— Аркаша, глупый… а мне эта Ленора… ну, знаешь… один глаз как у трески, смотрит в сторону… сказала, что ты сексуальный маньяк… что ты ей… ха-ха… ну, это…

Дальнейшее мне трудно описать. Чуть тронутая увяданием, и от того еще более притягательная женщина, освобожденная алкоголем от всяких условностей, и ошалевший от долгого воздержания юнец — чем мы могли заняться?

Я проснулся, когда на улице едва серело. Людмила с трудом открыла один глаз:

— Где я?

— …

Тут же она открыла другой и деловито потребовала:

— А ну, марш в ванную! — и я поспешил выполнить столь решительный приказ.

Странная это штука — взаимная тяга мужчины и женщины. Она приходит внезапно и оставляет нас по утрам, когда сигареты кончились, вино выпито и страсть насытилась. Но как хорошо, что есть и такая любовь — пьяная, гостиничная, мимолетная и нелепая. Я стоял в ванной голый на холодном кафеле, и на душе у меня было легко. Конечно, я не Аркадий и не артист, и уж наверняка не сексуальный маньяк, но сегодня со мной была красивая женщина, актриса, которая живет в другом мире, где водятся красавчики Аркадии и дикари Кости…

— Заходи, дружок…

Людмила уже оделась и причесалась. Смотрела она на меня без тени смущения.

— Ну, — сказала она, — что ты не Аркадий, я, положим, поняла сразу. Но ты парень находчивый. И понравился мне.

— И ты мне тоже.

— Пусть это останется нашей маленькой тайной, хорошо?

Так и закончилось это гостиничное приключение. И я с отвращением подумал о наших стендах и вымпелах…

Переезд в Котлас знаменовал заключительный этап поездки. Чтобы не беспокоиться о деньгах, мы перевели их в аккредитивы. При всех потерях и убытках сумма получилась внушительная. Третий день пребывания в Архангельской области не предвещал неожиданностей. На очереди стоял совхоз «Аврора». Председатель свалил приемку работы на парторга, а сам подался на поля. Парторг, не придираясь к недоделкам, подмахнул акт приемки и, не поддаваясь на уговоры остаться до момента расчета по договору, пошел в сельсовет на совещание.

Но… прилизанная мышка в строгих квадратных очках — бухгалтер — вдруг спросила:

— А какой номер вашего счета? Куда перечислять деньги?

— Мы частные лица и получаем наличными.

— Частные лица, торгующие наглядной агитацией? Разве мало организаций, поставляющих такую продукцию по перечислению?

Венька высунулся, как всегда, не вовремя:

— Неужели вы не понимаете, что некуда нам перечислять. Все платят наличными и вы платите! Договор-то подписан председателем!

— За финансы здесь отвечаю я. Председатель подписал, а ревизоры спросят с меня. Если районное управление даст распоряжение — тогда другое дело.

Она сняла трубку и на удивление быстро дозвонилась в город.

— Тамара Павловна? «Аврора» вас беспокоит. Здесь у меня художники, требуют оплаты наличными… Ни в коем случае?.. Я так и думала. Это не они получили в «Победителе»? Сейчас спрошу…

— В управлении интересуются, стенды в Максимовку вы привозили?

Ну, змея очковая!

— Вас просят взять трубку!

— Говорит главный бухгалтер райсельхозуправления Антошина. На выплативших вам деньги работников колхоза «Победитель» будет наложен начет. Если вы люди порядочные, верните деньги в кассу. Как же! Разбежались!

— Лучше это сделать добровольно, а не то взыщем через суд. И дальше можете не пытаться реализовать свою мазню.

— Тамара Петровна…

— Павловна, — перебила трубка.

— Не нужно спешить с выводами. Я заеду к вам, и мы, я думаю, найдем компромиссное решение.

— Приезжайте, поговорим.

— Может разрешите хоть с «Авророй» уладить дело?

— И не думайте.

Послышались короткие гудки. Подоспевший парторг только руками развел:

— Что я могу сделать? Акт приемки я подписал, председателя выделить средства уговорил, а над бухгалтерией не властен. Решайте вопрос в Котласе.

Нам даже дали машину до города.

Тамара Павловна оказалась суховатой чистенькой старушкой, чем-то напоминающей учительницу старой школы. Самый опасный тип!

— Увезти из района тридцать тысяч за халтуру я вам не позволю, а чтобы вы не тратили понапрасну время, можете убедиться в надежности принятых мер.

Она набрала телефоны двоих хозяйств-заказчиков, и оба с готовностью отказались от оплаты заказов.

— Можете ознакомиться со списком.

Тамара Павловна придвинула листок, где без единого пропуска были перечислены все наши клиенты и суммы, на которые заключались договора.

— Советую вам договориться с какой-либо организацией, чтобы колхозы перечислили туда деньги, а вам выплатили зарплату. Наличных не будет, не надейтесь. Но договорные суммы придется урезать наполовину, А в «Победитель» деньги верните.

Ситуация складывалась тупиковая. Если эти тридцать тысяч уйдут из рук, то наша прибыль окажется мизерной. Предстоит ведь платить Гураму за работу. В аккредитивах мы имели около сорока тысяч, но случись какая-нибудь неожиданность и мы банкроты!

Глист погрузился в раздумье. Кожа гармошкой собралась у него на лбу, свидетельствуя о том, что мозг ««го работает на пределе возможностей.

— Может, вышлем деньги в Донецк по почте?

— И сразу будем иметь дело с органами…

— А что делать?

— Я поеду в Донецк, а ты к старухе, где хранится наша работа.

— Дураков нет! Поехали вместе!

— Слушай, Веня, ты брось эту самодеятельность, на все отвечаю я. Какой смысл в двойных расходах? Может, Гурам найдет выход, придется лететь назад…

— Ничего, слетаю за свой счет, три тысячи заработал…

— Дело твое… Но это не самая выгодная комбинация. Тогда здесь останусь я. Телефон старухи ты знаешь. Позвонишь, что там Гурам решит.

В аэропорту я всучил Веньке все свои вещи. Смотреть на обвешанного сумками Глиста было смешно. 1р я его не жалел — сам напросился. Расстались мы дружески.

А с утра я сел на телефон.

— Добрый день, художники беспокоят. Мы тут при вели стенды на пять тысяч, но посовещались и решили связи с путаницей в этих, как их — наличных-безналичных, отдать всю работу за тысячу. Войдите в положение, не везти же обратно. — В восьми случаях из десяти подействовало. Все-таки люди здесь славные. И пусть вместо тридцати тысяч я выручил пять, но эти деньги не нужно было делить на двоих.

А вечером — звонок из Донецка. Говорил Гурам.

— Привет, Дима. Жаль, что так вышло, мне Веня нее рассказал. Я взял у него на всякий случай аккредитивы. Что тут поделаешь… Не смог ты уломать эту мымру?

— Никак, еще грозится и милицию навести… Орет — халтурщики, спекулянты.

— Мотай домой. Захвати с собой чеканку, я ее верну мастеру — хоть что-то получишь…

Через день я вылетел в Москву. В Быково бойкие таксисты предлагали услуги. Мой багаж помещался в полиэтиленовом мешке и можно было ехать автобусом, но с такими деньгами в кармане — уж извините!

Пожилой водитель не менее пожилой «Волги» привычно крутил баранку. Вот и Курский. После перебранки с кассиршей и тумаков, полученных в очереди, худшее позади. Можно мирно покурить в полумраке вокзальной площади.

— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.

Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.

— Не узнаешь, Алик?

Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.

— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.

Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.

— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?

Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.

— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!

Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.

Тогда в игру вступал краснорожий Валера:

— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.

Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:

— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?

Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.

— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?

Алик беспечно машет рукой:

— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…

И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:

— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.

Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:

— Я выиграл! У меня двадцать два!

— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.

Валера изумленно пялился на четырех тузов:

— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!

Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.

— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?

В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.

— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.

— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.

Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.

— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.

Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.

Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.

Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.

Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.

Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.

— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.

Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.

…Вот и они. У Алика на пальце — тяжелый золотой перстень-печатка. Его проиграл ему очередной клиент, Моему приезду были рады, да и работа понравилась. Заработок превзошел обещанное, а любители спиртного и острых ощущений с тучной мошной не переводились… Два-три лопуха за ночь приносили до двух тысяч рублей. Таксисту хватало сотни. Валера сдавал тузы без сбоев. Ничего тяжелее колоды карт или пачки денег здесь поднимать не приходилось. Да, это тебе не чемоданы с портретами или тракторные прицепы со стендами.

А какое удовольствие доставляло наблюдать за клиентами! Куда там театру! При виде денег и особенно когда делался «пропуль», они, ощутив запах больших денег, бросались очертя голову за призрачным выигрышем.

Ремесло диктовало и образ жизни. Пьянка именовалась «бычий кайф». Большинство предпочитало план. Покуривал и я, но иглы боялся панически. И пусть болтают, что только уколовшись можно получить истинное наслаждение, заменяющее все: еду, спиртное, любовь, небо и землю. Но когда случаются перебои с поставками «ширялова» и начинается обзванивание торговцев, езда по притонам, — стоит тогда посмотреть на наркоманов!

Валера и не пытался скрывать свою зависимость от шприца. Да и как скрыть, если живешь под одной крышей. Пятьсот рублей в месяц за двухкомнатную квартиру в центре Москвы показались сначала астрономической суммой, однако они себя оправдывали. В пяти минутах ходьбы — «Березка» на Пятницкой, где мы отоваривались шмотьем, благо чеки продавали у магазина сами же «ломщики». Так называемые «советские граждане, побывавшие за рубежом», торговали чеками подороже — от двух рублей и выше.

Часто, особенно хватив лишку, звонил домой. Раз в две-три недели отвозил деньги. На вопросы Марины отшучивался, да она вскоре и перестала их задавать. Ее провинциальность, несколько наигранная наивность, казавшаяся такой привлекательной, теперь стали раздражать. Я начал понемногу сожалеть о поспешной женитьбе.

Но все-таки домой тянуло: отдохнуть от столичной «терки». Интересная работа требовала больших нервов. Несколько раз едва не угодили в милицейские сети, чувствовалось, что ищут, зная приметы.

Таксисты тоже начали осторожничать, особенно после милицейских инструктажей. А без такси эта работа намыслима. К частной машине клиент относится недоверчиво. Кроме того, только на иглу Валера тратил ежедневно пару сотен.

Алик понемногу начал спиваться: конкурировать со мной в работе он не мог, а другого лекарства от скуки, кроме водки, он не знал.

Я также тратил много, но основной куш отвозил домой. Напряжение не снимала даже сауна с разбитными девицайи и богатым столом. Алик лакал марочный коньяк, как в первые дни нашего знакомства «боромотуху». Набравшись, он лез к девицам, но даже их профессиональное мастерство оказывалось бессильным. Валера потягивал набитую гашишем папиросу, лениво ероша мягкие пышные волосы блондинки, вся одежда которой состояла из резиновых тапочек.

Отрешенный взгляд Валеры мне не нравился. Не работали уже три дня. Расходы росли. Но что поделаешь — право решающего голоса принадлежало Валере.

— Вся наша работа контролируется кем положено, — изрек как-то Валера. — А милицию купим — дело дальше двинем.

В этом я не сомневался: Валера только с нас имел две тысячи в неделю, а сколько таких бригад!

— Деньги идут на «подогрев» в тюрьму, подмазывание следствия, властей, — продолжал он.

…В том, что здешние законы отличаются от детсадовского распорядка, я не сомневался.

…На редкие звонки Марина отвечала все более холодно — денежный ручеек в последнее время иссяк.

Алик пустился во все тяжкие, кочуя по питейным заведениям самого последнего разбора. Валера то пластом лежал на диване, покуривая, то где-то пропадал целыми днями. Расспрашивать было не принято. Захочет — сам скажет. Пора было уже и вносить квартплату.

Хотя Валера и не пил, но будучи в настроении охотно составлял мне компанию. Вечером один вид огней Калининского проспекта мог встряхнуть любого меланхолика. Рестораны здесь заполняла в основном провинциальная публика. Броско загримированные лица молодых посетительниц «Метелицы» радовали глаз. Девушки нас оценили: одеты мы были все еще щегольски, да и заказывая не скупились. Конечно, валютный «Космос», фешенебельные «Люкс» с «Союзом», загульный «Солнечный» в Битце получше, но что поделаешь — застой в работе. Швейцар «Метелицы» стал узнавать нас.

У входа нам приветственно помахал невысокий мужчина с усталым, помятым лицом. Это был Саша Бритва, профессиональный карманник, мы с ним не раз встречались в разных застольях. Невесть откуда возник и давний донецкий знакомец Жорик Цеханский: столица притягивала ловцов удачи. За то время, что мы не виделись, Жорик обзавелся залысинами, лоб перерезала глубокая морщина, что его вовсе не красило.

В зале расположились за столиком, где уже сидела незнакомая брюнетка. Холодноватый овал точеного лица, гладкие темные волосы и резкий контраст — лучащиеся, светлые глаза в оправе густейших ресниц. Звали ее Ира, и я понял из разговоров, что она посвящена практически во все. Появился коньяк, стремительно начало подниматься настроение. Мы помянули с Жориком отлетевшую юность, ни словом, впрочем, не обмолвившись о моем пребывании в колонки. Как и раньше, все свои надежды он возлагал на колоду карт, но не брезговал и кое-чем иным. Сейчас Жорик «лежал на грунте», временно, разумеется.

Кроме меня и Иры, никто не пил. Да и она только пригубливала и отставляла рюмку. Чуть позже я пригласил ее танцевать. Танцевала она легко, почти профессионально, я же неуклюже топтался на месте.

— Ты мне очень нравишься, — с ходу брякнул я, когда музыка смолкла. — Спасибо.

За столом Валера жаловался Бритве на ссучившихся таксистов, тот слушал вполуха, не обращая внимания ни на меня, ни на Иру. Это прибавило мне смелости. Музыканты заиграли медленный блюз.

— Пойдем?

Я с радостью поднялся.

Мы танцевали, обнявшись.

— Хорошо бы встретиться!

Она пристально посмотрела мне в глаза, а ее пальцы легко коснулись моей шеи:

— Можем и не расставаться. Или ты сегодня занят?

Иное, не коньячное, тепло побежало по жилам. Не знаю, почему это пришло мне в голову, но я спросил:

— А что скажет Бритва?

Оказалось, что взгляд у Иры холодный, в упор, почти жестокий.

— Мне Бритва не указ. А ты что — трусишь?

Еще несколько рюмок. Я все чаще глядел на точеное лицо Иры, на ее чувственные тонкие ноздри, которые слегка подрагивали, когда она подносила к губам рюмку,

В этот день в ресторане мужчин было не много, так что наша компания привлекала женские взоры. Путаны «Космоса» и не посмотрели бы в нашу сторону, но тут обретались девицы поскромнее. Хотя, много ли разницы между гонораром в сто долларов и «зелененькой» с обильным угощением. Местные дамы хорошо знают, что наркоманы предпочитают «кайф», а осоловевшие «ромео» почти сразу засыпают, предприняв несколько карикатурных попыток заняться любовью.

— Девицам придется самим рассчитываться, — заметил я, кивнув в сторону скучающих по соседству блондинок. Бритва лениво скользил взглядом по залу: он только что принял таблетки и ждал «прихода». Валера поморщился:

— Так-то они ничего, да только наградят чем-нибудь — и охнуть не успеешь.

— С ними тащись еще домой, — бросил расслаблен но Бритва. — Все шансы засветить квартиру домушникам или ментам…

— Ты что же предлагаешь? — спросил Бритву Валера. — Жениться, что ли?

Ира с веселым любопытством слушала. Я помалкивал. А Бритва завелся:

— Можем поехать в заведение к моей старинной знакомой. Елена Семеновна, думаю, еще деникинцам девиц поставляла. Ее красотки ежедневно проходят медосмотр. Да и недорого. Я, знаешь ли, уже не в том возрасте, когда с женщиной спят бесплатно. Куда этим шлюшкам до настоящих профессионалок. А, Ирка? Чего молчишь?

Ира жестко бросила:

— Мне-то что до ваших девиц? Езжайте, куда хотите. Конвейерный способ — как раз то что надо.

— Давай и ты с нами. Там на все вкусы есть.

— Обойдусь. Меня Дима проводит. Глядишь — и экономия.

Несмотря на Ирину резкость, разговор остался вполне дружеским. Чувствовалось, что ее многое связывает с Бритвой, и ссориться по пустякам они не намерены.

— Жаль губить хорошее начинание. Может все-таки съездим? — лениво настаивал Бритва.

— Валите, валите, — ноздри у Иры брезгливо задрожали.

Бритва холодно улыбнулся:

— Без тебя Дима не поедет, это ясно, а нам нужно еще и о делах парой слов перекинуться.

— Ну, ты и зануда. Я сказала: мне все равно. Если по делу, так давай быстрее. Не знаю, чего хочется вам, а мне — спать.

…Машину Бритва вел умело, но рискованно. «Подрезать» соседний автомобиль, проскочить на желтый свет для него было забавой. Свернув перед «Белградом» в проезд между высотных зданий, мы остановились у серого трехэтажного купеческого особняка. Все пять комнат второго этажа занимала пресловутая Елена Семеновна. Среди ее клиентов водились достаточно влиятельные и имущие люди.

— Пойду узнаю, — коротко сказал Бритва, вылезая из машины.

После звонка за закрытыми дверями послышалось шарканье, кашель, и дребезжащий голос спросил:

— Кто там?

Дверь приоткрылась, гремя запорами и цепочками, и мы поднялись по слабо освещенной лестнице вслед за бойко прихрамывающей старушенцией, не забывшей задвинуть за нами массивный засов.

Чистая уютная комната с овальным столом и венскими стульями служила своего рода «залом ожидания». На стене висел японский календарь, телевизор в углу, снабженный дешевым корейским видеоплейером, мельтешил порнографической дребеденью. Запертый (Валера проверил, когда старуха подалась на кухню за закусками) книжный шкаф содержал превосходно подобранную коллекцию классики.

Елена Семеновна нисколько не удивилась, заметив среди нас женщину: судя по всему, кроме наличных, ее ничего не интересовало. Впечатление она производила домашнее, сроду не подумаешь, что бандерша. Сухонькая, с аккуратно уложенными подсиненными локонами, она даже тазики по комнатам разносила с достоинством. Подала коньяк и традиционную в подобных местах закуску: шпроты, лимон, осетрину.

Ира еще немного выпила со мной, опрокинул рюмку и Бритва, а Валера уже скрылся за дверью, куда поманила его выглянувшая в «зал ожидания» смуглая брюнетка с пышной грудью. Я испытал что-то вроде зависти. Ира резко обернулась ко мне:

— Дима, ты тоже иди… Я ведь этих фокусов не умею…

— Да ты что, Ира! За кого ты меня принимаешь? Да я…

Она легонько толкнула мою ногу:

— Ладно, ладно…

— Сейчас девушки освободятся, посидите, — прошелестела неслышно впорхнувшая Елена Семеновна и тут же исчезла.

Из коридора послышалось ее шипение:

— Ну, вы, на всю ночь подрядились, что ли?!

— Славное местечко! — презрительно улыбнулась Ира. — Тебе, Бритва, за то, что привел клиентуру, полагается скидка, процентов этак пятьдесят…

Бритва беззлобно посмеивался. Жорик сосредоточился в кресле. Какого черта я-то сюда приперся?

…Появилась белесая девица с пикантно вздернутым носиком и невзначай выглядывающим из выреза халата соском. Я потянулся и налил еще коньяку…

…Очнулся я за тем же столом. Ничего не изменилось, кроме того, что в руках у Бритвы появилась колода карт, другая лежала возле меня на столе. Ира напряженно наблюдала за происходящим, тыча сигаретой в пепельницу, полную окурков. Жорик вел запись. Не выказывая перемены в своем состоянии, я скосил глаза. Ничего себе! За мной числилось без малого десять тысяч! В штоссе при начальной ставке на карту в триста рублей это немудрено. Скроив физиономию попьянее, я забормотал Бритве:

— Слушай, Саша, я плохо соображаю, совсем не могу считать. Давай сменим игру…

Бритва подозрительно вскинул глаза: неужели протрезвел?

— Что ты предлагаешь?

— Мои деньги верные, не переживай. Валера выйдет от девицы, спросишь.

Бритва отчеркнул сумму моего проигрыша, и мы сменили штосе на терц. Договорились играть сериями из десяти партий, по тысяче за каждую. Я взглянул на Жорика во время сдачи, но не заметил ничего подозрительного. В конечном итоге с ним получилась ничья. Разошлись по пяти выигрышам. Бритве же я готовил сюрприз. Изучив розданные шесть карт, я мгновенно отбирал две-три худших, давая каждому еще по три листа после объявления козыря. Таким образом у Бритвы оказался плохой прикуп, а я менял вдвое большее, чем положено, число карт, что почти стопроцентно приводило к выигрышу. Тот, кто заказав козырь, набирал меньше пасующего, проигрывал вдвойне. Терять мне было нечего — приходилось разгибать проглоченный крючок. Если Бритва раскусит мою игру, дело плохо.

Первые три партии прошли спринтерски. В одной из них раздосадованный Бритва просто швырнул карты на стол. Тремя тысячами меньше… Сидящий справа Жора отлично понимал суть происходящего, бесился… но молчал. Вмешиваться ему не полагалось. Что касается Иры, то позже, успокоившись, я понял, что прочно усвоенные ею правила «черной» жизни не позволили ей «дернуть» меня из игры. Она явно хотела, чтобы я отыгрался.

Бритва играл с остервенением. Голова у меня трещала, но я знал — второго шанса не будет. Наконец, вопреки фортуне, он «сломал масть» и дополучил карты, что в его положении было гибельно. В результате Бритва набрал всего на очко меньше, чем я, но даже этого было достаточно для двойного проигрыша.

Восьмая партия закончилась при равном счете. Я сдал карты для девятой. В воздухе висели четыре тысячи. Я заметил, что Жора отодвинулся и понял, что он хочет под столом толкнуть ногой Бритву. Угрожающе посмотрев на него, я взял карты. Хорошего было мало — по первой масти играть нежелательно. Но и дать Бритве назначить козырь тоже не сахар.

— Играю, — сказал я.

Гримаса разочарования исказила лицо Бритвы после прикупа. Исход партии решила последняя взятка, дающая дополнительно десять очков. Она досталась мне.

На Бритву было жалко смотреть. В считанные минуты я вернул десять тысяч. Маятник качнулся в другую сторону.

Мои противники проигрывали уже около двух сотен. Жора кипел. Я сдал карты для последней партии. Привычно и непринужденно сбросил ненужные листы Бритве, но, что называется, срезался; он схватил меня за руку в единственный опасный момент:

— Сколько у тебя карт?

Не ответить невозможно. Я взял оставшиеся три вместо шести полагавшихся листов и бросил их на стол вниз «рубашкой».

— Ты прав, сдаю партию.

— Значит ты мухлевал всю серию! Будем переигрывать. Не согласен — спишем проигрыш на тебя!

Жорик зло щурил глаза.

— По новой кота за хвост тащить я не буду, нашли комсомольца казачить! Последнюю партию признаю. С меня восемьсот — получите.

Я отсчитал на стол положенное. Слава богу, деньги были с собой. Жорик скрипнул зубами, но Бритва примирительно махнул рукой:

— Остынь! Дима прав. В карты надо не играть вообще, или играть постоянно. А ты, Жорик, мог бы и отмаячить, что Димка двигает. Про Ирку не говорю. Не будем ссориться. С хозяйкой я рассчитался, пора бы и по домам.

Было досадно, что и Ира оказалась не прочь «раскрутить» меня. Но она смотрела на меня еще нежнее, чем прежде.

— Ты и правда ничего не помнишь? — Ира встала, подошла ко мне, положила руку на плечо. — Валера давно поехал домой, вы еще целовались на прощание. Не умеешь пить, переходи на молоко. Поехали ко мне. Бритва отвезет нас, а потом пусть обсуждают с Крахом свои бесконечные проигрыши-выигрыши.

Крах!? Я часто слышал об этом феноменальном игроке, картежнике божьей милостью, но кто бы мог подумать, что эту кличку и такую репутацию приобретет мой старый приятель Жорка Цеханский!

Впрочем он только мрачно прищурился, когда услыхал свое прозвище из уст Ирины. Бессонная ночь за картежным столом, выпитый коньяк и полная окурков пепельница никак на ней не отразились. Лицо, будто вырезанное из бледного нефрита, излучало спокойствие и затаенное желание.

— Езжайте, я доберусь на такси…

— Да будет тебе, — махнула рукой Ира.

— Ты что — обиделся? — изумился Бритва.

— Я дважды никого не приглашаю, — в глазах Ирины вспыхнули зеленоватые огоньки.

Бритва и Жора уже спускались. Несколько минут бешеной езды по пустым ночным улицам — и машина остановилась.

— Адью, — бросил Бритва, криво улыбаясь.

— Покедова, — отрезала моя спутница, с силой захлопывая дверцу автомобиля.

В гостиной двухкомнатной квартиры шумели на фотообоях зеленые сосны и плыли голубые облака, тонко пахло незнакомым дорогим деревом. На стенке висело большое зеркало в ампирной оправе, на полу голубел афганский ковер ручной работы с затейливой вязью, в котором нога утопала по щиколотку.