На пустынной Анатолийской возвышенности в центральной части Турции, в тридцати двух милях юго-востоку от столицы провинции Конья, находятся два древних кургана, скрывающих древние развалины Чатал-Хююка, первого города мира.

Это крупное городище эпохи каменного века появилось ниоткуда. Неизвестно, где, в каких местах жители могли позаимствовать технические навыки, религию со сложными храмами или умение вести городскую торговлю и земельные хозяйства. Эта высокоразвитая и сложная культура как бы вдруг возникла на плодородных высокогорных равнинах, словно таинственным образом перенесли сюда из какого-то другого места.

Для археологов и историков это — город, с которого начинается цивилизация. Фактически же это начало эпохи поселений и обработки земли, эпохи неолита. Его первооткрыватель англичанин Джеймс Мелларт восторженно писал:

«Неолитическая цивилизация, обнаруживающаяся в Чатал-Хююке, сияет точно сверхновая среди довольно тусклой галактики современных ей сельских культур… Наиболее длительное ее влияние сказалось не на Ближнем Востоке, а в Европе, ибо именно этот новый континент неолитические культуры Анатолии познакомили с первыми начатками сельского хозяйства и животноводства и культом богини-матери, основой нашей цивилизации».

Здесь были обнаружены свидетельства беспрецедентного уровня развития технологии: сотни ножей, кинжалы, наконечники стрел и копья, из кремня или обсидиана, сработанные с поразительным и невиданным мастерством, намного опережающим уровень технического развития любых других культур, известных на Ближнем Востоке того времени. Обсидиан, в частности, является чрезвычайно твердым вулканическим стеклом, и отбитые куски этого стекла могут иметь невероятно тонкий режущий край, гораздо более острый, чем любое современное металлическое лезвие.

Были также найдены великолепно отполированные обсидиановые зеркала, бусы с тончайшими отверстиями, ювелирные украшения и тканые изделия высочайшей пробы, в их числе ковры — свидетельство жизни в комфортных условиях. Эти поселенцы не использовали глиняную посуду, однако пользовались деревянными и плетеными изделиями, которые по своей сложности и мастерству исполнения не имеют себе равных среди изделий той эпохи.

Их техническое совершенство столь велико, что нам до сих пор неизвестно, как эти люди создавали некоторые из предметов своего быта. Мы не знаем, как они полировали свои твердые обсидиановые зеркала, не оставляя ни единой царапины на поверхности; были найдены каменные бусы, а также несколько из обсидиана, в которых, трудно поверить, просверлено отверстие столь тонкое, что через него невозможно просунуть современную иголку. Невозможно представить себе, как они могли сделать их, не прибегая к использованию очень твердых металлических сверл. Тем не менее они каким-то образом сумели их сделать. Возможно, однажды мы узнаем их секрет.

Поселенцы исповедовали сложную и тщательно выстроенную религию, центром которой, судя по всему, была богиня-мать, воспринимавшаяся как три человека в одном: молодая девушка, беременная женщина и старая ведунья. Даже в той небольшой части города, которую удалось раскопать к настоящему времени, было раскопано свыше сорока алтарей или святилищ, использовавшихся для отправления этого культа, хотя не все они действовали в одно и то же время.

Другими словами, что касается археологии, городская культура Чатал-Хююка была уникальной; у нее не имелось никаких явных предшественников, не было никаких мест поблизости, где бы жители городища могли усвоить все свои навыки и умения.

Должно быть, жители города усвоили свои уникальные технические навыки где-то еще. Но это не могло быть в каких-либо известных общинах того времени, вроде тех, что найдены в Иерихоне в долине Иордана или в Джармо на плоскогорье Курдистана. Поскольку эти общины не имели даже отдаленно схожего уровня развития культуры и ремесла.

Нелепо полагать, что эта сложная, высокоразвитая городская культура взялась вдруг и ниоткуда около 8000 лет до н. э. И слепому ясно, что оседлая культура должна была начать свое развитие гораздо раньше и в каком-то другом месте.

Вопрос в том, где и когда?

Пережившие катаклизмы Ледникового периода

Примерно 80 тысяч лет назад огромная шапка льда с гигантскими глетчерами простерлась в глубь Европы, России, Канады и Соединенных Штатов. Ледяная шапка, возможно, милю с лишним толщиной на севере, покрыла всю Ирландию, большую часть Англии, доходя на юге вплоть до района Лондона, и протянулась по Европе. В Северной Америке шапка льда почти две мили толщиной доходила на юге до Сент-Луиса и Филадельфии; еще дальше к югу простирались бескрайние просторы арктической тундры.

Это, конечно, не должно было стать непреодолимой проблемой для людей, живших в то время, поскольку районы Южной Европы, Северной и Центральной Африки и Центральной Америки не должны были пострадать так сильно, хотя и считается, что в целом мировая температура должна была заметно понизиться, при этом должна была возрасти облачность и количество дождевых осадков. Если человек к тому времени еще не создал культуру городского типа, теперь в этом должна была возникнуть настоятельная необходимость, люди нуждались в укрытии от дождей и холодных ветров.

Нас всегда уверяли, что человечество на этом раннем этапе своего развития вело кочевую жизнь охотников-собирателей и в случае необходимости искало убежища в пещерах. Во многом это верная картина, но верная только в том смысле, что в пещерах находят останки людей. Нам необходимо быть осмотрительнее с заключениями, которые мы делаем из этого. Это весьма похоже на то, как если бы будущие археологи, находя тела людей в бомбоубежищах времен Второй мировой войны, стали делать выводы, что это было обычным явлением для культуры двадцатого столетия.

Ранний человек не совсем жил в пещерах. Даже сотни тысяч лет назад строились убежища, некоторые, по-видимому, постоянные. Во Франции в местечке Терра-Амата неподалеку от Ниццы, возраст которого, возможно, насчитывает 300 тысяч лет, обнаруживается нечто вроде отверстий для столбов и каменные кольца, которые, как настаивает французский ученый Анри де Люмле, нашедший эту стоянку, являются останками прочных укрытий. Как часто бывает, эта стоянка вызывает споры, и не все согласны с его выводом. Меньше разногласий вызывают находки в местечке Бильцингслебен в Германии, возраст которых определяют примерно в 400 тысяч лет. Археологи раскопали три сходных кольца, сделанных из костей и камня, с диаметром от девяти до тринадцати футов. Полагают, что это основания строений, из которых состояла постоянная стоянка. Наиболее необычной тут находкой, вызывающей многочисленные вопросы относительно предположительно высокого уровня развития культуры, достигнутого этими древнейшими людьми, является площадка двадцати семи футов шириной, выложенная костями и камнями. Руководитель раскопок Дитрих Маниа считает, что проживавшие тут люди «специально выложили эту площадку, предназначая ее для культурных целей».

В России на реке Днестр в местечке Молодова [12], возраст которого насчитывает 60 тысяч лет, было найдено нечто вроде переносных «тентов» или «щитов», собранных из мамонтовых костей. В Румынии, в местечке Долни-Вестонице, была найдена группа из пяти жилищ, возрастом 28 тысяч лет, самое крупное из которых имело свыше пятидесяти футов в длину. Поблизости были найдены остатки печи для обжига глины. По-видимому, она использовалась лишь для обжига небольших глиняных фигурок, поскольку не было обнаружено никакой домашней глиняной посуды.

Такие прочные убежища стационарны, они не могут перемещаться вместе с кочующим племенем. Следовательно, племя должно оставаться на одном месте, должно одомашнивать животных и выращивать урожай, чтобы обеспечивать себя едой. Чтобы покрывать потребности в еде оседлого населения, члены общины должны развивать специализацию труда и стремиться производить продукт в излишке, дабы обменивать его на те товары и продукты питания, которые не могут вырастить или изготовить сами. Они должны установить правила пользования землей и собственностью, должны собираться вместе, чтобы оказывать друг другу помощь, защищать себя и торговать. Такая культура, построенная на принципах взаимной поддержки, защищенная от природных стихий надежными убежищами, а от голода — эффективно налаженным производством продуктов питания, является наилучшим способом выживания для человеческих существ в условиях недружелюбной, а подчас и враждебной среды.

Затонувшие земли

Где же могли развиться эти культуры? Надо полагать, там же, где всегда развивались культуры: в плодородных низменностях с умеренным климатом, по берегам рек, дающих воду и возможность сообщения. В особенности культуры могли возникать в районах дельт, там, где эти реки впадали в море. Разумно предполагать постепенное возникновение культур городского типа в таких местах за 60 с лишним тысяч лет последнего ледникового периода.

Небольшие суденышки, несомненно, были часто используемым транспортом уже в стародавние времена. Изображения рыб, обитающих глубоко в море, таких, как дельфины и киты, находимые в древних пещерах, свидетельствуют о вероятной мореплавательской деятельности. То, что такая технология была, очевидно, доступна в очень ранние времена, подтверждается данными о том, что уже, возможно, 40 тысяч лет назад в Юго-Восточной Азии использовались лодки, способные находиться в открытом море в течение дней.

К несчастью, эти широкие речные долины, где, вероятнее всего, и развивалась культура, никогда не бывают очень высоко над уровнем моря: сегодняшняя долина Инда, к примеру, простирается почти на 450 миль, прежде чем превышает 300 футов в высоту; долина Миссисипи тянется примерно на 550 миль; большая часть западного побережья Франции возвышается менее чем на 300 футов над уровнем моря.

На пике последнего ледникового периода — около 24—14 тысяч лет до н. э. — в шапках льда оказалось сосредоточено столько воды, что в мировом масштабе, как было подсчитано, уровень моря понизился более чем на 400 футов. К концу ледникового периода — примерно 7 тысяч лет до н. э. — море вернулось и восстановило свой прежний уровень, доходя примерно до нынешних береговых линий, что указывает на повышение уровня на 400 футов.

Надо полагать, что с возвращением моря любые древние приморские поселения должны были оказаться далеко в море на континентальном шельфе, залитые водой. Доказано, что большая часть современного континентального шельфа у побережья Соединенных Штатов была сушей около 9 тысяч лет до н. э. Рыбаки, тралившие морское дно, добывая гребешков и других двустворчатых моллюсков, находили зубы вымерших мастодонтов или мамонтов даже в 190 милях от побережья, дальше Кейп-Кода. Их находили на глубине до 400 футов. Также находили останки лошадей, тапиров, мускусного овцебыка и гигантского лося. Зубы мастодонта находили и в Японском море на глубине в 300 футов.

Во многих разных местах неподалеку от Атлантического побережья Соединенных Штатов, на глубине почти в 300 футов, обнаруживали ракушки мелководных устриц, обыкновенно встречающихся в приливных эстуариях или лагунах. Радиоуглеродный анализ показал, что их возраст может насчитывать до 9 тысяч лет до н. э. Эти данные указывают на ту скорость, с которой поднималась вода, свидетельствуя об очень быстром повышении уровня моря с этого времени. Ведь к 7000 г. до н. э. моря стабилизировались, а это означает, что за предшествовавшие 2 тысячи лет должно было произойти повышение уровня моря на 300—400 футов.

Также находили и растительность; рыбаки и океанографы поднимали на поверхность древние веточки, семена, остатки пыльцы и торфа. Углеродный анализ показал, что они тоже ушли под воду около 9 тысяч лет до н. э. Ученые также обнаружили свидетельства погружения под воду береговых линий, песков и залежей торфа. Все эти свидетельства привели их к выводу, что 13 тысяч лет до н. э. континентальный шельф Соединенных Штатов являлся обширной прибрежной равниной, населенной разными формами жизни и покрытой лесами. Но после 9000 г. до н. э. он превратился в морское дно.

Нанесение на карту массивов суши земного шара в момент их максимальной величины на пике ледникового периода выявило подлинный масштаб дополнительной суши, доступной в то время. Австралия, Новая Гвинея и Тасмания были одним континентом; Филиппины, Суматра, Борнео и Ява соединялись все вместе с массивом суши континентальной Азии. Обширные территории суши простирались на 100 миль к югу от оконечности Южной Африки, а между Сибирью и Аляской имелся сухопутный проход, причем свободный от ледников (в то время как Канаду и север Соединенных Штатов покрывал лед высотой в милю). В Европе не существовало Северного моря, а большую часть суши покрывала шапка льда толщиной в милю. Широкие равнины простирались от нынешнего Ла-Манша в глубь Атлантического океана.

Интригующими оказались исследования по району Средиземного моря: огромные орошаемые равнины с умеренным климатом простирались на целых 120 миль от сегодняшнего побережья Туниса; Мальта соединялась с Сицилией; равнины также обыкновенно проходили вдоль всего побережья Испании, Франции, Италии и Греции, где многие из островов оказывались соединенными. Но самым удивительным из всего — о чем раньше и не подозревали — было существование обширной плодородной равнины, пересекаемой многочисленными реками, в верхней половине Адриатического моря, которая пролегала почти на 200 миль к югу от Венеции. Считают, что это была самая плодородная местность в регионе, сосредоточившая, должно быть, огромное население, чьи останки теперь покоятся под толщей морской воды на глубине в сотни футов. Разумеется, практически невозможно вести поиски останков этих поселенцев.

Нельзя переоценить последствия этого всемирного наводнения, вызванного таянием льдов, и перемены, которые оно, вероятно, принесло любым развивающимся культурам. Воспоминания об ужасе, связанном с его разрушительным действием, должны были войти в культурную память народов, там обитавших, и передаваться через поколения в виде легенд и мифов. Распространение по всему миру легенд о Великом потопе вполне могло быть отголоском этого события в коллективной народной памяти.

Как заявил один из экспертов в этой области, «не будет преувеличением сказать, что во многих частях мира наиболее крупным и наиболее значимым изменением среды обитания за последние 15 тысяч лет стало повышение уровня моря».

Всемирный потоп

Вода могла затопить землю за несколько ужасающих лет полной катастрофы или десятилетий безостановочных дождей и наводнений. Или она могла медленно покрыть сушу в течение тысячелетий неуклонно усиливающихся приливов и разрушительных штормовых волн. Как бы это ни произошло, мировое таяние последнего великого ледникового периода закончилось около 7000 г. до н. э. Глетчеры и шапки льда вернулись к тому положению, которое они занимают и сейчас.

Если бы — год за годом, столетие за столетием — неуклонно усиливались приливы, а с ними портилась и погода, неся сильные штормы и мощные волны, способные разрушить глиняные или каменные дома, то как бы реагировало население? Оно, конечно же, ушло бы на возвышенность, взяв то, что можно было унести, и захватив с собой все те знания и умения, которыми обладало в строительстве, сельском хозяйстве и ткачестве. Люди бы также взяли с собой свою культуру, свою религию, свои мифы, свои песни и сказания.

Они бы жили в постоянном страхе перед затоплением их земель, а потому постепенно бы перебирались все выше на возвышенность. В дошедших до нас древних легендах о Всемирном потопе неизменно говорится о спасении с помощью лодок и возвышенной земли.

Древние греки верили, что после катастрофического всемирного наводнения выжившие заново создали греческую цивилизацию в Фессалии. Их миф во многом перекликается с рассказом о Ное. В нем повествуется о том, как Зевс, рассердившись на людей, послал Великий потоп. Девкалион был предупрежден об этом своим отцом, одним из полубогов, а потому соорудил «ковчег», на котором и спасся со своей женой от потопа. Когда вода спала, он высадился на вершине горы Парнас. Потом Девкалион и его жена правили в Фессалии. Их сын — Эллин — почитался как предок всех греков, которые во времена классической Греции называли себя эллинами.

Не явилось ли это сказание поэтическим выражением подлинной народной памяти о повышении уровня моря? А если это так, то почему тогда Фессалия указывалась в качестве прародины греков?

Греческий философ Платон (ок. 429—347 гг. до н. э.) считал весьма вероятным, что эта история символизировала реальные события. Более того, он полагал, что цивилизация существовала в Греции до этого разрушительного наводнения; что города процветали на равнинах и около моря; и, более того, что греки умели пользоваться металлом. Однако эта катастрофа не только разрушила города, но и все то, что люди знали о горном деле и выплавке металлов. Всех рудокопов погребло море, а те, кто умел работать с металлом, погибли. Потому человечество было отброшено к более примитивному веку, который знал только каменные орудия.

Платон повествует о том, что из всего населения спаслись лишь пастухи на холмах, которых он описывает как редкие угольки человеческой расы, уцелевшие где-то на горных вершинах, где они позже стали заниматься разведением скота. Рассказ Платона поразительно точно согласуется с археологическими и геологическими заключениями последнего времени.

Правда, имеется одна пугающая деталь: не могло ли быть так, что после нескольких тысяч лет неуклонного таяния и неуклонного, но постепенного повышения уровня моря гигантские шапки полярного льда внезапно сделались неустойчивыми и стремительно и полностью разрушились, приведя к природным катаклизмам?

Научный анализ очень глубоких керновых образцов, взятых с шапки гренландского льда в 1989 году, показал, что около 8700 г. до н. э. последний холодный этап ледникового периода внезапным образом завершился. Лед отступил так быстро, что основные климатические изменения произошли за двадцать лет, а основное повышение температуры на семь градусов по шкале Цельсия — за пятьдесят. Это были весьма катастрофичные изменения. Но данные говорят о возможности существования еще более неблагоприятного сценария.

Последующие исследования новых керновых образцов, завершенные в 1993 году, дали результаты, рисующие еще более драматичную картину этого события: они показали, что самое значительное таяние и разрушение ледников могло произойти всего за один-три года. Это совершенно небывалая катастрофа.

Постепенное повышение уровня моря на 400 футов за две с чем-то тысячи лет не прошло бы незамеченным. Если бы, к примеру, со времен римлян уровень моря постепенно повышался в таких пределах, подобное повышение стало бы важнейшим фактором в нашей истории и культуре. Особенно если бы море в продолжение этого времени всегда повышалось.

Но если бы катастрофическое разрушение ледяного покрова произошло за один-три года, приведя к тому, что бушующее море буквальным образом обрушилось на сотни миль равнин и лесов, сметая на своем пути все человеческие поселения, то это оставило бы незаживающие культурные рубцы на тысячи лет. Рубцы, отголоски которых можно было бы ожидать найти в мифах и легендах об опустошительном потопе.

Учитывая такую датировку — около 8700 г. до н. э. — катастрофического таяния ледникового покрова и последующего повышения уровня моря, можно ли считать, что это не имеет никакого отношения к тому, что самый ранний город — Чатал-Хююк — находится на Анатолийской возвышенности и датируется примерно 8000 г. до н. э.? Город, который, как уже упоминали, появился таинственным образом, ниоткуда?

Не был ли он основан теми, кто пережил это катастрофическое повышение уровня моря? Если это так, тогда корни этой культуры покоятся теперь под сотнями футов морской воды где-то в Средиземном море.

Но где?

Интерлюдия I: Почему все произошло «вдруг»?

Как это часто случается, потребовался умный и находчивый дилетант, чтобы взорвать узкие исследовательские рамки признанных экспертов.

В конце 1962 года, вослед космическим успехам, которые праздновали Россия и Соединенные Штаты, американский публицист Александр Маршек получил заказ написать книгу, в которой бы объяснялось, как человечество достигло такого уровня развития цивилизации и научно-технического прогресса.

В ходе своих изысканий Маршек опросил сотни экспертов — высокопоставленных чиновников космической промышленности, ученых, военных и президентов крупных корпораций. Однако его изыскания не дали тех ответов, которые он надеялся получить. К своему удивлению, он обнаружил, что никто из этих людей не имел ясного представления о том, почему — или хотя бы как — были достигнуты эти культурные высоты.

Эти неудачные поиски ответов на извечные вопросы подстегнули более широкий интерес Маршека к истории человеческой культуры. Он стал размышлять над фундаментальным сходством устремлений в разных культурах и в разные эпохи. Он пришел к выводу, что «не было никаких фундаментальных различий… между первым в полном смысле современным человеком, жившим 40 тысяч лет назад, и нами — ни в размерах мозга, ни в общих параметрах скелета». Даже при том, что орудия, которыми пользовался этот ранний человек, были, насколько известно, изготовлены лишь из камня, они демонстрировали большое разнообразие и сложность. Маршек невольно стал задаваться вопросом о происхождении самой цивилизации.

Он столкнулся со всеми этими «вдруг», с тем фактом, что все культурные достижения и успехи описывались в литературе как случившиеся неожиданно, «вдруг»: сельское хозяйство около 10 тысяч лет назад; цивилизация в Месопотамии; наука у греков. Он счел невозможным поверить в то, что все эти события могли произойти таким образом, без какого-либо развития. Как он писал: «Они должны были состояться в конце многих тысяч лет предварительной подготовки. Вопрос был в том, сколько тысяч лет должно было пройти до этого».

Интерлюдия II: Подлинное происхождение цивилизации

Где же можно было найти ответы? Более того, какого рода свидетельства могли бы дать возможность ответить на подобные вопросы?

У Маршека была идея, которая, как ему думалось, могла помочь разрешить этот вопрос с фактическими свидетельствами: наш современный мир создан и связан чувством времени. Наука изучает явления, которые случаются в течение времени, от движения планет до качания маятника. И те способы, с помощью которых наука изучает объекты, также связаны временем, ведь она собирает результаты: суммарные или средние показатели, составляющие основу теорий, которые предсказывают вероятность повторения этого со временем. Это чувство времени, доказывал Маршек, начинается с сельского хозяйства. Охотничий образ жизни связан с циклом одного дня, зато оседлый образ жизни на Земле требует ощущения годового цикла с его чередованием сезонов.

Таким образом, заключал Маршек, для того чтобы ранний человек смог перейти от примитивного образа жизни, занимаясь охотой и собирательством, к оседлому образу жизни на Земле, занимаясь сельским хозяйством, ему нужно было усвоить понятие о времени. Поэтому любые свидетельства существования представления о времени могли также являться свидетельствами происхождения оседлой культуры, укорененной на Земле.

Он обратился со своей гипотезой к экспертам; в частности, он связался с французским экспертом по пещерному искусству, которое датируется эпохой ледникового периода. Он осведомился, содержат ли какие-нибудь образцы пещерного искусства свидетельства присутствия указаний на время — сезонное или периодическое. Он получил ответ, что такие подозрения имеются, но доказательств нет.

Однако в 1963 году, когда его книга была практически завершена, он нашел ключевой элемент свидетельства, который полностью изменил его творческие планы. Он с опозданием решил просмотреть статью, которую вырезал из научного журнала минувшим годом. Речь в ней шла о небольшом орудии из кости, доисторическом орудии с насечками — костяная рукоять с острым обломком кварца, закрепленным на одном конце, которая была найдена на месте раскопок в Ишанго в Заире, неподалеку от озера Эдуард. Датировалась эта находка 6500 г. до н. э. Вдоль костяной рукояти шли нацарапанные отметины. То, как объяснялись эти насечки, показалось неубедительным Маршеку. Действуя по наитию, за пятнадцать минут изучения он отыскал объяснение.

Царапины, как он мог продемонстрировать, являлись записью лунных фаз — записью циклов новой, четвертичной и полной луны на протяжении нескольких месяцев.

Тот, кто оставил эти насечки, имел в таком случае понятие о времени. Маршек стал просматривать все публикации о находках доисторических камней и костей, на которых были обнаружены какие-либо царапины, насечки или рисунки. Сотни подобных артефактов, чей возраст насчитывает 35 с лишним тысяч лет, были найдены по всей Европе, но оставались загадкой для ученых. Вот с этих людей, заключил Маршек, которые изготовили эти предметы, и началась наша цивилизация.

Однако почему же прошло так много тысячелетий, прежде чем якобы по-настоящему возникла культура?

Комментируя это, писатель Колин Уилсон высказывает раздражение по поводу ортодоксальной датировки возникновения центров культуры городского типа. Он приходит к выводам, что человек «стоял на пороге цивилизации 35 тысяч лет назад и жил в общине, достаточно сложно организованной, чтобы испытывать потребность в знании астрономии; нас просят поверить в то, что ему вроде бы как потребовалось еще 25 тысяч лет, прежде чем он стал предпринимать первые робкие шаги к возведению самых ранних городов. Звучит это, надо сказать, весьма неправдоподобно».