Глава 6

Нет, похоже, толку не будет, решил Джонас. Полночь. Он уже час крутился в постели, изо всех сил стараясь заснуть. Что же это такое — в кои-то веки у него появилась возможность насладиться спокойным, безмятежным сном, отоспаться за два прошлых месяца, а он только и думает о Зои. Точнее — о том, как выглядит спящая Зои. Еще точнее — что она надевает на ночь. И надевает ли вообще.

Он застонал, перекатился на живот и зарылся лицом в подушку. Вот тебе и покончил с эротическими фантазиями насчет Зои Холланд.

Да засыпай же, черт возьми, приказал он себе. Но мозг отказывался подчиняться приказу и вместо этого предлагал ему образ Зои, грациозно склонившейся над детской колыбелью. А как на ней сидели джинсы!.. Он вонзил ногти в подушку.

Пожалуй, глоток коньяка не повредит. Раньше рюмка на ночь всегда помогала ему расслабиться.

Он встал с кровати, накинул халат поверх пижамных брюк и босиком спустился в гостиную. Не включая света, сразу прошел к бару и плеснул немного коньяку в пузатый бокал. Снаружи мягко падал снег, и Джонас задержался у огромного, во всю стену, окна, глядя на улицу. Он провожал глазами белые хлопья и прислушивался к тому, как медленно покидает душу напряжение. Снег всегда приносит покой. Сглаживает острые углы жизни.

Позади него щелкнул выключатель, оторвав Джонаса от умиротворенных мыслей. Зои, не замечая его, вошла в комнату и включила телевизор. Только что у себя в спальне он гадал, в чем она спит. Представлял ее то в облегающем черном шелке, то в девственно-белом хлопке. Теперь он получил ответ. Зои спала во фланели. В красной клетчатой фланели. В красной клетчатой фланелевой пижаме, рукава которой спускались до самых кончиков пальцев.

Мог бы сам догадаться, подумал Джонас. Так похоже на Зои — выбрать себе практичное, уютное, удобное белье. Джонаса почему-то нисколько не разочаровала собственная ошибка. Скорее, наоборот: каким-то таинственным образом пижама Зои его воодушевила. А что? Красное ей очень к лицу.

— Добрый вечер, — негромко произнес он. Зои крутанулась в его сторону с такой быстротой, что он испугался, как бы она не вылетела волчком из комнаты. Прижав к груди ладонь, она громко вскрикнула. И облегченно вздохнула при виде него. Но лишь на миг. Обычная настороженность, которая никогда не покидала Зои в его присутствии, сразу же к ней вернулась.

— Я не мог заснуть, — опередил ее возможные обвинения Джонас. — И решил: вероятно, поможет коньяк.

Она кивнула.

— Извини, я не собиралась тебе мешать. Я вспомнила, что сегодня передача Кину Ривза, и надеялась посмотреть хотя бы конец.

— Кину Ривз? — Джонас как бы между прочим сделал несколько шагов в сторону Зои. — А он не слишком юн для тебя?

Зои дернула плечом — видимо, желая выразить безразличие. Но жест вышел, скорее, нервным, причем с каждым шагом Джонаса вперед Зои делала шаг назад.

— А что такого, если женщине нравится мужчина моложе ее? — Зои уперлась спиной в дверь. Джонас про себя отметил, что она словно приготовилась к бою. — Никому и в голову не приходит обвинять мужчину, если рядом с ним молоденькая девушка.

— Как правило — нет, — согласился Джонас, не замедляя шагов, пока не оказался чуть ли не нос к носу с ней. — Разве что этот мужчина предпочитает молоденьких девушек потому, что боится женщин, подходящих ему по возрасту.

Зои изогнула левую бровь. Эту ее манеру Джонас находил все более и более соблазнительной.

— Намекаешь, что я боюсь мужчин моего возраста? — поинтересовалась она. Он покачал головой.

— В больнице ходят слухи, что ты боишься мужчин любого-возраста.

Зои окаменела, а потом решительно прошагала мимо него и выключила телевизор.

— Советую вам не верить досужим слухам, доктор Тейт, — снова повернувшись к выходу, сказала она. — Я считала, что вы не опускаетесь до сплетен.

— Подожди, Зои. — Поставив бокал на край журнального столика, он догнал ее как раз вовремя, чтобы преградить ей путь. — Прости. Это было неуместное замечание.

Зеленые глаза вспыхнули.

— Да уж. Черт, я пытаюсь тебе помочь, а ты… ты дразнишь меня.

— Я не дразню.

— Дразнишь.

— Нет.

В который раз они стояли лицом к лицу, сверлили друг друга взглядами и ссорились. В такую тихую снежную ночь Джонасу меньше всего хотелось сражаться с Зои. И он, не дав себе труда подумать, сделал то, чего его инстинкт мужчины требовал давно… со дня их знакомства. Джонас притянул ее к себе и поцеловал.

И почти сразу же понял, что совершил катастрофическую ошибку. Почти — потому что на один краткий, восхитительный миг губы Зои приоткрылись под его губами, ее грудь прижалась к его груди, а пальцы беспомощно вцепились в лацканы халата.

Но уже в следующую секунду ее колено стремительно взлетело вверх, заставив его пожалеть о своем необдуманном поступке.

Он ретировался. Быстро. И тут же решил, что ему не стоило целовать ее. Во всяком случае, не так… внезапно, без предупреждения.

— О Боже, почему? — выдохнул он, отпрыгнув от нее. Лишь твердое убеждение, что она ни за что не увидит его слабости, помешало Джонасу закрыться от ее возможного очередного удара.

— Твое счастье, что ты остался на ногах, — выпалила в ответ Зои. Она поднесла ладонь к губам, как будто хотела стереть след его поцелуя. — Чуть сильнее удар — и баритоном ты бы уже никогда не запел.

— Но почему? — повторил Джонас. Он распрямил плечи, возвратив себе достойное мужчины самообладание, и шагнул к ней.

— Нет, — предупредила она, готовая дать отпор. — Не приближайся ко мне.

— Почему, Зои? — Он проигнорировал ее предупреждение и сделал еще два шага вперед. — Откуда такая реакция? Зачем ты это сделала?

Она заколебалась, пристально глядя на Джонаса.

— А ты… ты зачем? — наконец выдавила она. В ее голосе был тот же панический страх, который он видел в ее глазах. — Зачем ты… поцеловал меня?

Только этот полный ужаса взгляд остановил Джонаса. Она в самом деле боится. Боится его. Он задохнулся, как будто ее колено попало ему не в пах, а в солнечное сплетение. При всем желании он не вспомнил бы случая, когда напугал женщину до смерти. И уж меньше всего — поцелуем.

— Тебе нечего бояться, Зои, — постарался произнести Джонас как можно убедительнее.

— Я не боюсь.

— Черта с два ты не боишься.

— Ничего я не боюсь! — с жаром повторила она.

— Ладно. Не боишься, — уклончиво согласился он. — Тогда почему ты едва не кастрировала меня?

Напряжение вроде бы отпустило ее — совсем чуть-чуть. И Зои выдохнула:

— Извини. Ты застал меня врасплох. Теперь твоя очередь ответить: почему ты поцеловал меня?

Он открыл было рот для такого же небрежного ответа, но правда сама по себе слетела с его губ:

— Потому что мне этого хотелось с тех самых пор, как мы с тобой познакомились.

В мгновение ока воинственность Зои испарилась. Руки упали вдоль тела, плечи поникли.

— Ч-что?

Джонас нахмурился.

— Ты слышала. Я сказал, что хотел поцеловать тебя с тех пор, как мы познакомились. Она негодующе фыркнула.

— Да ты был готов меня в порошок стереть в первую же нашу встречу!

— Это защитная реакция. Мне хотелось тебя поцеловать — вот я и вел себя так агрессивно. Честное слово. Послушай, Зои, я сегодня никак не мог уснуть: ты не выходила у меня из головы. Я думал о том, что ты спишь в моем доме, что… — Он оборвал себя, решив: пожалуй, не в его интересах выкладывать ей все свои фантазии.

Зои медленно покачала головой — нет-нет, она этого не слышала. А ведь признание Джонаса было почти дословным отражением ее собственных мыслей о нем! Она и про Кину Ривза забыла потому, что слишком увлеклась фантазиями о Джонасе Тейте. К собственному ужасу, она задремала, представляя, каково было бы прижаться к нему под одеялом, вместо того чтобы согревать свою постель в одиночку. А очнувшись, решила, что будет лучше, пожалуй, отвлечься и посмотреть передачу Кину Ривза.

— Не… говори таких вещей, — неуверенно и тихо произнесла она.

К ее вящему ужасу, Джонас сделал еще два шага и остановился совсем рядом. Очень медленно, словно оставляя ей время для возражений, он поднес руку к ее лицу и нежно потер костяшками пальцев ее щеку. Зои прикрыла глаза. Она твердила себе, что должна оттолкнуть его, должна отстраниться. Но его прикосновение было исполнено такой неги, такой теплой любовной ласки, что она могла лишь замереть и наслаждаться им.

— Кто это был? — Его голос, низкий и ровный, прозвучал как будто за несколько сотен миль от нее.

Она в растерянности открыла глаза.

— О ком ты?

Его ладонь накрыла ее щеку полностью, пальцы скользнули в волосы у виска. Сквозь Зои словно электрический разряд прошел, и она инстинктивно съежилась и отпрянула.

Джонас так и остался стоять с поднятой рукой. Но пальцы его сжались в кулак, когда он спросил:

— Кто был тот сукин сын, научивший тебя… бояться мужчин? Кто он, этот негодяй, из-за которого тебя пугает самое невинное прикосновение?

Зои молча покачала головой, отказываясь отвечать. Джонас вернулся к журнальному столику, снова взял бокал и несколько минут задумчиво потягивал напиток, не спуская глаз с Зои. Она продолжала упорно молчать. Он покрутил бокал в ладонях и опустил взгляд на янтарную жидкость, всматриваясь в золотистую глубину бокала с таким вниманием, словно в жизни не видел ничего более интересного. Но Зои была уверена, что он далеко не так беззаботен, как хочет казаться.

Джонас заговорил через несколько секунд:

— Ты сказала Джулиане, что знаешь — каково быть обузой и каково чувствовать себя лишней. Твой отказ от любого общения с мужской половиной человечества объясняется этим опытом?

Она покачала головой.

— Нет.

— Тогда в чем дело? Почему ты не позволяешь мне хотя бы просто прикоснуться к тебе?

Зои тяжко вздохнула, смахнув упавшие на лоб пряди. Похоже, он не успокоится, пока не вытянет из нее все что можно о ее личной жизни. Что ж — значит, сегодня ему заснуть не удастся. Потому что Джонас Тейт — последний человек на свете, которому она намерена выкладывать подробности своего прошлого. Однако после такого удара в пах — пусть даже Джонас сам напросился — он, наверное, заслуживает объяснения с ее стороны. И все же Зои никак не могла решить, до какой степени она может быть с ним откровенна.

Но Джонас своим следующим вопросом сам дал ей возможность увильнуть от прямого ответа:

— Твое поведение никак не связано с воспитывавшими тебя тетками? Я все думал: может, они не зря были одинокими?

Зои улыбнулась.

— Мужененавистницами они не были, если тебя это интересует.

— Именно это.

— Нет, ничего подобного, — заверила она. — Мои родители погибли во время кораблекрушения, когда мне было три года. Тетки моего отца — одна была бездетной вдовой, а вторая вообще не выходила замуж — взяли меня к себе. Ни одна из них не испытывала особого восторга по поводу перспективы растить ребенка. И ни одна понятия не имела о том, как воспитывать девочку. Несмотря на гигантский рывок, который общество сделало в шестидесятые годы, тетя Селест и тетя Милли так и не смогли изменить дорогим своему сердцу сороковым, что касалось манер и правил хорошего тона. И когда я подросла, тетки только разводили руками. Они были в ужасе от меня. — Зои невольно хмыкнула. — Интересно, что, несмотря ни на что, я безумно люблю их. Понимаешь, сами они сохранили образ мыслей послевоенной Америки, но учитывали, что я вижу мир немножко другими глазами. И я люблю своих теток именно за их упрямый отказ поддаваться современному ритму жизни.

По улыбке Джонаса она увидела, что он рад ее объяснению, хотя это было не совсем то, о чем он спрашивал. Но ведь он-то вообще ничего о ней не знал, верно?

— Однако временами вам приходилось друг с другом нелегко, правильно я понял? Она кивнула.

— Да уж. Затаенная обида постоянно висела между нами. Ребенком я их с трудом выносила. Они меня — тоже. Должна признаться, что иногда я их намеренно доводила до белого каления. А однажды даже сбежала из дому, когда мне показалось, что я больше не в силах выдержать их… воспитания.

Он поднес было бокал к губам, чтобы сделать очередной глоток, но при этих словах опустил руку.

— Что?

Зои, не спрашивая разрешения, подошла к бару и открыла неубранную бутылку. Плеснула себе коньяку на дно бокала и проглотила залпом.

— Я сбежала из дому, — только потом повторила она.

— Почему?

— Я была очень несчастна. Мои тетушки требовали от меня, как мне казалось, невозможного поведения. Но гораздо хуже было то, что я точно знала: я им не нужна, они не хотели меня брать, я поломала их тихий, спокойный образ жизни. Короче, я, как типичный бунтующий подросток, сбежала из дому.

— Но вернулась ведь?

— В конце концов — да.

— J — И когда произошло это «в конце концов»?

— Я провела на улицах пять недель. Джонас подошел и остановился рядом с ней.

— И какой смысл ты вкладываешь в это «провела на улицах»?

Зои, не глядя на него, налила себе еще немного коньяку и отхлебнула глоток.

— Самый прямой. Я спала под мостами и на свалках, просила милостыню, околачивалась у кафе, чтобы схватить остатки еды.

— Сколько же тебе было?

— Четырнадцать.

— Ты спала под мостами и питалась объедками, когда тебе было четырнадцать? — В ночной тишине его голос прозвучал как раскаты грома.

Она кивнула.

— Ага, я сбежала из дому совсем ребенком. Но когда вернулась, то была уже значительно старше и мудрее.

Он молчал несколько минут, переваривая услышанное и, похоже, размышляя, не вынудит ли он Джулиану к такому же бунтарству.

— И все же это не объясняет твоей ненависти к мужчинам, — наконец произнес он.

Черт, а она-то надеялась отвлечь его! Ни за что на свете Зои не собиралась ему говорить, что приобретенный на улицах опыт ни в какое сравнение не шел с теми горькими знаниями, которые она получила ненамного позже, в самой ранней юности.

Ведь все равно он ничего не поймет, если не рассказать ему об Эдди. А о нем она больше не говорит. Ни с кем.

— Ненависти к мужчинам у меня нет, — тихо сказала она. — Все считают, что я ненавижу мужчин, но это не так.

— Тогда в чем дело?

— Я просто не хочу ни с кем завязывать серьезных отношений.

— Почему?

По вполне понятной причине, в душе отозвалась она. Но это его… никого не касается.

— Однажды у меня не сложились отношения с мужчиной.

Она услышала вздох Джонаса.

— У всех у нас хоть раз в жизни не складываются отношения с противоположным полом, Зои. Но это не значит, что любой человек с теми же половыми признаками становится нашим врагом.

Она не сдержала усмешки.

— Нет, конечно, но…

— Что — но?

В ее памяти встал образ малыша в больничной кроватке, безжизненного и бледного как мел, малыша, которому она была не в силах помочь. Но Зои стерла этот образ так же быстро, как он появился. Этот ребенок был частью ее прошлого, частью совсем другой ее жизни.

— Ничего, — решительно отрезала она и проглотила остаток коньяка. И обернулась к Джонасу с улыбкой — достаточно спокойной и уверенной улыбкой, как ей казалось. — Если честно, я устала. Пойду спать. Спокойной ночи. — Зои направилась к двери, в душе молясь, чтобы Джонас не настаивал на своем и отпустил ее с миром.

Не стоило и надеяться.

— Подожди, Зои, — раздалось за ее спиной. Она неохотно остановилась, но оборачиваться не стала.

— Что?

— Разговор ведь не окончен. Она по голосу догадалась, что Джонас по-прежнему стоит у бара.

— Разумеется, окончен, — бросила она. — Больше обсуждать нечего.

— Есть, и много.

— Например? — Короткий нервный смешок прозвучал неестественно и напряженно — Зои была напряжена до предела. Обернуться она так и не захотела. Или не смогла?

Зои услышала стук стекла о деревянную поверхность бара, потом шелест тихих шагов по ковру. Джонас остановился позади нее. Она почувствовала его ладони у себя на плечах — и была бессильна противиться, когда он повернул ее лицом к себе. Его взгляд был серьезен, чист и честен. А губы были сжаты в упрямую линию. Он вовсе не пытается залезть ей в душу, вдруг осознала она. Он просто хочет понять.

— Например? — эхом вернул он ей ее же вопрос. — Как насчет моего признания?.. Я признался в своем желании поцеловать тебя в первую же нашу встречу, Зои. Но ты мне так и не ответила.

От его слов и от его низкого, тягучего и такого чувственного голоса у нее мгновенно пересохло во рту. Джонас едва заметно сжал на ее плечах пальцы, чтобы притянуть ее поближе. Не отдавая себе отчета, она сделала шаг, и теперь между их телами разве что ветерок бы сумел проскользнуть. Аромат мыла и чистой кожи наполнил легкие Зои, она поклялась бы, что ощущает к тому же дымный привкус коньяка на его губах. Она открыла было рот, но ответ вылетел у нее из головы.

— Так как же, Зои? — повторил он. Она прикрыла глаза, чтобы не поддаваться совершенно неуместным чувствам, которые овладевали ею при виде Джонаса, такого нежного, теплого и полного желания.

— А что, если бы я добавил, что сегодня не мог заснуть потому, что представлял, как мы занимаемся любовью?

— Джонас, нет, — простонала она.

— Я лежал без сна и гадал, как ты выглядишь в постели.

Что-то первобытное и жаркое полыхнуло внизу ее живота. Она хотела возмутиться подобной дерзостью и заверить его, что ему никогда не найти ответ на этот вопрос. Но лишь прошептала его имя.

— Я воображал тебя рядом — теплую, податливую. — Как будто для подтверждения, он прижал ее к себе. — И мечтал — как бы мне было хорошо с тобой, — добавил он еще тише. — На тебе. Под тобой. Внутри тебя.

— О-о…

Он снова зарылся пальцами в ее волосах, ладонь его легла ей на затылок.

— Я придумывал, что бы я стал делать, где бы стал прикасаться к тебе и целовать, чтобы довести тебя до безумия — как ты меня довела…

— Джонас, пожалуйста…

— Пожалуйста — что? — пробормотал он хриплым, гортанным голосом. Он прижал ее к себе еще крепче, обвил другой рукой ее талию и наклонил голову так, что его губы оказались в полувздохе от ее губ. — Описать тебе в мельчайших подробностях, что я делал с тобой в мечтах? Или просто сделать это наяву?

Зои теряла контроль над собой с катастрофической скоростью. Она знала, что должна оттолкнуть его и спасаться бегством. Но… она мечтала окунуться в ощущения, которые вызывал в ней Джонас Тейт. Ощущения, которые в ней уже очень давно никто не вызывал.

Почему именно он? Почему именно Джонас Тейт оказался человеком, пробудившим Зои к жизни, когда она уже уверилась, что ее душа навеки окаменела? Что в нем есть такого, почему она, впервые почти за двадцать лет, готова забыть все свои страхи и рискнуть всем своим существом?

Может, дело в том, что за два десятка лет он первый попытался понять причины ее бегства от мужчин? И даже удар в пах его не обескуражил.

Прежде чем Зои сама сообразила; что делает, она подняла руки и легко прошлась кончиками пальцев по его щекам. Ей было и не вспомнить, когда она в последний раз прикасалась к мужскому лицу! Давно забылось то, какими колючими могут быть щеки и какими резкими — черты. Джонас не шелохнулся под ее прикосновениями, и она отважилась провести невидимую линию по скулам, к вискам, вдоль бровей. А потом спустилась ко рту, очертила контуры губ…

Этот жест доконал Джонаса — все выходило слишком похожим на его мечты о Зои. Сейчас Зои прикасалась к нему так, как она это делала в его фантазиях о ней. И внезапно фантазий стало ему недостаточно.

Он накрыл ее ладонь своею, поймал кончики ее пальцев губами. Веки Зои, задрожав, опустились. Джонас улыбнулся, легко прикоснулся языком к каждому пальчику, а потом развернул ее ладонь и потерся ртом о нежную кожу.. Зои вздохнула. Джонас прижался губами к запястью, поцеловал лихорадочно бившуюся жилку раз, другой, третий. И, наконец, сунув ее руку к себе под халат, положил на грудь, туда, где Зои смогла бы ощутить биение его сердца — такое же быстрое и лихорадочное, как у нее.

Ее глаза распахнулись, и по дрожащей улыбке он понял, что она разгадала его невысказанное послание. То, что происходило между ними, волновало и тревожило его не меньше, чем ее.

Зои опустила руку к поясу халата, попыталась развязать узел — безуспешно. Джонас пришел ей на помощь, и, когда полы халата распахнулись, она скользнула пальцами в жесткую поросль у него на груди, едва не лишив его остатков самообладания. Почти машинально он поднес руку к верхней пуговице ее пижамы, расстегнул ее, за ней вторую, третью, четвертую…

Несколько мгновений он только смотрел на полоску бархатистой кремовой кожи. Грудь Зои поднималась и опускалась с каждым нервным вдохом, и красная фланель сдвигалась, открывая его взору все большую ее часть.

Наконец, не выдержав, Джонас протянул руку, откинул красную клетчатую фланель в сторону и накрыл нежное полушарие ладонью, а потом чуть заметно сжал пальцы.

И только тогда почувствовал, что что-то не так.

Взглянув в лицо Зои, он снова увидел этот взгляд. Тот самый, в котором читался страх. Джонас заметил — возможно, слишком поздно, — что она уже больше не прикасалась к нему, что в какой-то миг их взаимного изучения она сделала шаг от него. Но ведь она не убежала, постарался подбодрить он себя. И ее колено пока на безопасном расстоянии.

И все-таки она опять боится. Боится его. А Джонас даже представить себе не мог — почему.

— Что? — спросил он. — Что такое? Что я сделал не так?

— Ничего. — Ее голос дрогнул, да и саму ее, похоже, трясла мелкая дрожь. — Ты здесь ни при чем. Дело во мне. Дело в том… Я… — Она беззвучно замотала головой, то ли отказываясь, то ли не в силах объяснить.

— Ну скажи мне, Зои. — Он готов был взорваться, но заставлял себя сохранять спокойный и ровный тон. — В чем дело? Чего ты боишься? Не меня ведь, нет?

На миг ему показалось, что она не собирается отвечать. Зои запахнула пижаму и принялась дрожащими пальцами застегивать пуговицы. Она не заметила, что пропустила одну петлю, пока не дошла до верхней пуговицы. А заметив, закрыла лицо ладонями и горько вздохнула.

— Я уже очень давно ни с кем… не была… — не поднимая головы, прошептала она.

— Ну и что, Зои? У меня тоже давно никого не было, — быстро заверил ее Джонас.

— Нет, Джонас, ты не понял. Я ни с кем не была очень-очень давно.

— Зои, все это…

— С самой ранней юности, — по-прежнему пряча лицо в ладонях, продолжала она. — Уже почти двадцать лет.

Джонас решил, что ослышался. Одинокая женщина под сорок… к тому же такая привлекательная… Да у нее должен был быть целый сонм любовников!

— Ты шутишь, — со смешком выпалил он. Он вовсе не хотел смеяться, просто на него так подействовало ее невероятное признание. Яркая, самоуверенная, дерзкая Зои Холланд — и целых двадцать лет без мужчины? Невозможно поверить!

Зои так и продолжала стоять, закрыв лицо ладонями, и Джонас встревожился:

— Правда ведь шутишь?

Она убрала руки с лица. Джонас в шоке обнаружил, что глаза у нее покраснели и припухли. Потом Зои шмыгнула носом, и две крупные слезинки скатились по ее щекам. Его словно обухом по голове ударили. Он никогда не видел Зои плачущей — она была слишком сильной, слишком мужественной. Плачет! До этой секунды он был уверен, что она вообще на такое неспособна.

— Извини, док, но я совсем не шучу. У меня действительно столько времени не было мужчины. Я даже не уверена, что помню, как все это делается. Ужасно, да?

— Скорее не правдоподобно, если уж на то пошло.

Вот, опять он выпалил ответ, не подумав, и опять слишком поздно осознал свою ошибку.

Зои решительно кивнула и лихорадочно стерла следы слез с лица.

— Ну что ж, похоже, я все-таки была права в тот вечер, — безжизненным, холодным тоном произнесла она.

Просто поразительно, подумал Джонас, как быстро ей удается спрятать свои истинные чувства.

— Насчет чего ты была права?

— Насчет того, что ты такой же, как остальные мужчины.

Он покачал головой, но Зои снова повернулась к двери.

— Прошу прощения, но уже довольно поздно, а я за день устала. К Джули я загляну. Не волнуйся за нее. И за меня, кстати, тоже.

Легче сказать, чем сделать, думал Джонас, глядя ей вслед. Потому что чем больше он узнавал Зои Холланд, тем меньше понимал ее. Совершенно неожиданно самым важным в жизни для него стало узнать настоящую Зои — ту, которая приоткрывалась ему лишь на мгновение, чтобы снова уйти в свою раковину.

Две недели, в который раз повторил он. У него две недели, чтобы ее узнать.

А потом он вспомнил тот ее потерянный, затравленный, испуганный взгляд, вспомнил скатившиеся по ее щекам две слезинки и подумал, что сама Зои Холланд вряд ли знает, какая она.

Глава 7

Зои катила коляску Джули по Кингз-хайвей в Хаддонфилде, не переставая удивляться себе самой. Какого черта она сообщила Джона-су о том, сколько лет у нее не было мужчин? До сих пор этой ее тайны не знал никто — ни Купер, ни Сильвия, ни Ливи.

Ну, теперь этому пришел конец. Слухи в больнице передаются быстрее, чем факс. Не пройдет и недели, как каждый в «Ситон Дженерал» будет в курсе ее личной жизни. И тогда уж ей несдобровать. Она превратится в объект домогательств для всех мужчин. Любой наглец захочет стать первым, кто «раскрутит» Зои Холланд и заставит ее изменить свои взгляды на воздержание.

Воздержание. Чушь какая, думала она, прислушиваясь к жаркому ощущению внизу живота. Воздержание предполагает вполне обдуманное желание избегать секса. А в ее случае это затяжной приступ откровенного страха. Тут уж Джонас абсолютно прав.

Утром он весьма успешно избежал общения с ней. Правда, она и сама подгадала свой выход на кухню так, чтобы у него оставалась минутка, не больше. Но он и минуткой не воспользовался. Залпом выпил свой кофе, мельком взглянул на ее помятую пижаму и гриву непричесанных волос, буркнув при этом, что кофе, кажется, хватит и на нее. После чего схватил портфель и ринулся к выходу, словно за ним гнался тигр-людоед.

Зои беспомощно вздохнула, вспомнив его прощальный взгляд. Джонас явно не знал, как ему себя с ней вести. Да уж, в его глазах она, должно быть, самая настоящая диковинка. А как ее еще назвать? Взрослая, зрелая, современная женщина, которая отказывается от секса. Теперь Джонас наверняка сомневается, стоит ли вообще тратить на нее силы. И, если честно, она его даже не винит. Видимо, на нее действительно не стоит тратить силы.

В надежде, что свежий воздух и дружеская беседа ее отвлекут, Зои облачилась в любимые джинсы, в теплый просторный свитер, собрала Джулиану и по телефону пригласила Ливи и Сильвию на ленч. Утро выдалось на удивление теплое. Широкие мощеные улицы Хаддонфилда и старинные магазинчики, встречающиеся здесь на каждом шагу, всегда действовали на Зои успокаивающе, и она надеялась, что перестанет наконец снова и снова прокручивать в голове поражение вчерашней ночи.

Как же унизительно было слышать смех Джонаса в ответ на ее признание! Зои зажмурилась. Когда открыла глаза, ее внимание привлекла реклама турагентства, и она устремила на плакат задумчивый мечтательный взгляд. Вот было бы здорово взять и отправиться в круиз на шикарном теплоходе! Оставить все свои тревоги в пустом доме и уплыть туда, где заходит солнце.