— Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.

— Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.

— Крупное хищение? — поинтересовался я.

— Я запросила дело, — ответила Гранская.

— Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?

— Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.

— Хорошо.

— Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.

— Фальшивым? — уточнил я.

— В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.

Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.

— Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.

— Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?

— Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.

— А пары к нему нет?

— Нет. Все остальные деньги без подделок.

— Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.

— Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.

— Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.

— Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.

— Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.

— Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?

— То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..

Я усмехнулся.

— Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.

— Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.

— Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?

— Как и у вас, — засмеялся я.

— Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.

Тот солидно помолчал.

— Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.

— Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.

— Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.

— Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…

— Убийство вы отрицаете? — спросил я.

— Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…

— Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.

— Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…

С тем мы и разошлись.

Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.

В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.

Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.

Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.

Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:

— Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.

— О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.

— Гоните, — сказала Инга Казимировна.

Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.

— Я вас не понимаю…

— Захар Петрович, надо закончить дело.

— Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.

Она неожиданно улыбнулась.

— Если бы я не проработала с вами столько лет…

— Так вы что, не хотите на завод?

— Хочу.

— В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.

— Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?

— Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.

— Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.

— И все же?

— Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.

— За что он сидит?

— Брал взятки с абитуриентов.

— Что он сообщил?

— Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.

— Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?

— Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.

— Гребцов ещё и в химии разбирался?

— Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.

— Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?

— Больше ничего… А что у Коршунова?

— Пока не вернулся.

— А чем пока заняться мне?

— Идите на завод.

— Зайду. Сегодня же.

…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.

— Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.

— Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?

— Ни в коем случае.

В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.

Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.

— Удивительно: Юрий Александрович спешит, — сыронизировал я.

— Да, слишком уж энергично, — улыбнулась следователь.

Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:

— Разрешите?

— С хорошими новостями или нет? — полушутливо спросил я.

— Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, — сказал Коршунов.

— Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, — сказала Гранская.

— Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.

— Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.

— Не меня. Всесоюзный розыск.

— Ваше ведомство все-таки, — сказал я. — А что с дензнаками?

— Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.

— Ого! — улыбнулась Гранская.

— Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью — увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай — впервые.

— В историю войдёте, — подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.

— Или только в географию, — отшутилась Гранская. — Так у вас все, Юрий Александрович?

— Да как вам сказать, — пожал плечами Коршунов. — Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.

Коршунов замолчал.

— Интересно, — оживилась Гранская. — В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…

— Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. — Коршунов протянул следователю бумажку. — Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.

— А как вышли на этого Есипова? — спросила Гранская.

— Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него — иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?

— Вы проверьте его на всякий случай, — сказала Гранская.

— Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…

Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.

— Как попал к вам паспорт Лугового? — спросила Гранская.

— Нашёл его около почты в Светлоборске, — спокойно ответил арестованный.

— А почему не передали в милицию?

— Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?

— Надо всегда быть честным.

Гребцов виновато улыбнулся:

— Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…

Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.

— Допустим, все это так…

— Так, так, — заверил Гребцов.

— Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?

Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:

— Вы нашли мои деньги?

— Выходит, была у вас крупная сумма?

— Крупная? — усмехнулся Гребцов, подавив волнение. — Очень. Пятьдесят тысяч.

— Откуда они у вас?

— Выиграл.

— Во что?

— Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. — Он сделал жест, будто сдавал карты. — Преферанс, покер. Играю честно.

— Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?

— Не очень скромно хвалиться, но это так.

— Смотрите-ка, какие у вас способности, — вставил я. — И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…

— Какая химия? — испуганно дёрнулся Гребцов. — Я вас не понимаю, гражданин прокурор.

Я удивился: он вдруг потерял самообладание.

— В местах заключения разве не занимались? — спросила Гранская.

Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:

— А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.

— Так, — продолжила Гранская. — Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?

— Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, — снова улыбнулся Гребцов. — Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.

— Хорошо, все это будет вам предоставлено, — спокойно сказала Гранская.

— Где ваши деньги?

— У меня их украли.

— Где, когда, кто?

— В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.

— Где вы хранили их?

— У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.

— Почему вы не боялись оставлять их?

— Хозяйка моя — честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.

— Область психологии?

— Увы, — печально сказал Гребцов, — я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.

— О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?

— Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился — чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.

— А он?

— Он уже еле языком ворочал.

— Что вы делали дальше?

— Снова стал искать пропажу. Нигде нет. Потом вспомнил про голубятню. Только я поднялся на неё, смотрю, заворачивает в наш проулок милицейская машина. Из машины вышла моя хозяйка с милиционером. Я спустился вниз, взял сумку с вещами и садом выскочил на другую сторону двора. Недалеко железная дорога, товарняк шёл. Медленно. Потому что поворот и подъем. Я вскочил на подножку…

— Что вас так испугало?

— Наивный вопрос: живу по чужому паспорту. Опять же — деньги.

— Хорошо, гражданин Гребцов, мы потом продолжим. Вот вам бумага. Попробуйте вспомнить ваши карточные подвиги.

Гребцов под охраной работника милиции уселся писать, а мы с Гранской решили обменяться впечатлениями. Вышли.

— Каков, а? — спросила Инга Казимировна.

— Самоуверен, но…

— Да, я тоже обратила внимание. Когда вы о химии заговорили. А в чем дело, не пойму.

— По-моему, вы где-то сделали ошибку.

— Знаю, — согласилась следователь. — Надо поосторожней.

— Разрешите? — В дверях показалась голова Коршунова.

— Входите, входите, — пригласил я.

Он поздоровался, положил на стол планшет.

— Сведения о Есипове. За десять дней до исчезновения Гребцова он продал дом. За двадцать восемь тысяч.

— У кого такие деньги нашлись? — спросил я.

— Это люди честные. Двенадцать лет на Севере работали… Дальше. За три дня до вышеуказанного события Есипов снял с книжки двенадцать тысяч — все сбережения. И сдал облигации трехпроцентного займа на десять тысяч. Деньги просил только сотенные и пятидесятирублевки…

Мы с Гранской переглянулись.

— Интересно, — заметила Инга Казимировна.

— В этот же день, — продолжал Коршунов, — у него случился пожар. Сарайчик загорелся. Соседи прибежали помочь — не пустил. Сам тушил.

— Где он сейчас живёт? — заволновалась следователь.

— У него ещё флигелёк был. Там и живёт.

— Срочно нужно его сюда.

— Слушаюсь, — ответил Коршунов. — Вы просили доставить Шатрова, он здесь. Прямо с работы.

— Хорошо. Трезвый?

— По-моему, он трезвее не бывает… Разрешите отправиться за Есиповым?

— Да-да, Юрий Александрович, — сказала Гранская. — Продолжим допрос, Захар Петрович? — обратилась она ко мне.

Мы вышли из кабинета. Навстречу поднялась молодая женщина.

— Здравствуйте, Инга Казимировна. Вы не могли бы меня принять?

— Здравствуй, Галя.

Вид у Максимовой был такой взволнованный и просящий, что Гранская растерялась. Посмотрела на меня и сказала:

— Захар Петрович, может быть, мы минут через десять?..

— Хорошо, Инга Казимировна. — Я подумал, что она поступила правильно.

Я вернулся в свой кабинет. Гранская говорила с Максимовой почти полчаса:

— Важный был разговор? — спросил я, когда она вошла ко мне.

— Вы знаете, зачем пришла Максимова? — вопросом на вопрос ответила Гранская. — Не догадаетесь. И как она узнала, что Гребцов здесь, ума не приложу… Так вот, она говорит, что, если у Гребцова какая-нибудь недостача или что-то надо компенсировать, готова отдать все свои деньги… Любовь!

Я посмотрел на часы.

— Да, любовь — это сила…

Гранская улыбнулась.

— Остальные двадцать минут я выясняла, как Гребцов познакомился с Есиповым Ильёй Митрофановичем…

— Они знакомы? — изумился я.

— Да. Максимова дружила с его дочерью, которая была очень больна, сердечница. Её надо было лечить, на курорты возить, а Есипов жалел денег. У него на сберкнижке лежали десятки тысяч, а жена ходила, как нищая. Галина говорит, очень интересная женщина была… Сам Есипов через весь город таскал ведра с помоями для свиней… Прямо Плюшкин и все. Жена не выдержала. Уехала с дочерью к сестре несколько лет назад…

— Действительно, динозавр какой-то.

— Приблизительно так же назвал его и Гребцов при первой встрече… Они с Галиной шли по городу. Встретился Есипов, поздоровался с Галиной. Гребцов поинтересовался, что это за голодранец. Максимова и рассказала ему про этого «голодранца» с тугой мошной. Гребцов только и вымолвил: «Ископаемое»… И Максимова очень удивилась, когда через несколько дней увидела их вместе. Гребцов объяснил, что встретил случайно.

— Ещё что?

— Все… Вижу, вы спешите?

— Очень. В райком. Продолжайте без меня, Инга Казимировна. Я потом присоединюсь.

…В райкоме встретился директор завода и спросил, сколько мы ещё будем подводить его с Гранской. Я сказал, что не больше двух дней. Не люблю давать пустых обещаний, но у меня возникла уверенность, что Гранская уже близка к цели.

…В моей приёмной сидел странный посетитель. Растрёпанный, в засаленном пиджаке. Корявые нечистые пальцы скрестились на животе. Он глянул на меня равнодушно, взглядом неудачника, которому ничего не надо и который не ждёт уже от жизни ничего.

Гранская успела провести очную ставку Шатрова с Гребцовым.

— Шатров вновь подтвердил, что украл чемоданчик с деньгами, — доложила следователь. — По пьянке, говорит. Он убеждён, что состояние опьянения смягчает вину.

— Увы, это заблуждение многих.

Согласившись со мной, Гранская протянула мне на утверждение постановление об аресте Шатрова.

— Теперь вы уверены в его виновности? — спросил я.

— После допроса Гребцова у меня нет сомнений, что Шатров тоже хотел поживиться. И все это водка. Может быть, находясь под стражей, задумается.

Подписав постановление, я поинтересовался, что намерена делать Инга Казимировна дальше.

— Займусь Есиповым. Он здесь.

— Это что в приёмной сидит? — удивился я.

— Колоритный тип… По-моему, их надо сразу свести.

— Ну что ж, давайте попробуем…

В кабинет Гранской, где уже находился Гребцов, пригласили Есипова.

— Вы знаете этого человека? — обратилась следователь к Гребцову.

— Нет, — сказал он, брезгливо осмотрев Есипова.

— Вы знакомы? — спросила Гранская Илью Митрофановича.

Есипов несколько дурашливо вздёрнул плечи:

— Не припоминаю.

Сцену, которая произошла потом, Гранская разыграла эффектно и просто. Она вынула из сейфа чемоданчик. Положила на стол. Щёлкнул замок. Откинулась крышка, и на стол тихо потекли купюры играя радужными узорами.

Есипов смотрел на кучу денег, не мигая. И вдруг из кокона равнодушия, никчёмности и жалкости вылез хищник.

— Подлюга! — прохрипел Есипов. — Обманул, мерзавец, украл!

Преобразился и Гребцов. Стал иронически злорадным.

— Каким образом, уважаемый Илья Митрофанович, у вас можно украсть? Да у вас муравей не стащит с участка соринки… Вы мироед!

— А ты вор! — ощетинился Есипов.

— Прошу не тыкать… Гражданин Есипов обвиняет меня в том, что я украл у него деньги, — спокойно обратился к нам Гребцов. — Это не так. Я расскажу правду. Меня познакомил с ним один человек. Когда я узнал, что такое этот Есипов, у меня возникла идея. Почему он, которому деньги не принесли счастья, как не принесли и его родным, должен владеть ими? Не было сомнения, что Есипов до смерти любит эти радужные бумажки… Я навестил его уже специально. Под предлогом, что могу устроить ему вывоз и продажу яблок в Ленинград. Цену назвал ошеломительную. Яблочки были ещё зеленые, так что у меня было время обработать Илью Митрофановича. Подвёл его к мысли, что деньги можно добывать и без помощи фауны и флоры. Предложил делать фальшивые деньги. Оговорюсь сразу: я не фальшивомонетчик. Подделывать деньги не умею и не собирался. Это был просто трюк. Как вам известно, я немного увлекался химией. Не буду вдаваться в химические подробности. Потом согласен на, как тут выражаются, следственный эксперимент… Что я сделал. Между двумя чистыми листами вклеил сотенный билет, приложил к бумаге купюру, облучил простым светом. Затем, действуя особым составом, удалил бумажную массу. Потом обыкновенными ножницами обрезал лишнюю чистую бумагу по краям и продемонстрировал сотню, только мокрую… Понятно, я изложил?

— Понятно, — кивнула Гранская.

— Ох, шельма! — простонал Есипов.

Номера у обеих сотен подогнал, конечно, раньше… Эксперимент прошёл успешно. Мы разменяли в сберкассе якобы фальшивую сотню, и Есипов возжаждал сделать их таким способом как можно больше.

— А две одинаковые пятидесятки? — спросила Гранская.

— На всякий случай я приготовил и пятидесятки. Но второго эксперимента не понадобилось… Далее. Есипов продаёт свою движимость и недвижимость. Я посоветовал иметь только крупные купюры. И вот уважаемый Илья Митрофанович едет в какой-то соседний городок насчёт обмена мелких купюр на крупные. Я в это время соорудил агрегат, в котором был потайной ящичек из железа. В агрегат закладывалась вся сумма, незаметно спускавшаяся в этот железный ящичек. Стопки чистых листов, ванночка с серной кислотой, капельница с бертолетовой солью, простая лампочка… Как я и предполагал, Есипов сам захотел делать деньги. Я показал, как нужно открыть капельницу. Он остался в сарайчике с агрегатом, а я стоял на стрёме, чтобы никто не застал нас. В это время Есипов приступил… А при соединении серной кислоты с бертолетовой солью происходит взрыв, об этом даже школьники знают… Взрыв очень напугал моего уважаемого напарника… Извлечь деньги из горевшего агрегата было, как говорится, дело техники…

Вдруг Есипов злорадно закричал:

— Не достались тебе мои денежки! Во!! — И показал Гребцову грязный кукиш.

— Увы, — развёл руками Гребцов, — меня тоже обошли. И кто? Жалкий алкоголик…

— Вот теперь вместе с ним и сядете! — не унимался Есипов. — На скамью подсудимых!

— Кажется, и для вас, Илья Митрофанович, место на этой скамье найдётся,

— усмехнулся Гребцов.

И эти слова оказались пророческими. К уголовной ответственности были привлечены все трое: Гребцов по статье 147 части 3 УК РСФСР за то, что путём обмана (мошенничества) завладел деньгами Есипова; Шатров — по статье 144 части 1 УК РСФСР за кражу чемоданчика с деньгами у Гребцова; Есипов — по статьям 15 и 87 части 1 УК РСФСР за покушение на изготовление поддельных денег.

У неискушённого в юридической науке читателя может возникнуть вопрос: почему действия Гребцова и Есипова квалифицированы по разным статьям Уголовного кодекса? Отвечу в самых общих чертах. Гребцов не умел и не хотел подделывать деньги. И даже если им в некоторых купюрах были изменены номера, то это, как и все другое, совершалось им для завладения деньгами Есипова путём обмана, иначе говоря, мошенничества.

Что же касается Есипова, то все его поведение говорит о том, что он действительно хотел участвовать в подделке денег и предпринял для этого все необходимое. Таким образом, Есипов покушался на подделку денег. А само преступление, предусмотренное статьёй 87 УК РСФСР (изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг), Есиповым не завершено по причинам, от него не зависящим. Как говорят юристы, это была попытка с негодными средствами…

… — Расстаёмся, значит, — сказал я Гранской, когда она принесла на утверждение обвинительное заключение. — Позвоните на завод, пусть успокоятся.

Инга Казимировна замешкалась с ответом.

— Сколько вам хлопот доставила… Ради бога, извините… А человека они уже оформили…

— Как? — вырвалось у меня.

— Я отказалась.

— Уф! Ну и горазды вы, Инга Казимировна, на сюрпризы…

— Не волнуйтесь, Захар Петрович. На это место двигали товарища из области… Как директор обрадовался!

— Уверяю вас, не больше моего…