Ригеллианская лихорадка поразила "Дерзость" ошеломляюще внезапно; никто не знал, откуда она взялась. Запросили – и получили – у командования Звездного Флота разрешение прервать исполнение очередного задания, чтобы найти планету с большими залежами риталина – единственного известного лекарства от этой болезни. К тому времени, как они нашли такую планету, один старшина умер, а еще четверо были серьезно больны.
      Кирк, Маккой и Спок тут же нуль-транспортировались на планету, оставив за старшего Скотта. Маккой просканировал все вокруг трикодером.
      – Большое месторождение риталина в направлении два-семь-три, примерно в миле отсюда, – сообщил он мрачно. – На его переработку у нас четыре часа, иначе эпидемия станет необратимой. Каждый на борту "Дерзости"…
      Не успели они с Кирком двинуться с места, как голос Спока остановил их.
      – В высшей степени странно, – сказал он. – Прибор отмечает наличие поблизости некой формы жизни. Между тем сенсоры корабля нашли планету необитаемой.
      – Человек? – спросил Кирк. – Впрочем, у нас нет на это времени. Давайте доберемся до того месторождения риталина.
      Они опять двинулись было, и снова их заставил замереть какой-то звук – на этот раз равномерное жужжание у них за спиной. Обернувшись, они увидели, как из-за скалы выплывает объект, в котором безошибочно угадывался робот: металлический, сферической формы, размером с пляжный мяч, усеянный выпуклостями, о назначении которых можно было только гадать. Машина направилась к ним на высоте чуть ниже человеческого роста, зловеще мерцая.
      Люди вытащили фазеры. На поверхности робота на мгновение мелькнул яркий свет, и куст рядом с Кирком объяло пламя.
      Сначала Кирк, а потом и двое других выстрелили в ответ – вернее, попытались. Все три фазера бездействовали. Робот продолжал двигаться вперед.
      – Не убивай, – послышался мужской голос.
      Робот замер в воздухе. Из-за той же самой скалы вышел обладатель голоса – мускулистый мужчина лет сорока, чья манера держаться внушала ощущение безграничного достоинства, уверенности в себе и власти.
      – Благодарю, – с облегчением сказал Кирк. – Я – капитан Джеймс Кирк звездолета…
      – Я знаю, кто вы. Я слежу за вашим кораблем с момента, когда он вошел в эту систему.
      – В таком случае, вы знаете, зачем мы здесь, мистер…
      – Флинт. Покиньте мою планету.
      – Вашу планету, сэр? – спросил Спок.
      – Мое убежище – от неприятностей жизни на Земле… и от общества других людей.
      – Мистер Флинт, у меня там, наверху, – больная команда. Вполне возможно, мы не успеем вовремя достичь другой планеты. Мы сожалеем о нашем невольном вторжении. Мы с удовольствием покинем ваш маленький частный мир так скоро, как только возможно, но, не дав нам риталина, вы приговорите к смерти четыреста тридцать человек!
      – Вы нарушаете границу частного владения, капитан.
      – Мы – в состоянии крайней необходимости. Мы заплатим вам за риталин… обменяем его… отработаем.
      – У вас нет ничего такого, чего я мог бы захотеть, – сказал Флинт.
      – Тем не менее, нам необходим этот риталин. Если понадобится, мы его возьмем.
      – Если вы не уйдете по доброй воле, у меня есть чем заставить вас или убить на этом самом месте.
      Кирк извлек передатчик и щелчком включил его.
      – Кирк – "Дерзости". Мистер Скотт, нацельте фазеры на координаты моей группы.
      – Есть, капитан. Фазеры нацелены.
      – Если с нами что-то случится, смертей будет четыре, – заверил Кирк Флинта. – И в любом случае моя команда получит риталин.
      – Это будет интересная проба сил. Ваша громадная мощь – против моей. Кто победит?
      – Если вы не уверены, – сказал Спок, – полагаю, вы воздержитесь от такого в высшей степени бесполезного эксперимента.
      – Нам нужно лишь несколько часов, – добавил Кирк.
      – Вы когда-нибудь видели жертву ригеллианской лихорадки? – спросил Маккой. – Она убивает в один день. Ее течение имеет сходство с бубонной чумой.
      Флинт, судя по его лицу, унесся мыслями куда-то далеко…
      – Константинополь, лето, 1334 год. Она шествовала по улицам… шить саваны было некому. Она покинула город вместе с повозками и кораблями, чтобы убить пол-Европы. Крысы… шуршащие и визжащие в ночи, когда они тоже умирали…
      – Вы изучаете историю, мистер Флинт? – поинтересовался Спок.
      – Изучаю. – Он встряхнулся. – "Дерзость" – чумной корабль. Ладно, даю вам два часа. По истечении этого срока вы меня покинете.
      – Со всей приличествующей благодарностью, – суховато ответил Кирк. – Мистер Спок, Кощей…
      – Не нужно, – сказал Флинт, указывая на робота. – М-4 соберет риталин, который вам необходим. Тем временем позвольте мне предложить более удобное окружение.
 

***

 
      "Более удобное" оказалось чересчур сдержанной характеристикой. Центральный зал подземного дома Флинта был столь же огромен, сколь и роскошен. Наиболее впечатляли произведения искусства – десятки картин в рамах, висевших на всех стенах, кроме одной, которая была полностью занята книгами. Там была скульптура, бюсты, гобелены, подсвеченные застекленные стенды с раскрытыми книгами и рукописями очевидной древности, и даже большой концертный рояль. Жилище было теплым, удобным, и явно принадлежало мужчине, вопреки всем этим богатствам – и музей, и дом одновременно.
      – Наши корабельные сенсоры не обнаружили здесь вашего присутствия, мистер Флинт, – сказал Спок.
      – Моя планета окружена экранами, создающими впечатление безжизненности. Это защита от любопытных – тех, что являются без приглашения.
      – Такой дом, должно быть, трудно содержать.
      – М-4 выполняет работу дворецкого, кухарки, садовника… и сторожа.
      Маккой разглядывал содержимое подсвеченных стендов с нескрываемым благоговением:
      – Первое издание Шекспира… Библия Гутенберга… литографии из цикла "Сотворение" Таранулюса с Центавра VIII… некоторые редчайшие в Галактике книги… на протяжении столетий!
      – Располагайтесь поудобнее, – сказал Флинт. – Угощайтесь бренди, джентльмены. – Он невозмутимо вышел.
      – Стоит ли ему доверять? – спросил Маккой.
      – Поступать так было бы логично… сейчас.
      – Мне понадобится два часа, – озабоченно сказал Маккой – чтобы сделать из риталина антитоксин.
      – Если риталин не появится в течение часа, мы пойдем на разведку, – сказал Кирк. – Вопреки господину Флинту, если понадобится.
      Спок тем временем осматривал картины.
      – Это самое роскошное собрание произведений искусства из всех, которые я когда-либо видел, – сказал он. – И единственное в своем роде. Большинство работ принадлежит кисти трех художников: Леонардо да Винчи, шестнадцатый век, Реджинальду Поллоку, двадцатый, и – ни больше, ни меньше – Стену с Маркуса II.
      – А это, – проговорил Маккой, подходя к бару и извлекая оттуда бутылку, – сирианское бренди, которому сотня лет. Но где же рюмки? А, Джим? Я знаю, вы не пьете, Спок. Всевышний не допускает, чтобы ваши математически безупречные мозговые биопотенциалы искажались этим слишком человеческим пороком.
      – Благодарю вас, доктор. Я выпью бренди.
      – А сможем ли мы всего лишь вдвоем утихомирить подвыпившего вулканита? – спросил Маккой Кирка. – Стоит алкоголю попасть в эту зеленую кровь…
      – Не произойдет ничего такого, с чем я не смог бы справиться гораздо успешнее вас, – сказал Спок, отхлебнув бренди. – Если я выгляжу возбужденным, то это из-за увиденного. Я близок к тому, чтобы испытать непривычное чувство.
      – Так выпьем же за это, – сказал Маккой. – Что же за чувство вы почти испытываете?
      – Зависть. Каждая из этих картин да Винчи не включена ни в один каталог, не существует ни в одной репродукции. Это неизвестные работы. Все они –явно подлинные, до последнего мазка, и даже холст и краски такие же. Будь они действительно неизвестными работами да Винчи, цены бы им не было.
      – Цены бы не было? – спросил Кирк. – Вы думаете, это могут быть и подделки?
      – В высшей степени странно. Человек, который, подобно Флинту, явно очень богат и обладает безупречным вкусом, вряд ли повесит на стену подделку. И все же мой трикодер показывает, что и холсты, и краски – наши с вами современники.
      – Это может оказаться тем, чем кажется, – сказал Кирк задумчиво. – А может быть и ширмой… и каким-нибудь розыгрышем… даже иллюзией.
      – Это могло бы хоть что-то прояснить в этих картинах, – сказал Маккой. – Похожих на настоящие…
      – Хорошо бы кому-то из вас полностью просканировать трикодером нашего хозяина, – сказал Кирк. – Посмотрим, человек ли он.
      – Когда он повернется спиной, – согласился Маккой. Кирк вынул передатчик.
      – Кирк – "Дерзости". Мистер Скотт, разыщите в библиотеке все, что известно об этом господине Флинте, с которым мы здесь столкнулись… и об этой планете – Хольберг 917-С. Будьте готовы доложить результаты, я с вами свяжусь.
      – Есть, сэр.
      – Кирк отключается. А теперь насладимся-ка его бренди. На вкус оно настоящее.
      Но едва он поднес к губам рюмку, снова послышалось знакомое жужжание робота М-4. Люди настороженно застыли, когда машина вплыла в зал и двинулась к ним, но остановилась, зависнув над большим, низким столом. Передняя ее панель открылась, и оттуда на стол высыпались белесоватые кубики. Потом робот закрыл панель и отплыл чуть назад.
      Маккой ухватился за один из кубиков.
      – Это похоже на… точно! Риталин! Очищенный… готовый к превращению в антитоксин!
      – Кто бы ни был наш хозяин, он выпутался, – сказал Кирк. – Маккой, нуль-транспортируйся на корабль и начинай переработку.
      – В этом нет необходимости, – сказал Флинт, появляясь на вершине трапа. – М-4 сможет подготовить риталин для прививки в моей лаборатории быстрее, чем смогли бы вы на борту корабля.
      – Я бы, конечно, хотел понаблюдать за этим, – сказал Маккой.
      – А когда вы будете удовлетворены ходом работ, надеюсь, вы окажете мне честь отобедать со мной.
      – Благодарю вас, мистер Флинт, – сказал Кирк. – Боюсь, что мы не располагаем для этого временем.
      Флинт спустился на шаг вниз по трапу.
      – Я сожалею о своем давешнем негостеприимстве. Позвольте мне поправить впечатление.
      Он повернулся к ним боком, протягивая руку назад.
      На вершине трапа появилась потрясающе красивая девушка в свободно ниспадающем одеянии. В ее взгляде, устремленном на незнакомцев, слились чистота и трепет.
      Они вдвоем сошли с трапа. Девушка оказалась столь же грациозной, сколь и прекрасной; и, тем не менее, производила впечатление особы, нимало не догадывавшейся о том обаянии, которое она источала.
      – Я думал, вы живете один, мистер Флинт, – сказал Кирк, когда наконец вновь обрел дар речи.
      – Нет, я живу не один – вот еще один член нашей семьи. Джентльмены, позвольте представить вам Раину.
      Обмен любезностями состоялся. Потом Раина сказала:
      – Мистер Спок, я очень надеюсь, что у нас с вами найдется время обсудить проблему плотности межвселенских полей и их взаимоотношения с феноменом гравитационных вихрей.
      Если Спок и был поражен сей речью так же, как и Кирк, он не выказал этого.
      – В самом деле? Я бы с удовольствием побеседовал на эту тему. Она меня интересует.
      – Ее родители погибли по нелепой случайности, работая у меня, – объяснил Флинт. – Умирая, они доверили свое дитя, Раину Кэйпец, под мое попечительство. Я взрастил ее и дал образование.
      – И достигли впечатляющих результатов, сэр, – сказал Маккой. – Раина, что вас еще интересует, кроме феномена гравитационных вихрей?
      – Все. Меньшее – просто предательство интеллекта.
      – Все, что есть во Вселенной? – ласково спросил Маккой. – Все знания? Помните, жить – это больше, чем познавать.
      – Знания Раины равноценны семнадцати университетским степеням по различным направлениям науки и искусства, – сказал Флинт. – Она отдает себе отчет в том, что интеллект – это еще не все, но развитие интеллекта должно идти прежде всего, иначе индивидуум совершает ошибки, теряет время в бесплодных поисках.
      – В ее возрасте я едва ли не наслаждался своими ошибками, – сказал Маккой. – Однако, очевидно, ничего плохого не случилось, Раина. Вы – самая непохожая на книжного червя штучка, какую я только видел.
      – Флинт – мой учитель. Вы – первые чужие люди, которых я вижу.
      Кирк пристально посмотрел на нее, не зная, понравилось ли ему то, что он услышал. Впрочем, это не его дело.
      – То, что составляет несчастье мужчин всего мира, – говорил тем временем Маккой, – стало нашей удачей.
      – Если вы последуете за моим роботом в лабораторию, доктор, – сказал Флинт, – вы сможете убедиться, что переработка риталина идет как надо.
      Маккой подобрал кубики риталина и с сомнением глянул на М-4. Робот бесшумно развернулся в воздухе и заскользил прочь, потащив врача за собой.
      – Что доставит вам удовольствие, джентльмены? – поинтересовался Флинт. – Шахматы? Билльярд? Беседа?
      Кирк все еще смотрел на Раину.
      – А почему бы не все сразу? – сказал он рассеянно.
 

***

 
      Кирк не был редкостным мастером пула, и обнаружил, что Раина намного его превосходит. Он выбрал позицию для удара, погруженный в игру. Флинт и Спок наблюдали.
      Флинт сказал:
      – Я окружил Раину красотой и благами человеческой культуры – ее художественными богатствами и мудростью науки.
      Кирк промазал.
      – Я защитил ее от продажности и дикости человеческой, – продолжил Флинт. – Результат вы видите, капитан.
      Раина задумала трехбортовой удар, который блестяще удался. Кирк выпрямился, чувствуя, что рассеиваются последние надежды на выигрыш.
      – Вы ее и этому научили? – спросил он.
      – Мы часто играем.
      – Разрешите вам показать, капитан? – сказала Раина. Она шагнула к нему поближе, придавая его руке правильное положение на кие.
      – Вы сказали "дикость", мистер Флинт, – начал Кирк. – Как давно вы в последний раз были на Земле?
      – Вы скажете, что она более не жестока. Но она именно такова, капитан. Посмотрите на ваш звездолет, ощетинившийся оружием…
      Кирк и Раина стояли рядом, склонившись над столом; их руки сплелись – она помогала ему подготовить удар. Он обнаружил, что Флинту внимает не слишком большая доля его разума.
      – …его назначение – колонизировать, эксплуатировать, уничтожать при необходимости, чтобы служить интересам Федерации.
      Кирк нанес удар. На этот раз получилось совсем неплохо.
      – Наша миссия – мирная, – сказал он, – наше оружие – оборонительное. Если бы мы были такими варварами, мы бы не спрашивали риталин. Ваше приветствие, а не наше, повлекло за собой определенный недостаток благожелательности.
      – Это результат воздействия некоторых обстоятельств, которые не имеют касательства лично к вам.
      Спок с интересом оглядел рояль и сел, изучая рукопись, стоявшую на подставке для нот.
      – Такое случается повсюду, – сказал Кирк, – с каждым человеком, принуждая его к тому, что вы называете дикостью. У каждого есть темные страстишки… сокровенные нужды и тайны… в каждом затаился зверь инстинкта. Оставаясь людьми, мы всегда будем такими. – Он повернулся к Раине, которую явно удивило, что кто-то осмеливается спорить с Флинтом. – Ведь человек – существо сложное. Невозможно избежать ни того уродства, что внутри себя, ни того, что исходит извне. Это часть игры под названием "жизнь".
      Спок начал неуверенно извлекать мелодию, запечатленную в нотной рукописи. Флинт посмотрел на него, видимо, осененный внезапной идеей.
      – Почему бы вам не сыграть этот вальс, мистер Спок? – Он обернулся к Кирку. – Быть человеком – это еще и искать наслаждения. Смеяться… танцевать… Раина – превосходная танцовщица.
      Читая с листа, Спок начал играть. Кирк посмотрел на Раину.
      – Не доставите ли удовольствие?
      Она отдалась его рукам. Первые несколько шагов оказались неловкими, поскольку Кирк давно не практиковался, но вести ее было легко. На лице ее застыла какая-то странная полуулыбка. Флинт смотрел на них по-отечески, но в то же время явно о чем-то размышляя.
      Спок играл очень хорошо, особенно если учесть, что рукопись выглядела написанной в спешке; но уж слишком он был погружен в свои мысли, и поневоле возникали сомнения: вряд ли он так сосредоточился только на трудностях чтения этой нотной записи.
      Когда Кирк и Раина проносились мимо Флинта, она улыбнулась своему приемному отцу светлой, радостной улыбкой, и лицо ее было при этом таким оживленным, как никогда еще за все время, какое она провела с гостями. Флинт вернул улыбку, явно тронутый, но… где-то в глубине по-прежнему напряженно работал его разум.
      Потом вошел Маккой, не на шутку встревоженный. Спок перестал играть, и танцующая парочка распалась.
      – Что-то не так? – спросил Кирк.
      – Танцевать не от чего. Этот риталин не подойдет! Мы не сможем его использовать. Он содержит ириллий – в соотношении приблизительно один на тысячу.
      – Ириллий сделал бы антитоксин неактивным? – уточнил Спок.
      – Верно. Бесполезным.
      – Очень жаль, что это не обнаружилось раньше, – сказал Флинт. – Я отправлюсь вместе с М-4, чтобы собрать еще риталина и самому его отсортировать. Если желаете, доктор, пожалуйста, присоединяйтесь ко мне.
      Он вышел, очевидно, чтобы вызвать робота.
      – Как со временем, Маккой? – спросил Кирк. – Скоро ли начнется эпидемия?
      – Осталось чуть больше двух с половиной часов. Думаю, мы проскочим. Никогда не видел ничего подобного скорости этого робота. Нам бы понадобилось вдвое больше времени, чтобы переработать такое количество материала.
      – А мы ли сделали эту ошибку? – мрачно спросил Кирк.
      – Я ее сделал, совсем как тот робот. Я не подозревал о наличии этого загрязнения до тех пор, пока сканирование готового антитоксина не выявило его. Что, если весь риталин на этой планете содержит ириллий?
      – Иди-ка с Флинтом. И смотри в оба.
      – Как сокол, – сказал Маккой, поворачиваясь к выходу.
      – А та лаборатория – диковинное местечко, Джим. Вам со Споком надо на нее взглянуть.
      Он поднялся по трапу вслед за Флинтом. Спок встал со стула у рояля, взяв нотную рукопись с подставки.
      – Вот еще кое-что необычное, – сказал он. – Вальс, который я играл, написан Иоганном Брамсом. Но эти ноты, капитан, начертаны самим Брамсом, я узнаю его почерк. Это – неизвестный вальс; несомненно, произведение Брамса, но неизвестное.
      – Позже, мистер Спок, – сказал озабоченный Кирк. – Я, пожалуй, осмотрю ту лабораторию. От нее зависят наши жизни. Если бы мы только могли извлечь ириллий из уже полученного антитоксина… А куда девалась Раина?
      – Я не заметил, как она ушла, капитан. Я был поглощен…
      – Ладно. Оставайтесь тут. Дайте мне знать, когда вернутся Маккой и Флинт.
      Спок кивнул и снова уселся за рояль. Когда Кирк поднялся по трапу, мелодия вальса опять зазвучала у него за спиной.
      Он отыскал лабораторию без труда, и она на самом деле оказалась каким-то чудом. Среди множества аккуратно расставленных приборов лишь некоторые выглядели хотя бы смутно знакомыми. Для чего Флинт использовал такую мощную базу? Она предполагала исследовательскую работу высокого уровня, и притом ведущуюся постоянно. Неужели действительно нет предела гению этого человека?
      Потом Кирк осознал, что он не один. Раина стояла на противоположной стороне лаборатории, перед другой дверью. Она стояла, держа перед собой заломленные руки, а глаза ее устремились ввысь, то ли в медитации, то ли вопрошая о чем-то, что она не могла выразить словами. И еще было видно, что она слегка дрожит.
      Кирк подошел к ней; она обернулась. Да, она вся дрожала.
      – Вы покинули нас, – сказал Кирк, – и в комнате стало одиноко.
      – Одиноко? Я не знаю этого слова.
      – Это такое состояние, когда хочется, чтобы рядом был кто-то еще. Это как жажда… как будто в пустыне умирает цветок… – Кирк запнулся, удивленный выплеснувшимися из него образами. Он перевел взгляд на дверь, у которой стояла Раина. – Что за этой дверью?
      – Я не знаю. Флинт сказал, что мне туда нельзя. Он больше ничего мне не запрещает.
      – Тогда… почему ты тут?
      – Я… не знаю. Я прихожу сюда, когда встревожена… когда я ищу себя.
      – А сейчас тебе тревожно?
      – Да.
      – Отчего?
      Она пристально, испытующе посмотрела на него, но не ответила.
      – Ты счастлива здесь, с Флинтом?
      – Он – величайший, самый добрый, самый мудрый человек во всей Галактике.
      – Тогда чего же ты боишься? А ты боишься, я же вижу. Он обнял ее, прикрывая от неизвестного страха. Дрожь не унялась.
      – Раина, здесь холодно. Подумай о чем-то далеком. О совершенном, безопасном, идиллическом мире – его сделает таким твое присутствие. О мире, о котором мечтают дети…
      – А мечтала ли я? Мое детство… я помню этот год… последний год…
      Что сотворил Флинт с этим невинным младенцем? Он ощутил, как лицо его деревенеет. Она выглядела смущенной.
      – Не бойся, – сказал он нежно.
      Он поцеловал ее. Он задумывал этот поцелуй как чисто братский, но, отступив, обнаружил, что очень взволнован. Он наклонил голову и прижался к ее губам в долгом, глубоком поцелуе.
      Только он оторвался от нежных губ, как пристальный взгляд ее, обращенный через его плечо, вспыхнул, а глаза расширились от ужаса.
      – Нет! – закричала она. – Нет, нет!
      Кирк вихрем обернулся, запоздало осознав, что слышит жужжание робота. Машина плыла к нему, ее огни зловеще вспыхивали. Он встал между роботом и девушкой. Машина неумолимо надвигалась, и он попятился на шаг, стараясь увести ее от Раины.
      – Остановись! – крикнула Раина. – ОСТАНОВИСЬ!
      М-4 не остановился. Кирк, отступая, нырнул под какой-то большой аппарат и выхватил фазер; когда робот опять показался, Кирк выстрелил в упор. Как он и ожидал, оружие отказало.
      – Стой! Приказ! ПРИКАЗ!
      Мало-помалу робот загнал Кирка в угол. Кирк подобрался, чтобы броситься на него – скорее всего, тщетно, но выбора не было.
      А потом отрывисто прошипел фазер, и робот исчез. Из-за массивного аппарата, рядом с которым Кирк пытался из засады напасть на М-4, появился Спок, убирая оружие в кобуру.
      – Ух ты, – выдохнул Кирк. – Благодарю вас, мистер Спок.
      – К счастью, робот был слишком поглощен вами, чтобы нейтрализовать мой фазер, – сказал Спок. – Доктор Маккой и господин Флинт только что вернулись с риталином.
      Все ли в порядке с Раиной? Кирк подошел к ней. На вид – невредима. Неожиданно она подняла руку, чтобы коснуться его губ. Потом отвернулась; в глубине широко распахнутых глаз ее осталась тревога.
 

***

 
      Они опять находились в центральном зале – Спок, Раина и донельзя рассерженный Кирк. Флинт оставался совершенно спокойным. За его спиной Спок вынул трикодер и навел прибор на Флинта.
      – М-4 запрограммирован защищать членов этой семьи, – невозмутимо сказал Флинт. – Не сомневаюсь, что нужно бы изменить его инструкции, чтобы допускать несанкционированные, но предсказуемые действия с вашей стороны. Он подумал, что вы нападали на Раину. Неправильно истолковал ваши действия.
      Кирк был далеко не уверен, что допускает это объяснение. Он шагнул к Флинту.
      – Если бы он находился поблизости теперь, он мог бы истолковать совершенно правильно…
      Послышалось тихое жужжание.
      Машина вернулась – или ее точная копия – и бдительно висела рядом с Флинтом.
      – Слишком полезное устройство, чтобы обходиться без него, – сказал Флинт. – Я создал еще одно. Отправляйся в лабораторию, М-5.
      Спок перекинул трикодер через плечо.
      – Прямо из энергии – в материю, – сказал он. – Без сомнения, почти мгновенное производство, в ходе которого ваш робот был скопирован с некой существующей матрицы.
      Флинт кивнул, не сводя глаз с Кирка.
      – Радуйтесь, что не напали на меня, капитан. Я мог принять вызов – а физически я вдвое сильнее вас.
      – Говоря вашими словами, это была бы интересная проба сил.
      – Как он ребячлив, Раина. Как бы ты его назвала – храбрецом или глупцом?
      – Я счастлива, что он не погиб, – сказала Раина низким голосом.
      – Разумеется. Смерть, когда она не нужна – трагична. Капитан, доктор Маккой – в лаборатории, занимается с новой партией риталина. Он вполне удовлетворен чистотой этой партии. Я бы предположил, что вы подождете здесь, терпеливо… и благополучно. Как вы убедились, мои системы защиты действуют автоматически – и не всегда в соответствии с моими желаниями.
      Кирк почувствовал, что Флинт определенно не убежден в истинности своего последнего утверждения.
      Флинт положил руку на плечо Раины.
      – Пойдем, Раина.
      Бросив на Кирка последний, долгий взгляд, она позволила увести себя вверх по трапу. Нахмурившись, Кирк упрямо шагнул вслед за ними, но Спок удержал его.
      – Мне не нравится, как он ей командует, – сказал Кирк.
      – Поскольку мы зависим от господина Флинта в отношении риталина, я бы, с вашего разрешения, предположил, капитан, что вам лучше бы обращать меньше внимания на эту юную леди, если вы с ней еще раз столкнетесь.
      – Он любит ее?
      – Все признаки налицо.
      – Ревность! Это могло бы объяснить то нападение. И все же… видно же было, что он хочет, чтобы мы были вместе: та игра в бильярд… ведь это он предложил нам потанцевать…
      – Это выглядит как вызов логике мужчины, насколько я понимаю.
      После тягостной паузы Кирк вытащил передатчик.
      – Кирк – "Дерзости". Мистер Скотт, доложите, каково положение с ригеллианской лихорадкой.
      – Почти все на борту заболели, сэр. На вахте остались единицы, мы ждем антитоксина.
      – Еще немного, Скотти. Доложи, что там нашел компьютер.
      – О мистере Флинте записей нет. Такое впечатление, что у него попросту нет прошлого. Планету приобрел тридцать лет назад господин Нова, богатый финансист-затворник.
      – Проверьте, что есть о Раине Кейпец. Гражданское состояние: официально оформленная опека, после смерти родителей.
      – Есть, капитан.
      Когда Кирк медленно отложил передатчик, Спок сказал:
      – И все же существует тайна, еще большая. Я смог получить трикодерную сканограмму господина Флинта, пока вы с ним воевали. Он – человек. Но есть биофизические особенности. Некоторые показания, касающиеся его телесных отправлений, несоразмерны другим. Вот лишь одно: отмечен громадный возраст – порядка шести тысяч лет.
      – Шесть тысяч! Он не выглядит и на пару нолей меньше. Вы можете это подтвердить, мистер Спок?
      – Я введу сканограмму в медкомпьютер доктора Маккоя, когда мы вернемся на корабль.
      – Сколько у нас времени?
      – Нам надо начать инъекции антитоксина не позже, чем через два часа восемнадцать минут, иначе эпидемия окажется роковой для всех нас.
      Кирк нахмурился.
      – Почему переработка отнимает на этот раз так много времени?
      – Промедление выглядит так, как если бы было намеренным.
      – Да, – мрачно согласился Кирк. – Как будто он по какой-то причине удерживает нас здесь.
      – В высшей степени странно. Хотя господин Флинт, видимо, желает, чтобы мы задержались, в то же время его что-то тревожит. Логично предположить, что он осведомлен о каждом нашем движении… что он наблюдает за нами.
      Пискнул передатчик.
      – Здесь Кирк.
      – Скотт, сэр. В официальных банках Федерации записей о Раине Кейпец нет.
      – Сведения об арестах или тюремном заключении?
      – О ней вообще нигде нет никаких биографических данных. Как и о Флинте.
      – .Спасибо, Скопи. Кирк отключается. Как и о Флинте… Люди без прошлого. В таком случае чьей властью она здесь? Чем он ее удерживает?
      – Я бы предложил в качестве неотложной задачи риталин.
      – Давайте отыщем Маккоя.
      Едва он направился к двери, вошла Раина. Она выглядела очень взволнованной.
      – Капитан! – позвала она.
      – Идите, Спок. Я встречусь с вами в лаборатории. Когда они остались одни, Раина сказала:
      – Я пришла попрощаться.
      – Я не хочу прощаться.
      – Я счастлива, что вы будете жить.
      Кирк изучающе посмотрел на нее. Она выглядела наивной, неуверенной, и все же где-то глубоко угадывалось непонятное упорство. Она стояла недвижно, как будто во власти сил, которых не понимала.
      Он подошел к ней.
      – Я знаю теперь, зачем я жил.
      Он обнял ее и поцеловал. Их второй поцелуй оказался много длиннее первого, ее ответ неожиданно потерял невинность.
      – Пойдем с нами, – хрипло сказал Кирк.
      – Мое место…
      – …там, где ты хочешь быть. Где тебе хочется быть?
      – С тобой.
      – Всегда.
      – Здесь, – сказала она.
      – Нет, идем с нами. Я обещаю тебе счастье.
      – Здесь мне было так покойно…
      – Детство кончается. Ты любишь меня, а не Флинта.
      Долго-долго она стояла безмолвно, едва дыша. Наконец высвободилась из его объятий и убежала. Кирк так же долго смотрел ей вслед, а потом, со все еще бухающим сердцем, отправился в лабораторию.
      Когда он вошел, Маккой сказал:
      – Флинт лгал нам: риталина здесь нет.
      – Но у меня перед глазами – показания трикодера, капитан, – сказал Спок. – Риталин – явно за этой-дверью. Дверь, на которую был нацелен трикодер, оказалась той самой, о которой Раина сказала, что Флинт запретил ей входить туда.
      – Почему Флинт все время хитрит с нами? – спросил Кирк, внезапно приходя в ярость от постоянно растущей горы тайн. – Очевидно, предполагается, что мы войдем и возьмем его – если сможем! Давайте же не разочаруем этого знатока шахмат. Фазеры – на полную!
      Но едва они вынули оружие, дверь сама начала с громыханием открываться. Из-за нее доносился монотонный низкий шум машин.
      Кирк пошел первым. Сразу же бросились в глаза кубики риталина, лежавшие на одном из столов. Кирк торжествующе направился было к ним, но внимание его привлекло тщательно задрапированное тело на столе, выложенном плиткой. Стол этот украшала надпись: "РАЙНА-16".
      Лежащее навзничь тело принадлежало женщине. Лицо ее, не вполне человеческое, напоминало кусок мертвой белой глины с прекрасно вылепленными женскими чертами и как-то неуловимо незавершенное. И все же, для сомнений не оставалось места: это было лицо Раины.
      На другой стороне прозрачного футляра висел зажим с записями. Большинство закорючек вроде бы относились к области математики.
      Как во сне, Кирк приблизился к следующему футляру. Тело в нем было менее завершенным, чем первое. На лице ясно виднелись следы работы скульптора; черты его были лишь грубо намечены. Но и оно принадлежало Раине – Райне-17.
      – Физически – человек, – тихо сказал Маккой, – и все же не человек. Джим… она – андроид!
      – Созданный здесь, моими руками, – зазвучал в дверях голос Флинта. – Здесь кончились века одиночества.
      – Века? – переспросил Кирк.
      – Ваше собрание шедевров Леонардо да Винчи, господин Флинт, – сказал Спок. – Многие выглядят написанными недавно – на современных холстах, новыми красками. А на вашем рояле – вальс Иоганна Брамса, неизвестное произведение, в рукописи, написанное современными чернилами – и, тем не менее, несомненно подлинное, как и картины…
      – Брамс – это я, – сказал Флинт.
      – И да Винчи.
      – Да
      – Сколькими же еще именами можно вас называть? – спросил Спок.
      – Соломон, Александр, Лазарь, Мафусаил, Мерлин, Абрамсон… и еще сотня имен, которых вы не знаете.
      – Вы родились…?
      – В том районе Земли, который позже назвали Месопотамией, в 3034 году до рождества Христова, как сейчас принято вести счет тысячелетиям. Меня звали Ахарин, и был я солдатом – задирой и дураком. Я пал в битве с пронзенным сердцем… и не умер.
      – Какая-то мутация, – зачарованно сказал Маккой. – Мгновенная регенерация тканей… и, очевидно, совершенное, неизменное равновесие между анаболизмом и катаболизмом. Вы поняли, что бессмертны…
      – И что это надо скрывать: поселиться где-то, прожить часть жизни, симулируя старение – а потом двигаться дальше, до того, как заподозрят мою природу. Однажды ночью я исчезал или имитировал самоубийство.
      – Ваше богатство, ваш интеллект, продукт веков изучения и накопления знаний, – сказал Спок. – Вы знали величайшие умы истории…
      – Галилея, – сказал Флинт. – Моисея. Сократа. Иисуса. И я был женат сотню раз. Избранные, любимые, лелеемые… тихо ласкать, вдохнуть мимолетный аромат… а потом старость, смерть и вкус праха. Понимаете ли вы?
      – Вы желали совершенной женщины, – сказал Спок. – Последней женщины, столь же выдающейся, столь же бессмертной, как вы сами. Навсегда вашей супруги.
      – Задуманной моим сердцем, – сказал Флинт. – Я не мог любить ее больше, чем любил.
      – Спок, – шепнул Кирк, – вы знали.
      – Решающих данных не было. Как бы то ни было, господин Флинт выбрал планету, богатую риталином… я надеялся, что окажусь неправ.
      – Почему вы не сообщили мне? – сурово спросил Кирк.
      – Что вы на это скажете?
      – Что вы были неправы, – сказал Кирк, – неправы. Да, я уверен.
      – Вы повстречали совершенство, – сказал Флинт. – Что делать, вы его полюбили. Но нельзя любить андроида, капитан. Я люблю ее, она – мое изделие… моя собственность… она – то, чего я так страстно желал.
      – И вы сложили здесь риталин, чтобы преподать мне это, – сказал Кирк. – Она знает?
      – Она никогда не узнает.
      – Пойдемте, мистер Спок, – устало сказал Кирк.
      – Вы останетесь, – возразил Флинт.
      – Почему?
      – Мы знаем еще и о том, кто он, капитан.
      – Да, – сказал Флинт. – Если бы вы покинули меня, за вами бы последовали любопытные… придурковатые, надоедливые; официальные лица, просители. Мое уединение – моя собственность, и я не желаю, чтобы благодаря вам оно нарушилось.
      – Мы сможем хранить молчание, – предположил Спок.
      – Бедствие вмешательства, мистер Спок. Я знаю, что это такое… я больше не буду рисковать. – Рука Флинта скользнула к маленькому пульту управления, висевшему у него на поясе.
      Кирк выхватил передатчик. Флинт улыбнулся почти печально.
      – Они не ответят, капитан. Смотрите.
      Посреди комнаты, где Флинт творил жизнь, начала возникать колонна из закрученного в водоворот света. Когда она стала яркой, в ней показался силуэт "Дерзости", парящий в нескольких футах над полом; мерцали знакомые крошечные огоньки.
      – Нет! – крикнул Кирк.
      – Проба сил, – сказал Флинт. – У вас не было ни единого шанса.
      – Моя команда…
      – Настало время и вам присоединиться к ним. Кирка замутило.
      – Вы… уничтожили… четыреста жизней? Почему?
      – Я видел, как пали сто миллионов. Я знаю Смерть лучше любого человека; я бросал врагов в ее объятья. Но мне знакомо милосердие. Ваша команда не мертва, ее жизнь лишь приостановлена.
      – Это хуже смерти, – сказал Кирк свирепо. – Верните их к жизни! Отдайте мой корабль!
      – В свое время. Через тысячу лет… или две тысячи. Вы увидите будущее, капитан Кирк. – Флинт посмотрел на "Дерзость". – Превосходный аппарат. Возможно, я смогу чему-то научиться, разобравшись в его устройстве.
      – И это вы были таким человеком? – сказал Кирк. – Познавшим и создавшим такую красоту? Видевшим, как ваша раса вырывалась из жестокости и варварства, всю вашу громадную жизнь! И все же теперь вы сделаете это с нами?
      – То были цветы моего прошлого. Я держу в руках крапиву настоящего. Я Флинт – и у меня свои нужды.
      – Какие нужды?
      – Вечером я видел… нечто удивительное-. Нечто, чего я ждал… для чего трудился. И этому ничто не должно угрожать. Чувства Раины наконец пробудились к жизни. Теперь они обратятся на меня, в том одиночестве, что я храню.
      – Нет, – раздался голос Раины. Все обернулись.
      – Раина! – воскликнул в изумлении Флинт. – И давно ты здесь?
      – Ты не должен делать этого с ними!
      – Должен. – Рука Флинта неумолимо двинулась к обратно к устройству на поясе.
      – Раина, – сказал Спок. – что почувствуешь ты к нему, когда нас не станет?
      Она не ответила, но недоверие, горе, сильнейшая ненависть в ее лице, обращенном к Флинту, говорили сами за себя.
      – Все чувства связаны, мистер Флинт, – сказал Спок. – Причините нам вред, и она возненавидит вас.
      – Верните мне мой корабль, – холодно сказал Кирк. – С нами ваша тайна – в безопасности.
      Флинт невозмутимо посмотрел на Кирка. Потом едва заметно пожал плечами; то был человек, которому и раньше приходилось проигрывать сражения. Он снова коснулся пульта управления у себя на поясе.
      Колонна света вместе с игрушечной "Дерзостью" поблекла и исчезла.
      – Вот почему вы затягивали переработку риталина, – произнес Кирк тихо, с горечью в голосе. – Вы понимали, что происходит. Вы держали нас вместе – меня и Раину – поскольку я мог вызвать к жизни ее чувства. Теперь вы собираетесь просто принять у меня должность!
      – Я возьму то, что и так мое… когда она придет ко мне, – сказал Флинт. – Мы с ней пара, капитан. Одинаково бессмертные. Вы должны забыть ваши чувства в этом отношении, это для вас совершенно невозможно.
      – Невозможно с самого начала, – сказал Кирк с растущей яростью. – И, тем не менее, вы использовали меня. Я не могу ее любить – но я все же ее люблю! А она любит меня!
      Флинт кинулся. Он был стремителен, но Кирк уклонился. Двое бойцов закружились, как звери. Когда Кирк поравнялся со Споком, первый помощник схватил его за руку.
      – Ваши грубые порывы не изменят положения.
      – Тебе не понять! Мы деремся за женщину!
      – Вы – не тот, кем себя сейчас считаете, – сказал Спок, – поскольку и она – не та.
      Кирк отступил, показав раскрытые ладони своему противнику.
      – Бессмысленно, мистер Флинт.
      – Я не стану причиной всего этого, – сказала Раина дрожащим, но горячим голосом. – Не стану! Я выбираю! Я! Куда я хочу идти… что я хочу делать! Я выбираю!
      – Я выбираю за тебя, – сказал Флинт.
      – Больше нет!
      – Раина…
      – Нет. Не приказывай мне. Никто не может мне приказывать!
      Кирк посмотрел на нее с трепетом, и Флинт, казалось, испытывает то же самое чувство. Он протянул к ней руку, а она отвернулась. Он медленно опустил руку, не сводя с нее глаз.
      – Она – человек, – сказал Кирк. – Она – человек, вплоть до последней клетки крови. До последней мысли, надежды, стремления, чувства. Вы и я создали человеческую жизнь… а дух человеческий – свободен. У вас нет права собственности. Она может поступать, как хочет.
      – Ни один человек не побеждал меня, – холодно сказал Флинт.
      – Я не желаю вас побеждать, – устало ответил Кирк. – Это – не проба сил. Теперь Раина принадлежит самой себе. Она настаивает на своем человеческом праве выбора –: поступать как хочет, думать что хочет, быть кем хочет.
      Наконец Флинт измученно кивнул.
      – Я боролся и за это тоже. Что она выбирает?
      – Пойдем со мной, – сказал ей Кирк.
      – Останься, – сказал Флинт. В ее глазах стояли слезы.
      – Я была не человек, – прошептала она. – Теперь я люблю… я люблю…
      Она медленно двинулась вперед, к двоим ждущим мужчинам. Силы оставили ее. Она сначала споткнулась, а потом неожиданно упала.
      Маккой оказался рядом с ней в тот же миг, ища ее пульс. Флинт тоже стал на колени рядом. Маккой медленно покачал головой.
      Кирка словно ударили под дых.
      – Что… случилось? – спросил он.
      – Она любила вас, капитан, – негромко сказал Спок, – и Флинта – как учителя, даже как отца. Прошло недостаточно времени, чтобы укротить ужасающую мощь и противоречия ее вновь обретенных чувств. Она не могла вынести мысли о том, чтобы ранить кого-то из вас. Радость любви сделала ее человеком; муки любви погубили ее. – В его голосе послышалась нотка взвешенного обвинения. – Вы повторили то, на что был способен лишь Бог. Вы сотворили жизнь. Но потом… вы взыскали идеального ответа… которого все еще ждет и сам Создатель.
      Флинт склонил голову; он был сломлен.
      – Ты не можешь умереть, мы будем жить вечно… вместе. – Он зарыдал. – Раина… дитя мое…
      Рука Кирка сама собой легла на его плечо.
 

***

 
      Кирк сидел за столом в своей каюте, опустошенный, в полумраке предаваясь тягостным мыслям. Дверь открылась и вошел Спок.
      – Спок, – сказал Кирк, не глядя на него.
      – Эпидемия укрощена и более не представляет угрозы. "Дерзость" – на курсе 513 румб семь, как вы приказали.
      – Очень молодой и одинокий мужчина… очень старый и одинокий мужчина… мы сыграли в довольно скверном спектакле, да? – Он склонил голову. – Если б я только мог забыть…
      Голова его упала на руки. Он уснул. Влетел Маккой.
      – Джим, те показания трикодера по господину Флинту в конце концов увязаны друг с другом. Мафусаил умирает… – Тут он заметил позу Кирка и добавил тихо: – Слава Богу… Наконец-то спит.
      – О чем вы хотели сообщить, доктор?
      – О Флинте. Покинув Землю с ее взаимосвязью полей, в которой он сформировался и с которой был в совершенном равновесии, он пожертвовал бессмертием. Он проживет остаток нормальной человеческой жизни… и умрет.
      – То будет скорбный день для меня. Он знает?
      – Я сам ему сказал. Он собирается посвятить свои последние годы и свои гигантские возможности, чтобы улучшить положение человечества. Кто знает, чего он сможет достичь?
      – Действительно, – сказал Спок.
      – Это все, я думаю. Я скажу Джиму, когда он проснется, а можете и вы. – Он посмотрел на Кирка с глубоким сочувствием. – Учитывая долговечность его противника… на самом деле вечный треугольник. Вы не поймете, да, Спок? Я жалею вас больше, чем его. Вы никогда не узнаете, до чего может довести мужчину любовь – до неистовства, до невзгод, до порушенных правил, до отчаянного риска… до славных неудач и до славных побед… потому что слово "любовь" не начертано в ваших книгах. Спок безмолвствовал.
      – Хотел бы я, чтобы он ее забыл.
      Все та же тишина.
      – Доброй ночи, Спок.
      – Доброй ночи, доктор.
      Спок молча взирал на Кирка еще несколько мгновений, а затем осторожно сходил закрыть дверь за Маккоем. Потом вернулся к Кирку. Его руки подплыли к упавшей голове спящего, коснулись ее кончиками пальцев. Он сказал, очень нежно:
      – Забудь…