— А я повторяю — мне это совершенно не нравится, — нервно сказал Педер Форбарт.
      — Проклятье! А кто из нас, по-твоему, от этого в восторге? — сказал Маст. — Здесь нужна сила воли. И немного храбрости.
      Реалто Маст раскинулся во весь рост на элегантной кушетке, украшенной золотыми и бледно-зелеными завитушками, для мягкости щедро покрытой подушками и роскошными покрывалами. Несомненно, эта кушетка была самым приятным предметом мебели в стиле «арт нуово», которой изобиловала главная каюта звездной яхты «Коста». Маст и в самом деле с особым старанием меблировал каюту, так как всегда любил жить в роскоши.
      Вздохнув, он налил себе новую порцию лилового ликера из изящного, как шея лебедя, графинчика.
      — Прошу тебя, Педер, хватит стонать. Попытайся хоть немного взять себя в руки. В конце концов, ты согласился на это задание.
      — Согласился! — завыл Педер. — О, как бы я хотел, чтобы все было наоборот!
      — Приняв во внимание цену, которую я уплатил за твои услуги, —задумчиво сказал Маст, делая маленький глоток ликера, — удивительно слышать, с какой легкостью ты готов теперь спрятаться в кусты.
      Педер, меривший каюту нервными шагами, рухнул в кресло — обычная картина униженного и потерпевшего поражение человека. И испуганного также. Кроме них, в кабине было еще двое: Кастор и Граун. Два прихлебателя-подручных Маста захихикали.
      Да, Маст держал его железной хваткой. Он поддался на уговоры Маста, увлекшего его планом, загипнотизированный энергией обаяния, исходившей от этого человека, а также сияющими перспективами, которые он рисовал —перспективы, к которым не мог остаться равнодушным ни один сарториал, в жилах которого не остыла еще кровь. Правда, он все-таки колебался, это верно, поскольку сознавал, в какое рискованное и опасное дело он ввязывался. Но эти неприятные сомнения отступили, когда Маст в виде задатка предложил уплатить все долги Педера, которые как раз грозили полностью разорить профессионального сарториала.
      Только теперь, в ретроспективе, Педер Форбарт в самом деле начал подозревать — до уверенности он еще не дошел, — что Маст приложил руку к сокращению сроков выплаты этих долгов. Обычно кредиторы Педера не оказывали такого давления.
      И только теперь, когда он, заперев свою мастерскую-ателье «Сарториал Элегантор», очутился на умопомрачительном расстоянии от планеты Кир, страх в полную силу ударил Педера. Во-первых, ощущение безошибочности, которое создавал Маст, начало постепенно исчезать. Педер стал замечать, как тщательно культивируемая самоуверенность предпринимателя (а точнее, рэкетира) временами не очень надежно скрывала неспособность правильно справляться с ситуацией. Педер начал опасаться, что Маст поведет дело не так, как следует, что их поймают на горячем, при попытке реализовать нелегальный груз или на чем-нибудь похуже.
      Но особый страх, тенью нависающий над сознанием Педера, вызывало то, что лежало подспудно. Он больше уже не верил Масту, уверявшему, что прекрасно осознает возможности инфразвука и то, что инфразвук МОЖЕТ сделать с живым организмом. Маст был расчетливый игрок, но с тенденцией преуменьшать любую опасность.
      Внезапно Маст уронил каплю ликера на свой бархатный зеленый жилет.
      — Проклятье! — пробормотал он, пытаясь смахнуть каплю. Потом он поднялся и отправился искать пятновыводитель.
      Ухмылка заиграла на широком уродливом лице Грауна.
      — Не надоедай ты так Масту, ей-богу, — добродушно сказал он Педеру. —Ты портишь нам весь боевой настрой.
      — Ага, ты должен больше верить Масту, — добавил Кастор. Он был худой, ростом ниже среднего, с квадратными плечами и немного сутулый. Когда-то он пережил трахому, и теперь частично функции сетчатки глаза выполнялись особыми светочувствительными контактными линзами, придававшими его глазам особый металлический блеск. Кастор излучал унылость и всегда имел потрепанный вид: новый костюм, который дал ему Педер — он всем им подарил новую одежду, как знак доброй воли, — уже сейчас выглядел на нем измятым и мешковатым.
      — Мы с ним уже давно, и все идет у нас отлично, — продолжал Кастор. —Еще до начала Маст все как следует планирует, прорабатывает. Угробив полмиллиона в эту проказу, в эту маленькую шалость, он не взялся бы за дело, не подготовившись надлежащим манером.
      — Хотя он и любит иногда играть на риск, — вставил Граун, ухмылка которого стала еще шире.
      — Вроде той игры, в которой участвовали твои глаза, — отрезал Педер, обращаясь к Кастору. Он тут же пожалел о сказанном. Хотя виной несчастного случая, который стоил Кастору здоровых глаз, была именно ошибка Маста. Маст вернулся в каюту. Пятно было выведено только наполовину и продолжало портить нежную гладкость мягкого зеленого бархата, шелковисто отливавшего на свету.
      — Я только что заглядывал в кокпит, — объявил Маст. — Мы прибыли: яхта сейчас выходит на орбиту. Ты готов, Педер?
      — Да-да, к-кажется, — выдавил Педер. Его желудок превратился в узел нервов, он начал чуть заметно дрожать.
      — Хорошо, — с довольным видом отметил Маст. — Тогда не стоит терять время. Вниз — и за работу!
      Он первым направился в трюм, расположенный под каютой. В трюме было весьма просторно — все лишнее было удалено, чтобы увеличить скорость яхты и получить дополнительное место для хранения их предполагаемой добычи. У грузового шлюза стоял небольшой планетарный лихтер — для спуска на Кир и возвращения на яхту. Самой «Костой» Маст рисковать был не намерен.
      Рядом с лихтером висел костюм-амортизатор — гордость трюма. Этот весьма объемистый объект напоминал сплетение различного диаметра трубок, наподобие органных. Когда они подошли к костюму-амортизатору, Педер почувствовал себя приговоренным к смерти преступником, которого вводят в камеру пыток. Амортизирующие акустические трубки-глушители покрывали скафандр тремя слоями, поэтому, сохраняя отдаленно гуманоидные очертания, костюм был таким неуклюжим, что больше напоминал ловушку, а не устройство для защиты человека.
      Кастор занялся лебедкой, с помощью которой костюм, подергиваясь, опустился на пол. Потом Кастор открыл переднюю часть костюма, отошедшую в сторону наподобие крышки древнего орудия пытки, называемого «железная дева», и с сардонической усмешкой жестом пригласил Педера занять место внутри костюма.
      К этому времени «Коста» уже достигла орбиты планеты, и автопилот установил ее курс, повинуясь координатам, которые раздобыл Маст. Загадочным образом, но все-таки раздобыл (благодаря неожиданной удаче —как он сам прокомментировал). Именно эти координаты сделали возможным саму экспедицию. Итак, отступать было поздно. Педер почти физически ощущал недружественные силы, враждебные руки, невидимо принуждавшие его двигаться вперед, против собственной его воли.
      Поколебавшись еще немного, он сделал шаг назад.
      — Почему я? — сказал он. — Это нечестно. Нас здесь четверо.
      — Ну-ну! — сказал Маст, на худощавом красивом лице которого появилось такое выражение, которое было способно убеждать и без разумных аргументов. — Ты — наш эксперт. Именно поэтому ты здесь и находишься, это во-первых. Ты должен оценить товар. Каким образом это можно сделать, если ты не опустишься на планету?
      — Но при чем здесь первая высадка? — выдвинул свой аргумент Педер. —Мы еще не нашли потерпевший аварию корабль. Возможно, на это уйдет две-три высадки, и мои специальные знания здесь не потребуются. Ты, Граун или Кастор, вы бы справились с задачей поиска корабля гораздо лучше меня.
      Маст поджал губы.
      — Мне кажется, ты напрасно смотришь на вещи так пессимистично…
      Хотя что-то разумное в твоих словах есть. Хорошо, будем тянуть жребий.
      Он вытащил из кармана маленький вариоматор-рандомайзер.
      — Выбирайте себе номера. От одного до четырех.
      — Один, — тут же сказал Педер.
      Кастор и Граун казались совершенно не интересующимися происходящим.
      — Два, — пробормотал небрежно Кастор. За ним последовал Граун, проворчав: «Три».
      — Значит, мне остается «четверка», — оживленно сообщил Маст, явно включаясь в дух начавшейся игры. Он вставил в приборчик соответствующие номерам фишки, напоминающие костяшки домино. С треском и стуком фишки несколько секунд прыгали внутри камеры рандомайзера, потом одна из них была выброшена через щель. Педер нагнулся и поднял фишку, поднес к глазам. Номер «один».
      Итак, все-таки он.
      — Ну-ну, — с товарищеской добродушной заботой Маст похлопал его по плечу. — Надеюсь, теперь настроение улучшилось, не так ли, Педер?
      Педер, ошеломленный, машинально кивнул. Он не стал сопротивляться, когда они помогли ему забраться в костюм и закрыли крышку. Он несколько раз пользовался костюмом во время тренировок, и необъяснимым образом, как только закрылся костюм и Педер включил внутренние приборы, начав воспринимать окружающее, через их посредство, паника его пошла на убыль —он уже более хладнокровно мог думать о стоящей перед ним задаче. Заработали моторы костюма. Повернувшись, Педер неуклюже зашагал к лихтеру, с некоторым трудом протиснувшись в расширенное специально для костюма отверстие люка лихтера.
      О том, чтобы сидеть или лежать, не могло быть и речи — костюм такую возможность исключал. Выдвинувшиеся зажимы будут держать костюм в вертикальном положении в тесном пространстве кокпита так, чтобы манипуляторы костюма, на несколько футов более длинные, чем настоящие руки Педера, могли добраться до пульта управления. Но работы для них было мало — лихтер был большей частью автоматическим кораблем.
      По интеркому костюма до Педера донесся голос Маста:
      — Отлично, — сказал Маст. — Мы только что получили данные сенсолокаторов: они нащупали большой металлический объект внизу. Возможно, это он. Лихтер сам знает курс. Желаю удачи.
      — Хорошо, — ответил Педер. И секунду спустя, когда он сознанием охватил всю ситуацию целиком, все еще стараясь справиться со страхом, к нему пришло озарение.
      — Жребий! — выдохнул он. — Ты сжульничал!
      — Естественно, старина. В конце концов, я же должен позаботиться о вложенных деньгах. Мы не могли позволить тебе испортить план на последней ступени. Удачи!
      — Выпусти меня! — в бессильной ярости завопил Педер. — Я требую, чтобы мы заново провели жеребьевку!
      Но напрасно. Он почувствовал, как сдвинулся с места корпус лихтера. На экранах Педер мог наблюдать, как лихтер вползает в воздушный шлюз. Несколько секунд спустя он был уже в космическом пространстве. Лихтер стрелой понесся вниз к мерцающей атмосфере планеты Кир.
      На некоторое время сознание Педера было занято посторонними вещами: шорохом воздуха, обтекающего наружную оболочку лихтера, жужжанием и попискиванием электронных приборов, направляющих кораблик к цели.
      Извне Кир казался обычной гостеприимной планетой. По мере погружения в атмосферу рос и становился ярче круг планеты, у поверхности которой в воздухе имелось изрядное количество кислорода. Белые облака состояли из водяных паров. Эта планета вполне подходила для колонизации, если бы не образ жизни ее обитателей.
      Когда лихтер пробил слой облаков, стало возможным разобрать некоторые черты рельефа. Здесь имелись и горы, и реки, и равнины, и леса. Все выглядело весьма невинно. С высоты специфические черты Кира были неразличимы.
      Лихтер замедлил полет и сделал вираж над долиной, состоявшей из серии довольно глубоких лощин и оврагов. Многие из них были окаймлены или вообще скрыты растительностью. Лихтер завис в воздухе, явно не зная, как поступать дальше.
      Снова послышался голос Маста:
      — Ты в месте, определенном нашими локаторами, ты что-нибудь видишь?
      — Нет, — сказал Педер. — Но я тоже получаю пеленг на моих приборах.
      Он сосредоточил внимание на одной заросшей лощине. Возможно, это там.
      Потом он обнаружил, что на равнине обитают животные. Крупное животное выбралось из-за прикрытия растений, осмотрелось и засеменило, раскачиваясь, к небольшому водному пространству примерно в миле от него. Этот факт напомнил Педеру о том, в какой он окажется ситуации, если его лихтер получит повреждение или вообще будет уничтожен, и что, повиснув на виду у всей планеты, он лишь сам напрашивается на неприятности. Ему придется продолжать поиски пешком, на своих двоих, вернее, на том, что заменяло ноги костюму-амортизатору.
      Он посадил лихтер как можно ближе к устью лощины.
      — Я на поверхности, выхожу наружу, — коротко сообщил он. Донесся слабый и глубокомысленный ответ Маста:
      — Правильно.
      Отпустив зажимы, Педер начал пятиться к люку. Люк поспешно отворился, и Педер выбрался наружу. Он не успел отойти и на пять шагов, как лихтер взмыл в небо, направляясь обратно на «Косту». Это была верная тактика, но она лишь усилила чувство одиночества и отрезанности.
      Потому что он был наконец на поверхности инфразвуковой планеты. Эволюция на планете Кир достигла приблизительно стадии земного юрского периода. Но местная животная жизнь выработала уникальный тип оружия нападения и обороны: инфразвук, низкочастотные вибрации, которые могли, входя в резонанс на соответствующей ноте, раздробить в куски любой большой объект, включая здания, машины, животных или людей.
      На Кир высаживалось несколько исследовательских экспедиций, и лишь одной удалось счастливо покинуть планету в удовлетворительном состоянии, чтобы потом сообщить о ней. Животные на Кире нападали друг на друга, используя инфразвук. И естественно, выжили те виды, которые научились защищать себя наиболее эффективно. Использование инфразвука оказало специфическое, очень тонкое влияние на биологию организма Кира. Даже растения были обязаны защищаться от инфразвука и, в свою очередь, генерировать его.
      Костюм-глушитель был ответом Маста на условия убийственной окружающей среды Кира. Слои особым образом сконструированных трубок должны были заглушать смертоносные звуковые колебания прежде, чем они достигнут хозяина костюма; создание костюма обошлось, кстати, в большую сумму. В качестве крайнего средства костюм располагал собственным генератором, чтобы в случае чего попытаться нейтрализовать или интерферировать атакующие вибрации.
      — Что-нибудь получается? — с интересом в голосе спросил Маст. — Ты двигаешься?
      Внутри костюма перед Педером было два экрана. На одном давалась панорамная картина наружной среды: прозрачный воздух, бледно-голубое небо, скалистая местность на переднем плане, деревья и скалы в отдалении. Второй экран был осциллоскопом. По этому экрану, раскачиваясь и вибрируя, пробегали трассирующие линии. Из маленького динамика доносились непривычные звуки, попискивания, даже мелодии: это были инвертированные аналоги инфразвуков, окружавших Педера снаружи.
      — Да, что-то здесь есть, — ответил Педер. — И животные тоже. Пока что внутрь пробиться ничто не может.
      — Вот то-то, — ободрил его Маст. — Я же тебе говорил, что волноваться не стоит.
      Педер про себя проклял Маста. Ему-то хорошо было рассуждать в безопасности на орбите. А Педер, собственно, еще не столкнулся с более-менее крупными инфразвуковыми бестиями Кира. Тем не менее, он почувствовал себя немного увереннее. Забавная штука, подумал он, этот инфразвук. Это были всего-навсего звуковые колебания очень низкой частоты, скажем, пять колебаний в секунду. Но если такая звуковая волна совпадала по частоте с естественной частотой резонанса любого объекта, этот объект разрушался. Когда-то этот принцип использовался для создания оружия, способного сравнять с землей целые города. Педер где-то об этом читал.
      — Приближаюсь к какой-то расщелине, — объявил он. — Приготовьтесь прислать лихтер, когда я скажу.
      Костюм быстро продвигался вперед, несмотря на неровности местности. Его ноги, заключенные в оболочку трубок, реагировали на движения ног Педера внутри костюма. Когда он оказался возле деревьев, то увидел, что стволы покрыты правильными рядами желобков. Педер решил, что это антизвуковая амортизация, выработанная эволюцией.
      На осциллоскопе отчаянно запрыгали кривые импульсов, динамик отчаянно запищал — Педер проходил между деревьями. Он остановился и положил руку-манипулятор на ствол. И в ту же минуту отдернул ее прочь. Рука онемела, словно ее пронизал парализующий ток!
      Дерево издавало колебания!
      Педер подумал, что на Кире, очевидно, нет ни одной формы жизни, которая не участвовала бы в этом инфразвуковом балагане.
      Грунт впереди начал понижаться чередой ступеней-складок. Отыскав не очень крутой спуск, Педер принялся преодолевать первую ступень. Он почти добрался до небольшой рощицы, которая обещала укрытие, когда внимание его было отвлечено драмой, разыгравшейся справа.
      Из-за скалы показалось большое бронтозавроподобное животное. Но имелось одно важное отличие. Гигантская голова бестии почти полностью состояла из квадратного незакрывающегося зева. Педер определил, что этот зев был выхлопом звуковой трубы зверя, генерирующей инфразвуки. Он тут же поддался вспышке паники, решив, что зверь заметил его. На полной скорости он помчался к рощице. Но потом он увидел, что инфразвуковой монстр его игнорировал. Объектом внимания огромного ящера было существо несколько меньших размеров, которое как раз разворачивалось лицом к врагу.
      Педер, выглядывая из-под защиты склоненных ветвей, опознал большое животное по нескольким фотографиям, поспешно сделанным единственной уцелевшей на Кире экспедицией. Исследователи окрестили этого ящера «ревуном». Когда животное, тяжело переваливаясь, оказалось немного ближе, Педер с удивлением отметил, что его броня состоит в основном из таких же трубок с открытыми торцами, что и защита его костюма-глушителя. Особенно густо трубки покрывали плечи ящера, создавая картину наподобие множества рядов пушечных жерл, выступающих друг над другом.
      Что касается ящера помельче, то его Педер на фотографиях не видел; вместо одного квадратного зева-ствола, его башка была украшена тремя воронкообразными излучателями. Тело его было еще более покрыто амортизирующими трубками, чем у его противника, и другими глушащими устройствами: подвижными перепонками, густой массой шелковистого меха, а также острыми шипами для предохранения от непосредственно физической атаки.
      Два противника сближались, их трубки-глушители поднимались, занимая боевое положение. Зловеще развернулся на весь объем излучающий зев «ревуна».
      И шок-волна, ставшая результатом этой операции, отбросила Педера в гущу деревьев.
      Динамик-монитор издал скрежет. По осциллоскопу промчалась последовательность пиков и зигзагов. Педер услышал, как пришел в действие звуковой генератор, отчаянно пытавшийся нейтрализовать смертоносную прогрессию волн компрессии и рефракции.
      Педер ощутил, что часть инфразвука все-таки попадает в костюм, выворачивая наизнанку его несчастные внутренности. Но боль была не слишком сильна, и он мог в полном сознании продолжать наблюдение за происходящим. Меньшее животное выдвинуло костистые длинные перепонки, наподобие жабо вокруг шеи. Перепонки обламывались под ударами звуковых волн, уменьшая энергию этих волн, унося ее с собой. Оба ящера, как было ему видно, просто стояли на месте и обливали друг друга потоком инфразвука. Судя по кривым осциллоскопа и звуковому эквиваленту (динамик уже пришел в себя и издавал непрерывный улюлюкающий вой), ящеры непрестанно варьировали тон, стараясь нащупать разрушительную для противника частоту.
      Потом более мелкое существо начало опускаться на грунт. В броне появились трещины, они начали вибрировать, как желе. И вдруг ящер рухнул на грунт, кожа его разошлась, выплескивая кровь и внутренности сквозь отверстия в дермальной стене, толщина которой была не меньше фута.
      — Что там происходит? — настойчиво прозвучал голос Маста.
      — Тихо! — прошипел Педер, словно ревун мог их услышать. Откровенно говоря, Педер был напуган до потери разума.
      Ревун остановился над поверженным противником, поднял квадратную пасть к небу и издал могучий победный инфразвуковой рев. Потом, потопав лапами и повертевшись, словно утверждая право на эту территорию, он нацелил пасть на большой валун футов десяти в высоту на некотором расстоянии от него. Пасть-резонатор выдвинулась вперед на напрягшейся шее. Динамик и осциллограф в костюме Педера тут же прореагировали, и весьма.
      И валун взорвался, обратившись в облако пыли. Покончив с демонстрацией собственной мощи, ревун, раскачиваясь, гордо удалился в свое логово.
      Насколько возможно кратко Педер пересказал увиденное Масту.
      — Если бы я стоял на пути его звукового луча, — заключил он, то мне бы уже пришел конец. Ты выбрал неподходящего человека для этой прогулки, Маст. Посылай вниз лихтер. Я хочу обратно.
      — Никакого лихтера я не пошлю, — твердо сказал Маст, — пока ты не сделаешь работу до конца. Возьми себя в руки!
      Сквозь кишечник Педера прокатила ледяная волна. Он вдруг почувствовал, как покрывается потом, холодным, липким потом. Костюм гудел и пощелкивал.
      — Но если ревун заметит меня?
      — У тебя ведь есть пистолет, верно? Ты должен только выстрелить раньше, чем он откроет свою пасть.
      Рука Педера машинально скользнула в гнездо, управляющее тяжелым энергетическим ружьем, которым был снабжен костюм. Он тяжело вздохнул. Шорох заставил его обернуться. Раздвигая кустарник, приближалось животное размерами с кролика. Педер удивленно отметил, что это существо в меньшем, конечно, масштабе, чем предыдущее, репродуцировало те же устройства нападения и защиты, что имелись у его более массивных сородичей. Тут Педер вспомнил, что еще не осмотрел как следует свое ближайшее окружение. Он протянул руку и осторожно отодвинул в сторону ветви густого кустарника.
      Движение вызвало переполох мелких животных, которые бросились наутек, выстреливая в него маломощными импульсами из своих карликовых звукотруб. Эти импульсы были легко поглощены амортизаторами костюма.
      Посмотрев наверх, Педер увидел крылатое существо, присевшее на ветку, в тяжелой чешуйчатой оболочке странных перьев и с миниатюрной звуковой трубой вместо клюва. Существо посмотрело вниз на Педера, потом подпрыгнуло вверх и, тяжело хлопая чешуйчатыми крыльями, исчезло.
      Взгляд Педера упал на ствол самого дерева: по нему туда-сюда ползали насекомые. Включив увеличение, Педер выделил несколько видов насекомых. Некоторые были отягощены разнообразными приспособлениями для излучения звуковых колебаний. Частоты, с помощью которых такие мельчайшие создания вели борьбу за существование, едва ли могли называться инфразвуком — они уже входили в диапазон частот, воспринимаемых ухом.
      Педер напомнил себе, что еще не испытал всех возможностей костюма. Не открыть ли датчик-восприниматель внешних колебаний — прямой аудиоканал? Но он тут же эту возможность отбросил. Обстановка казалась достаточно мирной, но пропустить в костюм хотя бы часть случайных инфразвуковых волн, которые, как он подозревал, непрерывно грохотали сквозь эту лесистую местность… Нет, эта попытка могла быть фатальной, или, в лучшем случае, стала бы причиной серьезных внутренних повреждений органов тела.
      Вместо аудиоканала он включил одорплейт — канал передачи запахов. Соединенная с соответствующем датчиком на поверхности костюма, это устройства передавало все запахи, автоматически фильтруя ядовитые или те, что могли оказаться ядовитыми. Свежий, немного отдающий чем-то вроде канифоли запах проник в ноздри Педера. Этот запах смутно напомнил ему о сосновом лесе, правда, он был более резким и со множеством чужеродных оттенков — некоторые были сладкими, некоторые — отталкивающими. Казалось очень странным, что планета, столь опасная и чуждая, может пахнуть так знакомо и естественно.
      Педер отключил одорплейт. Запах, решил он, через некоторое время стал бы чересчур назойливым, кроме того, у Педера было здесь задание посерьезней. Он принялся решать проблему: как пересечь участок, явно охраняемый ревуном.
      После некоторых колебаний он решил, что лучший способ — продвигаться среди деревьев в противоположную логовищу зверя сторону и спуститься вниз по следующей ступени ущелья под прикрытием подходящей скалы. Этот план удалось реализовать с умеренными трудностями. На пути он встретил несколько животных средних размеров, выпускавших в него низкочастотные колебания без особой агрессивности, прекращая нападение, стоило лишь Педеру удалиться. Лишь несколько раз он ощутил, что глушащая способность его костюмы достигла предела. Воспользоваться энергоружьем у него вообще не представилось случая.
      Двигаться в костюме-глушителе сохраняя тишину было невозможно. Несколько раз он врезался в густой кустарник, пару раз натыкался на стол дерева, когда преодолевал склон. Потом он прорвался сквозь завесу перепутанной наподобие ползучих лоз растительности и оказался вдруг на краю самой глубокой расщелины этой впадины.
      И увидел его.
      Потерпевший крушение корабль кайанцев, как понял Педер, первоначально по касательной врезался в дальний край ущелья и был затем отброшен в глубину, где сейчас и покоился, практически заняв все свободное пространство в этой расщелине. Взгляд Педера лихорадочно блуждал среди непривычных очертаний чужого звездолета — насколько эти очертания было возможно разобрать у корабля, потерпевшего такую аварию. Куполообразные прозрачные секции управления, тяговые участки, длинная изящно изогнутая секция грузового трюма.
      Корабль, по крайней мере частично, опускался на собственной тяге, так как повреждения были не так уж катастрофичны. Остальное довершила фауна Кира. Почти весь корпус корабля зиял трещинами и отверстиями от инфразвуковых ударов. Сквозь прорехи Педер видел внутренности корабля, так же весьма пострадавшие. Но груз, тем не менее, должен быть в целости.
      — Я его нашел, — сообщил он, соединившись с «Костой». — Он в расщелине, как я и говорил. Очень сильно разрушен. Собираюсь войти в него. — Вот и умница, — поздравил Маст. — Я же говорил, что ты сможешь. Педер спустился вниз по густо поросшему склону и вскарабкался в корабль сквозь отверстие в корпусе, достаточно большое, чтобы пропустить человека в костюме-амортизаторе. Он вспомнил схему, набросок, который раздобыл (опять-таки какими-то неясными путями) Маст. На схеме изображалось типичное для грузового кайанского корабля размещение отсеков. Этот коридор, в котором он находился, очевидно был одним из сквозных коридоров, пронизывавших весь корабль в длину, сразу под обшивкой. Он проник в корабль довольно близко к носу. Открыв дверь слева, он обнаружил, что стоит на пороге основного навигационного купола. Кристаллический купол, разумеется, был раздроблен во многих местах. В креслах управления полулежали разлагающиеся трупы корабельных офицеров. Очевидно, они потеряли сознание в момент удара, а потом были убиты инфразвуком до того, как успели прийти в себя. Педер с интересом взглянул на щегольскую форму офицеров, совершенно для него непривычную, затем затворил дверь. Разлагающиеся останки людей — нет, это была картина, которую не мог спокойно выдержать его желудок.
      Он, пошатываясь, двинулся в направлении кормы. Сейчас, вот-вот, каждую секунду, напомнил он себе. Его сердце возбужденно и громко билось, стоило Педеру представить, что лежало на расстоянии вытянутой руки. Быть может…
      Он вошел в первый грузовой отсек. Этот отсек был совсем небольшой, предназначенный для перевоза мелких предметов. Содержимое отсека после катастрофы было выброшено со стеллажей и теперь в изобилии устилало его. Сквозь трещину в потолке сочился тусклый свет. Педер включил фару костюма, чтобы усилить освещение. Дыхание перехватило.
      Шляпы!
      Мерцали краски, элегантные линии гипнотизировали. Шляпы, мириада разных фасонов: собственно шляпы, кепки, береты, бонетки, токи, грильби, титферы, шапероны, шаплеты, корнеты и куафы.
      Шляпы с мягким верхом, с жестким верхом, с низким верхом и высоким, шляпы с перьями, с крылышками, с плюмажами, с вуалями, хомбурги и тюрбаны, горжетки, каулы, капюшоны, шлемы, галеазы и згеи.
      И это были всего лишь шляпы!
      Педер поднял один титфер, поднес его на уровень глаз. Да, он сразу узнал руку. Ткань, не похожая ни на какую другую, линия фасона, дизайн —творческое воображение! — все это создавало впечатление, не позволяющее ошибиться. Такое возможно было создать лишь в одном месте в галактике. Такая шляпа не может не оказать какого-то влияния на человека, заставить его иначе выглядеть, иначе думать, иначе поступать.
      — Посылайте лихтер, — передал он на «Косту». Я готов начать погрузку.
      Маст оказался прав — корабль был по потолок трюма набит грузом, чью ценность исчислить было невозможно: одеждой с Кайана.
      Когда-то их называли портными. Отец Педера был портным. И на родной планете Педера — Харлосе — как и на многих других мирах Скопления Зиод —их продолжали называть портными. Но только потому, что в Зиоде одежда, как считал Педер, не вызывала должного уважения. Он, как и другие, подобные ему, называли себя сарториалами, и это было не ремесло, а профессия.
      Лишь дважды до этого он удостаивался чести работать с кайанской одеждой — с вещами, сделанными на этой странной планете.
      Это было всего лишь дымчатое полотно и простой, украшенный цветами, галстук. И тем не менее, он все равно был очарован, он осознал, что все легенды, касающиеся Кайана, были правдой.
      Планеты цивилизации Кайана занимали секцию спирального рукава галактики, которая называлась Рукав Цист. Это был хорошо выделяющийся рукав, изогнутый, с относительно пустым пространством по обе стороны от рукава. Скопление Зиод, напоминавшее облако искр, находилось где-то ближе к фокусу этого изгиба. Но контакты между этими двумя политическими системами в течение последних столетий были очень слабыми и сводились в основном к скрытой враждебности. В Скоплении не понимали образа мыслей кайанцев. А Кайан был преимущественно неуступчив и равнодушен к тускло одевающимся обитателям Скопления.
      На планетах Кайана одежда была не просто украшением, а философией, способом жизни — единственным способом жизни. Даже Педер Форбарт понимал, что не способен в полной степени уловить эту философию, как бы ни старался. В Скоплении покрытие тела одеждой не играло важной роли и было даже разрешено ходить обнаженными. Но даже здесь, несмотря на официальное неодобрение, процветала любовь к красивой одежде — к одному из наиболее древних искусств человека. И вещи из Кайана ценились по достоинству, как они того заслуживали. Фактически, импортировать, продавать, владеть (даже!) вещами с Кайана было противозаконно, и очень немногие кайанские вещи пересекали черную пропасть световых лет, но те, что достигали Скопления, стоили фантастические суммы.
      Пересекая кайанский рукав от одной крайней точки до другой, грузовые космолеты кайанцев делали это по хорде, где в середине пути оказывались довольно близко от Зиода, и где-то в этом районе, где вокруг одинокой звезды вращались Кир и ее сестры, один из грузовых кораблей потерпел неожиданную аварию и предпочел рискнуть на вынужденную посадку.
      И об этом прослышал Маст.
      Юридически груз продолжал принадлежать кайанской торговой компании, которая была владельцем корабля, но никто из них не испытывал особого беспокойства по этому поводу. Педер поспешил дальше, сквозь отдел шляп, в соседние секции. Там он едва не лишился чувств при виде сладостных сокровищ, ждавших его. В более обширной секции помещались пальто, брюки, бриджи, рубашки, туфли, многие другие предметы одежды, которым Педер вообще не мог подобрать термина в своем словаре. Потом Маст предупредил его, что лихтер уже в пути, и Педер поспешил наружу, чтобы направить лихтер к месту, куда удобнее всего было доставить товары с борта разбитого кайанского звездолета.
      Охваченный энтузиазмом, Педер опять начал восхищаться Мастом. Да, он все превосходно организовал и рассчитал. Идея послать вниз Педера была последним прикосновением кисти мастера к завершенной картине. Нечего было и думать переправить на «Косту» весь груз одежды. И только знания и опыт Педера — он льстил себя мыслью, что, хотя и малоизвестный, он является одним из лучших сарториалов на Харлосе, — могли помочь отобрать наилучшие образцы на этом пиршестве великолепия.
      Посадив лихтер, Педер начал отбирать одежду со стеллажей, поспешно совершая челночные рейсы с охапками одежды от грузовых отсеков до пузатого кораблика-лихтера и обратно. Одежду он аккуратно складировал в небольшом грузовом отсеке. Мозг его был принужден работать так же быстро, как и руки, отсеивая все достигающее уровня просто великолепного и оставляя только супер-превосходное. Одеяния, которые раньше вызвали бы у него благоговейный вздох восхищения, теперь беззаботно отшвыривались в сторону, временами его охватывало чувство совершения святотатства.
      Он отправил наверх три полных загрузки лихтера, потом вошел в отсек, где сразу же пожалел, что начал погрузку, не осмотрев всех отсеков трюма. Сначала он сомневался, но осмотрев и изучив ткань, которая, казалось, заставляла кровь бежать быстрее по жилам и пропускала по нервам электрический ток, он решил, что другого объяснения быть не может. Это была легендарная ткань, которая в Скоплении была известна только по сказочным слухам. Никто не знал, существует ли она на самом деле. И даже те, кто слышал об этой ткани, не все знали ее название. Педер слышал, что ее называют «проссим» — проссимовая ткань.
      Если это был проссим, — а Педер был уверен, что это так, — тогда нужно взять каждую нитку этой ткани, какая только есть на этом корабле. Даже на Кайане проссим был редок — ткань королей, мистических, бесконечно искусных мастеров одежды. Аура кайанского мистицизма окружала эту ткань, хотя Педер не совсем понимал, отчего. Он знал лишь, что одежда, сделанная из проссима, невзирая на личность создателя, стоила в десять раз по всем статьям дороже любой другой одежды из любой другой ткани. Он ничего не сообщил Масту, а занялся опустошением отсека. Содержимое его едва наполняло грузовую камеру лихтера для одного рейса. Когда он собирал последнюю охапку, он вдруг заметил маленькую дверцу в углу. Дверца была без таблички или какого-нибудь другого знака. Подумав, что это может быть кладовая с парой лишних одежд, он отворил дверцу и замер, оглушенный. Камера поначалу показалась непропорциональной по размерам для своего содержимого — там висел один единственный костюм.
      И все же, присмотревшись, можно было отметить, что такая организация пространства имеет свой смысл. От костюма исходило ощущение подчинения, управления окружающим пространством. Казалось, костюму было необходимо пространство так же, как оно необходимо для удобства живому человеку. Видимо, это было нечто особо ценное. Какая-то личная одежда какой-то экзальтированной личности. Трудно было сказать, каковы были обычаи кайанцев в подобных вещах.
      По какой-то причине он не только не взял костюм, но продолжал стоять, рассматривая его. Во-первых, вид у костюма был довольно обычный, цвет —тускловатый, покрой изысканный, но скромный. И тем не менее, чем больше стоял перед ним Педер, тем сильнее становилось впечатление, которое на него этот костюм оказывал. Он отметил тончайшие мерцания, вспышки в ткани, на брюках, на пиджаке. Цвет больше не казался ему мутным, а просто составной множества умопомрачительных узоров. Чем больше он смотрел, тем труднее было ему отбросить одну идею, одну потрясающую возможность. Наконец он сделал шаг вперед и протянул манипулятор, благоговейно приподняв полу пиджака.
      На богатой внутренней подкладке обнаружился узор, свитый из петель и спиралей. Педер отдернул руку, тяжело вздохнул. Он знал этот дизайн, его подозрение подтвердилось.
      Это был костюм, сделанный Фрашонардом!
      В самых бурных мечтах он даже не думал, не воображал, что когда-нибудь увидит или даже будет обладать таким костюмом. Фрашонард, коронованный король сарториального искусства Кайана!
      Великий мастер, как слышал Педер, недавно умер. Он никогда не был особо расточителен в своих творениях, и с момента его смерти все его произведения, известные по счету, рассматривались в том же свете, что и великие произведения живописи. Но удача Педера была еще более невероятна в одном отношении: новая необыкновенная ткань, проссим, только недавно начала применяться в искусстве сарториалов. Один сарториал сообщил Педеру, что побывав на планете, находящейся на коммуникабельном расстоянии от Кайана, он слышал, что якобы перед смертью Фрашонард успел закончить только пять костюмов из новой ткани. Пять известных костюмов.
      — Педер! — послышался раздраженный голос Маста. — Где ты застрял?
      Успокоив себя, Педер осторожно снял костюм.
      — Заканчивай с последней порцией!
      Педер осторожно вышел к лихтеру и уложил костюм в камеру, тщательно затворив люк. Он собирался вернуться на корабль, как вдруг динамик внутри костюма предупреждающе взвизгнул, а звукогенератор угрожающе загудел.
      Обернувшись, Педер увидел, что по склону пробирается вниз его старый знакомый — ящер-ревун.
      — Стоп, — сказал он. — Кажется, у меня неприятности.
      Похоже, ревун заметил Педера. Балансируя рубящим воздух массивным хвостом, он нацелил квадрат звуковой трубы на корабль. И в следующий миг по завыванию динамика Педер понял, что труба ревуна пришла в действие. Он лихорадочно потянулся к гнезду-рукоятке, управляющей энергоружьем.
      Глушители на его костюме уже начали трескаться и отваливаться.
      Внутри, во внутренностях Педера, как будто начал перекатываться тяжелый давящий шар.
      Энергоружье метнуло бледно-голубое, едва видимое, пламя, похожее на острую струю горящего газа — только струя была очень тонкой и прямой, как луч, устремившийся к цели. Луч ударил ревуна прямо чуть ниже рыла. Бестия метнулась в сторону, раненая, но далеко еще не убитая, соскользнула ниже по склону и попыталась еще раз нацелить поток инфразвука на Педера и лихтер. Педер выстрелил еще раз, теперь уже уделив больше внимания прицелу. Энергетический луч разрушил резонатор ревуна, проник во внутренности, задев, очевидно, какой-то важный жизненный орган, потому что ящер упал на бок, завывая в агонии.
      Педер возносил небу молитвы, чтобы лихтер не оказался слишком поврежденным и был способен взлететь. Он шагнул к лихтеру, и тут же внутри у него все словно завибрировало. Педер понял, что получил изрядную дозу инфразвука.
      Но не обращая внимания на все неприятные ощущения, он заставил себя войти в кокпит лихтера.
      — Поднимай меня! — прокричал он. — Я ранен!
      — Понял, — ответил Маст, и лихтер поднялся в воздух. Кораблик скрипел и стонал, пожалуй, даже слишком, но серьезных повреждений структуры заметно не было.
      Пятнадцать минут спустя он был снова на «Косте», извлеченный из покалеченного костюма-глушителя. Во время обратного перелета, пока он стоял неподвижно, он чувствовал себя хорошо, но стоило ему шевельнуться, как внутри ощущалась неприятная вибрация. То же самое происходило, когда он начинал говорить. Кастор, которого некогда исключили за неуспеваемость из медицинского училища, пробормотал что-то насчет небольшого внутреннего кровоизлияния. Потом, уложив Педера на роскошную кушетку Маста, сделал ему массаж и несколько внутривенных инъекций. Полчаса или около того спустя, Педер почувствовал себя лучше.
      — Какую часть груза мы перевезли? — спросил Маст.
      — Примерно половину.
      Маст поджал губы:
      — В трюме еще осталось свободное место…
      — Я больше спускаться не буду, — быстро заявил Педер. — Тем более, костюм все равно поврежден. Если тебе надо, сам отправляйся вниз.
      Маст не стал настаивать, замяв эту тему. Они все спустились в трюм, осмотреть добычу и насладиться отбором вещей для собственного использования. Граун и Кастор украсили себя с превеликим избытком. Маст, тем не менее, внимательно осматривающий одежду, почти ничего себе не взял, не проявил к этому особого интереса, ограничившись только галстуком из паутинно-тонкого шелка, несколькими носовыми платками и небольшим симпатичным титфером. Педер был удивлен такой сдержанностью, учитывая характерное для Маста внимание к собственной персоне. Сам Педер, внешне как бы беспристрастный, порылся среди вещей, отложил в сторону узорный плащ с кружевными зубчатыми рукавами и воротником, пару мягких домашних туфель из замши лавандового оттенка с серебряной подкладкой и пару облегающих штанов из контрастной светотеневой структурной ткани. Потом, стараясь придать себе вид небрежный и расслабленный, он посмотрел на костюм Фрашонарда.
      — Единственная вещь, которую я хочу присвоить — это вот этот костюм. Маст искоса посмотрел на костюм.
      — Эти кайанцы довольно странные люди в том, что касается стиля жизни, насколько я слышал, — сказал Маст уклончиво. — Не позволяйте одежде стать хозяином человека, так, как это позволяют они.
      Охваченный радостью быть владельцем, как он обещал себе, а также носителем настоящего кайанского костюма Фрашонарда, Педер почти не обратил внимания на эту ремарку.
      Надев новую одежду, четверка вернулась в кокпит, где Маст предложил возвращаться на Харлос. Но прежде, чем он успел приступить к делу, прозвучал аварийный гонг.
      Наклонившись над пультом управления, он озадаченно всмотрелся в видеоэкран.
      — В нашу сторону направляется корабль.
      — Случайное совпадение? — предположил Кастор. — Мы рядом с их торговым маршрутом.
      — Я не думаю. Кажется, он направляется прямо на Кир. — Маст слегка нахмурился. — Не могу понять. Они-то должны знать, что за планета Кир, даже если экипаж разбившегося корабля не знал. Едва ли имеет смысл создавать костюм-глушитель, чтобы вернуть груз — на кайанском рынке, разумеется. Расходы не будут покрыты доходами.
      Педер ничего не упомянул ни о проссимовой ткани, ни о костюме Фрашонарда.
      — Нам лучше удалиться, — с тревогой сказал он.
      — Если мы направимся домой, они нас теперь заметят, — задумчиво сказал Маст. — Но и на открытой местности мы оставаться не можем. Нам придется где-то укрыться.
      — Будем садиться, босс? — широко раскрыв от удивления рот, спросил Кастор.
      — Бревно! Там «Коста» не продержится и десяти минут. Кроме того, они смогут нас все равно выследить. Направь корабль к планете-сестре Кира!
      На видеоэкране появилась линия. Вторая планета обегала светило этой системы всего на несколько миллионов километров ближе к нему, чем Кир. Маст набрал инструкции на клавишах пульта, прибавив словесно в микрофон-датчик:
      — Посадка на планету, если это безопасно. Максимально низкая орбита, если опасно садиться.
      Они медленно поднялись в верхние слои атмосферы и оттуда наблюдали, как недавно прибывший кайанский корабль выходит на орбиту Кира. Потом они виновато спрятались за шар планеты и покинули эту систему, взяв курс прямо на Скопление Зиод, к Харлосу и (как они надеялись) богатству.

      Алексей Вереднеев мчался сквозь знакомое пространство. Далеко в нижнем краю координат сверкало центральное солнце. Во всех квадратах сияли недостижимые звезды. Но на них он не обращал внимания. Окружающий его мир был тем средой, в которой он обитал всю жизнь, создавая ощущение дома —теплая пещерная темнота внутрипланетного пространства.
      Игриво убегая от него, Лена Амазова была примерно в пяти сотнях километрах от него, но ниже по координатам. Его радары чувствовали металлическое тело Лены, и он испытывал приятное возбуждение, понимая, что вскоре она позволит ему поймать себя. Они уже довольно сильно удалились от каменного пояса, окружавшего газовый гигант, пояса, который для них был Домом-Базой. Если они продолжат погоню в направлении солнца, то обнаружат себя в опасной близости от Шоджи, планеты, на которой жили зловещие киборги.
      Лена сейчас тормозила. Он увидел отблеск звездного света на ее теле и позвал ее. Она лениво повернулась, излучая вибрации любви.
      Их обмен сообщениями уже давно вышел за диапазон речи, сейчас они общались на сверхвысоких частотах, на которых только и возможно непосредственно передавать эмоции. По богатым высокочастотным гармоникам нежные взаимные эмоции, которые никогда не могли бы быть переданы грубыми словами, свободно переходили от Алексея к Лене и обратно. Взаимное присутствие вызывало дрожь у Алексея и Лены, и по мере сближения исступление нарастало. Алексей лично ощущал уже некоторое головокружение под давлением эмоций Лены.
      Внезапно Лена прервала его транс тревожным криком. Их накрыла тень. Нечто занимало сейчас пространство между ними и солнцем.
      Алексей обернулся и увидел длинный, довольно большой объект, направляющийся к ним. У него не было, собственно, времени, чтобы рассмотреть объект как следует, так как только свет звезд падал на его теневую сторону, и поверхность, похоже, не блестела, как блестел бы металл.
      — Что это? — вскрикнула Лена.
      Он не знал. Киборги, как ему было известно, ничего похожего не строили. Они вообще не очень часто выходили в космос.
      — Беги, Лена, беги!
      Но едва ли была необходимость просить Лену об этом. Она уже привела в действие главные ускорители, так же, как сделал это Алексей. Они помчались вверх по координате.
      Их родные кольца были далеко, и в этой зоне негде было укрыться. Алексей взял в сторону, приказав Лене изменить курс. Его надежда на то, что преследователи будут отвлечены от Лены, оказалась не напрасной. Они направились к нему. Скорость объекта намного превосходила его скорость.
      Из носовой части объекта что-то вылетело в направлении Алексея. Никакие маневры и уклонения не помогли. Алексей не смог уйти от маленькой летающей машины, хотя она была всего лишь платформой с куполом. Машина легко преследовала Алексея и вскоре уже почти касалась его. Алексей в отчаянии выругался, щупальце-ложноножка обхватила его вокруг туловища, связав руки, потащила неумолимо к зловещему черному силуэту.
      — Стоит ли брать эту штуку на борт? — спросил Эстру. — Возможно, она опасна, робот-бомба, например?
      Среднего возраста женщина с фиолетовыми волосами, сидевшая за столом, взглянула на него, оторвавшись от видеоэкрана, где она наблюдала за событиями.
      — Ты слишком подозрителен, — упрекнула она. Голос ее был хорошо поставлен, это был голос зрелого человека, хорошо управляющего своими мыслями и эмоциями. — Мы его прощупаем сенсорами в шлюзе, и только потом внесем дальше. Я не думаю, что это бомба. Мне интереснее было бы узнать, что эти двое делали, когда мы их застали.
      Эстру наклонился через ее плечо, заглядывая в экран. Объект совершенно очевидно был металлическим. У него были руки, двигатель и шлем для головы с антеннами и выступами, очевидно, разнообразными датчиками и сенсорами.
      — Что ты скажешь об этом, Амара?
      Амара склонила голову набок:
      — Напоминает сложный космический костюм.
      — Кому мог понадобиться скафандр таких размеров? И где же их корабль? Мы на расстоянии многих сотен миль от ближайшего осколка планеты.
      Амара пожала плечами:
      — Ну-ну, скоро узнаем. — Она щелкнула переключателем. — Аспар, ты, кажется, упомянул, что эти объекты что-то передавали в момент, когда их засекли?
      По интеркому донесся мужской голос:
      — Да. Какие-то сверхвысокие частоты, очень богато модулированные. Ничего не мог разобрать, похоже, что это был разговор компьютеров. Потом был перерыв и кусочек разговора. На человеческом языке.
      — Каком? Кайанском?
      — Нет, не кайанский. Я его вообще не могу определить.
      — Послушаем. — Амара нажала на клавишу, и они прослушали короткий обмен репликами.
      — Спасибо, Аспар, — сказала она, потом отключила интерком. Нахмурившись, она несколько раз повторила запись: сначала женский голос, потом мужской.
      — Я тоже не узнаю языка, — сказал Эстру. — Что это может быть?
      У Амары было немного удивленное лицо:
      — Похоже на… Я бы даже сказала, что уверена, что это…
      Какой-то вариант древнерусского языка.
      — Русский? — Эстру засмеялся недоверчиво, потом опомнился и замолчал. — Но ведь кайанский произошел не от русского?
      — Нет, не совсем. Следы русского есть и в нем, как, впрочем, во всех языках. Но, собственно, на русском, как на живом языке, не говорят уже много столетий.
      — Ну, ведь они говорят. Что они говорят, о чем?
      — Не очень много. Переговариваются между собой, это очевидно. — Амара еще раз проиграла короткий диалог встревоженных голосов. — Девушка говорит «Что это?» Она удивлена и довольно сильно испугана. Мужчина отвечает что-то вроде «Беги!» И я думаю, он обращается по имени к девушке: Лена.
      — Гмм, Лена. — Эстру задумался. — Может, это все-таки скафандры? Я более склонен думать, что эти устройства управляются дистанционно. Во всяком случае, в этой системе есть какая-то цивилизация. Или в системе неподалеку от этой.
      — Вероятно — следует так говорить. Пока что никаких других следов цивилизации мы не обнаружили. Если бы они были, мы бы их заметили.
      Эстру, кивнул. Как всегда, наблюдения Амары были точны. Она всегда, как правило, была права.
      И, конечно, ее познания были обширными, о чем свидетельствовала легкость, с какой она идентифицировала какие-то четыре-пять слов, относившихся к давно умершему языку. Она была, собственно, крупнейшим специалистом Зиода по культурной антропологии, поэтому и находилась в их экспедиции.
      Принимая во внимание возможность войны с Кайаном, Директорат приказал более подробно изучить эту малопонятную цивилизацию, ее истоки и цели. Экспедиция на «Каллане» была частью этой исследовательской программы. Продвигаться вперед следовало с осторожностью. Можно было сказать, что они вторгались на чужую территорию. Начали они экспедицию за пределами Кайана, в той части Рукава Цист, вдоль которого, как предполагалось, происходила миграция человечества. Они надеялись обнаружить забытые поселения, колонии, ранние базы — все это могло помочь понять, как развивались особенности кайанской цивилизации.
      Его прервал голос капитана:
      — Итак, Амара, мы следуем дальше по курсу?
      Амара и Эстру повернулись к изображению капитана на экране справа.
      — Если вам не затруднительно, капитан, — сказала Амара, — мы бы хотели прервать наше путешествие на некоторое время и задержаться в этом месте. Весьма возможно, что мы столкнулись с чем-то важным.
      Капитан кивнул.
      — Вы начальник, — сказал он сардонически. — Но держите меня в курсе, пожалуйста, о ваших наблюдениях и находках, Амара. Я должен думать о безопасности корабля. Это моя работа.
      — Конечно, капитан.
      Бородатое лицо исчезло с экрана.
      Со стола Амары послышался другой голос:
      — Он уже в лаборатории.
      — Внутри есть кто-нибудь?
      — Да.
      — Мы сейчас спустимся. — Она улыбнулась Эстру, поднимаясь со своего места:
      — Возможно, в следующий раз ты мне поверишь.
      Вздохнув, Эстру последовал за ней в лабораторный отсек.
      Пойманный был помещен в специальную вакуумную камеру, лишенную местной искусственной гравитации. Эстру по-прежнему не мог понять, кому понадобилось создавать такой громоздкий скафандр. В высоту скафандр имел двенадцать футов, хотя ног у него не было. Двигательная установка также выглядела непропорционально большой. Очевидно, это был костюм для глубокого космоса, рассчитанный на длинные перелеты.
      У шлема, кстати, не было лицевой пластины: костюм со всех сторон был абсолютно непроницаемо металлический.
      — Зачем вы его сюда перенесли? — раздраженно спросила Амара. — Как он, по-вашему, будет снимать костюм? Дайте ему воздуха, дайте гравитацию. Слегка сконфуженные, техники повиновались. В камеру, со свистом устремился воздух. Скафандр мягко опустился на пол, по мере того, как увеличивалось напряжение гравиполя. Когда гравитация достигла нормы, скафандр вдруг рухнул набок. Человек внутри скафандра сделал попытку приподняться, упираясь руками, но напрасно.
      Скафандр опять рухнул на пол и остался лежать, как перевернутый на спину жук.
      — Ладно, уберите гравитацию, — раздраженно приказала Амара, небрежно махнув ладонью. — Установите уровень так, чтобы он мог выйти из скафандра и я бы с ним поговорила.
      Поле притяжения было срочно ослаблено. Амара заставила техников открыть дверь камеры и сквозь проем обратилась к пленнику.
      Человек в скафандре не прореагировал.
      — Наверное не слышит, — предположил Эстру. — Внутри этого произведения все равно как внутри космической шлюпки. С ним придется говорить через его коммуникатор.
      — Пусть так, — согласилась Амара, потребовав доставить к камере радиоаппаратуру. Затем, используя ту же частоту, на которой была перехвачена короткая беседа между двумя обитателями пространства, сложила вместе несколько русских слов, которые, как она надеялась, пленник услышит.
      После паузы ей ответил сильный звучный голос. Амара удивленно вздернула брови.
      — Что он говорит? — спросил Эстру.
      — Он говорит, что мы ответим за наши преступления. Что мы можем его убить сейчас же, потому что он нам ничего не скажет. Он ведет себя храбро, и я бы сказала, несколько мелодраматично. Кажется, это характерно для русских.
      Она заговорила снова, стараясь ободрить и убедить пленника снять с себя скафандр. Ответом ей были цветистые проклятия. Она обернулась к Эстру:
      — Смехотворно. Мы не можем вести переговоры в таких условиях.
      — Если он желает оставаться в костюме… — Эстру пожал плечами. —Пожалуй, пусть остается, почему бы и нет?
      — Нет, это не годится! — уверенно сказала Амара. — Это…
      Это просто чертовски неудобно! Кроме того, он может вдруг впасть в неуправляемый припадок ярости или что-то в этом роде.
      Последний довод, очевидно, был наиболее убедительным. По настоянию Амары пленника снова поместили в путы, и механики сделали попытку открыть костюм.
      — Это весьма странно, Амара. Нет движущихся крепящих частей, нет даже швов. Этот костюм загерметизирован наглухо, и навсегда.
      — Нет, какой-то способ открыть его есть, — ответственно заявил Эстру. — Вы просто не можете его найти.
      Амара отодвинула в сторону приемопередатчик. В течение четверти часа она пыталась спорить с пленником, стараясь убедить его снять костюм. Но казалось, что он вообще не в состоянии ее понять — о чем она ведет речь? Видимо, виновато подумала Амара, ее русский слишком отрывочен, в большей мере, чем она предполагала. Или этот диалект слишком отклонился от основной версии.
      — Так, терпение у меня кончилось, — заявила она наконец. — Открывайте этот костюм. Если он не откроется, вскрывайте!
      Она, кипя от возмущения, выскочила из лаборатории, направившись в библиотеку.
      С момента, когда его втащили в огромную космическую пещеру, Алексей Вереднеев не сомневался, что находится в лапах ненавистных киборгов. Он несколько раз видел пойманных киборгов, и поэтому распознал эти отвратительные, мягкотелые, отталкивающе безобразные создания. Правда, эти киборги выглядели не совсем так, как те, что он видел в Доме-Базе. Кое-каких органов, кажется, не хватало, вроде поворотных шарниров на головах или металлических коробок, встроенных в грудные клетки.
      Но поскольку именно эти органы и были чем-то, связывающим киборгов с людьми, поймавшие его существа казались, следовательно, еще более отвратительными. Он предположил, что, адаптируясь к разным условиям, киборги умели заменять и изменять свои органы. Вероятно, тот факт, что они отправились в путешествие внутри космической пещеры, оказал влияние на их нынешний измененный вид.
      Они разговаривали с ним на его собственном, но искаженном языке, и что они говорили, он почти ничего не мог понять. Он слабо надеялся, что скоро они все же убьют его — их жестокость была известной. Но только сейчас он начал сознавать все размеры этой жестокости. Его снова спутали и перенесли в другую часть пещеры, где беспомощного уложили на стальной плите. Там его ждали несколько киборгов и большое зеркало, в котором он мог видеть себя.
      В руках у киборгов были инструменты, которые они направили на него. Они врезались в его тело! Алексей закричал, пытаясь сопротивляться, но эти создания не знали жалости. Они вскоре проникли сквозь наружную кожу, и он увидел обнажившееся нутро. Сознание начало его покидать. Потом они вскрыли его тело до самых внутренностей, и в последний момент психической травмы, когда он в самом деле потерял сознание, он увидел в зеркале бледное червеобразное создание, которого он никогда не видел раньше, такое же незащищенное, как в первый момент после рождения.

      Самая престижная профессия на Кайане — это, конечно, сарториал. По престижности она гораздо выше, чем такие как психиатр, священник и формирователь общественного мнения. Эти профессии, как таковые, в культуре Кайана не существуют. Если у человека возникают проблемы, он обращается к своему сарториалу, и тот создает одежду, костюм, принадлежность костюма — что-нибудь, что поможет человеку найти выход из трудного положения.
      Несмотря на это, кайанское искусство создания одежды не обязательно ограничивается специальными заказами. Существует очень обширная торговля готовой одеждой — по всему Рукаву Цист.
      Но вся одежда, тем не менее, сделана вручную, на заказ или нет. Массовое производство на машине или на фабрике, очевидно, невозможно. Сама такая идея считается ужасающим варварством, и зиодцы, которые с готовностью покупают и носят такие одежды, вызывают жалость и презрение кайанцев. Одеяние кайанца — это его способ взаимодействия с мирозданием, его интерфейс, пограничная зона между внутренним и внешним миром, единственный способ оценить и подтвердить собственное существование, привести в действие скрытые способности и, следовательно, совершенно неизбежно и необходимо, чтобы одеяние было делом рук одного художника, одновременно и конструктора, и исполнителя замысла. Кайанский сарториал отличается чудесным единством работы рук и мозга. Используя энергоинструменты, зачастую работая в пылу вдохновения, он способен создать целый костюм за какие-то минуты, проявив поразительное искусство и оригинальность.
      Кайанцы настойчиво отрицают, что их пристрастие к внешней декорации тела с помощью одежды имеет что-то общее с пристрастием к психоделическим веществам. Искусство Одеваться — считается, что это практичное экстравертированное умение реализации жизненных возможностей, не зависимое от внутренних перемен в настроении. Арт Матт-Хелвер («Путешествия по Рукаву Цист») склонен полагать, что самые искусные из кайанских сарториалов черпают вдохновение в подсознательных мотивах своих "Я". Руки, кроящие и сшивающие ткань, реагируют на сигналы подсознательного расового архетипа, которые затем могут овладеть носителями этих одежд.
      Лист. "Компендиум культуры”
      Такси мчалось по улицам Гридиры, столице Харлоса. Сквозь затемненные стекла проносились смутные очертания метрополиса, словно угловатые фантомы, в переменах от яркого света к тени и обратно.
      Реалто Маст был в приподнятом настроении.
      — Чрезвычайно благоприятное завершение нашего предприятия, не так ли, Педер?
      Он поднял бокал в приветственном тосте и опрокинул в себя крепкий зеленый напиток — единственную разновидность алкоголя, которую могло предложить им такси.
      Педер отпил из своего бокала.
      — Пока что все идет неплохо. — И это было все, что он был склонен ответить.
      Но все действительно шло неплохо. «Коста» совершила посадку в том же небольшом коммерческом космопорту, обслуживавшем почти исключительно мелкие коммерческие линии, с которого они стартовали в свою опасную экспедицию, и теперь была возвращена владельцу, с невинной записью об охотничьей экспедиции к антиподастральным рифам. Операция по перевозке груза потребовала осторожности и времени, но теперь операция эта была успешно завершена, и сейчас Кастор и Граун складировали сокровища в одном пригородном особнячке, заблаговременно снятом для этой цели. Теперь оставалось одно — реализовать изделия, процесс, рассчитанный на годы, неспешный, целиком являвшийся прерогативой Педера.
      Поэтому были, следовательно, причины чувствовать себя удовлетворенными, и Педер даже начал прощать Масту его отдельные грешки по отношению к нему.
      Такси остановилось у приземистого входа в какое-то заведение, обрамленного аляповатыми розовыми и электрически голубыми движущимися светополосами. Педер встревожено выглянул в окно. Он увидел узкую темноватую улочку с высокими зданиями по обе стороны, сверкающими тускловатыми рекламами и вывесками. Он опознал закусочную «Мантис», заведение в районе Гридиры, на которое действие закона распространялось весьма условно. Это заведение он один раз посещал в компании Маста.
      — Ага, прибыли, — жизнерадостно ответил Маст. — Войдем, и я угощу тебя — немного вина и что-нибудь поесть.
      Педер без особого энтузиазма потрогал свою дорожную сумку.
      — Я поеду домой, — сказал он нерешительно. — Я хотел сразу вернуться в мою мастерскую на Тарн-стрит.
      Маст весело хлопнул его по плечу:
      — Что за ерунда! Педер, чрезмерная сдержанность всегда была твоим проигрышным местом. Такой успех, как наш, требует небольшого праздника! Кроме того, — он многозначительно склонил голову, приподнял брови, — здесь мне, быть может, удастся кое-что уладить относительно нашего дела и кое-что сбыть с рук.
      Эта мысль встревожила Педера. Это в духе Маста — поддавшись возбуждению успеха, совершить что-то неосмотрительное и подвергнуть опасности все их так хорошо продуманные планы. Он поспешил за Мастом, опасаясь оставлять его в одиночестве. Вместе они миновали цветной светящийся прямоугольник входа и окунулись в дымную неприятно-неопрятную атмосферу круглосуточной забегаловки.
      Закусочная «Мантис», кроме открытой для всех собственно закусочной, скрывала в себе и потайной клуб, правила вступления в который были весьма сложны, ибо являлись произвольными. Все, в общем-то, зависело от каприза владельца, к которому нужно было войти в доверие. Маст пользовался таким доверием и, соответственно, был членом клуба. Он первым прошел сквозь занавес из мишурных нитей в задней части ресторанчика, кивнул привратнику и вместе с Педером вошел в лифт шестифутовой высоты из радужного пластика. Лифт опустился на пятьдесят футов под землю, потом продвинулись еще и горизонтально, пройдя около четверти мили. Они оказались в полусекретном подземном мире, мире, который научился защищать себя уже тем, что был в буквальном смысле слова подпольным.
      Специальный лифт, который их вез, мог подчиняться только званому гостю клуба. Чтобы совершить налет на «Мантис» или другой подпольный клуб из неизвестного числа подобных заведений, тайно расположенных под легальными заведениями Гридиры, полиции пришлось бы пробурить собственный туннель.
      Цилиндрическая кабина лифта плавно остановилась. Под аккорды приятной успокаивающей музыки они вошли в помещение клуба. Это место явно отличалось от забегаловки наверху, обслуживающей клиентов круглые сутки, где неприятно отдавало жиром и кислым вином. Помещение это было декорировано в стиле «плюш» с мягкими световыми эффектами, светящимися коврами и фресками на стенах. Блюда хорошего качества подавали симпатичные молодые женщины, и воздух всегда был свеж и напоен приятными запахами, в отличие от спертой атмосферы на «верхнем этаже». Здесь собирались те представители нижнего общества Гридиры, которые могли себе это позволить, а также пользовались расположением владельца: скупщики краденого, удачливые рэкетиры высокого полета, профессиональные растратчики и жулики, самодеятельные антрепренеры с темной репутацией (в чью категорию подпадал и Маст), а также некоторые из их помощников и технических ассистентов. Здесь они могли расслабиться в привычной обстановке, здесь для них была создана особая среда.
      Педер и Маст заняли небольшой стол и заказали обед: приправленные ножки протвианского кузнечика — деликатес, который как пообещал себе Педер, он будет пробовать в будущем почаще. Несколько человек поприветствовали Маста, некоторые подошли обменяться парой реплик. Педер не совсем понимал, зачем его сюда привел Маст — привилегия, никогда не распространявшаяся на Кастора и Грауна. Именно здесь Маст задумал и спланировал операцию на Кире. Владелец «Косты» тоже был завсегдатаем «Мантиса». Здесь Маст узнал о катастрофе кайанского грузовика, купив эти сведения вместе с координатами инфразвуковой планеты.
      Тут ему удалось купить и кое-какие технологические услуги. Невысокий, костлявый мужчина с изрезанным морщинами лицом, совершенно голый, от головы до пят, плюхнулся на стул у их столика.
      — Привет, Реалто! Как работает мой скафандр?
      Дьявольски красивый в кайанском титфере, Маст потрогал кончик носа и мрачно ухмыльнулся:
      — Достаточно хорошо, Мойл. Тебе следует поинтересоваться вот у него, у Педера. Именно он был нашим бравым «инфранавтом». — Маст хихикнул. Поскольку Мойл бы автором скафандра-глушителя, Педер в каком-то смысле был у него в руках. Сарториал почувствовал себя неуютно под быстрым взглядом Мойла. Педер не имел понятия, в какой степени Мойл был в курсе операции на Кире.
      — Было немного тяжеловато, но я уцелел, — сказал он.
      — Что-нибудь просочилось внутрь? — поинтересовался Мойл. — У вас с собой коробка рекордера? Я бы хотел взглянуть.
      — Нет, мне очень жаль, но… — Педер развел руками. Он до сих пор даже не знал, что рекордер вообще существовал.
      — Скафандр мы потеряли, Мойл, к сожалению, — извиняющимся тоном объяснил Маст. — Он получил повреждение, мы его не стали тащить с собой. Мойл небрежно кивнул:
      — Что ж, дай мне знать, если что-то понадобится. Всегда рад хорошему делу.
      — Взаимно.
      Когда подпольный техник удалился, Маст заново наполнил бокал Педера. — Не желаешь сыграть? Карты? Потасуем колоду? Удача на твоей стороне, я вижу…
      — Нет, — отказался Педер, к этому моменту уже неоднократно убедившийся, что Маст представляет собой закоренелого обманщика с честным лицом.
      Большой стол в углу зала был отгорожен от остальной части помещения тканевыми ширмами. Маст время от времени посматривал в его сторону с задумчивым выражением. Через некоторое время он подался вперед, к Педеру, заговорил доверительным тоном:
      — Видишь вот тот стол за ширмой? Это место постоянно зарезервировано за могущественнейшим скупщиком краденого на Харлосе. Но, конечно, невозможно определить, здесь ли он сегодня, пока не проникнешь за ширму.
      — А кого это волнует? — с отчаянием спросил Педер, без всякого удовольствия проглатывая вино. Но Маст уже поднялся и, не обращая внимания на встревоженный вид Педера, направился через салон к отгороженному столу. Высокий, мертвенно-бледный мужчина внезапно вырос перед ним из-за ширмы, обменялся короткими репликами, усиленными энергичными жестами.
      Маст вернулся в приподнятом настроении:
      — Джадпер сегодня в самом деле там. Мне еще не удалось договориться о разговоре с ним, Педер, но есть некоторая вероятность, что это будет немного позднее, сегодня же. И в этом случае я хочу, чтобы ты пошел со мной. Ты разбираешься в товаре, ты сможешь с ним поговорить.
      Он просмаковал глоток вина, не замечая нервного напряжения Педера.
      — Что это значит, можешь ты понять? Джадпера не интересуют мелочи, он возьмет весь груз за один заход. Завтра, к этому времени, ты можешь уже быть богачом!
      — Нет! Нет! — запротестовал Педер, скривившись, как от внутренней боли. — Это совсем не так следует делать. Я должен продавать их постепенно, предмет за предметом, в течение нескольких лет, через мои собственные контакты. Таким образом их ценность многократно увеличится. Ведь мы об этом уже условились, Реалто!
      Маст дугой вздернул брови:
      — И сколько я должен ждать, чтобы вернуть затраты и получить прибыль? Ты еще слишком не профессионал, Педер, так дела не делаются, если есть, конечно, другие варианты. Самое главное — получить быструю прибыль и вложить в новые проекты.
      Он понизил голос:
      — Я не упоминал об этом раньше, но я знаю один способ — способ подключиться к главному корню нефтесосущего леса на Тундоре. Операция обойдется довольно дорого, но мы сможем насосать достаточно вещества, прежде чем нас обнаружат, и продать можно немедленно с большой прибылью и без лишних вопросов. — Он постучал по колену Педера. — Включайся и ты со своей долей от продажи одежды, и через несколько месяцев получишь назад все в десятикратном размере. Что скажешь?
      — Нет, — сказал Педер. — Я в этой области не знаток, я сарториал, и сарториалом хочу остаться навсегда. Я придерживаюсь нашего предварительного соглашения. — Он упрямо сложил руки на груди.
      — А ты сознаешь, как рискованно держать у себя кайанские одежды? —напомнил ему Маст, широко раскрыв для устрашения глаза. — Оставь это профессионалам, перекупщикам. Они берут риск на себя, и они могут держать товар год, даже два.
      — И я могу, — сказал кислым тоном Педер. Частично его несогласие коренилось в удовольствии, которое он давно уже предвкушал: продажа вещей клиентам, элеганторам со всего Харлоса, и только тем, которые способны заплатить любую сумму за пару кайанских бриджей или проссимовый шевиот и тому подобные сокровища.
      У Маста начинался очередной опасный прилив самоуверенности. Чрезмерной самоуверенности. Они ошиблись, явившись сюда, подумал Педер. Нужно было не идти с Мастом. Без Педера тот бы не решился сделать ход. Ему не обойтись без специальных знаний сарториала.
      Поначалу Педер был покорен аурой каперства, окружавшей Маста, и даже ошибочно решил, что они — родственные души. Он обманывался тем, что любовь Маста к щегольской одежде говорит о его серьезном интересе к искусству сарториала. Но в этом он ошибался, а противиться принудительному влиянию Маста у Педера не хватало духа.
      Охваченный паникой, он вскочил со стула:
      — Я еду домой, — твердо заявил он. — Я вложил в это не меньше тебя. Я использую мое право вето.
      — Нет, ты не вкладывал столько, сколько я! — воскликнул Маст, откинувшись на спинку и глядя на Педера снизу вверх. — Кто платил за координаты, за «Косту», за скафандр? Твои собственные расходы — ноль, и твоя доля в доходах, соответственно, меньшая. Или ты забыл об этом?
      — Я рисковал жизнью, — ледяным тоном напомнил Педер. — А ты — нет, и никогда даже не собирался.
      Крепко держа свою сумку, он неверной походкой вернулся к пластиковой капсуле лифта.
      Пока лифт мчал его к убогому «верхнему этажу», он уже начал колебаться и раскаиваться в своей вспышке. Не задел ли он чувств Маста?
      Когда он добрался до Тары-стрит, уже наступила полночь и над головой сияли звезды Скопления Зиод — искрящийся потолок для зала ночных городских огней.
      Педер открыл замок своей маленькой мастерской «Сарториал Элегантор» и тихо вошел.
      Запах ткани, накопившейся в запертом помещении, приветствовал его. В его воображении одежды, как армия на параде, выстроившиеся на полках и стеллажах, отдавали ему салют. Почти в полной темноте он миновал их и спустился на несколько ступенек в цоколь, где у него была мастерская. Там он включил свет.
      В тщательном порядке перед ним выстроились инструменты его профессии. Гладильная доска, манекены, наборы энергоигл для сшивания, фибрильный станок — специальная машина для соединения тканей без остающегося затем шва. Другая машина предназначалась для вязки одежды и использования многих мотков пряжи. Управлялась она со специального пульта. Но ее Педер использовал редко — слишком механистична была работа, слишком непривычна для рук. Это было нечто, купленное по дешевке на фабрике.
      Взгляд его упал на полузавершенные одежды, украшавшие стены, и, сравнивая их мысленно с содержимым дорожной сумки, которую он держал, Педер горько усмехнулся улыбкой художника, сознающего свою малость, сознающего, что он находится в присутствии творческой силы, превосходящей все, на что он мог бы рассчитывать, полагаясь лишь на собственный талант. И тем не менее, ему предстояло употребить свой талант, сколько бы его ни имелось, ибо, судя по первому поверхностному осмотру, костюм Фрашонарда был несколько для него великоват и его следовало подогнать. Сама мысль о том, что он будет подгонять произведение гения Фрашонарда, вызвала в Педере холод в позвоночнике. Но подгонку делать придется, если он хочет стать владельцем костюма в полном смысле.
      Осторожно высвободив костюм из сумки, он повесил его на плечики и сделал шаг назад, чтобы оценить эффект драпировки. Так же, как и в первый момент, когда Педер увидел его на кайанском корабле, костюм завладел пространством комнаты. Костюм из проссима, созданный Фрашонардом! В какое беспокойство придет Маст, узнав, что Педер завладел такой редкостью! Возможно, что один этот костюм стоит столько же, сколько вся остальная их добыча, мысленно прикинул Педер. Все его внимание было направлено сейчас на костюм. Он был ослеплен простотой, элегантностью, превосходящей любую степень элегантности, которую он был в состоянии вообразить. Он пощупал двумя пальцами ткань рукава. Невозможно было определить, какой структуры была ткань — и не гладкая, и не грубая, каким-то образом сочетающая легкость складки с плотностью структуры.
      На Кайане существовали тысячи разнообразных материй, натуральных, синтетических, но происхождение проссима для Педера являлось загадкой. Он даже не знал, синтетическая или естественная это ткань. Но ему было известно, что она очень редкая, дорогая и аристократическая.
      Внезапно он нахмурился. Неужели он ошибся? Этот костюм теперь, кажется, был абсолютно ему впору. Он приподнял полу пиджака, осмотрел подкладку, но указания на размер там, конечно, не нашел.
      Видимо, возбуждение опасной экспедиции исказило ясность восприятия, решил он.
      Он чувствовал усталость. Позади был долгий трудный день. Завтра он примерит костюм. Он поднялся по лестнице в жилую часть мастерской. Там он разделся, облачился в вышитый тамбуром ночной балахон и погрузился в крепкий сон на любимой кушетке.
      Его разбудил мелодичный звон сигнала у входной двери. Протирая глаза, он поднялся с постели и выглянул сквозь окно своего эркера-"фонаря", где находилась спальня. Предрассветная бледность очертила в полумиле от мастерской Педера силуэт громадного торгового центра.
      Под эркером, на крыльце, стояли два человека, но полусвет приближавшегося рассвета был еще очень неясен, и он не мог разобрать, кто же там стоит.
      По узкой лестнице он спустился в мастерскую. На полупрозрачную входную дверь уличный фонарь отбрасывал тень двух силуэтов — один высокий и стройный, второй — низенький и полноватый. Вздохнув, Педер поспешил пробраться сквозь стеллажи с одеждой и отпереть дверь.
      В мастерскую быстро вошли Маст и Граун.
      — Педер, право, что ты нас держишь в темноте? — раздраженно вопросил Маст. — Ну-ка, включи свет!
      Игнорируя дерзкий тон, он провел их сквозь темную мастерскую в свои апартаменты наверху. Там, в большой комнате, одновременно исполнявшей функции гостиной и спальни, он повернулся к ним лицом, чувствуя себя смешным в ночной рубашке. Маст отыскал стул поудобнее и беспечно расселся. Граун просто остался стоять, с каким-то тупым видом, с приоткрытым ртом.
      — Что ты хочешь? — спросил Педер. — Я не ожидал тебя так скоро увидеть.
      — Хорошие новости, Педер, — хладнокровно известил его Маст. — Мои переговоры в «Мантисе» увенчались успешным результатом. Правда, я не смог увидеть самого Джадпера, но на следующей неделе я приглашен на его виллу.
      Вероятно, сделка состоится. Но для дела мне нужно знать стоимость товара, так что, не мог бы ты начать оценку сегодня же, чтобы завершить работу, скажем, к концу недели? Я знаю, это обширная работа, но она стоит усилий. Педер начал испытывать дурные предчувствия. Надвигалась катастрофа.
      Он внутренне застонал. Маст смешает все планы — Педер был уверен в этом.
      — Я уже сказал — я придерживаюсь первоначального плана, — сказал он с упрямым раздражением. — Продажа одежды должна быть в моих руках. Таковы были условия нашего предприятия.
      Маст заговорил с внезапной твердостью в голосе:
      — Думаю, ты не совсем верно оцениваешь наши взаимоотношения, Педер. Ты всего лишь нанятый мною рабочий, служащий, не более того. Это МОЙ проект, и я от тебя приказов принимать не собираюсь.
      Он рывком вскочил со стула — немного угловатый, гибкий, угрюмый, как свинцовая пуля.
      — Будь же благоразумен, Педер. Все идет отлично! Попытайся вырваться из этого глупого настроения! Я к тебе заеду сегодня после полудня — сейчас я хочу немного поспать, — и мы поедем вместе на склад.
      Испытывая тошноту от предчувствия расстройства всех планов, Педер смотрел им вслед.
      Маст тихо напевал себе под нос. Его роскошный «Седан» марки «Кауредон», за пультом управления которого сидел Кастор, бесшумно, как шепот ветра, мчался по пустым предрассветным улицам.
      Граун сидел на заднем сиденье вместе с Мастом. Он заговорил своим хриплым грубым голосом:
      — Отчего ты нянчишься с этим недоумком, Реаль? Вышвырни его к черту, и подальше, вот что я тебе скажу. Ведь он же прирожденный неудачник.
      — Гм, возможно, — сказал спокойно Реалто. — Но он нам нужен, чтобы оценить товар. Я никогда не продаю вещь, если не знаю ее истинной цены.
      — Ну, и? Разве он единственный портной в этом городе? Купи другого.
      — Но остается вопрос о секретности… Но ты прав, Граун. Стоит позаботиться о том, чтобы удалить товар подальше от рук Форбарта, туда, где он до него не доберется. Это, по крайней мере, обеспечит нам его послушное сотрудничество.
      Он постучал по окошку, отделявшему их от Кастора.
      — Планы меняются, Кастор. Поехали к складу.
      Кастор нажал на рычаг управления. Автомобиль повернул за угол и помчался на юг.
      Маст удовлетворенно откинулся на спинку сиденья.
      — Он скоро поймет, что играет не в своей лиге и напрасно брыкается, —уверенно сказал он.
      Чувствуя, что вернуться в постель он не сможет, Педер в нерешительности и сомнениях мерил шагами спальню. Он не знал, как поступить.
      Наконец, в полном отчаянии, он сел на стул, обхватил голову руками. В конце концов придется уступить Масту, это очевидно. Но куда это его приведет?
      Скорее всего, на Ледлайд, планету-тюрьму.
      Он просидел так, наверное, полчаса, пока мысли его не вернулись к костюму Фрашонарда. Снаружи уже светало, и можно было вполне начать новый день с костюма.
      Да, сегодня, конечно, был день, посвященный костюму из проссима! Костюму Фрашонарда!
      Великое событие примерки костюма требовало неспешного и внимательного подхода. Он тщательно умылся, принял душ, вытерся и напудрился, съел легкий завтрак и принялся выбирать белье и прочие детали одежды к костюму: лимонного цвета полотняную рубашку с оборками на груди и манжетами с кантом, шелковые подштанники с цветочным узором из золотистой нитки, носки ручной вязки из настоящей шерсти настоящей овцы, туфли из мягкой черной кожи с золотыми пряжками.
      С бьющимся от приятного предвкушения сердцем, он спустился в мастерскую и там облачился в белье. Руки у него начали слегка дрожать. Потом он снял вешалку-плечики с костюмом с крючка на стене и надел костюм Фрашонарда, мгновенно ощутив электрический эффект прикосновения к проссимовой ткани.
      Восхитительно, восхитительно! Костюм сидел так ловко, словно Фрашонард готовил его лично для Педера. Жилет — потрясающая поддержка для личности, придающий ощущение выпрямленности, силы, бодрости и бдительного проворства. Брюки — длинные прямые, немного расклешенные внизу, как обтекатели сверхзвуковой ракеты. Они дали ему необычайное ощущение длинноногости и энергичности. Под воздействием этого ощущения он прошелся из конца в конец мастерской. Изящная тонкость линий пиджака координировала движения, избавляя от некоторой неуклюжести, обычно сопутствовавшей его походке.
      Остановившись, чтобы осмотреть в большом зеркале отражавшуюся в нем в полный рост его фигуру, он почувствовал, как костюм завладевает его личностью, переделывая ее, исцеляя дефекты, формируя новый тип взаимодействия личности с внешним миром. Перед зеркалом стоял новый Педер Форбарт, выпрямившийся, рациональный и оптимистически настроенный к внешнему миру — тот тип Форбарта, который латентно всегда скрывался в старой его личности и о котором он лишь мечтал. Костюм реализовал его спящие потенциальные качества. Даже черты лица были искусно трансформированы. В глазах осталось прежнее приятно-открытое выражение, но в них появилась новая, более твердая прямота. Исчезла былая уступчивость и нерешительная робость, их заменила безошибочная уверенность в своих силах. Даже пухлость и двойной подбородок, ранее усиливавшие ощущение слабости, теперь придавали ему вид человека, который знает, как проложить себе дорогу в этом мире.
      И как может личность, облаченная в костюм Фрашонарда, отрицать постулаты и догмы кайанской философии? Естественная внешняя форма Человека, возникшая в ходе эволюции — случайный придаток, скопище неуклюжести и несовершенств, совершенно не соответствующая внутренним творческим потенциям Человека. Если ему суждено вывести эти спящие потенции на поверхность, то он должен обзавестись соответствующей переходной зоной между внутренним и внешним миром. Лишь тогда сможет он противостоять вселенной в истинном своем наряде, стать существом объективно мыслящим и эффективно действующим, каким он и должен быть на самом деле, испытать на собственном опыте все возможные области экзистенции.
      Но эволюция физической оболочки человека, если она должна пойти далее формы безволосой обезьяны, не может быть отдана в руки случая, в руки слепых биологических сил. Она должна вестись силой осознанной, силой искусства! Другими словами, она будет достигнута с помощью Искусства Облачения!
      Пока он всматривался в отражение в зеркале, все эти идеи, ранее серьезно им не воспринимавшиеся, поскольку несли в себе привкус иностранного свержения привычных убеждений, ударили в сознание Педера с полной силой. Каждая секунда открывала ему новые ослепительные эффекты. В зеркале ему виделось далекое отражение человека-бога будущего, в бесстрашном облачении, вспышкой молнии пронизывающего галактики, вторгаясь, благодаря достоинствам своих совершенных покровов, в любую ситуацию, в любые обстоятельства. И как можно сравнивать подобное великолепие с непропеченным тестом, мокрой глиной, которую являл собой неодетый человек?!
      К нему пришла восторженная мысль. Теперь он был самым элегантно одетым человеком на Зиоде, и, предположительно, одним из пяти наиболее элегантных людей в Зиоде и Кайане, поскольку Фрашонард сделал всего пять проссимовых костюмов.
      Он был, следовательно, одним из пятерых элегантнейших людей во вселенной.
      Казалось, у него закружилась голова, комната пошла каруселью, гармонические цвета костюма на мгновение превратились в калейдоскоп. Восторженное беспамятство тут же его покинуло, едва он отвернулся от зеркала. Он вдруг понял, что проблема, мучившая его несколько минут назад, была пустяковой. Не имело смысла поднимать вопрос насчет неустойчивости Маста относительно выполнения заранее намеченного плана. Гораздо проще взять свою долю в натуральном виде, распорядиться ею более подходящим способом и прервать все отношения с бывшими партнерами. Пусть Маст после этого поступает, как ему нравится.
      Он вернулся наверх и заказал по телефону автотакси. Пока машина не прибыла, он подыскал в кладовой три подходящие большие сумки.
      Все будет прекрасно. Он стоял перед мастерской, глядя вверх. Солнце уже взошло, но на Харлосе звезды были видны еще несколько часов спустя после восхода. Скопление Зиод покрывало почти половину фиолетово-зеленого неба, как огромный светящийся гриб-дождевик, окруженный туманом менее плотно скопившихся пограничных солнц. Среди тысячи звезд этого скопления на сотне или более планет обитали люди, составлявшие нацию зиодцев. За скоплением просматривались радугоподобные Рукава Цист. И далее, еще более смутно, виднелась остальная часть галактики.
      Он подумал о человеке будущего, преображенного искусством Одеяния, который когда-нибудь будет управлять галактикой. Эволюция преображенного человека займет много времени — тысячи лет, наверное, — но одно было известно наверняка. Источником культуры Преображенного Человека будет Кайан, а не Зиод.
      Рядом остановилось автоматическое такси. Несколько минут спустя он уже мчал по почти пустым и тихим улицам утренней Гридиры.
      Пролетали мимо прилизанные здания коммерческих офисов. Вскоре автотакси оказалось в внешнем кольцевом районе многоэтажных жилых домов, где небо то и дело исчезало в перекрестьях высотных человеческих жилищ. Полчаса спустя он был в пригородных садах района Кадра, где улицы были красиво затенены ивами и букетными деревьями.
      Педер опустил стекло, вдыхая прохладный, чистый, напоенный ароматом цветущих деревьев воздух утра. Но когда автотакси остановилось у особнячка, снятого Мастом, он нахмурился. Возле особняка стоял «Седан» марки «Кауредон» с ручным управлением — машина Маста. Дверь гаража-пристройки была поднята, и внутри он увидел, как кто-то грузит тюки в небольшой автофургон.
      Он покинул автотакси и решительно зашагал по дорожке к гаражу.