Виталий Валентинович Бианки
      Как я хотел зайцу соли на хвост насыпать
      (Рассказ корабельного механика)
      Когда я был маленький, я думал: вот бы попасть в такую страну, чтобы ни птицы, ни звери меня не боялись. Бежит, например, заяц. Я ему кричу: "Зайка, зайка!" Он и остановится. А я его поглажу - ну, беги дальше!
      А если волк... Ну, так я крикну: "Уходи, уходи прочь!" И он - во все лопатки. И чтоб к птице можно было подойти и разглядеть её.
      А то чижика какого-нибудь иначе как за двадцать шагов, да ещё сквозь ветки, и не подсмотришь - не подпустит. Чего там чижика, когда кошку чужую на лестнице не погладишь: она сразу спину дугой, хвост трубой - прыск, прыск! - и на чердак... А по лесу идёшь, так будто и никакие звери там и не живут, - все от тебя прячутся и притихнут. Один раз белку видел - и то только хвост. Может, и не белкин.
      Я больших спрашивал, - есть ли такие места где-нибудь, чтоб звери к себе подпускали? А большие только смеялись и глупости говорили: "На вот, возьми соли, насыпь зайцу на хвост, тогда он тебя и подпустит".
      И так было обидно! Я вырос, а обиды не забыл, но уж надежды подманить зайца у меня, конечно, не осталось. Я уже моряком стал, пароходным механиком. Попал как-то на китобойный корабль.
      Киты, конечно, от нас удирали полным ходом. И было отчего: мы их из пушки били. Ядром. А впереди ядра приделана пика: называется гарпун. А от пики идёт к пароходу верёвка.
      Но я смотреть на это не любил. Да и смотреть не на что было: сверху небо, внизу вода, а по воде лёд. Мы всё время плавали в холодных странах.
      Раз поднялась буря. Нас куда-то понесло. Я всё у машины сидел и не спрашивал, где это мы плывём.
      Вдруг как-то слышу - наверху все кричат:
      - Земля! Трава, зелёная трава!
      Я не поверил и выскочил на палубу. Смотрю, верно: берег, на нём зелёная трава, горы, на небе солнышко. Всем стало очень весело. Даже петь начали.
      Капитан остановил пароход, и все стали проситься на траву погулять.
      Мы выехали на лодке на берег - и давай бегать по траве. Я ушёл совсем далеко за холмы, а когда устал, лёг посреди луга.
      Вдруг смотрю - что такое? Беленькое что-то. Я привстал. Смотрю: зайчик. Весь белый, настоящий зайчик.
      "Смешно! - подумал я. - Зелёная трава, а заяц белый. У нас зайцы серые летом бывают".
      Я боялся шевелиться, чтобы не спугнуть зайца.
      Гляжу: и другой выскочил. А вот их уже три. Фу ты! Уже десяток!
      Я устал неподвижно сидеть и шевельнулся. Зайцы посмотрели на меня и поскакали, да не от меня, а ко мне!
      Что за чудо: обступили - их уже с сотню было вокруг меня - и разглядывают: что я за диковинный зверь такой?
      Я двигался как хотел. Даже папиросу закурил. Зайцы на задние лапки становились, чтоб меня лучше разглядеть.
      Мне так весело и смешно стало, что я начал с зайцами говорить:
      - Ах вы, шельмы! Да в самом ли это деле? Да неужто это бывает, чтобы зайцы не боялись? А вот я вас сейчас напугаю!
      Зайцы только посматривают, ушками потряхивают.
      - Да я вас из ружья сейчас!
      Нарочно я: ружья-то у меня никакого не было.
      Я как хлопну в ладоши, да как крикну: "Пиф! паф!"
      Зайцы подскочили. Наверно, удивились. Вот чудак какой! Но никто не побежал, а просто травку стали щипать - тут же, рядом со мной.
      Теперь вот, если б была соль, можно б каждому на хвост насыпать.
      Тут я хватился: на пароход, пожалуй, пора.
      - Ну, - говорю, - прощайте, храбрые зайчишки!
      И зашагал.
      Смотрел только, чтобы на зайцев не наступить.
      А куда идти? Где пароход? В какой стороне? Совсем забыл!
      Впереди были горы. Дай, думаю, залезу на гору: с высоты будет видно, где море. Оттуда сразу к морю и пойду. А на море - пароход.
      Стал взбираться на гору. Вдруг смотрю: что такое - коровьи следы?
      Да сколько! Да это целое стадо шло!
      "Ага! - подумал я. - Коли тут стадо, - значит, есть и пастух. Значит, здесь люди живут. Вот я пастуха и расспрошу, почему у них зайцы такие храбрые".
      А следы коровьи всё уже да уже. Вот уж, видно, гуськом шли и дорожку протоптали, и дорожка ведёт на кручу. Да так круто, что я уж стал на четвереньках царапаться. А сам думаю: мне здесь через силу, а как же коровам тут лазать? Удивительные какие коровы! Здесь только козам скакать.
      И вот уж я долез до самого верха: вниз глянуть страшно. И вот передо мной камень; прямо не знаю, как влезть.
      Я уцепился руками, поддал ногами и выскочил животом на камень.
      Вот бы передохнуть!
      Какое тут передохнуть! В десяти шагах от меня стоит большой, рогатый зверь, весь лохматый, шерсть до полу и на ногах острые копыта. И прямо на меня глядит.
      Поглядел немного и пошёл на меня.
      Я подумал: "Назад надо!"
      Да куда там назад: если мне с этого камня под кручу прыгать, так я покачусь вниз, как камешек, и останутся от меня одни "дребезги". Туда вниз посмотреть - и то голова кружится.
      А спереди - этот рогатый. Сейчас как боднёт!..
      У меня душа в пятки ушла. Закрыл я глаза со страху: будь что будет!
      И вот с закрытыми глазами слышу: зверь ко мне подходит. Вот совсем подошёл.
      Слышу, как жарко дышит.
      Я не выдержал, один глаз приоткрыл, а мы с ним - нос к носу!
      Он воздух ноздрёй потянул, фыркнул в бок. Повернулся и... потихоньку пошёл назад.
      Я дух перевёл: не хочет, значит, меня бодать! Раздумал.
      Я встал на ноги. И вот что я увидел: целое стадо таких зверей, штук двадцать, паслось тут на горе. Каждый из них, если б захотел, мог меня забодать и растоптать. Но, видно, никто из них не собирался на меня нападать.
      Я вдруг вспомнил, что видел таких на картинке, даже вспомнил, как назывались. Называется этот зверь - овцебык.
      Я огляделся - и там, за быками, увидел море. Подумал: "Ничего, пока они меня не трогают, я, может быть, угляжу спуск и пойду вокруг горы".
      Спуска я никакого не нашёл и тут услышал гудок нашего парохода. Это значит: хватились меня, зовут. А меня-то нет, и никто не знает, что я на этой горе. Людей тут нет. Пропаду!
      Мне оставалось одно - идти прямо на быков. Эх, была не была! Распугаю.
      А самому - во как страшно!
      Я заорал не своим голосом. Завертел руками, как мельница, и ногами затопал.
      Быки все на меня оглянулись, своих телят и маток затолкали в середину, сами вокруг стали и рога вперёд выставили.
      Я сразу присмирел и даже на землю сел. А быки постояли-постояли, видят, что я ничего не делаю, и опять взялись траву щипать.
      А пароход гудит, гудит!
      Я чуть не заплакал. Я снял фуражку и стал быкам говорить - никого не было, так что не стыдно.
      Я сказал:
      - Вы знаете, честное слово, мне просто на пароход надо! Я никому ничего не сделаю. Только, пожалуйста, пожалуйста, не бодайте меня, не кусайте меня!.. Я только пройду, честное слово!
      Быки посмотрели, как я говорю, и ничего.
      Я пошёл. Прямо на стадо. Всё приговаривал сначала:
      - Миленькие, я, честное слово, только так... Я на пароход.
      Одного даже слегка погладил.
      Потом пришлось протолкнуться между двумя. Тут уж я посмелей:
      - Дорогу-то дайте же, в самом деле! А то стали - ни пройти ни проехать!
      Дальше смотрю: один лёг как раз у меня на пути.
      Я уж крикнул:
      - А ну, вставай!
      Лежит, проклятый, и ухом не ведёт.
      - Да вставай ты!
      Я вплотную подошёл и ткнул ему под брюхо ногой.
      Ух, шерсть какая на них большая: сапог так и ушёл, как в сено!
      А бык ничего: только мыкнул, не спеша встал на колени, как домашняя корова, поднялся и отошёл нехотя вбок. Я его ещё ладошкой подтолкнул.
      Я прошёл через стадо. Спустился с горы и побежал по долинке - скорей к морю! Пароход уже гудел тревожно.
      Я бежал со всех ног. Всё думал, какие это быки на вид только страшные, мохнатые. А если их выстричь, как овцу, окажется лёгкая зверюшка, вроде козы. Понятно, что они на такие кручи царапаются: копытца-то у них острые.
      Вдруг смотрю: что такое? Две собаки.
      Нет, какие там собаки, - волки! Чистейшие полярные волки. Этих-то я уж знаю. Не раз с парохода видел.
      И бегут прямо на меня. Нюхают землю, меня не видят.
      Ветер дул от них, и моего человеческого духа на них не несло. Они меня не чуяли и бежали, глядя в землю.
      Я встал как вкопанный: авось не заметят, пробегут мимо.
      А они всё ближе да ближе.
      И тут, понимаете, что случилось: мушка, паршивенькая маленькая мушка села мне на нос.
      Я рукой боюсь шевельнуть: где тут до мухи, когда волки сейчас съедят? А она, дрянь, на свободе расхаживает да мне в нос.
      И вот что тут случилось.
      Защекотало, защекотало у меня в носу, я как чихну - ап-чхи! Во весь дух.
      Волки стали. На миг глянули на меня... Да как бросятся наутёк. Только я их и видел.
      Я припустил вперёд и скоро прибежал к морю. В лодке уж меня ждали, и пароход ругался - гудками, конечно.
      На пароходе я спросил капитана:
      - Какая это земля?..
      - Восточный берег Гренландии, - ответил капитан.
      - Ну, ладно, - сказал я. - Но что же это за страна такая? Ведь здесь всё шиворот-навыворот: зайцы сами тебе чуть за пазуху не скачут, диких быков - хоть поленом гоняй, а волки от человеческого чиху, как от пушки, врассыпную!
      И про себя подумал: "Совсем как мне маленькому хотелось, чтобы соль на хвост сыпать".
      Капитан улыбнулся.
      - А это, - сказал он, - это вот почему. Людей тут нет. И не было. Зайцы и овцебыки совсем с человеком не знакомы. И поэтому не боятся его.
      - А волки почему же боятся? - спросил я.
      - А волки пришли сюда недавно. По льду перешли из Америки. И они отлично помнят, что такое человек. И что за инструмент у него - ружьё. Им и неохота связываться с человеком.
      Вот что сказал мне капитан. И я думаю, что это правда.