Ямато-моногатари
ModernLib.Net / Древневосточная литература / без автора / Ямато-моногатари - Чтение
(стр. 3)
Автор:
|
без автора |
Жанр:
|
Древневосточная литература |
-
Читать книгу полностью
(330 Кб)
- Скачать в формате fb2
(138 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|
Кими-во омофу Хима наки ядо-то Омохэдомо Коёхи-но амэ ва Морану ма дзо наки С любовью тебя вспоминая, Думала я, Что в доме моем нет щелей, Но сегодня вечером дождь Просочился повсюду[174]. 68
От Бива-доно[175] был отправлен посыльный в дом Тосико с просьбой прислать ветку дуба касива. Тосико приказала отломить ветку и послала со стихами:
Вага ядо-во Ицука ва кими-га Нарасиба-но Нарасигахо-ни ва Ори-ни вокосуру Когда же ты Так, будто это для тебя привычно, Послал ко мне, чтобы сорвали для тебя Лист дерева нара У дома моего?[176] Ответом было:
Касиваки-ни Хамори-но ками-но Масикэру-во Сирадэ дзо ориси Татари насару на Сорвал я, не зная, Что в дереве касива Пребывает Бог — листьев хранитель, Не гневайся же на меня[177]. 69
Когда Тадабун[178] был назначен военачальником провинции Мити-но куни и направлен туда, его сын[179] состоял в тайных отношениях с Гэму-но мёбу. И вот на прощание она послала ему в подарок узорчатое каригину, одеяние утики[180] и нуса[181]. Получивший это кавалер:
Ёхи ёхи-ни Кохисиса масару Каригоромо Кокородзукуси-но Моно-ни дзо арикэру В той одежде каригину, Что ты мне прислала В знак сердечного вниманья, Любовь моя к тебе будет все сильнее С каждой ночью — так сложил. Дама была в восхищении от стихов и заплакала.
70
Тому же человеку Гэму-но мёбу послала горный персик, и он:
Мити но-ку-но Адати-но яма мо Моротомо-ни Коэба вакарэ-но Канасикарадзи-во Если бы вместе Перешли мы через горы Адати Страны Митиноку, Не так печально Было бы расставаться[182] — так сказал.
И вот Гэму-но мёбу стала жить в доме у плотины. Как-то она отправила ему форель.
Камогава-но Сэ-ни фусу аю-но Иво торитэ Нэдэ косо акасэ Юмэ-ни миэцу я Видел ли ты во сне, Как, не смыкая глаз до рассвета, Я ловила тебе рыбу — Форель, живущую в стремнине Реки Камогава?[183] Однажды отправился этот кавалер с поручением в Митиноку. С каждой оказией он отправлял ей печальные письма, и вот узнала она, что он «заболел в пути и умер», и очень загоревала. И уже после того как она об этом известилась, со станции Синодзука вдруг с оказией приходит от него грустное письмо. Очень она опечалилась и спросила посыльного: «Когда же это написано?» Оказалось, посыльный был в пути очень долго. Тогда она:
Синодзука-но Мумая мумая-то Мативабиси Кими ва мунасику Нари дзо синикэру В Синодзука Не стало тебя, Которого ждала я, Все думая: Вот сейчас, вот сейчас вернется[184] — так сложила и заплакала. Этот кавалер с детства пребывал во дворце[185] — готовился к придворной службе; как исполнилось ему надлежащее число лет, он прошел обряд посвящения[186], служил при куродо[187] и потом занимался доставкой денег в столицу, посему и пришлось ему в сопровождении отца вскоре уехать.
71
Когда скончался принц Сикибугё-но мия, а было это в последний день второй луны, пышно расцвела вишня. И Цуцуми-тюнагон сложил:
Саки нихохи Кадзэ мацу ходо-но Ямадзакура Хито-но ё-ёри ва Хисасикарикэру Цветущая и полная аромата Горная вишня, Что живет, пока не подул ветер, И та оказалась долговечнее, Чем век людской[188]. На это Правый министр третьего ранга[189] соизволил ответить:
Хару бару-но Хана ва тиру томо Сакинубэси Мата ахигатаки Хито-но ё дзо уки Хоть и опадут цветы, Но каждую весну Они будут зацветать вновь. Но до чего печальна жизнь человеческая, [Отлетела она] — и не встретиться вновь. 72
Тот же самый принц, когда он еще был жив, жил во дворце Тэйдзи-ин. В дом к принцу хаживал Канэмори. Они вместе сидели за трапезой, разговаривали о том о сем. Вот умер принц, и с тех пор Канэмори было очень печально смотреть на этот дворец. Как-то, увидев, как великолепен дворцовый пруд, он очень затосковал и сложил:
Икэ ва наво Мукаси нагара-но Кагами нитэ Кагэмиси кими-га Наки дзо канасики Пруд все еще, Как и прежде, С зеркалом схож, Но тебя, смотревшегося в пруд, Не стало — и как это горько![190] 73
Один человек был назначен наместником далекой провинции, и Цуцуми-тюнагон ждал его, чтобы устроить ему пышные проводы, но до заката он все не шел, и тогда Цуцуми-тюнагон послал сказать ему:
Вакарубэки Кото мо ару моно-во Хинэмосу ни Мацу то тэ саэ мо Нагэки суру кана Расставанием с тобой И так душа полна, Но оттого, что весь день Жду тебя, еще горше Я вздыхаю — так говорилось в послании, и тот в волнении поспешил прийти.
74
Тот же тюнагон повелел вырыть и пересадить ближе к главным палатам своего дворца росшее поодаль дерево вишни. Деревце заметно привяло, и тогда:
Ядо тикаку Уцуситэ ухэси Кахи мо паку Матидохо-ни номи Миюру хана кана Ближе к дому Пересадил я Напрасно. Верно, это цветы, что Лишь издалека видеть можно[191] — так он сложил.
75
И вот тот же тюнагон, когда одного человека, бывшего в чине куродо[192], назначили наместником Кага, однажды ночью очень, жалел о расставании с этим человеком и сложил:
Кими-но юку Коси-но сираяма Сирадзу то мо Юки-но манимани Ато ва тадзунэн Хоть еще я не знаю Той белой горы Сираяма в Коси, Куда ты уезжаешь, Но в снегу постепенно По следу твоему я отыщу ее[193]. 76
Принцессу Кацура навещал в ее доме Ёситанэ[194], и вот мать ее, фрейлина королевской опочивальни, прослышав об этом, однажды заперла ворота, а Ёситанэ, весь вечер простояв в мучениях, собрался домой, промолвив: «Так ей передайте», и через щель в воротах произнес:
Коёхи косо Намида-но кава-ни Ири тидори Накитэ кахэру то Кими ва сирадзу я Знаешь ли ты, Что весь вечер сегодня, Как птица кулик, погрузившаяся В реку слез, Плакал я и вернулся домой[195]. 77
Той же принцессе тот же кавалер:
Нагаки ё-во Акаси-но ура-ни Яку сихо-во Кэбури ва оора-ни Тати я ноборану В долгие ночи От соли, что жгут В бухте Акаси, Дым в небе Стоит, не поднимаясь[196]. Так навещал он ее тайно, и вот в пятнадцатую ночь восьмой луны, когда во дворце [Тэйдзи-ин] устраивали праздник любования луной, принцессе было послано высочайшее повеление: «Приходи». Но там они никак не могли бы встретиться, и Ёситанэ удерживал ее: «Прошу тебя, не ходи туда сегодня вечером». Однако приглашение было от императора, остаться дома она не могла и спешила отправиться, тогда Ёситанэ:
Такэтори-но Ёё ни накицуцу Тодомэкэму Кими ва кими-ни то Коёхи симо юку Когда старец Такэтори Безудержно слезы проливал, Удалось ему задержать [Кагуя-химэ]. Ты же к государю Сегодня вечером уходишь[197]. 78
Гэму-но мёбу во время церемонии поздравления императора с Новым годом стояла у трона, и принц в звании дансэй[198], увидев ее, внезапно в нее влюбился. Вручил ей послание, а она в ответ:
Утицукэ-ни Мадофу кокоро-то Кику кара ни Нагусамэясуку Омохоюру кана Только взглянули на меня, И вот я узнаю, Что сердце ваше заплуталось. Но потому и думается мне, Что так же легко ему и утешиться[199]. Ответ принца тоже был, но память о нем утрачена.
79
Тому же принцу та же дама:
Коридзума-но Ура-ни кадзукаму Укимиру ва Нами савагасику Ари косо ва сэмэ Плавучие водоросли, Погружающиеся в воду в бухте Коридзума… Ведь могут Волны забушевать над ними[200]. 80
Когда у дворца императора Уда цветы были хороши необыкновенно, сыновья Нанъин-но кими[201] и другие собрались и стали слагать танка. И Мунэюки, бывший в чине укё-но ками, сложил:
Китэ мирэдо Кокоро мо юкадзу Фурусато-но Мукаси нагара-но Хана ва тирэдомо Вот пришел и любуюсь, Но на сердце не радостно, Хоть у моих родных, Как и в былые времена, Цветы осыпаются[202]. Другие, наверно, тоже слагали стихи.
81
Когда Укон, дочь Суэнава-но сёсё[203], служила во дворце покойной императрицы[204], ныне покойный Гон-тюнагон-но кими[205] навещал ее. Они обменялись клятвами в вечной любви, и вот Укон перестала служить во дворце и поселилась у себя дома, но он к ней уже не приходил. Однажды случилось побывать у нее кому-то из дворца, и она спросила: «Как он там? Бывает во дворце?» — «Постоянно там служит», — ответствовали ей. Тогда она послала ему:
Васурэдзи то Таномэси хито ва Ари то кику Ихиси кото-но ха Идзути иникэму «Не забуду» Обещавший человек Жив, узнала я. Но слова, что он говорил, Куда же они делись?[206] — так написала.
82
Той же даме снова долго вестей не было, а потом как-то ей прислали фазана[207]. В ответ она:
Курикома-но Ама-ни аса тацу Кидзи ёри мо Кари ни ва авадзи То омохиси моно-во Больше, чем фазан, Взлетающий утром С горы Курикома, Думаю я о том, что Не придется мне встретиться с охотником[208] — так сказала.
83
У той же дамы, когда она жила в дворцовых покоях, был возлюбленный, который навещал ее тайно; он был в чине главы дворцовой управы и постоянно находился во дворце.
Однажды в дождливую ночь он подошел к шторке двери ее комнаты; она же не знала этого и, так как дождь просочился внутрь, перестилала соломенную подстилку. При этом она сказала:
Омофу хито Амэ-то фурикуру Моно нараба Вага мору токо ва Кахэсадзарамаси Если бы Тот, кого люблю, Был дождем, который льется сюда, Не меняла бы я Свое ложе, на которое каплет вода[209]. Так она произнесла. Он был очарован этими стихами и тут же вошел к ней в комнату.
84
Та же дама впоследствии сказала кавалеру, который давал ей множество клятв, что не забудет, но позабыл:
Васураруру Ми-во ба омовадзу Тикахитэси Хито-но иноти-но Осику мо ару кана Уж не думаешь с любовью Обо мне, которую позабыл. Но как мне жаль Жизнь человека, Который давал клятвы[210]. 85
О той же Укон пошли слухи, будто к ней ходит Момодзоно-но сайсё-но кими, министр Персикового сада[211], и прочую напраслину говорили люди. Тогда она послала министру:
Ёси омохэ Ама-но хировану Уцусэкахи Мунасики на-во ба Тацубаси я кими Подумай хорошенько — Ведь рыбак не собирает Пустых раковин. Неужели пустые слова О нас говорят?[212] — так сложила.
86
В первый день нового года во дворец к дайнагону[213] пришел Канэмори, беседовали они о том о сем, и вдруг дайнагон говорит Канэмори: «Сложи стихотворение». И тот сразу же так прочитал:
Кэфу ёри ва Оги-но якэхара Какивакэтэ Вакана цуми-ни то Тарэ-во сасоваму Кого же, [как не тебя], позвать мне с собой, С кем отныне, Пробираясь По полю с выжженным папоротником, Буду срывать молодые травы? Дайнагону же это безмерно понравилось, и он ответил:
Катаока-ни Вараби моэдзу ва Тадзунэцуцу Кокоро яри ни я Вакана цумамаси Даже если еще не вырос Папоротник на крутых холмах, Все равно пойду с тобой Собирать молодые травы, Чтоб душе обрести отраду. Так он сложил.
87
Кавалер, состоявший в чине хёго-но дзо[214] и наезжавший в провинцию Тадзима, оставил свою тамошнюю возлюбленную и отправился в столицу. И вот, когда начал падать снег, она сложила:
Ямадзато-ни Вага-во тодомэтэ Вакарэдзи-но Юки-но мани мани Фукаку нарураму В горной деревушке Меня оставил, И вот на дороге, которой идешь, расставшись со мной, Снег постепенно Становится все глубже[215] — и ему отправила, а он в ответ:
Ямадзато ни Каёфу кокоро мо Таэнубэси Юку мо томару мо Кокоробососа-ни В горную деревушку Протянувшиеся нити сердца И те порвались. Верно, причиной одиночество, Что охватило меня, уходящего, и тебя, оставшуюся — так ответил.
88
Тот же придворный как-то собрался ехать в страну Ки и молвил: «Холодно». Послал он к своей возлюбленной человека за одеждами, а она:
Ки-но куни-но Муро-но кохори-ни Юку хито ва Кадзэ-но самуса мо Омохисирарадзи В страну Ки, В уезд Муро[216], Уезжающий Холода от ветра Не должен бы чувствовать. Кавалер же в ответ:
Ки-но куни-но Муро-но кохори-ни Юкинагара Кими то фусума-но Наки дзо вабисики В страну Ки, В уезд Муро, Уезжаю, Но как горько мне, что нет со мной Тебя и теплых одежд[217]. 89
Когда госпожа Сури-но кими[218] была возлюбленной Мума-но ками, главы правого конюшенного приказа[219], как-то он передал ей: «Путь прегражден, поэтому я отправляюсь в другое место, к вам сегодня прийти не смогу», и она:
Корэ нарану Кото-во мо охоку Тагафурэба Урамиму ката мо Наки дзо вабисики Не только в этом — И в другом нередко Свои намерения меняешь. И как же грустно мне, что не найду Я средства упрекать тебя![220] Но вот глава правого конюшенного приказа перестал бывать у нее, тогда она сложила и отправила ему:
Икадэ наво Адзиро-но хиво-ни Кото товаму Нани-ни ёритэ ка Вага-во товану то Что ж, У рыбки хио в адзиро[221] Спрошу: Отчего же он Ко мне не приходит? — так там говорилось, а в ответ:
Адзиро ёри Хока ни ва хиво-но ёру моно ка сирадзу ва удзи-но хито-ни тохэкаси Кроме адзиро, Разве рыбка хио куда-нибудь заходит? Если не знаешь, спроси У кого-нибудь из Удзи![222] И когда снова стал он ее посещать, как-то, вернувшись от нее, он утром сложил:
Акэну то тэ Исоги мо дзо суру Афусака-но Кири татину томо Хито-ни кикасу на Уж рассветает, говорят мне, И поспешно Со склона Афусака Туман поднялся, Но людям о том не рассказывай[223]. А когда он впервые побывал у нее, он сложил:
Ика-ни ситэ Вага ва киэнаму Сирацую но Кахэритэ ноти-но Моно ва омовадзи Ах, мне бы Умереть, как тает Белая роса, Чтобы, вернувшись домой, Не мучиться от любви[224]. Ответом было:
Каки хо нару Кими га асагахо Митэ сигана Кахэритэ ноти ва Моно я омофу то О, как бы мне увидеть У изгороди твоего дома Вьюнок «утренний лик»! Чтоб узнать — вот вернулся, А помнишь ли обо мне?[225] С той же дамой клятвами обменявшись, он вернулся домой и сложил:
Кокоро-во си Кими-ни тодомэтэ Ки-ни сикаба Моно омофу кото ва Вага-ни я аруран Сердце мое У тебя оставив, Домой вернулся. Как же могло случиться, Что я полон любви? Ответом было:
Тамасихи ва Окасики кото мо Накарикэри Ёродзу-но моно ва Кара-ни дзо арикэри Душа, сказали вы… Но ничего особого В ней и нет. Ведь все Находится в теле[226]. 90
С той же дамой вел переписку покойный Хёбугё-но мия[227]. Однажды он известил ее: «Буду у вас», а она ответила:
Такаку томо Нани-ни кавасэн Курэтакэ-но Хитоё футаё-но Ада-но фуси-во ба Хоть и высоки, Но чем они станут — Всего один или два — Те бамбуковые коленца? Что в них будет проку?[228] 91
Когда правый министр третьего ранга состоял еще в чине тюдзё[229], он однажды был назначен гонцом на праздник[230] и отправился туда. Прошло долгое время с тех пор, как он порвал с дамой, которую часто навещал раньше, а тут перед отъездом он попросил ей передать: «По такому-то поводу я собираюсь уехать. Понадобился мне веер, пришлите, пожалуйста». А она была женщина тонкого вкуса и, вознамерившись все отправить в надлежащем виде, послала веер очень изысканной расцветки, сильно ароматами пропитав. А на обороте веера по краю написала:
Ююси то тэ Иму томо има ва Кахи мо арадзи Уки-во ба корэ-ни Омохи ёсэтэму Пусть это считают плохой приметой, Остерегаются, но теперь Для меня нет в этом толка. Печаль свою в подарок Вложив, посылаю[231]. Прочитав это, он нашел стихи полными очарования и в ответ:
Ююси то тэ Имикэру моно-во Вага тамэ-ни Наси то ивану ва Та га цураки нари То, что считают плохой приметой И чего надо остерегаться, Вы мне прислали. «Нет» не сказали же вы. Кому же должно быть горько?[232] 92
Покойный ныне Гон-тюнагон[233] в первый день двенадцатой луны того года, когда он навещал Хидари-но Оидоно-но кими[234]:
Моноомофу то Цуки хи-но юку мо Сирану ма ни Котоси ва кэфу-ни Хатэну то ка кику Полон любовью к тебе, Как идут дни и месяцы — Не различаю. И в этом году, сегодня, все будет кончено — слышу я[235] — так сложил. И еще:
Ика-ни ситэ Каку омофутэфу Кото-во дани Хито дзутэ нара-дэ Кими-ни катараму С такою силой Люблю тебя! Хоть ради этого Позволь поговорить с тобой самой, А не через людей…[236] — вот так он все говорил ей, и наконец встретились они, а на следующее утро он написал ей:
Кэфу сохэ-ни Курадзарамэ я ва То омохэдомо Таэну ва хито-но Кокоро нарикэри И сегодня Может ли солнце не зайти? Хоть и знаю это, Но снести [ожидания не в силах]. Вот каково мое сердце[237]. 93
Тот же тюнагон с давних пор посещал Сайгу-но мико[238]. Однажды должны были они назавтра встретиться, но по гаданию выпало ей стать жрицей в храме Исэ. Что тут было ему говорить? Он опечалился безгранично. И затем так сложил:
Исэ-но уми Тихиро-но хама-ни Хирофу то мо Има ва кахи наку Омохоюру кана У моря Исэ, Вдоль берега в тысячу хиро длиной, Их собирают, Но уж теперь там раковин нету — Так мне думается[239]. Вот каково было его стихотворение.
94
После того как скончалась Госпожа из Северных покоев, супруга ныне покойного Накацукаса-но мия[240], он взял с собой маленьких детей и поселился у правого министра Сандзё-удайдзина[241]. Когда срок траура кончился, понял он в конце концов, что не годится так жить одному, и стал подумывать о том, чтобы вскоре взять в жены Ку-но кими, младшую сестру Госпожи из Северных покоев. Родители и братья ее относились к этому благосклонно: «Отчего же нет? Пусть так и будет». Но вдруг случилось так: он узнал, что она в переписке с Сахёэ-но ками-но кими[242], главою левого конюшенного приказа, служившим тогда смотрителем дворцовых покоев. И вот, то ли это было ему неприятно, но он переехал в свое прежнее жилище. Тогда из дома правого министра, от его супруги:
Наки хито-но Сумори-ни дани-мо Нарубэки-во Има ва то кахэру Кэфу-но канасиса В память О той, кого не стало, в гнездышке Остаться бы тебе. Но вот ты вернулся домой. Какая же печаль сегодня![243] А принц в ответ:
Сумори-ни то Омофу кокоро ва Тодомурэдо Кахи ару бэку мо Наси то косо кикэ В гнездышке Думало сердце Остаться. Но услышал я: Яйца там появиться не могут[244] — так сложил.
95
Та же фрейлина опочивальни правого министра после того, как император скончался, завязала сердечные отношения с Сикибугё-но мия[245]. И вот неизвестно отчего, но он перестал у нее бывать. В это самое время приходит ей послание от Сайгу[246], она в ответ пишет, что Сикибугё-но мия к ней не приходит, а еще в письме:
Сираяма-ни Фуриниси юки-но Ато таэтэ Има ва косидзи-но Хито мо каёвадзу В горах Сираяма От навалившего снега След пропадает. И вот приходивший, бывало, Человек уж не навещает меня[247] — так гласило послание.
Был и ответ, но в книге он не приводится[248].
96
Итак, Ку-но кими стала женой Дзидзю-но кими, управителя дворцовых покоев. В это время как раз принц перестал навещать фрейлину опочивальни, и Хидари-но отодо, левый министр[249], бывший тогда в чине уэмон-но ками, стал переписываться с ней. Узнав, что тот господин [Дзидзю-но кими] стал зятем [Фудзивара Садаката], он послал фрейлине:
Нами-но тацу Ката мо сиранэдо Ватацуми-но Ураямасику мо Омохоюру кана Где вздымающиеся волны Пути своего не знают — Моря равнина. О, какую зависть Испытываю я![250] 97
Когда скончалась Госпожа из Северных покоев, [супруга] Окиотодо[251], и шел месяц траура, стали готовиться к церемонии очищения. И вот в это время, однажды ночью, когда луна была очень красива, Окиотодо вышел на веранду, его охватила глубокая печаль, и тогда:
Какурэниси Цуки ва мэгуритэ Идэкурэдо Кагэ-ни мо хито ва Миэдзу дзо арикэри Скрывшаяся Луна, сделав круг, Появляется снова. А человек даже тенью Не является более[252]. 98
У того же министра скончалась супруга Сугавара-но кими, матушка Хидари-но отодо, левого министра[253], и, когда кончился траур, император Тэйдзи известил об этом дворец и были разрешены цвета[254].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|