Никто не знал, кто этот таинственный разбойник:, зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных взерей и птиц только и было разговору, что о нем. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу.
      Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного зайчонка.
      Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей.
      - Я боюсь, - сказала Зинька Зинзиверу. - Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.
      Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.
      - Знаешь, - говорила Зинька, - тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.
      И они поселились за речкой.
      Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. не было по берегам и куликов. Оставались еще только утки. Они крякали, что осттанутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал - и больше уж не таял.
      Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога:, ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, - на краю своей стаи.
      - Это он, - говорила, дрожа, Зинька. - Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.
      - Невидимок не бывает, - говорил Зинзивер. - Я выслежу его, вот постой!
      И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного.
      И вот вдруг - в последний день месяца - стала река. Лед разом покрыл ее - и больше уж не растаял.
      Утки улетели еще ночью.
      Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.
      ДЕКАБРЬ
      Полетели синички в город.
      И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого нет спасенья ни днем, ни чночью, ни большим, ни маленьким.
      - Но успокойтесь, - сказал Старый Воробей. - Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда, люди сейчас же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе. Вот уже начался месяц декабрь - хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для нас, мелких пташек, и приют и еда.
      Конечно, Зинька с радостью согласилась поселиться в городе и уговорила Зинзивера. Сперва он, правда, не соглашался, хорохорился, кричал:
      - Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку!
      Но Зинька ему сказала:
      - Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год. Солнышко опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет: воробьи умеют только чирикать, вороны только каркают, а галки - галдят. В прошлом году первую весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты.
      Зинзивер как крикнет:
      - Пинь-пинь-черр! Ты права. Это я могу. Голос у меня сильный, звонкий, - на весь нгород хватит. Остаемся тут!
      Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно.
      В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни, гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том воробьином гнездышке за оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом году, теперь жило целое семейство молодых воробьев.
      Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей:
      - Слетайте-ка вон в тот домик, вон - с красной крышей и садиком. Там я видел девочку, которая все что-то ковыряла долотом в полене. Уж не готовит ли она вам - синичкам - хорошенькую дуплянку?
      Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику с красной крышей. И кого же они первым делом увидели в саду, на дереве? Того страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера.
      Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву, а в другой держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул:
      - Так, что ли?
      И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня:
      - Так, хорошо!
      И бородатый охотник большими гвоздями крепко прибил дуплянку к стволу, а потом слез с дерева.
      Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда и не видели: Манюня выдолбила в полене уютное угубокое дуплишко и даже положила в него мягкого, теплого пера, пуха и шерсти.
      Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут синичек, а Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке.
      А под самый Новый год случилось еще одно - последнее в этом году важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал за город на охоту, привез нревиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи.
      то была большущая белоснежная всова, - до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на снег, сову только с большим трудом можно было разглядеть.
      - Это злая зимняя гостья у нас, - объяснял отец Манюне и соседям: полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от ее когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда кругом снег, сами видите.
      Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова не поняли из объхяснения бородатого охотника. Но оба они отлично поняли, кого убил охотник. И Зинзивер так громко крикнул: "Пинь-пинь-черр! Невидимка!" - что сейчас же со всех крыш и дворов слетелись все городские воробьи, вороны, галки посмотреть на чудовище.
      А вечером у Манюни была елка, дети кричали и топали, но синички нисколько на них за это не сердились. Теперь они знали, что с елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много норвых радостей.
      В Е С Н А
      ПЕРВАЯ ТЕЛЕГРАММА ИЗ ЛЕСУ
      Прилетели стаи грачей. Весна началась. Тяжелая, темная туча, закрывавшая все небо, ушла. По синему небу поплыли кучевые облака, похожие на большие сугробы снега. Родились первые зверята. У лосей и козуль отрастают новые рога. В лесу запели чижи, синицы и корольки. Скоро прилетят скворцы и жаворонки. Обнаружена берлога медведя под корнями вывороченной ели. Струйки тающего снега тайно собираются подо льдом. В лесу капель: тапет снег на деревьях. По ночам морозы заново куют лед.
      ЛЕСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
      ПЕРВОЕ ЯЙЦО
      Самка ворона первою из всех птиц снесла яйцо. Ее гнездо - на высокой ели, густо засыпанной снегом. Чтобы яйцо не застыло и птенчик в нем не замерз, ворониха не оставляет гнезда. Пищу ей приносит ворон.
      СОСУНКИ В СНЕГУ
      В поле еще снег, а у зайчих уж родятся зайчата.
      Зайчата родятся зрячими, в теплых шубках. Сразу, как появятся на свет, они уже умеют бегать. Наевшись досыта материнского молока, они разбегаются и прячутся под кустами, кочками. Лежат смирнехонько, - не пищат, не балуются, хоть мать и убежала куда-то.
      Проходит день, другой, третий. Зайчиха по всем полям скачет, давно уже про них и забыла. А зайчатки все лежат. Бегать им нельзя: ястреб заметит или нападет на след лиса.
      Вот, наконец, бежит мимо зайчиха. Нет, не мамаша - тетка какая-то чужая. Зайчата к ней: накорми нас! Ну что ж, пожалуйста, кушайте! Накормила - и дальше.
      И опять зайчата под кустиками лежат. А мамаша их где-то чужих зайчат кормит.
      Так уж повелось у зайчих: всех зайчат общими считать. Где бы ни повстречала зайчиха зайчат, она их накормит. Все равно, свои они ей или чужие.
      Думаете, плохо зайчатам беспризорниками жить? Ничуть! Им тепло: шубка у них. А молоко у зайчих такое сладкое, густое, что зайчонок раз насосется, - потом несколько дней сыт.
      А на восьмой-девятый день зайчата начнут травку зубрить.
      ВЕСЕННЯЯ ХИТРОСТЬ
      В лесу хищники нападают на мирных животных. Где увидят, так и хватают.
      Зимой на белом снегу не так-то скоро увидишь зайца-беляка и белую куропатку. А сейчас снег тает, во многих местах уже показалась земля.
      Волки, лисицы, ястреба, совы, даже маленькие хищные горностаи и ласки издали замечают белую шерстку и белые перья на черных проталинах.
      И вот беляки и белые куропатки пустились на хитрость: они линяют и перекрашиваются.
      Беляк стал весь серенький; у куропатки выпало много белых перьев, а на их месте отросли бурого и ржавого цвета новые перья с черными полосами.
      Теперь беляка и куропатку не так-то просто замеить: они замаскированы.
      Некоторым из нападающих тоже пришлось прибегнуть к маскировке. Ласка была вся белая зимой, горностай тоже, только кончик хвоста у него был черный. И оим обоим удобно было подкрадываться к мирным животным по снегу: белым по белому.
      А сейчас они перелиняли и стали серыми. Ласка вся черая, а у горностая кончик хвоста как был, так и остался черным.
      Но ведь черное пятнышко на одежде не вредит ни зимой, ни летом; ведь и на снегу оесть черные пятна - сорнинки да сцчочки, а на земле и в траве их сколько хочешь.
      ЗИМНИЕ ГОСТИ СОБИРАЮТСЯ В ПУТЬ
      На проезжих дорогах по всей нашей области замечены стайки маленьких белых птиц, похожих на овсякнок. Это наши зимние гости - снежные подорожники-пуночки.
      Родина их в тундре, на островах и берегах Северного Ледовитого океана.
      Там не скоро еще оттает земля.
      ОБВАЛЫ
      В лесу начались страшные обвалы.
      Белка спала в своем теплом гнезде на ветке большой ели.
      Вдруг тяжелый ком снега обрушился с вершины дерева прямо на крышу гнезда. Белка выскочила, а ее беспомощные новорожденные бельчата остались в гнезде.
      Белка сейчас же принялась раскапывать снег. К счастью, оказалось, что снег только придавил крышу гнезда, сделанную из толстых прутьев. Круглое внутреннее гнездо из теплого мягкого моха осталось цело.
      Бельчата даже не проснулись в нем. Они совсем еще маленькие - с крысенят, голые, слепые и глупые.
      СЫРЫЕ КВАРТИРЫ
      Снег тает и тает. Жителям лесных подвалов плохо приходится: кроты, землеройки, мыши, пллевки, лисы и другие зверьтки и звери, живущие в норах под землею, уже сейчас страдают от сырости. Что же будет с ними, когда весь снег превратится в воду!
      Г О Р О Д С К И Е Н О В О С Т И
      КОНЦЕРТЫ НА КРЫШАХ
      По ночам на крышах происходят кошачьи концерты. Кошкам они очень нравятся. Концерты кончаются отчаянной потасовкой между певцами.
      ПО ЧЕРДАКАМ
      Обойдите дома центрального района города, и вы познакомитесь с условиями жизни населения чердаков.
      Птицы, занимающие здесь углы, оказывается, очень довольны своим жильем. Кому холодно, тот жмется к печным трубам и пользуется даровым отоплением. Голубки уже сидят на яйцах, воробьи и галки по всемоу городу собирают соломинки для гнезд, пух и перья для своих мягких перин.
      Жалуются птицы только на кошек и мальчишек, которые разоряют их гнезда.
      СОННЫЕ МУХИ
      На улице появились большие зеленовато-синие с металлическим отливом мухи. Вид у них сонный, как осенью. Они еще не летают, а только еле ползают по стенам домов, качаясь на токих ножках.
      Целый день мухи греются на солнце, а ночью опять заползают в щели и скважины стен и заборов.
      МУХИ, БЕРЕГИТЕСЬ БРОДЯГ!
      На улицах ленинграда появились пауки-бродяги.
      Волка, говорят, ноги кормят. Этих пауков - тоже. Они не плетут хитрых тенет, как пауки-крестовики, а нападают на мух и других насекомых, бросаясь на них прыжками из засады.
      ВЕСНЯНКИ
      Из воды через трещины речного льда вылезают неуклюжие серые личинки. Они карабкаются на набережную, освобождаются от своих шкурок-чехликов и превращаются в крылатых, стройных насекомых - ни мух, ни бабочек веснянок.
      Длиннокрылые, лгкие, они еще не могут леоать: слабы. Им нужно солнце.
      Они пешком переходят мостовую. Их давят прохожие, давят копытами лошали, давят колесами автомобили. Их проворно клюют воробьи. А они все идут да идут - их тысячи, тысячи, тысячи.
      И те, кому удалось перейти улицу, взбираются на стены домов - за солнцем.
      ГОТОВЬТЕ КВАРТИРЫ
      Кто хочет, чтобы в саду у него поселился скворец, пусть скорее готовит емоу квартиру. Квартира должна быть чистая и с такой маленькой дверью, чтобы скворец мог в нее пролезть, а кошка не могла.
      А чтобы кошка и лапой немогла дотянуться до скворца, к двери с внутренней стороны прибивают ребром деревянный треугольник.
      КОМАРИКИ ПЛЯШУТ
      В солнечные теплые дни уже пляшут в воздухе комарикпи.
      Не бойся их: эти не кусачие, это комары-толкуны.
      Легкой стайкой, столбиком держатся в воздухе, толкутся, кружатся.
      И там, где их много, - воздух в крапинках, как в веснушках.
      ТРУБНЫЕ ЗВУКИ С НЕБА
      Жители Ленингроада поражены раздающимися с неба трубными звуками. Звуки слышны совсем ясно на утренних зорях, пока городж еще не проснулся и грохота на улицах нет.
      Те, у кого галаза хорошие, приглядевшись, замечают под самыми облаками стаи больших белых птиц с длинными прямыми шеями.
      Это тянут дикие лебеди - клиуны.
      Каждую весну они пролетают над нащим городом и кричат звонкими трубными голосами: "Крру-рру! Крру-рруу!" - но мы редко слышим их в шуме и грохоте уличной сутолоки.
      Сейчас лебеди спешат на гнездовья на Кольский полуостров, под Архангельск, к берегам Северной Двины.
      ПЕРВАЯ ОХОТА
      надоело Щенку гонять кур по двору.
      "Пойду-ка, - думает, - на охоту за дикими зверями и птицами".
      Шмыгнул в подворотню и побежал по лугу.
      Увидели его дикие звыери, птицы и насекомые и думают каждый про себя.
      Выпь думает: "Я его обману!"
      Удод думает: "Я его удивлю!"
      Вертишейка думает: "Я его напугаю!"
      Ящерка думает: "Я от него вывернусь!"
      Гусеницы, бабочки, кузнечики думают: "Мы от него спрячемся!"
      "А я его прогорю!" - думает Жук-Бомбардир.
      "Мы все за себя постоять умеем, каждый по-своему!" - думают они про себя.
      А Щенок уже побежал к озерку и видит: стоит у камыша Выпь на одной ноге по колено в воде.
      "Вот я ей сейчас поймаю!" - думает Щенок и совсем уж приготовился прыгнуь ей на спину.
      А Выпь глянула не него и шагнула в камыш.
      Ветер по озеру бежит, камыш колышет. Камыш качается
      взад-вперед,
      взад-вперед.
      У Щенка перед глазами жблтые и коричневые полосы качаются
      взад-впереед,
      взад-впереед.
      А Выпь стоит в камыше, вытянулась - тонкая-тонкая, и вся в желтые и коричневые полосы раскрашена.
      Стоит, качается
      взад-вперед,
      взад-вперед.
      Щенок глаза выпучил, смотрел, смотрел - не видит Выпи в каымыше.
      "Ну, - думает, - обманула меня Выпь. не прыгать же мне в пустой камыш! Пойду другую птицу поймаю".
      Выбежал на пригорок, смотрит: сидит на земле Удод, хохлом играет, то развернет, то сложит.
      "Вот я на него сейчас с пригорка прыгну!" - думает Щенок.
      А Удод припал к земле, крылья распластал, хвост раскрыл, клюв вверх поднял.
      Смотрит Щенок: нет птицы, а лежит на земле пестрый лоскут и торчит из него кривая игла.
      Удивился щенок: "Куда же Удод девался? Неужели я эту пеструю тряпку за него принял? Пойду поскорей маленькую птичку поймаю".
      Подбежал к дереву и видит: сидит на ветке маленькая птица Вертишейка.
      Кинулся к ней, а Вертишейка юрк в дупло.
      "Ага! - думает Щенок. - Попалась!"
      Поднялся на задние лапы, заглянул в дупло, а в черном дупле черная змея извивается и страшно шипит. Отшатнулся Щенок, шерсть дыбом поднял - и наутек.
      В Вартишщейка шипит ему вслед из дупла, головой крутит, по спине у нее змейкой извивается полоска черных перьев.
      "Уф! напугала как! Еле ноги унес. Больше не стану на птиц охотиться. Пойду лучше Ящерку поймаю".
      Ящерка сидела на камне, глаза закрыла, грелась на солнышке.
      Тихнько к ней подкрался Щенок, - прыг! - и ухватил за хвост.
      А Ящерка извернулась, хвост в зубах у него оставила, сама - под камень!
      Хвост в зубах у Щенка извивается.
      Фыркунул Щенок, бросил хвост - и за ней. Да куда там! Ящерка давно под камнем сидит, новый хвост себе отращивает.
      ".у, - думает Щенок, - уж если Ящерка и та от меня вывернулась, так я хоть насекомых наловою".
      Посмотрел кругом, а по земле жуки бегают, в траве кузнечики прыгают, по веткам гусеницы ползают, по воздуху бабочки летают.
      Бросился Щенок ловить их, и вдруг - стало кругом, как на загадочной картинке, все тут, а никого не видно - спрятались все.
      Зеленые кузнечики в зеленой траве притаились.
      гусеницы на веточках вытянулись и замерли, - их от сучков не отличишь.
      Бабочки сели на деревья, крылья сложили, - не разберешь, где кора, где листья, где бабочки.
      Один крошечный Жук-Бомбардир идет себе по земле, никуда не прячется.
      Догнал его Щенок, хотел схватить, а Жук-Бомбардир остановился, да как пальнет в него летучей едкой струйкой - прямо в нос попал!
      Взвизгнул Щенок, хвост поджал, повернулся - да через луг, да в подворотню.
      Забился в конкуру и нос высунуть боится.
      А звери, птицы и насекомые - все опять за свои дела принялись.
      УМНАЯ ГОЛОВА
      - Чудачка, - шипел Дикий Селезень на Дикую Уточку. - Что ты все здесь, в болоте, прячешься? И не заметишь, как охотник к тебе подкрадется.
      - Та-ак, та-ак! - соглаилась дикая Уточка. - Опасно... А куда деваться?
      - Смотри, - сказал Дикий Селезень: - вон там, у берега озера, плавают четыре утки. Летим к ним, - и там с ними будем в полной безопасности. Уж это - как дважды дыа четыре.
      - Ка-ак? Ка-ак? - спросила Дикая Уточкао. Она не знала оарифметики.
      - Да так, - сказал Дикий Селезень, - очень просто. Четыре утки да мы двое - всего нас будет шесть уток. У каждй утки по два зорких глаза. У шести уток - шесть на два - двенадцать зорких глаз. А у нас с тобой только - дважды дыа - четыре. двенадцать разделить на четыре будет три. В три раза, значит, безопаснее нам с теми четырьмя утками на озере, чем одним на болоте. Это уже точно арифметически.
      - Та-ак, та-ак! - согласилась Дикая Уточка. - Только что-то не гнравятся мне эти утки. Почему они не кувыркаются в воду вниз головой, почему хвостиков не кажут над водой?
      - Чепуха какая! - рассердился Дикий Селезень. - Не обязаны они все время кувыркаться! А разве ты не видишь, что каждая из них, как и полагается в нашей породе, с носка плоска? Разве у каждой голова, хвост, крылья не точь-в-точь такие, как у нас с тобой, и не такого же цвета? Все признаки налицо, а ты...
      - Та-ак, та-ак! - соглашалась Дикая Уточка. - Вижу-то вижу, а только что-то боязно мне, только что-то кажется мне, будто эти утки... какие-то не такие.
      - А какие же?
      - Да... афирметспские!
      - Ну, знаешь! - возмутился Дикий Селезень. - не желаешь, как желаешь, - и сиди ощдна в своем болоте, пока охотник не пришел. А я полетел.
      - Зря, зря, зря! - закричала ему вслед Дикая Уточка.
      Но Дикий Селезень уже перелетел на озеро и с плеском подсел к четырем деревянным уткам-чучелам, мертво покачивашимся на волнах. Прятавшийся в кустах охотник выстрелил, - и голова Дикого Селезня упала в воду.
      - Та-ак, та-ак, та-ак! - грустно закрякала Дикая Уточка; она отлично все видела из своего болота и еще глубже запряталась в кочки. - Зря ты, Дикий Селезень, погиб, зря, зря! Умная была голова, а глупышу дана.
      КРАСНАЯ ГОРКА
      Чик был молодой красноголовый воробей. Когда ему исполнился год от рождения, он женился на Чирике и решил зажить своим домком.
      - Чик, - сказала Чирика на воробьином языке, - Чик, а где же мы устроим себе гнездо? Ведь все дупла в нашем саду уже заняты.
      - Эка штука! - ответил Чик, тоже, конечно, по-воробьиному. - Ну, выгоним соседей из дому и займем их дупло.
      Он очень любил драться и обрадовался такому удобному случаю показать Чирике свою удаль. И, раньше чем робкая Чирика успела его остановить, он сорвался с ветки и помчался к большой рябине с дуплом. Там жил его сосед такой же молодой воробей, как Чик.
      Хозяина около дома не было.
      "Заберусь в дупло, - решил Чик, - а когда прилетит хозяин, буду кричать, что он хочет отбить у меня дом. Слетятся старики - и вот зададим соседу!"
      Он и забыл совсем, что сосед женат и жена его уже пятый день мастерит гнездо в дупле.
      Только Чик просунул в дырку голову, - рраз! - кто-то больнощеелкнул его по носу. Пискнул Чик и отскочил от дупла. А сзади уже мчался на него сосед. С криком сшиблись они в воздухе, упали на землю, сцепились и покатились в канаву.
      Чик дрался на славу, и соседу его приходилось уже плохо.
      Но на шум драки со всего сада слетелись старики воробьи. Они сейчас же разобрали, кто прав, кто виноват, и задали Чику такую встрепку, что он не помнил, как и выдрался от них.
      В себя пришел Чик в каких-то кустах, где прежде ему никогда не случалось бывать. Все косточки у него ныли.
      Рядом с ним сидела перепуганная Чирика.
      - Чик! - сказала она так грустно, что он, верно бы, расплакался, если б только ворпобьи умели плакать. - Чик, мы уже никогда больше не вернемся в родной сад! Где мы выведем теперь детей?
      Чик и сам понимал, что ему нельзя больше попадаться на глаза старикам воробьям: они забьют его насмерть. Все-таки он не хотел показать Чирике, что трусит. Поправил клювом свои растрепанные перышки, немножко отдышалбся и сказал беспечно:
      - Эка штука! Найдем себе другое место, еще получше.
      И они отправились куда глаза глядят - искать себе новое место для житья.
      Только вылетели они из кустов, как очутились на берегу веселой голубой реки. за рекой поднималась высокая-высокая гора из красной глины и песка. Под самой вершиной обрыва виднелось множество дырок и норок. У больших дырок сидели парочками галки и рыжие соколки-пустельги; из маленьких норок то и дело вылетали быстрые ласточки-береговушки. Целая стая их легкой тучкой носилась над обрывом.
      - Смотри, как у них весело! - сказала Чирика. - Давай и мы устроим себе гнездо на Красной горке.
      Чик с опаской поглядел на соколков и галок. Он думал: "Хорошо береговушкам; они сами копают себе норки в песке. А мне чужое гнездо отбивать?" И снова у него заныли сразу все костогчки.
      - Нет, - сказал он, - тут мне не нравится: такой шум, прямо оглохнуть можно.
      И они полетели дальше.
      Дальше была роща, а за рощей - домик с дощатым сараем.
      Чик и Чирика опустились на ркышу сарая. Чик сразу заметил, чтол тут нет ни воробьев, ни ласточек.
      - Вот где житье-то! - радостно сказал он Чирике. - Гляди, сколько разбросано по двору зерна и крошек. Мы будем тут одни и никого к себе не пустим.
      - Чш! - шикнула Чирика. - Смотри, какое страшилище там, на крыльце.
      И правда: на крыльце спал толстый Рыжий Кот.
      - Эка штука! - храбро сказал Чик. - Что он нам сделает? Гляди, вот как я его сейчас!..
      Он слетел с крыши и так стремительно понесся на Кота, что Чирика даже вскрикнула.
      Но Чик ловко подхватил у Кота из-под носа хлебную крошку и - раз-раз! - опять был на крыше.
      Кот даже не шевельнулся, только приоткрыл один глаз и зорко поглядел на забияку.
      - Видела? - хвастал Чик. - А ты боишься!
      Чирика не стала с ним спортить, и оба принялись искать удобное место для гнезда.
      Выбрали широкую щель под крышей сарая. Сюда принялись они таскать сначала солому, потом конский волос, пух и перья.
      Не прошло и недели, как Чирика положила в гнездо первое яичко маленькое, все в розовато-бурых пестринках. Чик был так рад ему, что сложил даже песенку в честь своей жены и себя самого:
      Чирик, Чик-чик,
      Чирик, Чик-чик,
      Чики-чики-чики-чики,
      Чики, Чик, Чирик!
      Песенка эта решительно ничего не значила, зато ее так удобно было распевать, прыгая по забору.
      Когда в гнезхде стало шесть яичек, Чирика села их высиживать.
      Чик полетел собирать для нее червячков и мух, потому что теперь ее надо было кормить нежной пищей. Он замешкался немного, и Чирике захотелось поглядеть, где он.
      Только она высунула нос из щели, как с крыши протянулась за ней рыжая лапа с растопыренными когтями. Рванулась Чирика - и целый ппучок перьев оставила в когтях у кота. Еще чуть-чуть - и была бы ее песенка спета.
      кот проводил ее глазами, запустил в щель лапу и выволок разом все гнездо - целый ком соломы, перьев и пуха. Напрасно кричала Чирика, напрасно подоспевший Чик смело кидался на Кота, - никто не пришел им на помощь. Рыжий разбойник преспокойно осъел все шесть их драгоценных яичек. Ветер поднял пустое легкое гнездо и скинул его с крыши на землю.
      В тот же день воробьи навсегда покинули сарай и переселились в рощу, подальше от Рыжего Кота.
      В роще им скоро посчастливилось найти свободное дупло. Они снова принялись таскать солому и целую неделю трудились, строили гнездо.
      Соседями у них жили толстоклювый Зяблик с Зяблиц\хой, пестрый Мухолов с Мухоловкой и франтоватый Щегол со Щеглихой. У каждой пары был свой дом, пищи хватало всем, но Чик успел уже подраться с соседями - просто так, чтобы показать им, какой он храбрый и сильный.
      Только Зяблик оказался посильней его и хорошо потрепал забияку. Тогда Чик стал осторожней: он уже не лез в драку, а только топорщил перья и задиристо чирикал, когда мимо пролетал кто-нибудь из соседей. За это соседи на него не сердились: они и сами любили похвастать перед другими своей силой и удалью.
      Первый поднял тревогу Зяблик. Он жил дальше других от воробьев, но Чик услышал его громкое тревожное: рюм-пиньк-пиньк! рюм-пиньк-пиньк!
      - Скорей, скорей! - крикнул Чик Чирике. - Слышишь, Зяблик запинькал, - опасность!
      И правда: кто-то страшный к ним приближался. После Зяблитка закричал щегол, а там и пестрый Мухолов. Мухолов жил всего за четыре дерева от воробьев. Если уж он увидел врага, значит, враг был совсеом близко.
      Чирика вылетела из дупла и села на ветку рядом с Чиком. Соседи предупредили их об опаности, и они ириготовились встретить ее лицом к лицу.
      В кустах мелькнула пушистая рыжая шерсть, и лютый враг их - Кот вышел на открытое место. Он видел, что соседи уже овыдали его воробьям и ему теперь не поймать Чирику в гнезде. Он злился.
      Вдруг кончик его хвоста зашевелился в траве, глаза прищурились: Кот увидел дупло. Что же, ведь с полдюжины воробьиных яиц - неплохой завтрак! И Кот облизнулся. Он вскарабкался на дерево и запустил в дупло лапу.
      Чик и Чирика подняли крик на всю рощу. Но и тут никто не пришел к ним на помощь. Соседи сидели по своим местам и громко кричали от страха. Каждая пара боялась за свой дом.
      кот зацепил когтями гнездо и вытащил его из дупла.
      Но на этот раз он пришел слишком рано: яиц в гнезде не оказалось, сколько он ни искал.
      Тогда он кинул гнездо и сам спустился на землю. Воробьи провожали его криком.
      У самых кустов Кот остановился и обернулся к ним с таким видом, точно хотел сказать: "погодите, миленькие, погодите! Никуда вы от меня не денетесь! Устраивайте себе новое гнездо, где хотите выводите птенцов, а я приду и слопаю их, да и вас заодно". И он так грозно фыркнул, что Чирика вздрогнула от страха.
      кот ушел, а Чик с Чирикой остались горевать у разоренного гнезда.
      Наконец Чирика сказала:
      - Чик, ведь через несколько дней у меня непременно будет новое яичко. Летим скорей, найдем себе местечко где-нибудь за рекой. Там уж Кот не достанет нас.
      Она не знала, что через реку есть мост и что Кот частенько хаживает по этому мосту. Чик этого тоже не знал.
      - Летим, 0- согласился он.
      И они полетели.
      Скоро очутились они под самой Красной горкой.
      - К нам, к нам летите! - кричали им береговушки на своем, на ласточкином языке. - У нас на Красной горке житье дружное, веселое.
      - Да, - крикнул им Чик,- а сами драться будете!
      - Зачем нам драться? - отвечали береговушки. - У нас над рекой мошек на всех хватает, у нас на Красной горке пустых норок много, - выбирай любую.
      - А пустельги? А галки? - не унимался Чик.
      - Пуостельги ловят себе в полях кузнечиков и мышей. Нас они не трогают. Мы все в дружбе.
      И Чирика сказала:
      - Летали мы с тобой, Чик, летали, а краше этого места не видели. давай тут жить.
      - Что ж, - сдался Чик, - раз норки у них есть свободные и драться никто не будет, можно попробовать.
      Подлетели они к реке, и верно: ни пустельги их не тронули, ни галки.
      Стали норку себе по вкусу выбирать: чтобы и не очень глубокая была, и вход пошире. Нашлись такие две рядом.
      В одной они гнездо выстроили, и Чирика высиживать села; в другой Чик ночевал.
      У береговушек, у галок, у соколков - у всех давно уже вывелись птенцы. Одна Чирика терпеливо сидела в темной своей норке. Чик с утра до ночи таскал ей туда пищу.
      Прошло две недели. Рыжий Кот не показывался. Воробьи уже и забыли о нем.
      Чик с нетерпением ждал птенцов. Каждый раз, как притаскивал он Чирике червяка или муху, он спрашивал ее:
      - Тукают?
      - Нет еще, не тукают.;
      - А скоро будут?
      - Скоро, скоро, - терпеливо отвечала Чирика.
      Однажды утром Чирика позвала его из норки:
      - Лети скорей: один тукнул!
      Чик сейчас же примчался в гнездо. Тут он услышал, как в одном яйце птенчик чуть слышно тукал в скорлупу слабым клювиком.
      Чирика осторожно помогла ему: надломила скорлупку в разных местах.
      Прошло несколько минут, и птенчик показался из яйца - крошечный, голый, слепой.
      На тоненькой-тоненькой шейке моталась большая голая голова.
      - Да какой он смешной! - удивился Чик.