Для нас же на новом этапе наших заключений кое-какие несообразности находят свое объяснение. Сначала странное исчезновение Лазаря из Евангелических рассказов и его не менее озадачивающее отсутствие во время распятия. Если он – «любимый ученик», то он присутствует при смерти Иисуса, все тексты об этом упоминают, и это ему, своему шурину, поручает умирающий учитель свою мать:

«Иисус, увидев Матерь и ученика, тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! Се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Иоанн, XIX, 26-27).

Эти последние слова цитаты кажутся нам особенно разоблачительными. Действительно, другие ученики покинули свои дома в Галилее и, таким образом, не имеют крыши над головой. Но Лазарь – Иоанн, известно, владел большим домом в Вифании, где Иисус имел обыкновение останавливаться.

С того момента, когда верховные священнослужители решили убить Лазаря, он, как мы это видели, уже не упоминается под своим именем. В самом деле, можно проследить за ним до самого конца четвертого Евангелия, скрывающимся под именем «любимого ученика». Доказательством тому последние стихи, предшествующие заключению, описывающие довольно любопытную ситуацию, заслуживающую того, чтобы мы на ней остановились. Иисус предсказал только что мученичество Петра, потом попросил его следовать за собой; тогда, обернувшись,

«Петр видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус, и который на вечери, преклонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст тебя? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! А он что? Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною. И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того?» (Иоанн, XXI, 20-24).

Текст прозрачен в своей двусмысленности! Любимый ученик будет ждать возвращения Иисуса, не символического возвращения, вроде «второго пришествия», но реального момента, когда двое должны встретиться. Иисус, отправив других своих учеников бродить по свету, вернется к «тому, которого любит».

Итак, если «любимый ученик» – Лазарь, то этот сговор, это сообщничество его с учителем не беспрецедентно. За неделю до распятия, действительно, Иисус готовится торжественно вступить в Иерусалим; но, согласно пророчествам Ветхого Завета, он должен сесть верхом на осла (Захария, IX, 9 – 10). Значит, нужно добыть животное, и в Евангелии от Луки Иисус торопит двух учеников отправиться в Вифанию, где их ждет осел; им достаточно лишь сказать его владельцу: «Он надобен Господу». И события разворачиваются именно так, как предсказывал Иисус: ученики находят и отвязывают осла, и каждый кричит о чуде. А что здесь такого необыкновенного? Нельзя ли скорее заключить из этого, что здесь имел место тщательно разработанный Иисусом и владельцем осла план, и этот человек, предоставляющий в нужный момент своего осла, возможно, похож на Лазаря?

Для Хуга Сконфилда это почти уверенность: без ведома других учеников, Иисус поверил Лазарю детали своего триумфального въезда в Иерусалим. Но такая организация предполагала наличие кружка близких людей и, если можно так выразиться, кумовьев – друзей или членов семьи, пользующихся полным доверием учителя и принятых в его планы. Для Хуга Сконфилда Лазарь, по всей очевидности, входил в эту группу, как, впрочем, считает в свою очередь и профессор Смит, настаивая на особом статусе, который имел этот последний со времени своего посвящения и символической смерти в Вифании. Поэтому, может быть, Вифания и была предназначена для таинств, возглавляемых Иисусом, и этим объясняется то, что это имя много раз встречается в ходе нашего расследования. Действительно, вспомним, что Сионская Община назвала Вифанией свой «ковчег» в Ренн-ле-Шато, и Соньер, явно по ее просьбе, назвал Вифанией построченную им большую виллу [113].

Итак, в конце четвертого Евангелия в этих таинственных Стихах мы видим это сообщничество Иисуса с «человеком из Вифании» на предмет осла. Согласно тексту, Иисус просит «любимого ученика» остаться на месте и подождать его возвращения. Не должны ли они вместе принять какие-то меры? И не касаются ли эти меры семьи Иисуса? В самом деле, в момент казни он доверил свою мать любимому ученику, и если у него были жена и дети, то надо было бы их тоже ему доверить, особенно, если этот ученик является его шурином.

Согласно преданиям, мать Иисуса умерла в изгнании, в Эфесе, где было написано четвертое Евангелие; но никто не знает, жила ли она до конца своих дней у ученика. Что касается Хуга Сконфилда, то он считает, что четвертое Евангелие было не написано в Эфесе, а лишь проверено, окончательно записано и издано греческими учениками Иоанна, возможно, по их инициативе [114] Но если любимый ученик не уехал в Эфес, то что с ним сталось? Если, как мы верим, он и Лазарь были одним и тем же лицом, то на этот вопрос существует ответ, ибо предания вполне определенно высказываются на этот счет, как и некоторые писатели первых дней существования Церкви. Согласно им, Лазарь, Мария из Магдалы, Марфа, Иосиф из Аримафеи и некоторые другие люди сели на корабль и доплыли до Марселя [114]. Оттуда Иосиф отправился в Англию, где основал Гластонберийскую церковь, но Лазарь и Магдалеянка остались в Галлии. По тем же преданиям, она окончила свою жизнь в Провансе, в гроте Экса, прозывающемся с тех пор Сент-Бом, а он – в Марселе, где основал первое епископство, в то время как один из их спутников, святой Максимин, учредил епископство в Нарбонне.

Так, с полотна Истории стерлись Лазарь и «любимый ученик», смешавшись один с другим, привезя в Марсель вместе с Марией из Магдалы Святой Грааль, «королевскую кровь». И этот отъезд был подготовлен самим Иисусом и его любимым учеником. По крайней мере, если верить заключительным стихам четвертого Евангелия…

Династия Иисуса.

4) Если существовал брак Иисуса с Магдалеянкой, то какую цель он преследовал? Иными словами, скрывал ли он династическое супружество или политические интересы? Короче говоря, заслужит ли потомство, вышедшее из этого союза, названия «королевского»?

Если верить Матфею, установившему с самого начала в своем Евангелии королевское происхождение Иисуса от царя Давида и от Соломона, то он действительно имеет законные права на трон Палестины; быть может даже, он был единственным легальным претендентом, и в этом случае надпись, помещенная на верхушке креста теряет свой саркастический аспект и означает по-настоящему «Царь Иудейский». Но тогда Иисус представлял серьезную опасность для Ирода и римлян, ибо он был священником-царем, способным объединить страну и весь еврейский народ.

Очень многие сегодня думают, что знаменитого «избиения невинных», устроенного Иродом, никогда не было, а если оно и имело место, то не достигало размеров, о каких повествуют Евангелия и более поздние народные предания. Однако этот трагический эпизод не был полностью выдуман: Ирод и правда опасался, что его свергнут с трона, его положение было непрочным и целиком зависело от воли римлян. Оно основывалось лишь на грубой власти его когорты, и подданные его ненавидели.

Но из-за этого малоуспокаивающего психологического контекста и слухов, касающихся духовного спасителя, которые ходили по всей Палестине, были ли события настолько тревожными, чтобы оправдать подобный акт? Если, тем не менее, Ирод был настолько напуган, то не следует ли скорее заключить, что угроза действительно носила конкретный политический характер и исходила от законного претендента на трон, уже, может быть, пользующегося значительной народной поддержкой? Следовательно, если «избиение невинных» вполне могло не иметь места, примем, что предания имели веские причины поддерживать его кажущуюся достоверность, ибо они опирались на оправданные страхи Ирода и, таким образом, на правдоподобную попытку его избавиться от опасного соперника.

Но если, исходя из всего вышеизложенного, Иисус принимает вид серьезного претендента на царскую корону, определение «бедный плотник из Назарета» больше не может быть применено к нему. Впрочем, не будем забывать о том, что в подтверждение этого факта в наличии имеются и другие. Действительно, с одной стороны, он вовсе не «из Назарета», а, как мы видели раньше, скорее «назорей» или «назореянин», или даже «из Генисарета»; с другой – еще никто не доказал, что во времена Иисуса существовал город под названием Назарет. Он не фигурирует ни на одной карте и ни в одном документе римлян; он не упоминается в Талмуде и еще меньше того применяется к Иисусу в писаниях святого Павла, составленных еще до Евангелий. Наконец, и это особенно важно, он не появляется совсем в перечне городов Галилеи, составленном Иосифом Флавием, самым знаменитым историком того времени, который командовал римскими войсками в этой провинции. Он не появляется нигде по очень простой причине: этот город, как кажется, был основан только после восстания 68-74 годов. Таким образом, это название будет позже связано с именем Иисуса из-за семантической ошибки, случайной или умышленной, каких, к сожалению, много встречается в Новом Завете.

Как бы то ни было, но название «Назарет» вызывает меньше сомнений, чем определение «бедный плотник» [115], ибо ни одно из Евангелий не представляет Иисуса таковым. Напротив, он явно очень образован и даже занимался изучением религиозных вопросов, что позволяло ему проповедовать как «равви». Конечно, у него есть друзья-бедняки, но есть и очень богатые, как, например, Иосиф из Аримафеи или Никодим; впрочем, «свадьба в Кане» недвусмысленно выявляет уровень его социального положения.

Если вернуться к этой свадьбе, то она, определенно, была очень важным событием, не таким уж обыкновенным собранием, как мы сначала вообразили. Насчитывались сотни гостей, множество расторопных слуг, «распорядитель» – что-то вроде церемониймейстера – руководил всем пиршеством и, быть может, занимал в местном обществе не низкое положение. Наконец, в изобилии лилось вино, к пустым кувшинам прибавились еще шестьсот литров, превращенных Иисусом из воды. То есть, это был блестящий прием, где собралось избранное общество, и само присутствие Иисуса на нем, даже если предположить, что речь не идет о его собственной свадьбе, ясно указывало на его принадлежность к этой касте, чему доказательством хотя бы расторопность, проявленная по отношению к нему слугами.

Итак, если Иисус принадлежал к этому обществу и если он был женат на Магдалеянке, возможно, что эта последняя занимала в нем подобное же положение, и ее связи при дворе Ирода подтверждают нашу догадку. Но, по нашему мнению, эта догадка может пойти еще дальше.

Действительно, в самом начале Иерусалим, святой город и столица Иудеи, принадлежал, как мы уже видели, племени Вениамина; но этот последний, враждуя с другими коленами Израиля, должен был отправиться в изгнание, оставив на месте, как уточняют «документы Общины», некоторых своих членов, решивших не покидать свою родину. Позже святой Павел в XI главе «Послания к римлянам» заявит, что он сам – потомок колена Вениаминова.

Но, несмотря на конфликты с Израилем и жестокие потери, понесенные в ходе сражений, племя – и это мы тоже видели – дало ему первого царя, Саула, помазанного пророком Самуилом, и первую царскую династию. Затем Саул был низложен Давидом из колена Иуды, и Давид, устроив свою столицу в Иерусалиме, лишил потомков Вениамина их прав на трон и на законное наследство.

Иисус, согласно Новому Завету, принадлежавший к потомству Давида, был, таким образом, членом колена Иудина; то есть в глазах потомков Вениамина он мог бы предстать как узурпатор. Но все бы изменилось, если бы он женился на женщине из колена Вениаминова и этот союз двух вражеских династий имел бы серьезные политические последствия: Израиль получил бы царя-священника, Иерусалим возвратился бы к своим законным владельцам, народное единство было бы укреплено и права Иисуса на трон получили бы новое подтверждение.

Возвращаясь к Магдалеянке, то есть к Марии из Магдалы, скажем, что, если ничто не указывает в Новом Завете на то, к какому племени она принадлежала, то, согласно некоторым легендам, она происходила из царской династии, и, уточняют предания, именно к колену Вениаминову.

Эта совокупность фактов, как видно, сходится в одной точке, и каждое новое уточнение логически присоединяется к предыдущему. Поэтому теперь возможно стало подсмотреть намеченный заговор: так как законные права на трон имеет священник-царь из колена Давидова, Иисус заключил династический брак, представляющий бесспорный интерес для его политического будущего. Благодаря ему он будет в состоянии объединить свою страну, мобилизовать массы, прогнать угнетателей и восстановить во всей славе прежнюю монархию, как при Соломоне. Не этим ли оправдывается неоспоримое прозвание этого человека – «Царь Иудейский»?

Распятие.

5) Духовный вождь, поддерживаемый народом, без сомнения, может представлять угрозу правительству. Но женатый человек, имеющий законные права на трон и детей, продолжающих династию, еще более опасен. Сознавали ли евангельские римляне эту опасность в лице Иисуса?

Известно, что Пилат, допрашивая Иисуса, много раз называет его «Царем Иудейским», и во время распятия на кресте была прибита деревянная табличка, на которой были написаны эти слова. Как утверждает профессор С.Дж.Ф.Брэндон из Манчестерского университета, эту надпись надо рассматривать самым серьезным образом, ибо она не могла быть прибита в насмешку, как это часто думают. Впрочем, о ней упоминают все четыре Евангелия, и в силу того, что она подразумевает в этот решающий момент в жизни Иисуса, она не могла быть придумана впоследствии.

В Евангелии от Марка, допросив Иисуса, Пилат, спрашивает у верховных священников: «Что же хотите, чтобы я сделал с тем, которого вы называете Царем Иудейским?» (Марк, XV, 12). Итак, некоторые евреи говорят об Иисусе, как о своем царе, и Пилат, со своей стороны, в Евангелиях не кажется противящимся этому. В его отношении не видно ни малейшего следа иронии или сарказма; как раз наоборот, по Иоанну, мы видим, что он допрашивает и выслушивает Иисуса самым серьезным образом, несмотря на протесты его окружения. Что же касается ответа Иисуса на вопрос: «Ты Царь Иудейский?», то он одинаков во всех четырех текстах: «Ты говоришь…», то есть: ты сам это сказал; это подразумевает, что Пилат признал его и его права на царский титул.

Важно отметить еще раз, что Евангелия были написаны во время после бунта 68-74 годов – в период, когда Иудея перестала существовать как политическая и общественная реальность. Они были предназначены для греко-римской публики и в этой связи должны были соответствовать определенным требованиям, как мы это видели выше. Рим вел против евреев дорогостоящую войну, она увенчалась победой, и для авторов четырех книг было более разумным подогнать рассказ под требования момента. Так же было и для Иисуса; долгое время бывшее скрытым возбуждение в Иудее переросло в настоящее восстание, и лучше было бы стереть с этого образа размеры политического бунтаря, неспособного благосклонно принимать существующую власть. Таким образом, элементарной осторожностью было свести до минимума ответственность римлян за суд и казнь Иисуса и представить их как можно более чуждыми этим событиям. Так, Пилат представлен терпимым, примирительным и не очень склонным высказаться за поспешную казнь. Тем не менее, несмотря на многочисленные свободы, взятые по необходимости по отношению к действительной Истории авторами Евангелий, может быть, можно определить истинную позицию Рима в этом эпизоде?

Согласно Евангелиям, Иисус сначала был приговорен синедрионом, или Советом Старейшин, который затем привел его к Пилату, заставляя прокурора выступить против него.

Действительно, у трех синоптиков Иисус был арестован и приговорен синедрионом в ночь накануне Пасхи, тогда как по еврейским законам синедриону было категорически запрещено собираться во время Пасхи. В Евангелиях арест и суд над Иисусом происходит ночью, в синедрионе, но еврейский закон равно запрещал собираться синедриону после наступления дня в частных домах или других местах за стеной Храма. Наконец, в Евангелиях синедрион не кажется облеченным властью выносить смертные приговоры, и именно по этой причине он отвел Иисуса к Пилату; синедрион же вполне мог приговаривать к побитию камнями. Если бы Совет Старейшин действительно хотел лишить Иисуса жизни, то он сам по себе приговорил бы его именно к этой казни, не имея при этом нужды испрашивать разрешения Пилата.

Много раз различные авторы евангельских рассказов пытаются переложить ответственность за эти события с римлян на евреев, а именно: эпизод с Пилатом, предлагающим толпе освободить одного узника на ее выбор, как это часто делалось по обычаю во время праздника Пасхи, говорят нам Марк и Матфей. Но на самом деле эта версия совершенно ошибочна [116], и многие ученые сегодня пришли к соглашению и признали, что римляне никогда не проводили такую политику. Предложение римского прокуратора – Иисус или Варрава? – есть чистая фикция, как чистой фикцией является его нежелание выносить смертный приговор Иисусу и его вынужденное подчинение пожеланию толпы. В действительности было совершенно немыслимым для представителя римских законов, а в особенности для такого жестокого человека, как Понтий Пилат, склониться перед капризом народа, и еще менее того – спрашивать его мнение. И мы повторяем, что цель этой басни состояла в том, чтобы освободить римлян от ответственности, переложить ее на евреев и сделать из Иисуса персонаж, способный понравиться будущим читателям четырех Евангелий.

Вполне возможно, что не все евреи были абсолютно невиновны во всем этом, и, кроме того, даже если они боялись угрозы этого царя-священника, претендующего на трон своих предков, то римская администрация не могла открыто применить репрессивные меры, способные вызвать огромное по своим масштабам восстание евреев. Следовательно, для нее гораздо более разумным было сделать так, чтобы этот человек был открыто предан своими же соотечественниками, и в этих целях она, возможно, использовала услуги саддукеев. Тем не менее, остается очевидным одно: Иисус был жертвой римской администрации, римского правосудия, римского приговора, грубости римских солдат и казни, приготовленной исключительно римлянами для врагов Рима. Иисус был распят не за «преступления» по отношению к евреям, а за его деятельность, которая угрожала римской империи [117].

Подробности распятия.

6) До того, как быть казненным, Иисус смог родить ребенка, и, если ему удалось выжить, то еще одного или нескольких. Но имеется ли серьезное доказательство того, что он избежал смерти или того, что распятие было всего-навсего обманом?

Личность Иисуса, такая, какой она появляется в Евангелиях, делает распятие в некотором роде необъяснимой вещью. Действительно, нам говорят, что его главными врагами были влиятельные евреи из Иерусалима; но эти враги, которые не нуждались ни в каком согласии Рима, чтобы побить его камнями, прекрасно могли между собой решить уничтожить этого надоевшего им человека. Кроме того, Иисус, как говорят Евангелия, не вступив в конфликт с римской властью, нимало не нарушив ее законов, был, тем не менее, приговорен римлянами, согласно их эдиктам и процедурам. Еще более удивительно то, что назначенной ему карой было распятие – смерть, уготованная, как мы уже видели, тем, кто был виновен в преступлениях против империи. Следовательно, не можем ли мы заключить, что Иисус не был таким уж невинным в плане политическом, что и хотят сказать Евангелия, и что тем или иным образом он спровоцировал гнев, но не евреев, а римлян?

Все равно, его смерть на кресте окружена противоречиями, и мы можем, забегая вперед, сказать, что это распятие, как его описывают Евангелия, вовсе не имело причин быть для Иисуса роковым.

В самом деле, римская практика распятия происходила технически очень точно разработанным способом. После приговора жертву бичевали, она теряла много крови и очень скоро приходила в состояние сильной слабости. Потом его руки либо привязывали ремнями, либо чаще прибивали гвоздями к тяжелой горизонтальной балке, ложившейся на шею и плечи. С этой ношей приговоренный направлялся к месту казни, где эту балку вместе с жертвой поднимали и прибивали к вертикальному столбу или колу.

Таким образом подвешенный за руки, распятый больше не мог дышать, если только его ноги не были также прибиты к кресту – тогда он мог на него опереться, чтобы приподнять грудь, освободить легкие и совершать слабые дыхательные движения. В таких условиях, и особенно, если казненный отличался хорошим здоровьем, у него был какой-то шанс прожить еще один или два дня, находясь, правда, в состоянии, близком к агонии. Так, некоторые казненные, у которых ноги имели хоть какую-то опору, продолжали жить на кресте в течение некоторого времени, прежде чем умереть от истощения, от жажды или, если гвозди были ржавыми, от заражения крови. Чтобы прекратить страдания и ускорить смерть, жертве иногда перебивали ноги или колени, как поспешили это сделать, согласно Евангелиям, палачи Иисуса. Это не было продиктовано садизмом, но, наоборот, жалостью, в данный момент это было «убийством из милости», чтобы ускорить смерть; давление на грудь жертвы быстро становилось невыносимым и быстро влекло за собой полное удушье.

Сегодня все заставляет верить, что автор четвертого Евангелия был из них всех единственным очевидцем распятия. Как он утверждает, ступни Иисуса были прибиты к кресту, что позволяло ему кое-как дышать, и ноги не были перебиты. Теоретически он мог прожить еще достаточно долго; но едва его подняли на крест, спустя всего несколько часов, к нему приходит смерть, и сам Пилат в Евангелии от Марка (XV, 44) удивляется, что Христос так быстро умер.

Отчего же умер Иисус? Не от удара копьем, так как четвертое Евангелие уточняет (XIX, 33), что к этому моменту он уже был мертв. Тогда от истощения, от грубого обращения, которые он перенес? Возможно, но не обязательно, ибо все эти условия, вместе взятые, не влекли неизбежную смерть, по крайней мере, так быстро. Но кое-что еще кажется подозрительным. Почему, согласно тому же четвертому Евангелию, вот-вот собираясь перебить ему ноги, чтобы ускорить смерть – ведь он уже умирал, – этот способ был использован только тогда, когда смерть запаздывала?

В случае Иисуса эта последняя появляется, так сказать, в очень подходящий момент, как раз вовремя, чтобы помешать солдатам сломать ему кости, вовремя также, чтобы одно из слов Писания оказалось выполнено. По этому поводу, впрочем, многие комментаторы считают, что Иисус «запрограммировал» свою жизнь в соответствии с пророчествами Ветхого Завета, относящимися как раз к пришествию мессии. Именно по этой причине, например, Захария объявил ему, что он должен раздобыть себе осла в Вифании, чтобы торжественно вступить в Иерусалим, и этими же причинами, долженствуя совпасть с древними преданиями, объясняются и некоторые подробности распятия. Короче, эта предполагаемая смерть Иисуса, спасающегося In extremis [118] от очевидной кончины и позволяющая таким образом выполнить предсказания Ветхого Завета, по крайней мере, подозрительна. Неправдоподобная и слишком совершенная, она очень хорошо совпадает с приходом солдата, готового вмешаться, чтобы ускорить конец. В этих условиях не исключена позднейшая вставка в текст или исполнение плана, тщательно выработанного заранее, и все возможные предположения тяготеют больше ко второму выводу.

В четвертом Евангелии Иисус, поднятый на крест, жалуется на жажду, и кто-то тут же протягивает ему губку, смоченную в уксусе. И этот жест, переданный одинаково в других Евангелиях, в противовес прочно укоренившейся идее, не имел никакого злого умысла. Уксус, или «кислое вино», был кисловатым на вкус напитком, который считался возбуждающим, и часто его использовали раненые римские солдаты или рабы на галерах, слишком измученные, чтобы продолжать свою работу.

Но что любопытно: в случае с Иисусом уксус производит совершенно обратный эффект. Едва Иисус его вдыхает, либо пробует на вкус, как произносит свои последние слова и «испускает дух». Такая реакция является физиологически необъяснимой, если только губка не была пропитана уксусом, а вместо него каким-нибудь наркотическим или снотворным составом, например, смесью опиума и белладонны, которую приготовляли тогда повсеместно на Ближнем Востоке… Но для чего Иисусу дали такой наркотик? Почему? Если только не для того, чтобы подчиниться требованию искусной военной хитрости и умертвить еще живую жертву? Таким образом Иисусу не только спасали жизнь, но и выполняли также, по крайней мере, видимо, пророчество Ветхого Завета.

Даже вне этого контекста другие аспекты распятия также требуют доказательств. Так, само место казни располагается на Голгофе, то есть в местности, название которой переводится как «череп», которую по традиции представляют голым холмом, напоминающим по форме череп, находящуюся на северо-западе Иерусалима. Но место распятия вовсе не похоже на таковое, ибо в четвертом Евангелии мы находим следующее описание: «На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен» (Иоанн, XIX, 41). То есть Иисус был казнен в саду, где имелся готовый гроб или склеп, или поблизости от этого места, а не в одном из публичных мест, предназначенных для казней, не на вершине голого холма. Согласно Матфею (XXVII, 60), могила и сад являлись собственностью Иосифа из Аримафеи, богатого человека и тайного ученика Иисуса.

Кроме того, народные предания описывают распятие как важное событие, на котором присутствовала целая толпа зрителей. И здесь мы видим полное противоречие: Евангелия дают различные версии. У Матфея, Марка и Луки при казни присутствовали многочисленные друзья Иисуса, среди которых было много женщин, и держались они «вдалеке», и это еще раз подтверждает, что казнь совершалась, если можно так выразиться, в интимной обстановке, на частной территории, возможно, в Гефсиманском саду. Если этот сад принадлежал одному из «тайных» учеников Иисуса, то его использование учителем до распятия становится вполне правдоподобным.

Нужно ли уточнять, что казнь, совершаемая в таких условиях и достаточно далеко от посторонних глаз, могла быть разработана по любому плану в качестве ожидаемого события, и у зрителей на самом деле не было возможности проверить личность казненного и еще менее того – был ли он действительно мертв.

Конечно, подобная мистификация должна была совершаться с согласия Понтия Пилата или влиятельного члена римской администрации. А такое сообщничество вполне могло иметь место, ибо Пилат был жестоким, коррумпированным тираном и, безусловно, склонным к подкупу. Почему же он колебался в выборе: обменять жизнь Иисуса на деньги или на его обещание не вмешиваться больше в государственную политику? Даже если не заходить так далеко, то все равно, бесспорно то, что он был сильно замешан в это дело, что он прекрасно знал о стремлении Иисуса к титулу «Царя Иудейского» и что он удивился или претворился удивленным столь быстрой смерти его, прежде чем согласиться – главная деталь – выдать тело Иисуса Иосифу из Аримафеи…

Согласно римским законам, тело распятого не имело права на погребение, и обычно вокруг крестов ставилась стража, чтобы помешать родственникам или друзьям похоронить его. Жертву оставляли на кресте на милость стихии и на съедение хищным птицам. Но Пилат, сознательно нарушая закон, позволяет Иосифу из Аримафеи снять тело. Не есть ли это явное доказательство его сообщничества, свидетельствующее еще о многом?

Действительно, в Евангелии от Марка Иосиф из Аримафеи просит у Пилата тело Иисуса. Тот, удивленный такой быстрой смертью, посылает центуриона проверить и, удовлетворенный, отдает тело Иосифу. Внешне все просто. В греческом же переводе того же Евангелия контекст гораздо более сложен, ибо, когда Иосиф просит тело, он употребляет слово «soma», которое применяется исключительно к живому телу, тогда как Пилат, согласившись на его просьбу, употребляет слово «ptoma» означающее тело – труп, а это ясно предполагает, что в данном случае просьба Иосифа касается живого тела, а разрешение Пилата относится к мертвому, и этот последний, быть может, лишь притворяется, считая его таковым.

Римские законы, как мы уже говорили, отказывают в погребении распятым, и в этих условиях удивительно, что Иосиф получает разрешение располагать телом Иисуса. Но для чего он просил это разрешение? Имел ли он на него права? Или же он действовал как «тайный» ученик приговоренного, и этот единственный поступок уже являлся признанием? Если только Пилат не знал уже о его убеждениях, или другой фактор не оправдывал просьбу Иосифа из Аримафеи.

Об Иосифе из Аримафеи известно немного, только то, что он был членом синедриона, Совета Старейшин, управляющим еврейским сообществом Иерусалима под эгидой римлян, и обладал весьма значительным состоянием, в которое входил сад со склепом у городских ворот. Зато определенно известно то, что он пользовался достаточно большим влиянием, чтобы поддерживать прямые отношения с Пилатом.

Средневековые легенды идут еще дальше, ибо они приписывают Иосифу из Аримафеи охрану Святого Грааля и видят в Персевале одного из его потомков. Согласно более недавним источникам, кровные узы связывали его с Иисусом и его семьей – гипотеза, позволяющая по всей законности требовать тело своего родственника и тем более разрешающая Пилату, которого легко было подкупить, отдать ему тело.

Одним словом, Иосиф из Аримафеи, богатый и влиятельный член синедриона, на самом деле был родственником Иисуса, и в этом мы видим доказательство аристократического происхождения последнего. Во всяком случае, это родство объясняет его связь со Святым Граалем и «королевской кровью».

Сценарий.

Мы уже пытались построить гипотезу относительно существования потомства Иисуса. Теперь мы придадим ей новые размеры и большую связность, благодаря объяснению, хотя бы и временному, некоторых решающих деталей.