– Клаудиа… миссис Холлистер… дома? – спросила она.
– Да, мадам, – ответил Мейсон, возвращаясь к чопорной, официальной манере держаться. – Полагаю, в библиотеке. Сейчас доложу о вашем приходе.
– Спасибо, Мейсон.
Он исчез в глубине длинного коридора, а Эшли, которой внезапно стало почти жарко, распахнула шубку из черно-бурой лисы. Где Роберт – вот что волновало ее.
Она скользнула взглядом по ступеням лестницы, надеясь хотя бы мельком увидеть сына. С того злосчастного полдня в Сан-Франциско, когда мальчика буквально вырвали у нее из рук, прошло больше восьми месяцев. Все это время Эшли не знала ни минуты покоя. Как он? Что с ним? Здоров ли, как чувствует себя в новом окружении и не забыл ли о ее обещании прийти за ним? Может быть, ему тут плохо, он страдает?
При виде всего этого мраморно-хрустального великолепия ее беспокойство лишь усилилось. Эшли уже забыла о роскоши, царившей в доме Холлистеров, и о том, насколько холодна и лишена любви атмосфера их семьи. «Это не дом, а просто какой-то проклятый музей», – думала она, охваченная все возрастающей тревогой.
– Что вы здесь делаете?
Эшли вздрогнула. На лестничной площадке, презрительно глядя вниз, стояла Клаудиа Холлистер.
– Я тоже рада видеть вас, Клаудиа, – сухо промолвила Эшли, словно не заметила грубости. – Я здесь, чтобы повидаться с Робертом.
Клаудиа величаво спустилась по ступенькам лестницы.
– Это невозможно, – отрывисто бросила она. – Интересно, кто, черт возьми, впустил вас сюда?
– Мейсон, – ответила Эшли. – Знаете, Клаудиа, вам, наверно, придется объяснить своим людям, кого можно впускать, а кого нет.
– Я так и сделаю. А теперь убирайтесь отсюда – и немедленно.
Ее ледяной взгляд обжигал точно огонь, но Эшли изо всех сил старалась не поддаваться его воздействию.
– Только после того, как увижусь с сыном, – ровным голосом сказала она.
– Тогда я буду вынуждена просто выгнать вас…
– Мамочка!
Обе женщины одновременно подняли головы. На лестничной площадке стоял Роберт, с сияющей улыбкой глядя на мать. Он тут же помчался вниз и с разбегу прыгнул в ее объятия.
– Я знал, что ты придешь, мамочка! – закричал мальчик, уткнувшись лицом ей в шею. – Бред и Клаудиа говорили, что ты уехала и я никогда больше тебя не увижу, но я все равно знал…
Эшли в изумлении взглянула на Клаудиу.
– Он называет вас Клаудиа? – спросила она.
Та словно окаменела.
– Он не считает нас дедушкой и бабушкой. Говорит, они остались в Санта-Елене, – в конце концов нервно ответила Клаудиа. – Тоже вы постарались, без сомнения.
– А чего вы ожидали? – возразила Эшли. – Вы для него чужие! – Снова повернувшись к Роберту, она поцеловала его в лоб. – Я ни на минуту не забывала о тебе, мальчик мой.
– Думаю, вам лучше удалиться, – продолжала гнуть свою линию Клаудиа.
– С тобой все в порядке, дорогой? – Не обращая внимания на слова бывшей свекрови, Эшли поставила сына на пол и опустилась перед ним на колени.
– Сейчас да, мамочка. – Он крепко обнял ее. – Я пойду с тобой?
– Уходите! – снова вмешалась Клаудиа.
– Пока нет, сыночек, но скоро, – нежно сказала Эшли. – Очень скоро. Даю тебе слово, что совсем скоро.
– Вы уйдете, или мне вызвать полицию? – вскипела Клаудиа.
Эшли быстро взглянула на нее и медленно встала.
– Ухожу. – Она изо всех сил постаралась сдержать бушевавшую внутри ярость. – Но я вернусь.
– Вам от этого лучше не станет! – Клаудиа снова обдала ее холодом ледяного взгляда.
Ответный взгляд Эшли, напротив, обжигал огнем.
– Посмотрим, – только и сказала она. – Посмотрим.
Поцеловала на прощание сына, повернулась и вышла.
МОРСКОЙ УТЕС, ЛОНГ-АЙЛЕНД
ноябрь 1986 года
В джинсах и свободном сером свитере, Коллин сидел на кушетке в обитой дубовыми панелями библиотеке поместья Девереллов, просматривая утренние газеты. Ему ежедневно доставляли все нью-йоркские выпуски, и он внимательно прочитывал их от корки до корки. Его интерес в большой степени подогревала случайная встреча в аэропорту Кеннеди с Эшли Гордон-Холлистер. Сейчас, откинувшись на кушетке, молодой человек допивал кофе и одновременно рассматривал фотографию в «Дейли ньюс», с которой на него пристально смотрела эта прекрасная молодая женщина. Из головы не шла ни сама их встреча, ни горячий нрав, который Коллин почувствовал в ней тогда. А какое мужество! Газеты уже сообщали о том, что она намерена снова вступить в схватку с Холлистерами за право опеки над своим маленьким сыном. Коллина восхищала сила ее характера. «Может быть, в конце концов я нашел того, кого искал», – думал он, внимательно разглядывая фотографию.
Покончив с кофе, Коллин встал и подошел к письменному столу. Аккуратно вырезал фотографию вместе со статьей, достал из выдвижного ящика большой коричневый конверт и вытряхнул его содержимое на стол. Вырезки из газет Нью-Йорка и Сан-Франциско, из путеводителей по художественным галереям и журналов по искусству – все, где хоть словом упоминалось об Эшли Гордон-Холлистер. За прошедшие несколько недель Коллину удалось собрать весьма обширное досье. «Наверно, я знаю о ней то, чего и матери родной неизвестно», – удовлетворенно подумал он.
Через неделю предстояло открытие персональной выставки Эшли, и он собирался непременно появиться там. Его не покидало ощущение, что именно рука судьбы свела их в тот день на стоянке такси, что встреча эта была предопределена. Так же, как и союз, который им предстояло заключить. Потому что только вместе они смогут добиться того, чего оба страстно желают.
Правда, вовсе не факт, что Эшли много знала о деловых интересах бывшего свекра. И все же Коллин готов был биться об заклад, что наладить с ней отношения стоило.
Он с улыбкой разглядывал разбросанные на столе фотографии. Наладить с ней отношения стоило во всех случаях, даже если бы она была не Холлистер и ее семейные связи не имели жизненно важного значения для его дела.
Сложив вырезки в конверт, Коллин снова убрал его на место и запер выдвижной ящик на замок. До сих пор не было случая, чтобы служащие проявляли излишнее любопытство, роясь в его личных бумагах, но к чему искушать их? В этом мире он не мог в полной мере доверять никому, если не считать Генри Гаррисона, единственного человека, который знал, что Коллин делал и почему. И Блэкджека, конечно, но тот находился далеко. Без помощи Гаррисона зачастую было просто не обойтись. Коллин сомневался, что старый дворецкий одобрял его методы. Не в том смысле, что осуждал своего хозяина – просто из врожденной осмотрительности предпочел бы действовать иначе.
Подойдя к встроенной книжной полке в углу, молодой человек снял с нее том, за которым обнаружился потайной рычаг. Легкое нажатие – и стенная панель отъехала в сторону, открыв проход в небольшую темную комнату. Как только Коллин вошел туда, панель встала на место.
Помещение освещалось лишь тусклым, мертвенно-зеленоватым светом экранов нескольких компьютеров, выстроившихся в ряд вдоль стены. Коллин установил их здесь так, чтобы не знал никто из его служащих, чуть больше года назад. Созданный им банк данных содержал огромное количество информации, собранной по крохам за последние четыре года и имеющей отношение к ключевым фигурам организованной преступности. Сведения касались всего, связанного с их бизнесом, в том числе названий и активов компаний, которые принадлежали синдикату или контролировались им, и личной жизни.
Поначалу Коллин испытал нечто вроде потрясения, выяснив, как много организаций самых разных уровней оказались связаны с преступным миром. Синдикат напоминал гигантского спрута, щупальца которого проникали, казалось, повсюду. Он представлял собой огромный конгломерат, построенный по принципу семейного бизнеса. Там были свои собственные гангстеры и полицейские, а многие адвокаты, судьи и политики весьма высокого уровня просто состояли у синдиката на жалованье. Спрут контролировал продажу автомобилей и страховые компании, розничную и оптовую торговлю, рестораны, театры и очень многие периодические издания. «До чего же здорово они наловчились скрывать свою нелегальную деятельность за обманчиво благопристойным фасадом, – думал Коллин, проглядывая данные, выведенные на экран. – Просто поразительно».
Источником этой информации в значительной степени служили документы, которые Коллин выкрал, проникнув в дома некоторых воротил преступного бизнеса, выбирая их так, чтобы получить общее представление о том, что там происходит. Прежде чем нанести удар, считал молодой человек, нужно узнать о своих противниках как можно больше. «Изучи их слабые и сильные стороны», – говорил он себе. Вот где могла пригодиться Эшли Гордон-Холлистер. По крайней мере Коллин на это надеялся. Она была замужем за сыном Холлистера и наверняка знала хоть что-то о деятельности последнего. Но как много? За несколько лет до смерти молодого Холлистера их отношения с отцом сильно испортились. Почему? Имело ли это отношение к синдикату?
Коллин собирался использовать не только полученные от Эшли Холлистер сведения, но и ее саму. После всего, через что ей пришлось пройти, она ненавидела Холлистеров не меньше, чем он. Предчувствие подсказывало ему, что ей можно доверить все секреты своей тайной жизни и мельчайшие детали изощренных планов. Она способна оказать ему неоценимую помощь. В качестве вора Коллин превосходно мог действовать и в одиночку, но для того, что он задумал, две головы определенно были лучше, чем одна. Ведь замыслил он игру по-крупному – решил добыть доказательства, неопровержимо уличающие Холлистера и его подручных в незаконных махинациях.
Сделать это в одиночку не представлялось возможным. Многое говорило в пользу Эшли и, в частности, то, что она была чертовски хороша; ведь если и существует общая для большинства мужчин слабость, то это именно красивые женщины.
Коллин мысленно улыбнулся. Как часто повторял отец, прочность любой цепи определяется самым слабым ее звеном. Коллин найдет слабое звено синдиката, это лишь вопрос времени.
И поставит на колени самых могущественных заправил преступного мира.
Сидя в своем кабинете в Манхэттене, Антон Деврис снова и снова перечитывал сообщение, полученное из Интерпола три дня назад. Оно касалось кражи отделанного бриллиантами и сапфирами ожерелья из ювелирной фирмы «Ферран-Бессежес» в Париже. Люди, стоявшие на страже закона в масштабе всего мира, были сбиты с толку, и не только личностью самого вора, дерзкого и явно наделенного богатым воображением. Достаточно сказать, что он сумел скрыться при свете дня, на глазах у управляющего и полдюжины охранников. Однако больше всего поражало то, что украдена была одна-единственная драгоценность. Вор, судя по всему, провел в хранилище ночь и располагал временем, достаточным для того, чтобы взять все. В хранилище находились ювелирные изделия, достойные королей, но этот удивительный вор взял лишь одно ожерелье. И даже не самое дорогое, вот что ставило в тупик. А скрылся он на роликовых коньках. Роликовые коньки, подумать только! Кому могло прийти в голову воспользоваться ими?
Деврис чувствовал себя в точности как собака-ищейка, взявшая след. За последние несколько месяцев он прочел множество подобных сообщений, поступавших из штаб-квартиры Интерпола в Париже. И все они относились к похожим по дерзости ограблениям, охватившим ни много ни мало четыре континента. Интерпол полагал, что работала достаточно многочисленная воровская шайка. Деврис же имел на этот счет особое мнение. Если на протяжении последнего полугода его подозрения все усиливались, то сейчас они сменились чувством уверенности.
Он достал из шкафа еще одну папку с документами и внимательно пролистал их. Так и есть: ожерелье, отделанное бриллиантами и сапфирами, стоимостью в четверть миллиона долларов. Теперь не осталось ни малейших сомнений – он на верном пути. Никакой воровской шайки не существовало, тут действовал один-единственный человек, яркий, умный и находчивый. Вполне определенный человек.
Коллин Деверелл.
Рапира Коллина ослепительно сверкнула, когда он молниеносно бросился вперед. Его противник сделал все, чтобы парировать нападение. В обычных обстоятельствах Коллин отдавался игре целиком, не думая больше ни о чем. Но сейчас действовало лишь тело, мысли блуждали где-то далеко.
Коллин думал об утреннем телефонном разговоре с Вильямом Мак-Николом, главным менеджером «Интерконтинентал ойл», занимавшим эту должность с незапамятных времен. Мак-Никол всегда был больше расположен к Коллину, чем к Джастину. Возможно, этому способствовала не вызывающая симпатии манера Джастина держаться от всех на расстоянии вытянутой руки. В результате, несмотря на высокое положение Мак-Никола в компании, сейчас от него утаивали большую часть информации, связанной с состоянием дел. Причины этого были совершенно очевидны.
По словам Мак-Никола, он позвонил Коллину потому, что больше не с кем было поделиться подозрениями.
– Мне кажется, ваш брат и некоторые члены совета директоров ведут дело к ликвидации компании.
– К ликвидации? – Коллин не смог скрыть удивления. – Неужели дела так плохи, что компанию невозможно спасти?
– Плохи? – Мак-Никол неискренне рассмеялся. – Коллин, проблемы «Интерконтинентал ойл» решить просто невозможно, пока внутри ее действуют друзья вашего брата, кем бы они на самом деле ни были. Они обдирают компанию как липку, переводят активы…
– Переводят активы? – прервал его Коллин. – Какого черта? Куда?
– Не знаю, – признался Мак-Никол. – Джастин умышленно скрывает от меня это. Мне вообще ничего не было бы известно, если бы я случайно не обнаружил некоторые противоречия в компьютерных данных и не начал разбираться, почему они возникли.
– Что за противоречия? – насторожившись, спросил Коллин.
– Совсем незначительные. Неучтенные фонды, непонятно куда и зачем осуществляемые денежные переводы и прочее в том же духе. – Мак-Никол заметно волновался, рассказывая об этом. – Когда я увидел, что происходит…
– А что именно происходит? – снова перебил его Коллин. – Куда уходит капитал «Интерконтинентал ойл»?
– Очень большие доли акционерного капитала переводят на счета других корпораций – фиктивных корпораций, если мои подозрения верны. – Мак-Никол помолчал. – Просто уму непостижимо, что они творят. Точно стая стервятников, рвущих на части труп.
– Почему вы звоните мне? – настороженно спросил Коллин. – Чего хотите? Или, выражаясь точнее, что, по вашему мнению, я могу сделать?
– Не знаю, Коллин, – искренне ответил его собеседник. – Просто мне не к кому больше обратиться. Не к Джастину же! Да и среди членов совета директоров нет никого, в ком бы я был полностью уверен.
– К сожалению, вот уже десять лет, как я не принимаю участия в делах компании, – напомнил ему Коллин. – И не владею акционерным капиталом.
– Я подумал, может, вы могли бы поговорить с Джастином и попытаться выяснить…
– Боюсь, это невозможно, – мрачно ответил Коллин. – Я давно не встречался с моим дорогим братцем и предполагаю, что такая ситуация его вполне устраивает.
– Коллин, я, конечно, знаю, что после гибели родителей вы отошли от дел «Интерконтинентал ойл», – после паузы нерешительно заговорил Мак-Никол. – И все же мне трудно поверить, что вы останетесь равнодушны, видя, как уничтожают все, чему Квентин посвятил свою жизнь. Что будете сидеть сложа руки и допустите, чтобы это произошло.
– Но я действительно мало что могу сделать, Билл, – ответил Коллин. – Впрочем, дайте мне время пораскинуть мозгами. Может быть, действуя вместе, мы что-нибудь и придумаем…
Вот какой разговор произошел сегодня утром и не давал ему покоя даже сейчас, во время игры. Заставив себя вернуться в настоящее, Коллин снова бросился в атаку, продолжая тем не менее обдумывать проблему.
Он был рад, что Билл Мак-Никол прежде всего позвонил ему. Подозрения этого человека были совершенно обоснованны: и отправиться к Джастину за объяснениями было бы ошибкой, и в совете директоров не осталось никого, кому можно было бы доверять. Нет, Билл Мак-Никол сделал единственно правильный ход. У Коллина были свои соображения и планы, о которых он не отваживался рассказать никому, даже этому человеку, которому полностью доверял отец. Наличие внутри компании союзника, который мог снабжать Коллина информацией, существенно облегчало его план.
Билл Мак-Никол был прав еще в одном смысле: независимо от личного отношения Коллина к происходящему в «Интерконтинентал ойл» какая-то часть души не могла ему позволить – и не позволяла! – остаться в стороне, наблюдая, как глупость Джастина губит дело, с таким трудом созданное отцом. Допустить, чтобы почти тридцать лет жизни отца пошли псу под хвост? Нет, ни за что!
«Уж по крайней мере этим я ему обязан», – мрачно думал Коллин.
Спустя три дня он позвонил Вильяму Мак-Николу домой:
– Не могли бы вы добыть для меня компьютерные распечатки тех данных, о которых рассказывали?
– Конечно, – после мгновения замешательства прозвучал ответ на другом конце провода. – К завтрашнему вечеру сделаю, если это вас устроит.
– Устроит, – согласился Коллин. – Приходите в восемь тридцать.
– А если в девять?
– Прекрасно. – Коллин помолчал, делая пометку в желтом деловом блокноте. – Может быть, я зря говорю, Билл, но мне кажется, вам не следует никому рассказывать о нашей беседе.
– Мне это и в голову не приходило.
– Что касается распечаток… Сумеете взять их, не вызвав подозрений?
Вообще-то при необходимости Коллин мог, потратив несколько часов, взломать защиту компьютерной сети компании и самостоятельно получить то, что требовалось.
– Без проблем, – заверил его Мак-Никол. – Ваш брат, естественно, старается держать происходящее от меня в тайне, но я как-никак по-прежнему генеральный менеджер компании.
– Генеральный менеджер, который фактически отстранен от дел, – мрачно констатировал Коллин. – Поймите, Билл, сейчас вы для моего брата полный ноль. Он скармливает вам всякое дерьмо, утаивая происходящее на самом деле.
– Вы очень близки к истине, – неохотно признал Мак-Никол.
– Джастин, черт бы его побрал, действует как законченный кретин. На данном этапе лучшего объяснения тому, что он творит, я предложить не могу.
Положив трубку, Коллин задумался. Жаль, что он не вправе позволить себе хоть в какой-то степени успокоить Билла Мак-Никола. Увы… В этом мире только одиночка, не доверяющий никому, имеет шанс уцелеть.
«Попозже, если только все пойдет, как задумано», – сказал себе Коллин, выключил лампу на письменном столе и отправился в спальню.
– Как видите, они выжимают нас досуха, – говорил Мак-Никол, вместе с Коллином изучая принесенные распечатки. – Активы теперь переводятся ежедневно, акционерный капитал сосредоточивается в руках немногих избранных. И, что достаточно странно, Джастина среди них нет.
– Это можно назвать незаконными операциями? – спросил Коллин, задумчиво потирая подбородок.
– Незаконными называются только те операции, в результате которых акционерный капитал приобретается мошенническими способами, – ответил Мак-Никол. – Если бы здесь был состав преступления, можно было бы обратиться в Комиссию по ценным бумагам и биржевым операциям, чтобы она провела расследование.
– Но здесь нет состава преступления?
– Насколько мне известно, нет, – мрачно ответил Мак-Никол, покачав головой. – Поклясться я, конечно, не могу – учитывая данные обстоятельства, возможно все, – однако складывается впечатление, что пакеты акций «Интерконтинентал ойл» приобретаются через совершенно легальные каналы.
– Эти люди умудряются придать легальный вид всему, хотя, как правило, дело обстоит совсем наоборот, – хмуро сказал Коллин.
– Вы могли бы заявить, что брат обманул вас, и потребовать судебного разбирательства. Но даже если, протащив его через суды, вы вернете себе право участвовать в делах компании – а процесс будет продолжаться долго, – они успеют обглодать «Интерконтинентал» до костей, – с горькой иронией сказал Мак-Никол, достав из кейса еще одну распечатку и развернув ее на письменном столе.
В комнату вошел Гаррисон, неся массивный серебряный поднос с сандвичами и кофе.
– Взгляните-ка сюда… – Мак-Никол смолк, увидев Гаррисона.
– Все в порядке, – успокоил его Коллин, огорченно ероша рукой волосы. Взял с подноса бутерброд и предложил Мак-Николу последовать его примеру, но тот лишь покачал головой.
– Вот список людей, которые за последние полгода приобрели значительные пакеты акций. Шесть человек. Если дело так пойдет и дальше, к концу года они будут полностью контролировать «Интерконтинентал ойл». Даже Джастин им больше не понадобится.
Медленно пережевывая бутерброд, Коллин изучал распечатку.
– Интересно. Моему дорогому братцу собираются дать пинка под зад его же люди, а он, похоже, не догадывается об этом.
– Вот именно. И все же я сильно сомневаюсь, что Джастин поверит, даже если мы расскажем ему. – Мак-Никол взял чашку кофе. – Вроде бы неглупый человек, а проявляет такую поразительную наивность в отношении того, чего именно эти люди добиваются!
– Может быть, мне стоит все-таки обратиться в аудиторское бюро штата и потребовать провести расследование, – высказал предположение Коллин.
– Ничего не получится, – покачал головой Мак-Никол.
– Но это хоть немного ослабит их позиции. Меньше всего деловые партнеры моего братца жаждут привлекать к себе внимание. Даже просто пойди я к Джастину и пригрози ему, этого может оказаться достаточно, чтобы заставить их слегка притормозить. Мы могли бы таким образом выиграть немного времени, вам не кажется?
– И что это даст? – скептически спросил Мак-Никол, отхлебывая кофе.
– Может быть, и ничего, – признал Коллин. – С другой стороны, выиграв немного времени, мы сможем разобраться в этих хитросплетениях и придумать ход получше.
– Если вам еще что-то понадобится…
– …то я сразу же свяжусь с вами, Билл. – Коллин улыбнулся.
Мак-Никол поднялся.
– Оставляю вам распечатки. – Он положил кейс на стол и подвинул его к Коллину. – У меня есть копии.
– Спасибо, что обратили мое внимание на происходящее, Билл, – сказал Коллин, провожая его к двери.
– Очень надеюсь, что еще не поздно что-нибудь предпринять, – мрачно ответил Мак-Никол.
– Я тоже. – Коллин отпер дверь и… заколебался на мгновение. – Будьте осторожны, Билл, – в конце концов сказал он. – Эти люди очень опасны. Если они что-нибудь заподозрят… Нет, они не должны ни о чем догадаться. Мы сделаем так, чтобы этого не произошло.
Выражение лица Вильяма Мак-Никола свидетельствовало о том, что он не разделяет подобной уверенности, но никаких вопросов с его стороны не последовало.
– Могу лишь обещать, что от меня они ничего не узнают, – сказал он. – Я вот уже двадцать шесть лет генеральный менеджер компании и, слава Богу, знаю, как себя вести.
– Не звоните мне из офиса, – предостерег его Коллин. – О наших контактах не должен пронюхать никто. Понимаете? Никто!
Его пожилой собеседник открыл рот, будто собираясь что-то сказать или спросить, но передумал и лишь покачал головой.
– Всегда к вашим услугам. – Он протянул Коллину руку.
Прислонившись к балюстраде, Коллин следил взглядом, как Мак-Никол спускается по ступенькам и идет к своему «мерседесу». Чувствовалось, что на душе у этого человека кошки скребли.
И Коллин ощущал то же самое.
– Ну вот, ты опять где-то витаешь, – с сожалением констатировала Мелани Мастерс, принимаясь за мороженое, заказанное на десерт.
Эшли оторвала взгляд от кофейного пирога, в котором ковырялась последние двадцать минут, и устало улыбнулась. Темные глаза были затенены широкими полями алой шляпки, подобранной в тон кашемировому костюму с короткой плиссированной юбкой.
– Так заметно? – спросила она.
Мелани кивнула с выражением беспокойства на лице.
– Очень. – Она наклонилась вперед, и свет заиграл на золотой брошке в форме борзой, приколотой на отвороте ее саржевого костюма от Шанель, выдержанного в стиле одежды для верховой езды. – Надеюсь, – теперь Мелани понизила голос почти до шепота, – во время открытия выставки тебе удастся изобразить хоть чуточку энтузиазма. В первый вечер взгляды всех ведущих художественных критиков Манхэттена будут устремлены на тебя.
Эшли жестом призвала ее к молчанию.
– Не беспокойся, Мел, я буду на высоте. Если понадобится, просто нарисую на лице улыбку.
Мелани терпеливо кивнула.
– Надеюсь, до этого дело не дойдет. – Мелани поправила локоны коротких рыжевато-коричневых волос, выбившиеся из-под черной бархатной шляпки-«колокола». В ее темно-карих глазах светилось сочувствие к Эшли, на которую обрушилось столько бед. – Работа всегда занимала важное место в твоей жизни.
– Многое занимало важное место в моей жизни, – мрачно ответила Эшли. – А теперь работа – единственное, что у меня осталось.
– Тебе нужны деньги – и немало денег, – если ты собираешься сражаться со своими бывшими родственниками, – напомнила Мелани. – Выставка и в финансовом отношении может оказаться очень важной.
Эшли натянуто засмеялась.
– Ты всерьез думаешь, что мне удастся продать много картин?
– Большая их часть уже продана. – Мелани лукаво улыбнулась и закурила сигарету.
– Что? – удивилась Эшли. – Как это понимать – большая часть уже продана? Их же еще никто не видел…
– Я сама узнала об этом только сегодня утром. Как выяснилось, Диана устроила небольшой закрытый просмотр для того коллекционера, о котором она тебе рассказывала. Судя по всему, он совершенно очарован твоими работами и попросил оставить за собой все, кроме шести.
– Кто этот… меценат? – заинтересованно спросила Эшли.
– Его зовут Коллин Деверелл. – Мелани стряхнула пепел в пепельницу. – Говорят, он баснословно богат. Филантроп, по словам Дианы. Ходят слухи, что у него одна из самых значительных художественных коллекций в мире.
– Сколько?
– Чего – сколько?
– Сколько он предложил за мои картины? – нетерпеливо спросила Эшли.
– Двести пятьдесят тысяч долларов.
Эшли не сумела скрыть удивления:
– Так много!
– Я ведь уже сказала, что он просто в восторге от твоих работ, – с довольным видом ответила Мелани. Собрав ложечкой остатки мороженого, она отправила их в рот.
– Этот человек, наверное, просто помешан на искусстве, раз готов заплатить четверть миллиона за мои картины, – задумчиво произнесла Эшли, все еще не придя в себя от услышанного. Она выпрямилась в кресле и удивленно покачала головой.
– По-моему, ты радоваться должна.
– Ох, я, конечно, рада, – согласилась Эшли. – Но в то же время испытываю некоторую… неловкость.
– Почему?
– Сама не знаю. Должно быть, потому, что никто никогда прежде столь щедро не оплачивал мою работу. Разве что… – Она резко оборвала фразу, вспомнив о Майкле Энтони, без чьей финансовой поддержки в те первые месяцы в Сан-Франциско ее карьера вообще могла бы не состояться. – В общем-то какая разница, почему он это делает? Важно, что мои картины продаются.
– Вот именно, какая разница? – многозначительно повторила Мелани. – И у тебя, моя дорогая, есть все основания быть очень довольной собой. Ну-ка скажи, часто ли художнику, даже прославленному, удается продать почти все свои картины еще до открытия выставки?
Эшли едва заметно улыбнулась. «Может быть, удача наконец снова повернется ко мне?» – с надеждой подумала она.
В черных брюках и свитере с высоким воротом, Коллин стоял на пожарной лестнице рядом с окном спальни Эшли. Просунул руку в форточку, открыл оконную задвижку и осторожно распахнул окно. Поставил на подоконник сначала одну ногу, потом другую. На некоторое время застыл, вглядываясь в темноту, и проскользнул в комнату. Ее освещал лишь тусклый свет уличных фонарей, проникающий сквозь прозрачные занавески, которые слегка покачивались от холодного ветра.
Внезапно Коллин понял, что с тех пор, как он овладел воровством профессионально, впервые его жертвой стал человек, не связанный с синдикатом и не владеющий ничем, по праву принадлежащим ему, Коллину.
Эта мысль неприятно поразила молодого человека. «У меня нет выбора», – напомнил он себе. Необходимо разузнать об этой женщине как можно больше, прежде чем они встретятся снова. Прежде чем он сделает ей предложение работать с ним в паре. Необходимо выяснить, много ли ей известно о Бредли Холлистере и его так называемых деловых интересах. Необходимо попытаться узнать как можно больше и о самой Эшли, раз уж дело идет к тому, чтобы доверить ей свои секреты.
Обшарив для начала выдвижные ящики ночного столика, Коллин нашел записную книжку с адресами и телефонами, несколько писем и альбомы с фотографиями. Ничего интересного. Письма, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, пришли из Калифорнии, от ее родителей. Фотографии в основном изображали мужа и сына.
Коллин перешел к туалетному столику, но и тут не обнаружил ничего важного. Это показалось ему странным. Обычно дома несут на себе печать жизни и личности своих обитателей, но квартира, где он находился, оказалась совершенно безликой в этом смысле и лишенной какого бы то ни было налета индивидуальности. Такого ему видеть еще не доводилось. Казалось, ее обитательница не живет здесь, а просто существует, а ее душа похожа на чистый холст, лишенный какой бы то ни было глубины и чувств.
«Она мертва и не догадывается об этом», – подумал Коллин, непривычно взволнованный своим открытием. Отсутствовали даже те мелочи, которые обычно есть всегда, в том числе и в доме, куда въехали совсем недавно. Ни рисунков, ни личных безделушек или вещичек, к которым человек особенно привязан. «Даже номера некоторых отелей выглядят менее уныло», – отметил Коллин, продолжая обшаривать выдвижные ящики шкафа.
Увы, ему не удалось найти ничего, хоть в какой-то степени прояснявшего, что представляет собой Эшли Гордон-Холлистер, что ей нравится сейчас или хотя бы нравилось прежде.