон. — Я думал, что здесь, как и на Земле, деревья не растут.

— Здесь по-другому, — сказал Петерсон. — Теперь ничего не растет. Но Петерсоны выращивали деревья, потому что скульпторы по дереву нуждаются в древесине. Долгое время эта культура была секретом семьи. Когда рубили дерево, всегда было готово новое зерно, чтобы положить в почву. Но не теперь. Я не выращиваю деревьев, потому, что не проживу достаточно долго, чтобы их использовать. То, которое вы видели, — последнее. Когда я его срублю, на Белоумане больше не будет скульпторов по дереву… Но вы отправились в такую даль не для того, чтобы слушать вздор старика.

— Может быть, это последнее дерево во всей Галактике, — сказал Брэндон.

Старик вздохнул.

— Может быть. Деревья выращивают с химикатами. Это долго и утомительно. Я от сердца отдал этот секрет многим людям, но никто не заинтересовался. Чего ради вкладывать столько труда, если нет больше скульпторов, чтобы использовать эту древесину?

Брэндон взял коробку из рук Паркера и открыл ее.

— Я приехал сюда ради этого, — сказал он.

Побелевшие руки с выпуклыми венами приподняли скрипку. С глазами, блестящими от волнения, рассматривая со всех сторон, Петерсон поднес ее к свету.

— Великолепно, — прошептал он. — Великолепно! Но что это такое?

— Скрипка, — ответил Брэндон. — Музыкальный инструмент.

— Ах! В то время были настоящие мастера, и настоящие музыканты тоже. — Он широко улыбнулся Брэндону. — Я благодарю вас за то, что показали мне это. Мне трудно передвигаться, но я отправился бы далеко, чтобы увидеть это. Великолепно.

— Я хочу, чтобы вы ее отремонтировали, — сказал Брэндон.

Улыбка рассеялась. Петерсон покосился на дыру, потрогал опытной рукой.

— Зачем?

— Зачем? — Брэндон уставился на него. — Затем, что я хочу видеть ее восстановленной. У нас есть чертеж ее, какой она должна быть. Я хочу научиться играть.

Петерсон взглянул на чертеж и на скрипку. Медленно покачал головой. Последнее нежное прикосновение, и он снова положил инструмент в футляр.

— Нет, —сказал он. —Я очень сожалею, но… нет.

— Но почему? Дерево ведь ваше ремесло, не так ли?

— У моего деда был музыкальный инструмент, — сказал Петерсон. — Флейта. Он ходил играть в поля. Даже животные приходили его слушать. Я видел их собственными глазами. �сполнял он удивительную музыку. Я извлекал какие-то звуки, но не музыку. Музыка умирает вместе с музыкантом.

— Что стало с флейтой? — спросил Брэндон, которому в мыслях уже виделась коллекция бесценных музыкальных инструментов.

— Я похоронил ее, — сказал Петерсон, — Это был очень, очень древний инструмент, вроде этой скрипки. Секрет музыки передавался от владельца к владельцу, но мой дед так и не нашел человека, который захотел бы учиться. Когда он умер, его музыка тоже умерла. Музыка этой скрипки умерла. — Он осторожно похлопал по футляру. — Похороните ее, — сказал он.

— Глупости, — сказал Брэндон. — Это великолепное произведение. Вы сами сказали. Что за беда в том, чтобы восстановить ее, даже если человек не умеет играть?

— Вы вызываете врача перед агонией? Нет. Может быть, он сможет ее замедлить, но он не сможет вылечить умирающего. Я с радостью исцелил бы вашу скрипку, если бы смог заставить ее говорить вновь. Но раз я не могу ее исцелить, я не стану ее чинить. Похороните ее.

— Я хорошо вам заплачу, —сказал Брэндон. — У вас есть дерево, у вас есть талант, вы долго не работали.

— Слишком долго, —произнес он дрожащим голосом. — Работай я всю жизнь, даже тогда я не смог бы ее исцелить. Я не ожидал, что вы поймете. Музыка — древняя музыка — не такая, как сейчас. у нас музыкальные машины, а они не имеют души. Древняя музыка… Я знаю, потому что слышал игру моего деда. — Он с опаской закрыл футляр. — Я очень огорчен, что вы даром так далеко ехали.

— Знаете ли вы кого-нибудь другого, кто смог бы её починить? Петерсон покачал головой.

— Я — единственный. Скоро я умру, и тогда больше никого не будет.

Брэндон принял вызывающий вид, вздернул голову и сказал дерзко:

— Я не думаю, что вы полностью отдаете себе отчет в том, кто я есть. Даже на этой безвестной пасмурной планете…

— Вы — человек, владеющий мертвой скрипкой, а я не хочу вам помогать. — Петерсон повернулся к верстаку и взял резец.

— Пошли, — сказал Брэндон.

До приезда в город он не проронил ни слова. Там он загремел:

— Старый гордец. Я ему покажу, какой он единственный.

В Парту, переливающемся и космополитическом, Брэндон осматривал заводы, посещал собрания, произносил речи и скупал дерево. Неумолимый Паркер шел от победы к победе в своих поисках владельцев скульптур Тора Петерсона или его отца, деда и бесчисленных Петерсонов-предков. Деревянные шкатулки с резными крышками, статуэтки, настенные панно, подносы, резные чашки. Были старинные деревянные часы с боем, с механизмом, двигавшим парад деревянных кукол.

Перечень рос в длину и становился все более разнообразным. Брндон также покупал и предметы попроще. В Парту торговаливсегда, и партусинцы полагали, что продадут вещь в любом случае. Брэндон скупал скульптуры или принимал их даром, когда делали подарки.

Более изысканные предметы зачастую были наследством, но у Брэндона имелись деньги, влияние и дар убеждения. Он использовал эти три вещи с щедростью или с жестокостью, смотря по обстоятельствам.

За несколько дней он собрал самую обширную коллекцию дерева во всей Галактике, коллекцию, заставлявшую Гарри Моррисона бледнеть от зависти. Он условился также, обещая кругленькую сумму Тору Петерсону, чтобы тот оставлял ему все следующие поделки.

— Теперь мы можем вернуться, — весело сказал он Паркеру, — и отремонтировать скрипку.

Брэндон кропотливо изучил свою коллекцию и в конце концов согласился пожертвовать одной шкатулкой. �нженер из Полаивер взял ее, разобрал на части и принялся учиться обрабатывать дерево. Вырезал кусочки, собрал, чтобы получить желаемую толщину, подровнял их и склеил. Брэндон обуздывал свое нетерпение, предлагая инженеру не торопиться. Он воистину не желал быстрого завершения.

Наконец инженер закончил. Он отыскал в коллекции Брэндона вещь, которая лучше всего подошла бы по хрупкой фактуре скрипке.

Он отскоблил ее, срезал тонкие стружки, на которые Брэндон взирал уныло, пряча их про запас. Он не знал, на что они пойдут, но это была, бесспорно, древесина. С хирургической точностью инженер выровнял растрескавшиеся края дыры. С хирургической точностью он вырезал деталь и вклеил.

Кусок отклеился.

Разочарование Брэндона немного умерилось от прибытия скульптур, отправленных на деньги Петерсо на из Парту: маленькая дощечка, та, над которой работал старик, когда они к нему приходили, и две крошечные шкатулки с очень незатейливой резьбой на крышке. Брэндон окинул их критическим взглядом и решил, что это низкое качество.

Он похлопал инженера по спине.

— Это первая попытка. — Он ликовал. — Продолжайте. Техник попробовал второй, затем третий раз. Находчивый и терпеливый, он сумел соединить кусок с основой скрипки.

Дыра была заклеена.

Радость Брэндона хлынула через край. Он вызвал одного из своих химиков и приказал ему воспроизвести глянец скрипки на заплате. Химик удалился, ворча, далеко не в восторге от предшествующих опытов инженера. Дело не двигалось и причиняло ему столько страданий, что он ворчал даже на Брэндона, но, в конце концов, его упрямство было далеко не бесполезным.

— Наконец-то, — сказал Брэндон. — Мы продвигаемся.

Профессор Вельц, Брэндон и его специалисты исследовали рисунок скрипки. Они опознали подставку, скрипичные колки, которые тут же вырезали техники. Они отождествили также гриф, но Брэндон не решался жертвовать еще одним предметом для того, чтобы пустить его на столь важную для дела древесину. Решили сделать гриф из пластика. К тому же профессор Вельц утверждал, что он не был важнейшей деталью и что природа его не изменит звучания. Со струнодержателем тоже была проблема, потому что на чертеже он был скрыт рукой скрипача, но находчивый инженер приделал маленькую перекладину, вокруг которой обмотали струны. Узнать, из чего были сделаны струны, было задачей посложнее. Наконец профессор Вельц нашел выход. Для этого ему пришлось провести длительное исследование значения слова «струна» в древних языках. Он рекомендовал некий вид фибры, о котором Брэндон никогда не слышал.

Брэндон заказал фибру… в метрах. �нженер нарезал струны и прикрепил их на скрипку. Брэндон, натянув пальцем, поиграл на одной струне. Скрипка издала вязкий, но музыкальный «динь».

— Удалось, — закричал Брэндон.

Профессор Вельц продемонстрировал, каким образом действуют колки и как расположение пальцев меняет звучание. По прошествии одной недели Брэндон умел играть на струнах и исполнял простенький, но узнаваемый мотив.

Через две недели он приобрел некоторую технику.

— А теперь перейдем к смычку, который музыкант держит в другой руке, — сказал профессор Вельц.

— Какой к черту смычок, — сказал Брэндон. — Я исполняю музыку. Что еще вы хотите от музыкального инструмента?

Моррисон пришел полюбоваться достижениями Брэндона и опечалился, осмотрев коллекцию дерева.

В течение еще одной недели Брэндон, преисполнившись веселья, натирал воском свои деревяшки; из Парту пришла вторая ценная посылка.

В одной из шести коробок, рельефно вырезанная, лежала скрипка чудесного воспроизведения.

— Каков мерзавец, — пробормотал Брэндон.

Он вообразил себе старого Тора Петерсона, склоняющегося над верстаком, чтобы вырезать ее без единого изъяна, руководимого только своей памятью, без сомнения, единственного человека во вселенной, умеющего обрабатывать дерево.

Брэндон поднялся и нервно зашагал по комнате. Снова сел за стол, желая подтвердить свои обязательства. Он позвал Паркера.

— Мы отправляемся на Белоуман.

Невозмутимый Паркер понял сразу:

— Снова?

— Организуйте это, — сказал Брэндон. — Я смогу полететь через два дня.

Снова пролетели они над городом льющегося дождя, чтобы затем окунуться в благотворную негу сверкающего солнца. Поля спелого хлеба волновались под ними. Брэндон вертелся во все стороны, выискивая знакомые места. Они миновали стремительную реку и вновь приземлились среди построек фермы. Брэндон спрыгнул на землю, Паркер последовал за ним, осторожно прижимая скрипку,

— Того дерева там больше нет, — сказал Паркер.

— Он сообщил, что использовал его, — сказал Брэндон.

Они пошли прямо к мастерской, и Брэндон уже взялся за ручку двери, когда чей-то голос остановил его. Молодая женщина, которую они встретили в первый приезд, подбежала к ним.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мы хотели бы видеть мистера Петерсона, — сказал Брэндон.

— Я сожалею. Папа умер. Он умер месяц назад.

Брэндон промолчал.

— Я сожалею, — повторила молодая женщина.

— Я тоже, тоже сожалею, — сказал Брэндон.

Они развернулись. Медленно добрались до планера. Медленно взлетели.

Брэндон коснулся руки Паркера,

— Остановимся где-нибудь, — сказал он. — Мне нужно подумать.

Паркер приземлился на лужайку около глубокого русла реки.

Брэндон. отошел со скрипкой в футляре под мышкой, сел на пригорок, который возвышался над речными водоворотами.

Он очень отчетливо видел лицо старого Тора Петерсона с седыми волосами, глубокими морщинами, задумчивыми впалыми глазами.

«Музыка этой скрипки умерла».

Брэндон открыл коробку и коснулся струн.

Динь.

«У моего деда был один музыкальный инструмент. Флейта. Он ходил играть в поля. Даже животные приходили его слушать».

«Музыка умирает вместе с музыкантом».

Динь.

Внутри скрипки полустертая надпись: «Джекоб Рейманн в � Бел Хауз, Саутмарк, Лондон, 1688». Почти тысяча лет. Вечно великая музыка. Динь.

У Брэндона возникло внезапное и острое предчувствие музыки. Он слышал, как парит жалобный стон, словно поющая стрела, странная и околдовывающая, уходит в небытие с прозрачной нежностью. Он слышал непостижимую сюиту, последовательность нот, молниеносное тональное движение, сирену, ослепительно прекрасную и губительную.

� он увидел публику, тысячи людей, потрясенных, безмолвных от восторгов.

Динь.

Брэндон нагнулся над рекой и бросил скрипку.

Не обращая внимания на крик ужаса Паркера, он смотрел, как заколдованный, на скрипку, которая закружилась в полете. Она коснулась воды с едва слышным всплеском и, к изумлению Брэндона, поплыла. Какое-то мгновение она легко покачивалась на волне, затем нырнула в стремнину, ударилась об одну скалу, затем о другую и скрылась в облаке щепок и брызг.

Брэндон отвернулся. Снова ему послышалась музыка, но на этот раз это было приглушенное журчание реки и шелест теплого ветра в сухой траве луга.