Глава 31

Заметив, что Дамарис Миддлтон снова подбирается к Эшу, Дженива спустилась в зал, настало время зарядить пушки и сражаться за желанную награду. Хотя ей и хотелось бы плыть прямым курсом, осторожность заставляла ее хитрить, флиртовать и даже позволить еще несколько раз поцеловать ее. Она подумала, что если бы все мужчины платили ей по гинее, сумма на счете Чарли возросла бы весьма значительно.

Она была уже недалеко от камина, когда заметила леди Уолгрейв, леди Эльф, с озабоченным видом потиравшую свой большой живот.

— С вами все в порядке, миледи?

Леди Эльф посмотрела на нее и улыбнулась:

— О да, просто я чувствую какое-то беспокойство. Видите ли, со мной так часто бывает.

Дженива кивнула.

— Неловко говорить об этом с другими, но ведь у вас теперь есть собственный дом!

— Да, и со временем я собираюсь сделать его таким же великолепным. Уолгрейв-Тауэрс был довольно холодным домом, и поэтому его сейчас перестраивают. Вот почему мы оказались здесь в такое время — я не хотела рожать в городе.

Была ли это просто беседа, или что-то еще доводили до ее сведения? Вполне возможно, ведь леди Эльф была истинной Маллорен.

Дженива увидела, что Эш и Дамарис Миддлтон находятся в общей группе гостей, однако ей было нужно задать еще один вопрос сестре лорда Родгара.

— Как вы думаете, ваш брат хочет помириться с лордом Эшартом?

Леди Эльф удивленно посмотрела на нее:

— Да, конечно. А это возможно?

Переговоры через посредников? Дженива заколебалась, Эш определенно не выбирал ее на эту роль.

— Думаю, возможно. Вот только с обеих сторон накопилось слишком много обид, требующих объяснений.

Леди Эльф оглянулась вокруг, видимо, желая убедиться, что никто их не слышит.

— Это верно, — тихим голосом заговорила она, — и самые серьезные связаны с семьей. Как я понимаю, вдовствующая леди Эшарт искренне верит, что Маллорены виноваты в смерти ее мужа, как и ее дочери. Видите ли, ее муж умер из-за трагедии, случившейся с леди Августой, точнее, вскоре после этого, а она хочет видеть в этом и причину, и следствие.

— Так иногда случается. Смерть моей матери тоже сильно изменила моего отца.

— Но все еще считается, что это мой отец вынудил свою первую жену убить своего ребенка. Ни один человек, знавший его, не верит этому.

— А нельзя ли убедить леди Эшарт в его невиновности?

— По-видимому, нет. Что касается наших ран, то эта дама много раз пыталась навредить нам. — Леди Эльф снова оглянулась. — Она даже заплатила одному человеку, чтобы он соблазнил меня.

— Господи! И что с ним произошло?

— Родгар вызвал его на дуэль. Этого Дженива и опасалась.

— Он убил его?

— Нет. Но ему теперь мало пользы от его правой руки.

В каком-то отношении подобное могло оказаться хуже смерти. В этом чувствовался холодный расчет, но леди Эльф явно считала случившееся вполне нормальным.

— Бдительность брата спасала нас, — вздохнув, призналась она, — вопреки козням маркизы. За последнее время положение изменилось к лучшему. Возрастающая сила Родгара пугает, а насколько мне известно, богатство семьи Трейсов сильно истощилось.

— Чем скорее будет заключен мир, тем лучше, — убежденно сказала Дженива.

— Мы полностью с этим согласны. «Мы».

Дженива взглянула на Эша. Он собирался поцеловать мисс Миддлтон под омелой!

Дженива хотела извиниться и уйти, но тут лорд Уолгрейв подошел к жене.

— Ты, наверное, устала, любовь моя. Пойдем и присядем.

— Не суетись. Если бы у меня не болели ноги, я бы отправилась в длинную прогулку.

— Помоги нам Боже, ну разве не типичная Маллорен? — Лорд Уолгрейв с добродушной усмешкой обратился к Джениве, отчего ей стало неловко отойти от них. А если бы она и отошла, что это могло изменить?

— Говорят, моя мать, когда носила ребенка, каждый день проходила несколько миль, — возразила леди Эльф, — и очень легко рожала детей, даже Сина и меня. — Она приложила руку к спине. — Должна признаться, я надеялась праздновать Рождество с моим ребенком, а не с ноющими спиной и ногами.

— Моя мать говорила, что надеялась на то же, когда носила меня, — Дженива украдкой посмотрела туда, где целовались, — так и получилось.

— Так вы родились в Рождество?

Дженива поняла, что проговорилась, и стала придумывать, как перевести разговор на другую тему.

— Когда ваш день рождения? Она не могла солгать:

— Как раз сегодня. Полчаса до полуночи — так мне говорили.

Леди Эльф хлопнула в ладоши:

— Диана! У Дженивы день рождения. В честь этого мы должны устроить бал!

Дженива пыталась протестовать, но ее не слушали.

— Ну вот и славно! — воскликнула подошедшая к ним леди Аррадейл. — Я хотела устроить просто танцы в знак завершения наших трудов, а они превращаются в особое событие. Все в бальный зал!

Джениве оставалось только позволить всей компании увлечь себя вверх по лестнице в уже совершенно преображенный бальный зал.

При виде таинственным образом возникшей в окружении гор деревни она невольно пришла в восторг. Пол посреди зала был посыпан мелом, изображавшим снег, а по стенам расположились маленькие домики с высокой кровлей, в них могла поместиться только одна пара, а в остальном они выглядели как настоящие. Вокруг домиков стояли миниатюрные елочки в горшках, создавая впечатление леса, который уходил вдаль, нарисованный на развешанных на стенах тканях, и заканчивался белыми вершинами таких же нарисованных гор. Горы сверкали в свете трех люстр, словно покрытые настоящим снегом.

— Боже, какое великолепие! — воскликнула Дженива.

— Хорошо получилось, не правда ли? — обернулась к ней леди Аррадейл. — Настоящий бал будет завтра, в Рождество, но уже сейчас все заслужили немного веселья.

Тут Дженива увидела шестерых музыкантов, занявших свои места на увитой зеленью галерее. Заиграла музыка. Родгар взял Джениву за руку и вывел ее на середину зала.

— Этот бал дается в честь дня рождения мисс Смит. Она должна назвать первый танец и выбрать себе кавалера.

Джениву охватила паника. Леди Аррадейл говорила об обыкновенных танцах, но это казалось ей уж слишком торжественным. К тому же она не знала, какие танцы приняты здесь, и очень боялась опозориться.

И как ей пришло в голову, что она легко сможет войти в этот мир?

— Я отравлюсь, если ты не выберешь меня, любимая, — шепнул ей Эш, подходя и беря ее за руку. — Тем более что ты стоишь под омелой.

Дженива подняла глаза и увидела, что действительно стоит под веткой омелы, свешивающейся с центральной люстры… Так вот куда подвел ее лорд Родгар!

Она бросила на него быстрый взгляд и позволила Эшу обнять ее.

Он притянул ее к себе и, перед тем как поцеловать, попросил:

— Пусть они сыграют «Веселых плясунов».

Она ответила на его поцелуй, чувствуя, что ее любовь стала еще сильнее. Тем временем он протянул руку и сорвал ягоду, а затем вынул что-то из кармана.

Гинею, здесь?

— Подарок за поцелуй, — смеясь, сказал Эш, — а что может быть лучшим подарком, чем кольцо.

В ярком свете блеснул большой бриллиант, однако, когда Эш взял ее руку, Дженива отдернула ее. Она знала, что бриллианты на обручальных кольцах стали традицией, поскольку камень был прочным и не поддавался времени. Прекрасная мысль, но пока она не завоюет любовь Эша, кольцо останется такой же фальшивкой, как и горы, нарисованные на стене.

Он удивленно поднял брови, и она в конце концов уступила, позволив ему надеть кольцо на ее палец. В свете свечей великолепный камень засверкал всеми цветами радуги.

Все захлопали в ладоши. Дженива улыбалась, но думала только о том, как было бы прекрасно, если бы все это происходило по-настоящему.

— Вы еще должны назвать танец, мисс Смит, — напомнила леди Аррадейл.

Вопросительно взглянув на Эша, Дженива робко произнесла:

— «Веселые плясуны».

Это был очень простой танец, который она знала. Он кивнул, и это означало, что танец подходит. Слава Богу, хоть в этом она могла доверять Эшу, но не больше. Он никогда не обещал больше, чем мог выполнить. Если ее сердце будет разбито, то в этом не будет его вины.

Зазвучала музыка, и Эш повел ее. По крайней мере у нее останется этот танец с ним. Дженива знала, что станет потом нанизывать эти маленькие радости, как жемчужинки на шелковую нить, и будет хранить их в сердце, если проиграет эту битву и потеряет его. Она радовалась этому быстрому танцу, лишавшему возможности разговаривать и даже думать. Кроме того, танцуя, нельзя оставаться мрачной.

Она проходила мимо выстроившихся в линию дам, касаясь рукой каждой, включая уже немолодую мисс Инчклифф, глаза которой блестели от удовольствия. Танцевали и более молодые, и даже маленькие дети, образовавшие свой ряд и смеявшиеся, когда сталкивались друг с другом.

Дженива кружилась с девушкой, кажется, мисс Ярдли, которая почти достигла возраста, когда девушек представляют ко двору. Она флиртовала со всеми мужчинами, напоминая щенка, пробующего свои зубы на брошенном ему кожаном мячике. Но даже мисс Ярдли не обращала внимания на пару молодых людей, уже достаточно взрослых для участия в танце, которые, казалось, не были уверены, удовольствие это или наказание.

Их всех готовили для этой цели, сообразила Дженива, и даже здесь, на импровизированном балу, обучали быть придворными, развлекать, флиртовать, действовать в интересах своей семьи, продвигаться по службе при дворе или удачно жениться.

Ее тоже готовили. Родители Дженивы не пренебрегали хорошими манерами и этикетом, но ее жизненный опыт был более разнообразным. Имело ли цену умение есть с общего блюда ароматное баранье жаркое, в котором плавали бараньи глаза?

Возможно, подумала Дженива. Она хорошо усвоила, что гость должен приспосабливаться к хозяину, где бы то ни было — в доме или на природе.

Когда первый танец окончился, в зал внесли пунш и другие напитки. Эш повел Джениву к столу, и она подумала, что и он не избежал магического очарования танца.

— Движение идет тебе, — заметил он.

— Ты хочешь сказать, что я запыхалась и раскраснелась?

— Я хочу сказать, что ты прекрасна, как сочное, приправленное специями блюдо.

— Даже с бараньими глазами? — сорвалось у нее с языка, но он, конечно, не уловил связи.

— С чем?

Тогда она красочно описала пир в Марокко и англичан, пытавшихся спрятать бараньи глаза в карман.

— Должно быть, после пира твоя горничная обнаружила интересные вещи.

— О, я съела свою долю.

— Почему-то меня это не удивляет.

— У меня создалось впечатление, что наш хозяин знал заранее, в какое затруднительное положение поставят нас эти глаза, и наслаждался нашим смущением.

Маркиз рассмеялся и с восхищением посмотрел на нее. Еще одна жемчужинка, но в душе Дженива была недовольна собой. Зачем она заговорила о бараньих глазах? Это, может быть, и интересно, даже достойно восхищения, но не слишком подходящая беседа для маркизы.

Позже, когда она танцевала с капитаном Долби, морским офицером, она поняла, что притворство не кончится ничем хорошим. Если она заманит Эша в брачные сети, изображая совсем другую Джениву Смит, то это, без сомнения, приведет к катастрофе.

Оказалось, что капитан Долби знал ее отца, что было очень приятно, с его помощью Дженива даже вспомнила несколько их встреч в те далекие времена. Она пришла к убеждению, что капитан был ее поклонником и мог бы оказаться женихом. Тогда она, возможно, флиртовала, хотя ее вовсе не привлекала жизнь на корабле. Теперь же она осторожно расхолаживала его.

Следующим ее пригласил лорд Брайт, затем доктор Иган. У нее не было недостатка в кавалерах, и два раза она танцевала с Эшем. Еще жемчужинки на ее ожерелье. А потом, намного скорее, чем Дженива ожидала, часы пробили двенадцать.

— С Рождеством! Веселого Рождества! — зазвучало отовсюду.

Все смешалось: поцелуи в щеку, добрые пожелания, а затем толпа подхватила их и унесла вниз, в мраморный холл, где их ждало огромное рождественское полено. Дженива смотрела на происходящее, стоя рядом с Эшем. Еще жемчужинка.

Через минуту из глубины дома торжественно вышел величественный седовласый слуга с горящим куском дерева и трутом в руках:

— Рождественский свет, милорд!

Это был остаток прошлогоднего полена, хранившегося специально, чтобы символизировать непрерывность света и тепла. Родгар взял его и поднес к труту. Трут загорелся, и пламя стало лизать сухую кору. Вскоре запылал и камин.

Так наступило Рождество. Эш наблюдал за огнем с непроницаемым выражением лица, и Дженива поняла, что он думает о силе, столь бесполезно растрачиваемой на распри. Она взяла его за руку, и он крепко сжал ее пальцы.

Тогда она набралась смелости и сказала:

— Мир — это всегда лучший выбор.

— Если его можно достигнуть, не теряя чести, — загадочно ответил он.

Его сомнения причиняли ей боль, но все же она согласилась:

— Ты прав. Это самое главное. Некоторые войны действительно можно оправдать…

Она лишь не добавила очевидного: «А твою — можно?» И тем не менее ей казалось, что его мучил тот же вопрос.

Глава 32

— Дженива, дорогая!

Рядом с ней оказалась Талия, оживленная, с блестевшими глазами. — Не пора ли заняться вертепом? Боже, как она могла забыть!

— Да, конечно. Мы сейчас же идем наверх.

Дженива надеялась ускользнуть незаметно, но тут Талия громко позвала:

— Беовулф, дорогой, у Дженивы в нашей комнате есть совершенно очаровательный ящичек со сценой Рождества. Мы идем на рождение младенца Иисуса!

Гости, находившиеся поблизости, весело рассмеялись, и Дженива поспешила взять старушку под руку, пока Талия не успела созвать всех.

— Пойдемте же, Талия, это не займет много времени.

— Мисс Смит!

Дженива с тяжелым сердцем повернулась к лорду Родгару.

— Пока леди Талия рассказывала о вашем вертепе, я вспомнил, что видел подобные вещи в Италии. Увы, я не догадался привезти его домой, но, надеюсь, вы окажете мне честь и позволите установить ваш вертеп здесь на почетном месте.

У нее замерло сердце.

— Это очень простая вещь, милорд, и… она много путешествовала.

— Как вы и я. Все мы путешествуем, только по-разному, и никто из нас не стал от этого хуже.

Дженива поняла, что слова Эстер ранили ее глубже, чем она предполагала. Ей не следовало стыдиться вертепа.

— Хорошо, милорд, и благодарю вас. Мне нужны помощники, чтобы принести сюда все его части.

— Давайте я пойду, — предложила леди Аррадейл, и Порция тут же присоединилась к ней.

Талия согласилась остаться внизу только после того, как ей пообещали, что она лично положит младенца Иисуса в ясли.

Дженива в сопровождении двух женщин поспешно поднялась в комнату, где их ожидал ящичек с пустой пещерой. Ее очень беспокоило, что скажут дамы, она больше всего боялась увидеть, как они презрительно морщатся.

— О, это так мило, не правда ли! — возбужденно воскликнула Порция.

Леди Аррадейл осторожно дотронулась до ящичка.

— Действительно мило. Но как нам лучше нести его?

— Я возьму его целиком, — с облегчением улыбнулась Дженива, — но, вероятно, остальное придется уложить обратно в ящик.

Порция завернула кверху подол юбки, отчего образовалось что-то вроде сумки.

— Если мы понесем фигурки так, то, думаю, не повредим их. Мы будем осторожны. — Она взяла ближайшую фигурку животного и опустила ее в складку юбки.

То же проделала и леди Аррадейл. Так могли бы делать крестьянки, собирающие плоды шиповника с живой изгороди, ведь их нижние юбки были почти такой же длины, что и верхние; однако Джениву удивляло, что знатные дамы делают то же самое.

Помогая собрать фигурки, она подумала, что эти дамы, в сущности, и были сельскими жительницами. Порция говорила, что живет в простой деревенской усадьбе. Дом леди Аррадейл едва ли столь же прост, но ее замечания указывали на то, что она часто занимается делами своих арендаторов и местных жителей.

Обычные люди, такие же, как она, — разве это не удивительно?

Фигурки благополучно сложили, и Дженива, взяв младенца Иисуса и мать Марию, положила их в отдельный карман. Затем она взяла пещеру и покрывало, и все трое отправились вниз.

Когда они вошли в зал, лорд Родгар указал на стол, стоящий недалеко от камина.

— Я знаю, что по традиции это должна быть каминная полка, но это слишком высоко для детей. Я поставлю здесь слугу следить, чтобы никто ничего не повредил.

Дженива увидела, что старшие дети не ушли спать, а беспокойно томились в ожидании. Она подошла к столу, и Эш присоединился к ней.

— Чем тебе помочь? Еще одна жемчужинка.

— У меня руки заняты. Ты не расстелишь покров?

Взяв покров, маркиз расстелил его и аккуратно расправил, а Дженива постаралась не вспоминать о падении, в результате которого сломались ее пяльцы. Это было нелегко, особенно когда она смотрела на прекрасные руки, заставлявшие вспоминать его прикосновения, его вкус, его…

Он отступил, и она, едва сдерживая слезы, установила ящичек с пещерой точно на середине. Если бы ее бедная мать была сейчас здесь!

Она отошла, уступая Талии удовольствие расставлять фигурки. Теперь уже для нее не имело значения то, что некоторые фигурки оказывались не на своих привычных местах. Пора было расстаться с прошлым.

Кто-то взял ее за руку, и она, даже не оглядываясь, уже знала, что это Эш. Хотя у нее першило в горле, она сплела пальцы с его пальцами. Еще жемчужинка, да какая — находиться рядом с ним в эту минуту!

Расставив половину фигурок, Талия вдруг сказала:

— А ведь у каждой своя история! Дорогая, что ты рассказывала об этой?

Дженива проглотила комок в горле.

— Это лама из Южной Америки.

— Ах да! А вот это дракон! Он такой милый! — Талия замолчала и вопросительно посмотрела на Джениву: — Кажется, теперь мы должны спеть рождественскую песню?

— О нет…

— Научи нас этой песне. — Эшарт сжал ее руку. Дженива умоляюще посмотрела на него:

— У меня не очень хороший голос…

— Но ты же учила Талию. Спой, а я поддержу.

Она прикусила губу, но все же запела. Ей не хотелось повышать голос в этом огромном зале, но тут к ней присоединилась Талия. Затем песню подхватил Эш, но не для того, чтобы петь третий припев, его голос сливался с голосом Дженивы, и ее голос от этого звучал как никогда прежде.

Запели третий куплет, и Дженива узнала сильный, хорошо поставленный голос Дамарис Миддлтон. Теперь уже пели все, и простая мелодия превратилась в мощный хорал.

«Звезда небо осветила, Лютни начали играть, И вошла в вертеп Мария, Кроткая Мария, мать, Радость людям возвещать: Радость, радость, радость, Радость, радость, радость…»

Эти каскады «радости» звучали не тише римских колоколов.

Дженива взяла ангела Гавриила со сверкавшими свежей позолотой крыльями и поставила фигурку над пещерой — после этого должно было произойти чудо Рождества. Она больше не вела хор, и постепенно с последней «радостью» пение затихло.

В наступившей тишине Дженива убрала Марию на ослике за ящичек, затем вынула младенца Иисуса и дала его Талии, которая явно преисполнилась изумления и восторга, как это всегда прежде происходило с Дженивой.

Дети, широко раскрыв глаза, придвинулись поближе. Дженива всем сердцем радовалась, видя, как они довольны. Она поставила осла в пещеру и расставила Иосифа и Марию по своим местам, а затем уступила место Талии, которая положила пухлого младенца на солому.

— Теперь, — произнесла Дженива торжественно, как это всегда делал ее отец, и голос ее дрогнул, — наступило Рождество. Мир всем.

Присутствующие захлопали, громко закричали: «Мир всем!» — и начали поздравлять и целовать друг друга.

Слезы катились по щекам Дженивы, и она не могла сдержать их. Эш сунул ей в руку носовой платок — шелковый, с тонкой вышивкой, обшитый дорогим кружевом.

Когда Дженива вытерла слезы, он поцеловал ее в губы.

— Да будет для тебя Рождество благословенно!

Его глаза говорили о чем-то большем, но неожиданно в их разговор вмешалась леди Уолгрейв:

— Я понимаю, что это ужасно некстати, но, кажется, мое дитя проявляет настойчивое желание появиться на свет…

Глава 33

Все тут же пришло в движение. Несмотря на шутливые протесты жены, лорд Уолгрейв потребовал, чтобы она позволила ему отнести ее наверх на руках.

Вскоре нужные распоряжения были отданы, и дамы, принадлежавшие к семье, поспешили заняться необходимыми приготовлениями.

Детей наконец отправили спать, и лорд Родгар предложил гостям продолжить развлечения. Некоторые вернулись в зал, чтобы еще немного потанцевать, другие направились в гостиную поиграть в карты и поболтать.

Дженива, которая несколько раз помогала при родах, полагала, что ребенок родится не раньше утра, но спать ей тоже не хотелось. Она задержалась у вертепа, вспоминая все, что было с ним связано.

— Вероятно, он очень много значит для тебя… — сказал Эш.

— Это как дом. Я не понимала, что все в моей жизни может меняться, кроме этой единственной вещи. Вертеп менялся, лишь обогащаясь с каждым годом.

— Обогащаясь?

— Отец всегда на день рождения дарил мне новое животное, еще одного богопоклонника у яслей. — Дженива осторожно потрогала китайского дракона. — Это последняя фигурка, сделанная при жизни моей матери.

— Опасный гость на веселом празднике.

— Не совсем так. Во многих верованиях драконы — хищники, но китайский дракон — предвестник счастья. Забавно, правда?

Маркиз взял в руки ярко раскрашенную фигурку, чешуя которой блестела золотом.

— Значит, дракону не обязательно быть огнедышащим и поедать людей?

Она ждала, надеясь, что Эш скажет что-то еще, но он молча поставил фигурку на место.

— Даже китайские драконы должны питаться. А чем им питаться, если не жертвами, которые вовсе не хотят быть съеденными?

— А что едим все мы — разве не жертв, которые совсем не желают быть съеденными?

— О, да ты настоящий циник! — Он взял ее за руку. — Пойдем в зал и потанцуем — это разгонит твою желчь.

Танцевать с Эшем всю ночь было бы райским наслаждением, но она покачала головой:

— Нет, извини.

— Неужели ты уйдешь спать? Ночь еще только началась… Дженива понимала, что ей следует просто уйти, но она не могла солгать ему.

— Я должна найти Рождественскую звезду. Это тоже традиция.

Он сначала удивился, потом рассмеялся:

— Уж не думаешь ли ты, что Эльф Маллорен вот-вот произведет на свет нового Мессию?

— Конечно, нет. Звезда восходит на небе каждое Рождество, и я хочу загадать желание.

Продолжая улыбаться, маркиз покачал головой.

— Покажи мне. Для этого надо выйти из дома?

— Так лучше всего. — Дженива боялась, что Эшарт посмеется над ее традициями, но у нее не хватило решимости расстаться с ним…

Они направились к парадному входу, и по пути маркиз подобрал забытую кем-то шаль. Лакей тут же поспешно распахнул перед ними дверь, явно не осуждая их отчаянную смелость выйти на улицу посреди зимней ночи.

Как только они оказались на террасе над двойной изогнутой лестницей, студеный воздух обжег щеки Дженивы. И тут Эш обернул ее плечи шалью, одним своим прикосновением даря ей целую нитку жемчуга.

Здесь, в темноте под звездным небом, Дженива впервые почувствовала, что они по-настоящему оказались наедине.

Эшарт посмотрел вверх и глубоко вдохнул свежий воздух, словно упиваясь им. Ночь, тихая и полная покоя, оказалась не слишком холодной, и Дженива тоже глубоко вдохнула, разглядывая усыпанное звездами небо.

— Вот она! — Ее рука невольно поднялась, указывая на звезду.

— Дорогая моя, это Юпитер.

Дженива улыбнулась, продолжая пристально смотреть на яркую точку.

— Я знаю. Но сегодня это Рождественская звезда.