Год живет, другой живет, - крошится старый дуб, шире дупло.
      На третий год узнала про то дупло Белка. Прискакала. Видит: дуб, в дубу - рыдка с собачью голову. Спрашивает:
      - терем-теремок, кто в тереме живет?
      - Жил Дятел пестрый, нос вострый, жил Скворец - первый в роще певец, теперья я живу - Сыч. Попадешь мне в когти - не хнычь. А ты кто?
      - Я Белка - по веткам скакалка, по дуплам сиделка. У меня зубы долги, востры, как иголки. Ступай из терема вон, порка цел!
      Испугался Сыч- белки, улетел.
      Натаскала Белка моху, стала в дупле жить.
      Год живет, другой живет - крошится старый дуб, шире дупло.
      На третий год узнала про то дупло Куница. Прибежала, видит: дуб, в дубу - дыра с человечью голову. Спрашивает:
      - Терем-теремок, кто в тереме живет?
      - Жил Дятел пестрый, нос вострый, жил Скворец - первый в роще певец, жил Сыч - попадешь к нему в когти - не хнычь, теперь я живу 0 Белка - по веткам скакалка, по дуплам сиделка. А ты кто?
      - Я - Куница - лесная хищница. С трашней Хоря, со мной не спорь зря. Ступай-ка из терема вон, пока цела.
      Испугалась Белка Куницы, ускакала.
      Ничего не татаскала Куница, стала так в дупле жить: на своей шерстке.
      Год живет, другой живет - крошится старый дуб, шире дупло.
      На третий год узнали про то дупло пчелы. Прилетели.; Видят: дуб, а дубу - дыра с лошадиную голову. Кружат, жужжат, спрашивают:
      - Терем-теремок, кто в тереме живет?
      - Жил Дятел пестрый, нос вострый, жил Скворец - первый в роще певец, жил Сыч - попадешь к нему в когти - не хнычь, жила Белка - по веткам скакалка, по дуплам сиделка, теперь я живу - Куница - лесная хищница. А вы кто?
      - Мы пчелиный рой - друг за дружку горой; Кружим, жужжим, жалим, грозим большим и малым. Ступай-ка из терема вон, пока цела!
      Испугалась Куница пчел, убежала.
      Натаскали пчелы воску, стали в дупле жить. Год живут, другой живут крошится старый дуб, шире дупло.
      На третий год узнал про то дупло Медведь. Пришел. Видит: дуб, в дубу - дырища в целое окнище. Спрашивает:
      - Терем-теремок, кто в тереме живет?
      - Жил Дятел пестрый, нос вострый, жил Скворец - первый в роще певец, жил Сыч - попадешь емиу в когти - не хнычь, жила Белка - по веткам скакалка, по дуплам сиделка, жила Куница - лесная хищница, теперь мы живем - пчелиный рой - друг за дружку горой. А ты кто?
      - А я Медведь, Мишка, вашему терему крышка!
      Влез на дуб, просунул голову в дупло, да как нажмет!
      Дуб-то пополам и расселся, а из него - считай-ка, сколько лет копилось:
      шерсти,
      да сена,
      да воску,
      да моху,
      да пуху,
      да перьев,
      да пыли,
      да пх-х-х!..
      Теремка-то и не стало.
      ЧЕЙ НОС ЛУЧШЕ?
      Мухолов-Тонконос сидел на ветке и смотрел по сторонам. Как только полетит мимо мужа или бабочка, он сейчас же погонится за ней, поймакет и проглотит. потом опять сидит на ветке и опять ждет, высматривает. Увидал поблизости дубоноса и стал жаловаться ему на свое горькое житье.
      - Очень уж мне утомительно, - говорит, - пропитание себе добывать. Целый день трудишься-трудишься, ни отдыха, ни покоя не знаешь, а все впроголодь живешь. Сам подумай: сколько мошек надо поймать, чтобы сытым быть. А зернышки клевать я не могу: нос у меня слишком тонок.
      - Да, твой нос никуда не годится! - сказал Дубонос. - То ли дело мой! Я им вишневую косточку, как скорлупу, раскусываю. Сидишь на месте и клюешь ягоды. Вот бы тебе такой нос.
      Услыхал его Клест-Крестонос и говорит:
      - У тебя, Дубонос, совсем простой нос, как у Воробья, только потолще. Вот посмотри, какой у меня замысловатый нос! Я им круглый год семечки из шшишек вылущиваю. Вот так.
      Клест ловко поддел кривым носом чешуйку еловой шишки и достал семечко.
      - Верно, - сказал Мухолов, - твой нос хитрей устроен!
      - Ничего вы не понимаете в носах! - прохрипел из болота Бекас-Долгонос. - Хороший нос должен быть прямой и длинный, чтоб им козявок из тины доставать удобно было. Поглядите на мой нос!
      Посмотрели птицы вниз, а там из камыша торчит нос длинный, как карандаш, и тонкий, как спичка.
      - Ах, - сказал Мухолов, - вот бы мне такой нос!
      - Постой! - запищали в один голос два брата кулика - Шилонос и Кроншнеп-Серпонос. - Ты еще наших носов не видал!
      Поглядел Мухолов и увидал перед собой два замечательных носа: один смотрит вверх, другой - вниз, и оба тонкие, как иголка.
      - Мой нос для того вверх смотрит, - сказал Шилонос, - чтоб им в воде всякую мелкую живность поддевать.
      - А мой нос для того вниз смотрит, - сказал Кроншнеп-Серпонос, чтобы им червяков да букашек из травы таскать.
      - ну, - сказал Мухолов, - лучше ваших носов и не придумаешь!
      - да ты, видно, настоящих носов и не видал! - крякнул из лужи Широконос. - Смотри, какие настоящие носы бывают: во-о!
      Все птицы так и прыснули со смеху, прямо Широконосу в нос!
      - Ну и лопата!
      - Зато им воду щелокчить-то как удобно! - досадливо сказал Широконос и поскорей опять кувырнулся головой в лужу.
      - Обратите внимание на мой носик! - прошептал с дерева скромный серьенький Козодой-Сетнонос. - У меня он крохотный, однако служит мне и сеткой и глоткой. Мошкара, комары, бабочки целыми толпами в сетку-глотку мою попадают, когда я ночью над землей летаю.
      - Это как же так? - удивился Мухолов.
      - А вот как! - сказал Козодой-Сетконос, да как разинет зев, - все птицы так и шарахнулись от него.
      - Вот счастливец! - сказал Мухолов. - Я по одной мошке хватаю, а он ловит их сразу сотнями!
      - Да, - согласились птицы, - с такой пастью не пропадешь!
      - Эй вы, мелюзга! - крикнул им Пеликан-Мешконос с озера. - Поймали мошку - и рады. А того нет, чтобы про запас себе что-нибудь отложить. Я вот рыбку поймаю - и в мешок себе отложу, опять поймаю - и опять отложу.
      Поднял толстый Пеликан свой нос, а под носом у него мешок, набитый рыбой.
      - Вот так нос! - воскликнул Мухолов, - целая кладовая! Удобней уж никак не выдумаешь!
      - Ты, должно быть, моего носа еще не видал, - сказал Дятел. - Вот, полюбуйся!
      - А что же на него любоваться? - сказал Мухолов. - Самый обыкновенный нос: прямой, не очень длинный, без сетки и без мешка. Таким носом пищу себе на обед доставать долго, а о запасах и не думай.
      - нельзя же все только об еде думать, - сказал Дятел-Долбонос. - Нам, лесным работникам, надо инструмент при себе иметь для плотничьих и столярных работ. Мы им не только корм себе добываем, но и дерево долбим: жилище устраиваем, и для себя и для других птиц. Вот у меня какое долото!
      - Чудеса! - сказал Мухолов. - Столько носов видел я нынче, а решить не могу, какой из них лучше. Вот что, братцы: становитесь вы все рядом. Я посмотрю на вас и выберу самый лучший нос.
      Выстроились перед Мухоловом-Тонконосом Дубонос, Крестонос, Долгонос, Шилонос, Широконос, Сетконос, Мешконос и Долбонос.
      Но тут упал сверху серый Ястреб-Крючконос, схватил Мухолова и унес себе на обед.
      А остальные птицы с перепугу разлетелись в разные стороны.
      ЧЬ И ЭТО НОГИ?
      Летал Жаворонок высоко над землей, под самыми облками. Поглядит вниз - сверху ему далеко видно, - и поет:
      Я ношусь под облаками,
      Над полями и лугами,
      Вижу всех, кто подо мной,
      Всех под солнцем и луной.
      Устал петь, спустился и сел на кочку отдыхать.
      Вылезла из-под дерева Медянка и говорит ему:
      - Сверху ты все видишь, - это правда. А вот снизу никого не узнаешь.
      - Как это может быть? - удивился Жаворонок. - Непременно узнаю.
      - А вот иди, ложись со мной рядом. Я тебе буду снизу всех показывать, а ты отгадывай, кто идет.
      - Ишь какамя! - говорит Жаворонок. - Я к тебе пойду, а ты меня ужалишь. Я змей боюсь.
      - Вот и видно, что ты ничего не знаешь, - сказала Медянка. - первое я не змея, а просто ящерица; ва второе - змеи не жалят, а кусают. Змей-то и я боюсь: зубы у них такие длинные, и в зубах - яд. А у меня, глячди-ка: малюсенькие зубки. Я ими не то что от змеи, от тебя и то не отобьюсь.
      - А где у тебя ноги, если ты ящерица?
      - да зачем мне ноги, если я по земле ползаю не хуже змеи?
      - Ну, если вправду ты - безногая ящерица, - сказал Жаворонок, - так мне тебя бояться нечего.
      Соскочил с кочки, лапки под себя поджал и лег рядом с Медянкой.
      Вот лежат они рядышком, Медянка и спрашивает:
      - Ну-ка ты, верхогляд, узнавай, кто идет и зачем он сюда пожаловал?
      Взглянул Жаворонок перед собой и обмер: идут по земле высоченные ноги, через большие кочки, как через малые комочки земли, шагают, пальцами в землю след вдавливают.
      Перешагнули ноги через Жаворонка и пропали: не видать больше.
      Медянка на Жаворонка посмотрела и улыбнулась во весь рот.
      Облизнула сухие губы тонким язычком и говорит:
      - Ну, друг, видно не разгадал ты моей загадкди. Кабы ты знал, кто через нас шагнул, так не испугался бы. Я вот лежу и смекаю: две ноги высоких, пальцев на каждой счетом три больших, один маленький. И знаю уж: птица идет большая, высокая, по земле гулять любит - хороши ходули для ходьбы. Так оно и есть: Журавль эжто прошел.
      Тут Жаворонок встрепенулся весь от радости: Журавль ему знакомый был. Спокойная птица, добрая, - не обидит.
      - Лежи, не пляши! - щашипела на него Медянка. - Гляди: опять ноги идут.
      И верно: ковывляют по земле голые ноги, неизвестно чьи.
      Пальцы словно лоскутами клеенки обшиты.
      - Отгадываф! - говорит Медянка.
      ЖЭаворонок думал-думал, - никак не может припомнить, чтобы прежде такие ноги видел.
      - Эх ты! - засмеялась Медянка. - Да ведь это совсем просто отгадать. Видишь: пальцы широкие, ноги плоские, по земле идут - спотыкаются. Вот в воде с ними удобно: повернешь ногу боком - она воду как ножом режет: растопыришь пальцы - и весло готово. Это Чемга-нырец - водяная такая птица - из озера вылезла.
      Вдруг упал с дерева черный комок шерсти, приподнялся с земли и пополз на локтях.
      Присмотрелся Жаворонок, а это вовсе не локти, а сложенные крылья. Повернулся комок боком - сзади у него цепкие звериные лапки и хвост, а между хвостом и лапками кожа натянута.
      - Вот чудеса! - сказал Жаворонок. - Кажется, крылатая тварь, как и я, а на земле узнать ее никак не могу.
      - Ага! - обрадовалась Медянка. - не можешь узнать. Хвастался, что под луной всех знаешь, а Летучей-то Мыши и не узнал.
      Тут Летучая Мышь вскарабкалась на кочку, расправила крылья и улетела к себе на дерево.
      А уж из-под земли другие ноги лезут.
      Страшные лапы: короткие, мохнатые, на пальцах тупые когти, жесткие ладошки в разные стороны вывернуты.
      Затрпепетал Жаворонок, а Медянка говорит:
      - Лежу, гляжу и смекаю: лапы в шерсти - значит, звериные, короткие, как обрубки, и лоадошками врозь, а на толлстых пальцах когтищи здоровые. на таких ногах по земле шагать трудно. А вот под землей жить, землю лапами рыть да назад ее за собой отбрасывать - очень даже удобно. Вот вышло у меня: подземный зверь. Крот называется. Гляди, гляди, а то он сейчас опять под землю уйдет.
      Зарылся Крот в землю - и опять нет никого.
      Не успел Жаворонок в себя прийти, глядь: бегут по земле руки.
      - Это что за акробат? - удивился жаворонок. - Зачем ему четыре руки?
      - А по веткам в лесу прыгать, - скащала Медянка. - Ведь это же Белка-векша.
      - Ну, - говорит Жаворонок, твоя взяла: никого я на земле не узнал. Дай-ка теперь я тебе закадку загадаю.
      - Загадывай, - говорит Медянка.
      - Видишь в небе темную точку?
      - Вижу, - говорит Медянка.
      - Отгадай, какие у нее ноги?
      - Да ты шутишь! - говорит Медянка. - Где ж мне так высоко ноги разглядеть?
      - Какие тут шутки! - рассердился Жаворонок. - Уноси свой хвост подобру-поздорову, пока не сгребли тебя эти когтистые лапы.
      Кивнул Медянке на прощанье, вскочил на лапки и улетел.
      КУКУШОНОК
      Кукушка сидела на березе среди рощи.
      Вокруг нее то и дело мелькали крылья. Птицы хлопотливо сновали между деревьями, высматривали уютные уголки, таскали перышки, мох, траву.
      Скоро должны были появиться на свет маленькие птенчики. Птицы заботились о них. Они спешили, вили, строили, лепили.
      А у Кукушки была своя забота. Она ведь не умеет ни гнезда вить, ни птенцов воспитывать. Она сидела и думала:
      "Вот посижу здесь и погляжу на птиц. Кто лучше всех себе гнездо выстроит, той и подкину свое яйцо".
      И Кукушка следила за птицами, спрятавшись в густой листве. Птицы не замечали ее.
      Трясогузка, Конек и Пеночка выстроили себе гнезда на земле. Они так хорошо спрятали их в траве, что даже в двух шагах нельзя было заметить гнезда.
      Кукушка подумала:
      "Эти гнезда ловко спрятаны! Да вдруг придет Корова, нечаянно наступит на гнездо и раздавит моего птенца. не подкину своего яйца ни Трясогузке, ни Коньку, ни Пеночке".
      И стала высматривать новые гнезда.
      Соловей и Славка свили гнезда в кустах.
      Кукушке понравились их гнезда. да тут прилетела вороватая Сойка с голубыми перьями в крыльях. Все птицы кинулись к ней и страрались прогнать ее от своих гнезд.
      Кукушка подумала:
      "Сойка всякое гнездо разыщет, даже гнезда Соловья и Славки. И утащит моего птенчика. Куда же мне подбросить свое яйцо?!
      тут на глаза Кукушке попалась маленькая Мухоловка-Пеструшка. Она вылетела из дупла старой липы и полетела помогать птицам прогонять Сойку.
      "Вот отличное гнезщдо для моего птернца! - подумала Кукушка. - В дупле его Корова не раздавит и Сойка не достанет. Подкину свое яйцо Пеструшке!"
      Пока Пеструшка гонялась за Сойкой, Кукушка слетела с березы и снесла яйцо прямо на землю. Потом схватила его в клюв, подлетела к липе, просунула голову в дупло и осторожно опустила яйцо в Пеструшкино гнездо.
      Кукушка была очень рада, что пристроила наконец своего птенца в наденое место.
      "Вот какая я ловкая! - думала она, улетая. - Не всякая Кукушка догадается подкинуть свое яйцо Пеструшке в дупло".
      Птицы прогнали Сойку из рощи, и Пеструшка вернулась в свое дупло. Она и не заметила, что в гнезде прибавилось одно лишнее яйцо. Новое яйцо было почти такое же маленькое, как любое из ее четырех яиц.
      Ей надо было пересчитать их, но маленькая Пеструшка не умела считать даже до трех. Она спокойно уселась высиживать птенцов.
      Высиживать пришлось долгол, целые две недели. Но Пеструшка не скучала.
      Она любила сидеть в своем дупле. Дупло было не широкое, не глубокое, но очень уютное. Пеструшке больше всего гнравилось, что вход в него был совсем узенький. Она сама с трудом в него пролезала. Зато она была спокойна, что никто не заберется в ее гнездо, когда она будет улетать за кормом для своих птенцов.
      Когда Пеструшке хотелось есть, она звала своего мужа - пестрого Мухолова. Мухолов прилетал и садился на ее место. Он терпеливо дожидался, пока Пеструшка досыта наестся бабочек, комаров и мух. А когда она возвращалась, он взлетал на ветку, как раз против дупла, и весело распевал:
      - Тц! Крути, крути! Крути, крути! - При этом он быстро крутил своим черным хвостом и потряхивал пестрыми крылышками.
      Коротенькая у него была песня, но Пеструшка слушала ее с удовольствием.
      Наконец Пеструшка почувствовала, будто кто-то шевелится под ней. Это был первый птенчик - голый, слепой. Он барахтался среди скорлупок яйца. Пеструшка сейчас же унесла скорлупки из гнезда.
      Скоро появились на свет еще три птенчика. теперь Пеструшке и Мухолову прибавилось хлопот. Надо было кормить четырех птенчиков и высиживать пятое яйцо. Так прошло несколько дней. Четыре птенчика подросли и покрылись пушком.
      Тут только вышел из яйца пятый птенец. У него была очень толстая голова, большущий рот, покерытые кожицей глаза навыкате. И весь он был какой-то жилистый, нескладный.
      Мухолов сказал:
      - Не нравится мне что-то этот уродец. Давай выкинем его из гнезда?
      - Что ты! Что ты! - испугалась Пеструшка. - не виноват же он, что таким родился.
      С этой минуты у Мухолова и Пеструшки не стало отдыха: до ночи таскали птенцам корм и убирали за ними в гнезде. Всех больше ел пятый птенец.
      А на третий день случилось несчастье.
      Мухолов и Пеструшка улетели за кормом. Когда же прилетели, увидели двух своих пушистых птенчиков на земле под липой. Они ударились головой о корень и разбились насмерть.
      Но как они могли выпасть из дупла?
      Пеструшке и Мухолову некогда было горевать и раздумывать. Оставшиеся птенцы громко кричали от голода. Всех громче кричал уродец.
      Пеструшка и Мухолов по очереди сунули ему в рот принесенный корм. И опять улетели.
      Сейчас же уродец задом подкопался под одного из оставшихся в дупле братишек. Братишка побарахтался и угнездился в ямке на спине уродца.
      Тогда уродец ткнулся головой в дно дупла. Как руками, уперся голыми тонкими крылышками в стенки и стал задом-задом выпясиваться из дупла.
      вот пушистый птенчик, сидя в ямке на спине уродца, показался в отверстии дупла. Пеструшка в это время подлетела к липе с бабочкой в клюве. И она увидела: вдруг снизу что-то подбросило ее пушистого птенчика.
      Птенчик вылетел из гнезда, беспомощно перевернулся в воздухе и упал на землю.
      В ужасе Пеструшка выпустила бабочку, вскрикнула и кинулась к птенчику. Он был уже мертв.
      Пеструшка и тут не поняла, что выбрасывает ее пушистых птенчиков из дупла птенец-уродец. И кто бы мог подумать, что он такой злодей? Ведь ему было только три дня отроду. Он был еще совсем голенький и слепой.
      Когда Пеструшка улетела, он также подсадил к себе на спину четвертого - последнего братишку. И также, упершись головой и крылышками, неожиданным и сильным толчком вытолкнул его из дупла.
      Теперь он остался в гнезде один. Мухолов и Пеструшка погоревали-погоревали о пушистых своих птенцах, но делать нечего, - стали одного урода кормить. А он рос не по дням, а по часам. Глаза у него открылись.
      - Погляди, какой он стал толстый, - говорил Мухолов Пеструшке, когда они встречались у дупла, каждый с мушкой в клюве. - И такой обжора: прямо ненасытный чертенок!
      Но Пеструшка уже не боялась за сына. Она знала, что добрый Мухолов ворчит нарочно.
      А ненасытный птенец все рос и рос. И прожорливость его росла вместе с ним. Сколько ни приноси еды, ему все мало.
      Он уже так вырос, что заполнил собой овсе дупло. Он покрылся пятнистыми рыжими перьями, но все еще пищал, как маленький, и просил есть.
      - Что нам делать? - тревожно спрашивал Мухолов у Пеструшки. - Он перерос уже нас с тобой. И он совсем не похож на молодую Мухоловку.
      - Я и сама вижу, - грустно отвечала Пеструшка, - что он не родной наш сын. Это Кукушонок. Но теперь уж ничего не поделаешь: нельзя же оставить его умирать с голоду. Он наш приемыш. Мы должны его выкормить.
      И они его кормили с утра до ночи.
      лето кончилось. Все чаще дул сильный осенний ветер, старая липа дрожала и скрипела под его порывами. Птицы в роще собрались на юг.
      Трясогузка, Конек, Пеночка, Соловей и Славка отправлялись в путь со своими птенцами. Они звали с собой Мухолова и Пеструшку.
      А те только молча качали головой и показывали на старую липу. Из дупла ее раздавался голодный писк и высовывался широко разинутый клюв Кукушонка.
      Пеструшка каждый день упрашивала его вылезти из гнезда.
      - Смотри, - говорила она ему, - уже холода настают. И тебе и нам пора улетать отсюда. Да и опасно оставаться в гнезде: ветер с каждый днем сильней, того и гляди сломается старая липа!
      Но Кукушонок только крутил головой и по-прежнему оставался в дупле.
      Пришла холодная осень, стали исчезать мухи и бабочки. наконец Мухолов сказал Пеструшке:
      - Больше нельзя нам оставаться здесь. Летим, летим, пока сами не умерли с голоду. Все равно уж нам нечем кормить Кукушонка. Без нас он скоро проголодается и вылезет из дупла.
      Пришлось Пеструшке послушаться. В последний раз они накормили своего приемыша. Потом вылетели из рощи и понеслись на юг.
      Кукушонок остался один. Скоро ему захотелось есть, и он стал кричать. Никто не подлетел к нему.
      Напрасно он старался подальше высунуть голову из дупла, крутил ею во все стороны и кричал все громче и громче.
      Пеструшка и Мухолов были уже далеко и не могли его слышать. К вечеру он охрип от крика, но овсе еще сидел в гнезде.
      А ночью поднялась буря. Дождь хлестал в дупло.
      Кукушонок втянул голову в лпечи и сидел, прижавшись к стенке. Он весь дрожал от холода и страха.
      Ветер был такой сильный, что старая липа качалась, как травинка, и громко скрипела. Казалось, вот-вот она треснет от корня до самой макушки.
      К утру буря утихла. Кукушонок все еще сидел, прижавшись к стенке. Он не мог опомниться от страха.
      Когда солнце взошло высоко, его лучи проскользнули в дупло и согрели мокрого Кукушонка.
      За ночь к нему вернулся голос. Но он уже так ослаб от голода, что не мог подняться на ноги и высунуть голову из дупла.
      Днем в рощу пришли Мальчик и Девочка.
      Ветер поднимал с земли желтые листья и крутил в воздухе. Дети бегали и ловили их. Потом они принялись играть в прятки. Мальчик спрятался за ствол старой липы.
      Вдруг ему почудился птичий крик из глубины дерева.
      Мальчик поднял голову, увидел дупло и вскарабкался на дерево.
      - Сюда! - крикнул он сестре. - Тут в дупле кукушка сидит.
      Девочка прибежала и попросила брата достать ей птицу.
      - Я не могу просунуть руку в дупло! - сказал Мальчик. - Дырка слишком узенькая.
      - Тогда я вспугну кукушку, - сказала Девочка, - а ты лови ее, когда она полезет из дупла.
      Девочка принялась колотить палкой по стволу.
      В дупле поднялся оглушительный грохот. Кукушонок собрал последние силы, ногами и крыльями уперся в стенки и стал вырываться из дупла. Но как ни старался, не мог протиснуться наружу.
      - Смотри! - закричала Девочка. - Кукушка не может вылезти, она слишком толстая.
      - Погоди, - сказал Мальчик, - сейчас я ее вытащу.
      Он достал из кармана перочинный ножик и расширил им вход в дупло. Пришлось вырезать широкую дыру в дереве, прежде чем удалось вытащить из него Кукушонка. Он давно уже вырос с большую кукушку и был в три раза больше своей приемной матери - Пеструшки. Но от долгого сиденья в дупле он был очень неповоротлив и не умел летать.
      - Мы возьмем его с собой, - решили дети, - и будем кормить.
      Мимо пустой липы пролетали на юг птицы. Среди них была и Кукушка.
      Она увидела дупло, куда весной опустила свое яйцо, и опять подумала:
      "Какая я ловкая! Как хорошо я устроила своего птенца! Где-то он теперь? Верно, встречу его на юге".
      И она скорей полетела дальше.
      МИШКА-БАШКА
      Из прибрежных кустов высунулась толстая звериная башка, в лохматой шерсти блеснули зеленые глазки.
      - Медведь! Медведь идет! - закричали перепуганные ласточки-береговушки, стремительно проносясь над рекой.
      Но они ошиблись: это был всего только медвежонок. Еще прошлым летом он вприскочку бегал за матерью-медведихой, а этой весной стал жить сам по себе, своим умом: решил, что он уже большой. Но стоило ему только выйти из кустов, - и всем стало видно, что большая у него только голова - толстая, лохматая медвежья башка, а сам-то он еще маленький - с новорожденного теленка - да смешной: на коротких косолапых лапах, хвостишко куцый.
      В этот знойный летний день в лесу было душно, парно. Он и вышел на бережок: тут так приятно обдувал свежий ветер.
      Мишка уселся на травке, сложил короткие передние лапы на круглом брюшке. Человечком сидел, степенно поглядывал по сторонам.
      Но не надолго хватило у него степенности: он увидел под собой веселую быструю речку, перекувырнулся через голову и на собственных салазках ловко съехал с круглого бережка. Там стал на четвереньки - и давай лакать прохладную воду. Написля всласть и вразвалочку, не спеша, закосолапил вдоль берега. А зеленые глазенки так и сверкают из шерсти: где бы чего напроказать?
      Чем дальше он подвигался, тем выше и круче становился берег. Все громче и тревожнее кричали над ним ласточки. некоторые и них проносились иммо самого его носа с такой быстротой, что он не успевал разглядеть их кто такие? - и только слышал жужжанье их крылышек.
      "Ишь их тут сколько! - подумал Мишка, останавливаясь и глядя вверх. Что пчел у дупла".
      И сразу вспомнил, как прошлым летом мать-медведиха привела его с сестренкой к плечиному дуплу. Дупло было не очень высоко, и медвежата почуяли чудесный медовых запах. Вперегонки полезли на дерево. Мишка первый долез и запустил в дупло лапу. А пчелы как загудят, как накинутся на них! Сестренка завизжала и кубарем вниз. А он отведал-таки душистого сладкого меду. И опять засунул в дупло лапу и опять облизал ее. Но тут одна пчелка больно ужалила его под глаз, а другая - в самый нос. Он, конечно, не заревел, но очень быстро сокатился с дерева. Пчелки хоть совсем махонькие, а сердитые; пришлось удирать подальше в лес. А сестренка еще долго хныкала: ей так и не удалось попробовать меду.
      Сейчас Мишка с опаской поглядывал на стаю береговушек: он первый раз их видел и не совсем был уверен, птицы ли они? А вдруг они такие большие пчелы?
      Ну, так и есть: вон и дупла их - множество черных дырок под самым обрывом! То и дело вылетают из них все новые береговушки и с криком присоединяются к стае. А что кричат, - непонятно. Мишка их языка не знал. Понимал только, что сердятся.
      А ну как возьмут в работу да начнут жалить?! Ой-ой!
      А дырок-то, дырок в берегу сколько? И в каждой, наверно, полно меду. Интересно, такой же ли он сладкий, как у тех маленьких лесных пчелок?
      Под самой кручей стоял почерневший от старости ольховый пень. недолго думая, Мишка вскарабкался на него. Да нет, - где там достать!
      Мишка спустился и полез вверх по круче. Ласточки всей стаей закружились над ним и прямо оглушили его своим криком. ну да пусть: лишь бы не жалили!
      Ни одна не ужалила, - и Мишка стал карабкаться в гору храбрее.
      А гора песчаная. Мишка старается, лезет, - а песок под ним осыпается. Мишка сильней нажитмает, - песок скорей осыпается. Мишка ворчит, сердится! Наддал со всей силы. Глядь, - что такое? - вся круча поехала! И он с ней едет, едет - и приехал как риаз на то же место, откуда полез в гору...
      Сел Мишка и думает: "Как же теперь быть? Этак ввек никуда не влезешь".
      Ну да ведь Мишка - башка: живо придумал, как горю пособить. Вскочил да назад по речке, - откуда пришел. Там без труда забрался по траве на невысокий берег и опять сюда, к обрыву.
      Лег на брюхо, заглянул вниз: тут они - ласточкины дупла, - прямо под ним! Только лапу протянуть.
      Лапу протянул, - нет, не достать!..
      А ласточки над ним вьются, пищат, жужжат! Надо скорей.
      Посунулся осторожно еще впереед, обе лапы тянет, - вот уж, было, совсем достал, да - кувырк!
      Ах ты, глупая ты, толстая, тяжелая медвежья башка! Ну, куда такую башку годовалому медвежонку? ОВедь перевесила...
      Летит Мишка под кручу, через голову кувыркается, - только пыль столбом!
      Летит вниз, - сам себя не помнит, - да все шибче, шибче...
      Вдруг - раз! - его кто-то по лбу.
      И стоп: прикатил Мишка, - сидит.
      Сидит качается: очень здорово его по лбу треснули. Чихает сидит: в нос песку набилось.
      Одной лапой шишку трет на лбу: большущая шишка на лбу выскочила! Другой лапой глазенки протирает: полны глаза песку да пыли.
      Ничего толком перед собой не видит. Только будто маячит перед ним кто-то высокий, черный...
      - А-а-а, так это ты меня по лбу! - Мишка взревел. - Я ж тебя!.. Ррразоррву!
      Пал на четвереньки, встал на дыбы - лапы над головой, - да рраз! - со всей силы черному в грудь.
      Тот с ног. И Мишка не удержался: за ним следом. Да оба, обнявшись, бутлых в воду!
      А под обрывом омут-то глубокий...
      Ушел Мишка в воду весь - и с головой.
      Ну, ничего: всплыл все-таки.
      Лапами заработал, черного от себя оттолкнул: черный тоже всплыл. Мишка кое-как лягушкой, лягушкой, до того берега вплавь.
      Выскочил на берег - и без оглядки, полным ходом мах-мах - в лес!
      Береговушки за ним тучей мчатся. Кричат:
      - Грабитель! Разоритель! Прогнали, прогнали!
      Мишке и оглянуться некогда, вдруг там за ним еще тот - черный гнонится?
      А черный в отмуте плавает: это пень. Высокий, почерневший от старости ольховый пень.
      Никто Мишку по лбу не стукал: сам Мишка на пень налетел, лбом об него стукнулся, как с кручи-то летел.
      Башка-то у Мишки башка, а сам еще маленький. Многому еще учиться надо без мамы.
      Хорошо, что такая крепкая башка.
      ЗАДЕРИХВОСТ
      Хищник должен прятаться, если хочет подтаиться к добыче.
      Большой медведь бесшумно крался по лесу, осторожно переступал голыми подошвами через сухие сучки.
      Впереди на опушке была куча хвороста. За ней - луг.
      Там паслись кони. Они часто поднимали головы, нюхали ветер. Но ветер дул от них на кучу. Кони поворачивали головы против ветра и ни чуять, ни видеть хищника не могли.
      Вдруг из хвороста, как пузырек из лужи, выскочил крошечный Задерихвост - птичка ростом с сосновую шишку; носик востренький, тельце орешком, хвостик торчком.
      И шныряет он всегда понизу.
      Как от него спрячешься, когда у тебя ноги и ступают они по земле?
      Медведь пал на брюхо, вжался в мох. Да уж поздно: зазметил его Задерихвост.
      Да как затрещит!
      И откуда у крохи такой голос: за тысячу шагов вздрогнешь!
      Кони заржали, умчались.
      В яросли вскочил медведь, кинулся ловить нахального мылыша.
      Вмиг раскидал всю кучу хвороста.
      А Задерихвост мышонком проскользнул у него между ног и вспорхнул на дерево. Поди поймай его там!
      Всю охоту испортил медведю. С головой его выдал.
      И хвостик торчком!
      МЫШОНОК ПИК
      КАК МЫШОНОК ПОПАЛ В МОРЕПЛАВАТЕЛИ
      Ребята пускали по реке кораблики.
      Брат вырезла из ножиком из толстых кусков сосновой коры. Сестренка прилаживала паруса из тряпочек.