Ямато-моногатари
ModernLib.Net / Древневосточная литература / без автора / Ямато-моногатари - Чтение
(стр. 2)
Автор:
|
без автора |
Жанр:
|
Древневосточная литература |
-
Читать книгу полностью
(330 Кб)
- Скачать в формате fb2
(138 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|
Ору хито кара я Мори сугинураму Даже под дерево В горной деревушке, где льет Беспрестанно осенний дождь, И туда капли дождя просочились, Верно, какой-то человек ветви сломал[97] — так он написал, и стихи его выражают сожаление о том, что император не одаряет его своей милостью. Император соизволил взглянуть и сказал: «Что это такое? Не понимаю смысла» — и даже показал Содзу-но кими. Прознал об этом Укё-но ками и понял, что все напрасно, так и людям рассказывал.
33
Мицунэ[98] сложил и поднес императору:
Татиёраму Коно мото мо наки Цута-но ми ва Токиха нагара-ни Аки дзо канасики Подобно плющу, Не имеющему дерева, Чтоб опереться, Все время зеленый. И осенью это особенно грустно[99]. 34
В дом Укё-но ками его возлюбленная:
Иро дзо то ва Омохоэдзу томо Коно хана-ни Токи-ни цукэцуцу Омохиидэнаму Хоть и не думаешь ты О цвете, Но если б об этом цветке Хоть изредка Ты вспоминал![100] 35
Цуцуми-тюнагон[101] по высочайшему повелению отправился в горы Оутияма, где пребывал император-монах. Император был очень грустен, и тюнагоном овладела печаль. Было это место очень высокое, и, увидев, как снизу поднимается множество облаков, тюнагон сложил:
Сиракумо-но Коконохэ-ни тацу Минэ нарэба Охоутияма то Ифу ни дзо ари кэру Это пик, Над которым в девять слоев стоят Белые облака. Потому и зовется он Оутияма[102]. 36
Когда прежняя сайгу[103] жила в стране Исэ, Цуцуми-но тюнагон был послан гонцом из дворца, и:
Курэтакэ-но Ёё-но мия кото Кику кара ни Кими ва титосэ-но Утагахи мо наси Слышал я, Что ваше обиталище — Как бамбук с множеством коленцев, Так и вам жить множество лет, В этом нет сомнений[104]. Ответ же неизвестен. Это место, где жила сайгу, называлось Такэ-но мия — Бамбуковый дворец.
37
Один из братьев правителя Идзумо[105] получил разрешение прибыть во дворец, и другой, которому разрешения не было дано, сложил:
Каку сакэру Хана мо косо арэ Вага тамэ-ни Онадзи хару то я Ифу бэкарикэру Бывают же цветы, Что так пышно цветут. А вот про меня «Такая же весна» Разве можно сказать? 38
Дочь[106] пятого сына прежнего императора[107], звавшаяся Итидзё-но кими, служила в доме Кёгоку-но миясундокоро, Госпожи из Восточных покоев. Что-то неладное приключилось, она оставила дворец и впоследствии, будучи супругой правителя страны Юки, сложила:
Тамасака-ни Тофу хито араба Вата-но хара Нагэкихо-ни агэтэ Ину то котахэё Если изредка Кто-нибудь спросит [обо мне], По равнине моря Стонущий парус подняв, Удалилась она — так ответь[108]. 39
Когда дочь Морофути[109], правителя Исэ, выдали замуж за тюдзё Тадаакира[110], Укё-но ками решил жениться на бывшей там юной девушке и обменялся с нею клятвами, а наутро, сложив стихи, послал ей:
Сирацую-но Оку-во мацу ма-но Асагахо ва Мидзу дзо наканака Арубэкарикэру. Чтоб белая роса Пала — ждущий Вьюнок «утренний лик»… Лучше б его я не видел, Тогда, верно, было б мне легче[111]. 40
Принцессу Кацура навещал принц Сикибугё-но мия, а в доме принцессы служившая девушка нашла, что этот принц очень хорош собой, и влюбилась в него, однако он и не знал ничего об этом. И вот как-то любуясь полетом светлячков, он повелел девушке: «Поймай-ка!» Тогда она, поймав светляка, завернула его в рукав своего кадзами, показала принцу и так сказала:
Цуцумэдомо Какурэну моно ва Нацу муси но Ми-ёри амарэру Омохи нарикэру Хоть и завернешь, Но не скроешь, Заметнее, чем тельце Летнего насекомого, Моя любовь[112]. 41
В доме Минамото-дайнагона часто бывала Тосико[113]. Случалось даже, что она устраивалась в покоях и жила там. И вот как-то в скучный день этот дайнагон, Тосико, ее дочь Аяцуко, старшая из детей, как и мать, по характеру весьма примечательная, и еще Ёфуко, жившая в доме дайнагона, обладавшая прекрасным вкусом и тоже очень своеобразная, — собрались все четверо вместе, рассказывали друг-другу множество историй — о непрочности связей мужчин и женщин, о бренности всего мирского говорили, и дайнагон сложил:
Ихицуцумо Ё ва хаканаки-во Катами-ни ва Аварэ то икадэ Кими-ни миэмаси. Вот беседуем мы, А жизнь так быстротечна. Чтобы облик мой Приятен был вам, Как бы мне хотелось![114] Так он прочел, и все они, ничего не отвечая, громко зарыдали. До чего же странные это были люди![115].
42
Монах Эсю[116] как-то лечил одну даму, и начали о них говорить в свете всякое, тогда он сложил:
Сато ва ифу Яма-ни ва савагу Сиракумо-но Сора-ни хаканаки Ми-то я наринаму В селеньях говорят, И в горах шумят. Лучше уж мне, верно, Стать белым облаком, Тающим в небе — таково было его стихотворение.
Еще он послал в дом этой женщине:
Асаборакэ Вага ми ва нива-но Симо нагара Нани-во танэ нитэ Кокоро охикэму Подобен я инею, Что на рассвете Ложится во дворе. Из какого же семечка Растет любовь моя?[117] 43
Этот добродетельный монах перед кельей, где он поселился, велел возвести ограду. И вот, слыша шум снимаемых стружек, он:
Магаки суру Хида-но такуми-но Тацукиото но Ана касигамаси Надзо я ё-но нака. Подобно стуку топора Плотника из Хида[118], Ладящего изгородь, Ах, как шумен и суетен, Зачем таков этот мир? — такое он стал говорить. Молвил: «Чтобы совершать молебны и обряды, хочу удалиться в глубь гор» — и покинул эти места. Прошло некоторое время, та женщина подумала: «Сказал он: куда бы мне отправиться? Поселился в глуби гор, но где же?» Послала она к нему гонца, и монах:
Нани бакари Фукаку мо арадзу Ё-но цунэ-но Хиэ-во тояма-то Миру бакари нари Совсем Не жил я в глуби гор. Привычная для света Гора Хиэ отдаленной Всем показалась[119]. Жил он тогда в месте, которое называлось Ёгава — Мирская река.
44
Тому же человеку дама: «День, когда вы отправитесь в горы, далек ли еще? Когда же это?» И он:
Нобориюку Яма-но кумови-но Тохокэрэба Хи мо тикаку нару Моно ни дзо арикэри Колодец горных облаков, Ввысь вздымающихся, Далеко-далеко, А значит, солнце близко, Вот оно как![120] — так сложив, ей послал. Однако после этого среди людей начались всякие нехорошие разговоры, и он:
Ногару то мо Тарэ ка кидзараму Нурэгоромо Амэ-но сита-ниси Суман кагири ва. Как ни старайся избежать этого, Но всякому приходится носить Промокшие одежды, Пока живешь Под дождем[121]. — так сказал.
45
Когда Цуцуми-но тюнагон-но кими[122] посылал во дворец свою дочь[123], [впоследствии] матушку принца Дзюсан-но мико[124], чтобы она прислуживала императору, то вначале очень тревожился и вздыхал: «Как-то ее примет государь?» И вот он сложил и поднес императору:
Хито-но оя-но Кокоро ва ями-ни Аранэдомо Ко-во омофу мити-ни Маёхинуру кана Хоть родительское Сердце и не во мраке Пребывает, Но все же на пути любви к своему дитяти Заплуталось оно[125]. Император нашел это письмо полным очарования. Августейший ответ тоже был, но людям он неизвестен.
46
Хэйтю[126], после того как расстался с Канъин-но го[127], через некоторое время вновь с ней встретился. И вот после этой встречи он ей посылает:
Утитокэтэ Кими ва нэцураму Вага ва симо Цую-но оки итэ Кохи-ни акасицу Расставшись со мной, Ты, наверно, спишь, А я же, Бодрствуя, Полный любви, встречаю рассвет[128]. А женщина в ответ:
Сирацую-но Оки фуситарэ-во Кохи цураму Вага ва кикиовадзу Исо-но ками нитэ Подобно белой росе, Бодрствуя или ложась, кого же Любите вы? Ведь обо мне не помнили уже, Состарившейся в Исо-но ками[129]. 47
Ёдзэйин-но итидзё-но кими[130] сложила:
Оку-яма ни Кокоро-во ирэтэ Тадзунэдзу ва Фукаки момидзи-но Иро-во мимаси я Если в глубину гор Всем сердцем не устремишься Пытливо, То ярких кленовых листьев Цвета, верно, не увидишь[131]. 48
Во времена прежнего императора[132] одна кои[133], служившая под именем Гёбу-но кими, отправилась в родные места и долго не возвращалась. Об этом император сложил:
Оходзора-во Ватару хару хи-но Кагэ нарэ я Ёсо-ни номи митэ Нодокэкарураму Разве ты тень От весеннего солнца, Плывущего в огромном небе? И только в дальних краях Тебе покойно?[134] 49
Тот же император в дом Сайин-но мико[135] вместе с хризантемой послал:
Юкитэ мину Хито-но тамэ-ни то Омохадзу ва Тарэ ка орамаси Вага ядо-но кику Если бы я не надеялся, Что это для нее, С кем не увижусь, даже если приду к ней, То кто же сорвал бы тогда Хризантему у моего дома?[136] Ответ Сайин:
Вага ядо ни Иро ори томуру Кими наку ва Ёсо-ни мо кику-но Хана-во мимаси я Если бы не вы, государь, У дома Цвет сорвавший, То на чужбине хризантемы Цветок разве бы я увидала?[137] 50
Кайсэн[138], отправившись в горы:
Кумо нарадэ Кодакаки минэ-ни Иру моно ва Укиё-во сомуку Вага ми нарикэри Кроме облаков, Высоких пиков гор Обитатель, — Это я, Отринувший бренный мир[139]. 51
От Сайин[140] во дворец:
Онадзи э-во Вакитэ симо воку Аки нарэба Хикари мо цураку Омохоюру кана На одинаковые ветки По-разному сыплет иней Осень. Оттого даже солнечный свет Приносит мне горечь[141]. Императорский ответ:
Хана-но иро-во Митэ мо сиринаму Хацусимо-но Кокоро юкитэ ва Окадзи-то дзо омофу Вишни цвет Увидев, верно, поймешь, Что первый иней Совсем не по-разному Ложился, думаю я. 52
Это тоже императорское:
Ватацууми-но Фукаки кокоро ва Окинагара Урамирарэнуру Моно-ни дзо арикэру Хотя на морской равнине Самое глубокое место — Это открытое море, Все же есть люди, Что видят бухту[142]. 53
Кавалер по имени Саканоэ-но Тохомити[143], живший в Ёдзэйин, даме из того же дворца, что не смогла с ним встретиться, ибо к этому, как она известила, были преграды:
Аки-но но-во Вакураму муси мо Вагагото я Сигэки савари-ни Нэ-во ба накуран Через осенние поля Пробирающиеся цикады — и они Не так ли, как я, Перед преградой из трав Лишь в голос плачут?[144] 54
Третий сын Укё-но ками[145], Мунэюки-но кими, был азартный игрок, родители и братья ненавидели его, и тогда он, решив, что отправится туда, куда его ноги поведут, удалился в чужедальние страны, и вот близкому товарищу, которого любил, он сложил стихи и в дом ему послал:
Сиориситэ Юку таби нарэдо Карисамэ-но Иноти сиранэба Каэри симо сэдзи Хоть заломив ветку, В путь отправляюсь, Но непрочная Жизнь наша неведома нам. И навряд ли смогу вернуться[146] 55
Один кавалер уехал в чужую страну, оставив даму, которую беспредельно любил. Она все ждала, когда же он вернется, и, вот к ней пришли и сказали: «Умер он». И тогда она:
Има кон то Ихитэ вакарэси Хито нарэба Кагири то кикэдо Нахо дзо матаруру «Скоро вернусь», — Сказал, расставаясь со мной, Мой возлюбленный, И хоть услышала я, что наступил предел его жизни, Все же я по-прежнему его жду[147]. 56
Помощник правителя Этидзэн, Канэмори[148], часто навещал даму Хёэ-но кими[149]. Потом на долгие годы они расстались, а затем он снова к ней пришел. И вот он сложил:
Юфусарэба Мити мо миэнэдо Фурусато ва Мото коси кома-ни Макасэтэ дзо юку Наступил поздний вечер, И не видно дороги В родные места, И вот доверился я коню, На котором некогда ездил к тебе[150]. А женщина в ответ:
Кома-ни косо Макасэтарикэрэ Хаканаку мо Кокоро-но куру то Омохикэру кана Значит, это конь Привез тебя сюда. О, пустая мысль! А я-то подумала, Что привело тебя сердце[151]. 57
Наместник страны Оми Тайра-но Накаки[152] очень любил и лелеял свою дочь, но вот родитель скончался, и она, изведав многое, поселилась в чужой стране, в безлюдном месте.
Пожалев ее, Канэмори сложил и послал:
Вотикоти-но Хито мэ марэнару Ямадзато-ни Ивэ исэму то ва Омохики я кими Наверно, не думала ты, Что будешь жить в доме В горной деревушке, Куда редко Люди заходят[153] — так он сложил и послал, и она, прочитав, даже ответа не написала, а все только рыдала горько. А она тоже слагала танка очень искусно.
58
Тот же Канэмори жил в Мити-но куни, а третий сын Канъин[154] жил в месте под названием Куродзука, и вот Канэмори послал его дочери:
Митиноку-но Адати-но хара-но Куродзука-ни Они коморэри-то Кику ва макото ка Прослышал я, что в Митиноку, На равнине Адати, В Куродзука, Духи скрываются — Правда ли это?[155] — Так сложил.
И вот однажды говорит Канэмори: «Хочу я в жены ту девушку», а родитель на это: «Она еще очень молода, придет ее пора, тогда…» Скоро Канэмори надо было ехать в столицу, и он послал вместе с веткой дерева ямабуки:
Ханадзакари Суги мо я суру то Кавадзу наку Идэ-но ямабуки Усиромэтаси мо Как бы не отошел Пышный расцвет цветов. И вот вздыхаю, тревожусь За ямабуки у колодца, В котором поют лягушки[156] — Так сложил.
Говорят люди, что супруга Цунэтада-но кими воспела горячие источники в Натори, а это как раз и была та самая дама из Куродзука:
Оходзора-но Кумо-но каёхидзи Митэ сигана Тори номи юкэба Ато ва ка мо наси Ах, если б мне увидеть Тропу, по которой ходит облако Через ширь неба. Птица лишь вспорхнет, И уж нет и следа ее[157]. Так сложила, и господин Канэмори, услышав эти стихи, на ту же тему:
Сихогама-но Ура ни ва ама я Таэни кэн Надо сунадори-но Миюру токи наки В солончаковой Бухте рыбаки, говорят, Бывать перестали — Почему же рыбы Не видно?[158] И вот эта дама, которую любил Канэмори, с другим человеком отправилась в столицу, и, услышав об этом, Канэмори сказал: «Даже не известила меня о том, что уезжает». Однако женщина отправила ему письмо, в котором говорилось: «С тоской вздыхаю о ямабуки у колодца», с пометой: «Это на память о стране Мити-но куни».
Тогда Канэмори сложил:
Тоси-во хэтэ Нурэватарицуру Коромодэ-во Кэфу-но намида-ни Кути я синуран Рукав моей одежды, Который многие годы Был влажен [от слез по тебе], От сегодняшних слез, Видно, совсем сгниет[159]. 59
Наскучив суетным миром, из столицы в Цукуси переехавший кавалер в дом своей возлюбленной послал:
Васуру я то Идэтэ косикадо Идзуку-ни мо Уса ва ханарэну Моно-ни дзо арикэри С надеждой забыть Удалился сюда. Но где бы я ни был, Не удалюсь от печали, Вот что со мной творится[160]. 60
Жила некогда дама по имени Годзё-но го[161]. В дом своего возлюбленного послала она однажды рисунок, себя изобразив в виде женщины, пожираемой пламенем, а клубы дыма во множестве нарисовала с такой припиской:
Кими-во омохи Наманамаси ми-во Яку токи ва Кэбури охокару Моно-ни дзо арикэри Когда с любовью думаю о тебе, То живое тело мое Горит, Тогда вот так Много бывает дыма. 61
Во дворце Тэйдзиин много было покоев, где обитали фрейлины императорской опочивальни, и вот через некоторое время был построен восхитительный дворец Кавара-но ин. Был он возведен специально для Госпожи Восточной опочивальни Кёгоку-но миясудокоро, и император перебрался к ней. Было это весной. Для оставшихся в Тэйдзиин дам все это было неожиданно, и они загрустили в одиночестве. Пришли к ним придворные. «Так прекрасны глицинии, а государь не изволит даже взглянуть[162]» и тому подобное говорили. Стали рассматривать цветы, а к глициниям прикреплено послание. Развернули они его, смотрят:
Ё-но нака-но Асаки сэ-ни номи Нариюкэба Кинофу-но фудзи-но Хана-то косо мирэ Все в мире Лишь мелководьем Становится. Посмотреть хоть на цветы Вчерашних глициний[163]. Так говорилось в послании, и все были безмерно очарованы, всеми овладела печаль, но которая из фрейлин сложила танка, никто не знал. А придворные кавалеры так сложили:
Фудзи-но хана Иро-но асаку мо Миюру кана Уцурохи-ни кэру Нагори нарубэси Да, глициний цвет Измельчавшим Кажется. Видно, что лишь отзвук Остался от увядающих цветов. 62
Дама по имени Носан-но кими и монах Дзодзо[164], как никто, любили друг друга. Обменялись они клятвами в беспредельной любви. Носан-но кими:
Омофутэфу Кокоро-ва кото-ни Арикэру-во Мукаси-но хито-ни Нани-во ихикэн Любящее Сердце совсем другое, Чем я думала. Что же могу сказать я Прежним возлюбленным? — так ему послала, а монах Дзодзо-дайтоку отвечал:
Юку сувэ-но Сукусэ-во сирану Кокоро-ни ва Кими-ни кагири-но Ми-то дзо ихикэру. Для сердца, Не знающего, как жизнь Может сложиться, Только ты одна существуешь — Вот что я скажу о себе. 63
Ныне покойный Укё-но ками тайно сблизился с дочерью одного человека. Отец ее однажды прознал об этом, очень бранился и не пустил к дочери Укё-но ками. Печальный, тот вернулся домой.
И вот наутро сложил и послал:
Са мо косо ва Минэ-но араси ва Арлкарамэ Набикиси эда-во Урамитэ дзо коси Вот такой, верно, Буря в горах Бывает. Вернулся я, сожалея О склонившейся ветке[165]. 64
Хэйтю привел однажды в дом к своей жене молодую даму, к которой был неравнодушен, и поместил там. Жена стала браниться и в конце концов выгнала женщину. Хэйтю, то ли он во всем жене повиновался, но, хоть и жаль ему было ту даму, он ее задержать не посмел. Жена так сердилась, что к той и подойти было нельзя, и тогда он приблизился к ширмам в четыре сяку длиной, встал около и сказал: «Между людьми такое бывает, чего и не ждешь. Где бы ты ни была, не забывай меня и пришли письмо. Думаю, что и я смогу тебе написать». А дама к тому времени, завернув свои вещи в сверток, послала за экипажем и как раз ждала его. Очень было ей грустно. Наконец она уехала. Через некоторое время приходит письмо:
Васурару на Васурэ я синуру Харугасуми Кэса татинагара Тигирицуру кото «Не забудь!» И не забудет Весенняя дымка, Что сегодня поутру встала, Свою клятву[166]. 65
Когда Нанъин-но горо[167] был правителем Микава, он завязал отношения с Иё-но го, служившей во дворце Сокёдэн[168]. Как-то он сказал ей: «Хочу прийти», но она послала ему передать: «Ухожу во дворец, в покои фрейлины опочивальни».
Тогда он:
Тамасударэ Утито какуру ва Итодосику Кагэ-во мисэдзи то Омофу нарикэри За занавесками Во дворце, говоришь, Значит, Не показываться мне Решила ты[169] — так он сказал. И еще:
Нагэки номи Сигэки мияма-но Хототогису Когакурэ итэ мо Нэ-во нами дзо наку Только все стонет В густых горных лесах Кукушка. Хоть и спрятана в деревьях, Все же слышен плачущий голос. И тому подобное говорил ей.
И вот как-то он к ней пришел, а она стала уже его выгонять, говоря: «Сейчас же возвращайтесь к себе». А он:
Синэ то тэ я Тори мо аэдзу ва Ярахаруру Ито икигатаки Кокоти косо сурэ Значит это — умри? Только пришел я, И уже прогоняешь. Ах, уж не по силам мне жить — Чувствую я[170]. Ответное стихотворение очень было интересно, но не дошло до нас.
Еще он приходил к ней как-то вечером, когда шел снег, поговорили они о разном, и тут же она сказала: «Уже ночь спустилась. Возвращайтесь к себе». Он собрался было уходить, но валил сильный снег, он тянул дверь, но никак не мог открыть. Тогда он:
Вага ва са ва Юкифуру сора ни Киэнэ то я Татикаэрэдомо Акэну итадо ва Так желаешь ты, Чтоб в снегопаде Погиб я? Ведь если вернусь, То дверь все равно не открыть…[171] — так сказал.
«И стихи слагает, и говорит изящно, отчего же никак не складывается у нас? Не оттого ли, что лицо его очень уродливо, как на него взглянешь?» — так она как будто о нем рассказывала.
66
В ночь, когда Тосико ожидала Тиканэ[172], но он не пришел, она сложила:
Са ё фукэтэ Инаохосэдори-но Накикэру-во Кими-га татаку-то Омохикэру кана Наступает ночь, И, услышав, как кричит Птица инаохосэ[173], Подумала было я, Что это ты в дверь стучишься. 67
А еще было так. Тосико ждала Тиканэ в ночь, когда шел дождь. Дождь что ли, помешал ему, но он не пришел. В полуразрушенном доме сильно текло. «Сильно льет дождь, и я решил не приходить. Зачем вы поселились в таком месте?» — так написал Тиканэ, и Тосико тогда сложила:
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|