Не отпускай любовь

— Мне ясна картина, мистер Маннинг, — сухо сказала Глория. — Не перейти ли нам к делу?

Она сцепила руки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать. В мозгу ее крутилась лишь одна мысль: «Будь ты проклят, Крейг, ты позволил мне любить тебя. Зачем? Зачем?»

Маннинг секунду смотрел на нее, как кролик, наморщив нос.

— Да. Так вот. — Он откашлялся, барабаня пальцами по лежащим перед ним бумагам. Хотя это довольно простая процедура, ее нужно выполнить правильно. Поэтому я был очень внимателен, составляя этот документ, чтобы не было повода для иска… то есть ошибок в будущем.

Поджав губы, он посмотрел на Глорию еще раз и начал читать, методично, скучно, отчетливо произнося каждое слово.

— Я знакома с договором, мистер Маннинг, сказала Глория, прерывая его на середине документа. — У меня есть копия, и я ее читала.

Так как они не говорили об этом договоре с тех пор, как подписали его месяц назад, Глория считала все это дело законченным. Она была рада выбросить его из головы. Но, оказывается, Джонатан продолжил его с той же настойчивостью и целеустремленностью, которые он всегда вкладывал в свой бизнес.

— Отлично, — сказал Маннинг. — Но я сделал несколько поправок, разумеется, в интересах моего клиента, как вы понимаете, и они очень просты.

Он посмотрел на нее с вызовом. Она ответила ему таким же взглядом, и он снова опустил глаза, откашлявшись еще раз.

— Я связался вчера с вашим адвокатом и настоял на том, чтобы в параграф шестой были внесены некоторые изменения. Он не согласился. Но я предупреждаю вас, как я предупредил и его, что я намерен твердо стоять на своем…

— Продолжайте.

Глории не понравилось выражение лица Маннинга. Единственное, чего она сейчас хотела, подписать этот проклятый документ и уйти. А потом она заберет свои вещи и переедет обратно в свою квартиру над офисом. Она не могла и дальше общаться с Джонатаном, если он действовал вот так, за ее спиной, если у него не было к ней никакого доверия.

— Мисс Стенли, мы старая и уважаемая адвокатская контора. И мы бы не оправдали доверия наших клиентов, если бы не защищали их интересы как…

— Давайте закончим с этим, — сказала Глория, изо всех сил стараясь сдержать подступившие к горлу слезы.

— Очень хорошо, — надменно проговорил Маннинг. — Я узнал, — по вы были замешаны в каком-то скандале в Ливерпуле, мисс Стенли. Вы должны понимать нашу позицию, когда мы стараемся защитить интересы нашего клиента. В связи с вышеизложенным, мы составили дополнение к соглашению, по которому вы не получаете ничего, если ваши отношения продлятся менее пяти лет. По истечении этого срока, если что-нибудь случится, вы получите значительную сумму, заранее оговоренную моим клиентом. И, на мой взгляд, это совершенно справедливое решение данного вопроса.

Маннинг громко захлопнул папку и пододвинул Глории один лист бумаги.

— Ни при каких обстоятельствах вы не будете управлять компанией мистера Крейга, что бы ни случилось. Соблаговолите подписать внизу.

Глория подписала документ, взяла свою копию и поднялась.

— Я надеюсь, вы не в обиде на нас, мисс Стенли. Бизнес есть бизнес.

Усмешка Маннинга немедленно исчезла с его губ, когда Глория холодно посмотрела на него. Не говоря ни слова, она повернулась и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.

Глория не знала, как она добралась до дома, не попав в аварию. Она поднялась в квартиру и начала собирать вещи, беря — только то, что ей понадобится в ближайшие несколько дней. Остальное она сможет забрать позже.

«Ты предал меня, Джонатан. Ты сказал, что считаешь, что все эти грязные сплетни не имеют ко мне никакого отношения. Ты лгал. Как бы я хотела ненавидеть тебя», — твердила она про себя.

«Глория, не будь дурой, — говорил ей другой, здравомыслящий, более разумный голос. — Ты снова убегаешь, как и два года назад».

«Я не могу остаться».

«Чего ты добилась, убежав в прошлый раз?»

«Я люблю Джонатана, но он не любит меня, иначе он не поступил бы так со мной. Лучше порвать сразу, чем умирать каждый день».

«Верь ему».

«Я не могу. Хочу, но не могу».

«Может, этот сушеный чернослив, мистер Маннинг, ошибся?»

«Нет, это я ошиблась».

«Только самое необходимое», — говорила она себе, стараясь не смотреть на бритву Джонатана или его зубную щетку. Она увидела тюбик зубной пасты, который они потеряли сегодня утром во время торопливых сборов перед выходом на работу. Они всегда слишком долго лежали в постели, на которую Глория сейчас не могла смотреть без боли.

Закончив, наконец, сборы, Глория понесла вниз два огромных чемодана, заполненных нужными и ненужными вещами и одеждой. «Зачем я взяла свежий номер какого-то журнала с чайного столика?» — удивилась она. Похоже, она собиралась как в горячечном бреду.

Она приехала к себе и втащила чемоданы наверх в полукоматозном состоянии. Бросив чемоданы на пол, она остановилась в дверном проеме и посмотрела вокруг себя так, будто бы никогда раньше не видела этого места. Она вздрогнула от ощущения голой пустоты своей комнаты. Здесь все еще стояла мебель, на окнах висели занавески, но уже слышалось сухое, пыльное эхо — звук одиночества.

Глория тряхнула головой, как бы отгоняя призраки прошлого. Потом она пошла по квартире, открывая окна, чтобы впустить свежий воздух. Она торопливо распаковала вещи, развесила одежду и бросила в ванной туалетные принадлежности. «Не оглядывайся назад, — сказала она себе. — Нанеси ответный удар, добейся успеха в жизни — и так отомстишь за себя». Все те аксиомы, которые она вывела для себя, когда впервые приехала в Лондон, теперь имели горький привкус.

Проветрив помещение, Глория с ожесточением принялась за уборку квартиры. Для нее это было самым надежным способом снять эмоциональное напряжение. Ей нравилось это ритмичное, монотонное движение, от которого на следующее утро болели плечи и ноги. Она хваталась за тряпку, как будто та была последним, что связывало ее с землей.

Глория услышала шум открывающихся дверей, но не обратила на это взимания. Сначала она даже не заметила присутствия другого человека. Потом почувствовала, как кто-то постучал ее по плечу. Джонатан! Она знала это так же точно, как если бы он прокричал свое имя в громкоговоритель, но не подняла головы.

— Глория!

— Да? — Она старалась говорить спокойно.

— Что, черт возьми, происходит? — его голос вибрировал от еле сдерживаемого гнева. — И не притворяйся, что ничего не понимаешь.

Она именно так и собиралась поступить, но его слова вывели ее из себя. «Ах, мы сердимся! Подумать только, какие мы нервные. А не ее ли только что провели, как малолетнюю девчонку?» Глория бросила тряпку в ведро и отодвинула его ногой к стене. Глубоко вздохнув несколько раз, она выпрямилась и посмотрела на Джонатана.

— Чего я действительно не понимаю, так это твоей вспышки гнева.

Она посмотрела ему прямо в глаза, но тут же пожалела об этом: они сверкали огнем.

— Что все это значит? — снова спросил Джонатан. — Я прихожу домой, думая, что меня там ждет нежная записка от моей жены, в которой она приглашает меня на романтическое свидание. А вместо этого я вижу, что она увезла половину своих вещей из нашего дома. И никакой записки, и никакого объяснения.

— Какие мы чувствительные… А ты пересчитал серебро? — Глория перевела дыхание, надеясь, что ее голос перестанет дрожать. В эту минуту она была похожа на готовый взорваться вулкан.

— Прекрати. — От гнева Джонатан не мог говорить. — Скажи, что случилось?

— Я просто решила, что не буду жить с человеком, который мне не верит.

От удивления Джонатан даже открыл рот. При других обстоятельствах Глорию это бы развеселило, но сейчас она была охвачена яростью.

— С чего ты это взяла? Что это за очередная глупость?

— Не смей называть меня глупой! — закричала она. — Ты зря со мной так поступаешь. У тебя ничего не выйдет. Как не вышло у тех ублюдков, которые пытались меня шантажировать!

Джонатан застыл на месте.

— Кто? Мне нужны имена.

Он убьет этих ублюдков, потом попытается заставить Глорию сказать, что произошло… Внезапно он понял, что она имела в виду.

— Ты сравниваешь — меня с ними?

— Забудь об этом. Это в прошлом, — тихо сказала она. — Это несущественно.

— Черта с два, это несущественно. Ты часть моей жизни, как и я — часть твоей. И я хочу знать обо всех, кто пытался тебя оскорбить…

— Тогда тебе придется начать с себя, — выпалила Глория. — Нет ничего более оскорбительного, чем когда тебе сообщают, что твое прошлое вызывает определенные изменения в брачном контракте.

— Что?!

— Не смей так орать на меня! Вы знаете, о чем я говорю, мистер Крейг. Ваш сторожевой пес защищал ваши интересы: в случае, если мы порвем наши отношения… Что ж, пожалуй, это самое мы и сделаем… незамедлительно!

— И не надейся, что так будет! — заорал Джонатан.

Немного помолчав, он спросил:

— Почему ты ушла?

— Я подумала, что так будет лучше, принимая во внимание…

— Принимая во внимание что? Что там еще за новости с этим договором? Я не уйду отсюда, пока ты мне не скажешь.

Глория нагнулась и подняла ведро, окинув взглядом вымытый ею участок квартиры.

— Пошли со мной.

Джонатан шел за ней, восхищаясь движениями ее стройного тела: несмотря на бесформенную спецодежду, Глория выглядела великолепно. Джонатан прошел за ней в соседнюю комнату и закрыл дверь. Глория остановилась перед столом и повернулась к нему. Он подошел к ней, протянул руки к ее талии. Она оттолкнула его руки, но он не отошел.

— Рассказывай.

— Сегодня у меня была встреча с мистером Робертом Маннингом из «Маннинг и Шарп».

Он сказал мне, что они должны помнить о твоих интересах, и поэтому он дополнил параграф шестой нашего соглашения. Он сказал, что это из-за моего ненадежного прошлого…

— Подожди минуту! Ты ошибаешься, Глория…

— Нет, не ошибаюсь. Я подписала этот документ сегодня. — Она судорожно вздохнула. Но я решила, что не хочу жить с человеком, который настолько мне не доверяет, что…

— Что ты решила просто уйти, вместо того, чтобы сесть и обговорить это. Так?

«Зачем говорить ему о боли, которая переполняла ее сердце?»

— Да.

— Ну, знаешь! Мне жаль, что ты так думаешь, но у меня тоже есть права. Ты можешь выбросить меня из своей жизни, даже не выслушав…

— Я тебя не выбрасываю. Я ушла. Я снова живу в своей старой квартире…

— …где и я буду находиться сегодня ночью и каждую ночь, пока ты там.

Не дав ей возможности ответить, он повернулся на каблуках и выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью.

— Кретин, — обругала Глория пустую комнату. Все время, пока она работала в этот вечер, у нее в голове проносились обрывки их разговора и ее собственные мысли по этому поводу. Он будет жить в ее квартире. Нет, не будет. Может, стоило его выслушать? Чепуха. Это он подал своему адвокату идею изменить договор. Может быть, разговор с Джонатаном мог бы прояснить кое-какие вещи? Никогда.

Желая проветрить голову, Глория вышла на улицу. Осторожная после нападения грабителя, она держала в руке газовый баллончик. Услышав какой-то звук, она резко обернулась. Она увидела огромную фигуру и направила на нее баллончик.

— Черт побери, Глория! Мои глаза…

— Джонатан?! Боже! Я думала, ты бандит… Она поморщилась, когда он согнулся, прижимая руки к глазам. — Тебе, наверно, больно.

Он сильно закашлял.

— Ты, кажется, всегда сначала делаешь, а потом думаешь…

Несмотря на болезненные ощущения, Джонатан был рад, что Глория могла постоять за себя. Но он злился на нее за то, что ее жертвой стал именно он. Когда он ушел от нее, он проверил все, что она ему рассказала, и рассердился на нее еще больше за то, что она так быстро поверила в самое худшее. Он попытался связаться с Маннингом, но того не было ни в офисе, ни дома.

Джонатан почувствовал, как Глория взяла его за руку, пока он вытирал свои слезящиеся глаза. Она подвела его наверх, к себе домой.

— Потерпи, пока я открою дверь, — сказала она. — Вода должна помочь. Мне очень жаль, что так получилось.

Ты уверена, что это не кислота? — спросил он. Его глаза так сильно болели, что он не мог их открыть.

— Ты стал какой-то вспыльчивый.

— Вспыльчивый? Я? Ты только что обдала меня струей аммиака, и я еще вспыльчивый? Черт возьми, Глория!

«Если даже это будет моим последним деянием на земле, я сделаю так, чтобы она все поняла», — с отчаянием подумал Джонатан.

Глория открыла дверь и провела его в комнату. При желтом свете лампы она хорошенько рассмотрела его и вздрогнула.

— У тебя глаза немного покраснели… и опухли, — прошептала она.

— Да, я и сам мог бы это сказать. Ты ведь могла ослепить меня.

— Не преувеличивай, — пробормотала она.

Чувствуя себя виноватой, она намочила чистый носовой платок в холодной воде и начала прикладывать его к пораженным участкам.

— О-о-о! Глория, мне больно. А-а-а, полегче! Она отступила на шаг назад.

— Не будь ребенком.

— Тебе никто не посылал струю аммиака в глаза, Глория?

— Вот видишь, ты очень вспыльчивый.

— Хватит, Глория, мне больно.

— Послушай, ты ведь не думаешь, что я сделала это нарочно?

— Не думаю? После того, что ты сегодня выкинула, я могу подумать все, «то угодно.

Она посмотрела не него внимательно, и ее уверенность немного поколебалась. Но потом она встряхнула головой.

— Я неплохо разбираюсь в том, что черное и что белое. И пока еще верю себе.

— Я тоже. Но еще я верю в то, что мы говорили друг другу. — Джонатан взял ее за руку.

Встревоженная, Глория повернулась к нему лицом.

— Может, нам нужно поехать к доктору? Я отвезу тебя в больницу…

— Я не уйду отсюда ни под каким предлогом!

— Ты не можешь остаться у меня. Моя квартира очень маленькая.

— Как-нибудь помещусь. В крайнем случае, могу переспать на кухонном коврике.

Оскорбленная, Глория сердито сверкнула на него глазами.

— Знаете, я очень заботливый человек, Джонатан Крейг, и я бы не стала…

— Конечно, именно поэтому ты бросила меня, не оставив даже записки.

— Я тебе объяснила, — надменно сказала она.

— Ничего ты не объяснила, но тебе придется это сделать.

— Не пугай меня.

— Я тебя не пугаю, и ты это знаешь, и прекрати называть меня полным именем, как будто ты читаешь мне обвинительный приговор.

— Может, так оно и есть.

ГЛАВА 9

Адская неделя!

Иначе нельзя назвать те пять дней, которые прошли с тех пор, как Глория переехала в свою квартиру.

Джонатан переехал вместе с ней и спал на раскладушке в другой комнате.

Уже на следующий день все в квартире было перевернуто вверх дном. Везде валялась одежда, постельные принадлежности, какие-то бумаги, грязная посуда, пустые картонные коробки, в которых Джонатан приносил себе еду.

Глория готовила себе сама, но без всякого удовольствия, не обращая внимания ни на вкус, ни на разнообразие пищи. Джонатан покупал готовые блюда.

— Питаясь этими отбросами, ты не станешь преуспевающим бизнесменом, — сказала она ему однажды вечером, держа в вытянутой руке пустую картонку, в которой когда-то было жаркое.

— А твоя сварливость только повысит кислотность твоего желудка, — ответил он, вырывая картонку у нее из рук.

— Если бы я знала, что ты куришь, — надменно произнесла Глория, — я бы не стала даже думать о том, чтобы жить с тобой.

«Лгунья, — подумала она. — Да я проползла бы на коленях через весь остров, чтобы только быть с ним вместе».

— Если я останусь с тобой, — сказал Джонатан, направляясь в ванную, — мне придется отказаться от табака и перейти на опиум.

— Я не сварливая, — прошептала она в закрытую дверь ванной.

Ей пришлось силой заставить себя бросить красивый шерстяной костюм Джонатана туда, где он до этого валялся. Пусть сам о нем позаботится.

Он отказался пользоваться ее шкафом. Помимо этого шкафа единственным местом, где можно было кое-что повесить, были крючки на двери. У Джонатана были красивые шелковые и хлопчатобумажные рубашки, и все они висели на этих крючках. Квартира была объявлена зоной военных действий.

Но хуже всего обстояло положение с кухней. Они не ели там вместе, потому что редко бывали дома одновременно. Джонатан уходил по утрам до того, как Глория просыпалась, а она специально работала каждую ночь, хотя в этом не было никакой необходимости, и приходила домой, когда он уже давно спал.

— Я ненавижу беспорядок, — раздраженно сказала она однажды вечером перед уходом, но тут же пожалела об этом. Она хотела сказать, что ненавидит их отчужденность.

— Я тоже, — ответил Джонатан. — Я закажу мусоросборщик, он подъедет к окну, и мы сможем все выбросить. — Он хотел сказать, что ему наплевать на то, как он живет, если она его не любит. Но он ее никогда не отпустит.

— Так и сделай.

«Выброси все, — добавила она про себя, только не меня, Джонатан, только не меня».

Глория действительно ненавидела беспорядок, но она знала, что ненавидит еще больше. Она ненавидела свой страх, с которым она ждала того дня, когда Джонатан скажет ей, что переезжает обратно к себе. Тогда она умрет. У нее было достаточно времени, чтобы обдумать свой опрометчивый поступок и усомниться в словах Роберта Маннинга, который на самом деле и не был адвокатом Джонатана. Если бы только она сначала поговорила с Джонатаном, может быть, сейчас она не чувствовала бы себя такой несчастной. Если бы только она смогла найти слова, чтобы заговорить с ним об этом, может быть, они скоро преодолели бы эту отчужденность.

На следующий день Глория не пошла на работу вечером. Джонатан удивленно посмотрел на нее.

— Ты заболела?

Она покачала головой. Выбилась из сил вот на что это было больше похоже. В этот день утром она решила, что им с Джонатаном уже давно пора поговорить. Но как ей начать?

— Ты знаешь, что Элизабет и Брендон приезжают сюда через несколько дней? — спросила она, струсив в последний момент и поэтому начав издалека.

Он кивнул:

— Я подумал, что они могут остановиться у меня на Набережной.

— Тогда нам нужно позвонить Элизабет…

— Я говорил с Брендоном.

От его резкого тона Глория широко раскрыла глаза. «Какие у нее красивые глаза», — подумал Джонатан.

— Он мой партнер. Я разговариваю с ним почти каждый день.

— Конечно, — холодно сказала она.

— Им нравится набережная Темзы, — добавил он более мягко.

— Да. Там есть свободные квартиры?

— Я предложил им нашу.

— Зачем? — она испуганно смотрела на него. — Что они сказали?

— Поблагодарили, — ответил он. — А если тебя волнует, что они подумали, не стоит беспокоиться. Они знают только, что мы переехали сюда.

— И теперь они будут думать, почему? Джонатан пожал плечами.

— Ну и что? Пусть думают.

Он схватил свой пиджак и вопросительно посмотрел на Глорию.

— Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь перекусить?

— Нет, я думаю приготовить салат…

— Отлично. Не буду тебе мешать.

Он надел пиджак, схватил ключи и вышел.

— Я хотела сказать, что у меня хватит на двоих… — проговорила Глория ему вслед, но он уже не слышал.

Она прошла на кухню и без всякого воодушевления занялась салатом. Единственное, что она любила делать, — резать чеснок. Сильный запах заставлял ее ненадолго забыть о Джонатане и давал возможность сосредоточиться на чем-нибудь еще. С тех пор как они стали встречаться, Джонатан настаивал на том, чтобы они оба ели чеснок, если его подавали им в ресторане, чтобы не чувствовать запахи. Глория упрямо добавила две головки вместо одной.

Телефон зазвонил, когда она ставила кастрюлю на плиту, чтобы сварить соус.

— О, Элизабет! Рада, что ты позвонила. Мы так вас ждем.

Извинившись и сказав, что она обедает, Глория быстро закончила разговор. Элизабет очень умная. Она сразу же заметит напряжение между ней и Джонатаном. Возникнет недоумение, потом вопросительные взгляды.

Глория вздрогнула «и наклонилась над раковиной, уверенная, что ей сейчас станет плохо. Однако тошнота прошла, и она выпрямилась, тяжело дыша.

— Что такое?

Она даже подпрыгнула от резкого голоса Джонатана.

— Я не слышала, как ты вошел. Ты что-нибудь забыл?

— Нет. С тобой что-то происходит? Что?

Она пожала плечами.

— Элизабет только что звонила. Они с Брендоном приедут, как и собирались.

Он нахмурился.

— Я это знал. Почему тебя стошнило?

— Меня не стошнило. Но если ты тоже хорошенько подумаешь о том напряжении, которое возникнет, когда они приедут, и тебе станет плохо.

Джонатан покачал головой.

— Тебе стало плохо не от этого. Что-то заставило меня вернуться. Я просто понял, что что-то не так. Ты беременна, да?

— Что? — Глория удивленно уставилась на него. — Конечно, нет.

— Нет, беременна. И скрываешь это от меня. А теперь хочешь уйти от меня. Объясни, что происходит?

— Ничего. — Она почти задохнулась, когда он неожиданно приподнял ее над полом и прижал к груди.

— Перестань! Отпусти меня.

— Никогда. Ты абсолютно сумасшедшая, и я никогда не пойму тебя, но я и не собираюсь тебя отпускать. У нас будет ребенок.

— Да нет никакого ребенка!

— Это от нелепой истории с брачным контрактом ты вдруг сошла с ума, — прошептал он, уткнувшись губами в ее волосы. — Ты ждешь нашего первого ребенка.

Его сердце бешено забилось в груди. Ребенок! Девочка, как Глория, с огромными голубыми глазами, чудесной улыбкой и таким же сумасшедшим характером.

— Ты не прав, это из-за договора, — сказала Глория, с трудом борясь с желанием обнять его.

— Не спорь. Ты просто боишься рожать. Я буду здесь с тобой…

— Джонатан, это не я сумасшедшая, а ты.

— Нет, ты бы не стала заводиться из-за того, что сама же предложила. Из-за того, что совершенно для нас неважно.

Она смотрела на него, а в голове у нее звучали его слова. «Совершенно неважно». Он сказал это. Радость переполнила ее сердце, но тут же была подавлена чувством вины и сожаления.

— Я не жду ребенка, Джонатан, — мягко сказала она. — И я думаю, мы были слишком поспешны в наших решениях и не обсудили некоторые жизненно важные вопросы.

Он отступил от нее на шаг, и она сразу почувствовала, что у нее отняли что-то дорогое:

— Между нами была пропасть шириной с Ла-Манш, — добавила она, пытаясь пошутить.

Но Джонатан даже не улыбнулся.

— Объясни, — коротко сказал он. Глория медленно кивнула.

— Когда я предложила подписать договор, мне кажется, я не думала, что ты согласишься на это…

— Но ведь ты этого хотела.

— Я знаю, знаю. — Она отвернулась. — Я думала, что мое прошлое уже далеко.

— У тебя нет прошлого, — быстро сказал он. Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться.

— У нас у всех есть прошлое. Я надеялась, что начала уже забывать свое, думая, что то, что случилось в Ливерпуле, не может уже причинить мне боль. Я ошибалась. И через много лет всегда найдется кто-нибудь и скажет прямо или намеками. И я не уверена, что смогу со всем этим справиться. Кто-нибудь всегда будет помнить…

— Помнить что? Ты же ничего не сделала. И ты не должна отвечать за поступки своего отца. Это только его грех, а не ваш с Элизабет. Это его вина, что он скомпрометировал вас, позволяя некоторым думать, что вы можете спать с его деловыми партнерами. — Джонатан нахмурился, уверенный, что она не до конца с ним откровенна. — Глория, посмотри на меня. Я также не позволю винить меня за то, что сделал твой отец. Это не имеет никакого отношения ни к нам, ни к нашим чувствам друг к другу. Ни один контракт, который мы подписываем, не управляет нашей жизнью. Он работает или нет в зависимости от того, что мы говорим, что чувствуем. И я не отпущу тебя до тех пор, пока не буду знать, что это именно то, чего ты на самом деле хочешь.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание.

— Скажи мне, что ты об этом думаешь, — тихо спросил Джонатан.

Уставшая, обессиленная, Глория посмотрела на него несчастным взглядом.

— Честно говоря, в данный момент я не знаю что я думаю, — сказала она, беспомощно пожимая плечами. — Мне кажется, я не в состоянии сейчас что-то решить.

Джонатан взял ее за плечи.

— Тогда давай не будем теперь об этом говорить. Подождем, пока Элизабет и Брендон приедут. А потом мы все разберем по кирпичику и исследуем. Договорились?

Глория кивнула, обрадовавшись возможности отложить этот тяжелый разговор.

— Хорошо, но не будем ничего предпринимать, пока Элизабет и Брендон не уедут в Ливерпуль.

— И мы останемся здесь, а они пусть живут на Набережной… пока.

Джонатан был абсолютно уверен, что он сможет убедить Глорию в своей правоте где угодно, только бы у него было достаточно времени. Он проклинал себя за свою глупость, за то, что не понял раньше, насколько Глория ранима. Черт возьми, она убежала тогда, а ведь она была не виновата. Никто не знал этого лучше, чем она сама, но либо Глория считала себя недостаточно сильной для борьбы, либо она была уверена, что ей никто не поверит. Поэтому она предпочла убежать, а не доказывать свою невиновность. Также она попыталась убежать и от него. Этому нужно положить конец.

Глория слабо улыбнулась.

— Хорошо, мы останемся, хотя здесь и тесновато.

— Отлично. — Джонатан наклонился и поцеловал ее в нос. — Ты еще не знаешь этого, но скоро ты избавишься от всех своих привидений навсегда.

На следующее утро, за два дня до приема в честь приезда Элизабет и Брендона, Глория проснулась рано. Они не занимались любовью с тех пор, как она ушла из его дома. За те шесть недель, что они провели там, это стало для нее очень важным. Даже когда она просто смотрела на Джонатана, у нее начинало колотиться сердце. Но как она могла сказать ему о своем желании, когда их отношения были такими нестабильными? «Джонатан, дорогой, ты не будешь возражать, если я прыгну к тебе в постель?» Восхитительно!

Злясь сама на себя, Глория вышла из квартиры и поехала в офис. К счастью, большая часть работы с документами уже была сделана, а оставшуюся она закончила за час. Она отпечатала несколько инструкций на предстоящую ночь, привела стол в порядок и вышла на улицу.

Усевшись в автомобиль, она бесцельно ездила по городу. Недалеко от Набережной Темзы располагались небольшие улочки с маленькими, уютными магазинчиками и лавками с отличными и очень дорогими товарами. Повинуясь внезапному желанию, Глория свернула на эту улицу, остановила машину и благоговейно ступила на территорию доступных немногим удовольствий.

На двери одного магазина, украшенной золотыми завитками, красовалась надпись черными буквами: «МОКИ-ХАНА». Глория открыла дверь, вошла внутрь и очутилась… в Таиланде.

Из-за занавески в дальнем углу магазина, широко улыбаясь, вышла темноволосая женщина.

— Вы сомневаетесь, мисс? Не стоит. Вы бы удивились, узнав, сколько людей предпочитают экзотические ткани и даже одежду.

Глория кивнула.

— Охотно верю. Но это не то, что мне нужно. — Она повернулась, чтобы уйти. — Мне не стоило заходить сюда.

— Вы ошибаетесь, конечно, стоило. — Женщина остановила Глорию, слегка сжав ей руку. Пойдемте в другую комнату. Я покажу вам некоторые вещи. Вы сможете что-нибудь выбрать.

Эта комната оказалась просто огромной. Глория была ошеломлена. «Она ожидала увидеть только рулоны тканей. Но там были также и просторные примерочные, в которых уже находились посетители. Еще дальше Глория увидела ряды жужжащих швейных машин. Повсюду бесшумно сновали мастерицы, неся в руках богатые туалеты. Глория повернулась к хозяйке.

— Обслуживание по полной программе, пробормотала она.

Да. Я — Моки-хана. Когда я впервые приехала с островов, я собиралась заниматься продажей тканей моей родины. Но мое любопытство и желание стать великим дизайнером оказались сильнее. Теперь у меня постоянная клиентура. И я их не граблю, — добавила она, вызвав у Глории невольную улыбку.

— Мне тоже везет в делах. — Глория рассказала хозяйке магазина о своем занятии. — Понимаете, я хотела… мне нужно новое красивое платье, потому что мой гардероб уже требует обновления.

— Ваш размер?

Глория сказала, и хозяйка усмехнулась. Глория поморщилась.

— Совсем маленький?

— Нисколько. Я сама вас обслужу. Пройдите сюда.

Глория осторожно обошла горы тканей и остановилась, как вкопанная, когда ее ввели в просторную примерочную. Зеркала висели на каждой стене и покрывали потолок.

— Мне нравится здесь работать, — сказала Моки-хана. — Это моя любимая комната. — Она улыбнулась Глории. — Присядьте, пожалуйста. Я скоро вернусь.

Кивнув, Глория присела на краешек стула, с каждой секундой чувствуя себя все более неловко.

Но когда Моки-хана снова вернулась в комнату, Глория забыла обо всем. Женщина несла груду одежды, из-за которой ее почти не было видно.

— Вы понимаете, не все это сделано и сшито нами, — сказала Моки-хана из-под своей ноши. Она положила все на стол, выпрямилась, вытирая указательным пальцем пот над верхней губой, и сказала:

— Но кое-что, я думаю, будет именно вашего размера. И вы сможете примерить все здесь же. Если вам понравится, вы, возможно, захотите заказать что-нибудь.

— Я не очень-то много трачу на одежду.

— Не беспокойтесь. Вы поговорите с людьми, расскажете о моем магазине. Это будет мне лучшей рекламой.

Следующий час они провели, рассматривая одежду и ткани, охая и ахая, примеряя, отрезая лишнее, обсуждая детали.

Когда, наконец, они закончили, Глория облокотилась о стол, уставшая, одновременно обрадованная и подавленная своим выбором. Она потратила слишком много, но ей хотелось сегодня сделать что-нибудь безрассудное.

— Надеюсь, у меня не будет бессонных ночей из-за этого, Моки.