Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ямато-моногатари

ModernLib.Net / Древневосточная литература / без автора / Ямато-моногатари - Чтение (стр. 3)
Автор: без автора
Жанр: Древневосточная литература

 

 


Кими-во омофу

Хима наки ядо-то

Омохэдомо

Коёхи-но амэ ва

Морану ма дзо наки

С любовью тебя вспоминая,

Думала я,

Что в доме моем нет щелей,

Но сегодня вечером дождь

Просочился повсюду[174].

68

От Бива-доно[175] был отправлен посыльный в дом Тосико с просьбой прислать ветку дуба касива. Тосико приказала отломить ветку и послала со стихами:

Вага ядо-во

Ицука ва кими-га

Нарасиба-но

Нарасигахо-ни ва

Ори-ни вокосуру

Когда же ты

Так, будто это для тебя привычно,

Послал ко мне, чтобы сорвали для тебя

Лист дерева нара

У дома моего?[176]

Ответом было:

Касиваки-ни

Хамори-но ками-но

Масикэру-во

Сирадэ дзо ориси

Татари насару на

Сорвал я, не зная,

Что в дереве касива

Пребывает

Бог — листьев хранитель,

Не гневайся же на меня[177].

69

Когда Тадабун[178] был назначен военачальником провинции Мити-но куни и направлен туда, его сын[179] состоял в тайных отношениях с Гэму-но мёбу. И вот на прощание она послала ему в подарок узорчатое каригину, одеяние утики[180] и нуса[181]. Получивший это кавалер:

Ёхи ёхи-ни

Кохисиса масару

Каригоромо

Кокородзукуси-но

Моно-ни дзо арикэру

В той одежде каригину,

Что ты мне прислала

В знак сердечного вниманья,

Любовь моя к тебе будет все сильнее

С каждой ночью —

так сложил. Дама была в восхищении от стихов и заплакала.

70

Тому же человеку Гэму-но мёбу послала горный персик, и он:

Мити но-ку-но

Адати-но яма мо

Моротомо-ни

Коэба вакарэ-но

Канасикарадзи-во

Если бы вместе

Перешли мы через горы Адати

Страны Митиноку,

Не так печально

Было бы расставаться[182]

так сказал.

И вот Гэму-но мёбу стала жить в доме у плотины. Как-то она отправила ему форель.

Камогава-но

Сэ-ни фусу аю-но

Иво торитэ

Нэдэ косо акасэ

Юмэ-ни миэцу я

Видел ли ты во сне,

Как, не смыкая глаз до рассвета,

Я ловила тебе рыбу —

Форель, живущую в стремнине

Реки Камогава?[183]

Однажды отправился этот кавалер с поручением в Митиноку. С каждой оказией он отправлял ей печальные письма, и вот узнала она, что он «заболел в пути и умер», и очень загоревала. И уже после того как она об этом известилась, со станции Синодзука вдруг с оказией приходит от него грустное письмо. Очень она опечалилась и спросила посыльного: «Когда же это написано?» Оказалось, посыльный был в пути очень долго. Тогда она:

Синодзука-но

Мумая мумая-то

Мативабиси

Кими ва мунасику

Нари дзо синикэру

В Синодзука

Не стало тебя,

Которого ждала я,

Все думая:

Вот сейчас, вот сейчас вернется[184]

так сложила и заплакала. Этот кавалер с детства пребывал во дворце[185] — готовился к придворной службе; как исполнилось ему надлежащее число лет, он прошел обряд посвящения[186], служил при куродо[187] и потом занимался доставкой денег в столицу, посему и пришлось ему в сопровождении отца вскоре уехать.

71

Когда скончался принц Сикибугё-но мия, а было это в последний день второй луны, пышно расцвела вишня. И Цуцуми-тюнагон сложил:

Саки нихохи

Кадзэ мацу ходо-но

Ямадзакура

Хито-но ё-ёри ва

Хисасикарикэру

Цветущая и полная аромата

Горная вишня,

Что живет, пока не подул ветер,

И та оказалась долговечнее,

Чем век людской[188].

На это Правый министр третьего ранга[189] соизволил ответить:

Хару бару-но

Хана ва тиру томо

Сакинубэси

Мата ахигатаки

Хито-но ё дзо уки

Хоть и опадут цветы,

Но каждую весну

Они будут зацветать вновь.

Но до чего печальна жизнь человеческая,

[Отлетела она] — и не встретиться вновь.

72

Тот же самый принц, когда он еще был жив, жил во дворце Тэйдзи-ин. В дом к принцу хаживал Канэмори. Они вместе сидели за трапезой, разговаривали о том о сем. Вот умер принц, и с тех пор Канэмори было очень печально смотреть на этот дворец. Как-то, увидев, как великолепен дворцовый пруд, он очень затосковал и сложил:

Икэ ва наво

Мукаси нагара-но

Кагами нитэ

Кагэмиси кими-га

Наки дзо канасики

Пруд все еще,

Как и прежде,

С зеркалом схож,

Но тебя, смотревшегося в пруд,

Не стало — и как это горько![190]

73

Один человек был назначен наместником далекой провинции, и Цуцуми-тюнагон ждал его, чтобы устроить ему пышные проводы, но до заката он все не шел, и тогда Цуцуми-тюнагон послал сказать ему:

Вакарубэки

Кото мо ару моно-во

Хинэмосу ни

Мацу то тэ саэ мо

Нагэки суру кана

Расставанием с тобой

И так душа полна,

Но оттого, что весь день

Жду тебя, еще горше

Я вздыхаю —

так говорилось в послании, и тот в волнении поспешил прийти.

74

Тот же тюнагон повелел вырыть и пересадить ближе к главным палатам своего дворца росшее поодаль дерево вишни. Деревце заметно привяло, и тогда:

Ядо тикаку

Уцуситэ ухэси

Кахи мо паку

Матидохо-ни номи

Миюру хана кана

Ближе к дому

Пересадил я

Напрасно.

Верно, это цветы, что

Лишь издалека видеть можно[191]

так он сложил.

75

И вот тот же тюнагон, когда одного человека, бывшего в чине куродо[192], назначили наместником Кага, однажды ночью очень, жалел о расставании с этим человеком и сложил:

Кими-но юку

Коси-но сираяма

Сирадзу то мо

Юки-но манимани

Ато ва тадзунэн

Хоть еще я не знаю

Той белой горы Сираяма в Коси,

Куда ты уезжаешь,

Но в снегу постепенно

По следу твоему я отыщу ее[193].

76

Принцессу Кацура навещал в ее доме Ёситанэ[194], и вот мать ее, фрейлина королевской опочивальни, прослышав об этом, однажды заперла ворота, а Ёситанэ, весь вечер простояв в мучениях, собрался домой, промолвив: «Так ей передайте», и через щель в воротах произнес:

Коёхи косо

Намида-но кава-ни

Ири тидори

Накитэ кахэру то

Кими ва сирадзу я

Знаешь ли ты,

Что весь вечер сегодня,

Как птица кулик, погрузившаяся

В реку слез,

Плакал я и вернулся домой[195].

77

Той же принцессе тот же кавалер:

Нагаки ё-во

Акаси-но ура-ни

Яку сихо-во

Кэбури ва оора-ни

Тати я ноборану

В долгие ночи

От соли, что жгут

В бухте Акаси,

Дым в небе

Стоит, не поднимаясь[196].

Так навещал он ее тайно, и вот в пятнадцатую ночь восьмой луны, когда во дворце [Тэйдзи-ин] устраивали праздник любования луной, принцессе было послано высочайшее повеление: «Приходи». Но там они никак не могли бы встретиться, и Ёситанэ удерживал ее: «Прошу тебя, не ходи туда сегодня вечером». Однако приглашение было от императора, остаться дома она не могла и спешила отправиться, тогда Ёситанэ:

Такэтори-но

Ёё ни накицуцу

Тодомэкэму

Кими ва кими-ни то

Коёхи симо юку

Когда старец Такэтори

Безудержно слезы проливал,

Удалось ему задержать [Кагуя-химэ].

Ты же к государю

Сегодня вечером уходишь[197].

78

Гэму-но мёбу во время церемонии поздравления императора с Новым годом стояла у трона, и принц в звании дансэй[198], увидев ее, внезапно в нее влюбился. Вручил ей послание, а она в ответ:

Утицукэ-ни

Мадофу кокоро-то

Кику кара ни

Нагусамэясуку

Омохоюру кана

Только взглянули на меня,

И вот я узнаю,

Что сердце ваше заплуталось.

Но потому и думается мне,

Что так же легко ему и утешиться[199].

Ответ принца тоже был, но память о нем утрачена.

79

Тому же принцу та же дама:

Коридзума-но

Ура-ни кадзукаму

Укимиру ва

Нами савагасику

Ари косо ва сэмэ

Плавучие водоросли,

Погружающиеся в воду в бухте

Коридзума…

Ведь могут

Волны забушевать над ними[200].

80

Когда у дворца императора Уда цветы были хороши необыкновенно, сыновья Нанъин-но кими[201] и другие собрались и стали слагать танка. И Мунэюки, бывший в чине укё-но ками, сложил:

Китэ мирэдо

Кокоро мо юкадзу

Фурусато-но

Мукаси нагара-но

Хана ва тирэдомо

Вот пришел и любуюсь,

Но на сердце не радостно,

Хоть у моих родных,

Как и в былые времена,

Цветы осыпаются[202].

Другие, наверно, тоже слагали стихи.

81

Когда Укон, дочь Суэнава-но сёсё[203], служила во дворце покойной императрицы[204], ныне покойный Гон-тюнагон-но кими[205] навещал ее. Они обменялись клятвами в вечной любви, и вот Укон перестала служить во дворце и поселилась у себя дома, но он к ней уже не приходил. Однажды случилось побывать у нее кому-то из дворца, и она спросила: «Как он там? Бывает во дворце?» — «Постоянно там служит», — ответствовали ей. Тогда она послала ему:

Васурэдзи то

Таномэси хито ва

Ари то кику

Ихиси кото-но ха

Идзути иникэму

«Не забуду»

Обещавший человек

Жив, узнала я.

Но слова, что он говорил,

Куда же они делись?[206]

так написала.

82

Той же даме снова долго вестей не было, а потом как-то ей прислали фазана[207]. В ответ она:

Курикома-но

Ама-ни аса тацу

Кидзи ёри мо

Кари ни ва авадзи

То омохиси моно-во

Больше, чем фазан,

Взлетающий утром

С горы Курикома,

Думаю я о том, что

Не придется мне встретиться с охотником[208]

так сказала.

83

У той же дамы, когда она жила в дворцовых покоях, был возлюбленный, который навещал ее тайно; он был в чине главы дворцовой управы и постоянно находился во дворце.

Однажды в дождливую ночь он подошел к шторке двери ее комнаты; она же не знала этого и, так как дождь просочился внутрь, перестилала соломенную подстилку. При этом она сказала:

Омофу хито

Амэ-то фурикуру

Моно нараба

Вага мору токо ва

Кахэсадзарамаси

Если бы

Тот, кого люблю,

Был дождем, который льется сюда,

Не меняла бы я

Свое ложе, на которое каплет вода[209].

Так она произнесла. Он был очарован этими стихами и тут же вошел к ней в комнату.

84

Та же дама впоследствии сказала кавалеру, который давал ей множество клятв, что не забудет, но позабыл:

Васураруру

Ми-во ба омовадзу

Тикахитэси

Хито-но иноти-но

Осику мо ару кана

Уж не думаешь с любовью

Обо мне, которую позабыл.

Но как мне жаль

Жизнь человека,

Который давал клятвы[210].

85

О той же Укон пошли слухи, будто к ней ходит Момодзоно-но сайсё-но кими, министр Персикового сада[211], и прочую напраслину говорили люди. Тогда она послала министру:

Ёси омохэ

Ама-но хировану

Уцусэкахи

Мунасики на-во ба

Тацубаси я кими

Подумай хорошенько —

Ведь рыбак не собирает

Пустых раковин.

Неужели пустые слова

О нас говорят?[212]

так сложила.

86

В первый день нового года во дворец к дайнагону[213] пришел Канэмори, беседовали они о том о сем, и вдруг дайнагон говорит Канэмори: «Сложи стихотворение». И тот сразу же так прочитал:

Кэфу ёри ва

Оги-но якэхара

Какивакэтэ

Вакана цуми-ни то

Тарэ-во сасоваму

Кого же, [как не тебя], позвать мне с собой,

С кем отныне,

Пробираясь

По полю с выжженным папоротником,

Буду срывать молодые травы?

Дайнагону же это безмерно понравилось, и он ответил:

Катаока-ни

Вараби моэдзу ва

Тадзунэцуцу

Кокоро яри ни я

Вакана цумамаси

Даже если еще не вырос

Папоротник на крутых холмах,

Все равно пойду с тобой

Собирать молодые травы,

Чтоб душе обрести отраду.

Так он сложил.

87

Кавалер, состоявший в чине хёго-но дзо[214] и наезжавший в провинцию Тадзима, оставил свою тамошнюю возлюбленную и отправился в столицу. И вот, когда начал падать снег, она сложила:

Ямадзато-ни

Вага-во тодомэтэ

Вакарэдзи-но

Юки-но мани мани

Фукаку нарураму

В горной деревушке

Меня оставил,

И вот на дороге, которой идешь, расставшись со мной,

Снег постепенно

Становится все глубже[215]

и ему отправила, а он в ответ:

Ямадзато ни

Каёфу кокоро мо

Таэнубэси

Юку мо томару мо

Кокоробососа-ни

В горную деревушку

Протянувшиеся нити сердца

И те порвались.

Верно, причиной одиночество,

Что охватило меня, уходящего, и тебя, оставшуюся —

так ответил.

88

Тот же придворный как-то собрался ехать в страну Ки и молвил: «Холодно». Послал он к своей возлюбленной человека за одеждами, а она:

Ки-но куни-но

Муро-но кохори-ни

Юку хито ва

Кадзэ-но самуса мо

Омохисирарадзи

В страну Ки,

В уезд Муро[216],

Уезжающий

Холода от ветра

Не должен бы чувствовать.

Кавалер же в ответ:

Ки-но куни-но

Муро-но кохори-ни

Юкинагара

Кими то фусума-но

Наки дзо вабисики

В страну Ки,

В уезд Муро,

Уезжаю,

Но как горько мне, что нет со мной

Тебя и теплых одежд[217].

89

Когда госпожа Сури-но кими[218] была возлюбленной Мума-но ками, главы правого конюшенного приказа[219], как-то он передал ей: «Путь прегражден, поэтому я отправляюсь в другое место, к вам сегодня прийти не смогу», и она:

Корэ нарану

Кото-во мо охоку

Тагафурэба

Урамиму ката мо

Наки дзо вабисики

Не только в этом —

И в другом нередко

Свои намерения меняешь.

И как же грустно мне, что не найду

Я средства упрекать тебя![220]

Но вот глава правого конюшенного приказа перестал бывать у нее, тогда она сложила и отправила ему:

Икадэ наво

Адзиро-но хиво-ни

Кото товаму

Нани-ни ёритэ ка

Вага-во товану то

Что ж,

У рыбки хио в адзиро[221]

Спрошу:

Отчего же он

Ко мне не приходит? —

так там говорилось, а в ответ:

Адзиро ёри

Хока ни ва хиво-но

ёру моно ка

сирадзу ва удзи-но

хито-ни тохэкаси

Кроме адзиро,

Разве рыбка хио

куда-нибудь заходит?

Если не знаешь, спроси

У кого-нибудь из Удзи![222]

И когда снова стал он ее посещать, как-то, вернувшись от нее, он утром сложил:

Акэну то тэ

Исоги мо дзо суру

Афусака-но

Кири татину томо

Хито-ни кикасу на

Уж рассветает, говорят мне,

И поспешно

Со склона Афусака

Туман поднялся,

Но людям о том не рассказывай[223].

А когда он впервые побывал у нее, он сложил:

Ика-ни ситэ

Вага ва киэнаму

Сирацую но

Кахэритэ ноти-но

Моно ва омовадзи

Ах, мне бы

Умереть, как тает

Белая роса,

Чтобы, вернувшись домой,

Не мучиться от любви[224].

Ответом было:

Каки хо нару

Кими га асагахо

Митэ сигана

Кахэритэ ноти ва

Моно я омофу то

О, как бы мне увидеть

У изгороди твоего дома

Вьюнок «утренний лик»!

Чтоб узнать — вот вернулся,

А помнишь ли обо мне?[225]

С той же дамой клятвами обменявшись, он вернулся домой и сложил:

Кокоро-во си

Кими-ни тодомэтэ

Ки-ни сикаба

Моно омофу кото ва

Вага-ни я аруран

Сердце мое

У тебя оставив,

Домой вернулся.

Как же могло случиться,

Что я полон любви?

Ответом было:

Тамасихи ва

Окасики кото мо

Накарикэри

Ёродзу-но моно ва

Кара-ни дзо арикэри

Душа, сказали вы…

Но ничего особого

В ней и нет.

Ведь все

Находится в теле[226].

90

С той же дамой вел переписку покойный Хёбугё-но мия[227]. Однажды он известил ее: «Буду у вас», а она ответила:

Такаку томо

Нани-ни кавасэн

Курэтакэ-но

Хитоё футаё-но

Ада-но фуси-во ба

Хоть и высоки,

Но чем они станут —

Всего один или два —

Те бамбуковые коленца?

Что в них будет проку?[228]

91

Когда правый министр третьего ранга состоял еще в чине тюдзё[229], он однажды был назначен гонцом на праздник[230] и отправился туда. Прошло долгое время с тех пор, как он порвал с дамой, которую часто навещал раньше, а тут перед отъездом он попросил ей передать: «По такому-то поводу я собираюсь уехать. Понадобился мне веер, пришлите, пожалуйста». А она была женщина тонкого вкуса и, вознамерившись все отправить в надлежащем виде, послала веер очень изысканной расцветки, сильно ароматами пропитав. А на обороте веера по краю написала:

Ююси то тэ

Иму томо има ва

Кахи мо арадзи

Уки-во ба корэ-ни

Омохи ёсэтэму

Пусть это считают плохой приметой,

Остерегаются, но теперь

Для меня нет в этом толка.

Печаль свою в подарок

Вложив, посылаю[231].

Прочитав это, он нашел стихи полными очарования и в ответ:

Ююси то тэ

Имикэру моно-во

Вага тамэ-ни

Наси то ивану ва

Та га цураки нари

То, что считают плохой приметой

И чего надо остерегаться,

Вы мне прислали.

«Нет» не сказали же вы.

Кому же должно быть горько?[232]

92

Покойный ныне Гон-тюнагон[233] в первый день двенадцатой луны того года, когда он навещал Хидари-но Оидоно-но кими[234]:

Моноомофу то

Цуки хи-но юку мо

Сирану ма ни

Котоси ва кэфу-ни

Хатэну то ка кику

Полон любовью к тебе,

Как идут дни и месяцы —

Не различаю.

И в этом году, сегодня,

все будет кончено — слышу я[235]

так сложил. И еще:

Ика-ни ситэ

Каку омофутэфу

Кото-во дани

Хито дзутэ нара-дэ

Кими-ни катараму

С такою силой

Люблю тебя!

Хоть ради этого

Позволь поговорить с тобой самой,

А не через людей…[236]

вот так он все говорил ей, и наконец встретились они, а на следующее утро он написал ей:

Кэфу сохэ-ни

Курадзарамэ я ва

То омохэдомо

Таэну ва хито-но

Кокоро нарикэри

И сегодня

Может ли солнце не зайти?

Хоть и знаю это,

Но снести [ожидания не в силах].

Вот каково мое сердце[237].

93

Тот же тюнагон с давних пор посещал Сайгу-но мико[238]. Однажды должны были они назавтра встретиться, но по гаданию выпало ей стать жрицей в храме Исэ. Что тут было ему говорить? Он опечалился безгранично. И затем так сложил:

Исэ-но уми

Тихиро-но хама-ни

Хирофу то мо

Има ва кахи наку

Омохоюру кана

У моря Исэ,

Вдоль берега в тысячу хиро длиной,

Их собирают,

Но уж теперь там раковин нету —

Так мне думается[239].

Вот каково было его стихотворение.

94

После того как скончалась Госпожа из Северных покоев, супруга ныне покойного Накацукаса-но мия[240], он взял с собой маленьких детей и поселился у правого министра Сандзё-удайдзина[241]. Когда срок траура кончился, понял он в конце концов, что не годится так жить одному, и стал подумывать о том, чтобы вскоре взять в жены Ку-но кими, младшую сестру Госпожи из Северных покоев. Родители и братья ее относились к этому благосклонно: «Отчего же нет? Пусть так и будет». Но вдруг случилось так: он узнал, что она в переписке с Сахёэ-но ками-но кими[242], главою левого конюшенного приказа, служившим тогда смотрителем дворцовых покоев. И вот, то ли это было ему неприятно, но он переехал в свое прежнее жилище. Тогда из дома правого министра, от его супруги:

Наки хито-но

Сумори-ни дани-мо

Нарубэки-во

Има ва то кахэру

Кэфу-но канасиса

В память

О той, кого не стало, в гнездышке

Остаться бы тебе.

Но вот ты вернулся домой.

Какая же печаль сегодня![243]

А принц в ответ:

Сумори-ни то

Омофу кокоро ва

Тодомурэдо

Кахи ару бэку мо

Наси то косо кикэ

В гнездышке

Думало сердце

Остаться.

Но услышал я:

Яйца там появиться не могут[244]

так сложил.

95

Та же фрейлина опочивальни правого министра после того, как император скончался, завязала сердечные отношения с Сикибугё-но мия[245]. И вот неизвестно отчего, но он перестал у нее бывать. В это самое время приходит ей послание от Сайгу[246], она в ответ пишет, что Сикибугё-но мия к ней не приходит, а еще в письме:

Сираяма-ни

Фуриниси юки-но

Ато таэтэ

Има ва косидзи-но

Хито мо каёвадзу

В горах Сираяма

От навалившего снега

След пропадает.

И вот приходивший, бывало,

Человек уж не навещает меня[247]

так гласило послание.

Был и ответ, но в книге он не приводится[248].

96

Итак, Ку-но кими стала женой Дзидзю-но кими, управителя дворцовых покоев. В это время как раз принц перестал навещать фрейлину опочивальни, и Хидари-но отодо, левый министр[249], бывший тогда в чине уэмон-но ками, стал переписываться с ней. Узнав, что тот господин [Дзидзю-но кими] стал зятем [Фудзивара Садаката], он послал фрейлине:

Нами-но тацу

Ката мо сиранэдо

Ватацуми-но

Ураямасику мо

Омохоюру кана

Где вздымающиеся волны

Пути своего не знают —

Моря равнина.

О, какую зависть

Испытываю я![250]

97

Когда скончалась Госпожа из Северных покоев, [супруга] Окиотодо[251], и шел месяц траура, стали готовиться к церемонии очищения. И вот в это время, однажды ночью, когда луна была очень красива, Окиотодо вышел на веранду, его охватила глубокая печаль, и тогда:

Какурэниси

Цуки ва мэгуритэ

Идэкурэдо

Кагэ-ни мо хито ва

Миэдзу дзо арикэри

Скрывшаяся

Луна, сделав круг,

Появляется снова.

А человек даже тенью

Не является более[252].

98

У того же министра скончалась супруга Сугавара-но кими, матушка Хидари-но отодо, левого министра[253], и, когда кончился траур, император Тэйдзи известил об этом дворец и были разрешены цвета[254].


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11