Джениву бросило в жар, но ее спасла леди Аррадейл, которая встала и потребовала всеобщего внимания.
— Друзья мои, как я вижу, мы уже веселимся, но сначала нам следует принести в дом зеленые ветви.
Гостям были знакомы игры с флиртом, и отовсюду послышались громкие шутки по поводу зелени и зеленого цвета, сопровождаемые смехом. Эти слова стали пристойной заменой «любовных игр». «Леди в зеленом платье» означало «дама с любовником на траве».
Проведя еще какое-то время в обществе Эшарта, она будет обречена на это прозвище.
— И омелу, конечно! — крикнул молодой офицер, подмигивая мисс Миддлтон.
Та улыбнулась и снова взглянула на Эшарта. Офицер попробовал запеть:
Хей, хоу, за омелой
Мы с красой моею милой
Идем в зеленый лес…
К нему присоединились другие мужчины — они запели, обращаясь к своим дамам. Мисс Миддлтон пришлось ответить, как полагалось, что сделала и Дженива. Ей помогло то, что Эшарт обладал прекрасным баритоном.
Хей, хоу, под омелой
Ждет подружку парень смелый,
Чтоб поцеловать.
Поцелуи под омелой
Обещают многим девам
Счастье с милым и венец.
— Омелы будет вполне достаточно, — со смехом заверила всех графиня. — Ее надо только срезать. А теперь за работу!
— Не для всех обязателен тяжелый труд, — заметил Родгар, когда все встали, — но мы настаиваем, чтобы в нем приняли участие молодые холостяки. Для того чтобы спилить и принести рождественское полено, требуется немалая сила.
— Сила? — переспросил Эшарт.
— Миледи говорит, что на севере они верят, чем больше мужественных неженатых мужчин внесут в дом полено, тем больше силы оно придаст дому, в котором сгорит.
— Тогда вряд ли я буду в этом участвовать. Наступила неловкая пауза, во время которой оба маркиза оставались неестественно спокойными. Несмотря на царившее веселье, все явно почувствовали исходившую от них враждебность.
— А я-то удивлялся, — медленно произнес Родгар, — почему в этом обычае подразумевается дозволение мужественным холостякам беречь свою силу.
Смех разрядил атмосферу, и даже Эшарт улыбнулся.
— В таком случае я все же внесу свою малую лепту. Веселье возобновилось, и все со смехом и шутками устремились в холл, однако под этим весельем скрывалось ощущение тревоги, которое Дженива однажды испытала в Венеции во время одного из шумных карнавалов. Она помнила, что тогда вела себя недостаточно осторожно.
Все происходящее ей определенно не нравилось. Она боялась, что если примет участие в этом, по сути, языческом ритуале, то ее парой окажется Эшарт.
Оглядевшись, она поспешила за дамами Трейс, которые направлялись в Гобеленовую комнату, но Талия заметила ее и замахала руками:
— Дженива, что ты делаешь? Ты должна идти с молодыми!
— Я здесь для того, чтобы заботиться о вас…
— Вот еще! Тут у каждой двери стоит лакей. Уходи немедленно.
Испытывая досаду, Дженива отступила. Она подумала, что можно ускользнуть, пока еще не все ушли, но представила, к чему это приведет. Кто-нибудь, вероятнее всего, Эшарт, начнет ее искать и поймет, что она прячется именно от него.
Она поднялась в свою комнату за верхней одеждой, но не спешила, надеясь, что о ней забудут. Однако когда она вернулась, гости все еще толпились в холле.
Что ж, подумала она, спускаясь вниз и натягивая перчатки, по крайней мере у нее появится повод заработать еще несколько гиней.
Большинство дам были в накидках или мехах, а джентльмены — в длинных рединготах, на всех шляпы, перчатки. Ни один из них и отдаленно не напоминал сельского рабочего.
Вероятно, Дженива лучше других была знакома с тяжелой работой и поэтому чувствовала себя среди них чужой. Она задержалась, притворяясь, что восхищается классической статуей, пока не сообразила, что разглядывание голого мужчины не слишком хорошо отразится на ее репутации.
Отвернувшись, она поискала глазами Порцию или хотя бы леди Аррадейл, но увидела появившегося наконец Эшарта под руку с Дамарис Миддлтон, которая, казалось, искала Джениву, чтобы продемонстрировать свое торжество.
Эшарт надел лишь шляпу и перчатки, его плащ для верховой езды был слишком тяжел для прогулки. Неужели маркиз проведет Рождество только в той одежде, которая умещалась в его дорожном мешке? Если так, то это еще одна сторона эксцентричных Трейсов.
Накидка мисс Миддлтон, доходившая до талии, была прекрасно отделана и подбита мехом норки. Дженива надеялась, что богатая невеста надела шерстяные чулки и пару лишних нижних юбок, — должна же она заботиться о том, чтобы от холода у нее не появились чирьи.
Стараясь отогнать недобрые мысли, Дженива подошла к лестнице, рассчитывая, что Эшарт возьмет под руку и ее.
Маркиз поднял к губам ее затянутую в перчатку руку и поцеловал.
— Гинею, пожалуйста, — небрежно произнесла Дженива.
Приподняв бровь, он достал монету и отдал ей.
— Вы берете с него плату за поцелуи, мисс Смит? — изумилась мисс Миддлтон.
— Только во время игры. — Эшарт не сводил глаз с Дженивы. — Что-то вроде омелы. Разве это можно считать поцелуем, мисс Смит?
— Если вы нуждаетесь в уроках, сэр…
— В определении, может быть?
— Это было бы почти так же трудно, как определить верного мужа.
— Главное — не нарушать обеты, данные перед священником, — поспешно вставила мисс Миддлтон и крепче ухватилась за рукав Эшарта.
Джениве вдруг стало жаль ее.
— А что, если обеты нарушены, мисс Миддлтон? Закон не позволяет женщине из-за этого разрушить брак.
— Но это ставит джентльмена в ужасно трудное положение. — Эшарт притворно вздохнул. — Поэтому есть узы, которые остаются нерушимыми независимо от того, что стало с обетами.
— И поэтому никакие узы не связывают вас, верно? — подхватила мисс Миддлтон.
— Нет. Я обручен. С мисс Смит. Я дал слово и сдержу его, если только она не станет настаивать, чтобы я освободил ее.
Это был жестокий удар, и Дженива поморщилась.
Мисс Миддлтон убрала руку, и яркие пятна гнева вспыхнули на ее щеках. Неужели она ничего не слышала? Может быть, не захотела услышать?
— Пожелаю вам обоим счастья! — истерически выкрикнула она срывающимся голосом.
— Благодарю, и мисс Смит тоже. — Эшарт насмешливо посмотрел на Джениву, которая, дождавшись, когда девица отошла, заметила с укором:
— Вам не следовало быть таким жестоким. Маркиз тут же отбросил любезный тон:
— Ваше нежное сердечко тронуто? Дамарис Миддлтон и в голову бы не пришло запускать когти в простого мистера Дэша.
— В этом я не уверена.
Однако он, вероятно, был прав. Возможно, мисс Миддлтон и мог бы понравиться красивый мистер Дэш, но она не стала бы вкладывать в него свой капитал.
В этот момент к ним подошел молодой офицер:
— Мы хотим правильно подготовить рождественское полено, Эшарт. Надеемся, вы поможете нам советом.
Очевидно, его подослали уговорить упирающегося холостяка. Поклонившись Джениве, маркиз направился к группе мужчин.
Леди Аррадейл и Порция все еще не появлялись, а может, они и не собирались принимать в этом участия, поскольку по традиции только неженатые приносили в дом зеленые ветви. Зато лорд Брайт, казалось, был готов присоединиться, а вскоре она увидела среди мужчин и Родгара.
— А, мисс Смит!
Дженива обернулась и, обнаружив направляющуюся к ней Дамарис Миддлтон, вздохнула.
— Как я понимаю, вы провели какое-то время в море, — сказала мисс Миддлтон. — Как интересно! Надеюсь услышать вашу историю.
Дженива без труда распознала ее хитрую тактику. Откровенным соперничеством мисс Миддлтон ничего бы не добилась, поэтому она решила сначала втереться в доверие.
— Я бы с удовольствием кое-что рассказала вам, — вежливо ответила Дженива, — но ваша жизнь интересует меня не меньше, мисс Миддлтон.
— Тогда я расскажу истории о высшем свете в обмен на ваши рассказы о чужих странах.
Притворная улыбка мисс Миддлтон источала доброту, но слово «чужие» было наполнено ядом, очевидно, Джениве давали понять, что она здесь чужая. То, что она сознавала это, не улучшило ее настроения.
— Уверена, это будет весьма поучительно. — Она даже не пыталась казаться искренней.
Раскосые глаза мисс Миддлтон прищурились.
— Леди Талия говорила, что вы сражались с берберскими пиратами.
— Она любит преувеличивать.
— Но не настолько же! Она также сказала, что вы очень решительны. Я этому верю. И все же, должна вам заметить, я намерена выйти замуж за Эшарта и сумею добиться того, чего хочу.
Вероятно, другая женщина сумела бы сдержаться, но Дженива тут же выпалила:
— Попробуйте!
— И попробую. Я получила одобрение его бабушки. Меткий выстрел, и мисс Миддлтон это знала.
— Конечно, я не ожидала встретить его здесь, — продолжила она и посмотрела в другой конец холла, словно гипнотизировала намеченную добычу, — но зато теперь предоставляется удобный случай закончить дело.
Дженивудаже в каком-то смысле восхищала эта женщина, большинство дам благородного происхождения пытались добиться своей цели окольными путями, напускной скромностью и жеманством или завести дружбу с каким-нибудь мужчиной, который бы помог им получить то, чего они хотели.
— И как же вы войдете в семью, враждующую с Маллоренами?
Мисс Миддлтон с удивлением посмотрела на нее:
— Я — не Маллорен и к тому же, если Эшарт здесь, то вражда, должно быть, окончена.
— Ошибаетесь. Советую вам не делать ничего, что могло бы вызвать новые неприятности.
Дамарис Миддлтон пристально посмотрела на Джениву, она явно была достаточно умна и осторожна и вполне могла бы стать подходящей парой для Эшарта, если бы не навязывала себя, а заставила его добиваться и ее, и приданого.
— Неприятности для кого?
— Для всех, но главным образом для маркиза. Мелькнувшая надежда на добрые отношения исчезла без следа.
— Я никогда не стану причиной неприятностей для Эшарта, чего не скажешь о вас, мисс Смит. Одна горькая размолвка может закончиться ничем, но при неудачном браке за ней последует другая. Вы поссорите Эшарта с бабушкой, женщиной, воспитавшей его. Они очень близки, не забывайте об этом.
Нанеся столь ловкий удар, мисс Миддлтон удалилась. Дженива всеми силами старалась не показать даже себе, какое впечатление на нее произвели ее слова, но хищная кошка, черт бы ее побрал, вероятно, была права.
Но вдруг Дженива опомнилась. Разумеется, все это не имело для нее никакого значения, ибо их помолвка была фальшивой. Эшарт скорее всего женится на Дамарис Миддлтон, которая по крайней мере обладает достаточно сильным характером, чтобы противостоять ему.
Двери распахнулись, и свежий холодный воздух вместе с солнцем сразу благотворно подействовал на нее.
Эшарт не спеша подошел к ней:
— Надеюсь, с вами все в порядке?
— Да, конечно, — сдержанно ответила она, беря его под руку. — Разве что голова немного отупела от еды и вина. — Дженива боялась, что больше не сможет терпеть эту издевательскую помолвку.
— Небольшая прогулка на свежем воздухе — вот что вам нужно. — Маркиз засмеялся, быстро поцеловал ее и незаметно для других опустил гинею в ее карман.
Дженива дрогнула, но не отказалась от своего намерения.
— Как хорошо, что англичане не носят усы, — сказала она и начала спускаться по ступеням. — Они так щекочут.
— Богатый опыт, как я понимаю. — Эшарт остановился и поцеловал ее с большим чувством, более твердой и уверенной рукой опуская гинею в ее карман. — Вы жульничаете, деточка.
— Вовсе нет. Мы не устанавливали никаких правил. — Они двинулись дальше, и Дженива увидела, что все глаза устремлены на них. — Так что, будете и дальше возражать? Или вы боитесь, что я разоряю вас?
— О, не беспокойтесь, — заверил он, когда они ступили на дорожку, и снова привлек ее к себе. — Я могу позволить себе такую плату. Вот только должен ли я?
Когда его губы коснулись ее губ, Дженива почувствовала, что это ей знакомо. Ее губы, ее тело сами прижимались к нему. До такой степени она доходила только с Уолсингемом, но тогда одно приближение к волшебному моменту заняло целые недели.
Она отстранила его.
— Вы украли поцелуй, который я приготовила, но это не важно. Нужно всего лишь слово. Должен, должен, должен, должен, должен.
Говоря это, она все дальше отходила от него, но он догнал ее. Глаза его разгорелись. Вот теперь, подумала Дженива, все убедятся, что они влюблены друг в друга.
Она ожидала еще пять поцелуев.
Маркиз поцеловал ей руку, затем поднялся по рукаву и запечатлел последний поцелуй на чувствительном месте шеи. Это было так приятно, что Дженива решила немного передохнуть.
— Выдача гиней может вызвать вопросы, — прошептал он ей на ухо. — Что я должен делать?
Дженива высвободилась из его рук и оправила накидку.
— Я запомню, сколько вы мне должны. Он улыбнулся:
— Не сомневаюсь, что запомните.
— Прекрасный день! — Дженива отступила в сторону и оглядела позолоченный солнцем дом. Ей надо было собраться с силами перед новым нападением. — Прогулка на свежем воздухе придает столько энергии.
— Безусловно, тут вы правы.
Воспоминания о Мальте помогли ей понять его намек. Она взглянула на него.
— Но я не имела в виду Англию и декабрь, сэр.
— Вы даете мне надежду на лето?
— К лету, как я понимаю, вы уже будете женаты на мисс Миддлтон.
Он изумленно поднял брови:
— В самом деле? А я-то надеялся, что вы защитите меня.
— Послушайте, вы что, хотите растянуть эту дурацкую помолвку еще на полгода?
О Боже! Этого она не вынесет! От нее просто ничего не останется.
— Почему бы и нет? — небрежно спросил он. — Хорошее вооружение всегда пригодится.
— Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, потому что намерена выйти замуж, и довольно скоро.
— Зачем?
— Мне двадцать три года.
— Ну, это не так страшно.
Она подумала, что ничего не испортит, если скажет ему правду.
— Мой отец женился во второй раз, и я хотела бы иметь свой дом. Признаюсь, я надеялась встретить здесь подходящего джентльмена.
— А разве я вам мешаю? Просто, будучи эгоистичным аристократом, я не хочу освобождать вас от данного слова.
Это обрадовало ее, но он, конечно, имел в виду только еще несколько дней. Дженива видела, какими глазами смотрела на них мисс Миддлтон, и еще тогда дала себе слово, что никогда не станет выставлять свои желания напоказ.
— Не советую вам жениться на мисс Миддлтон, если вы не любите ее. — Ну вот, откуда взялось это совершенно неуместное заявление? — Она вас за это не поблагодарит.
Впрочем, казалось, он тоже подумал об этом. Кто знает. Может наступить такой день…
— А вам не приходила в голову такая мысль, что я могу быть хорошим мужем?
Удивленная резким тоном, Дженива пристально посмотрела на него.
— Простите, но… Вы же видите, она влюблена в вас. Неужели вы не осознаете силу вашего обаяния?
— Я должен жениться, это не обсуждается. И какой же выход из положения предлагаете вы, о кладезь мудрости?
В его тоне слышалась откровенная ирония, и она ответила ему тем же:
— Ищите любовь, милорд, а пока постарайтесь придерживаться целомудрия.
Эшарт от души рассмеялся.
— А вы не опасаетесь, что это доведет меня до безумия? И тогда кто знает, какую глупость я еще сотворю…
К сожалению, Дженива хорошо знала, что он хочет этим сказать.
Наконец все собрались и направились через лужайку к стоявшим в отдалении деревьям, но по какой-то причине, может быть, желая проявить такт в отношении нее и Эша, их не позвали вместе со всеми. Тогда Дженива, которой совсем не понравилась эта инициатива, сама поспешила вслед за остальными.
Глава 26
Дыхание все еще образовывало облачка пара, зато солнце уже согревало кожу. Воздух был кристально чист — таким он никогда не бывает летом. Дженива глубоко вдохнула, надеясь наконец избавиться от безумия, которое тем не менее догнало ее.
— Убегаете? Неужели девять поцелуев слишком много для вас? Или вы хотите кончить эту игру?
— Я закончу игру, если вы согласитесь содержать… ребенка. — Она дипломатично не сказала «вашего ребенка».
Эшарт не ответил, и она из-под ресниц взглянула на него.
— Почему бы нет? Я знаю, что вы уже содержите других незаконнорожденных.
— Кто, черт побери, вам это сказал?
— Разве это имеет значение?
— Наверное, не знаю. Я не могу взять на себя ответственность за ребенка Молли Керью.
Дженива сделала несколько быстрых шагов вперед и, повернувшись, преградила ему дорогу.
— Но почему?
Его лицо вспыхнуло гневом.
— Сделать это — значит признать, что Молли говорила правду и ребенок — мой. Но это абсолютно не так.
— Абсолютно? Как вы можете быть в этом уверены?
— Я не имею намерения объясняться с вами по данному вопросу, мисс Смит. Вы просто должны поверить моему слову.
Ну это уж слишком! Ей захотелось достойно ответить ему.
— Не беспокойтесь о моей невинности, я знаю, каким способом мужчины избегают отцовства.
Заметив, что он неприятно изумлен, Дженива тут же пожалела о своих словах. Почему все убеждены, будто люди, не состоящие в браке, так наивны?
— И каким же? — холодно спросил он.
— Я тоже не имею намерения объясняться с вами, милорд. Вы просто должны поверить моему слову, я не падшая женщина. — Повернувшись, она пошла дальше, и он последовал за ней.
— Я ничего об этом не говорил. Если вы не девственница, Дженива, то следующие несколько дней могут оказаться намного интереснее, и вы должны это знать.
— Должна? Я не плачу за это, а вот вы — платите.
Он остановил ее, поцеловал кончики своих пальцев, а затем прикоснулся ими к ее губам.
— Счет — семь, — сказал он.
Как так получилось, что это прикосновение потрясло ее не меньше, чем страстные объятия?
Дженива ускорила шаги. Она произвела на него нежелательное впечатление и теперь чувствовала себя обезоруженной. Кто знает, что он теперь сделает и как это подействует на нее.
— Очень весело, когда тебя считают безнравственной женщиной, — наконец сказала она, чтобы исправить положение, — и это в то время, как я провела всю свою жизнь, неукоснительно храня верность добродетели.
— Святые не целуются так, как вы, Дженива.
— Даже если они побывали замужем?
— А разве вы вдова?
Она услышала в его голосе удивление и чуть не уступила соблазну позволить ему так думать, однако вовремя опомнилась. Нет, это совсем не лучший ход.
— Я была помолвлена.
Он снова остановил ее и очень бережно, с искренним сочувствием спросил:
— Он умер?
Дженива отвернулась и невидящим взглядом уставилась на дерево с искривленными голыми ветвями. Подумать только, она все-таки это сделала! А ведь она не хотела рассказывать ему об Уолсингеме.
— Он жив. Я разорвала помолвку, — вырвалось у нее, — и этим разбила ему сердце. Вот видите, какая я дурная женщина. — Она никогда раньше не признавалась, что стыдится жестокости, с которой обошлась с Уолсингемом.
— Почему вы это сделали?
Жаль, но она не смогла ответить на этот тихий вопрос какой-нибудь грубостью.
— Потому что я не любила его, — со вздохом призналась Дженива. — И я верила, что браки заключаются по любви.
— Верили?
— Верю, — поправилась она и, повернувшись, посмотрела ему в лицо. Она в самом деле до сих пор в это верила вопреки всему.
— Поразительно! Полагаю, ваши родители были идеальной любящей парой.
Дженива гордо подняла голову:
— Да, они любили друг друга, и я не вижу в этом ничего необычного.
— Неужели?
— Лорд Родгар и леди Аррадейл тоже любят друг друга. Она ожидала насмешки, но маркиз неожиданно легко согласился:
— Возможно, вы правы.
— И лорд и леди Брайт.
— А мне казалось, что он такой же циничный мерзавец, как и я. Впрочем, мне придется снова согласиться с вами. То же относится и к Уолгрейву, насколько я могу судить, а мы с ним когда-то охотились в одном и том же парке.
— И еще — подумайте о Талии. Прошло шестьдесят лет, а она по-прежнему влюблена.
— Влюблена?
— А вы сомневаетесь?
— Разве любовь не должна проходить испытания реальной жизнью и временем? Иначе она всего лишь мечта.
Дженива широко раскрыла глаза:
— Пожалуй.
— Иногда и со мной это случается, но чаще всего любовь не выдерживает испытаний.
— Вот в это вы не правы. Боюсь, ваши родители не слишком любили друг друга.
— О, очень любили, но не друг друга. — Он взял ее под руку, и они направились к гостям, уже отдалившимся на опасное расстояние. — Отец увлекался вином и азартными играми, а это, как вы должны понимать, неудачное сочетание. Мать любила другого, но ее заставили выйти замуж за моего отца, и лишь после его смерти она уехала с любимым человеком за границу.
— Печальная история, но она все же любила.
— А разве не следует пожалеть бедного ребенка, который, возможно, надеялся, что его тоже будут любить. — Маркиз замолчал. — Хотя одному дьяволу известно, почему это должно иметь значение. Я почти не видел ее, пока не умер отец.
От удара, сопровождавшегося громким треском, земля дрогнула у них под ногами.
— Увы, увы, — с комичным огорчением заметил Эшарт, — они справились с рождественским поленом без меня. Не рухнет ли дом Родгаров с таким же оглушительным треском, как это самое полено? Пойдемте, а то мы пропустим весь спектакль. — Он схватил Джениву за руку и почти бегом потащил к деревьям. Приподняв юбки, она следовала за ним, все еще находясь под впечатлением от его рассказа. Несомненно, маркиз говорил искренне, с душевной болью, и, вероятно, он никогда еще не говорил об этом с другим человеком.
Наверное, он еще пожалеет о своих словах, но по ряду причин Дженива впитывала их всем сердцем и умом, как драгоценный дар.
Когда они добежали до леса, она споткнулась об упавшую ветку, и маркиз, подхватив, приподнял ее над прогнившим стволом, лежавшим под нависшей ветвью.
— Пустите! — ахнула она, но он, не слушая, взял ее на руки и понес.
— Что случилось с твоей силой, Дженива, милая? Уткнувшись в его плечо, она засмеялась, все еще пытаясь отдышаться, отчего из ее горла вырвался не то смех, не то плач. Казалось, она внезапно погрузилась в другой, незнакомый ей прежде мир.
Его серьга насмешливо блеснула перед ее глазами, а щека с легким загаром оказалась так близко, что ее можно было потрогать… или поцеловать. От его запаха у нее кружилась голова.
Эшарт, внимательно взглянув на нее, словно застыл. Наблюдая за происходящим словно сквозь туман, Дженива задрожала от переполнявших ее чувств, не последнее место среди которых занимал страх. Она не хотела испытывать эти чувства, тем более что с этим человеком их ничто не связывало, кроме фальшивой помолвки.
Но так ли это?
Маркиз повернулся и зашагал дальше.
— Наконец-то!
Дженива, подняв голову, увидела, что они находятся на поляне, и все собравшиеся тут же с добродушным любопытством уставились на них, за исключением, разумеется, Дамарис Миддлтон.
Первым заговорил лорд Родгар. К изумлению Дженивы, он снял камзол и оставался в рубашке и жилете, а его жена, как служанка, держала в руках его теплую одежду. Некоторые мужчины оделись подобным же образом, и женам тоже пришлось позаботиться об их одежде. Кое-кто, невзирая на холод, вдобавок снял шейный платок, у кого-то рубашка распахнулась на груди… Один мужчина даже закатал рукава.
Поразительно, джентльмены превратились в дровосеков! Тем временем настоящие лесорубы, в грубой одежде и обуви, наблюдали за игрой, добродушно посмеиваясь, возможность посмотреть, как трудятся лорды, явилась для них настоящим удовольствием.
Огромное дерево двух футов в диаметре лежало поперек поляны, один конец его был грубо обрублен, зато другой с уже удаленными ветками выглядел куда аккуратнее. Даже неопытный взгляд Дженивы сразу определил, что дерево давно засохло и его специально приготовили для церемонии распилки.
Эшарт опустил Джениву на землю так, что для нее это оказалось неожиданностью, и она недовольно оттолкнула его, при этом он отлетел гораздо дальше, чем можно было ожидать.
Несмотря на улыбку, волк проснулся. Дженива понимала, что причина этого — недовольство собой, тем его откровенным рассказом, но она все равно сердито посмотрела на него. Единственный подходящий ответ.
— Надеюсь, у вас еще хватит сил, чтобы распилить полено. — Лорд Родгар указал на большую пилу с двумя ручками.
Двое гостей, лорд Тео Дакр и мистер Томас Маллорен, взялись за пилу и тут же начали пилить бревно.
Эш с чуть заметным пренебрежением сбросил с плеч камзол и протянул Джениве. Она взяла его, но ей не хотелось прижимать эту вещь к себе, чтобы не вдыхать его запах.
— Подозреваю, что я сыграю служанку лучше, чем вы — плотника, милорд.
— Сыграете служанку? — Маркиз вынул булавку из шейного платка и, развернув длинную полоску мягкой, отделанной кружевом ткани, задрапировал ее вокруг шеи Дженивы, а потом застегнул бриллиантовую булавку, касаясь пальцами ее кожи. — Я-то думал, вы настаиваете на своей невинности, — тихо сказал он с холодным вызывающим блеском в глазах. — Впрочем, быть плотником — вполне благородное занятие даже для святых. — Эшарт расстегнул рубашку, потом манжеты и закатал рукава, обнажая сильные мускулы. Дженива почувствовала себя словно в ловушке. Она не могла отвести глаз от его рук, шеи и груди, которую слишком хорошо представляла себе. — Не осмеливаюсь претендовать на святость, но я хотя бы знаю толк в благородстве.
Стряхнув оцепенение, Дженива увидела по другую сторону поляны мисс Миддлтон, нагруженную ярко-красной формой лейтенанта Ормсби и с плотоядным видом следившую за Эшем. «Берегись, — подумала она, — это волк, он проглотит тебя всю без остатка».
Эш подошел к бревну, и один из мужчин, улыбаясь, что-то сказал ему. Рассмеявшись, он ответил, видимо, тоже шуткой.
Дженива крепче прижала к себе его камзол, опасаясь, что над ней станут подшучивать, и одновременно надеясь, что они не позволят себе такой грубости, по крайней мере до тех пор, пока она может их услышать. Ей надо не выдавать своих чувств и хотя бы наполовину быть такой же хорошей актрисой, как он — актером.
Глава 27
Увидев, что к ней направляется мисс Миддлтон, Дженива чуть не застонала. Боже, только не сейчас!
— Я вижу, вы действительно любите его, — сказала мисс Миддлтон, усмехаясь.
Джениву выручил инстинкт.
— Это естественно, когда двое собираются пожениться.
— Разве? — Мисс Миддлтон повернулась, словно хотела посмотреть, как пилят дерево. — Люди всегда женятся с практической целью.
— Что вы и собираетесь сделать?
— Я собираюсь выйти замуж за Эшарта. Джениве захотелось ударить ее.
— Вы не сможете выйти замуж за мужчину, если он этого не хочет.
Мисс Миддлтон по-прежнему не спускала глаз со своей жертвы.
— Неужели?
Дженива не знала, движет ли ею беспокойство за Эшарта или за эту молодую женщину, но она чувствовала необходимость предостеречь ее.
— Послушайте, неразумно выходить замуж за человека, который этого не хочет, вы рискуете вызвать его недовольство.
Дамарис нахмурилась. Прислушивалась ли она и понимала ли то, что пыталась сказать ей Дженива?
— Мужчины иногда бывают очень глупы.
— Конечно, но и женщины тоже, взять хотя бы леди Бут Керью.
Кошачьи глаза загорелись.
— Тщеславная безмозглая особа!
— Совершенно верно. Заставить Эшарта жениться — если это вообще возможно — все равно что запереть себя в клетку с голодным волком.
Глаза Дамарис расширились, но, вероятно, совсем не от страха. К сожалению, Дженива понимала ее. Здравый смысл убеждал ее саму держаться как можно дальше от Эшарта, но вряд ли это имело значение.
Первая пара мужчин, пиливших бревно, отступила, вытирая пот, и предложила другим заменить их. Эш тотчас взялся за пилу. Дженива увидела, как лейтенант Ормсби хотел ухватиться за другую ручку, но лорд Родгар сам занял его место.
— Как насчет нерастраченных сил? — поинтересовался.
— Титулы должны придать нам силы.
Пила с визгом врезалась в дерево. Принимая во внимание семейную распрю, это могло бы стать состязанием, но в данной работе это оказалось невозможным; им приходилось точно согласовывать свои движения.
Дженива молила Бога, чтобы Эш усвоил урок, хотя весьма в этом сомневалась. Заброшенный нерадивыми родителями, воспитанный ожесточившейся бабкой, избалованный титулом и богатством, он мог оказаться настоящим возбудителем вражды.
Лейтенант Ормсби потребовал своей очереди, брошенный им на Дамарис Миддлтон взгляд отчетливо говорил, что ему хочется произвести на нее впечатление. Такой красивый мужчина — и все же его дело абсолютно безнадежно, подумала Дженива, в ярком сиянии Эша он становился почти незаметным.
Все еще прерывисто дыша, Эшарт возвратился к ней. Дженива вынула из его шейного платка булавку и, повинуясь древнему инстинкту, вытерла платком пот с его лба. Она убеждала себя, что пытается удержать мисс Миддлтон от ошибки, но на самом деле подчинялась силе, такой же естественной и непреодолимой, как ураган или приливная морская волна.
Маркиз ответил ей насмешливой улыбкой, от которой у нее подгибались ноги, даже несмотря на то что она отлично знала — это всего лишь притворство. Надев шейный платок, он притянул ее одной рукой к себе и поблагодарил поцелуем.
Джениве потребовалась вся ее сила воли, чтобы не прижаться к нему и не потребовать того поцелуя, который она жаждала получить.
— По-моему, вы должны мне уже восемь гиней.
— И вы все еще испытываете нужду, не так ли?
Маркиз отошел, чтобы помочь обвязать и погрузить бревно на ожидавшую повозку, а Дженива продолжала смотреть на него, не задумываясь о том, что увидят другие на ее лице.
Прелесть их фальшивой помолвки заключалась в том, что она могла себе позволить впиваться глазами в эту картину, наблюдая, как он играет мускулами и показывает свою силу, напоминая великолепного зверя.