.. Впрочем, Захар Петрович, мы, кажется, отвлеклись, - спохватился Агеев. Вернемся к Вачнадзе и Лещенко... Значит, Вачнадзе перебрался в двухместную палату, к Иванову. А утром обнаружил, что оставил в тринадцатой палате бритвенный прибор и зубную щетку. Знаете, как бывает впопыхах... Он пошел в тринадцатую палату, думал, там ремонт, и открыл ему Лещенко. Ну, Вачнадзе и не сдержался: мол, по знакомству эту комнату занял. Лещенко, конечно, в недоумении. Вачнадзе говорит, что, наверное, взятку дал... Лещенко возьми и ляпни, что это, мол, может, у них там привыкли всех покупать. Ну, слово за слово, пошло-поехало. Крепко сцепились, чуть ли не до драки дело дошло. Дежурная их разняла...
      - И как же помирились?
      - Лещенко говорит, что недоразу - h мение уладила Ватутина... По этому случаю и решили устроить в тринадцатой палате посиделки...
      - Что, Ватутина была знакома с Вачнадзе?
      - Нет, она знала Иванова.
      - Откуда?
      - В санатории существует обычай.
      В первый день, когда приезжает новая смена, устраивается нечто похожее на бал. Для того, чтобы отдыхающие познакомились друг с другом. На танцплощадке играет музыка. Сначала кавалеры приглашают дам, потом - белый танец... Идея Беллы Григорьевны. Чтобы сразу создать обстановку отдыха, курорта... Кто помоложе, танцует. Пожилым тоже приятно... Так вот, Иванов весь вечер танцевал с Ватутиной.
      - Понятно, - кивнул я.
      - Тут, Захар Петрович, обращаю ваше внимание, тоже нюансик, - задумчиво произнес Агеев. - Лещенко застал самое окончание бала... Кажется, у него произошла стычка с Ивановым.
      - Из-за Ватутиной?
      - Похоже...
      - Это сам Лещенко сказал?
      - Нет, отдыхающие, Карапетян выяснила.
      - И что вас насторожило?
      - Лещенко этот факт посчитал нужным почему-то скрыть.
      - Какой вывод?
      Виктор Сергеевич пожал плечами.
      - Жизнь есть жизнь. У кого-то к кому-то возникает симпатия. Ревность. Мелкие или крупные обиды. Недоразумения. Все это естественно, когда кончается спокойно. Без трагедий и трупов. - Агеев серьезно посмотрел на меня. - А тут их два.
      - А если несчастный случай?
      - То есть пищевое отравление?
      - Ну да. Ведь мы пока не знаем точной причины смерти Иванова и Вачнадзе, сказал я.
      - Пока не знаем. - Агеев глянул на часы. - Сегодня уже вряд ли позвонят из лаборатории. Признаюсь честно, Захар Петрович, очень не терпится узнать...
      Когда я вечером, после работы, устроился на балконе в шезлонге с номером "Огонька", который принесли с последней почтой, жена позвала меня к телефону.
      - Захар Петрович! - буквально прокричал Агеев. - Дело совсем не в продуктах! Анализы показали, что еда со и стола Лещенко и в столовой абсолютно "ч доброкачественная! Я звоню из лаборатории...
      - А что же? - нетерпеливо спросил я.
      - В начатой бутылке горилки с перцем обнаружен сильнейший яд - цианистый калий! Этот же яд обнаружен в о трех стаканах, там, где были остатки горилки. Причем в одном из стаканов, помимо горилки, были обнаружены остатки пепси-колы.
      - В другой бутылке горилки, не начатой, тоже яд?
      - Нет.
      - А в шампанском?
      - И в шампанском яда нет. Ни в бутылке, ни в стакане.
      Возникли вопросы. Но по телефону их не обсудишь. А Виктор Сергеевич продолжал:
      - Эксперты заканчивают свою писанину. - Видимо, рядом кто-то был, потому что Агеев шутливо сказал кому-то: - Ладно, ладно, за мной не пропадет, бутылку поставлю. Пепси-колы, разумеется. Нет, нормальную, без яда. - И уже мне: - Тут требуют магарыч за сверхурочную работу.
      Шутит - значит, на деловой волне.
      - Буду через полчаса в прокуратуре, - сказал я.
      - А может, сразу в санаторий? - предложил следователь. - Горилку выставил Лещенко. Понимаете?
      - Считаете, его необходимо срочно допросить?
      - Возможно, не только допросить...
      - Хорошо, я сейчас заеду за вами. Я вызвал машину.
      Когда Агеев подсел ко мне в пути, я сказал шоферу, чтобы он ехал в санаторий имени Семашко. И спросил Виктора Сергеевича:
      - Не слишком ли вы гоните лошадей?
      - Черт знает, что у этих психов на уме! - ответил следователь.
      - Допрашивать на ночь глядя... - покачал я головой.
      - Закон разрешает. Случай исключительный. И потом, мне не нравится поведение Лещенко. Нервничает. Мрачен...
      - Кармия Тиграновна работает?
      - Она, - кивнул Агеев. - Попросила нянечек присматривать за этим химиком... Я знаете о чем жалею? Что не произвел обыск у него в палате. А надо было!
      - Думаете, хранит яд?
      - Может быть! Ведь цианистый калий попал в горилку не из воздуха! Его туда подмешала человеческая рука. И скорее всего - заранее...
      - Но почему именно заранее? Это могли сделать, когда горилку уже разлили. Сыпанули в стаканы и в саму бутылку, - сказал я. - И, между прочим, в отсутствии Лещенко... Я бы пока не делал категорических выводов, Виктор Сергеевич. Лучше вспомните, какую картину мы застали на столе...
      - Отлично помню. Три стакана с остатками горилки и один, наполненный шампанским.
      - Кто из какого стакана пил, не знаете?
      - Нет.
      - Почему не притронулись к шампанскому, тоже ведь неизвестно, - продолжал я. - И кому оно было налито...
      - Все верно, - со вздохом согласился Агеев. - Каждую деталь нужно исследовать. Скрупулезно и точно.
      - Еще один невыясненный вопрос: почему в двух стаканах с горилкой не было пепси-колы, а в третьем была...
      - Да, да, об этом я тоже думал, - сказал Агеев. - Кто-то, видимо, выпил горилку, а запил пепси-колой. Или же разбавил... Черт! Действительно, каждая мелочь важна... Почему мы вчера обо всем этом не спросили у Лещенко?
      - Стереотипное мышление... Воропаев, кажется, первый высказался на счет пищевого отравления. И пошло. Каждый из нас думал только в этом направлении.
      - Да просто было трудно предположить злодейский умысел! Встретились за столом четверо почти незнакомых людей. Какие могут быть между ними роковые страсти? - усмехнулся следователь. - Вы знаете, даже невольно закрадывается мысль: а что, если один из них просто ненормальный? Маньяк...
      - Как одна из версий эта мысль годится. Впрочем, как и десяток других... Например, яд в горилку попал случайно.
      - Случайно?! - воскликнул Агеев. - Но это невероятно!
      - Так же, как и то, что один из компании - убийца-маньяк...
      Машина свернула к воротам санатория. Виктор Сергеевич пошел распорядиться, чтобы их открыли. А когда снова сел в машину, я предупредил его:
      - Надо постараться поменьше обращать на себя внимание отдыхающих. И так нашумели.
      Белла Григорьевна была в своем кабинете. За эти два дня она осунулась, как-то постарела. Видимо, сильно переживала.
      - У вас в столовой все в порядке, - сказал я после взаимных приветствий. Пища и продукты доброкачественны.
      - Слава Богу! - облегченно вырвалось у главврача. - Выходит, они своими отравились... Я всегда всем прибывшим отдыхающим твержу: выбросьте то, что привезли с собой! Наглядный пример! Впредь надо строже...
      - Нет, Белла Григорьевна, - мягко перебил я её, - дело не в домашней снеди... В горилке, которую выпили Иванов и Вачнадзе, был сильный яд.
      Главврач так и застыла, глядя на меня расширенными глазами.
      - Значит... Значит... - вымолвила она наконец, - убийство?
      - Вот этого мы пока не знаем, - сказал я.
      - А что мне сказать персоналу? Люди должны успокоиться. Да и отдыхающие волнуются. Одна пожилая женщина собралась уезжать. Боится у нас есть. Еле отговорили... Может быть, все-таки преподнести это событие как отравление домашней стряпней? И в порядке предостережения...
      - Кто-то очень хорошо сказал: если не можешь выдумать ничего лучше правды, говори правду... Разъясните людям, что с случай с Вачнадзе и Ивановым - не ваша компетенция. Этим занимаются следственные органы. А про-J" дукты на кухне проверяли, потому что х не знали еще, в чем дело... Хотите, для убедительности ознакомим персонал с заключением экспертизы пищи и продуктов из столовой?
      Белла Григорьевна задумалась.
      - Думаю, это излишне. Мне поверят и так.
      Я попросил пригласить Лещенко. Его перевели в другую палату, так как тринадцатая стояла ещё опечатанная. Пока его искали, мы с Агеевым обговорили план допроса.
      Лещенко зашел в кабинет главврача разгоряченный, потный - резался в пинг-понг. И как только сел на предложенный стул, тут же достал и начал вертеть в руках сверкающий камешек.
      Пока Агеев переписывал с его паспорта данные в бланк протокола допроса, я поинтересовался, что это за камень.
      - Авантюрин, - ответил Лещенко, перекатывая золотистое яичко на ладони.
      - Дорогой?
      - Вот такие, природные, считаются довольно дорогими. Но в последнее столетие их почти не используют. Парадокс - искусственные авантюрины забили естественные.
      - Почему? - удивился я.
      - Потому что искусственные красивее. - Лещенко чуть отвел от себя руку, любуясь искорками, вспыхивающими в глубине камня. - Эффект мерцания создают кусочки слюды, вкрапленные в прозрачный кварцит. Видите?
      - Прямо завораживает, - признался я. - Хочется смотреть и смотреть.
      - Этот камень ещё называют "собрание любви"... В начале прошлого века итальянец Бибилия выплавил стекло с включением в него медных опилок. Получилось ещё более эффектно... А потом искусственный дешевый авантюрин вытеснил с рынка природный.
      - Я вижу, вы не расстаетесь с этим камнем...
      - Никогда! Мой талисман, - с каким-то благоговением произнес Ле-щенко, поглаживая сверкающее яичко. - Семейный. С отцом был всю войну. Мать считает, что это он уберег отца от пули... Вот теперь по наследству перешел ко мне.
      Агеев кончил писать, отложил авторучку.
      - А вам когда-нибудь талисман помогал? - спросил он. - Ну, спасал?
      - О, не раз! - воскликнул Лещен-ко. - Однажды я тонул. Чудом остался жив... На мотоцикле врезался в грузо-вик. Мой "ижок" превратился в метал-лолом, а я отделался царапинами... Ну а по мелочи - и не вспомнить всего...
      - А позавчера?
      - Что позавчера? - с испугом спросил Лещенко.
      - Три человека, которые сидели с вами за одним столом, отравились, а вы нет...
      - Я не успел ничего съесть, - пожал плечами Лещенко и мрачно добавил: Что, сожалеете? По-вашему, надо было и мне?..
      - Не нужно придумывать то, чего нет, - буркнул Агеев: кажется, поначалу он выбрал не тот тон. - Давайте лучше, Лев Митрофанович, вспомним, как вы сели за стол, что делали... Постарайтесь не пропустить ни одной подробности.
      - Попробую. - Лещенко вытер лоб. - Но, собственно, мы ещё и не успели посидеть. Только расположились, стали разливать горилку...
      - Об этом, пожалуйста, и расска-жите, - попросил Агеев.
      - Вахтанг Багратионович открыл шампанское. Я откупорил горилку с перцем... Разлили...
      - Постойте, - перебил следователь. - Горилку разливали вы?
      - Я.
      - Кому?
      - Мужчинам.
      - А себе?
      - Не хотелось. Попросил Вахтанга Багратионовича плеснуть мне шампанского.
      - Что, горилку не уважаете?
      - Да нет, просто не хотелось заводиться...
      - И кто что пил?
      - Не знаю. Меня вызвали к врачу.
      - Горилку привезли вы?
      - Ну, я.
      - Привезли, а сами пить не захотели... Не кажется ли вам это странным? строго спросил следователь у Лещенко.
      - Ничего нет странного, - начиная злиться, ответил Лещенко.
      - Так для чего же вы её брали?
      - Думал, в поезде выпью.
      - И не выпи ли...
      - В поезде меня угощали.
      - Кто?
      - Этот администратор, Карасик.
      Ответы выглядели пока вполне логично. И следователь понимал это. Мне почему-то казалось, что Виктор Сергеевич начал не с того конца. Но вмешиваться я пока не хотел.
      - Вот вы химик, Лев Митрофанович, - сказал Агеев. - Имеете дело с ядовитыми веществами?
      - С ядовитыми? Это как считать. Скорее уж с вредными. Но у нас техника безопасности. И молоко дают за вредность... Простите, товарищ следователь, я не могу понять, к чему вы об этом спрашиваете?
      - А к тому, что в бутылке горилки с перцем, которую вы выставили для гостей, был яд, - спокойно сказал Агеев.
      - Яд?! Откуда? Как он мог туда попасть? - Лещенко переводил недоуменный взгляд с Агеева на меня. - Я же сам открывал бутылки... Заводская пробка... Сургуч... Не может быть!
      - Вот, ознакомьтесь, - подал ему бумагу следователь.
      Лещенко прочитал заключение экспертизы и медленно, словно боясь, что листок рассыплется в прах, положил на стол. Некоторое время он сидел в оцепенении и вдруг тихо спросил:
      - Выходит, и Оля выпила горилку?
      - Выходит, - кивнул Агеев.
      - Значит, Вахтанг Багратионович и капитан умерли от нее? - ещё тише спросил Лещенко.
      - После вскрытия провели анализы содержимого желудков... Вот, - протянул следователь ещё одно заключение экспертизы.
      - Нет, не надо! Не надо! - отшатнулся в испуге Лещенко. - Не хочу читать! - Он неожиданно вскочил со стула и зло бросил Агееву: - Хотите приписать это мне?
      - Сядьте, пожалуйста, - мягко, но настойчиво попросил Виктор Сергеевич. Вот так. Успокойтесь. И давайте разберемся...
      - Неужели вы думаете, что я мог бы... И у меня не дрогнула бы рука?! - с отчаянием произнес Лещенко.
      - Я ничего ещё не думал, - сказал Агеев. - Скажите, как, по-вашему, попал в горилку цианистый калий?
      - Клянусь чем угодно, не знаю! Дочкой клянусь! Майечкой! - словно в молитве, сложил он обе руки на груди.
      Авантюрин со стуком упал на пол и покатился в угол. Лещенко бросился догонять его. Подобрал, зажал в кулаке и вернулся на свое место.
      - Где вы взяли горилку с перцем? - спросил Агеев.
      - Купил в магазине.
      - В каком?
      - Рядом с моим домом.
      - Когда?
      - Накануне отъезда. В ту пятницу.
      - И где она находилась?
      - В холодильнике, где же еще! Но почему... Какое это имеет значение? Умер Вахтанг Багратионович! Он мне фотографию жены и детей показывал! А капитан? Он за что? - Лещенко сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. - Нет! Это не я! Что хотите делайте, не я... Не я... Не я это... - бормотал он все тише и тише.
      Наверное, у него началась истерика.
      Агеев вышел и вернулся с главврачом. Та предложила прервать допрос.
      Лещенко дали лекарство. Посоветовавшись, мы решили его больше сегодня не беспокоить.
      Я поехал домой, а Виктор Сергеевич остался, чтобы произвести обыск в тринадцатой палате.
      Горе и скорбь матери... Я буквально ощущал их физически, слушая пожилую женщину.
      Иванова прилетела в Южноморск, как только узнала о гибели единственного сына. И вот пришла в прокуратуру, чтобы выяснить, как все случилось.
      У неё были сухие воспаленные глаза, спекшиеся губы. Наверное, напла-калась дома и в самолете.
      - Что же не уберегли моего Колю? - с упреком обратилась ко мне Иванова. И от этого упрека я чувствовал себя так, словно был виноват сам. - Не война ведь... А человека сгубили... Провожала его, радовалась: выздоровеет сын-то, в себя придет... А оно вон как обернулось! Да лучше бы он дома сидел...
      Я понимал, что ей сейчас хочется говорить о Николае. Рассказывая о нем, мать как бы отодвигала, гнала прочь страшную мысль, с которой она не может смириться, - сына нет, нет сына...
      Какие слова утешения мог я найти? Да если бы и попытался, вряд ли они помогли бы. Оставалось только слушать.
      Иванова поведала о влюбленности сына в свою профессию речника. Как он сокрушался, что подрастающие мальчишки увлекаются теперь другим - авиацией, космосом, кибернетикой, а романтика плавания уходит в прошлое. В речных училищах, курсанты которых щеголяют в клешах, тельняшках и форменках с бело-синими воротниками - мечта пацанов послевоенного времени, - недобор.
      Вот он и решил организовать у себя в городе что-то вроде пионерского пароходства, чтобы приобщать ребят к речному делу с детского возраста. По мнению капитана, мальчишки должны ч; "заболеть" рекой как можно раньше. Нашлись друзья-энтузиасты, которые взялись помогать Иванову. При одной из школ Омска был организован клуб "Буревестник". Будущим речникам выделили списанный теплоход, он и стал базой для обучения.
      Конечно, одного энтузиазма оказалось мало. Кто-то посчитал клуб обузой, нестоящей затеей. Но появились у Николая и сторонники. А главное, капитан Иванов сумел увлечь детские сердца. В первый же год в клуб изъявили желание вступить около семисот школьников. И не только из города, но и из близлежащих поселков.
      Идеей Николая заинтересовались в облоно, в местном пароходстве и даже в обкоме комсомола. Весной капитан Иванов добился того, что им для занятий выделили помещение, мебель, инвентарь. Пионерское пароходство вставало на прочный фундамент. И вот - трагический случай - один из его основателей погиб.
      Когда мальчишки узнали о смерти Иванова, на теплоходе, отремонтированном самими ребятами, подняли траурный флаг...
      То, что рассказала о своем сыне Иванова, нам было уже частично известно: Карапетян связывалась с Омском. Но только теперь, выслушав женщину, я понял, что Николай был незаурядным человеком. Наверное, очень добрым, увлекающимся, умеющим делать увлеченными других. Он думал о тех, кто придет нам на смену...
      Мне хотелось чем-нибудь помочь Ивановой. Но чем? Единственное, что мог сделать для нее, это устроить в гостиницу.
      - Захар Петрович, - заглянул в кабинет Агеев, - я разыскал Карасика, администратора, с кем ехали в поезде Лещенко и Ватутина. Хотите присутствовать на допросе?
      - Когда?
      - Он уже в прокуратуре.
      ...Вениамин Осипович Карасик выглядел прямо-таки щеголем в свои шестьдесят лет. Фирменные вельветовые джинсы, лаковые туфли, светло-голубая рубашка с отложным воротником и небрежно повязанный шейный платок. Жидкие волосы слишком уж подозрительно черного цвета самым аккуратным образом были разделены на пробор. Щеточка усов. И сеть предательских склеротических жилок на тугих щечках. Этот старческий румянец Карасик не мог скрыть ничем. А моложавым ему хотелось казаться, видимо, во что бы то ни стало.
      - Как же, как же, отлично помню Леву и Олю, - акая и растягивая слова по-старомосковски, произнес администратор, когда следователь попросил его рассказать о своих соседях по купе. - И беру на себя смелость утверждать, что они вполне интеллигентные молодые люди... До Шостки с нами в купе ехала одна тетя... - Карасик поморщился. - Типичная мешочница. Знаете, есть такой тип, увы, весьма нынче распространенный... Когда она вышла, мы с Ольгой буквально вздохнули. Облегченно, разумеется... В Шост-ке подсел Лева...
      - А кто был четвертым? - спросил Агеев.
      - Четвертое место было куплено мною. Понимаете, вез дорогую аппаратуру для оркестра. Материальная ценность. И ещё какая! - причмокнул администратор.
      - Импорт. На валюту... Разве можно кому-нибудь доверить?
      - Понятно, - кивнул следователь, чувствуя, что словоохотливого администратора необходимо направлять. - Какие, по вашему мнению, были отношения между Лещенко и Ватутиной?
      Знали они друг друга до того, как оказались в одном купе?
      - Беру на себя смелость утверждать, что знакомство произошло в поезде, немного подумав, ответил Вениамин Осипович. - А через час Лева предложил выпить. Для сближения, так сказать...
      - Что именно предложил выпить? - спросил Агеев.
      - Водку, разумеется. Да-да, горилку с перцем. Выставил две бутылки. Карасик выразительным жестом показал, как Лещенко вынул откуда-то снизу бутылки и водрузил на столик.
      - Ну а вы с Ватутиной?
      - Боже мой, в компании с молодой приятной дамой хлестать водку... Фэ! снова поморщился Карасик. - Впрочем, сейчас почему-то в почете крепкие напитки... Вот вы объясните мне: что, у людей нет времени, надо непременно поскорее забалдеть? А душевная беседа? А общение, так сказать?
      - Короче, вы отказались? - уточнил Агеев.
      - То есть категорически! А Оля ещё таких страхов наговорила насчет сана-тория, куда они ехали! Там якобы толь-ко за один запах спиртного могут вы-гнать... Я настоял на шампанском... Но, по-моему, Оля не очень-то к нему расположена... Для таких случаев у меня всегда есть НЗ - бутылочка шартреза. Карасик произнес это слово через "ё". - Рюмочка божественного напитка, кофе, хорошая сигарета... Интеллигентно...
      - А горилка?
      - Лева спрятал бутылки.
      - И как развивались их взаимоотношения с Ватутиной?
      Администратор мечтательно поднял глаза, вздохнул.
      - Молодость... Мягкий свет в купе... А впереди - море, отдых. И свобода. Карасик перевел взгляд на меня, потом на Агеева. - Все мы были молоды и попадали в подобные ситуации... Я думаю, в этом случае немного приударить за женщиной не грех...
      - И Лещенко приударил? - спросил Агеев.
      - Скорее - Оля. Впрочем, беру на себя смелость утверждать, тяга была взаимной... J4 - Вениамин Осипович, вы не заметили ничего необычного в поведении своих спутников? - спросил Агеев. ^
      - Необычного? - Карасик задумался. - А что именно вас интересует?
      - Ну, настроение, какие-нибудь о странности...
      - Вроде бы нет... Может быть, меланхолия... Впрочем, нынче у молодежи нет того задора, радости, беспечности. Не знаю, откуда это? Вообще-то, Лева действительно показался мне несколько странным. Говорим, понимаете ли, об искусстве, спорте и других приятных вещах, а он ни с того ни с сего мрачнеет, замыкается. Больше всего раздражали его разговоры о спорте. Как только речь заходила о фигурном катании или гимнастике, он тут же покидал купе...
      В заключение допроса Агеев попросил Карасика рассказать, как они расстались по прибытии в Южноморск.
      Вениамин Осипович подтвердил то, что было уже известно от Лещенко. Действительно, администратор пригласил химика из Шостки и Ольгу на концерт своего вокально-инструментального ансамбля. По контрамаркам, естественно. Ватутина, к сожалению, не могла: её встречала тетя. А Лев Митрофанович был настолько любезен, что принял при - глашение и помог Карасику доставить звукоусилительную аппаратуру в концертный зал.
      Больше администратор своих попутчиков не видел.
      После допроса Карасика мы обменялись с Агеевым впечатлениями.
      - Из всего того, что "смел утверждать" Карасик, меня заинтересовало поведение парочки в поезде, - сказал Виктор Сергеевич. - Понимаете, Лещенко утверждает, что между ним и Ватутиной ничего не было... А как же взаимная тяга, о которой говорил Карасик? С чего бы ему сочинять, а?
      - Не знаю, кому и верить, - признался я. - Лично мне показалось, что этот администратор любит позу. И говорит нарочито манерно. Возможно, не считает за грех немного и приукрасить... А с другой стороны, может, Лещенко не хочет признаваться, что флиртовал...
      - Вот именно, - подхватил Агеев, - не хочет. Если у него возникло чувство к Ватутиной, то он мог приревновать к Иванову. Лещенко - тип неуравновешенный. Затаил злобу, решил отомстить...
      - Все может быть куда проще, - возразил я. - Не забывайте, он женат, имеет дочь. Допустим, он на самом деле приударил за Ватутиной. А кому охота, чтобы это дошло до семьи? По-моему, наиболее интересно, что Лещенко предложил распить горилку ещё в поезде.
      И возникает вопрос: когда в бутылку с перцовой горилкой попал яд? Ваше мнение?
      - Я склонен думать, что цианистый калий подсыпали уже в Южноморске, ответил следователь. - И сделал это сам Лещенко.
      - Но ведь при обыске в его палате вы ничего не обнаружили! - сказал я. Ни пузырька, ни ампул.
      - Сосуд из-под яда он мог выбросить.
      - Да, кстати, что представляет из себя цианистый калий? - поинтересовался я. - Насколько я помню, это порошок белого цвета?
      - Да. Легко растворяется. Действует очень быстро. Да это видно на примере Иванова и Вачнадзе.
      - Ну а если доза не смертельна, как с Ватутиной? Осложнения тяжелые?
      - Вы знаете, нет. Если повезет, как повезло Ватутиной, никаких последствий...
      - Значит, Ватутину можно будет скоро допросить?
      - Врачи обещают завтра.
      - Очень хорошо, - кивнул я. - Надеюсь, она многое прояснит.
      - Дай-то Бог, - задумчиво произнес Виктор Сергеевич.
      Когда мы с Агеевым заглянули в больничную палату к Ватутиной (она лежала в отдельной) и представились, та попросила подождать в коридоре.
      Через несколько минут она пригласила нас войти. Ватутина была уже причесана, напудрена, подкрашена.
      - О, - с улыбкой протянул Агеев, - раз вы, Ольга Семеновна, думаете о внешности, значит, здоровье отличное!
      - Вполне, - ответила тоже с улыбкой. - По-моему, женщина без косметики все равно что небритый мужчина.
      - Молодость может обходиться и без нее, - продолжал Виктор Сергеевич в том же непринужденном тоне. - Мне кажется, в наше время слишком уж увлекаются разными там лаками, тушью и прочим...
      - Между прочим, - подхватила Ватутина, - и две тысячи лет назад представительницы нашего пола не могли обходиться без косметики...
      - Да? - недоверчиво посмотрел на Ватутину следователь.
      - Представьте себе, - кивнула она. - В Перу при раскопках возле мумифицированного тела девушки нашли сумочку с пудрой и пуховкой, тушь для ресниц и бровей, блеск для губ. Заметьте, та модница жила двадцать веков назад...
      Во время этого "светского" разговора я незаметно приглядывался к пострадавшей. Лицо у неё было не очень выразительное, и я не мог понять, почему все говорили, что она милая и симпатичная. Разве что умные, пытливые глаза? Да ещё манера держаться - непринужденная, раскованная. Словом, "столичная штучка", как любили когда-то выражаться беллетристы.
      Агеев сказал Ватутиной, что главврач санатория хочет продлить срок её путевки на то время, что ей пришлось проваляться в больнице.
      - Спасибо ей, конечно, за заботу, - сказала Ватутина. - Но - увы! Не могу задержаться даже на день...
      - Если дело в вашем начальстве, мы можем помочь, - сказал Агеев.
      - Нет, начальство ни при чем. Как раз должен будет вернуться из Франции мой непосредственный руководитель, а это значит, что предстоит интересная работа. Охота, как известно, пуще неволи, - улыбнулась Ольга Семеновна. - Шеф звонил из Парижа. Кажется, он напал на неизвестный автограф Пушкина. Представляете, самого Пушкина!
      - Неужели такие находки возможны до сих пор? - удивился следователь.
      - Редко, но бывают.
      - А почему именно в Париже? - заинтересовался Агеев.
      - Что вы! Франция по числу находок, связанных с поисками русских рукописей и картин, до сих пор занимает первое место! Автографы Тургенева, Достоевского, Пушкина, Вяземского, Баратынского, Бунина, Блока... Да разве перечислишь всех! Но поиски ведутся не только во Франции, а и во многих других странах тоже. И сколько ещё предстоит найти!
      По словам Ватутиной, мало отыскать ту или иную рукопись или автограф писателя. Дальше следует эвристика или атрибуция рукописи, то есть установление подлинности и авторства находки. А это самое интересное в её работе...
      Ольга Семеновна говорила увлеченно, слушать её было интересно. Но пора было переходить к тому, ради чего мы пришли в больницу. И Ватутина, словно разгадав наши с Агеевым мысли, спохватилась:
      - Совсем я вас заговорила. Так? Вы, наверное, в связи с отравлением?
      - Совершенно верно, Ольга Семеновна, - следователь перешел на серьезный лад.
      - И что мы такое съели? - спросила Ватутина. - Как себя чувствуют Николай и Вахтанг Багратионович? Мне показалось, что им тоже стало плохо...
      - О них потом, - сказал Виктор Сергеевич. - Вспомните, пожалуйста, как вы сели за стол, кто, что и кому наливал, как вы пили? Подробнее, не пропуская никаких деталей...
      - Что ж, попробую, - сказала Ватутина. - Если запамятую какую-либо мелочь, уж вы не обессудьте.
      - Разумеется, - кивнул Агеев.
      - Значит, так. Бутылку шампанского принес Вахтанг Багратионович, Лева две бутылки горилки с перцем и сам их открыл. - Она на минуту задумалась. Первому он налил Николаю. Тот ещё сказал, что, может быть, не стоит, в санатории ведь. Но Лева уговорил... Затем он налил Вахтангу Багра-тионовичу. Тот в это время откупоривал шампанское. Без шума. Не люблю, когда стреляют пробкой, в этом есть что-то купеческое... - Ватутина замолчала.
      - Что было дальше?
      - Вахтанг Багратионович хотел налить шампанского мне. Я отказалась.
      - Почему?
      - Честно признаться, не люблю игристые вина. Голова потом тяжелая, изжога. Простите за откровенность. Лучше уж рюмочку водки или коньяку... А Лева попросил, чтобы ему налили шампанского...
      - Странно, - заметил Агеев, - молодой, крепкий мужчина...
      - По-моему, он боялся, что не удержится, загуляет... Впрочем, Лева именно так и объяснил. Мол, не хочу заводиться. Тут стук в дверь. Медсестра. Говорит: Лещенко вызывает врач. Лева сразу вышел.
      - Ничего не сказав?
      - Сказал. Не то "начинайте без меня", не то "пейте, не ждите"... Мы на всякий случай закрылись на ключ. Чтобы не застал нас кто-нибудь из персонала.
      - А вам кто и что налил? - спросил Агеев.
      - Сама себе налила, когда Лева вышел. Чуть-чуть горилки и сильно разбавила пепси-колой... Мужчинам это не доверяю, потому что они в любой компании считают своим долгом напоить женщину. И если льют, непременно до самого края...
      - Налили, - сказал следователь. - А потом?
      - Вахтанг Багратионович произнес за меня тост. Мы выпили. Я сразу почувствовала что-то не то. Схватило здесь, - она показала на солнечное сплетение. - И тут же словно провалилась куда-то. - Ольга Семеновна на мгновение замолчала, потом встрепенулась: - Да, последнее, что помню... Вахтанг Багратионович встал со стула, зашатался и двинулся к туалету... Дальше не помню ничего. Очнулась уже в больнице, в этой палате.
      Мы с Агеевым переглянулись.
      Показания Ватутиной подтверждали то, что рассказывал Лещенко.
      Теперь пришло время вступить в разговор и мне.
      - Ольга Семеновна, позвольте задать вам один вопрос. Нескромный, но что поделаешь... Решайте сами, будете вы отвечать на него или нет...