Как же Сталину могли представить дело Валленберга в тот момент, когда самому Сталину было ясно, что от Валленберга надо избавляться?
Абакумову надо было, по существу, совершить чудо. Никто, да особенно сам Абакумов, не мог позволить себе чистосердечное признание в собственном провале. А провал был со всех точек зрения.
Если Валленберг обладал какой-то особой информацией - было бы оправдание. Но её не оказалось. Если бы Валленберг мог стать ценным агентом влияния, но он им не стал, а если бы стал спустя год после - то грош ему цена. Если бы Валленберг смог оказать какое-то влияние на советско-шведские отношения, то он оказал бы лишь отрицательное влияние (как раз в это время потерпели неудачу советско-шведские переговоры о большом кредитном соглашении). В любом случае дело Валленберга стало колоссальным провалом спецслужб.
Всюду был сплошной минус. Московский узник стал тяжелым грузом во всех смыслах. Он должен был умереть.
Такова была ситуация, когда Абакумову пришлось держать ответ. Известно время, когда оно настало. 14 мая 1947 года заместитель министра иностранных дел Вышинский пишет записку Молотову.
"Тов. В. Молотову В конце 1944 г. шведы обратились к НКИД СССР с просьбой взять под защиту первого секретаря шведской Миссии в Будапеште Рауля Валленберга.
16 января Миссии было сообщено, что Валленберг обнаружен и взят советскими военными властями под свою защиту.
24 апреля 1945 г. шведы сообщили в НКИД СССР, что среди отправленных из Будапешта в Швецию сотрудников Миссии Валленберга не оказалось, и просили его разыскать. Эти запросы со стороны шведов в дальнейшем многократно повторились как в письменной (8 нот), так и в устной форме (5 бесед).
15 июня 1946 г. на приеме у тов. Сталина б. шведский посланник Сёдерблюм обратился к тов. Сталину с просьбой поручить навести справки о судьбе Валленберга.
Мы неоднократно, устно и письменно, запрашивали в течение 1945 и 1946 гг. Смерш, а позднее МГБ о судьбе и местопребывании Валленберга, в результате чего лишь в феврале с. г. в разговоре с тов. Новиковым тов. Федотов сообщил, что Валленберг находится в распоряжении МГБ, и обещал доложить Вам лично о дальнейших мероприятиях МГБ по этому делу.
Поскольку дело Валленберга до настоящего времени продолжает оставаться без движения, я прошу Вас обязать тов. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации.
14.V.47 г.
А. Вышинский"
На этом письме - резолюция министра:
"Тов. Абакумову. Прошу доложить мне. В. Молотов. 18.V.47".
Резолюция по меньшей мере странная: Абакумов как министр госбезопасности не подчинялся министру иностранных дел Молотову. Хотя тот формально и был заместителем председателя Совета Министров, но он не рискнул бы что-либо приказывать Абакумову без ведома председателя Совмина И. В. Сталина. Конечно, у Молотова были все причины настаивать на своем. Еще 28 ноября 1945 года, то есть после первых шведских запросов, МИД запросил информацию у Смерша, но не получил ответа. 20 марта 1946 года заведующий отделом МИД К. Новиков повторил запрос. Лишь в феврале 1947 года ситуация меняется: МГБ (как преемник Смерша) обещало "доложить тов. Молотову о причинах задержки Валленберга, а также внести предложения о дальнейших мероприятиях в этом вопросе". Тем временем Вышинский готовил проект сообщения для шведского правительства. Он вел переписку с Абакумовым: 7 июля интересовался обстановкой в Будапеште во время пленения Валленберга. В свою очередь, В. Абакумов готовил свой документ: он датирован 17 июля 1947 года. Его название - "К делу шведского подданного Р. Валленберга". Оно было официально зарегистрировано в журнале исходящих документов МГБ 17 июля и в документах МИД: его получили там 23 июля.
Но вот очередная загвоздка: ни в МИД, ни в архивах КГБ этого письма нет. Нет его и в Президентском архиве - то есть в архиве Политбюро. Следовательно, нам остается лишь догадываться, что предлагал 17 июля 1947 года Абакумов. В том, что это было предложение о ликвидации Валленберга, нет никакого сомнения. Ведь именно этим числом - 17 июля - датирован (опубликованный лишь в 1957 году) доклад начальника медицинской части А. Смольцова о внезапной кончине заключенного:
"Докладываю, что известный Вам заключенный Валленберг сегодня ночью в камере внезапно скончался предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда.
В связи с имеющимся от Вас распоряжением о личном наблюдении за Валленбергом прошу указания, кому поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти.
Начальник санчасти тюрьмы полковник медицинской службы Смольцов" 17.VII.47 г.
На этом рапорте имелась сделанная рукой Смольцова следующая надпись:
"Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия. 17.VII. Смольцов"...
Писал ли Абакумов Молотову, уже располагая докладом Смольцова? Едва ли. Ему безусловно нужно было заручиться согласием Сталина на "ликвидацию дела Валленберга" (как на это намекал в своем майском письме А. Вышинский. К самому докладу Смольцова мы ещё вернемся, но в июле 1947 года жребий действительно был брошен.
Что же все-таки конкретно писал Абакумов? Этого документа я не получил. Не получила его и совместная российско-шведская комиссия. Но сомневаюсь, что в нем содержится вся правда. Она ведь подлежала такому засекречиванию, что едва ли мастер конспирации Абакумов мог доверить подлинную историю позорного провала своего ведомства бумаге, да ещё направленной в иное ведомство.
Здесь-то я хочу вернуться к одной из версий в деле Валленберга, которая уже давно напрашивалась, но самому мне долгое время казалась невероятной. Но однажды мне рассказали о словах достаточно компетентного человека - Владимира Крючкова.
Когда все становится на место
Дело было осенью 1989 года. Ведомство Владимира Крючкова, возглавлявшего его в бурные 80-е годы, переживало не лучшие времена. Эпоха перестройки заставила признать злодеяния, совершавшиеся этим ведомством в обличиях ВЧК, ОГПУ, НКВД, НКГБ. Крючков работал в органах государственной безопасности сравнительно недавно: его привел с собой с партийной работы в ЦК КПСС Юрий Андропов. Сначала он был его помощником, затем возглавил 1-е Главное управление (ПГУ, внешнюю разведку), а после смерти Андропова стал сначала заместителем, а затем (в 1988 году) председателем КГБ. Таким образом, в первые годы горбачевского правления он предположительно мог дистанцироваться от чудовищной практики своих предшественников. Тогда, в конце 80-х годов, ему пришлось заняться и делом Валленберга, как одним из "трудных наследий" былых руководителей КГБ.
Именно Крючкову пришлось осенью 1989 года узнать от своих сотрудников, что, вопреки былым заверениям архива КГБ об отсутствии всяких документальных и вещественных свидетельств о нахождении Валленберга, при ремонте стеллажей в помещении архива (такова официальная версия) из одной из папок вывалились некоторые предметы, шведский дипломатический паспорт и иные документы, принадлежавшие Валленбергу. Что было с ними делать? Этот вопрос обсуждался на Политбюро (Крючков не хотел взять на себя решение в столь щекотливом деле). Документы (плюс ключи от автомашины, портсигар и деньги) решили передать родственникам Валленберга. Это и произошло в МИД СССР 19 октября 1989 года. Заместитель министра В. М. Никифоров и заместитель председателя КГБ В. П. Пирожков передали все родичам Рауля и членам "Общества Рауля Валленберга" (тогда совместной комиссии ещё не существовало). 25 октября шведы получили ещё 14 архивных документа. Все эти действия соответствовали решению Политбюро, на заседании которого в числе прочих присутствовал и Александр Николаевич Яковлев.
- В то время, - вспоминает А. Н. Яковлев, - у меня с Крючковым были вполне нормальные отношения, и после заседания я спросил Крючкова: "Непонятно, что же с Валленбергом случилось, когда и как он погиб?" - "Ну что вы, Александр Николаевич, чего непонятного? Расстреляли мы его... - И добавил: - Он очень много знал. Валленберг был двойником, он работал на нас и на американцев. Он запутался в своих связях. Кто-то об этом донес. Поэтому и был ликвидирован".
...Впервые я упомянул подобные, казавшиеся мне невероятными сведения (Валленберг как двойник, работавший и на советскую разведку) в связи с рассказом генерала Р. Богданова. Рассказ, как я писал выше, не вызвал у меня особого доверия. Но в ходе работы я был должен умерить свой скепсис.
Во-первых, я должен был задуматься: почему Рауль Валленберг так стремился попасть к советским представителям? Об этом с недоумением говорили сотрудники шведского посольства в Будапеште. Советник Пер Ангер счел необходимым предупредить Рауля, что ему следует быть с основным составом посольства. Рауль отказался, говоря, что ему нужно оставаться со своими подопечными - обитателями "шведских домов" на левом берегу Дуная, в Пеште. Как понять эту настойчивость? Действительно заботой о "шведских домах" или чем-то иным?
Я услышал иное, неожиданное объяснение желания Валенберга остаться в Пеште из уст одного из ответственных сотрудников внешней разведки, занимавшегося нелегалами. Ему было известно, что сразу после окончания войны было издано специальное распоряжение о немедленном возвращении в Москву всей советской агентуры, действовавшей за рубежом. Так, было приказано вернуться Леопольду Трепперу, Шандору Радо, Анатолию Гуревичу и другим, менее заметным сотрудникам разведки. "Как известно, это была акция с тяжелыми последствиями почти для всех возвратившихся", - добавил мой собеседник.
Действительно, эта процедура была произведена не для вручения орденов за верную службу. Крупнейшие разведчики были подвергнуты оскорбительным проверкам и обвинены в сотрудничестве с нацистами. В результате - тюремные сроки. В деле Валленберга поразительное сходство!
О наличии вышеупомянутого распоряжения свидетельствовал мне Евгений Попов, бывший сотрудник Союзной контрольной комиссии в Венгрии. Он лично передавал такие указания тем местным информаторам, с которыми был связан.
- Когда сотрудники нашей комиссии втихую рассуждали о странной судьбе Рауля Валленберга, - отметил Попов, - мы знали, что им занялся Смерш, и ставили его отправку в Москву в один ряд с приказом о возврате всей агентуры, в том числе всех иностранцев, связанных с советской разведкой.
Связь Валленберга с советской разведкой - невероятная версия? Но если она верна, то необычное решение Валленберга явиться из Будапешта в Дебрецен, да ещё таким образом, что он заранее отделился от всего состава посольства (а это было именно так), выглядит логично и не так уж необычно. В этом свете естественно выглядит и сообщение генерала Михаила Белкина, что в специальной ориентировке Смерша в начале 1945 года упоминался Валленберг как объект розыска.
С "первого захода" трудно принять версию о "советской связи" Рауля. Но мне пришлось узнать нечто, что заставило отнестись к ней по-другому. Это произошло после одной беседы в мюнхенском пригороде Швабинг. Моя собеседница - баронесса Елизавета Фукс-Кемень, очаровательная пожилая дама не просто со следами былой красоты, но красивая в прямом смысле слова.
...Вышедшая из семьи австрийских и итальянских аристократов, баронесса Елизавета Фукс получила образование в закрытом учебном заведении в Лондоне. Когда её хорошая знакомая, венгерская графиня Сечени обручилась, она пригласила Елизавету подружкой на помолвку. Свидетелем со стороны жениха был молодой и поразительно красивый барон Габор Кемень, отпрыск знатного трансильванского рода. Вскоре состоялась вторая помолвка - барона Кемень и баронессы Фукс. Но молодая баронесса Фукс-Кемень не знала, что её супруг - видный деятель фашистской партии "Скрещенные стрелы". Когда эта партия во главе с Салаши в октябре 1944 года под опекой немецких оккупантов пришла к власти, Габор Кемень стал министром иностранных дел.
Елизавета с ужасом наблюдала за событиями в венгерской столице, за тем, как гнали евреев из гетто на трудовые работы. Она решила познакомиться со шведским дипломатом, который, как ей сказали, занимался защитой евреев. Сложилась странная ситуация: новый министр Габор Кемень был очень заинтересован в признании своего правительства нейтральной и авторитетной Швецией. Валленберг мог этому способствовать. Раулю министр тоже был нужен, чтобы предотвратить новые расправы с евреями Будапешта. Они общались. Баронесса оказалась на стороне Валленберга. Она заставила мужа - против его воли - помогать усилиям шведа.
Елизавета Фукс-Кемень рассказала:
- Я точно помню тот разговор с Раулем. Он состоялся в конце ноября. Я покинула Будапешт 4 декабря 1944 года, совсем незадолго до того, как сомкнулось русское кольцо. Мы говорили о предстоящем отъезде, причем мой друг явно беспокоился о том, что может произойти. "Послушай, - сказал он, запомни, пожалуйста, что я говорил о тебе с госпожой Александрой Коллонтой (баронесса на венгерский манер называла её Коллонтой, а не Коллонтай) и просил её позаботиться о тебе и о ребенке, если это потребуется и ты к ней обратишься. Она согласилась и сказала, что запомнит твое имя и даже сунет записку себе в подметку туфли". Выслушав Рауля, я вспылила и сказала, что никакой чужой помощи мне не надо...
Лишь позже баронесса стала размышлять об этом странном разговоре. Она не сомневалась, что Валленберг сказал ей правду. Но в таком случае он должен был беседовать с Коллонтай, во-первых, в свое "будапештское время" и, во-вторых, после октября, когда он познакомился с Елизаветой. Следовательно, он выезжал в Стокгольм в октябре - декабре 1944 года?
Сводная сестра Рауля, выслушав рассказ баронессы, категорически возразила: "Нет, он не мог побывать в Стокгольме, не повидав любимой матушки". Баронесса с этим не согласилась. По её мнению, у Рауля могли быть настолько серьезные дела в шведской столице (например, его мог вызвать Ольсен), что визит должен был остаться негласным.
Ни в одной из публикаций о Рауле нет такой информации. Заглянув в его записную книжку, можно обнаружить лишь несколько "пауз" в будапештском расписании. Это семь дней от 17 до 23 октября и четыре дня от 20 до 23 ноября. Теоретически за эти дни он мог "обернуться". Мое предположение получило дополнительный аргумент в свою пользу. Оказывается, 13 октября 1944 года Валленберг получил в немецком посольстве в Будапеште визу на поездку в Германию, действительную до 29 октября! И если Валленберг тайно ездил на встречу с Коллонтай, то...
Связь с советской стороной? Резидент ГРУ в Швеции Николай Старостин, а также сменившая его на этом посту жена Надежда Старостина заявили, что не числили Рауля Валленберга в своих агентурных списках. Да это и понятно, так как, скорее, Раулем должны были заниматься резиденты в Будапеште.
Резидент НКВД в Стокгольме того времени Ярцев-Рыбкин умер - но в его личном деле не содержится ни одного упоминания о Валленберге. Скончавшаяся весной 1993 года супруга Рыбкина Зоя Ярцева-Воскресенская, состоявшая с мужем в "разведтандеме", как и Старостины, пишет в своих воспоминаниях только о контакте посла Коллонтай с дядей Рауля - Маркусом Валленбергом.
Зато другой источник - разведчик, некий капитан I ранга, располагал сведениями о том, что связь НКВД с Раулем Валленбергом якобы была установлена ещё в 30-е годы, а именно в промежутке между 1935 и 1938 годами и, вероятнее всего, в Палестине. Причем основой для доверительных отношений стало общее стремление помочь евреям создать в Палестине самостоятельное еврейское государство. Действительно, в 1936 году в Хайфе среди окружения Валленберга были левые - не случайно в одном из писем домой он рассуждал о советском пятилетнем плане, писал о Сталине, который "дал великому народу возможность жить и развиваться". Возможно, эти слова швед услышал от своего нового знакомого - представителя политической разведки ИНО НКВД в Палестине, который соблазнил Рауля советской помощью евреям.
На этом фоне и связь Валленберга с советской стороной выглядела не столь уж невероятной. А вдруг Рауль действительно был представителем советских интересов при переговорах СС с американцами? И конечно, как не вспомнить о реакции британских разведчиков на посылку Рауля Валленберга в Будапешт, когда они сочли это прямой акцией семейства банкиров для налаживания будущих связей в Восточной Европе, которая попадала в сферу советского влияния? Может быть, они знали, что старшие Валленберги были проинформированы о давнишних связях Валленберга-младшего?
Под конец я решился на рискованный ход: спросить мнение самого В. А. Крючкова. Я начал с рассказа о баронессе Фукс-Кемень.
Внимательно выслушав рассказ о баронессе, Крючков задумался:
- Что же, это звучит правдоподобно. Только сначала надо проверить три возможные версии: либо Валленберг передал свою просьбу Коллонтай письменно, либо по телефону, либо - лично.
- Но мог ли он рискнуть говорить по телефону из Будапешта, когда СС за ним вот как следило! - возразил я,
- Да, это аргумент веский. Передать по почте или оказией - возможнее. Кстати, где сейчас архив Коллонтай?
- Он изучен. В нем имя Рауля не упоминается, упоминается лишь его дядя Маркус в связи с секретным зондажем о перемирии в Финляндии.
- Да, такие письма в архиве не хранят. Остается личный визит. Возможен ли он был?
- Теоретически - да. (Я сообщил собеседнику об изучении записной книжки Рауля и о неиспользованной немецкой визе.) Но в любом случае - по телефону, письмом или лично - Рауль не мог "с бухты-барахты" вдруг просить Коллонтай о помощи, он должен был на что-то рассчитывать. Следовательно, на факт уже имевшегося сотрудничества?
- Этого я не исключаю. Этого исключать нельзя. Ведь он прямо пришел к нам в Будапеште. Его не искали, его не захватили. Он пришел сам, нес какие-то предложения, и только тогдашние порядки не дали возможность руководству понять, что он наш друг.
- Допускаете ли вы, что он имел связи с советской разведкой?
- Допускаю. Тем более он тогда всюду искал помощи в своем деле спасения евреев. Мог, например, обратиться и к американцам.
- К американцам он действительно обратился, - заметил я. - Баронесса Фукс-Кемень говорила, что, когда её спрашивали - что вы скажете, если станет известным, что Валленберг сотрудничал с УСС, - она отвечала: не удивлюсь. Ради своего дела он мог пойти на все.
- Что ж, он мог искать связи и с нами. Это был замечательный человек. Я его оцениваю положительно, и это была роковая ошибка с нашей стороны. Путь его окончился в 1947 году...
Присоединим к мнению экс-шефа КГБ и другое. В показаниях сокамерников, собранных шведскими исследователями, есть такое свидетельство Ганса Лойды - немецкого солдата, которого МГБ использовало как "подсадную утку". Лойда заявил, что сам Рауль Валленберг в ходе бесед обронил такое замечание:
- Я ведь работал на русских в Будапеште.
Теперь уместно вспомнить о выдвинутой мною терминологической гипотезе - роли "среднеевропейского фактора" в характере Рауля Валленберга. Если действительно он поддерживал какие-то связи с советскими представителями (будь это какой-то сотрудник внешней разведки или обаятельная мадам Коллонтай) и мог иметь от них какие-то заверения на случай сложностей в отношениях с Советами, - то врожденная привычка верить своим партнерам могла действовать и после ареста. Это решение ещё одной загадки в поведении шведского дипломата.
Таковы аргументы "за" (присоединим к ним и приведенный выше документ КГБ о Томсене). Как мне кажется, факт сотрудничества Валленберга с советской разведкой дает ключ ко всем несообразностям поведения советских властей. Именно отсюда все зигзаги в информации и дезинформации о пребывании шведского дипломата в узилище Лубянки. Если он был только американским агентом или только немецким, то что могло бы помешать Москве открыто сказать об этом? Но о связи его с ведомством Лаврентия Берия, да ещё о связи, которую Валленберг не захотел продолжать, - об этом можно было только молчать!
Еще один аргумент
Очень важно суждение членов шведской группы совместной комиссии. Хотя они и не ссылаются на мои публикации (они были на немецком языке в 1996 г. - в журнале "Шпигель" и в книге, выпущенной мной и У. Фёльклейном в 2000 г.), комиссия обратила внимание на поставленный мною вопрос: не поддерживал ли Рауль Валленберг связи с советскими органами в период своего "будапештского сидения"? Вот что пишут мои уважаемые коллеги:
"Сохраняется тайна вокруг утверждения о посещении Раулем Валленбергом Стокгольма осенью 1944 г. Именно Маркус Валленберг в своем выступлении на слушании по делу Валленберга в Стокгольме в 1981 г. утверждал, что в последний раз он видел Рауля Валленберга на обеде в своем собственном доме, когда Рауль Валленберг временно возвратился из своей дипломатической миссии в Будапеште. Не все присутствовавшие при этом заявлении поняли всю сенсационность данной информации. Другим источником является баронесса Кемени-Фукс, которая была женой последнего венгерского министра иностранных дел перед взятием Будапешта советскими войсками. Она сказала, что Рауль Валленберг уверял её, что он говорил с г-жой Коллонтай, которая была в то время посланником СССР в Стокгольме, о "тебе и ребенке". Баронесса помогала Раулю Валленбергу в его деятельности по спасению евреев, и поэтому он мог бы хотеть информировать советские власти, чтобы к ней отнеслись хорошо. Эти данные предполагают посещение Раулем Валленбергом Стокгольма в 1944 г. или по меньшей мере телефонный звонок г-же Коллонтай. Незадолго до своей смерти в 1995 г. член СС Курт Бехер в телефонном разговоре с Сузанной Бергер сказал, что он слышал о том, что Рауль Валленберг пытался организовать полет в Швецию поздней осенью 1944 г. на немецком самолете, но он пытался отсоветовать Валленбергу лететь на самолете. Бехер умер до того, как его смогли спросить о том, состоялась ли поездка на самом деле. Однако немецкая виза, датированная 13 октября 1944 г. и действительная для обратного въезда по 29 октября включительно, была проставлена в паспорте Рауля Валленберга. Наконец, в британских документах упоминаются сведения, что во всяком случае шведский дипломат собирался посетить Стокгольм в конце сентября 1944 г.
Но никаких следов посещения Стокгольма Раулем Валленбергом найти не удалось. Представляется почти совершенно невероятным, что он побывал там и не встретился со своими матерью, братьями и сестрами. Не был также зарегистрирован какой-либо контакт с министерством иностранных дел, а его сотрудники в Будапеште никогда ничего не говорили о подобной поездке. Поиски в архивах данных о разрешении на посадку или т. п. не принесли никаких результатов. Ведь Маркус Валленберг, возможно, имел в виду обед с Раулем Валленбергом после одной из его более ранних поездок в Венгрию. Все же нельзя полностью исключать, что поездка имела место в действительности, например, на обычном немецком курьерском самолете, что могло объяснить очень короткое пребывание, но с какой целью и зачем надо было сохранять её в тайне? В этом случае наиболее вероятный временной отрезок приходится на неделю с 17 по 23 октября, когда действительно существует продолжительное окно в несколько дней подряд в карманном календаре Рауля Валленберга".
Эти суждения, к которым его авторы пришли независимо от меня, заслуживает исключительного внимания. "Пауза" в блокноте Валленберга с 17 по 23 октября 1944 года достаточна, чтобы Рауль смог (на курьерском самолете или иным путем) слетать в Стокгольм. Почему он не появился у своей матери? Здесь ответ можно искать в том, что он посещал Стокгольм не по своей обычной линии (Ольсен), а по иной, сугубо законспирированной связи с советской стороной.
Очень многозначительно и сообщение шведских исследователей по поводу консультаций Рауля Валленберга с Куртом Бехером о возможном полете в Стокгольм поздней осенью 1944 года. Если вернуться к вопросу о деятельности Бехера летом 1944 года и его таинственных трансакциях в Швейцарии и переговорах с американцами, то очень интересно, что Валленберг (участие которого в этих трансакциях я предполагал) и далее сохранил связь с этим штандартенфюрером СС. Каковы были эти отношения, чьи интересы представлял Валленберг - остается догадываться, однако любопытно одно: после войны Бехер не подвергся преследованиям и был в социалистической Венгрии частым желанным гостем.
Финал
...Итак, 17 июля 1947 года Абакумов направил Молотову секретное письмо "К делу шведского подданного Р. Валленберга" (как ответ на предложения Вышинского). Валленберга ещё раз (или два) допрашивают, видимо, для составления рапорта на имя Сталина. Как мы уже отмечали, в глазах последнего вменявшийся в вину Валленбергу криминал - двойная игра - был вполне достаточен, чтобы подписать смертный приговор. Кроме прочего он оправдывал и неудачу Абакумова, который не сделал Валленберга "своим". Во всем виноваты американцы...
Рапорт на имя Абакумова о смерти "предположительно от сердечной недостаточности" датирован 17 июля. Экс-генерал КГБ Судоплатов высказал предположение, что смерть последовала после применения средств из токсикологической спецлаборатории профессора Майрановского. Формула Белкина ("пришили") подразумевает расстрел. Но ни один из ветеранов КГБ не сомневался в том, что Валленберг так или иначе был ликвидирован.
"Маленькая подробность". В мае 1947 года в СССР была отменена смертная казнь. Но для расправы с Раулем это вовсе не было препятствием: его ведь не судили, приговора не выносили - следовательно, закона не нарушили. 17 июля 1947 года Валленберга не стало.
Как писал Смольцов, "сегодня ночью в камере внезапно скончался предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда".
О странностях этого рапорта можно рассуждать. Почему не на бланке, а на листке бумаги? Откуда дата 17 июля, странно совпадающая с датой доклада Меркулова Молотову. Нет на рапорте и резолюции, только ссылка на нее, сделанная самим Смольцовым. Можно ставить под вопрос подлинность подписи. Но шведские эксперты в 1992 году подтвердили подлинность рапорта.
Смольцов давно покинул этот мир, однако в Санкт-Петербурге живет его бывшая подчиненная, работавшая в то время вместе со Смольцовым на Лубянке врач Раиса Кузьмина. Она отказалась встретиться со мной, однако по телефону рассказала, что никогда не осматривала Валленберга, более того, о его существовании узнала только в наше время. Смольцова Кузьмина охарактеризовала "положительно". Главное, что, по её словам, Смольцов пользовался безграничным доверием руководства госбезопасности. Он работал в системе ещё со времен Дзержинского, и именно ему поручали, говорила она, "самые сложные случаи". Таким образом, если Валленберг должен был быть расстрелян или отравлен, то ни в личном поручении Абакумова Смольцову, ни в личном рапорте нет ничего удивительного.
Любопытно следующее. Смольцов просит "указания, кому поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти". Необычный вопрос, если заключенный умер своей смертью. В таких случаях, по словам Кузьминой, все без исключения трупы отправляли на вскрытие в морг Бутырской тюрьмы. Зачем же какие-то уточнения, если нет "проблем" в виде пулевых отверстий или следов отравления? В тот же день, 17 июля, Смольцов приписывает на листке: "Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия". Если бы Валленберг действительно умер своей смертью, труп попал бы на положенное вскрытие в Бутырке и МГБ получило бы медицинское заключение более убедительное, чем смольцовское "предположительно". Однако приказ есть приказ.
Правда, не прошло и... 20 лет, как на свет появился иной вариант смерти Валленберга. Он содержался в заключении Главной военной прокуратуры РФ и гласил:
"Бывший осужденный ИТК № 8, которая находилась в 15 км от г. Москвы, в бывшем имении графа Шереметева, Сасовский Е. М. пояснил, что примерно в 1950 г. начальник колонии, будучи в нетрезвом состоянии, разрубил топором дверь радиоузла, где он работал, и, будучи возмущенным его отсутствием, заявил, что нервы у него сдают в связи с тем, что он лично по указанию руководства расстрелял много людей и "года три тому назад мне поручили жидовского прихвостня из Швеции. Устроили ему прогулку в "Коммунарку", там в лесочке и уложили шведа. Своих не хватает" (т. 4, л. д. 158 - 162).
Увы, номер дела не придает особой убедительности пересказу слов пьяного начальника колонии № 8. Зачем надо было из надежного дома в Варсонофьевском переулке вести жертву в какой-то лесок? Живописные подробности не увеличивают достоверность пересказа, и я склонен больше верить незаверенному тексту Смольцова, чем этой версии. В документе Смольцова есть логика событий страшной эпохи, в которой мы жили. Труп был кремирован без документального оформления, что тогда не составляло проблемы. На этом закончилась история Рауля Валленберга, человека, который вошел в историю как спаситель тысяч евреев, но был слишком неосторожен в обращении с собственной жизнью...
Глава 4
РАУЛЬ ВАЛЛЕНБЕРГ - ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Странности истории
Несть числа странностям истории. В том, как она обошлась с 33-летним шведским дипломатом, проще выбрать моменты, которые нельзя назвать странными. Начиная с 13 января 1945 года - дня прихода Рауля Валленберга к советским войскам в Будапеште и кончая днем 17 июля 1947 года - днем, когда была зарегистрирована его смерть - все выглядело и выглядит до сегодняшнего дня по меньшей мере странным. Об этом шла речь в предыдущих главах этой книги - и, увы, будет говориться в настоящей, заключительной главе. Сама дата смерти Валленберга ставится под сомнение - таково заключение шведской стороны в российско-шведской рабочей группе, которая была создана 10 лет назад.
Будем откровенны: иначе быть и не могло. Арест, совершившийся вопреки всем нормам цивилизованного поведения; заключение, незаконное по всем своим характеристикам; смерть, скорее походящая на убийство; наконец, вопиющий и заведомый обман общественного мнения со стороны советского правительства все это обусловливало необходимость и неизбежность лжи. Сначала она казалась странной, затем стала нормой поведения советской политики и заставляла отказываться от обычных, объяснимых здравым смыслом шагов и действий. Их не было в том, как вела себя советская дипломатия - не сама по себе, а как часть созданной в СССР системы мышления и поведения.
То, что мы до сих пор могли (и не могли) узнать о событиях вокруг личности шведского дипломата, составляет некую, порой абсурдную коллекцию.